Текст книги "Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране"

Автор книги: Евгений Добренко

Соавторы: Сусанна Витт,Риккардо Николози,Валерий Вьюгин,Оксана Булгакова,Юрий Мурашов,Кристоф Гарстка,Константин Богданов,Евгений Костюхин,Гуннар Ленц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Annotation

Джамбул – имя казахского певца-импровизатора (акына), ставшее одним из наиболее знаковых имен советской культуры конца 1930-х – начала 1950-х годов. При жизни Джамбула его сравнивали с Гомером и Руставели, Пушкиным и Шевченко, учили в школе и изучали в институтах, ему посвящали стихи и восторженные панегирики, вручались правительственные награды и ставились памятники. Между тем сам Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить те переводные – русскоязычные – тексты, которые публиковались под его именем и обеспечивали его всесоюзную славу. Но каковы причины этой славы? И кто был носителем этой славы – подлинный или мнимый «Джамбул»?

Настоящий сборник статей, составленный отечественными и западными учеными, задумывался как опыт посильного приближения к ответу на эти вопросы. Пользуясь современными интернет– и киноаналогиями, можно сказать, что речь в данном случае идет об аватаре Джамбула – о том образе, который создавался и предъявлялся советской идеологией к его русскоязычной адаптации.

Джамбул Джабаев:

Константин Богданов

Евгений Костюхин [26]

Евгений Добренко

Константин Богданов

Валерий Вьюгин

Юрий Мурашов

Оксана Булгакова

Гуннар Ленц

Риккардо Николози

Кристоф Гарстка

Сусанна Витт

Иллюстрации

Библиография

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88

89

90

91

92

93

94

95

96

97

98

99

100

101

102

103

104

105

106

107

108

109

110

111

112

113

114

115

116

117

118

119

120

121

122

123

124

125

126

127

128

129

130

131

132

133

134

135

136

137

138

139

140

141

142

143

144

145

146

147

148

149

150

151

152

153

154

155

156

157

158

159

160

161

162

163

164

165

166

167

168

169

170

171

172

173

174

175

176

177

178

179

180

181

182

183

184

185

186

187

188

189

190

191

192

193

194

195

196

197

198

199

200

201

202

203

204

205

206

207

208

209

210

211

212

213

214

215

216

217

218

219

220

221

222

223

224

225

226

227

228

229

230

231

232

233

234

235

236

237

238

239

240

241

242

243

244

245

246

247

248

249

250

251

252

253

254

255

256

257

258

259

260

261

262

263

264

265

266

267

268

269

270

271

272

273

274

275

276

277

278

279

280

281

282

283

284

285

286

287

288

289

290

291

292

293

294

295

296

297

298

299

300

301

302

303

304

305

306

307

308

309

310

311

312

313

314

315

316

317

318

319

320

321

322

323

324

325

326

327

328

329

330

331

332

333

334

335

336

337

338

339

340

341

342

343

344

345

346

347

348

349

350

351

352

353

354

355

356

357

358

359

360

361

362

363

364

365

366

367

368

369

370

371

372

373

374

375

376

377

378

379

380

381

382

383

384

385

386

387

388

389

390

391

392

393

394

395

396

397

398

399

400

401

402

403

404

405

406

407

408

409

410

411

412

413

414

415

416

417

418

419

420

421

422

423

424

425

426

427

428

429

430

431

432

433

434

435

436

437

438

439

440

441

442

443

444

445

446

447

448

449

450

451

452

453

454

455

456

457

458

459

460

461

462

463

464

465

466

467

468

469

470

471

472

473

474

475

476

477

478

479

480

481

482

483

484

485

486

487

488

489

490

491

492

493

494

495

496

497

498

499

500

501

502

503

504

505

506

507

508

509

510

511

512

513

514

515

516

517

518

519

520

521

522

523

524

525

526

527

528

529

530

531

532

533

534

535

536

537

538

539

540

541

542

543

544

545

546

547

548

Джамбул Джабаев:

