Текст книги "Золото на крови"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

ПЕРВАЯ СТЫЧКА

Не пытаясь даже отыскать какое-либо убежище, мы просто упали на землю и, несмотря на упрямую злость черного осеннего дождя, постелили на бугорке тощие одеяла, завернулись в уже изрядно потрепанную пленку и отключились. Так нас вымотали горы.

Проснулся я, конечно, от холода. Уже рассвело, по прозрачному пологу нашей импровизированной палатки стучали надоедливые капли дождя и, собираясь в небольшие лужицы, стекали вниз, прорываясь стремительными потоками. Андрей уже не спал. Лежа на спине, он время от времени протирал у себя над лицом накапливающийся конденсат и наблюдал за короткой жизнью падающих на пленку капель.

– Ты что, Андрюха, давно не спишь?

– Нет, только что проснулся, – тихо ответил он.

Лицо его было совсем близко, в каких-то сантиметрах от моего лица, и я понимал, что с ним происходит что-то не то. Слишком хорошо мы изучили друг друга за это время и тем более за эти три недели. Конечно, он оброс щетиной, уже собирающейся превратиться в приличную бородку, похудел, а с глаз наоборот еще не спала опухоль от атак гнуса. Но дело было не в этом, что-то изменилось у него в глазах.

– Мне сейчас опять приснилось, что я падаю. Все заново, представляешь? – пояснил он.

– С ума сойти! Страшно было?

– Страшно не то слово, – он вздохнул, помолчал, потом продолжил, чуть понизив голос: – Ты представляешь, сначала и испугаться не успел, только чувствую – опору потерял. Страх уж потом пришел, когда на веревке висел. А веревка так в тело врезалась, аж дыхание перехватило. Под ложечкой дурнота, и мурашки по ногам, – он оглянулся на Павла и, понизив голос, смущенно добавил. – Представляешь, вы меня тащите, а я даже рукой шевельнуть не могу, паралич какой-то. И штаны мокрые…

– Да ну? – не поверил я.

– Вот тебе и да ну. Хорошо еще не обделался. Вот бы был герой…

Я понял, что значат эти слова для него, всегда несколько бравировавшего своей армейской косточкой, играющего этакого супермена, всегда, в любых условиях остающегося победителем. Тем более я оценил степень доверия Андрея, если он поделился со мной этим.

– Ну ладно, надо подниматься, а то у меня сейчас снова штаны будут мокрыми, – пошутил Лейтенант и начал выбираться из-под пленки.

Несмотря на голод, завтракать не стали, хотелось скорей уйти с этого мрачного места, найти какой-то защищенный от ветров и дождей угол, развести костер. Сверившись с картой, Андрей уверенно повел нас на северо-запад.

– С этого плоскогорья вытекают несколько рек, – пояснил он нам. – Но здесь они еще небольшие, надо спуститься ниже…

Почти час мы шли по голой равнине. Пейзаж не радовал взора. Холмистая местность, покрытая жесткой, высокогорной травой, здесь не рос даже стланик. Затем мы вышли к реке. Судя по всему, она как раз и вытекала с плоскогорья. За многие тысячи лет вода пробила в каменистой почве самый настоящий каньон. Так-то река была небольшой, метров сорок в ширину, камнем можно перебросить, но русло пробила солидное, спускались мы добрых метров двести по пологому склону. Особую живописность всему этому ущелью придавали огромные валуны, то ли принесенные сюда ледником, то ли за миллионы лет изваянные самой рекой, заботливо освободившей их от более мягких пород. Правый берег выглядел не таким уж мощным. Но самое главное, над противоположным берегом рос кедровый стланик, радующий глаз своей зеленой щетиной.

– Перекур пять минут, и переправляемся на тот берег, – объявил Андрей, снимая рюкзак. Затем глянул на небо. – А дождь, похоже, идет на убыль. Тучи все угнало на восток, вон они, над плоскогорьем льют. Если так пойдет, мы скоро и костерком побалуемся.

– У тебя спички-то не отсырели? – поинтересовался Павел.

– А Бог его знает, я разворачивать боюсь. Лежат себе в кармане и лежат.

