Текст книги "Капризы неба (СИ)"

Автор книги: Евгений Бриз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глен не сразу сообразил, что это и есть он сам в своём новом обличии. Их взгляды встретились. Со стороны даже нельзя было понять, какая комната реальна, а какая – лишь проекция.

– Я представляю твои чувства, Глен, – начал старик. – Нежелание принимать объективную реальность вполне естественно для твоего состояния. Ощущение, будто у тебя украли целую жизнь. Я прав? Но на самом деле, это ты крадёшь чужую жизнь. Мою. Потому что твоя закончилась ещё до моего рождения, но тебя никто об этом, разумеется, не известил. Ты вовсе не виноват в случившемся, вина скорее на мне. Ведь это я забрался на твою территорию ворошить опавшие листья. Теперь ты, сам того не ведая, забрался на мою... – Старик тяжело вздохнул. – Я не буду нагружать тебя технической стороной вопроса, оставим это прерогативой доктора Орехова, я лишь хочу, чтобы эта запись помогла тебе смириться с реальностью и увидеть настоящий мир моими глазами, а не взглядом из прошлого. А перед этим ты должен принять участие в нашем общем деле.

Старик замолчал, с явным усилием поднялся с кровати и подошёл к окну, оказавшись спиной к кабинету главврача. Затем он заговорил, не оборачиваясь:

– Жизнь кажется несправедливой, только если смотреть на неё одной парой глаз. Однако диапазон взглядов бесконечно широк. Потому что наши с тобой жизни – всего лишь два пазла в общей картине существования одной бессмертной души. Нашей души. Ты не умер, умерло прошлое тело, но ты получил новое, в котором реализовал всё то, что не сумел реализовать в старом. А память...Это всего лишь расходный материал, привязывающий душу к телесной оболочке. Когда-нибудь мы найдём ту библиотеку, где хранятся книги обо всех наших пришествиях в этот мир. Когда-нибудь мы вспомним всё и сможем проследить свой путь целиком. Это обязательно случится. Поэтому я и не боюсь смерти. Её нет, есть завершение очередного этапа.

– Выключение, – скомандовал доктор. – Думаю, философские излияния Георгия Аркадьевича излишни. Главное – это донесённая им суть проблемы. Надеюсь, теперь вы её уловили сполна?

Глен продолжал смотреть на стену. Здравый ум столкнулся с неожиданно сложной для него задачей. С одной стороны, разложенные по полкам объяснения доктора выглядели вполне убедительными, учитывая убедительность всех предыдущих невероятностей, начавшихся с исчезновения пассажиров лайнера. С другой, еле заметная тропа острова с той же самой убедительностью могла стать дорогой в его собственный рассказ. И если весь этот мир будущего с его технологиями астральных перемещений соткан лишь из строк писательской фантазии, Глен был готов проклинать своего внутреннего творца до окончания их общих дней. У всех сюжеты как сюжеты – незнакомцы, корабли, людоеды, а у него, как обычно, история, в которую сам автор вписывается не хуже всех прочих персонажей. Здесь явно требовались основательные размышления.

– Возможно, я потерял часть памяти, но здравый ум остался при мне. Суть вашей версии я уловил, об этом можете не беспокоиться. Но о каком общем деле шла речь?

– О нём я обязательно расскажу, но прежде замечу: коль здравый ум остался при вас, вы должны понимать, что нет никаких объективных причин не доверять нам. – Орехов вновь открыл ящик стола и извлёк оттуда толстую книгу тёмно-синего цвета. – Предлагаю вам ещё одно свидетельство нереальности вашего мира. Эту книгу вы писали в периоды ясного сознания так сказать. Под нашим чутким наблюдением и наблюдением вашего редактора. Вот экземпляр, выполненный в старомодном стиле – на бумаге. Специально по вашему требованию.

Книга в скольжении, как и папки до неё, направилась на противоположный край стола.

– Редактора? – Глен остановил книгу левой ладонью и напрягся. Затем взял её в руку и прочитал: «Георгий Джинин. Мёртвый штиль».

