Текст книги "Золото на крови"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

ДОМОЙ!

Днем Андрей шастал по тайге, а притащив очередную добычу в одной упряжке с прекрасной староверкой, вечерами становился вял и рассеян. Я представлял, какой огонь сжигает его изнутри, но ничем не мог ему помочь. Я ломал голову над тем, как его освободить от этих чар, надо было идти дальше, я с ума сходил, думая о семье. Лейтенант заговорил об уходе сам. Было это утром, за завтраком.

– Как наш больной? – спросил Андрей пришедшую на «обход» Пелагею. – Скоро мы сможем идти дальше?

Старуха пожевала своими сморщенными губами и ответила, как мне показа лось, не очень охотно:

– Ден пять бы ему еще отлежаться.

– Нет. Это много, – решительно качнул головой Андрей. – Дня три, да надо идти. Пока погода стоит хорошая.

Про погоду он сказал не зря. За два дня до этого внезапно началась оттепель, закапало с крыш, снег напитался влагой и осел. Но в эту ночь оттепель сменилась крепчайшим морозом, и снежный покров прихватила корка твердого, как бетон наста.

– Пока нового снега не намело, надо нам уйти, – продолжал Андрей. – Пару дней еще на охоту схожу, и баста.

На Пелагею мне было страшно смотреть, я понимал, что творится у нее в душе. Удачная охота Андрея давала староверам шансы выжить в этой жестокой жизни.

– Хорошо, – наконец сказала она, – расскажу, как вам выбраться из этих мест. Послезавтра у нас большой праздник, помолимся за вас, а потом и ступайте с Богом.

Она ушла, собрался и Андрей. А я весь день думал, что ожидает в дальнейшем трех этих, как говорил дед Игнат, убогих людей. Перспективы казались нерадостными. После смерти мужиков они жили только за счет огорода. Солнца здесь было мало, урожаи становились все меньше и меньше, земля вырождалась.

В тот же день Андрей пришел какой-то не такой. Лишь поев и завалившись на кровать, он рассказал, в чем дело.

– Ты знаешь, я сегодня чуть не навернулся.

– Как это? – не понял я.

– А вот так. Провалился в ловчую яму. Иду, как обычно, к солонцам. Решил дорогу срезать. Вдруг треск и я лечу вниз. Хорошо, руки развел, да еще винтовка зацепилась за край ямы. Глянул под себя а там здоровенный острый кол торчит. Так бы и наделся на него. Пришлось осторожненько спуститься вниз, сломать его, а потом уж выбираться из ямы.

– Это что же, еще старика Аввакума яма?

– Нет, скорее деда Игната. Затесы на колу еще свежие. Предупреждала меня бабка в свое время, да я что-то запамятовал.

Может, из-за этого нелепого случая, а может, по другим причинам, но настроение Андрея портилось тем больше, чем ближе приближался назначенный им же самим день ухода. Его уже не радовали охотничьи трофеи, я давно не слышал шуток Лейтенанта, да и сам перестал подшучивать над ним. Чего уж добивать несчастного.

Тем же вечером Пелагея притащила для меня одежду. Тут было все то же самое, что и у Андрея, только размером поменьше. Все пришлось как раз впору, кроме шапки. Не везло мне в этот сезон с «набалдашниками», но треух Жеребы нещадно пострадал от пуль соратников Куцего, и я выбрал большую черную шапку из меха россомахи. Она была хороша там, что в любые морозы на мехе не оседал иней от испарины.

На следующий день я из окна наблюдал за праздником староверов. Не очень радостное зрелище, не Первомай, и даже не день танкиста. Бабка Пелагея вынесла на рушниках из избы большую икону со строгим ликом святого. Процессия из трех человек обходила по периметру скит. До меня донеслось заунывное, старческое дребезжание старушечьего голоса. Пелагея старательно и за всех выпевала молитвы. Дарье же приходилось придерживать рукой братца, тот все норовил убежать. Временами он по примеру родни пытался тыкать себя в лоб двумя пальцами, но ни одно крестное знамение так и не смог довести до конца.