Пока они болтали, я сидел на самом берегу, подбросив под задницу рюкзак, а спиной прислонившись к одному из валунов. Пару минут я просто сидел, прикрыв глаза, затем начал смотреть на воду, мутную, быструю, закручивающую небольшие водовороты. Но вскоре я заметил нечто очень обеспокоившее меня.

– Андрей! – подозвал я лейтенанта. – Вода поднимается прямо на глазах. Вот смотри, буквально за пять минут доползла до моих подошв, а была вот здесь.

Я показал прежний уровень реки, и Андрей тут же уловил мою тревогу.

– Подъем! Надо переправиться как можно быстрей. Если над плоскогорьем идут дожди, то скоро тут будет потоп.

Закинув рюкзаки, мы полезли в реку. Первым шел осторожно пробуя палкой дорогу Лейтенант, за ним Павел, а замыкал шествие, как обычно, я. Я только-только чуть согрелся за время ходьбы и совсем не обрадовался очередной водной процедуре. Вода казалась ледяной, когда же она подступила к груди, у меня начало перехватывать дыхание. А поток просто сбивал с ног, и давление этого водяного пресса все возрастало. Вскоре я с ужасом понял, что вода дошла мне до горла. Впереди торчали головы Андрея и Павла, а они ведь были гораздо выше меня.

– Эй, вы что?! – заорал я. – Я дальше не могу.

Они оглянулись, поняли, в чем дело.

– Стой там, – крикнул мне Павел. – Тут уже мельче, я за тобой вернусь.

Они действительно скоро выбрались на берег. Стоя по колено в реке, Павел снял рюкзак, отдал его Лейтенанту и побрел ко мне. Ему оставалось пройти совсем немного, метра два, но я загляделся на карабкающегося по склону Андрея, нога моя соскользнула с камня в какую-то яму. Я мгновенно погрузился с головой, нащупав ногами дно, отчаянно оттолкнулся, вынырнув, хлебнул воздуха и тут же подхваченный обрадованным течением, понесся вниз по реке. Рюкзак перевернул меня вниз головой и поволок на дно. Отчаянным движением я попытался освободиться, жалея, что сам, лично застегнул лямки на груди. Ненароком я еще открыл рот и вдоволь нахлебался речной водицы.

Что было дальше, помню с трудом, сознание отключилось полностью, только гул воды в ушах, да как сквозь вату, голос Павла:

– Да не лезь ты на меня!

Как рассказывал он мне потом, увидев, как я кувыркнулся и исчез под водой, Павел нырнул и просто чудом успел поймать меня за пятку. Нас обоих несло метров пятьдесят, потом он сумел уцепиться за камень, начал вытаскивать меня на берег, а я, полностью обезумев, с ревом лез на него, поневоле сшибая с ног.

Сознание вернулось ко мне, когда я почувствовал под собой землю. Легкие в бешеном темпе поглощали драгоценный воздух. Поддерживаемый Павлом, я выбрался на каменистый берег, без сил упал на жесткие булыжники и с удивлением осознал, что остался жив.

– Ну вот, так-то лучше, – заметил довольный Павел, снимая сапоги и выливая из них воду. – А то глаза выпучил и лезет мне на голову. Так и утонуть можно…

От ледяной воды и пережитого меня начал пробирать озноб, не было сил даже скинуть с себя рюкзак. И еще я не понимал, почему так истошно лает эта собака…

Тут закричал Андрей, мы обернулись. Он, стоя на кромке обрыва, отчаянно махал нам руками, показывая на другой берег. Там действительно лаяла, бегая по берегу, большая черная овчарка. И тут же начали появляться люди. Я заметил, как, спускаясь к реке, первый из них сорвал с плеча автомат. Ждать, что будет дальше, мы с Павлом не стали, рванули вверх по склону. Откуда у меня силы только взялись! Вдогонку застучали сразу несколько очередей, пули засвистели над головой, весело врезаясь в каменистый склон. От шести автоматов мы бы никогда не успели уйти, но тут сбоку бабахнул карабин Андрея, раз, другой. И грохот автоматных выстредов за нашей спиной стих. Возобновился он лишь когда мы были на самом гребне. Мне показалось, что в спину мне ткнули кулаком, и я покатился вниз. Вслед за мной в заросли стланика с шумом скатился громоздкий белорус. Тяжело дыша, мы начали пробираться на звук редких выстрелов карабина Андрея. В ответ раздавалась отчаянная трескотня автоматных очередей.