– Как я уже сказал, на сплит-погружение вы решились не забавы ради. Вы являетесь слишком осторожным и благоразумным человеком, чтобы совершать опасные действия без веских на то причин. С вашим многолетним партнёром-редактором вы разработали проект написания романа о вашей прошлой жизни. Главная цель заключалась в нахождении всякого рода связей между двумя жизнями, причин и следствий. Таким образом, роман стал комбинацией вашей автобиографии и знаний, полученных во время сплит-погружения.

Глен открыл книгу и пролистал до первой главы. Она называлась «Завтрак в Глазго». Текст изобиловал кучей сложных терминов. Беглый пробег по нему не привёл ни к какой ясности.

– Всё начинается с научного достижения, сделанного в Глазго в две тысячи восемьдесят терьем году, – пояснил Орехов, словно перед ним был монитор, транслирующий картинку глазами Глена. – Именно тогда астральные проекции перестали считаться областью оккультизма и получили вполне научное обоснование.

Глен открыл книгу где-то в середине на случайной странице. Его целью были имена. Знакомые имена. По телу пробежался холодок, когда он их обнаружил: дядя Юра, Максим Рябоконов. В последних главах ему удалось взглядом выцепить из текста и «Костю Ракова», и «Гену Хромова».

Доктор Орехов продолжил демонстрировать, что и Глен, и его мысли оставались для самого доктора такой же открытой книгой:

– Если вы прочитаете книгу сейчас, то половина её станет для вас своеобразным зеркалом, отражением взгляда Глена, а половина останется областью непознанной тьмы, научно-фантастическим романом, кем-то придуманным вместо вас. По большому счёту, сейчас вы в каком-то роде являетесь персонажем своей собственной книги-автобиографии, хронологически расположенным на пути между двумя его жизнями, двумя ипостасями. Этот опыт, получаемый вами благодаря побочным эффектам от сплит-погружения, может быть использован в написании дополнительных глав. – Доктор на секунду замолчал и сделал особый смысловой упор на следующей фразе: – Глав, которые скрыты между событиями кораблекрушения и перерождения в новом теле.

Сознание Глена поддалось лёгкой деформации от этого упора. На что, судя по всему, и рассчитывал главврач.

– Вы имеете в виду период существования души вне телесных оболочек?

– Совершенно верно! – победоносно воскликнул доктор Орехов. – Представьте, сколь ценный опыт, возможно, вы получаете, каждый раз оказываясь в подобных провалах. Я бы назвал их «ямами бытия».

– Но вы же сами сказали, что это всего лишь плоды фантазии двух писателей-фантастов, – резонно возразил Глен. – Ложные и второстепенные образы, продуцируемые раздвоенным сознанием.

– А чем, в вашем представлении, являются порождённые неконтролируемым сознанием образы? Не иначе, как соприкосновением с астральной сущностью собственного «я». Ни что не появляется без фундамента и причин, ни образы, ни явления. Сны – это не кинофильмы, которые мы смотрим по ночам, это замочная скважина в соседние миры. То же самое касается и ваших провалов.

– Вот значит как. С того бы и начали, – с сарказмом процедил Глен. – Что мне отведена роль автора, пишущего высокопарные потоки сознания и подающего их под соусом астральных путешествий души.

– Ну, зачем же так сгущать краски, Георгий Аркадьевич! – Доктор умоляюще вскинул руки. – От вас никто не ждёт научных публикаций, претендующих на стопроцентную достоверность. Вы, прежде всего, художник. Покажите через тексты свой опыт, создайте материал, а мы уже сами донесём его до умов простых обывателей.

– Вы?! – Глен удивлённо уставился на доктора. – Вы ещё и мой редактор по совместительству?

– Нет, но я имею отношение к редакционной коллегии. Можно сказать, это моё хобби. И так как у меня есть возможность пристальнее других наблюдать за вами и вашими провалами, меня взяли в обойму. К счастью, в литературе я кое-что понимаю, ещё в детстве стал книжным червём.