Приключения казахского акына в советской стране

(Статьи и материалы)

Константин Богданов

Аватар Джамбула

(вместо предисловия)

Весной 2009 года в российских СМИ промелькнуло сообщение о том, что в Санкт-Петербурге на памятнике Джамбула, что стоит в переулке его же имени, появилась трещина^[1]. Бронзовый акын с домброй в руках был поставлен в сквере в переименованном в его честь переулке в 2003 году, к 300-летию Петербурга, и служил с тех пор своеобразным аттракционом для местной детворы, демонстрировавшей на нем навыки скалолазания. Последние, судя по всему, и стали причиной трещины, внесшей в дальнейшую судьбу монумента элемент непредсказуемости. Событие, постигшее оскульптуренного Джамбула, можно счесть при этом символическим. Тучи над Джамбулом сгущались и раньше: в 1997 году топонимическая комиссия комитета по культуре правительства Санкт-Петербурга приняла решение о возвращении переулку Джамбула его исторического названия Лештуков, существовавшего с 1780-х по 1952 год и происходящего от фамилии лейб-хирурга Елизаветы Петровны Ивана Ивановича (Иоганна Германа) Лестока, владевшего здесь некогда участком земли. Решение комиссии было подписано губернатором В. А. Яковлевым, но под давлением казахской диаспоры города, засыпавшей комиссию протестующими обращениями, было отменено, и переименование не состоялось. Переулок остался переулком Джамбула^[2]. Сегодня ничто не мешает задаться вопросом, надолго ли, но можно быть уверенным, что если питерская топонимика и впредь сохранит имя Джамбула, то причиной этому будет не столько память о казахском аэде, заслужившем свое место в истории города стихотворением о подвиге ленинградцев в годы блокады («Ленинградцы, дети мои»), сколько дипломатические реверансы России и Казахстана, сопровождаемые обоюдным признанием своих культурных героев.

Пересмотр идеологических и культурных ценностей затронул после перестройки конца 1980-х – начала 1990-х годов едва ли не все аспекты советской истории. Применительно к Джамбулу о таком пересмотре говорить еще рано – личность поэта по-прежнему окружена догадками, препятствующими созданию взвешенной биографии одной из знаковых фигур советской культуры. Настоящий сборник статей задумывался как опыт посильного приближения к такой биографии со стороны русскоязычной репрезентации Джамбула Джабаева. Пользуясь современными интернет– и киноаналогиями, можно сказать, что речь в данном случае идет об аватаре Джамбула – о том образе, который создавался и предъявлялся советской идеологией к его русскоязычной адаптации. Но каким был Джамбул на самом деле? Каким был казах Джамбул – акын, о котором хорошо известно, что он не знал русского языка^[3], но плохо известно то, что он действительно знал и о чем он действительно пел?

«Открытие» творчества казахского аэда для советского читателя связывается с именем Павла Кузнецова, опубликовавшего в 1936 году первые переводы песен Джамбула. Но Джамбул не был единственным открытием Кузнецова. За два года до появления в газете «Правда» публикации песни Джамбула «Моя родина» в Алма-Ате в переводе Кузнецова был издан сборник произведений еще одного казахского аэда по имени Маимбет. Тематически и стилистически песни Маимбета, славившего Сталина и клявшего «врагов народа», вполне схожи с песнями Джамбула в последующих переводах того же Кузнецова и еще одного активного пропагандиста творчества Джамбула Константина Алтайского^[4]. Однако в 1938 году цитаты из произведений Маимбета, как и упоминания его имени, из печати исчезают и больше нигде – ни в историко-научных трудах, ни в сборниках казахского фольклора и литературы – не фигурируют. Объяснение этому исчезновению дал литературовед и переводчик Александр Лазаревич Жовтис (1923–1999), долгие годы работавший в вузах Алма-Аты и хорошо знавший литературное окружение Кузнецова и Алтайского^[5]. По утверждению Жовтиса, от имени Маимбета писал не кто иной, как Кузнецов, самого же акына с таким именем никогда не существовало. Мистификация стала рискованной, когда Маимбет удостоился заочного внимания властей, после чего искомый акын нежданно-негаданно исчез, «откочевав», по покаянному объяснению Кузнецова, с родственниками в Китай^[6]. Свидетельство Жовтиса поддерживается воспоминаниями композитора Евгения Григорьевича Брусиловского (1905–1981), плодотворно работавшего с 1933 года в различных музыкальных организациях Казахстана^[7]. Историю, рассказанную Жовтисом, Брусиловский дополняет важными подробностями, проливающими свет на еще одну причину появления Джамбула в советской культуре Казахстана – празднование декады казахской литературы в мае 1936 года:

