Текст книги "Золото на крови"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

ПУТЕШЕСТВИЕ БУДЕТ ПРИЯТНЫМ…

А мы в это время безмятежно топали по тайге. Третий день пешего путешествия почти не отличался от второго: все так же болели ноги, рюкзак по-прежнему казался неподъемным, а дорога – бесконечной и однообразной. Как бы я хотел оказаться в тех местах теперь налегке. Такого изобилия ягод, грибов, кедровых орехов я не видел и не увижу уже никогда. Заросли смородины сменялись колючими кустами переспевшей, необыкновенно вкусной малины. Попадалась костяника прозрачная, красная, с просвечивающей косточкой внутри. Раз я нарвался на жимолость. Подумав, что это такой сорт черники, я с жадностью закинул в рот сразу три иссиня-черных, продолговатых ягоды. Кисловатая горечь мгновенно свела скулы, и я долго отплевывался от этого подарка тайги под дружный смех и издевательства «передовых» членов нашей экспедиции.

– Юр, это самая полезная ягода, – убеждал меня проклятый белорус.

– Хватани-ка еще горсточку, – радостно поддержал его Лейтенант.

На привал встали около очередного ручья, а утром, проснувшись, я не обнаружил в лагере Андрея. Павел спал рядом, он всегда дрых до последнего, а вот Лейтенант исчез без следа. Костер вовсю уже горел, значит, встав, он подкинул дров и куда-то ушел. Не оказалось и чайника с котелком… Немного подождав, я отправился на поиски лейтенанта.

У ручья его не было… Я бездумно прошел еще метров двадцать по течению. Вдруг за кустами раздался какой-то плеск… Осторожно пройдя еще метров пять, я наткнулся на чайник и котелок. Они мирно стояли на земле в каком-то метре от ручья, но Андрея рядом не было. Волосы у меня начали подниматься дыбом, давняя мысль о кровожадных таежных зверях снова забилась в мозгу. Я не знал, что делать! После лихорадочных раздумий я уже открыл было рот, чтобы позвать на помощь Павла, как из-за кустов показалось недовольное лицо лейтенанта. Он приложил к губам палец и взмахом руки позвал к себе.

«Что он там, нудистский пляж, что ли, нашел? «– думал я, осторожно пробираясь по склизким камням.

– Что тут у тебя, русалки? – шепнул я, дойдя наконец до Андрея.

– Сам смотри.

– Ух ты!

По спокойной глади озера плавала стая белоснежных лебедей. Я эту птицу прежде видел только на картинках да по телевизору и всегда не мог понять, за что хвалят этих длинношеих гусей. Но встретив их здесь, в таежной глухомани, я не мог оторвать глаз от их безупречной красоты. Было что-то завораживающее в ровном скольжении таежных красавиц. Темная, почти черная вода лесного озера особенно контрастно подчеркивала свадебную белизну их оперения. Одни птицы кормились, другие просто чистили перья, но даже это простое действие они производили с обворожительным изяществом. Мы с Андреем забыли обо всем, и о погоне, и о золоте, и о страшной, нелепой смерти артельщиков. Глядя на этих величавых птиц, хотелось думать только о чем-то хорошем, вечном…

«Жалко, Ленки нет», – подумал я, а потом спохватился. Вот это пожалел! За эту неделю нас чуть не убили, пришлось пережить столько смертей, увидеть столько крови, впереди – безбрежность просторов и неизвестность, а я жалею, что рядом нет любимого человека. Молодец!

К сожалению, все хорошее когда-нибудь кончается… Наше «Лебединое озеро» в постановке Господа Бога кончилось вместе с зычным ревом Павла за нашей спиной:

– Андрюха! Юрка! Вы где?! Ау-у!!

Словно белая пурга поднялась над озером. Вся стая с громким, гортанным криком рванулась к противоположному берегу. Птицы словно бежали по воде, неистово махая крыльями, затем поднялись в воздух, сделали разворот над тайгой и плавно, совсем низко пронеслись над нашими головами.

С легкой досадой мы выбрались из кустов, изрядно удивив своим появлением белоруса.

– Ты чего орешь на всю тайгу? Всю птицу распугал, – пожурил его Андрей, подбирая с земли котелок с водой. Чайник он оставил мне.