Глен потёр ладонями лицо и глаза. Его разум уже переполнялся новой информацией, в волнах которой терялись, казалось бы, стойкие и нерушимые представления о его настоящей реальности и истинной сущности.

– Я так тщательно вам всё растолковываю только из-за то, что сегодня вы принесли с собой сознание адекватного Глена, – продолжил Орехов. – Мы должны воспользоваться этой удачей! В нормальном состоянии вы уже не вспомните столько подробностей душевных переживаний своего предшественника. Наш с вами план на случаи очередных провалов как раз и заключался в том, чтобы попытаться убедить адекватного Глена работать на нас, ради общего блага.

Глен отмёл овладевающее его смирение и сконцентрировался на попытках мыслить логически:

– Вы говорите, что каждый раз появлялся новый Глен. Но какой же из них был настоящим? Тот, который описан в книге? Какой он?

– Хороший вопрос! – Доктор улыбнулся. – Настоящий Глен – это собирательный образ всех прочих Гленов. По крайней мере, к такому выводу мы пришли после изучения объективных данных прошлого, извлечённых через сплит-погружение. Умный, самоуверенный, со специфическим чувством юмора, в меру эмоциональный и в то же время оградивший свой внутренний мир от внешнего. Вещь в себе. При этом он зачастую весьма однобоко смотрел на происходящие вокруг него явления. Своя колокольня – его любимое место. Примерно так его можно охарактеризовать.

– Вы явно подготовились, – без эмоций произнёс Глен. – Мне надо время собраться с мыслями и оценить обстановку.

– Проблема в том, что времени у нас и не так много, – почти извиняющемся тоном сказал доктор. – Вас никто не заставляет подписываться кровью и безропотно верить каждому моему слову. Но вы можете собираться с мыслями, параллельно работая над новыми главами.

Глен едва усидел в кресле:

– Так всё это и правда из-за какой-то книги? – Он взял в руку многостраничный том и потряс им в воздухе словно тонким журналом. – По вашей версии я погиб много десятилетий назад, а вы встречаете меня в своём санатории с циничным расчётом главы международной корпорации. И вообще, – он даже с некоторым презрением посмотрел на книгу, – мне не нравится ни дизайн обложки, ни название. Мне сложно представить, что это написал я. Пусть не совсем я, но вы поняли, о чём речь.

– Георгий Аркадьевич! – терпение Орехова вмиг просочилось как песок сквозь пальцы. – Давайте вы будете заниматься тем, что у вас получается лучше всего – писать и ещё раз писать! А решение околокнижных вопросов оставьте нам. Именно так мы с вами работали последние лет пятьдесят. И успешно работали, стоит признать.

– Пятьдесят лет назад вы ещё щеголяли в другом теле. Случайно не проверяли, в каком?

– Говоря «мы», я подразумеваю не только себя и вас, но и всё издательство в целом. Мне хорошо знакома ваша биография, для этого не потребовалось наводить справок. – Орехов выразительно кивнул на книгу.

– Вы не ответили на вопрос.

– На какой? Кем я был в прошлой жизни? Я не могу на него ответить, потому что я не знаю.

– Да ладно! Вы занимаете столь высокую должность в санатории, специализирующемся на подобных услугах, и сами при этом ни разу не заглядывали в замочную скважину соседней комнаты?

– Верите или нет, но я пока не решился на такой шаг. И дело не столько в боязни деперсонализации или прочих побочных эффектов, сколько в нежелании искусственно предопределять своё будущее. На данном этапе жизни.

Чувство удивления свело на лбу Глена его седые брови.

– Причём здесь будущее?

