Текст книги "Круги на воде (СИ)"

Автор книги: Евгений Токтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Новый командир таксиса Эмафии в бою будет стоять вместе со всеми, занимая место димойрита, командира полуряда, восьмого по счету от переднего края. Он должен находиться в самой гуще боя, но не в первых рядах, дабы в случае его гибели, фаланга не осталась без управления. Сейчас, на марше, он одним из немногих шёл налегке – привилегия военачальника, которому нужно не просто топать к месту боя, но ещё и руководить всей это огромной массой людей. Щит и сариссу ему нёс слуга.

К голове колонны подлетел всадник, прискакавший с севера.

– Ну что? – прокричал таксиарх, выйдя из строя.

– Поравнялись! – прокричал разведчик, – они уже переправились через Асоп и продолжают идти вдоль берега залива!

– Спартанцы?

– Да!

– Не встали на берегу?

– Нет, продолжают движение!

– А наши?

– Подходят к реке! Где Антипатр?

– Скачи вперёд, он там!

«Значит, действительно идут на Ламию, как и предсказывал Эвмен».

Кратер окинул взглядом колонну, растянувшуюся более чем на восемь стадий. Дорога не слишком широкая, четверо в ряд помещаются с трудом, но сузить ряды, увеличив тем самым длину, неразумно. Если впереди бой, то перестраивать фалангу с марша потребуется очень быстро. Таксиарх чувствовал, что маневр спартанцев неминуемо приведёт к сражению, не бросят же их остальные. Или «Красные плащи» проявили инициативу, ни с кем не сговорившись? Вполне в их духе. Но тогда они просто перестанут существовать.

Хвост многоногого колючего зверя всё ещё не виден, а голова уже удалилась на порядочное расстояние.

– Шире шаг! – скомандовал таксиарх и, придерживая рукой перевязь с мечом, побежал догонять.

Рано утром, едва была получена весть о выступлении спартанцев, регент спешно собрал военный совет. Различные варианты действий в случае выхода союзников из Фермопил обсуждались не единожды, но нынешняя ситуация оказалась весьма необычна: по сообщениям разведки, «Красные плащи» шли в одиночестве.

– Что это может значить? – обратился Антипатр к стратегам.

Те дружно заскребли затылки, и только Эвмен не слишком замедлил с ответом:

– Готов прозакладывать что угодно – они идут на Ламию.

Антипатр, подумав, согласно кивнул.

– Да. Эвмен, немедленно гонца в гарнизон Ламии. Предупредить. А спартанцев надо перехватить.

Кардиец вышел из шатра и отдал несколько коротких распоряжений.

– Пехота не успеет, – сказал Кратер.

– Ударить гетайрами? – поинтересовался Линкестиец.

– Нет, – возразил регент, – атаковать конницей спартанский монолит – самоубийство. Аристон, задержи их, пусть идут в постоянном беспокойстве, это их замедлит. Аттал, твои агриане бегом поспеют за пеонами, поможешь им. Исполняйте!

Названные стратеги покинули шатёр. Князь фракийцев-пеонов Аристон командовал лёгкой конницей, состоявшей из воинов его племени, вооружённых дротиками. В войске регента пеонов насчитывалось чуть меньше тысячи. Фракийцев-агриан, сражавшихся пешими в рассыпном строю, числилось вдвое больше.

– Все остальные выступают немедленно, – приказал Антипатр.

– На спартанцев? – уточнил Мелеагр.

– А если это уловка? – засомневался Кратер, – мы подставим бок остальным эллинам, и они выйдут из Фермопил.

– Да, это весьма вероятно, – согласился Эвмен, который как раз в этот момент вернулся в шатёр.

Линкестиец покосился на начальника канцелярии и усмехнулся.

«Стратег… Писцами своими командуй».

Антипатр, однако, к кардийцу прислушался. За последние два месяца он, прежде мало имевший дел с Эвменом, убедился в том, что Филипп, приблизив этого молодого человека, не прогадал. Он, Филипп, вообще видел много дальше других. Как бы он поступил сейчас? Эллины явно задумали какую-то хитрость и «правильный» бой, грудь на грудь, принимать не жаждут. Если им удастся захватить Ламию, Антипатру придётся уйти на север, оставив Фтиотиду, а там и до потери Фессалии недалеко.