– А вы охотились, что ли? А чего без ружья? Я проснулся, вас нет, костер прогорел. Пошел сюдой, а тут посуда. Ну, я и давай…

– Орать, – закончил за него Андрей. – Видел, каких птиц спугнул? Лебеди!

– Так вы все-таки охотились?! – переспросил Павло.

Он явно не понимал, какая польза может быть от птицы, кроме пуха, пера да жаркого с яблоками. Сплюнув, Андрей обернулся ко мне:

– Видел их в Берлинском зоопарке, но совершенно другое впечатление. Там, во-первых, еще всякие там утки рядом плавают, а во-вторых, вид у тех какой-то одомашненный. Подплывают к берегу, хлеб из рук берут… А тут смотри как взмыли!

Завтрак прошел весело, бесплатное зрелище изрядно подняло нам с Андреем настроение, но это оказалась последняя удача в этот день.

Как-то незаметно подкрались тучи и к обеду разразились мелким, секущим дождем. Серая, тоскливая муть расползлась по всему небосводу. Сразу повеяло холодом и какой-то безнадежностью.

– Это надолго, – вздохнул Павел, оглядывая горизонт. – Обложной…

Вода с небес делала свое дело медленно, но неумолимо. Она по капле просачи валась сквозь одежду, и уже через час у меня было ощущение, что я иду под дождем абсолютно голый. Конца дождю не предвиделось, поэтому переодеваться в сухое не имело смысла. Мы упрямо карабкались с одной сопки на другую. Кусты, трава, деревья – все щедро сбрасывало на нас влагу. Мы основательно замерзли, дул не очень сильный, но порывистый и холодный ветер. Не спасала даже ходьба.

– Нет, Пашка, это ты виноват, – заявил, стуча зубами, Андрей. – Вот спугнул лебедей, и в наказание Бог дождь послал.

Павел зубами, как мы, не стучал, но как-то съежился. Он растерянно покосился на Андрея.

– Скажешь тоже, из-за каких-то гусей, – проворчал он. – Надо было дождевики взять…

Я мысленно согласился с ним. Длинные брезентовые робы с капюшонами очень бы нам сейчас пригодились.

– Что ж ты не подсказал? – разозлился Андрей.

– Ну, ты же все собирал, чего я лезть буду?

– Чего-чего! Одна голова хорошо, а полторы лучше. Ладно, пошли!

Идти стало очень неудобно, мы нещадно скользили по мокрой траве. Время от времени кто-нибудь падал, то на брюхо, то на спину, в зависимости от спуска и подъема. В одном месте я лихо прокатился на заднице метров двадцать, обогнав своих друзей.

– Ему лишь бы на санках кататься! – прокричал мне вслед Андрей. – Тоже мне, пионэр!

На ночевку мы встали рано, часов в пять вечера. Казалось, все силы у нас забрала не дорога, а именно дождь. Разжечь костер мы не смогли, все спички отсырели. Пришлось довольствоваться холодной тушенкой. Утешало то, что вес рюкзака от этого уменьшался гораздо быстрей.

Нам хватило ума нарубить лапника и сверху положить наши волглые одеяла. Мы улеглись, накинув припасенный для этого случая полиэтилен. От воды он, может быть, и спасал, но не от холода. Непрерывно барабанившая небесная капель моментально скапливалась в малейших ямках полиэтилена, образовывая что-то вроде холодных компрессов. Как мы ни старались плотней прижаться друг к другу, это не помогало.

Мне еще повезло, я лежал между Павлом и Андреем и все равно не мог согреться. Даже усталость не помогала уснуть. Рядом ворочались и вздыхали мои друзья по несчастью, холод донимал и их. Все молчали, лишь Павел один раз негромко сказал:

– Вот жизнь собачья пошла.

Его никто не поддержал, в тишине только дождь барабанил по упругой пленке. В конце концов я все-таки забылся. Сном это было назвать нельзя, что-то среднее между обмороком и бредом.

Серое, хмурое утро я встретил даже с некоторой радостью, настолько бесконечной показалась эта ночь. Лично я нисколько не отдохнул, наоборот, еще больше устал. Все тело ломало, словно по нему проехался каток. По очереди мы выбирались из-под пленки, хмурые и злые как сама погода. Капли соскучившегося дождя с радостью принялись барабанить по нашей подсохшей за ночь одежде.