– Я вам объясню. – Орехов удобнее устроился в кресле. – Представьте, что у вашей души есть некое предназначение. Глобальное. Каждое перерождение в новом теле это решение конкретных задач, определяющих общее предназначение. Но эти задачи стоит не только решить, но и найти. Мы ведь являемся в этот материальный мир со стёртой памятью, точнее, мы оставляем память вместе с прошлым телом. Каждая новая жизнь для нас – чистый лист. Картину нашей жизни определяет сотрудничество души и тела. Их мотивы и желания не всегда совпадают, но лишь вместе они могут решать поставленные задачи. Так вот, знание своих прошлых задач может повлиять на принятие решений в текущем времени. Возможно, мой предшественник не успел что-то сделать. Или сделал что-то не так. Если я буду об этом осведомлён, то подобное знание подсознательно скорректирует мои поступки в будущем. Пока я этого не хочу.

Глен не подал вида, однако внутри него бурлил котёл негодования. Извергаемые из этого котла мысли он попытался выразить более дипломатичными словами:

– Мне непривычно слышать такие вещи из уст человека науки.

– Это вполне понятно, учитывая, что в ваше время подобные проблемы не являлись компетенцией научных дисциплин.

– Но даже сегодня наука не в полной мере способна объяснить природу побочных эффектов от погружения в прошлые жизни, я правильно понял?

– Правильнее и не сформулировать.

Орехова явно устраивало течение беседы, и то, как ему удалось направить это течение в нужном направлении. Теперь он с лёгкостью мог корректировать вектор тем.

– Давайте вернёмся к той истории, которая предшествовала вашему появлению здесь. Вы сказали, что не хватает досье ещё на одну девушку. Предоставьте о ней больше информации, а я проверю, находилась ли данная особа на том злополучном лайнере. – Доктор подтащил к себе свой персональный мини-компьютер и застучал пальцами по экрану.

– Её звали Рая. – Глен начал вспоминать все нужные детали. – Один раз она представилась как Рая Райс, но я думаю, это не настоящая фамилия. Она была небольшого роста, с тёмно-русыми волосами и большими карими глазами...

– Этого пока вполне достаточно, – перебил его Орехов и погрузился в компьютер. Через минуту он сказал, оторвав напряжённый взгляд от экрана:

– На судне по документам присутствовала лишь одна женщина с именем Рая. Но вряд ли вы бы могли познакомиться с ней. – Он нажал на какую-то кнопку, и на всю стену расплылось изображением толстой женщины лет пятидесяти в белом поварском фартуке. – Если только Глен не был тайным любителем пожилых пышечек.

– Исключено! – отрезал Глен. – Откуда же тогда взялась та Рая? Плод воображения?

Доктор пожал плечами:

– Истины нам пока не узнать в любом случае. В этом есть и плюсы – вы можете сделать её кем угодно в своих главах.

– Что значит кем угодно? А какие есть варианты?

– Вы это у меня спрашиваете? Кто из нас писатель, Георгий Аркадьевич? Придумывать варианты – ваш удел.

– Это я понял. Но всё ведь должно быть логически связано со всей книгой. А книгу я не читал.

– Свяжете потом, – нервно сказал Орехов. – Пока пишите то, что помните о ней. Если, конечно, в вашей истории у неё была роль поважнее роли мебели.

– Ещё какая роль. Она была способна видеть будущее...

Глен вздрогнул от посетившей его мысли-воспоминания. «Я вижу корабль полный людей. Веселящихся людей. Столы с едой и выпивкой...Человека в белом халате...». Он имел особенность запоминать нужные детали и фразы без всяких искажений. Человек в белом халате из видения Раи всплыл перед ним только что, хотя другой человек в белом халате (а может, и тот же) уже давно сидел перед ним за столом.

– Видеть будущее? – Орехов посмотрел на Глена поверх очков. – Это интересная деталь. Она видела что-то определённое? Далёкое, близкое будущее?

Глен машинально взял книгу и покрутил её в руках. Зоркий взгляд главврача мог бы с лёгкостью уловить в его действиях признаки волнения, поэтому Глен отложил книгу и сфокусировал внимание на диалоге.

– Можно сказать, она предвосхищала события, которые случались с нами буквально через считанные часы после предсказаний. В нашем положении об отдалённом будущем думать не приходилось.