Захватить Ламию… Стены этого города не слишком высоки, но спартанцы явно не готовы к штурму, времени на строительство лестниц у них нет. Однако они наверняка попытаются проникнуть в город по реке Ахелой, что протекает прямо через него. Тут им помешать сложно – в гарнизоне трёх сотен бойцов не наберётся, да и те не слишком надёжны. Допустим, македоняне запрутся в высоком и хорошо укреплённом акрополе Ламии, но и в этом случае они не смогут успешно досаждать спартанцам. А те, вдобавок, овладеют портом Фалара и добро пожаловать Леосфен! Нет, Ламию нельзя отдавать.

Но всё же, вдруг это действительно уловка, направленная на то, чтобы выманить его, Антипатра, на бой в невыгодных условиях? Харидем нанесёт удар на марше, фаланга в колонне встретит врага в неудобной позиции…

– Гелланик, ты поведёшь своих гипаспистов к устью Асопа. Выступай немедленно, иди быстро. Нужно перехватить спартанцев прежде, чем они переправятся. Тебя поддержат Аттал и Аристон.

Высокий муж, хилиарх, начальник тысячи щитоносцев, ростом превосходивший всех присутствующих на совете, молча кивнул и вышел из шатра. Менон, гиппарх фессалийцев, посмотрел ему вслед и сказал:

– Это спартанцы, Антипатр. Стоит ли искушать судьбу, посылая против них равные силы?

– Спартанцы… Нынешнее поколение – бледная тень погибших при Мантинее отцов.

– Разве они отринули законы Ликурга и уподобились изнеженным афинянам? – не сдавался фессалиец.

– Менон прав, – вставил Кратер, – это не тот случай, когда имеет смысл устраивать честное состязание. Их надо посто растоптать числом.

– Разделение войска слишком рискованно, – встревоженно вставил Эвмен, – нас могут разбить по частям.

Антипатр медлил, на скулах его играли желваки: и без слов кардийца он понимал, что не в его ситуации разумно разделять армию. Она и так вдвое меньше эллинской.

– Время дорого, – торопил гиппарх.

– Хорошо, – принял решение регент и повернулся ко второму хилиарху щитоносцев, – Тимандр, отправляйся с Геллаником, он старший. Менон, ты перейдёшь Асоп западнее и ударишь по Агесилаю, когда гипасписты вступят в бой, и он покажет тебе спину.

Гиппарх кивнул.

– Тимандр, мы прикроем вас от Харидема. Помни, времени у вас с Геллаником мало, спартанцев нужно бить очень быстро. Все остальные выступают к Вратам!

– Идут, – Харидем оторвал ухо от земли, обтёр его, поправил массивное золотое кольцо в мочке и отряхнул от пыли плащ, – топот такой, словно Посейдон совсем рядом землю качает.

Демосфен не ответил. На его лице театральной маской застыло донельзя странное выражение, которое верховный стратег, усмехнувшись в угольно-чёрную бороду, объяснил для себя нетвёрдостью коленей оратора.

Ликург, один из афинских вождей, предводитель филы Леонтиды, давний приятель и сторонник Демосфена, лысоватый муж лет шестидесяти, весьма моложавый, несмотря на возраст, невозмутимо подвязывал наплечники льняного панциря к нагрудному кольцу. Рядом замер в ожидании слуга. В его руках щит и копьё, на голове гривастый шлем, он сейчас отдаст их хозяину, едва ли не единственному, кто вот только что приступил к облачению в доспехи, когда Харидем отдал приказ остановиться. Демосфен мрачно смотрел на филарха^[12] и никак не мог объяснить себе его поведения. «Серьёзные дела не терпят суеты», – часто повторял Ликург. Разумно, конечно, но делать всё в последний момент… Что это, как не беспечная глупость? Или пустая бравада? Пускание пыли в глаза впечатлительным эфебам: «Вот образец хладнокровия!»

А пыли в глаза совсем скоро достанет вдоволь. Вот она, клубиться над холмами, поднимаемая тысячами конских копыт и человеческих ног.

Идут.

Харидем отвернулся от созерцания бурого облака, разглядывая перестраивающуюся из двух колонн афинскую фалангу.

– Может всё же сильнее растянуть линию? – спросил Ликург, – я думаю, восьми рядов вполне достаточно.