В 1935 году в «Казахстанской правде» была опубликована великолепная поэма акына Маимбета «Песнь о Асане Кайгы» в русском стихотворном переводе Павла Кузнецова. Это было, в некоторой степени, событие. Таких удачных переводов раньше не было. <…> Через некоторое время в «Казахстанской правде» появилась вторая стихотворная поэма Маимбета «Сказание о Жеруюк» в переводе П. Н. Кузнецова. <…> Опять было много высказываний и впечатлений. Но тут прошла волнующая весть о предстоящей в мае 1936 года декаде казахской литературы и искусства, и все другие события сразу отошли на задний план. Казахское искусство и литература впервые в истории будут десять дней в центре внимания столичной общественности. Повод для волнения более чем достаточный. Прошли уже в напряженном труде первые месяцы 1936 года, когда пришла из Москвы телеграмма Л. И. Мирзояна, обязывающая срочно найти акына Маимбета, привести его в порядок, хорошо одеть и включить его в состав делегации Казахстана с тем, чтобы он сочинил поэму в честь Сталина с русским переводом П. Кузнецова. Организационными вопросами декады занимался зампред Совнаркома Алиев. Он немедленно созвал совещание с одним вопросом: где найти Маимбета? <…> Решили спросить Кузнецова. <…> Кузнецов сообщил, что когда он ехал на машине из Актюбинска в Кзыл-Орду, то по пути встретил где-то на полустанке утомленного, запыленного человека. Этот человек был бедно одет и зарабатывал себе хлеб насущный тем, что пел под домбру свои импровизации. Его звали Маимбет. Он якобы скрывался от секретаря Актюбинского обкома партии Досова, который хотел отправить его в психиатрическую больницу. <…> Тогда срочно запросили Кзыл-Ординскую психиатрическую больницу: не поступал-де, мол, к вам такой худой, запыленный человек по имени Маимбет. Больница сообщила: нет, не поступал. А время шло. В перспективе уже виднелся апрель, а никаких следов загадочного Маимбета никто не смог обнаружить. Надо было срочно что-то предпринять. Заседания у Алиева проходили при малярийной температуре. Времени почти не оставалось. Уже стало ясно, что поиски Маимбета безнадежны. Был ли в действительности Маимбет или не был, но сейчас, в этот момент аварийно-срочно был нужен опытный, авторитетный казахский акын. <…> Назывались имена известных акынов в Карагандинской, Акмолинской и Актюбинской областях, но кто-то вдруг предложил: «Зачем искать так далеко, когда тут рядом, в Кастеке, живет старик, хороший акын, его весь наш район знает. Ему, однако, уже за 80, но он еще бодро ездит на базары. Зовут его Джамбул»^[8].