– Вот на этом фундаменте и постройте новую сюжетную конструкцию. Все материалы у вас на руках, Георгий Аркадьевич. Точнее, в голове. – Орехов встал с кресла и подошёл к Глену. – Позвольте я проведу вас в вашу палату, где в ближайший час вы сможете поработать над главами, а затем мы займёмся извлечением вашего родного сознания из глубин прошлого. После чего вы уже вернётесь к работе с привычным пониманием дела.

Глен вновь впал в некую прострацию. Возможно, процесс извлечения родного сознания уже начался сам по себе. А может быть, грань между автором и его произведением стёрлась окончательно. Глен отдал бы всё, лишь бы узнать, какой из этих двух вариантов верный. Молодость и волосы, с которыми он уже расстался без всякой радости, были всё же не самыми ценными атрибутами прошлой жизни, сейчас он готов был продать за понимание истины даже свой литературный талант. Но подходящих покупателей в коридорах санатория он так и не встретил, а многие из неподходящих, по ощущениям, и сами были не прочь вступить в торгово-рыночные отношения с монополистами истин в белых халатах.

Словно пробегающие перед глазами кадры хаотичной съёмки, коридоры вскоре сменились статичной панорамой палаты. Режим звука был включён в позицию «беззвучно», поэтому финальные наставления доктора Орехова мозг Глена не уловил и, как следствие, не проанализировал. Вместо этого начался анализ ситуации. Что можно сделать для спасения, спрашивал себя он? Как сбежать? Куда бежать потом? Слишком сложные вопросы оставались без должных ответов. Впрочем, помимо механического побега, оставался и альтернативный вариант – бегство с помощью чернил и бумаги. В прошлый раз попытка повлиять таким способом на сюжетный ход рассказа произвела обратный эффект. Стоит ли рисковать сейчас? Или попробовать пойти от противного и написать отрицательные изменения сюжета в надежде получить положительные? Всё это напоминало Глену игру в рулетку с очень высокими ставками. Конечно, в том случае, если версия доктора была верной, он ничего не терял, разве что несколько потенциальных глав для второго издания своей книги. Но оптимизм – главный враг реализма. Поэтому Глен рассматривал худший сценарий своего положения.

Он осмотрел палату на наличие в ней необходимых материалов для работы. Учитывая текущую эпоху, он ожидал найти что-то вроде технологичного устройства быстрой печати, но к своему удивлению обнаружил на деревянном столе бумагу и шариковую ручку. Наверно, его современный аналог вместе с доктором заранее подготовились к провалу и решили не проверять, сколь быстро Глен сможет найти общий язык с незнакомой ему техникой. Бумага была беспроигрышным, хоть и устаревшим, вариантом.

Сев на койку, он заметил валявшийся под ногой комок бумаги. Глен подобрал его и развернул. На одной стороне было написано всего два слова и число: «пункт прибытия – 1986». Что это может означать? 1986 – год его рождения. Никаких прочих событий, связанных с этой датой, он не припоминал. На другой стороне оказался нацарапан небольшой текст: «Ради спасения тебе придётся кое-что сделать и напрячь память. Напиши пару страниц любой приходящей на ум белиберды для доктора, отдельно напиши всё, что ты помнишь об издательстве, и надёжно спрячь рукопись. Скоро она тебе пригодится».

Глен потеребил записку. Если верить написанному, ему что-то известно об издательстве, хотя сейчас он ничего конкретного не мог вспомнить ни об одном издательстве. Речь наверняка идёт о «Богах иллюзий». Выходит, его предположение об их причастности было верным. Кто-то вколол в его память неплохую дозу транквилизатора, и она погрузилась в глубокий сон. Придётся найти способы её разбудить. Пока же он приступил к первой части плана – написанию белиберды для доктора.

Внезапно память пошевелила конечностями, мысли выстраивались стройными рядами в голове, и он кинулся изливать поток слов на бумагу.