– Нет, – возразил Харидем, – если у него действительно нет и двадцати тысяч, он не будет пытаться состязаться с нами в охвате, а соберёт все силы в кулак.

– Мне не нравится твоя идея, Харидем, – сделал недовольное лицо Ликург, – отдать инициативу противнику… План очень рискован. Я надеялся, что за ночь, хорошо подумав, ты изменишь своё мнение.

– Я не склонен менять решения в последний момент, – раздражённо бросил Харидем, – Антипатр будет атаковать. Если бы он не решился на это, до сих пор сидел бы у Гераклеи или вообще, давно уже отправился восвояси. Пусть нападает, меня не покидает чувство, что проиграет тот, кто начнет.

Афиняне заняли престижное правое крыло, этолийцы – левое. Союзники, что привели малые отряды, менее тысячи гоплитов каждый, расположились в центре, ближе к левому крылу, которое почти упиралось в круто уходящие вверх склоны Каллидромона. Самая оконечность эллинского строя оказалась сродни утёсу: она насчитывала двадцать четыре шеренги. Харидем, не сильно рассчитывавший на мощь этолийцев в атаке, сделал ставку на устойчивую неподвижность левого крыла. На склонах засели две тысячи пельтастов.

Харидема небезосновательно беспокоила македонская тяжёлая конница. Противопоставить ей что-то равноценное он не мог, обладая всего пятью сотнями продромов, легковооружённых всадников. В лоб фалангу гетайры атаковать вряд ли станут, за левый фланг так же можно не опасаться: какой дурак пошлёт конницу на склоны горы. А вот правый… Ликург предлагал удлинить строй, тогда союзники могли бы упереться в море, но войско, вытянутое на двенадцать стадий, станет совершенно неуправляемым. К тому же, стоит македонянам сформировать узкий по фронту, но мощный многорядный кулак, подобный тому, что обеспечил гениальному фиванцу Эпаминонду победу над спартанцами почти тридцать лет назад… Нет, Харидем на такое не пойдёт. Но тогда фланг афинян не будет защищён и Антипатр непременно ударит туда. Если бы не граничащее с предательством самовольство спартанцев, верховный стратег поставил бы здесь, на самом почётном месте, именно гоплитов Агесилая. Но теперь… Как поступить?

Антипатр успешно отлавливал большинство афинских лазутчиков и стратег союзников лишь вчера, благодаря помощи местных жителей-локров, узнал, сколько костров жгут македоняне. Харидем был достаточно опытен, чтобы не доверять подобным сведениям, согласно которым выходило, что войско Антипатра соизмеримо с союзническим. Это могло быть правдой, но не исключало уловки. Однако, переоценить противника лучше, чем недооценить. Стратег осторожничал, вспоминая, как при Херонее тяжело сложилась схватка равных противников. Херонея… Как Филипп победил при Херонее? А если попробовать повторить нечто подобное, но подготовить македонянам сюрприз?

Когда на военном совете Харидем изложил свой план, на него замахали руками. Особенно сопротивлялся Демосфен, который при Херонее сражался в рядах фаланги, как простой гоплит.

– Это безумие! Ты забыл мощь удара македонской конницы? её не остановить так, как ты предлагаешь!

– Очень большой риск, – вторил Демосфену Ликург.

– Глупцы! – раздражался Харидем, – это единственная возможность заставить их играть по нашим правилам. Вот горы, вот море, как вы предлагаете поступить? Покажите мне другой способ!

– Монолит, – упрямо твердил своё Ликург.

– Они разрежут твой монолит, как нож масло!

Стратеги колебались, а Харидем убеждал, убеждал, срываясь на крик, страстно жестикулируя, сейчас он смог бы переубедить Демосфена даже на Пниксе перед многотысячной толпой. И с ним, наконец, согласились.

На гребне длинного низкого отрога, отстоящего к западу от войска союзников примерно на четыре стадии, засверкала яркая звёздочка. Следом за ней из-под земли, как ростки драконовых зубов, пробившихся взглянуть на слепящий блеск гелиосовой колесницы, что летела к зениту, возникали плохо пока различимые человеческие фигуры. И у каждой в руках маленькое солнце.

– Они здесь, – сказал Ликург и усмехнулся, – наверное, всю ночь щиты начищали.