Обойдя скит, молящиеся вернулись на площадь, установили икону в часовне, и еще добрый час Пелагея что-то старательно им читала по толстой истрепанной книге. На этом, похоже, праздник и кончился. По рассказам старухи я знал, что верующие их толка полностью отрицали винопитие, курение табака и даже потребление чая. Хотя на своем веку Пелагея ничего этого и в глаза не видела. А вот запах чая ей очень даже понравился. Чутьем опытной врачевательницы она сразу признала за импортной травой лечебную силу, но на все наши попытки одарить ее китайским зельем старуха ответила решительным отказом.

– Не можно нам это. Деды наши того не потребляли, и нам нельзя.

Вскоре пришел Андрей, и на пару с Дарьей привычно потащила сани за ворота.

В последний день мы занялись приготовлением к походу. Перебирали старую амуницию, зашивали пообтрепавшиеся рюкзаки. Андрей взял в дорогу мяса, выбрал то, что помягче и что готовить быстрее: печень, оленью грудинку. Во втором часу дня мы были готовы к выступлению. Оставалось за малым – узнать, куда нам идти. Андрей по привычке расстелил на столе свою карту, долго разглядывал ее, потом пожал плечами.

– Разве что по руслу Сечи пройти. Но она в долине делает петлю и уходит на север. Это нам тоже такую петлю делать придется. Так мы и за месяц из тайги не выберемся.

Сомнения его разрешила Пелагея. Как обычно, она долго сидела на скамье, успокаивая дыхание. Потом глянула на карту, жестом отвергла ее и начала рисовать угольком прямо на столе.

– От нас до ближайшего жилья не так далеко, но пройти трудно. С нашей стороны горы еще пологие, а с той – сплошная крутизна.

Она изобразила на столе уже знакомую нам петлю реки и указала на одно место.

– Вот здесь в Сечь впадает ручей. Обычно к лету он пересыхает, только по весне, да после дождей полноводный. Дед мой и открыл тайный ход за скалы. Здесь, в верховьях, есть ложбина. По весне снег стаивает, и получается озеро. А к лету оно сходит целиком, да быстро так. Вот и оказалось, что вода пробила себе дорогу прямо сквозь скалу. Наши мужики прошли по руслу этого ручья, Обманкой его зовут, нашли пещеру, откуда он и вытекал. А они неугомонные были, – старуха с осуждением покачала головой. – Под землю сами полезли. Прошли они эту пещеру насквозь и оказались по ту сторону гор. Так что идти вам надо не там, где горы пологие, а наоборот. К самой крутизне. Увидите гору, Обрыв– скала ее прозвали, да вы ее издалека увидите, она одна такая, грозная. Перед этим по ущелью пройдете, змейкой оно идет, ну а там уж и пещеру увидите. Факелами не забудьте запастись. Я вот вам живицы принесла, – она тронула берестяной туесок с крышкой. – Дед мой сказывал, пятнадцать факелов переводил, пока пещеру насквозь проходил.

Потом Пелагея как-то без перехода заговорила страстно и убежденно:

– Только об одном прошу вас, люди добрые, как в мир выйдите, про эту дорогу и про нас никому не говорите! Нельзя нам с мирскими общаться, души только свои загубим. Господом Богом нашим прошу, не отдайте на поругание антрихристам!

Черные глаза Пелагеи блестели фанатичным огнем, а в голосе слышалось столько мольбы и убеждения, что Андрей кивнул головой и только сказал:

– Не бойтесь, все сделаем как просите. Нельзя – так нельзя.

Темнело рано, засиживаться допоздна мы не стали, решили выспаться. Я улегся, как обычно, на печи, Андрей ворочался на своей кровати. Меня одолевали тревожные мысли о предстоящем пути, о семье. С тем и уснул.

Среди ночи меня словно кто-то толкнул. Тихонько заскрипела дверь, я поднял голову и увидел в полумраке избы высокую фигуру в белом. У меня волосы встали дыбом. Сначала я решил, что это привидение, но половицы так скрипели под ногами гостя, что я решил, что Пелагея пришла избавиться от нас, не поверив нашему честному слову. И лишь когда белая тень двинулась вдоль освещенного полной луной окна, я узнал Дарью. Меня удивило, что на ней была только ночная сорочка, все-таки на улице трещал крепкий мороз. Похоже, что она пришла босиком. Девушка остановилась, я увидел, как взлетело вверх ее белое одеяние, лунный луч скользнул по обнаженному плечу, и Дарья проскользнула дальше, где в углу слышалось равномерное похрапывание Лейтенанта.