Стоит заметить, что мемуар Брусиловского делает правдоподобнее известный рассказ Шостаковича о Джамбуле в пересказе Соломона Волкова (и соответственно отчасти меняет оценку самой книги Волкова как сплошной мистификации):

Один мой знакомый композитор рассказал мне историю – необыкновенную и обыкновенную. Обыкновенную – потому что правдивую. Необыкновенную – потому что речь в ней все-таки идет о жульничестве прямо-таки эпохальном. Композитор этот десятилетиями работал в Казахстане. Сам он хороший профессионал, окончил Ленинградскую консерваторию, как и я, по классу Штейнберга, но годом позже. В Казахстане он очень пошел в гору. Был чем-то вроде придворного композитора. А потому и знал многое, что от непосвященных скрыто. <…> Русский поэт и журналист, работавший в 30-е годы в казахской партийной газете (она выходила на русском языке), принес туда несколько стихотворений. Сказал, что записал их со слов какого-то народного певца-казаха и перевел. Стихи понравились. Напечатали. А тут как раз готовилось торжество великое: показ достижений казахского искусства в Москве. Партийный руководитель Казахстана прочел стихи «неизвестного поэта» в газете. И дал команду: разыскать. Кинулись к журналисту: где твой поэт? Тот стал отнекиваться. Видят: парень соврал. А из беды-то надо выходить. Кто-то вспомнил, что видел подходящего живописного старика: играет на домбре и поет, на фото должен получиться хорошо. По-русски старик ни слова не знает, конфуза не будет. Просто надо ему дать ловкого «переводчика». Так разыскали Джамбула^[9].

Шостакович не называет ни имени своего знакомого композитора, ни имени переводчика, но из деталей ясно, что речь идет именно о Брусиловском, действительно окончившем в 1931 году Ленинградскую консерваторию по классу композиции М. О. Штейнберга, и о Кузнецове, работавшем с 1935 года в редакции газеты «Казахстанская правда».

Последним упоминанием о Маимбете стала юбилейная статья А. Владина «Джамбул и его поэзия (к 75-летию творческой деятельности)», напечатанная в майском номере «Нового мира» за 1938 год^[10]. В отличие от Маимбета, Джамбула придумывать было не нужно. Славившийся как певец-импровизатор, побеждавший на поэтических соревнованиях (айтысах) Джамбул, певший по-казахски и не понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить переводные тексты, которые публиковались под его именем. По официальной версии, произведения Джамбула «появились в печати и получили широкое распространение только с 1936 года», до этого времени «буржуазные националисты всеми силами <…> стремились оторвать акына от народа. Песни его почти не записывались, а записанные прятались в архивах»^[11]. О творчестве Джамбула читателю предлагалось судить исключительно по переводам, которые, по той же официальной версии, представляли записи устных импровизаций акына, а о самой жизни акына – из скудных биографических свидетельств, тиражируемых его переводчиками и литературными консультантами:

Всю жизнь он прожил бедняком. Только советская власть построила ему дом, дала ему коня, пожизненную пенсию, окружила вниманием его старость^[12],

или в автобиографическом изложении самого Джамбула:

Старость моя озарена счастьем. Мне более 90 лет, но я не хочу умирать. Народ меня уважает <…> Сбылись мои золотые сны. Я одет в шелковый халат. Живу в белой юрте. У меня темно-рыжий, красивый иноходец и богатое седло^[13].

Лаконичность Джамбула о самом себе, в общем, объяснима. Удостоившись на старости лет всесоюзных почестей и материального достатка, Джамбул имел все основания довольствоваться тем, что печаталось под его именем и озвучивалось от его лица. Для престарелого акына был отстроены 12-комнатный дом с остекленной верандой, палисадником, баней, летней беседкой, две шестискатные юрты^[14] и выделена в личное распоряжение легковая машина «М-1»^[15]. Постановлением ЦИК Казахской ССР от 19 мая 1938 года имя Джамбула было присвоено Казахской государственной филармонии, одному из районов Алма-Атинской области, ряду школ, улиц и т. д. В 1941 году Джамбул, награжденный к тому времени орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами Ленина и значившийся депутатом Верховного Совета КССР, был удостоен Сталинской премии 2-й степени (50 тыс. рублей – примерно 100 зарплат фабрично-заводского рабочего). Символические и материальные щедроты, свалившиеся на Джамбула, косвенно распространялись и на его окружение – переводчиков, секретарей и т. д. (так, например, тем же постановлением ЦИК КССР П. Кузнецов был признан «лучшим переводчиком Джамбула на русский язык» и премирован суммой в 3 тыс. рублей), объясняя своего рода переводческую индустрию, сложившуюся вокруг «советского Гомера» в конце 1930-х годов^[16].