Андрея мы застали примерно там же, где и начинали свою удачную переправу. Он лежал на земле и, развернув ноги по всем требованиям устава при стрельбе лежа, тщательно целился. Выстрелив, он тут же скатился к нам и весело спросил:

– Ну что, все целы? Никого не зацепило?

– Нет, – нестройно ответили мы.

– Это хорошо. А теперь поищите-ка мне патроны.

И он снова начал карабкаться вверх. Пока мы шурудили в рюкзаках, Андрей выстрелил еще дважды, каждый раз меняя позицию.

– Ну что? – спросил он, спустившись к нам после очередного выстрела.

– Вот, это все, – ответил я, протягивая ему пригоршню патронов.

– Да, не густо. Ну что ж делать, давай хоть это.

Взяв штук пять патронов, Лейтенант опять начал карабкаться вверх. Движимый каким-то звериным чувством любопытства, я последовал за ним.

С точки зрения ведения боевых действий мы оказались в более выгодных условиях. Наш берег хоть и был пониже, но прямо на его гребне начинались заросли кедрового стланика, позволяющего Андрею до выстрела скрывать свою позицию. Единственным укрытием для наших «гончих» оказались те самые валуны внизу, у реки. Мало того что они не видели Андрея, так им еще приходилось стрелять снизу вверх, отчего страдал только каменистый склон да ветки стланика. Ну, а опасаться им было чего. Один из бандитов лежал на самом берегу, лицом вниз, и ноги его омывались речной водой. Судя по ящику на спине, это был радист. Там же, недалеко, валялся и его автомат.

– Пригнись, любопытный! – прикрикнул на меня Андрей и выстрелил в сторону явного движения за одним из камней. Пуля высекла из валуна сноп искр, зато весь берег ощетинился вспышками ответных выстрелов. Лейтенант схватил меня за шиворот, и таким дружным дуэтом мы скатились в ложбину. Ругаться он не стал. Лежа на спине, Андрей, как мне показалось, с каким-то удовольствием прислушивался к свисту пуль над головой.

– Слышишь? – спросил он, подняв большой палец. Я на всякий случай напрягся, но ничего не понял.

– Ни черта-то ты не слышишь, – засмеялся Андрей. – Они же одиночными палят, значит, и у них патронов не ахти как много.

– А здорово ты этого срезал.

– Первым же выстрелом. Сразу носом в песок сунулись, а то бы сделали из вас две порции форшмака.

Сказав это, он полез наверх, а я стал размышлять, что такое форшмак. Подумав, я решил, что это мясо, нашпигованное свинцом, но вот жарится оно или тушится, это надо было спросить у Лейтенанта.

А тот по-прежнему вел неторопливую перестрелку с соседним берегом. Скатившись в очередной раз вниз, он признался:

– Знаешь, Юрка, я и не думал ни когда, что это будет такой балдеж.

– Что именно? – не понял я.

– Ну вот это, – он неопределенно махнул рукой, но я понял, что он говорит про всю эту заваруху со стрельбой. – Понимаешь, я все эти дни чувствовал себя загнанной крысой. Все время этот страх, что нападут внезапно. А сейчас мы на равных, и пусть только попробуют сунуться через реку.

Вскоре стрельба с другого берега совсем скисла. Андрей по-прежнему не давал им высунуться из-за валунов. Но теперь на его выстрел отвечали двумя, максимум тремя пулями.

– Юр! – крикнул Андрей с гребня, перезарядив в очередной раз карабин. – Сколько патронов у тебя осталось?

– Шесть! – ответил я.

– Значит, семь, – отозвался Лейтенант, тщательно целясь.

Я торопливо поднялся к нему, затаив дыхание начал высматривать, куда попадет пуля. Андрей выстрелил, и я с удивлением заметил, как дернулся прямоугольник рации на спине мертвого радиста.

– Ну все, можно уходить, – сказал Лейтенант, переждав в укрытии ответные выстрелы.

– Почему? – удивился я.