Харидем повернулся к филарху.

– Помни, вся моя надежда на тебя.

Ликург покачал головой.

– Ох, не нравится мне твоя затея, Харидем. Не нравится.

– Помни, Ликург!

Филарх пристально посмотрел в глаза стратегу, тот вцепился в его взгляд, как утопающий за протянутую руку.

– Всё сделаю, Харидем.

Ликург принял из рук слуги шлем и надел. Откинул из-за шейного отворота панциря край гребня, свисавшего сзади конским хвостом.

– Зевс нам поможет!

Харидем кивнул и повернулся к воинам, которые уже заканчивали построение.

– Братья! Этот день будут помнить века и воспоют в песнях, а вас всех, поимённо, уровняют с героями седой древности! Отправим варваров в Аид! Паллада!

– Паллада! – взревели гоплиты.

– Некоторые не способны учиться даже на своих ошибках, – Антипатр, восседая на рослом гнедом жеребце, нервно раздувавшем ноздри и бившем копытом, осматривал из-под ладони строй союзников.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Линкестиец.

Регент вытянул руку вперёд.

– Смотри, как встали. Левее. Видишь эмблемы на щитах?

Линкестиец прищурился, напрягая зрение.

– Нет, не могу разобрать.

– Молодёжь… – усмехнулся регент, – сова на щитах. Афинская фаланга.

С возрастом Антипатр стал гораздо лучше видеть вдаль, к сожалению, в ущерб ближнему зрению.

– И что? – спросил Линкестиец.

Регент досадливо поморщился: зять не отличался наблюдательностью и быстротой ума. Хотя, последнее утверждение можно и оспорить, если вспомнить с какой резвостью он пал в ноги тёзке, самым первым наименовав того царём. После казни своих братьев-заговорщиков.

– Асандр, ты видишь? – Антипатр повернулся к брату покойного Пармениона, – что думаешь?

Тот покривил губы, поскрёб заросший седой щетиной подбородок, проследил взглядом строй союзников до Каллидромона и заявил:

– Надо бить туда.

Антипатр согласно кивнул и обернулся к прочим стратегам, конными и пешими расположившимся чуть позади.

– А вы что скажете?

– Там брешь, – не слишком уверенно сказал Кратер, всматривавшийся вдаль, приложив обе ладони к козырьку высокого фригийского шлема, – между афинянами и фокейцами.

– Им что, чести нет, со всеми монолит составить? – предположил Мелеагр

Афиняне сильно загнули своё правое крыло вперёд. Между ними и остальными союзниками действительно прослеживалось пространство, вроде бы никем не заполненное. Там мелькали отдельные человеческие фигуры, но это могла быть россыпь пельтастов.

– Думаю, они надеются таким способом избежать охвата фланга, – сказал Кратер, – не знают, что у нас сил для этого не достанет.

– Надо бить туда, – Антипатр подтвердил уверенность Асандра.

– Вдруг ловушка? – осторожно поинтересовался Эвмен.

– Какая? – спросил регент, – думаешь, если мы туда вклинимся гетайрами, они смогут сжать нам бока? При Херонее у них не получилось.

Регент не участвовал в битве, подчинившей Элладу Филиппу, но, разумеется, был наслышан и не раз, во всех подробностях из первых уст. Тогда Филипп выманил афинян притворным отступлением своего фланга и, когда те в азарте оторвались от союзников, в образовавшуюся брешь, в бок фиванского «Священного отряда», теснившего македонян, ударил Александр. Конница переломила ход сражения. Было ли прежде такое на земле Эллады? Дайте-ка припомнить… Вроде нет. Именно тогда и родилась кавалерия – ударная сила войска, а не просто его вспомогательная часть.

– Однако не следует явно демонстрировать намерения, – состорожничал Асандр, – расстояние большое, успеют сомкнуться.

– Вот поэтому ты и поведёшь один таксис прямо на них. Создашь видимость атаки.

– Маловато, – возразил Асандр.

– С тобой пойдут гипасписты Адмета, они же поддержат конницу, когда та оторвётся от фаланги.