Вопрос о том, в какой степени русскоязычные тексты Джамбула соответствуют их оригиналам – за подавляющим отсутствием аутентичных записей устных импровизаций акына, – остается открытым, но в целом русскоязычные «переводы» из Джамбула правильнее считать авторскими творениями его переводчиков^[17]. Несоответствие оригинальных текстов Джамбула и их русских переводов изредка признавалось уже в 1930-е годы. В 1940 году Г. Корабельников, редактор готовившегося (и не вышедшего) полного собрания сочинений Джамбула на русском языке, в докладе на заседании бюро национальных комиссий Союза писателей сделал обстоятельное сравнение подстрочников песен Джамбула с опубликованными текстами переводов, указав, в частности, что первые строятся по принципу тирады, тогда как вторые – на строфическом строе. «Литературная газета», опубликовавшая заметку об этом докладе, сообщала также, что «Корабельников прочел, параллельно с дословным переводом, поэтические переводы стихов „От всей души“ и „Поэмы о Ворошилове“. Грубые смысловые искажения, а также привнесенная переводчиками отсебятина вызывали у слушателей в одних случаях смех, а в других – возмущение». В качестве одной из причин, почему существующие переводы «лишь в малой степени передают особенности поэтики великого акына», автор той же заметки называл «своеобразную монополию на переводы Джамбула, установившуюся за небольшой группой переводчиков»^[18]. Как пример характерной «редакторской» работы с текстами Джамбула А. Л. Жовтис приводит стихотворение «Джайляу» (1936): в оригинале стихотворение содержит 32 строки, в переводе К. Алтайского – 100. Лирический сюжет оригинала стал в «переводе» пропагандистской поэмой о проклятом царском времени, орденоносцах-чабанах и мудром Сталине^[19]. История посмертных собраний сочинений Джамбула также показательна: собрание сочинений Джамбула на казахском языке 1958 года, изданное АН Казахской ССР, вообще лишено упоминаний о Сталине. Все упоминания о Сталине редактор алма-атинского издательства заменил либо именами Ленина, либо партии, так что «Джамбул предстает перед нами певцом социализма, но не Сталина»^[20].

Резонно надеяться, что свое слово здесь должны были бы сказать филологи и историки, способные судить о Джамбуле и его творчестве на языке оригинала и на основании тех материалов, которые позволяют оценить его место не только в советской, но и в собственно казахской культуре. Но пока, увы, изучение наследия и личности Джамбула в самом Казахстане остается не только мифологизированным, но и предельно табуированным. Примером того, к каким нешуточным последствиям приводит при этом желание отдельных исследователей беспристрастно разобраться, кем же был настоящий Джамбул, может служить судебный иск потомков Джамбула к выходящей в г. Алматы газете «Свобода слова» с требованием выплатить 800 миллионов тенге (более 6 миллионов долларов) за «нанесенный им тяжелый моральный ущерб». Поводом для иска стала статья Ербола Курманбаева «Карасай батыр – казахский Илья Муромец», опубликованная в 3-м номере газеты «Свобода слова» от 25 января 2007 года.