– Блин, когда ж ты кончишься?! – подняв лицо вверх, обратился Андрей к дождю. От такого панибратства тот принялся лупить еще сильней.

Ко всем бедам прибавилась еще одна. Ручей, рядом с которым мы по привычке разбили лагерь, за ночь разбух и покусился на наши рюкзаки. Унести с собой он их не смог, но намочил изрядно.

– Как бы золото не заржавело, – нашел в себе силы пошутить Андрей.

Его шутку никто не поддержал. В молчании мы ели тушенку. Лишь теперь я обратил внимание, что консервы мы брали только из моего рюкзака.

– Э, а чего это мы тушенку только из моего рюкзака берем? Давайте по очереди, – предложил я.

– Да ладно, Юра, – Павел переглянулся с Андреем, тот подмигнул мне, а белорус продолжил: – Нам с Андрюхой все-таки полегче.

В этот день мы прошли совсем немного. Скользкие склоны сопок становились совсем непроходимыми, казалось, что водой пропиталась не только земля, но даже и камни. Андрей все больше вел нас по распадкам. Там хоть и текли ручьи, но все-таки дорога шла по более или менее ровному месту.

На ночной привал опять встали рано. Не было ни сил, ни желания идти. Тайга словно онемела, притихла. Не слышно было голосов птиц, лишь шум бесконечного серого дождя.

В этот раз Андрей попробовал соорудить что-то вроде палатки. Он долго возился с вырубленными жердями, вбивал их в землю, связывал веревками, наконец сверху накинул пленку, края прижал к земле толстыми лесинами. По размерам эта прозрачная палатка получилась чуть побольше собачьей конуры. На четвереньках мы заползли вовнутрь и улеглись на роскошнейшую перину из пихтовых лап, зарывшись в отсыревшие одеяла. Это немудреное жилище оказалось гораздо теплее, чем лежбище прошлой ночью. Все-таки между водой и нами была небольшая прослойка воздуха, которую мы интенсивно нагревали своим дыханием. Пленка мгновенно запотела, и вскоре многочисленные ручейки протянулись сверху вниз. Я уже задремал, когда над ухом раздался знакомый и «родной» писк комара. Мужики отреагировали мгновенно:

– Ожил, гад! Специально для тебя палатку сляпали! – негодовал Андрей.

– Вот зараза, а! Никуда от него не денешься, – только вздохнул Павел.

Вместо того чтобы спать, мы напряженно вслушивались в назойливое гудение кровопийца, стараясь определить, куда и на кого он сядет. Жужжание затихло где-то в стороне лейтенанта. Тот отчаянно дернулся, пытаясь пришибить «вампира– легковеса», но больше досталось мне. Локоть Андрея заехал мне по носу, а комар зажужжал как ни в чем не бывало.

– Ты поосторожней можешь? – возмутился я, ощупывая пострадавшую часть лица. – Размахался тут как на ринге, чуть нос мне не расшиб!

– А чего ты такой большой нос отрастил, полпалатки занимает, – мгновенно парировал лейтенант. – Комару вон летать не где.

– А ты что это за комара так переживаешь? Побратался что ли с ним? – ухмыльнулся я.

– А как же! Он меня, гад, все-таки успел тяпнуть. Так что мы теперь с ним кровные родственники.

– Тогда уж не кровный брат, а кровная сестра, – парировал я. – Наша биологичка говорила, что кусаются одни женские особи, им кровь нужна для продолжения рода.

– Ты смотри, какие познания, – хмыкнул Андрей.

Тут и Павел подал голос из своего угла.

– Все они, бабы, одинаковы, – тяжело вздохнул он.

Мы с Андреем просто покатились со смеху.

– Что, Павло, подругу свою вспомнил? – спросил Андрей.

– Да. Приеду ведь без копейки, не поверит, что все так было, скажет, прогулял все, пропил, на шлюх потратил. Иди тудой, откэда пришел.

– Суровая она у тебя.

– С характером. С завода ей всю зарплату приносил, и не Боже куда рубль на сторону с получки потратишь, со свету сживет.