Время шло, старческая кисть Глена работала в непривычном для себя темпе. Последний раз он писал от руки большие тексты во времена университетских лекций. И хоть в этот раз текст нельзя было назвать слишком большим, та скорость, с которой он его писал, очень быстро утомила старика. Старика, который и вовсе мог не писать таким способом лет шестьдесят. На исходе часа Глен уже исписал почти пять из восьми имеющихся в распоряжении листов. В обычных условиях он восхитился бы своей скоростью работы, но сейчас на эту особенность он не обратил никакого внимания.

Хорошо, что он обратил внимание на время: час истекал, пора прятать рукопись. Но куда? Он ещё раз осмотрел палату. В углу на журнальном столике лежало несколько толстых книг. Старомодное увлечение старика, надо понимать. Глен плотно спрессовал листы и открыл одну из книг. К его удивлению, внутри зияла полость. Страницы были аккуратно вырезаны по центру, создавая глубокий карман внутри толстого тома. Там уже находились сложенные исписанные листы. Времени для чтения не было, поэтому Глен быстро запихал туда новую партию рукописей и положил книгу обратно на стол. Затем сел на койку и сделал вид, что ещё работает над текстом. В первые секунды он даже не заметил появившегося в палате доктора Орехова вместе с ещё двумя масштабными фигурами в белых халатах.

– Как успехи, Георгий Аркадьевич? – любезно поинтересовался главврач.

– Я ещё не закончил.

– К сожалению, вынужден вас прервать. Нельзя больше затягивать преобладание сознания Глена над вашим собственным. Это чревато более серьёзными осложнениями, с которыми даже нам будет нелегко справиться.

– Ладно! – Глен демонстративно бросил ручку на стол и потряс онемевшей кистью. – Всё самое основное я, в принципе, изложил. Теперь можете делать свою работу.

Орехов с довольным видом взял со стола исписанные листы, аккуратно сложил их и засунул в карман халата. Глена провели в процедурный кабинет, где он провёл около двадцати минут, после чего вышел в коридор и попросил у санитара стакан ананасового сока. Теперь он знал, что его любимым соком был именно ананасовый, а не вишнёвый, знал, как звали санитара, мог процитировать многие предложения из «Мёртвого штиля» и вспомнил обо всех разговорах с доктором Ореховым, включая самый первый их разговор, когда Георгий Аркадьевич пришёл в санаторий с чётким планом написать свою последнюю книгу. Знал и помнил – да, но являлся ли он исконным носителем этих знаний и воспоминаний? Или же они были имплантированы ему в том процедурном кабинете? Остатки смятений Глен проглотил вместе с любимым напитком. Теперь не было никаких сомнений в том, что он – Георгий Аркадьевич Джинин.

Старик вышел в парк и вдохнул весенний аромат природы. Увидев свободную лавочку, он примостился на ней и с блаженной расслабленностью стал наблюдать за пролетающим по небу косяком птиц. Молодой пациент проходил мимо, но, узнав старика, подсел к тому.

– Добрый день, Георгий Аркадьевич!

– Здравствуй, Арсений.

– Как продвигается работа над скрытыми главами?

– Сносно. Мне ещё предстоит разобраться во многих открытых главах. Редакторы, очевидно, уже решили, что я умер, и мои материалы можно издавать в совершенно извращённом виде. Раньше всё было в рамках правил, поэтому я писал текст, отдавал им и закрывал на все изменения глаза. Но в этот раз они перешли грань.

– Глен уже не так вас беспокоит, как раньше?

Джинин прищурился и смерил паренька подозрительным взглядом.

– Беспокоит, но я его понимаю. Он похож на белку, которую заставляют бегать в колесе, меняя декорации перед глазами. Если честно, мне его жаль.

– Почему? Вы думаете, что доставляете ему какое-то неудобство своими погружениями? Но ведь это невозможно.

– Кто знает. Ведь кто-то населяет сотворённые нашим совместным разумом миры. Я не склонен считать, что мои провалы – сплошная галлюцинация. Впрочем, тебе не понять без наличия опыта. А ты ещё слишком мал для глубоких погружений.