Послав две тысячи щитоносцев против спартанцев, Антипатр оставил при себе ещё одну тысячу, ибо эти воины отлично выучены прикрывать тыл атакующей тяжёлой кавалерии и развивать наступление во все стороны. Их вооружение легче гоплитского, отсутствовали панцири и поножи, но щиты применялись значительно большего размера, нежели те, что использовались «пешими друзьями».

– Александр! – регент позвал зятя, – пустишь коней шагом за Асандром. Когда он сойдётся с афинянами на полстадии, перейдёшь в галоп и атакуешь из-за его спины, ударишь в эту брешь, заходя в тыл фокейцам. Всё понял?

– Сделаю, – коротко ответил Линкестиец.

– Мелеагр, встанешь в центре и растянешь строй до восьми шеренг. Кратер – на правом фланге в шестнадцать шеренг. Всем всё ясно?

Стратеги дружно кивнули.

– Ускорить развёртывание. Нечего тянуть кота за хвост, – Антипатр, щурясь, посмотрел на солнце, – скоро полдень, а там и Гелиос за нас встанет.

Военачальники отправились к своим отрядам. Фаланга торопливо перестраивалась из походной колонны.

Вот нет клепсидры^[13] под рукой, да собственно, и зачем она, когда солнце на небе? Опытный глаз по тени скажет, что и получаса не прошло, как ряды щитов союзников вздрогнули, и строй гоплитов качнулся вперёд. Шумно опустились сариссы первых рядов македонской фаланги, задние слегка наклонились, создавая какую-никакую защиту от стрел. Зафыркали кони, понукаемые пятками всадников. Битва при Фермопилах началась.

* * *

Тяжёлый свинцовый шар угодил прямо в вершину лямбды, украшавшей щит, тот загудел, привычно задрожал, но его край его, поддерживаемый плечом, не шелохнулся. Пущенный не слишком умелой рукой дротик на излёте скользнул по украшенной чеканкой бронзе, что защищала выставленную вперёд ногу.

– Агесилай! Долго мы будем так стоять? Теряем время!

– Прекратить разговоры! – рявкнул полемарх.

На нетерпеливого воина зацыкали. Несмотря на непрекращающийся лязг, гудение, свист и вопли фракийцев, Агесилай явственно различил донёсшийся слева зубовный скрип: Павсания тоже не радовало текущее положение вещей. Варварам, налетевшим конными, не удалось застать спартанцев врасплох и те под градом дротиков не понесли никаких потерь, мгновенно перестроившись из походной колонны, что шла на северо-запад по берегу Малидского залива у самой кромки воды. Фракийцы, не желая вступать в непосредственное соприкосновение, попытались окружить противника, и монолит вынужден был изогнуться дугой, концами упираясь в морской прибой. Внутри, под защитой щитов укрылись легковооружённые илоты, которых Агесилай пока не ввёл в бой, что и вызывало недовольство некоторых недальновидных горячих голов. Впрочем, железная дисциплина держала большую часть ртов на замке. Руки и ноги выполняли привычную работу, а головы, тренированные не хуже тела, не позволяли сердцам частить. Гоплитам не нужны призывы к спокойствию, устойчивости строя. Однако, продвижение прекратилось и с этим действительно пора что-то делать.

Фракийцев очень много. Часть пеших подвезли конные, ещё несколько сотен человек появились чуть позже. Они уже убедились, что нанести хоть какой-то урон спартанцам весьма проблематично и лишь кружили подле монолита, не переставая визгливо вопить на своём тарабарском языке, время от времени проверяя дротиками бдительность противника.

Так бесконечно продолжаться не может, Агесилай понимал, что совсем скоро на сцене могут появиться новые действующие лица и в сюжете представления наметится поворот.

Фракийцы начали наглеть. Спокойно стоят в пятидесяти шагах, ржут над чем-то. Один, задрав хитон, потряс своим выдающимся волосатым хозяйством. Богами не обижен. Пример оказался заразителен. Пора наказывать.

– Токсотам приготовиться!

Илоты-лучники протолкались между рядами гоплитов к первой шеренге, наложили стрелы на тетивы.

– На колено!

Стена щитов стремительно опустилась, немногие фракийцы успели среагировать, метнув дротики и свинцовые снаряды, но, тем не менее, первая кровь со спартанской стороны пролилась.

– Бей!

Осиный рой танатовых слуг собрал жатву. Фракийцы, бросились врассыпную, спеша прикрыться лёгкими, плетёнными из лозы щитами.