– Вот это дисбат! Ну, а на курево-то хоть давала?

– Ну, это, конечно, и по субботам бутылочку, после бани.

За разговорами мы как-то забыли про комара, но лишь усталость смежила веки, как в наступившей тишине снова раздался противный, надоедливый вой.

Павел выругался, а я подначил лейтенанта:

– Что-то ты плохо накормил свою «сестренку по крови». Вишь, еще прилетела.

– Да спи ты, балаболка! – сонным голосом отозвался Андрей.

Павел уже вовсю храпел. Вскоре, к вящей радости комариного племени, отклю чился и я.

Первое, что я увидел по утру сквозь запотевшую пленку были ярко освещенные вершины деревьев и голубое небо. Я тут же толкнул в бок лейтенанта. Приподнявшись, Андрей мгновенно оценил ситуацию одной могучей фразой:

– Какой балдеж!

Преисполненный радостных чувств, он чересчур рьяно рванулся из прозрачной палатки, перепутав дверь со стенкой. От его мощного толчка не выдержала и упала вниз центральная поперечина, мгновенно прикрывшая нас мокрой пленкой. Я-то был к этому готов, а вот Павел, спросонья ничего не поняв, вскочил во весь свой рост и ошалело начал тыкаться во все стороны, не понимая, какая такая преграда держит его на месте. Если учесть, что рядом с ним топтался еще и взбудораженный лейтенант, то удивительно, что я вообще из этой палатки выбрался живым. На руку мне, правда, пару раз наступили, но на улицу я все-таки попал раньше этих двух здоровых балбесов, хотя и в четвероногом состоянии.

Бурно порадовавшись солнечной, но не очень теплой погоде, мы отправились искать самое освещенное в тайге место. Такое нашлось на склоне одной из сопок. Мы разобрали нашу поклажу и развесили все тряпки для просушки. С особой заботой разложили на пеньке спички, а сами пошли за топливом. Андрей не поленился, срубил засохшую лиственницу, расколол ее на полешки, обнажив сухую середину, и вскоре мы уже грелись и сушились у огня. А какой вкусной нам показалась горячая пшенка после двухсуточного поста, ну, а огненный чай окончательно поднял настроение, и в одиннадцать мы вновь отправились в путь.

Несмотря на столь поздний старт, прошли мы в тот день много благодаря доброй погоде, хорошему настроению и горячему завтраку.

Как-то незаметно тайга изменила свой облик. Березы и осины больше не попадались, пошли густые хвойные леса. Солнце почти не пробивалось сквозь их густую крону, и даже днем там царил полумрак. Трава здесь росла не такая густая и высокая, все больше папоротники да хвощи. Гораздо чаще встречались завалы, лежащие громадные деревья не давали нам пройти, растопырив упругие длинные ветви, часто поросшие лохматым мхом. Проклятые ветки сушняка по твердости не уступали железу, и рвали наши новенькие ватники с пугающей быстротой. Исчезли заросли смородины и малины, лишь грибы благоденствовали в этой угрюмой сырости и поражали своим разнообразием и количеством.

За эти несколько дней пути ветки деревьев и кустов весьма изрядно поистрепали нашу одежду. Уже на привале разглядывая большую поперечную дыру на коленке, словно разрезанную ножом, Андрей громко вздохнул и сказал:

– Если так дело пойдет, то из тайги мы выйдем голыми, как папуасы.

Весь вечер мы обсуждали эту проблему, пытаясь придумать какой-то выход, но безуспешно. Ниток мы еще надрать могли, но чем заменить иголку?

– Сейчас бы нам хотя бы одного неандертальца, а лучше неандерталку в шкурах и с иголками из кости мамонта, – размечтался Андрей, позевывая.

– Может, тебе еще Бриджит Бардо со швейной машинкой? – пробурчал закутывающийся в одеяла Павел.

– А че, я сейчас ни от какой бы не отказался, – мечтательно потянулся лейтенант. – Я сейчас в хорошей форме, кого угодно, хоть медведицу, лишь бы женского пола.

– Ладно, я тебе завтра свой рюкзак отдам, если ты в такой хорошей форме, – хохотнул Павел, поворачиваясь на бок. – Нагружать тебя больше надо, а то вон о бабах уже мечтать начал.