– Не беспокойтесь, я и так обо всём знаю.

– Откуда? – старик выпучил на парня глаза.

Арсений осторожно огляделся и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, наклонился к Георгию Аркадьевичу и прошептал:

– Сюда приходил один молодой человек очень экзотической наружности и всё мне рассказал. А ещё он просил передать вам вот эту штуку.

Парень вытащил что-то белое из кармана пижамы и тут же всучил в руки старику. Это оказалось весьма толстым конвертом. Георгий Аркадьевич напряг зрение и прочитал на нём: «Кому: Георгию Аркадьевичу Джинину. Рассказ «Санаторий». От кого: Глена. Ниже следовала приписка: лучший способ защиты от плагиата».

Глава 7. Капризы неба

– Выпейте горячего чаю, девушка. – Молодой шкипер заботливо наклонился к Рае и предложил ей чашку ароматного напитка.

Рая сидела на палубе закутанная в лёгкое одеяло среди ещё двух десятков промокших насквозь людей. Помимо членов экипажа, из общей массы пассажиров выделялась статная фигура в деловом коричневом костюме. Человек стоял спиной к Рае, о чём-то оживлённо беседуя с капитаном. Мысленно девушка тут же, сама не зная почему, нарекла его «федералом».

– Спасибо. – Она сделала глоток и почувствовала, как тепло стало наполнять её изнутри.

Через минуту ей показалось, что тепло сменилось ознобом. Дрожь руки передалась и чашке чая. Рая подскочила и выплеснула напиток, едва не окатив им проходящего мимо одного из членов экипажа.

– Что с вами? – поинтересовался тот, мужчина средних лет достаточно плотного телосложения.

– Вы подмешали мне в чай какую-то гадость!

Её фраза тут же привлекла внимание сидящих рядом пассажиров и носителя коричневого костюма. Он обернулся, и Рая разглядела его острое худое лицо, покрытое трёхдневной щетиной.

– Успокойтесь, барышня, – сказал коричневый костюм и подошёл ближе. В руке болтался стильный чемоданчик из крокодильей кожи. – Пройдёмте со мной, нам есть что обсудить.

Рая не стала возражать. Она до сих пор не помнила, что случилось после того, как её поглотил шторм. Ответы она надеялась получить от любого, кто мог их дать.

Они спустились вниз и расположились в одной из кают. Постепенно дрожь и озноб исчезли.

– Эти каюты специально выделены для спасённых пассажиров «Эклиптики», -начал диалог «федерал». – Какое-то время вам придётся провести здесь, пока мы не доберёмся до ближайшего порта.

– А что произошло?

– В загадочных обстоятельствах кораблекрушения ещё предстоит долго разбираться. У всех спасённых разная трактовка событий. А вы совсем ничего не помните?

– Ничего связанного с кораблекрушением, – осторожно сказала Рая.

Пока она не решалась говорить о том, что осталось в сите её памяти за последние сутки – про исчезающий на глазах лайнер, про орден плотоядных и второй великий потом со времён Ноя.

– Прискорбно. Половина пассажиров, как и вы, ничего не помнят о факте кораблекрушения, зато выдают истории одна невероятней другой. – «Федерал» испытывающим взглядом испепелял Раю. Он не садился, а остался стоять, засунув руки в карманы брюк, отчего ей стало ещё более некомфортно.

– Что за истории? – поинтересовалась Рая.

– Разные, – уклончиво проговорил «федерал». – Возможно, это прозвучит не совсем уместно, но лично для вас у меня есть и хорошая новость: ваш рассказ победил на конкурсе.

Рая напряглась ещё больше:

– Мой рассказ?!

«Федерал» открыл чемоданчик и извлёк оттуда несколько файлов с бумагами.

– Да. Жюри признало «Творческий круиз» победителем не только в номинации «лучший дебют», но и в главном конкурсе. Такое удавалось немногим, надо признать.