– Вперёд! – Агесилай вскочил и бросился в атаку.

Не отставая ни на шаг, ни на полшага не вырываясь из строя, гоплиты поддержали рывок своего предводителя. Вообще-то спартанцы бегом атаковать не любили. Предпочитали наступать медленно, под ритмичную поевую песнь-пеан, дабы исключить малейшую возможность разрыва строя. Потому часто даже не преследовали бегущего врага. Но после того, как при Левктрах «Священный отряд» фиванцев под командованием Пелопида с разбега вломился в спартанскую фалангу, чем решил исход сражения, пришлось «Красным плащам» взять такую тактику на вооружение. В исключительных случаях, как сейчас, она была вполне уместна.

– Бей!

Рука привычно отводит копьё для удара. Выпад! Фракиец, обливаясь кровью, валится наземь. Рубиновая капля, срывается с наконечника в бездну, но он ещё не напоён, он только вошёл во вкус и серп чёрного даймона смерти срезает новые колосья.

Спартанцы безмолвно шли вперёд, спокойно работая, как косари в поле. Фракийцы визжали, брызжа слюной. Как прибой разбивались о скалы и откатывались прочь, до новой волны. В дело пошли длинные ромфайи, двухлоктевые узкие клинки, с соразмерной рукоятью, но они легки и не могут разрубить бронзовую кромку массивного гоплитского щита, тем более пробить его. Они почти бесполезны сейчас. Способные одним ударом лишить человека ноги, они вязли в холщовых подвесах, спускающихся со щитов для прикрытия ног гоплитов. А копья спартанцев не оставляли ни единого шанса тем немногим храбрецам, что пытались вплотную подобраться к несокрушимой стене.

Варвары обратились в бегство, но преследовать их спартанцы не могли, подвижность пельтастов несравнима. На крыльях фаланги вновь завертелись конные кольца, полетели стрелы и дротики.

Бесполезный рывок, движение невозможно. Хотя, нет, кое-какой результат есть – варвары в ближний бой больше не полезут, а гоняться за ними, всё равно, что бить комаров дубиной.

– Да сколько же у них может быть дротиков? – прошептал Павсаний.

Очень своевременный вопрос и фракийцы не слишком задержались с ответом.

– Отходят! – прокатилось по рядам.

– Отходят, – выдохнул полемарх и прокричал, – лохагам доложить о потерях!

Убиты восемнадцать спартанцев, примерно столько же илотов. Число раненых превосходит невосполнимые потери вдвое. Фракийцев на поле боя осталось лежать гораздо больше. Иной полис подобное количество покойников при достигнутом результате, несомненно, порадовало бы, но не Спарту, всё войско которой ныне насчитывает четыре тысячи человек. В таких условиях потери неприемлемы вообще, поэтому Спарта и норовит в течение жизни нынешнего поколения воевать чужими руками. У государства воинов сейчас одна забота: рожать, рожать, ещё и ещё, больше мальчиков, больше гоплитов. Если раньше, во времена Леонида бездетная семья – позор, то ныне – преступление. Ещё совсем недавно гибель мальчиков в процессе растянутой на годы закалки воспринималась, как обыденность, а сейчас подобные случаи заканчиваются расследованиями. Спартанец обязан быть воином, спартанская женщина должна ходить с пузом. И не приведи Арес, родиться девочка, девять месяцев впустую…

Глядя на отходящих фракийцев Павсаний поинтересовался:

– Интересно, это всё? Эта толпа дикарей – всё, что Антипатр решил выставить против нас?

– Надеюсь, нет, – сказал Агесилай, – продолжить движение!

Гоплиты повернулись направо и, не ломая строй, побежали вперёд, легко, словно и не было марша с самого рассвета, словно и не отгремела только что кровавая схватка. Легкораненые не отставали от остальных. Пару тяжёлых илоты несли с собой на импровизированных носилках из копий и щитов. Убитых бросили, приказ царя священен и он ещё не выполнен. Цель – Ламия.

Фракийцы никуда н делись, они сопровождали бегущих спартанцев на некотором отдалении, однако Агесилай почти перестал о них думать – это не угроза. Но неужели Антипатр не клюнул всерьёз? Ограничился застрельщиками? Если так, захват Ламии ничего не даст, чтобы там не думали Павсаний с Агисом. Весь план полетит к воронам.