– А ты посмотри, видишь камень, рядом с которым ты сидел? Вода поднялась более чем на метр. Вброд они уже не перейдут, по крайней мере здесь. Лодки у них нет, плот сделать не из чего. Пусть посидят, отдохнут.

Я еще раз выглянул и убедился, что Андрей прав. Камень, о который я опирался спиной, уже наполовину скрылся в воде. Подтопила река и труп радиста, тело его уже чуть покачивалось на волнах, и только тяжелая рация не давала ему отправиться в дальнее плавание к ледовитому океану.

Мы спустились к заскучавшему Павлу, подняли рюкзаки и распадками пошли дальше, своим курсом на Запад, прислушиваясь к редким выстрелам за спиной. В кого стреляли эти придурки, я не знаю.

Уверенность Андрея в том, что нас теперь долго не будут преследовать, передалась и мне. В тот же день нам пришлось форсировать еще одну реку, правда, помельче. На этот раз мы уже не рисковали, связались веревками и только потом полезли в воду.

Ночевка в тот день оказалась едва ли не самой ужасной за все время нашего похода. Снова пошел притихнувший было дождь. Мало того что наша одежда вымокла после двух переправ до последней нитки, но промокла и вся наша поклажа, в том числе и тощие одеяла. Костер развести не удалось и не только потому, что не было сухих веток, но и потому, что не было желания заниматься этим, да и просто двигаться. Павел нарубил стланиковых веток, мы уложили их на склоне глубокого распадка, прикрывающего нас от ветра и, поплотней прижавшись друг к другу и завернувшись в полиэтилен, попытались уснуть. Сначала это удалось, настолько мы были вымотаны прошедшим днем. Но забытье оказалось коротким. Холод снова начал донимать наши измученные тела, пробираясь и снизу, от земли, и сверху потоками осеннего дождя. Порой мне казалось, что я просто умираю. Чуть забрезжило, и Андрей поднял нас.

– Лучше идти. Так, лежа, и сдохнуть можно.

Как мы ползли в тот день, это надо было видеть. Я лично чувствовал себя глубоким старцем. Ноги передвигались с трудом, наши с Павлом шляпы сгинули во время «купания» в той злополучной речке, так что дождь теперь заливал через воротник и равномерно растекался по всему телу. Под стылым дыханием осеннего ветра противно начинали стучать зубы.

Я пробовал сжимать их, но дрожь всего организма отвлекала меня и вышедшие из повиновения челюсти снова начинали выбивать азбукой Морзе сигналы SOS. Дождь словно прижал к земле моих друзей, и Павел и Андрей сильно сутулились. В этот день я особенно резко заметил, как они изменились за время нашего похода. Рыжеватая бороденка Андрея подчеркивала дистрофическую впалость его щек. Ничего не осталось от того бравого офицера в отставке, роль которого он играл столь успешно все время нашего знакомства.

Сдал и белорус. Щетина у него росла медленней, какая-то трехцветная, рыжие усы и черная борода с сильной проседью. Добродушная округлость лица исчезла, сменилась странной озлобленной гримасой. Он уже не заводил разговора о своих драниках, да и вообще мы стали говорить реже и меньше.

Зато очень живописно выглядела наша одежда. Вся она, от бушлатов до носков, невероятно изорвалась. Коленки и у меня, и у Павла зияли громадными дырами, памятью о прогулке по бараньей тропе. Андрей после падения получил на память громадный разрыв на штанах, от ширинки до копчика, и сверкал при каждом шаге своими далеко не белоснежными кальсонами. На каждого из нас приходилось по одной пуговице на бушлатах. И я, и Павел подвязывались веревками, а Андрей, блюдя марку, настоящим, офицерским ремнем.

Но слава Богу, пошел настоящий лес, тайга, хорошая, добрая, с кедрачами, с березами и осинами, с частыми малинниками. Навстречу нам метнулась и, тревожно крикнув, улетела куда-то вбок заполошная птица. Андрей на минуту остановился и уверенно сказал:

– Все, кончается дождь.

– С чего ты взял? – удивился я.

– Птицы летать начали. Так же и прошлый раз было, еще до гор, помнишь?

– Посмотрим, – пожал я плечами.