Раю не захватил восторг от осознания сего факта, гораздо больше её интересовал сам сюжет произведения. Но она не знала, как лучше спросить «федерала» о сюжете собственного рассказа. К этому субъекту в коричневом костюме у неё вообще не было ни грамма доверия, чтобы вытаскивать перед ним всех скелетов разом из своих шкафов в первые же минуты знакомства.

– В связи с этим наше издательство хотело бы предложить вам контракт на многолетнее сотрудничество, – продолжал субъект, копаясь в бумагах. – Мы убеждены, что ваша дальнейшая творческая деятельность будет иметь успех на литературном рынке. Мы уже оформили все технические нюансы, осталось лишь подписать бумаги. – Он нашёл нужный файл и вытащил из него многостраничный контракт. -

Наконец, Рая решилась на мучавший её вопрос:

 – Честно говоря, провалы в моей памяти глубже, чем вы думаете: я даже не помню, о чём мой рассказ.

– Серьёзно? – «Федерал» положил перед девушкой контракт и ручку. – Забавная ситуация... – Он снова начал рыться в своём чемоданчике. – У меня текст вашего рассказа вроде был с собой.

Рая посмотрела на лежавший перед ней контракт и пробежалась глазами по объёмному и мелкому тексту.

– Десять лет?? А вдруг мне разонравится писать уже через год, остальные девять я вынуждена буду делать это по принуждению?

– Ну что вы! – «Федерал» снисходительно улыбнулся. – Там есть пункт «Прекращение деятельности». Он означает, что вы вправе в любой момент на время или навсегда отойти от публикаций, но при условии отсутствия публикаций в любых других издательствах и даже в интернете. Причём, речь идёт исключительно о публикациях, писать вам никто не запрещает. Но тогда – только «в стол».

Какое-то время Рая для вида ещё изучала страницы контракта, потом поставила в нужных местах подписи и напомнила «федералу» о своём рассказе.

– Да, он есть у меня. – Один файл с контрактом ушёл в чемоданчик, другой файл, куда толще, плюхнулся на стол.

Рая тут же схватила его и прочитала на титульном листе: «Рая Райс. Творческий круиз». На второй странице начинался уже основной текст:

«– Значит, ты говоришь, твоя подруга может видеть будущее? – Глен откинулся на неудобном стуле палубного ресторана.

– Ну...в какой-то степени, да, – Костя Раков сидел в ожидании своего заказа подобно прилежному ученику за партой.

– В «какой-то»– это в какой? Что завтра будет пятница, а послезавтра суббота?..»

– Я могу рассказать вам суть, коль она вас так интересует, – перебил беззвучное чтение Раи «федерал». – Рассказ довольно объёмный, его прочтение займёт немало времени. А вся соль в конце, как вы понимаете.

Рая с трудом оторвала взгляд от страницы. Откуда там взялись Глен и Костя? «Федерал» безошибочно просканировал её эмоции и чувства.

– Дайте угадаю – вас пугают имена ваших персонажей?

Девушка не успела ничего ответить.

– Сначала они меня тоже напугали, но по другим причинам. Ещё ни разу мне не приходилось читать конкурсные рассказы, в которых действующими лицами выступали бы реальные участники нынешнего и предыдущих конкурсов. Но потом в процессе чтения я понял задумку вашего произведения. Во многом именно благодаря этому оригинальному подходу жюри и наградило вас первым местом. Хотя идеи практически всех глав, за исключением первой вводной, базировались на уже существующих произведениях тех самых авторов. Вам оставалось лишь сплести их в канву единого сюжета. С этим вы справились, но, на наш взгляд, упустили одну важную деталь. Заключительный штрих...

Теперь у Раи уже не оставалось никаких сомнений в том, что данный субъект был замешан во всех событиях, случившихся с ней до появления на этом судне.

– Вы не могли бы изъясниться как-то иначе? Мне не совсем понятна суть вашего монолога, да и суть моего рассказа яснее для меня не стала.