Вскоре он перестал храпеть, вскрикнул, пробормотал:

– А, что?! Кто здесь? – но потом замолк. Чтобы немного подыграть влюбленной парочке, я принялся старательно изображать блаженный храп. А совсем рядом разыгрывался целый радиоспектакль с простым названием «любовь». Слов не было, одни только звуки поцелуев, вздохи, скрип рассохшейся кровати. Сначала я чувствовал себя полным идиотом, продолжая похрапывать, потом понял, что им совсем не до меня, и это, естественно, привело меня к мыслям о Елене. Я думал, что уже не усну. Но те двое так затянули свое свидание, что я все-таки задремал и проснулся только от скрипа открываемой двери, успев заметить как белая фигура проскользнула в сени.

«Бабка узнает – убьет ее», – подумал я.

Чуть приподняв голову я взглянул в окно и увидел бредущую босиком по снегу Дарью, а сзади торопливо ковыляющую Пелагею, тщетно пытающуюся набросить на плечи дочери шубу.

«С ума сойти! – подумал я. – Выходит, она все знала?! Вот тебе и фанатичка! Ни черта я не понимаю в этих бабах!»

Андрей в своем углу не подавал признаков жизни. Зато утром он поднялся ни свет ни заря, разбудив вскоре и меня.

– Вставай. Надо пораньше выйти.

Лицо его показалось мне бледней обычного, под глазами залегли тени, но выглядел он спокойней и уверенней обычного.

– Как спалось? – спросил он за завтраком, отводя в сторону глаза.

– Как в колыбели, без снов и кошмаров, – бодро ответил я, и Лейтенант немного повеселел. Похоже, во мне пропал неплохой актер.

ПОДЗЕМКА

Мы плотно позавтракали, напились чаю с медом и начали собираться в путь. Сложили в рюкзаки замороженное с вечера мясо, упаковали туда же небольшой туесок с медом, подарок Пелагеи, и второй туесок, побольше, со смолой для факелов.

Осмотрелись по сторонам, оделись, присели на дорожку и взвалили на плечи раздувшиеся от груза рюкзаки. Я даже выругался, снова ощутив на плечах проклятую тяжесть золота. Снова заныла от напряжения поясница, лямки рюкзака врезались в плечи.

– Ладно, Юрик, – подбодрил меня Андрей, – немножко осталось.

Пока мы шли от нашей избы до дома Пелагеи, на крыльце появились все немногочисленные обитатели скита. Впереди всех стояла сама Пелагея. Лицо ее застыло неподвижной маской. Старая, больная старуха словно исчезла. Опять, как при первой встрече, перед нами стояла суровая хранительница старых законов. За ее спиной топтался Глеб. Ну, а выше, на самом крыльце стояла Дарья. Ветер трепал ее платок, не завязанный, как всегда, а лишь накинутый на голову. Она придерживала его на груди руками. Глаза ее покраснели от слез, в них бушевала такая гроза, такое неизбывное горе, что я невольно отвел взгляд в сторону.

– До свидания, – глухим голосом сказал Андрей. Я понял, что он тоже не может смотреть в глаза девушке. – Спасибо, что приютили нас, снарядили в дорогу. Юрия, вот, на ноги поставили.

Говоря все это, он стянул головы шапку, я машинально повторил его жест, и тут же получил суровое взыскание:

– Прикройся, тебе еще рано простоголовым ходить.

Я надел треух, а Пелагея, проследив за этим, сказала ответное слово:

– Вам спасибо, люди добрые, что не обидели нас, помогли в трудах наших тяжких. Молиться за вас будем, оборони вас Господь от зверя лютого и человека лихого.

Она перекрестила нас, а Андрей, сняв с плеча винтовку, протянул ее хозяйке. Она покачала головой:

– Возьмите. Вам в дорогу, а без оружия в тайге нельзя. Да и охотиться у нас некому.

– Нет-нет! – возразил Андрей, прислоняя трехлинейку к перилам крыльца. – Вам нужнее. У меня пистолет есть.

Вытащив из кармана пистолет, он показал его Пелагее. Та с сомнением посмотрела на странное, с ее точки зрения, оружие, но больше возражать не стала. Андрей потоптался, исподлобья глянул на Дарью, все так же молитвенно прижимающую к груди побелевшие от холода или волнения руки. Слезы уже откровенно катились из ее глаз. Опустив глаза, Лейтенант неловко кивнул головой и отошел в сторону.

– До свидания, – подошел попрощаться и я. – Спасибо, что вылечили, что дорогу показали. Мы вас никогда не забудем. Всего вам самого хорошего.

Пелагея молча меня перекрестила, и я пошел вслед за Андреем. Уже у самых ворот нас догнал Глеб. Он подскакал к нам, затем резко остановился и уставился в лицо Андрея.

– Ну, что скажешь? – пошутил Лейтенант. Но парень вдруг действительно заговорил. Только разобрать этот лепет мы не могли, слышались лишь отдельные слова: – Куда… мама, айда! Айда! Здесь-здесь!

Говорил он все это с жаром, словно упрашивал, и все тянул Андрея за рукав назад, при этом он подпрыгивал на месте, приплясывал, голова его жутковато тряслась. Андрей осторожно высвободил свою руку, мы одновременно оглянулись. Пелагея с трудом поднималась на крыльцо, а Дарья, подняв руку, слабо махнула нам. Мы тоже прощально махнули им в ответ, но никто уже не ответил на этот жест.

Оказавшись по другую сторону заплота, я уже другими глазами посмотрел на этот добровольный острог. Бревна, казавшиеся такими мощными двадцать дней назад, теперь, при свете дня выглядели древними и трухлявыми. В одном месте забор наклонился и держался буквально на честном слове. И невольно пришла в голову мысль: люди отгораживались от греховного мира, но, похоже, сами заперли себя в добровольную тюрьму.

А еще подступала тревога за них. Слишком многим мы были им обязаны. Похоже, те же самые мысли мучили и Андрея. Он шел, непривычно сутулясь, и молчал. Лишь выйдя на лед реки, он оглянулся и сказал, кивнув на падун:

– Пашкина могила.

Водопад немного смирил свою ярость. И сверху, и снизу его оковывал лед, но сам водосброс еще сверкал водяной пылью, низвергая ледяную воду с трехметровой высоты.

Идти было довольно легко. Наст хорошо держал даже нас с рюкзаками.

С непривычки я быстро устал, груз казался совсем уж неподъемным, и сильно раздражала шапка, сползавшая мне на нос.

Лейтенант осмотрелся и махнул рукой в сторону, противоположную нашему движению.

– Видишь те лесистые сопки? Дальше, за ними, соляные копи. А вон там, в тех скалах – залежи слюды. Наткнулся я на какие-то заброшенные шахты. Похоже, там золото раньше добывали. Богатый край.

Да, именно отсюда было хорошо видно, что долина огораживалась горами подобно большому блюдечку.

– Нам туда, – уверенно ткнул пальцем Андрей в низ по течению.

К вечеру мы подошли к горам вплотную.

– Вот она, Обрыв-скала, – уверенно определил Андрей.

Действительно, ошибиться было трудно. Огромная, отвесная скала казалась каменной плитой, поставленной вертикально. Формой она напоминала конус, а перед ней, как и говорила Пелагея, застыли невысокие, но обрывистые скалы.

На ночь глядя решили в горы не соваться, сойдя со льда, мы распрощались с коварной Сечью и остановились на ночевку в небольшой рощице. Андрей быстро расправился с парочкой деревьев, уже в темноте мы поужинали вареной олениной и выпили крепкого чаю. Лейтенант постарался сделать все, чтобы я не замерз. Он даже соорудил две грандиозных нодьи, но все равно к утру я изрядно продрог. Сразу заложило грудь, и я с беспокойством подумал о том, сколько раз нам еще придется ночевать на холодной земле.

Утром мы доели сваренное с вечера мясо, а затем еще битый час запасались факелами. Андрей вырубал подходящие ветки, а я, сунув туесок с живицей поближе к костру, обмазывал их тягучей смолой.

Пелагея говорила про пятнадцать факелов, мы на всякий случай, запаслись двадцатью. После этого мы двинулись к Обрыв-скале. Издалека казалось, что вплотную к ней не подойти, мешали небольшие, но отвесные скалы, сторожевые форпосты гранитной громады. И лишь подойдя поближе, мы поняли, что эти скалы идут не сплошной линией, а представляют из себя несколько массивных обломков, раскиданных природой как бы в шахматном порядке. На дне образовавшегося в разломах змееобразного ущелья виднелся лед застывшего ручья. Мы шли по этому путеводному ручью, поглядывая на нависшие над нами угрюмые скалы. В самом узком месте расстояние между ними вряд ли превышало двадцать метров, и любой упавший с вершины камень мог стоить нам жизни. Здесь было сумрачно и тревожно. Сами не замечая того, мы даже говорить начали шепотом.

Ущелье, повиляв крутыми поворотами, кончилось примерно через полкилометра. Выбравшись на свет, мы застыли перед удивительной мощью исполинской каменной плиты. Вблизи Обрыв-скала поражала своими размерами. Она поднималась в высоту не менее чем на полкилометра и стояла почти вертикально, чуть-чуть завалившись назад.

С трудом оторвавшись от созерцания завораживающей природной мощи, мы подошли вплотную и сразу же увидели темную горловину пещеры. Узкая щель шириной была не более полутора метров, а верхний край этого разлома я бы мог достать рукой.

– Ну что, полезли, что ли? – вздохнув, спросил Андрей, решительно скидывая вязанку с факелами. Признаться, мне очень не хотелось лезть в эту каменную глыбу. Страх я испытывал даже больший чем в горах, штурмуя «бараний» перевал. Перед тем как ступить под каменные своды, я глянул на Андрея и, убедившись, что тот ничего не видит, быстро перекрестился по-староверски, двумя перстами.

Дно пещеры было покрыто льдом, приходилось идти осторожно. Солнечный свет иссяк через какие-то двадцать метров, и Андрей разжег первый из факелов. Сухой треск горящей смолы, пляшущее пламя, освещавшее угрюмые стены подземелья, все это завораживало и в то же время давило на меня, заставляло биться сильнее сердце. Я никак не мог забыть буквально стоявшую перед глазами огромную громадину скалы. И сознание того, что миллионы тонн камня висят над моей головой, доводило меня до психоза. Я чувствовал, что еще немного и я или заору что-то во всю глотку, или кинусь обратно. Не скажу, чтобы в пещере было тепло, скорее наоборот, но пот струился по лицу. Мне было ужасно стыдно перед Андреем за этот страх, но я ничего не мог поделать с собой. А наше природное «метро» то петляло из стороны в сторону, сужаясь до такой степени, что приходилось снимать рюкзаки и протискиваться боком, то начинало круто забирать вверх. И тогда снова приходилось скидывать рюкзаки и упражняться в альпинизме. Вскоре я убедился, что и у Андрея с лица градом катится пот.

– Ну и работенка. Не самая легкая прогулка в моей жизни, – сказал он после очередного подъема, потом спросил: – Как тебе спелеология, красивый вид туризма? Не хочешь им заняться?

Я отрицательно замотал головой.

– Чтоб я еще когда-нибудь полез в дыру в земле! Ни за что! Только на собственных похоронах.

Время теперь изменялось не минутами и часами, а сгоревшими факелами. Нам дважды попадалось что-то вроде обширных залов. Особенно поразил один из них. В длину он показался мне метров десять, шириной метра три, а вот в высоту уходил неизвестно куда. Свет факела так и не смог высветить своды этого каменного замка. Насколько я понял вся эта пещера образоваласа не размытием водой мягких пластов породы, это был большой разлом внутри самой скальной плиты.

Прогорел еще один факел, и Андрей вдруг остановился.

– Ты чего? – удивился я.