Ноги бегут, исполняя царский приказ, а голова думает:

«Не убежать бы ненароком от противника».

Полемарх не знал, где сейчас Леосфен и успеет ли он прийти, если Антипатр всё же явится в силах более внушительных, чем толпа варваров. Он не знал, что делает Харидем. Он вообще не имел никакого представления о том, что происходит на пятьдесят стадий вокруг. Он просто бежал, исполняя приказ и надеялся, что боги услышат и кости лягут «Афродитой», хотя и нет к тому никаких, по здравому рассуждению, оснований. Столько случайностей на войне, командир фаланги часто не ведает, что происходит на её левом конце, а тут Агис пытается свести в один ковёр столь непохожие нити, подумав за себя, за Харидема, за Антипатра… Ну возьмёт Агесилай эту Ламию и что? Леосфен явится на следующий день, потом окажется, что Харидем всё это время ковырял в носу, даже не думая вылезать из Врат, а македоняне, без сомнения, заполонившие своими разъездами всю округу, в отличие от полуслепых союзников, заметив намечающиеся клещи, спокойно отойдут. К чему вся эта безумно сложная мышиная возня?

Полемарх не жаловал игру в кости, сторонился её, а потому не знал, что искуснейшие из игроков не полагаются на случай, порождение предвечного Хаоса.

– Македоняне на гряде! – пронеслось по рядам, по эномотиям^[14], от хвоста в голову.

Агесилай вышел из колонны, опустив щит, уже не опасаясь случайной стрелы от фракийцев, которые всё ещё маячили неподалёку. В пяти-шести стадиях позади спартанской колонны, на гребне цепи невысоких холмов, тянущихся бесконечной змеёй вдоль морского берега, заблестели щиты. Не фракийские плетёные пельты.

Боги услышали. Кости легли «Афродитой».

* * *

Выгоревшая за лето бурая сухая трава колко хрустела под ногами, злобно пытаясь укусить за пятки топчущих её воинов. Педзетайры шли в бой босыми^[15], но грубая кожа у них на подошвах, уже в детстве не уступая подмёткам сандалий, позволяла успешно игнорировать неудобства.

Массивные нащёчники почти полностью прятали лицо, оставляя открытыми лишь глаза и нос. Шлем Андроклида похож на древние коринфские. С десяти шагов ещё отличишь, благодаря бросающемуся в глаза козырьку вместо стрелки-поносья, но дальше отойдёшь и уже не разобрать, есть ли разница. Начищенная бронза сверкала на солнце. Она не столь нагрета, как матовая, выкрашенная в синий цвет поверхность шлема Таная, но тот сильнее открыт и лохаг, чьё лицо обдувает разгулявшийся к полудню ветер, испытывал неудобств гораздо меньше, чем декадарх, идущий приставным шагом, ссутулившись, как и все в македонской фаланге. Воины двигались левым боком вперёд, иначе нельзя, ведь сариссу можно удержать лишь двумя руками, щитом при этом управлять невозможно, тот висел на шейном ремне, поддерживался локтем. Голова каждого бойца повернута налево, нащёчники андроклидова шлема, выступавшие далеко вперёд и вниз, для защиты горла, упирались в наплечник, затрудняя декадарху обзор.

– Да-а-нос, да-а-нос, – монотонно тянули воины, – смерть, смерть.

Таксис Кратера хищно скалился^[16] девятью десятками зубов на длинных древках, растянутых на половину стадии. Это если только первый ряд считать. А учесть все, что смотрят прямо в грудь наступающим навстречу этолийцам – любая акула лопнет от зависти.

– Кратер! – прокричал Танай, не отрывая взгляда от противника, – они нам в бок ударят! Ты видишь?

Лохаг шёл угловым, и щит товарища не прикрывал его от пельтастов, что маячили правее края македонской фаланги среди зарослей низкорослых маквисов на, полого уходящих вверх, склонах горы. Да этолийцы и без них сильно растянули свой строй. Тревожно для македонян. Если ещё учесть, что шеренг там вроде бы угадывается поболее…

– Вижу, – спокойно ответил таксиарх и, повернув голову направо, высмотрев в последней шеренге урага, замыкающего декады, в которой шёл сам, приказал, – всех «помощников» из тыла на правое крыло.