– Так и скажи что тебе завидно, – снова зевнул Андрей, и на этом словесная перепалка кончилась.

А я еще долго лежал с открытыми глазами. Опять вспомнил дочь, Ленку, и такая тоска сдавила грудь, даже дышать стало трудно. Я уже начинал засыпать, когда до моего слуха донесся отдаленный, но явственный лай собаки. Несколько секунд я лежал, прислушиваясь к этим невероятным в этих местах звукам, потом резко привстал, но сколько ни вслушивался, лая больше не слышал. Звучали самые обычные лесные голоса: шум ветра, скрип веток, трущихся в вышине друг о друга, отдаленные крики ночных птиц, беспокойное попискивание бурундучьего племени.

«Показалось», – подумал я, улегся поудобней и вскоре уснул.

Утром я все-таки рассказал об услышанном лае своим попутчикам. Лейтенант достал карту и долго разглядывал ее. Потом отрицательно покачал головой:

– Да нет, наверное, тебе показалось. Никакого жилья тут поблизости нет, ни деревень, ни кордонов. Скорее всего почудилось.

«ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ГОРЫ…»

А на следующий день мы впервые увидели горы. Тайга стала как бы пониже, северные склоны сопок часто бывали совсем обнажены. На полуденном привале Андрей снова развернул карту.

– О, мы уже ползем вверх. Тут еще не слишком высоко, максимум две тысячи над поверхностью моря. Горы совсем уже рядом.

И буквально со следующей сопки мы их увидели. Даже с такого расстояния они впечатляли. Темные, сумрачные гольцы словно упирались в потемневшее небо. Каждый раз поднимаясь на очередную сопку, я не мог оторвать от этих голых вершин взгляд. А тайга все меняла свой облик, как привередливая модница на приеме в собственном замке. Деревья становились все ниже, холодные ветры искривили их стволы, и эти корявые уродцы совсем не походили на своих могучих братьев с равнины. А у подножия гор пошли низкорослые стланики, невысокие заросли кедрача, достигающего здесь в высоту не более двух метров.

К вечеру следующего дня мы подошли к самому подножию гор. Вблизи они производили еще более сильное впечатление. Это, конечно, не Альпы и не Гималаи. Не было той привычной угловатости огромных заснеженных булыжников, так знакомых нам по «Клубу путешественников». На этом хребте нещадно поработали солнце, ветер, вода, а главное – время. Оно сгладило острые углы вершин, по склонам стекали курумы – целые реки щебенки. Но они еще напоминали о некогда вздыбившем их катаклизме своим угрюмым хаосом. Гребни хребта были похожи на лезвие ножа, а скалы, хотя и утратили некоторую крутизну, по-прежнему грозно нависали над равниной. Огромные валуны, скатившиеся с вершин, издалека казались разрисованными художником-абстракционистом. Лишь подойдя поближе, я понял, что эти цветные пятна не что иное как мхи и лишайники, прочно угнездившиеся на боках каменных великанов.

Но особенно удивительными мне показались грубоватые невзрачные цветы с коротким, толстым стеблем, растущие прямо посреди щебеночной россыпи. Никогда не думал, что что-то может расти на камнях.

– Да, нерадостное местечко, – выразил общее мнение Андрей, оглядев сумрачный пейзаж. Особый калорит этой картины создавали низко летящие серые тучи, целый день грозившие нам дождем, но пока принесшие только стылый холод.

Переночевав у подножия хребта, мы закинули за плечи наши полегчавшие рюкзаки и полезли в гору. Маршрут Андрей выбрал заранее, там, где седловина между гольцами казалась пониже, а склоны более пологими. Сначала мне это не показалось таким уж трудным делом. Но пройдя не более ста метров вверх, я наступил на камень, показавшийся мне самым надежным. Он же, вопреки моим ожиданиям, вырвался из-под ног и покатился вниз. Не удержав равновесия, заскользил вслед за ним и я. Скольжение по каменистой россыпи оказалось не менее успешным делом, чем по снегу, может, только менее захватывающим по азарту. Щебенка текла как река, и я посредине этого потока плыл метров тридцать, потеряв по дороге шляпу и посох. Наконец, я остановился, но еще минут пять лежал на этой жесткой перине, прикрыв голову руками и пережидая, когда же последние камешки догонят и отбарабанят на моем теле свою сердитую мелодию потревоженного одиночества. Некоторые из этих ударов получились весьма болезненными. Наконец все стихло. Поднявшись, я снова двинулся вверх, почесывая ушибленную макушку и собирая по ходу личные вещи.