В целом статья Курманбаева была посвящена очевидно определившейся и официально одобряемой тенденции мифологизировать национальную историю и культуру Казахстана. В ряду таких мифологем автор называл утверждение о том, что Чингисхан был казахом (при том, что этноним «казах» – қазақ – появился, по надежным историческим свидетельствам, только в конце XIV века, тогда как Чингисхан умер в первой половине XIII века), а также не менее вздорное, но объяснимо холуйское желание отыскать предков нынешнего президента Казахстана в окружении легендарного победителя джунгар батыра Карасая^[21]. В той же статье было отведено место и Джамбулу, названному здесь же одновременно «несчастным» и «великим»:

Мы как-то привыкли к мысли о величии надежно и крепко воспетого Джамбула Джабаева (ныне – Жамбыл Жабаев). И сама мысль о мифологичности его образа не укладывается в голове. Как-то и президент Назарбаев назвал Джамбула казахским Гомером <…> Джамбулу приписали так много всего, что не поклоняться ему как-то даже совестно. Тем более что Джамбул – акын рода шапрашты, рода Нурсултана Назарбаева, и одно это сегодня как бы гарантирует официальное к нему почтение. Поэтому, конечно, никто не станет сносить памятники Джамбулу или переименовывать аулы, города и улицы имени Джамбула. Великий миф сталинских времен будет жить и сегодня, хотя то, что из Джамбула, простого аульного акына, сделали матерого сталиниста, конечно, обидно. Казахам не за что особо благодарить сталинский режим. Да и сам Джамбул, если б знал, вряд ли согласился бы на роль сталинского менестреля^[22].

Отклики на статью Курманбаева не заставили себя ждать. Судебный иск к газете, в которой она была опубликована, и репутация Джамбула, связываемого сегодня не только с культурным прошлым Казахстана, но и с политическим настоящим (Джамбул – акын рода Назарбаева), стали предметом общественной дискуссии, материалы которой, однако, появились только на страницах все той же «Свободы слова»^[23]. Официальные и академические власти по-прежнему придерживаются рекомендуемо благостного представления о Джамбуле как о великом акыне, «наследнике и продолжателе традиций казахской народной поэзии»^[24] и сородиче нынешнего президента^[25]. Так советский аватар Джамбула нашел свое продолжение в его казахском варианте, подновленном национально-патриотическими чертами, но не ставшем от этого менее мифологическим.

Статьи, вошедшие в настоящий сборник, писались по материалам конференции, посвященной Джамбулу и состоявшейся в Праге в Карловом университете в 2004 году. Столь странным, казалось бы, местом конференции ее участники обязаны инициативе и энергии Томаша Липтака (Карлов университет в Праге), Юрия Мурашова и Риккардо Николози (университет г. Констанц, Германия), реализовавших начинание, представлявшееся первоначально вполне фантастическим. Но конференция состоялась, и рассуждения о казахском поэте советской эпохи, прозвучавшие в Чехии под барочными сводами одного из залов старейшего в Центральной и Восточной Европе университета, позволяют надеяться, что интерес к Джамбулу, к его творчеству и времени, в котором ему довелось жить, еще не раз объединит ученых, движимых стремлением к здравому смыслу, научной объективности и интернационализму.

Евгений Костюхин ^[26]

Джамбул и советская фольклористика

Феномен казахского акына Джамбула Джабаева интересен в нескольких отношениях. Для историка культуры он любопытен как один из примеров создания официальной идеологемы, а для филолога-фольклориста – как страничка из истории традиционной культуры. Но то, что здесь названо по отдельности, соединено в одном лице – Джамбуле.

Кто он такой? Джамбул – казахский фольклорный певец-акын, живший на северных склонах Заилийского Алатау. Он родился в 1846 году и был хорошо известен в родном краю как даровитый акын. Когда ему было уже за 90 лет, его приметила и пригрела власть. К нему приставили двух литературных секретарей (Гали Орманов и Павел Кузнецов). Опытный журналист Кузнецов говорил, о чем надо петь, Гали переводил это на казахский (русского Джамбул не знал), Джамбул импровизировал, Гали переводил это на русский, Кузнецов делал литературную обработку – и страна читала Джамбула по-русски. Старику выстроили большой дом в его ауле, дали квартиру в Алма-Ате, подарили автомобиль, свозили в Москву, где ему показали Кремль и мавзолей и наградили орденом, дали Сталинскую премию. В учебнике академика Соколова по русскому фольклору казахскому акыну посвящена отдельная глава. Во время Второй мировой войны Джамбул обратился к блокадным ленинградцам: «Ленинградцы, дети мои!» Благодарный Ленинград объявил Джамбула чуть ли не национальным героем, а Лештуков переулок был торжественно переименован в переулок Джамбула. Не дожив одного года до столетия, Джамбул был похоронен со всеми почестями у себя на родине. В Алма-Ате ему поставлены два памятника, его именем названа улица, а древний город Талас (Аулие-Ата) переименован в Джамбул.