«Помощники», слуги, что полагались по одному каждой декаде, обычно занимались выносом раненных, но иногда и участвовали непосредственно в бою, для чего им выдавались пращи и короткие мечи. Легковооружённые бегом заняли предписанную позицию, их всего сотня.

Неандр, димойрит, начальник полуряда, шедший в той же, шеренге, что и таксиарх, с сариссой, поднятой почти вертикально, негромко произнёс:

– Не сдюжат, маловато их.

Если уж димойрит из глубины строя разглядел явное превосходство противника в пельтастах, то Кратеру сие и объяснять без надобности.

– Верно говоришь, – согласился таксиарх, – надо бы у Мелеагра позаимствовать, ему фланги прикрывать без надобности.

Кратер подозвал гипарета^[17], державшегося неподалёку, вне строя, и коротко изложил ему задачу.

– Только, парень, быстрее беги, скоро тут жарко будет.

Совсем скоро. Фаланги сблизились уже на пятьдесят шагов.

Если бы Танай или Андроклид могли сейчас взглянуть налево, то увидели бы извилистый частокол копий, растянувшийся на две с половиной стадии. Три таксиса, из которых крайний левый лично возглавлял Антипатр, двигались небольшим уступом, однако, против обыкновения, вперёд немного забирало именно крыло регента: Танай, не отрывавший глаз от этолийских пельтастов, не торопился в атаку без прикрытия и ориентировавшиеся на него полторы тысячи воинов шли медленнее своих соседей.

– Может выставиться вправо, пока не поздно? – крикнул лохаг, – как Мелеагр, в восемь рядов?

– Приказ регента! – возразил Кратер, – да и поздно уже. Начнем суетиться, с разбега сомнут.

До вражеской фаланги тридцать шагов. Этолийцы не спешили атаковать с разбега, как любят спартанцы, шли неспешно, ободряя себя ритмичным речитативом.

Все ближе и ближе. Андроклид видел их светящиеся весёлой злостью глаза. Передние держат четырёхлоктевые кизиловые копья на уровне пояса, бойцы второго ряда уже подняли их над плечами товарищей, чтобы колоть сверху вниз. Но прежде чем бить, ещё надо избежать македонских сарисс.

Все мысли прочь, лицо спокойно, шаг размерен. Сковать их страхом, пусть глаза мечутся, колени дрожат.

Вот сейчас… Все ближе. Ещё немного. Ещё…

– Алалалай! – закричал лохаг прославление Аресу.

– Алалалай, Аргеады! – подхватил Андроклид, а следом за ним и все.

– Эниалий^[18]! – взревели в ответ этолийцы, принимая на свои большие щиты наконечники македонских сарисс, отражая их вверх, заученным движением. Они не наёмники, граждане, но плох гражданин эллинского полиса, если никогда не стоял в учебном строю, не работал копьём и щитом.

Две грозовых тучи столкнулись посреди ясного, ослепительно голубого неба, извергнув молнию. Раскаты грома, нарастая, побежали вдоль частокола копий, с треском ломающихся о щиты. Рёв тысяч глоток, в первые мгновения слитный и разборчивый, стремительно превратился в какофонию, что затихая в одном конце поля, немедленно взрывалась с новой силой в другом, чтобы, отразившись от взбегающих полукружьём амфитеатра склонов Каллидромона, вернуться к истоку.

– Н-н-н-а-а-а-а! – Андроклид энергично качнул сариссой вперёд, шагнул, качнул снова, чувствуя, как наконечник подбрасывает вверх.

Вражеский гоплит упал, но сразил его не декадарх, а Медон, стоявший во втором ряду, чуть-чуть правее. На место павшего немедленно заступил его товарищ. Этолийцы отчаянно проталкивались сквозь лес македонских копий, добиваясь успеха лишь ценой большой крови. Не спасали массивные аргивские щиты и поножи: македоняне просто сбивали гоплитов с ног, монотонно толкая сариссы вперёд. Каждый педзетайр превратился в подобие тарана. Никакой слаженности, ритма, под который враг мог бы подстроиться, вписаться в его рисунок. Сариссы бьют хаотично, но в этом и кроется сила фаланги.