– Дальше хода нет, – хриплым голосом ответил он и чуть посторонился. То, что я увидел ужаснуло меня. Пещера сужалась до размеров небольшого лаза, и узкая горловина оказалась забита голубоватым льдом. Похоже, это происходило постепенно. Лед намерзал, а вода все текла, ступеньками поднимаясь все выше, пока наглухо не запечатала нам дорогу.

Это было ужасно. Мы так надеялись выбраться через пещеру напрямую к людям, а теперь надо было возвращаться обратно. Из меня словно выпустили пар. То же самое испытывал и Андрей. Воткнув факел в вязанку оставшихся сучьев, он скинул рюкзак.

– Да, полный облом. Они что же, не ходили здесь зимой?

– Не знаю, – сказал я, усаживаясь рядом и прикрывая глаза.

Сидели мы долго. Потом Андрей разжег новый факел взамен прогоревшего и, надевая рюкзак, сказал:

– Пошли обратно.

– Пошли, – согласился я, с трудом поднимаясь.

Неудачи всегда отнимают сил больше, чем победы. Перестраиваться в этой тесноте мы не стали, просто я взял из рук лейтенанта факел и пошел обратно. Вскоре мы вышли в тот же «готический» зал, и тут пламя факела вдруг рванулось в сторону и затрепетало. Сначала я не осознал, что это значит, машинально прошел еще пару шагов, а потом остановился и замер, глядя на пляшущий огонь.

– Ты чего встал? – спросил Андрей, ткнувшись в мой рюкзак.

– Пламя, – ответил я, не отрывая глаз от огня.

– Чего? – не понял Андрей, выглядывая из-за моей спины.

– Сквозняк, Андрюха. Тянет откуда-то, – и я поднял факел.

– Черт, а ты прав! – восхитился Лейтенант, выхватил из моих рук горящую палку и принялся обследовать углы зала.

– Вот он ход, есть! – воскликнул он, высвечивая в углу отверстие размером не более двух стандартных крышек от канализационного люка.

Находилось оно примерно на высоте пояса и очень не понравилось мне своими малыми размерами. Но ветерок оттуда тянул приличный. Чтобы пробраться в этот лаз, мы скинули рюкзаки и на четвереньках проползли метров десять. Я было запаниковал, но тут пещера расширилась, и мы пошли, как и прежде, во весь рост. Вскоре Андрей издал радостный возглас.

– Смотри! – показал он вниз и подсветил факелом.

На каменному полу валялась самая обычная палка, небольшая, довольно толстая. Но один из ее концов явно был обгоревшим.

– Факел! – обрадовался я.

– Да, сколько же он лет здесь пролежал, сто, или больше? Но Слава Богу, значит правильно идем! – облегченно выдохнул Андрей.

Эта пещера немного отличалась от предыдущей. Прежде всего она оказалась сухой, льда не было. И гораздо чаще чем прежде нам пришлось двигаться ползком.

«Когда же это кончится? – думал я, на четвереньках пробираясь за Лейтенантом по одному из таких узких мест. – Пять факелов осталось, хватит ли нам до конца?»

Мои размышления кончились тем, что я уперся носом в подошвы унтов Лейтенанта. Они как-то странно застыли. Затем раздалось сдавленное кряхтенье.

– Э, ты чего это там газуешь? Не на танке! – выразил я свое возмущение.

– Застрял я, – глухо крикнул Андрей.

– Как это ты сумел? – удивился я.

– Вот так. Рюкзак надо было снять, а я понадеяся, ду-урак.

– Это точно. Назад пробовал?

– Да все пробовал, и назад, и вперед. Попробуй потянуть меня за ноги, – попросил лейтенант.

– Легко сказать, – возмутился я. – Мне самому уцепиться не за что, лежу тут как червяк.

Но все-таки я вцепился в щиколотки Андрея, потянул его на себя. Бесполезно. Лейтенант сидел плотно, как гвоздь в доске.

– Попробуй рюкзак скинуть, – посоветовал я ему.

– Ты что, издеваешься, что ли?! – возмутилась новоявленная пробка. – Я не только что рукой дернуть не могу, дышу и то через раз.