Таких почестей не был удостоен ни один народный певец в мире начиная с Гомера. В чем тут дело? Неужели Джамбул обладал каким-то необыкновенным даром? Талантом он, безусловно, обладал. Джамбул – одаренный акын, как звали казахи певца-импровизатора. Был он к тому же и жирши – эпическим сказителем, в репертуаре которого было несколько эпических песен (в их числе романтический эпос «Козы-Корпеш и Баян-Сулу» и две-три песни из знаменитого киргизского эпоса «Манас»). Распространенными жанрами акына были толгау – песни-размышления, арау – песни-призывы, а также матау – песни-славословия. Но подлинным испытанием для акына был айтыс – песенное состязание, в котором акын демонстрировал импровизационный дар. В состязание вступали два акына из разных родов. Состязающиеся должны были как можно пышнее прославить свой род и очернить своего противника. Хула и слава выступают здесь в единстве. Айтыс продолжается до тех пор, пока один из акынов не признает себя побежденным. В наказание он должен будет воспроизводить айтыс впоследствии по желанию слушателей. Джамбул был мастером айтыса и одержал несколько крупных побед, в совершенстве владея средствами как хулы, так и славы.

Из каких блоков строился айтыс? В первую очередь следовало возвеличить себя и унизить противника. Если один – сокол, орел, в крайнем случае соловей, то второй – ощипанный воробей, которого уносит водопадом льющийся поток слов; если же противник чересчур хвастается тем, что он неудержимый горный поток, то первый – пламя, которое не залить потоком. Второй блок – похвала родной земле со всеми ее достопримечательностями. Третий блок – восхваление славных мужей своего рода и очернение рода противника.

Вот этой поэтикой и владел Джамбул, на нее опирался он в том, что названо поэзией Джамбула, творца советского фольклора. Понятие это вызывает законные подозрения, мало того – презрение. Какой же это фольклор, если он не имеет отношения к народному творчеству и никогда не входил в народный репертуар? Советский фольклор – плод коммунистической пропаганды, гомункулус, выращенный большевистской агитацией, который справедливо получил в награду от Ричарда Дорсона кличку фэйклор – фальшивка. Впрочем, и у нас из-под ярма коммунистической идеологии пробивались иногда трезвые голоса. Так, еще на излете сталинской эпохи в журнале «Новый мир» была опубликована статья Н. Леонтьева «Волхование и шаманство?», где осмеивалась сама технология создания советского фольклора, когда к народному «мастеру» подсаживалась литературная наседка.

Пересматривать статус советского фольклора, сработанного по политическому заказу, нет никаких оснований. Однако, если приглядеться к нему внимательно, при всей искусственности выделки он остается фольклором по существу, то есть искусством формул, шаблонов и стереотипов, в чем убеждает и творчество Джамбула. На поверхности находятся мотивы политические. Власть нуждалась в представительстве трудового народа, который бы на практике воплощал один из ее слоганов («морально-политическое единство», «всенародная поддержка»). Он должен был воспеть советский строй и безудержно радоваться тому, что живет в такой замечательной стране: славословие было обязательным ритуалом в Советском Союзе.

По всем параметрам на роль такого всенародного певца лучше всего подходили люди, воспитанные восточной традицией с ее любовью к гиперболическому возвеличению. Вначале на роль народного сказителя был выбран ашуг из Дагестана Сулейман Стальский. Его фамилия вызывала известные ассоциации, он был беден и слеп, что тут же позволило пресмыкавшемуся перед властями Горькому назвать его «Гомером XX века». К сожалению мастеров коммунистической пропаганды, Сулейман умер в 1937 году. Вакантное место занял певец из киргизских степей Джамбул, блестяще сыгравший роль простого акына, вдохновленного невиданными успехами советской власти.