Ни один из моих попутчиков не догадался поспешить мне на помощь или хотя бы подбодрить добрым словом. Наоборот, мне показалось что эти «горные козлы», живописно застывшие на фоне скал, даже получили какое-то моральное удовольствие, наблюдая за моим невольным «скоростныс спуском». Хихикать они не хихикали, но искру смеха я увидел в глазах у обоих.

Подъем занял у нас почти весь день. Сказывалась еще и наша неопытность. Мы проскочили удобное место для спуска, и пришлось уже на самом гребне перевала пройти метров сорок по узенькому карнизу над пропастью и только потом начать спуск. Вступал в свои права вечер, жутко ломило спину от надоевшего рюкзака, болели ободранные об острые камни руки и ноги, но останавливаться было нельзя. Ветер на вершине перевала свирепствовал особенно сильно, и мы поплелись вниз, с надеждой поглядывая на маячившую вдалеке равнину плоскогорья. Туда мы в тот день не попадали никак.

Надо было искать какую-то площадку для ночлега. О дровах в этой каменистой пустыне не приходилось и мечтать. Уже почти в темноте мы наткнулись на небольшое углубление в скале. Каменные стены хоть немного могли защитить нас от ледяного ветра и решив, что лучше все равно ничего не найдем, мы устроились на ночлег.

С трудом проглотив холодное содержимое консервной банки, я подумал, что более неуютного жилища у меня еще не было. Мужики пытались согреться куревом, а я с помощью спичек осмотрел пещеру.

– Тут, наверное, змеи водятся, – вслух высказался я.

– Да ладно, откуда они тут. Они же хладнокровные, им тепло нужно, – отмахнулся Андрей.

– Ага, вот на наше тепло они и приползут. Погреются, а потом мясом впрок запасут ся на всю зиму. Нас троих им надолго хватит.

– Паникер ты, Юрка! – засмеялся Андрей, разворачивая свои одеяла. – То ты медведей боишься, то тебе собаки чудятся, то змеи. Ложись спать…

Три одеяла мы постелили на камни, остальными укрылись, сверху для тепла укутались все тем же полиэтиленом.

– Холодно, – пожаловался я вслух. – Как мне надоел этот холод.

– Да ладно, какой еще холод? Еще и осень-то не началась…

– Да, а что ж это тогда такое?

– Где? – не понял Андрей.

Я ответил ему слегка в рифму, потом выдал собственный прогноз на ближайшее время.

– Того и гляди снег пойдет…

– Это всего лишь конец сибирского лета. Ты, наверное, в прошлой жизни где-нибудь в Африке жил, поэтому сейчас так сильно мерзнешь.

– Нет, – отозвался я. – В прошлой жизни негром был Павел. Слышишь, как храпит? Прокоптился под знойным солнцем, и все ему теперь по фигу…

Мы попробовали уснуть. Единственным благом этой ночи было полное отсутствие комаров. То ли они сюда не залетали, то ли их ветер сдувал. А вот холод донимал… Увы, даже втроем мы никак не могли прогреть многотонную толщу хребта, и он, как вампир, потихоньку высасывал наше тепло, отдавая взамен свой могильный холод. Так что к утру мы ворочались на своих импровизированных перинах, как три невесты в ожидании наступления долгожданного дня свадьбы.

– Блин, как я промерз, – сообщил, приподнимаясь Андрей. Я охотно поверил ему. У него как и у меня зубы выбивали чечетку. – Вроде светает?

– Да, похоже, – поддакнул я.

– Что делать будем? Сейчас поедим или спустимся в долину и сделаем это по-человечески?

– Да какая разница… – начал я, но потом невольно представил себе желтый застывший говяжий жир очередной банки тушенки, содрогнулся и поспешно добавил: – Нет, давай уж спустимся, а там поедим по-человечески.

– Павло-то спит? – спросил Андрей.

– Ничего я не сплю, – раздался ровный голос белоруса. – Гуркаете тут под ухом, разве уснешь? А пожрать можно и внизу, горяченького хочется.

Солнце еще не поднялось из-за горизонта, а мы уже топали вниз, прыгая с камня на камень подобно местным рогатым аборигенам.

Завтрак пришлось автоматически совместить с обедом, так как до ближайших зарослей стланика мы дошли часам к двенадцати. А до этого нам пришлось преодолеть обширное пространство, где горы плавно переходили в высокогорное плато. По крайней мере километра два мы топали по самым настоящим альпийским лугам, радующим взор пестрым ковром цветущих даже в это время жестких высокогорных трав. Нога отдыхала на этом мягком пружинистом природном паласе.

У зарослей стланика я оглянулся. Весь пройденный нами путь был виден как на ладони. На самом горизонте изломанная гребенка угрюмого хребта, а ниже – крутой спуск зеленых лугов.

Впереди, насколько хватало глаз, виднелась равнина, топорщившаяся щетиной стланиковых зарослей, поблескивающая зеркалами озер и манившая зелеными полянами. После холодного неуюта скал выглядело все это очень соблазнительно. Тогда я еще не представлял, насколько коварными окажутся эти манящие дали.

Дойдя до ближайших зарослей стланика и с облегчением сбросив рюкзаки, мы занялись обустройством стоянки. Пока мужики ломали и рубили высохшие кусты, я направился на поиски воды. Еще сверху я заметил небольшое озеро чуть в стороне от нашего маршрута. К моему удивлению, это оказалось скорее болото, чем озеро. Осторожно балансируя по кочковатой, колышущейся почве, я добрался до открытой воды и наполнил все наши емкости: котелок, чайник и фляжку Андрея. К моему приходу уже вовсю горел костер и Павел пристраивал сбоку рогатину для котелка и чайника.

Живительное пламя костра, горячая пища и чай возродили нас. Не сговариваясь, мы прилегли головами на свои рюкзаки и с полчаса подремали. Будильником нам послужил холод. Костер из тощего, сухого стланника быстро прогорел, а тут еще притих ветер и сразу запищали наши друзья комары. Со вздохами и руганью мы впряглись в нашу поклажу. Я и Павел уже надели рюкзаки, когда Андрей скомандовал:

– Стой! – и морщась, скинул с плеч свою ношу.

– Ты чего это? – удивился Павел.

– Да давит что-то в спину. Весь день собирался посмотреть, что там такое… – ответил Лейтенант, сосредоточенно шаря рукой в собственном рюкзаке. Неожиданно он вытащил на свет Божий две самых обычных гранаты «лимонки». Мы с Павлом дружно вытаращили глаза от удивления.

– Так, сознавайтесь, козлики, кто мне сунул в рюкзак эту гадость?! – свирепым тоном спросил Андрей. – Мало того что я эти железки пер на себе черт знает сколько, так еще и подорваться мог не за хрен собачий! Они же снаряженные, балбесы! Усики бы перегнулись бы от трения, вылетела чека, и все! Кишки на елках, душа на небесах!

– Да ты что, Андрюха! – воскликнул Павел. Его простоватое лицо с утиным носом и поднятыми «домиком» бровями выражало наибольшую степень недоумения. – Это не я. Может, Юрка сунул, у него все еще детство в одном месте играет Пионерскую зорьку!

– При чем тут Юрка-то?! – возмутился я. – Как чуть что, сразу Юрка!

Андрей смотрел на меня столь свирепо, что я быстренько напряг свою уникальную память, перемотал кадры прошедших дней назад и быстро нашел виновника происшедшего.

– А между прочим, Андрюшенька, это ты сам себе гранаты в рюкзак сунул! – с торжеством заявил я. – Помнишь, как еще у вездехода ты решал, брать их с собой или не брать? А потом тебя Павел про пилу спросил… Вот тогда ты их машинально в рюкзак и сунул! И нечего на других пенять!

Я щелкнул его по лбу и быстренько отскочил в сторону. Андрей задумался.

– А черт его знает, может, и я, действительно, их сам себе положил? Ладно, не выбрасывать же их теперь. Может, где-нибудь на реке рыбки с их помощью поглушим.

Вытащив взрыватели и тщательно замотав их тряпками, Лейтенант собрал рюкзак и мы, наконец, отправились в путь.

Но уйти далеко нам не удалось. Пройдя метров тридцать в левее того озера, где я брал воду, мы вышли на радующую глаз зеленую поляну, поросшую не травой, а бархатным мхом. Впереди шел Павел, замыкал колонну, как всегда, я. Как часто бывало, мыслями я в тот момент находился дома: видел Ленку, Валерию. Задумавшись, я не сразу понял, что происходит что-то неладное. Лишь когда Андрей закричал: – Назад, Пашка, назад! – я вернулся душой на грешную землю.

Первым моим желанием было рвануться на помощь, хотя я и не понимал, что происходит, Андрей спиной загораживал мне белоруса. Я уже дернулся было вперед, но меня остановил оглянувшийся Лейтенант.

– Стой, Юрка, не дергайся!

И тут я заметил, что Андрей как бы стал ниже ростом. Я перевел взгляд на его ноги и увидел, что они по щиколотку погрузились в таившуюся под зыбким покровом мха коричневую жижу.

– Протяни посох! – снова крикнул мне Андрей, как-то неестественно выгнувшись. И лишь когда он наклонился и протянул руку к поданному мной посоху, я разглядел за его спиной Павла и просто похолодел от ужаса. Тот уже по пояс погрузился в темную пасть болота, и единственное, что ему мешало уйти глубже, это протянутый посох Андрея. Лейтенант изо всех сил тянул его на себя, сам неумолимо погружаясь в трясину. Уцепившись двумя руками, я рванул березовую палку на себя. Ноги тут же прорвали зыбкий ковер мха, но погрузившись сантиметров на десять в холодную жижу, я почувствовал под ногами что-то твердое, но не смог устоять и, поскользнувшись, упал на спину. Но и даже в этом крайне неудобном положении, лежа в ледяной вонючей болотной жиже, я изо всех сил продолжал тянуть на себя погрузившегося уже по колена Андрея. Тщетно пытаясь найти хоть какую-то опору, я только скользил по проклятому льду вечной мерзлоты. Тогда я вытянул вперед левую руку, нащупал какой-то более или менее устойчивый бугорок и начал подтягиваться к нему всем телом. От невероятного усилия у меня потемнело в глазах, сухожилия трещали от напряжения, но по сантиметру Андрей, легший уже плашмя, начал выбираться, таща за собой ушедшего по грудь в болото белоруса.

Минут через десять мы, шатаясь от усталости и напряжения, вышли на ту же самую поляну, откуда совсем недавно начали свой поход. Вид у нас был веселенький, просто три свиньи, справившие новоселье в свежей луже. Отдышавшись и напившись воды из фляги, мы опять развели огонь, разделись и начали сушить одежду. Здесь обнаружилась потрясающая новость. Оказывается, Павел оставил на память трясине свои любимые резиновые сапоги. Присвистнув, Андрей молча расшнуровал свой рюкзак и вытащил откуда-то снизу большие кирзачи.

– Примерь, – попросил он Павла. – Ну что?

– Жмут чуть-чуть, а так ничего, – неуверенно заметил белорус.

Андрей, потрогав носок сапога, покачал головой.

– Это ты называешь чуть-чуть? У тебя толстые носки?

Павел отрицательно покачал головой.

– Ну, прийдется идти в них, – развел руками лейтенант. – Магазинов тут нет, на другие не обменяешь.

А сапоги были хороши, новенькие, высокие, с ремешком, затягивающим горловину голенищ.

– Затяни, а то и эти оставишь кикиморам болотным, – посоветовал Лейтенант.

Сменив белье, мы оттерли подсохшую грязь с одежды. Рюкзаки были уже собраны, когда я отошел в сторонку по самой естественной из причин. Лишь здесь до меня дошло, насколько я был глуп и наивен, беспечно расхаживая по болоту в поисках воды перед обедом. Пятьдесят метров левее, и я вышел бы как раз на зыбун, и неизвестно, успели бы друзья прибежать на мои крики.

«Только пузыри бы и увидели», – решил я, сразу явственно представил себе эту картину и невольно передернулся от отвращения.