Я сосредоточился и потянул Лейтенанта изо всех своих дистрофических сил. Кончилось это тем, что я просто разул напарника. Это вызвало у меня припадок смеха.

– Нет, ну что ты ржешь, а? – попробовал усовестить меня Андрей. – Нашел время…

– Слушай, Андрюха. А ты знаешь, на что сейчас похож?

– Ну? На что? – осторожно спросил он.

– На тампакс! Идеальный тампон!

Я чиркнул спичкой и увидел перед собой грязные носки лейтенанта. Левая пятка была прорвана, и я не удержался от соблазна пощекотать ее. Андрей неожиданно тонко и резко взвизгнул, попробовал подтянуть ноги под себя. Это еще больше настроило меня на игривый лад.

– Что ты визжишь, как гимназистка? – спросил я, нежно проводя пальцами по заскорузлым пяткам танкиста.

– Не надо!.. Юрка, убью!.. Я… не переношу этого…

– А ты же у нас ревнивый! – припомнил я. – А ревнивые все дураки. Скажешь, нет? – спросил я, продолжая свое черное дело.

– Да… да…да, – на все соглашался Лейтенант, заходясь истерическим смехом.

– Ну и терпи тогда, прапорщик. Ты ведь на самом деле прапорщик, да?

Андрюха не выносил когда его называли этим званией, зверел на глазах, но сегодня мне можно было говорить про своего спутника все, что угодно.

– Да-да-да! – с частотой пулемета согласился он. – Прапор, кусок… только перестань…

– Прапорщик с манерами гимназистки и к тому же в роли затычки, что может быть смешней?

Неожиданно пятки Андрея исчезли, раздался грохот и впереди мелькнул свет факела.

– Пролез! – обрадовался я. – Давно бы так.

Я бросил вперед оба унта Лейтенанта, затем факелы, свой рюкзак, а потом уж пролез и сам. Пещера тут в самом деле оказалась гораздо больше, и Андрей с красным, распаренным лицом сидел на рюкзаке и блаженно отдувался. Он глянул на меня снизу вверх и сказал:

– Ну и гад же ты, Мартов!

– Взаимно, Новиков! – ухмыльнулся я.

– Вот дай ему немного власти, со свету сживет. Я тебе все припомню: и гимназистку, и тампакс, и прапорщика. Пошли, оглоед.

Вскоре мы столкнулись с новой проблемой. Одно из сужений пещеры оказалось наполовину завалено камнями. На то, чтобы разгрести этот завал, мы потратили время, равное горению двух факелов. Теперь у нас осталось их всего два. Мы то карабкались вверх, то сползали вниз, цеплялись одеждой и рюкзаками за выступы. Казалось, что этому не будет конца. Догорал последний факел, когда потянул свежий воздух и впереди забрезжил слабый свет. Он казался таким далеким. Но пройдя метров пять, мы зажмурились от показавшегося нам неестественно ярким света. Минут десять мы не могли сделать ни шагу, стояли, прикрыв глаза руками. Наконец немного привыкли и рассмотрели, что лощина, некогда пробитая в горе водным потоком, обильно поросла кустарником. Сквозь эту поросль мы пробрались с некоторым трудом, Андрею пришлось даже пустить в ход топор. Наконец мы спустились вниз, к самому подножию горы, и не сговариваясь оглянулись. С этой стороны Обрыв-скала оказалась совсем другой. Склоны ее полого спускались вниз и даже местами поросли кустарниками и деревьями.

– Юрка, а мы ведь вышли! Вышли, черт возьми! – восторженно заорал Лейтенант, обняв меня за плечи и встряхивая как мешок с картошкой. Затем он во всю глотку заржал, показывая на меня пальцем. Я так же не остался в долгу. От дыма факелов мы закоптились как два эфиопа.

– Здравствуй, дядюшка Том! – провозгласил я, пожимая руку Лейтенанта. – Как там ваша хижина?

– Сгорела на фиг, дотла, – вежливо ответил новоявленный негр. – А как у вас дела на исторической родине, дорогой мой Муганба?

– Хреново. Вчера последний банан без соли подъели.

Отмыв морды снегом мы пошли дальше, к так манившей нас равнинной тайге. Горами мы были сыты по горло.