Он оказался прав. Вскоре действительно дождь стих, а еще через полчаса выглянуло солнце. Это послужило нам сигналом к привалу. Андрей сбросил рюкзак и сразу полез в карман за спичками.

– Черт, отсырели. Павел, а у тебя?

Но и у белоруса речная вода проникла сквозь все преграды. Они разложили спички сохнуть на поваленном дереве, сами пошли за дровами, а меня отправили за водой.

В поисках ручья или озера я забрался довольно далеко, но заблудиться никак не мог. На всю округу слышался стук топора рьяных лесорубов. Вернувшись, я застал их на поляне, возившихся с большой сухой березой. Разрубив ее, Андрей наколол из сухой сердцевины щепы, сложил ее шалашиком, а чтобы уж точно не прогадать, даже не пожалел одного из пистолетных патронов, вывернув из него пулю и высыпав порох на костер

Еще полчаса мы ждали, пока подсохнут спички. И каким же праздником для нас стал вспыхнувший огонь. Обкладывая скромный шалашик все новыми и новыми поленьями, мы вскоре развели костер, напомнивший своими размерами пионерское детство.

– Хорошо! – засмеялся Андрей. – Это просто праздник!

Какое же это было блаженство, после недельного перерыва сидеть около костра и ощущать, как на тебе сохнет одежда.

– Юр, хватит сидеть, – тронул меня за плечо Андрей. – Суши одеяло, скоро стемнеет.

Я с трудом оторвался от гипнотизирующей пляски огня и достал из рюкзака одеяла. Уже развернув их, я увидел, что они в мелких дырах. Происхождение этих дыр я не понял, просто развесил одеяла на колья, там же пристроил и дымившийся бушлат. По ходу дела я еще и варил кашу, засыпал чай. Дней десять назад казалось, что эту пшенку никто из нас в рот не возьмет, настолько она обрыдла, а теперь она шла на «ура».

– Благодать! – заметил Андрей, прожевав первую ложку каши. – Это, конечно, не счастье, но что-то похожее на него. Ничуть не хуже твоих драников, да, Павло? – и он подтолкнул плечом белоруса.

Тот с набитым ртом согласно кивнул, а когда закинул в рот очередную ложку, то вдруг резко выплюнул в миску все содержимое и схватился рукой за челюсть.

– Ты чего, Павло? – удивился Лейтенант, да и я вытаращил глаза.

– Камень, – хрипло каркнул тот и хмуро глянул в мою сторону. – Ты что, булыжниками ее заправлял?

– Да нет, ты что, откуда здесь камень?! Может, с водой что попало?

Павел забрался толстыми пальцами в миску, сосредоточенно пошарил в каше и вытащил на свет Божий… автоматную пулю. Андрей даже присвистнул от изумления.

– Мать честная, откуда она тут?

Я, кажется, начал догадываться в чем дело, и метнулся к своему рюкзаку. Дырка обнаружилась не только в нем, но и в мешочке с пшеном, а кроме того, она прошила насквозь банку с тушенкой.

– Рюкзак, одеяла, тушенка, и застряла в пшене, – вычислил траекторию полета пули Андрей. – Повезло тебе, парень. Рюкзак за бронежилет поработал.

Повертев в руках пулю, он протянул ее мне.

– Возьми на память. У нас дембеля из таких сувениры делали, просверлят и на шею вешают. Талисман у тебя будет.

Я подержал в руках увесистую чуть деформированную пулю и потихоньку кинул ее в сторону. Ну их на фиг, такие сувениры!

После ужина Андрей глянул на разложенное барахло из моего рюкзака и спросил:

– У тебя сколько тушенки осталось?

– Три банки вместе с пробитой.

– А у тебя, Павел?

– У меня пять.

– И у меня четыре. Хреново. Нам еще топать и топать.

– Пшенка еще есть, – напомнил я.

– Ладно, давайте спать, – сказал Лейтенант, прихлопывая на шее очередного комара. С прекращением дождей эти твари тут же вышли на тропу войны.

Одеяла высохли не до оконца, но рядом трепетало живительное пламя костра, и по сравнению с предыдущими ночевками эта показалась мне просто курортной. Перед отбоем мужики положили в костер сухостоину, и под ровное гудение прогорающих бревен я отключился.

ИВАН

А следующим утром мы повстречали Жеребу. Обычно я просыпаюсь первым, и будил меня один и тот же неизменный будильник – холод. Но в то утро я проснулся от того, что выспался, и первое, что ощутил, выбираясь из объятий сна, тепло, идущее от костра. Слушая потрескивание горящих сучьев, я, не открывая глаз, подумал: «Мужики уже встали, костер разожгли. Какие молодцы».

Разлепив наконец свои сонные гляделки, я первым делом порадовался хорошей погоде. Солнце золотило желтую листву нависшей над нами громадной березы, на голубом небе ни намека на тучи и дождь.

Чуть повернув голову, я увидел растрепанную шевелюру Лейтенанта, он как раз пошевелился, откинул одеяло, и я заметил, что Андрей во сне улыбается. Я повернул голову в другую сторону и чуть не поцеловался с подошвами сапог белоруса. И в это же время я услышал, как звякнул чайник, полилась вода. Волосы у меня на голове не то что встали дыбом, но явно зашевелились. Готовясь к самому худшему, я медленно приподнялся и посмотрел туда, откуда донеслись эти «жуткие» звуки.

По другую сторону костра, как раз напротив меня, сидел незнакомый мне человек и не торопясь пил наш чай. То, что это был именно наш чай, я понял по тому, как, потянувшись, он поставил наш побитый и закопченный чайник поближе к костру. Кроме него, на поляне больше никого не было.

Чуть прийдя в себя, я растолкал своих друзей. Приподняв головы, они хмуро уставились на меня, я же только и смог что кивнуть в сторону костра. Теперь настало их время удивляться. Как ни странно, но никто из нас троих не кинулся к оружию, даже толком не всполошился. Слишком миролюбивым казался облик незнакомца. Даже в сидячем положении было видно что это очень мощный парень. Но сидел он вполне расслабленно, не выказывая никаких признаков агрессивности или хотя бы напряжения. Но что больше всего успокаивало, так это лицо незнакомца: круглое, курносое, с широко поставленными карими глазами, оно несло на себе явную печать благодушия. Чем оно меня еще в тот момент поразило – подбородок и щеки незнакомца были гладко выбриты. А ведь даже у меня к этому времени на щеках пробилось что-то вроде гагачьего пуха.

Оценив наше внимание, мужик широко улыбнулся и этим сразу как-то смазал все наше благожелательное впечатление о нем. Во рту его обозначилась сильная недостача передних зубов.

– Ну вы, паря, и спать! – заговорил он глубоким грудным голосом, слегка пришепетывая, очевидно, от недостатка зубов. – Я уже и костер разжег, и чаю напился, а они все дрыхнут.

– Ты кто такой? – наконец спросил Андрей, поднимаясь.

– Да лешак я местный! – снова засмеялся незнакомец, обнаружив явно смешливую натуру. Но затем продолжил, хоть и улыбаясь, но на полном серьезе. – Иваном меня зовут, мать так назвала, Ванькой. Фамилия Терехов, а соседи вообще-то Жеребой зовут, Жеребцом то есть…

Сказав это, парень снова засмеялся, поставил кружку и встал. Мы про себя невольно ахнули. Иван и сидя-то казался немаленьким, а разогнувшись во весь рост, просто сразил нас своей комплекцией. Ростом он был не меньше двух метров, и высокий Андрей, и широкоплечий Павел казались по сравнению с ним пацанами. Обычно высокие люди бывают худыми, как-то сутулятся, кажутся неловкими и несуразными. С Иваном все как раз было наоборот. Во всех движениях этого гиганта чувствовалась природная грация и ловкость, а покатые, широкие плечи и громадные кисти рук выдавали недюжинную силу.

– Андрей, – представился лейтенант, первым протянув руку Жеребе. По очереди он представил ему и нас. Меня поразила не только сила его рукопожатия, но и мозолистая заскорузлость его ладони. Еще мне показалось, что нового знакомого слегка позабавила моя негероическая внешность, но вслух он ничего не сказал.

Наши дальнейшие переговоры прервало появление еще одного персонажа. Из-за елей выбежала рослая пушистая лайка с характерно закрученным в кольцо хвостом. Такого окраса у собак я еще не встречал, полностью белая, с чуть желтоватым оттенком. По очереди всех обнюхав, лайка уселась у ног хозяина и уставилась на нас своими темными глазами. Иван потрепал ее по загривку, добродушно спросил:

– Что, нагулялась? – а потом без какого-либо перехода добавил: – Я «бегун», слыхали про таких?

– А, ну как же! – кивнул головой Андрей, оглядываясь на нас.

Действительно, старожилы артельного прииска рассказывали нам про эту странную профессию. Занимались подобным промыслом большей частью охотники и рыбаки из местных жителей. С артели, а чаще с госпредприятия потихоньку воровали золото, а то и намывали сами, дедовским лотком. Со временем золотишка накапливалось изрядно, но вот вывезти его было гораздо трудней. Дорога имелась только одна – по воздуху, а о нюхе и чутье здешней транспортной милиции ходили легенды. И тогда добытчики золота снаряжали «бегуна», нагружали его золотом, и тот по тайге, по бездорожью проходил сотни, а то и тысячи километров, добирался в более цивилизованные регионы, откуда золото уже без проблем доставлялось в любой район страны. Слушали мы тогда эти россказни охотно, но считали, что это такие же легенды и байки, как и многое, о чем травили наши артельные старички. Но похоже, тут они не врали. Вот он, стоит перед нами, самый настоящий, живой «бегун».

– Но вы, похоже, тоже ведь бегуны, – с усмешкой заметил таежный старожил. – Я ваши рюкзаки уже проверил.

– Молодец, – хмыкнул Андрей не слишком одобрительно и невольно оглянулся на нашу поклажу.

– Да ты не думай, не трогал я вашего золота. У меня своего двадцать килограммов за плечами. Просто посмотреть надо было, что за люди по тайге шастают. А то раз набрели мы на одного, в тюремной робе, а у него человеческая нога в котомке. И так бывает.

За этими разговорами я разогревал вчерашний ужин. Мне рассказ Жеребы не прибавил аппетита, а остальные ели нормально, в том числе и Иван. Павел хотел накормить собаку, но хозяин не разрешил.

– Не надо. Видишь, какая спокойная, к чашке не лезет и на морде кровь и шерсть серая. Не иначе как зайца загрызла.

– Как зовут-то ее? – спросил я. Лайка просто поражала меня своей красотой, статью и светившимся в глазах умом.

– Снежка. Правда, хороша?

Мы хором согласились. Ростом и сложением она смотрелась не хуже волка или овчарки, с широкой грудью и толстыми лапами.

– В прошлом году она медведя-первогодка в одиночку задавила. Лося может завалить, сокжоя. По трое суток гоняет, но задерет.

Мы еще с большим уважением посмотрели на лайку.

– Это что за порода? – спросил Андрей.

– Помесь чукотской лайки с сибирской. А воспитывала ее якутская лайка, Нюрка. Я Снежку щенком привез с Камчатки восемь лет назад. С тех пор неразлучны.

За чаем разговор пошел по существу. Своим промыслом Жереба занимался уже восемь лет, при этом он сказал одну фразу, весьма нас позабавившую:

– … как освободился, так и пошел в бегуны, в тот же год. Только раньше мы плотно шли, человек по пять, шесть. Собирались с разных районов в одной точке и бежали уже толпой, так и веселей, и безопасней. И помогут, если трудно, и золото донесут, если кто погибнет…

– А что и гибли? – перебил его Андрей.

– Ну а как же! Тайга, она и есть тайга. Раз в два года, но кого-нибудь да заберет. И лесиной во время бури придавливало, и со скалы срывались, и тонули.

– А медведи не нападали? – спросил я.

Жереба засмеялся.

– Да что они, дурные, что ли? Медведь ведь недаром за хозяина тайги слывет. Сам по себе он никогда на человек не нападет, чувствует себе ровню. Но уж если ты на него пошел и подранил, то все, страшней зверя нет! Шатуны только нападают, но это по зиме, а сейчас он еще жирует, к спячке готовится. Да мы с собаками шли, а собака завсегда медведя учует. Запах от него невозможный. Человек метров за пять учует, не только что собака.

Закончив это лирическое отступление, Жереба продолжил рассказ про свои профессиональные проблемы.

– Только последние годы все меньше и меньше нас по тайге «бегает». В прошлом году трое шли. А в этом две недели ждал, все сроки пропустил – и никого. Хорошо хоть вас встретил, не так скучно будет.

– Да, скучно не будет, – усмехнулся Андрей, переглянулся с нами и поведал всю нашу «одиссею».

Жереба был просто сражен нашей историей.

– Мать честная! Первый раз в тайге, да сразу податься в бегуны! Ну, мужики, вы даете!

– Ну, а куда деваться-то? Жить-то охота, – за всех ответил Андрей.

– А что это вы так ободраны, словно вас собаки драли?

– Иголки с нитками забыли, – честно признался Лейтенант.

Жереба просто покатился со смеху.

– Нет, ну это ж надо?! Комики! Цирк сплошной.

И он полез в свой рюкзак. Про него надо рассказать отдельно. Я-то считал, что мы несем непомерный груз, но глядя на ношу Ивана, у меня мурашки побежали по спине. Таких рюкзаков я не видел ни до, ни после этого. В высоту он доходил мне до груди, по ширине занимал ну, может, чуть поменьше метра, а толщиной был с добрых полметра. Расстегнув один из многочисленных карманов, Жереба вытащил большую катушку черных ниток, внутри картонного сердечника которой хранилось штук пять толстых цыганских иголок. Мы накинулись на это богатство как голодный на хлеб, чем еще раз изрядно рассмешили нашего благодетеля. Остальной разговор шел уже за шитьем.

– А на хрена вы тащите с собой столько веревок? – спросил, отсмеявшись, Жереба.

– Плот вязать, – сообщил Андрей, зашивая свои «уникальные» штаны.

– А что, кто-то из вас умеет его вязать?

Мы переглянулись.

– Не-а! – честно признался я за всех.

Жереба как-то утробно хрюкнул, покачал головой.

– Комики, – снова повторил он. – И куда вы дальше хотите идти?

Андрей полюбовался проделанной работой, сам себя похвалил.

– Как новые, хоть на бал, – с облегчением надев штаны, он взялся за свою карту. Лейтенант долго разъяснял нашему новому знакомому выбранный им маршрут, но тот не вызвал у Ивана одобрение.

– Нет, я бы так не пошел. Река эта, по которой вы плыть собрались, самая хреновая из Семиречья.

– Семиречья? – удивился Андрей.

– Ну да, посмотри на карту-то. Видишь, тут вот семь рек сходятся. Эта идет на юг, две сливаются и текут на север, а вот, – он неуверенно ткнул толстым пальцем в одну из голубых жилок на бумаге, – кажется, по этой мы и сплавлялись каждый год. И выбрали ее не зря, она самая удачная для сплава. А по той, – он пренебрежительно ткнул в нужную нам реку, – вы на плоту не пройдете. Там знаете какие пороги? По три метра падуны и скалы кругом.

Мы невольно притихли. Про это ни Андрей, ни тем более мы знать не могли. Лейтенант даже вспотел, до него дошло, каким он оказался обалдуем, выбирая маршрут, руководствуясь лишь рисунком на куске бумаги.

– И что же нам теперь делать? – растерянным голосом спросил он. Жереба усмехнулся.

– Ну, если вам будет не западло, то можете «побежать» со мной.

– А это далеко? – спросил я.

Иван склонился было над картой, потом поморщился и начал рисовать свой маршрут сучковатой палкой на земле.

– Отсюда еще два дня пути до Семиречья. Мы переправимся через вот эти три реки, а вот здесь меня ждет Илюшка с готовой долбленкой. Ну лодка такая! – пояснил он, увидев наши недоуменные глаза.

– Пирога, – засмеялся Андрей и, прикрывая рот ладонью, изобразил клич индейцев. Жереба охотно засмеялся.

– Да, я чувствую с вами не соскучишься. Река эта называется Оронок, ну, олененок, что ли, по-эвенски. Неважно. Плывем сюда, спускаемся вниз, до заимки деда Игната, там отдохнем и переходим через перевал. Снова будет река, но там плыть немного, и выходим тайгой к Баланино, это районный центр. Там я скидываю золото ингушам, получаю бабки и лечу на юг просаживать их по кабакам.