Едва ли столетний неграмотный старик понимал, что делается вокруг него. Секретари, конечно, по мере сил ему что-то растолковывали, но он оставался во власти традиционных представлений. Полунищий акын стал жить в полном достатке как по мановению волшебной палочки или по какому-то волшебному слову. Слово это – «Совет». Оно было произнесено – и все изменилось в жизни Джамбула:

Когда я, как снег Ала-Тау, стал сед,

Узнал я счастливое слово «Совет».

(1938, 25)

В мифологических представлениях Джамбула равнозначное слову «Совет» – «Закон»:

У казахов, как сбывшийся сон,

Свой счастливый и мудрый закон.

Принятая в конце 1936 года так называемая Сталинская конституция названа Джамбулом «великим советским законом» и прославлена на все лады. «Закон» имеет чудотворную силу – сама жизнь на земле возможна лишь потому, что есть этот славный закон:

Закон, по которому радость приходит,

Закон, по которому степь плодородит.

(1958, 255)

И акын взывает: «Свети же, как солнце, наш мудрый закон!» (1958, 296).

Кто же знал это счастливое слово, кто его произнес? Сталин, разумеется. За ним стоит великий мудрец-аксакал Ленин. Он же выступает в роли богатыря-батыра. Главный соперник батыра Ленина, побежденный им, – царь. Ленин умер и успел передать волшебный дар Сталину. Это так называемая «клятва» (вспомним, какую мифологическую роль играла пресловутая «клятва» в официальной идеологии, как эксплуатировал этот образ сам Сталин). Теперь место Ленина занимает Сталин. В сознании среднеазиатского акына Сталину отводится место отца (впоследствии это звание прочно закрепилось в официальной идеологии). И Джамбул поучает молодое поколение:

Пусть запомнит казах-пионер:

Сталин – самый высокий пример,

Самый мудрый из всех мудрецов,

Самый лучший отец из отцов.

(1938, 17)

Центральный герой поэзии Джамбула отвечает эталону героического эпоса. Это батыр. Образ его создается с помощью гипербол. О Сталине говорится:

Он мощью своей превосходит Арал,

И каждый бедняк в нем отца увидал.

(1938, 21)

Из глаз батыра Фрунзе струится огонь, батыр Серго освободил Кавказ. Но, конечно, батыр из батыров – Сталин. Вокруг него – тоже батыры: Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, и каждому из них Джамбул слагает хвалебную песню. То он славит батыра Ежова, то, как придворный певец, сгибается в поклоне перед своим высоким повелителем:

Товарищ Молотов! В дар прими

Простые, народные песни мои!

(1938, 26)

Каганович удостоен хвалы за московское метро и Турксиб:

Твой, Каганович, могуч приказ,

Слово твое – закон.

(1938, 33)

Вот акын славит Кирова:

Был он, как буря, нещаден, суров

К черному племени мерзких врагов.

(1958, 387)

Большевики воспринимаются как одна большая семья:

Был Фрунзе и другом и братом,

Стальной Ворошилов Чапаю был братом,

Любимый наш Киров Чапаю был братом,

Бесстрашный Буденный Чапаю был братом,

И пламенный Куйбышев был ему братом.

(1938, 311)

Они стоят в ряду самых славных богатырей всех времен и народов. Та, батыр Ворошилов («первый кзыл-аскер») уподобляется Искандеру, Чингисхану, степному разбойнику Исатаю Тайманову.

Рядом с хвалой, говорили мы, всегда живет хула. В поэзии Джамбула она выпадает на долю подлых гадов из троцкистско-бухаринского блока. Псы и шакалы – любимые определения для оппозиционеров у акына: