Текст книги "Чужая жизнь"

Автор книги: Эрреро Ньевес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Он замолчал, чтобы снова закурить священную трубку. Затем Джозеф продолжил свою речь:

– Ты должен сконцентрироваться и вызывать видения, связанные с нашим любимым Кендалем. Он никогда не расставался со своим амулетом. Поэтому мы с самого начала хотели, чтобы этот амулет оказался у тебя, и передали его через твоих друзей, когда ты был в больнице.

– Речь идет о маленьком корешке, который мне передала Ориана?

– Да, именно о нем. Но это не простой корешок. Он символизирует дружбу между Кендалем и орлом, с которым общался наш друг. Принеси амулет завтра. Мы должны начать работать с видениями и священными камнями.

Джозеф затушил священную трубку и осторожно опустил ее на красную ткань, лежавшую на полу. Потом достал своеобразный кожаный мешочек, с которым никогда не расставался, и вытащил камешки. Он потер их в руках и бросил в сторону стены типи. Пока камешки летели по воздуху, они напоминали искры пламени. Человек-медицина встал и подошел, чтобы посмотреть, как упали камешки. Разглядывая, он рассказывал о том, что говорило ему их расположение.

– Ты должен отправиться на поиски священных камней в полнолуние.

– Когда будет полнолуние? – спросил Лукас у Брэда, но, прежде чем тот успел ответить, снова заговорил Джозеф:

– Через две ночи. Это указанный момент. Ты должен все подготовить. – Он продолжал смотреть на упавшие на пол камешки. – Подойди, Лукас! – вдруг велел Джозеф.

Лукас и Брэд встали и приблизились к тому месту, где находился пожилой человек. Они присели на корточки рядом с ним и посмотрели на три камешка, лежавших на полу.

– Выбери один из них и возьми себе! – сказал Джозеф Лукасу.

Среди камешков был один с красным кружком посередине, который казался сделанным из глины. Он и понравился юноше. Лукас протянул к нему руку и внезапно закричал. Камешек обжигал ладонь, но юноша не решался его бросить, боясь, что камень развалится на части. Джозеф и Брэд рассмеялись.

– Не знаю, что смешного вы нашли в том, что я обжегся, – сказал Лукас, продолжая держать камешек. У юноши было ощущение, что камень раскален. Хотя Лукас перебрасывал его с руки на руку, он по-прежнему чувствовал обжигающий жар на своей коже.

– Огонь есть кусок Солнца, и, когда камни трут друг о друга, они приобретают скорость, возникает тепло, свойственное небесному телу, которое руководит нашими жизнями. Дай мне его!

Лукас передал камешек старику, и Великий Джозеф взял его без каких-либо проблем. Казалось, что камень не обжигает его рук. Старик обернул камешек куском кожи и снова передал юноше.

– Этот камень поможет тебе убедиться в том, что ты действительно нашел священные камни. Он кажется хрупким, не так ли? Но на самом деле этот камешек является самым твердым из трех. Никогда не руководствуйся внешним видом вещи или человека. Истинная правда всего находится внутри. Могу тебя заверить, что этот камень тверд как сталь. Ищи три камня. Три! А те, которые просто тебе понравятся, тоже принеси. Они станут камнями-помощниками.

– А почему речь идет об острове Салтес, на котором, как говорят, нет ничего, кроме птиц и сосен?

– Потому что на этом острове погребен древнейший город Салтис, – ответил ему Брэд. – Конкистадоры, прибывшие на нашу землю, рассказывали нашим предкам об этом городе, который был не только перевалочным пунктом для судов, отправлявшихся в дальнее плавание с большими запасами всего необходимого для жизни, но и крупным населенным пунктом.

– Но если там никто не живет… Может, вы ошибаетесь.

– Нет. Три гигантские волны, которые вызвало Лиссабонское землетрясение, погребли город. Но он находится под песками острова Салтес. В нем были не только медь и железо, но также церкви, металлургические и текстильные предприятия, источники и фонтаны, обильные пастбища, сосны и кое-что… в чем нуждаемся мы и на поиски чего приехали.

– Что вы имеете в виду?

– Об этом потом. Сначала камни. Самое важное – чтобы ты вылечил Джозефа.

– Не имею ни малейшего представления о том, что я должен делать, – ответил Лукас.

– Тебе нужно всего лишь научиться быть маленькой полой костью, – сказал ему зычным голосом человек-медицина. – Мы называем людей, обладающих даром исцеления, полой костью. Целитель – это отверстие, через которое Аакбаадаатдиа помогает лечить людей. Мы, обладающие даром исцеления, являемся всего лишь отверстием, маленькими полыми костями. Понимаешь?

Лукас не ответил. Он покрылся испариной при мысли об ответственности, неожиданно возложенной на него. С другой стороны, юноша ожидал подходящего момента, чтобы рассказать им о своем друге Лео.

– Мне известно, Лукас, что кроме моего здоровья есть нечто, что беспокоит тебя, но ты пока еще не рассказал об этом.

Лукаса поразило, что помимо всего прочего Джозеф прочитал его мысли. Действительно, вот уже на протяжении нескольких минут юноша думал о Лео и обо всем том, что должно было произойти завтра.

– Мне кажется, что моего друга Лео исключат из института, в котором мы вместе учимся. Дело в том, что Лео вступился за меня, когда другой мой одногруппник стал насмехаться надо мной. Лео встал на мою защиту, подрался с обидчиком, но на самом деле его спровоцировали на это. Теперь на педсовете будут решать вопрос об исключении моего товарища из института, а у Лео нет никого, кто мог бы представлять его интересы. С Хосе Мигелем, который был зачинщиком драки, пойдет его отец. Мы знаем, что это очень влиятельный человек.

– А кого называют влиятельным белые люди? – с интересом спросил Джозеф.

– Того, у кого есть власть и деньги, чтобы делать все, что ему заблагорассудится. В этом случае отцу Хосе Мигеля не составит труда освободить от наказания своего сына, а всю вину взвалят на Лео.

– Но это похоже на несправедливость.

– Так оно и есть, – ответил Лукас.

Джозеф замолчал. Молодой человек попрощался с обоими и быстро пошел домой. Он был уверен, что Виктор уже пришел и ждет. По дороге Лукас думал о том, что ему предстоит сделать и что ожидают от него Брэд и Джозеф. Юноша притронулся к своей груди, чувствуя тянущую боль от внутренних послеоперационных швов. При этом он несколько замедлил шаг, поскольку у него возникло ощущение, что его кто-то преследует. Лукас остановился, сделав вид, что хочет завязать шнурок на спортивных ботинках, и шаги за спиной мгновенно стихли. Юноша закрыл глаза. Обоняние подсказало, что его преследовал мужчина. Судя по его дыханию, это был высокий и мощный человек. Юноша решил притвориться, будто ничего не заметил. Он продолжил путь и, увидев свой дом, ускорил шаг. Лукас решительно открыл дверь, вошел и моментально ее захлопнул. Ему следовало осторожнее ходить по улицам. В любом месте, на любом углу его могли подвергнуть испытанию, поставив под угрозу его жизнь.

13

Справедливость для Лео

Лео пришел в институт в лучшей своей одежде: он был в белой рубашке и синих брюках, которые надевал только в праздничные дни. Юноша нервничал, но старался скрыть волнение. Будущее Лео и всей его семьи зависело от решения педсовета. Мать проводила Лео до института, но не захотела войти внутрь. Она стеснялась говорить на публике. Женщина пожелала сыну удачи, и Лео, посмотрев ей вслед, стал подниматься по лестнице, ведущей в здание.

Лукас пришел на пару минут раньше. Как и все друзья, он боялся наихудшего.

– Я просил своих родителей прийти этим утром для того, чтобы представлять интересы Лео, но никто из них не смог. Если он будет сидеть в одиночестве, без какой-либо поддержки, ясно, что его исключат.

Когда они увидели Лео, впервые одетого не в джинсы и футболку, никто из четверых – ни Сильвия, ни Джимми, ни Виктор, ни сам Лукас – не решился пошутить по поводу элегантного вида друга. Их жесты свидетельствовали о беспокойстве за судьбу товарища.

– Вот и я, – сказал Лео.

– Ты будешь сидеть один? – спросила Сильвия.

– Ну, защищаться я умею. Правда, решение о моем исключении уже принято.

– Это мы еще посмотрим, – очень серьезно произнес Лукас. – Уж если не исключат Хосе Мигеля, который затеял драку, то не тронут и тебя. А я, признаться, удивился бы, если бы его исключили. – Стоило ему произнести эти слова, как появился Хосе Мигель в сопровождении своего отца.

Хосе Мигель был одет в серый костюм с галстуком. Его отец был в такой же одежде. Они казались спокойными и уверенными в себе. Хосе Мигель даже улыбался. Отец сразу же нашел дона Густаво, педагога, руководившего группой, и завел с ним разговор, продолжавшийся в течение нескольких минут. Вскоре двери актового зала открыли; послышался адский шум голосов: учащиеся боролись за лучшие места, чтобы посмотреть действо, которое они уже назвали «примерно-показательным».

Отец Хосе Мигеля поздоровался с директором и добавил, улыбаясь:

– Дон Бартоломе, моя жена посылает вам особый привет. – Это походило скорее на угрозу, чем на приветствие. – Она просила передать вам и вашей семье приглашение отобедать в нашем доме. Влияние вашей жены на наше предприятие огромно.

– Для меня большая честь слышать такое о своей жене, – сказал директор, запинаясь. – Мы с удовольствием отобедаем у вас, когда вам будет угодно.

– Я попрошу секретаршу подобрать удобный день, и мы уточним время нашей встречи.

– Замечательно, – только и успел сказать директор, присоединяясь к группе преподавателей.

Хосе Мигель и его отец разместились на стульях, поставленных у края сцены. На противоположном ее конце стояли два стула для Лео и его представителя. Также на сцене стояли двадцать стульев для всех преподавателей, а центральное место предназначалось для директора, который был подобен судье с весами, уже лишенными равновесия.

Лео и все его друзья стояли у подножия лестницы, которая вела на сцену. Они пытались подбадривать его до последней минуты.

– Ну ладно, пора выполнить формальность, – сказал Лео, нервно сглотнув.

– Я поднимусь с тобой, – заявил Лукас, передавая друзьям свой рюкзак. – Ты не останешься один на сцене. Я чувствую, что вправе говорить как лицо, представляющее твои интересы.

– Ты же несовершеннолетний, – возразила Сильвия. – Тебе не позволят этого сделать.

– Но и он не может быть один. Это несправедливо! – запальчиво ответил Лукас.

– Давай попытаемся, – сказал Лео, поднимаясь по лестнице.

Лукас последовал за ним. В это время Виктор, Джимми и Сильвия бросились к первым попавшимся местам неподалеку от сцены, которые были свободны.

Секретарь педсовета, преподаватель математики, наклонилась к микрофону, установленному на столе в центре сцены, и попросила присутствующих поскорее занять отведенные им места, так как заседание совета должно было вот-вот начаться. Затем она призвала собравшихся в зале людей к тишине. Слово взял директор.

– Мы собрались на педагогическом совете с участием дирекции данного института при открытых дверях для того, чтобы положить конец проявлениям жестокости, которые имели место в последние дни. Согласно нормам нашего учреждения они считаются настолько серьезными, что от решения, которое мы примем большинством голосов, будет зависеть, останутся ли в институте два учащихся – Хосе Мигель Карранса и Леонардо Биоска[22].

Лео не мог усидеть на стуле, он сильно нервничал, и было заметно, как от волнения лоб юноши покрывается каплями пота. Лукас был очень серьезен, он повторял про себя речь, которую собирался произнести в защиту друга.

Затем слово взяла секретарь совета; она начала с того, что поздоровалась с отцом Хосе Мигеля и спросила его о том, известна ли ему степень тяжести поступков, совершенных его сыном.

– Да, я точно знаю, что случилось, потому что сын рассказывает мне обо всем, что происходит в институте, не упуская малейших подробностей, – сказал он, вызывающе глядя на директора. – Считаю, что мой сын не несет никакой ответственности за то, что случилось. Более того, ему сильно досталось.

Преподаватели зашептались. Со стороны казалось, что Хосе Мигель, судя по синяку под глазом, действительно пострадал в драке.

Секретарь намеревалась обратиться с такими же словами к Лео и тому, кто представлял интересы юноши, но остановилась, увидев, что это место занимал учащийся.

– Не знаю, насколько соответствует требованиям закона тот факт, – немного смутившись, произнесла она, – что один ученик представляет интересы другого.

– Это незаконно, – поспешил заявить директор. – Этого не может быть не только потому, что не соблюдается требование о совершеннолетии представителя, но и в связи с тем, что им может быть только человек, не имеющий отношения к институту. А вы как ученик, – обратился он к Лукасу, – связаны с нашим учебным заведением.

– Но тогда он останется в одиночестве, – громко возразил Лукас, – а это тоже незаконно.

– В случае отсутствия представителя он должен защищать себя сам. Леонардо, вы согласны? – осведомилась секретарь.

– Если я не имею права быть его представителем, – добавил Лукас раньше, чем его друг успел ответить, – то и Лео не имеет права защищать себя, потому что, как и я, является несовершеннолетним.

В актовом зале возникло замешательство. Учащиеся ответили на слова Лукаса аплодисментами.

– Тишина! Будьте любезны соблюдать тишину! – Преподавательнице математики пришлось напрячь голос, чтобы ее услышали, ибо в зале в считаные секунды стало очень шумно.

Директор посоветовался с некоторыми преподавателями, которые сидели поблизости от него. Согласия достигнуто не было. Дон Густаво считал, что Лукас должен защищать Лео, так как у того нет представителя, отстаивающего его интересы. Пока педагоги обсуждали создавшееся положение, в актовом зале установилась тишина. Кто-то вошел в зал в сопровождении репортера телевидения, который вел запись всего, что здесь происходило. Они медленно шли по проходу, приближаясь к сцене. Репортер остался в стороне и продолжал снимать, в то время как второй человек, высокого роста, с выдубленной на солнце кожей, длинными белыми волосами, заплетенными в две косички, и цветной лентой, повязанной на лбу, не спеша поднимался по ступенькам на сцену. Он был одет в коричневую кожаную куртку с бахромой, свисавшей по бокам и на рукавах, и бежевые брюки. Из-под куртки выглядывала белая рубашка.

Члены педсовета тоже погрузились в молчание. Тишину нарушал только звук решительных шагов высокого человека, внушавшего уважение, какого они никогда не испытывали. Лукас не мог поверить своим глазам.

– Джозеф! – только и сумел вымолвить он в знак приветствия. – Что ты здесь делаешь? – не скрывая удивления, спросил юноша.

– Я пришел представлять интересы твоего друга. Любой друг Лукаса – мой друг.

Лукас улыбнулся. Он указал Джозефу, куда следовало садиться, и успокоил Лео, сказав:

– Ты в руках мудрого человека. Верь ему!

Посмотрев на Великого Джозефа, Лео протянул ему руку, но так и не решился что-либо сказать. Юноша помнил об эпизоде около больницы. Тогда он выступил против того, чтобы отнести Лукасу корешок, который передал его другу этот пожилой человек. А теперь Джозеф неожиданно появился в институте, чтобы помочь ему, хотя Лео и не просил его об этом. И сейчас никто не мог сказать, что его защитник является несовершеннолетним и имеет отношение к учебному заведению.

– Есть только одно неудобство, – добавил Лукас. – Джозеф не может отвечать на нашем языке, хотя все хорошо понимает. Предлагаю свои услуги в качестве переводчика.

– Что это за язык?

– Это один из языков индейцев. Язык апсалоке. Этот человек – североамериканский индеец.

– И ты знаешь этот язык? – с недоверием спросил дон Бартоломе.

– Да!

Дон Густаво утвердительно кивнул, когда директор посмотрел на него. Преподаватель математики тоже выразила свое согласие. Не было иного выхода, как признать законным присутствие Джозефа и того, чтобы Лукас переводил его речь. Охранник подошел к директору и сообщил, что в зале находится телевизионный репортер с камерой.

– Немедленно выгони этого типа из института! – последовал приказ.

– Вы не можете так поступить, – возразил дон Густаво. – Вспомните о том, что это публичное собрание, а значит, на нем могут присутствовать представители прессы. Другое дело, если бы педагогический совет проходил при закрытых дверях. Так записано в уставе нашего образовательного учреждения.

Дон Бартоломе закусил нижнюю губу и отдал приказ об открытии педсовета. Лукас подмигнул Брэду, который и был тем самым человеком с камерой.

Секретарь совета рассказала о событиях, происшедших прошлым утром. Однако она опустила тот факт, что друзья Хосе Мигеля оскорбили Лукаса и что именно Хосе Мигель ударил Лео кулаком по носу. Ее рассказ начинался с того, как Лео нанес удар в глаз своему товарищу. Когда преподаватель закончила говорить, Лео и Лукас переглянулись, не понимая, почему в рассказе отсутствует описание событий, предшествовавших агрессивным действиям Лео по отношению к Хосе Мигелю.

– Вы рассказали только об одной части того, что было! – громко произнес Лео.

– Прошу вас сохранять уважительное отношение к педагогическому совету, – назидательно сказала секретарь.

– То, что сделал я, было ответом на нанесенный удар. Ты знаешь об этом, Лукас, – шепнул Лео своему другу.

Джозеф положил руку на плечо Лео. На несколько секунд индеец закрыл глаза. Затем снова открыл их. Он сконцентрировался на самом себе и, казалось, не слушал того, о чем говорили преподаватели.

Директор предоставил слово отцу Хосе Мигеля. Будучи полностью уверенным в себе, тот начал говорить:

– Сеньор директор, педагогический совет, дорогие товарищи Хосе Мигеля, я здесь для того, чтобы защитить своего сына. Само изложение происшедшего делает очевидным то, что мой сын ни в чем не виноват. Насилию не место в аудиториях. Моя семья на протяжении нескольких лет вносит значительный ежегодный вклад в содержание этого учебного заведения. – Директор ослабил узел на своем галстуке. – Этим я хочу сказать, что для меня имеет значение состояние дел и фондов данного института. Поэтому, если бы я видел необходимость применения дисциплинарных мер по отношению к нему, – он указал на своего сына, – я первым попросил бы об этом. Однако Хосе Мигель не виновен в нападении на него учеников, которые держат в страхе всех остальных.

Лео не верил своим ушам. Друзья Лукаса, так же как и другие учащиеся, которые были свидетелями событий, происходивших во внутреннем дворике института во время перерыва, начали выражать свой протест.

– Я прошу, – продолжил отец Хосе Мигеля, – сурового наказания для этого молодого человека, который не делает ничего иного, как нарушает покой всех остальных учащихся. – Он угрожающе указал пальцем на Лео.

На лице Хосе Мигеля мелькнуло подобие улыбки, хотя было видно, что он прилагает все усилия, чтобы скрыть волнение. Дружки Хосе Мигеля подбадривали своего предводителя из той части зала, где они сидели.

– Таким образом, я надеюсь, что моего сына больше не будут вызывать на подобные педагогические советы, позорящие его, – завершил свое выступление отец Хосе Мигеля и добавил: – Особенно если он, как в этом случае, не является виновным. Думаю, что не стоит тратить слов на преподавателей, которые оказались не в состоянии разобраться самостоятельно в том, что произошло. Надеюсь, что они извинятся перед Хосе Мигелем и восстановят его доброе имя, так как он всегда показывал себя примерным учеником.

Едва услышав эти слова, группа учащихся, в которой лидером был Хосе Мигель, стала аплодировать. В то же время другая группа начала громко возмущаться. Секретарь педсовета призвала присутствующих в зале людей к порядку. И тут слово взял Джозеф. Лукас жестом объяснил индейцу, что у него есть возможность изложить свою точку зрения.

– Haw! – с индейским приветствием обратился Джозеф к собравшимся. Преподаватели переглянулись. – Великий директор, великие учителя, я буду говорить о молодом человеке столь же чистом и прозрачном, как речная вода.

Лукас переводил речь Джозефа.

Его друзья были поражены не меньше, чем все остальные, кто присутствовал на педагогическом совете.

– Надо же! Не знала, что Лукас владеет этим языком, – сказала Сильвия Виктору.

– Боюсь, что мы не знаем очень многого о Лукасе. После операции по пересадке он стал новым Лукасом, – ответил ей Виктор.

Джимми жестом попросил их замолчать.

– Самые благородные причины привели меня сюда, – продолжал говорить Джозеф. – Мы воспитываем своих детей, чтобы они были смелыми, честными, держали свое слово, были разносторонне развиты… Но, как оказалось, сегодня Лео наказывают за его смелость, за его верность друзьям. У моего народа принято награждать того, кто не оставит свое племя, кто не побоится вступиться за своего брата. Лео выступил против оскорблений, направленных в адрес его друга. – Он посмотрел на Лукаса. – Этот молодой человек, – индеец указал на Хосе Мигеля, – схватил Лео за ворот рубашки, и ему пришлось пойти на то, что называется самозащитой.

– Разве мы можем верить индейцу! – прервал Джозефа отец Хосе Мигеля. – Всем известно, какими правилами руководствуются дикари. Нам нечему у них учиться.

– Будьте любезны, не перебивайте, – сказала секретарь педсовета. – Продолжайте! – обратилась она к Джозефу.

– Дикари, как вы говорите, не покушаются на нашу мать Землю. Вы же со своим целлюлозно-бумажным производством[23] не только загрязняете окружающую среду, но и убиваете и землю, и наших братьев – рыб и птиц.

– Ну, вот еще, не хватало, чтобы этот… этот краснокожий учил меня, как нужно делать мою работу.

Лукас не мог понять, каким образом Джозеф узнал о предприятии отца Хосе Мигеля.

– Пожалуйста! Давайте вернемся к действиям Лео. Прошу вас, продолжайте, – попросила Джозефа секретарь педсовета.

– Я не прерывал его речи. Прошу, чтобы и он не прерывал меня.

– Продолжайте! – нервно повторила секретарь.

– Как я уже говорил, Лео ответил на оскорбление, нанесенное этим молодым человеком, назвав его трусом. – Джозеф снова указал на Хосе Мигеля. – А разве не трусость – нападать на того, кто только что встал на ноги после перенесенной жизненно важной операции? Такое поведение лишает чести его учителей, всех вас и всех его товарищей. То, что сделал Лео, было ответом на брошенный ему вызов. Он осадил обидчика, вступившись за честь своего товарища. Таким образом, от кого исходила агрессия? Ведь первый удар, нанесенный кулаком в лицо Лео, был сделан этим молодым человеком. – Он в очередной раз указал на Хосе Мигеля. – Думаю, что вы требуете слишком много от семнадцатилетнего юноши, полагая, что он способен оставить это без ответа. Представьте, что он не сделал бы этого. И сколько еще ему пришлось бы тогда терпеть? Я прошу о справедливости по отношению к Лео. Он показал себя благородным человеком с большим сердцем. Именно перед такими людьми нельзя закрывать двери в будущее. Несправедливость ляжет тяжким грузом на вашу совесть, если сегодня у вас не хватит смелости поступить так, как подсказывает вам ваше сердце. Я прошу вас забыть об этом инциденте и наказать истинного виновника. – Он протянул руку в сторону Хосе Мигеля.

В зале снова зашумели. Секретарю в который раз пришлось призвать присутствующих к порядку. В течение нескольких минут, после того как были заслушаны выступления представителей обоих учащихся, директор задавал им формальные вопросы. Затем он объявил открытую часть педсовета завершенной, попросил учащихся покинуть зал и вернуться в него через полчаса. Преподаватели тоже вышли, чтобы как следует осмыслить ситуацию.

Со сцены спустились также Хосе Мигель и его отец. Лео, Лукас и Великий Джозеф оставались там до тех пор, пока актовый зал почти не опустел, и лишь потом сошли вниз по лестнице. Джимми, Виктор и Сильвия ждали их. Сильвия заговорила первой:

– Огромное спасибо, Джозеф. Мне очень понравилась ваша речь. Она была красивой и убедительной.

– Я искренне благодарен вам, – продолжил разговор Лео. – Я не знаю, как мне вернуть вам то, что вы сделали для меня.

– Очень легко. Не меняйся! – сказал Джозеф на отличном кастельяно[24], так что перевод Лукаса не потребовался. Брэд удивился тому, что Джозеф так хорошо владеет испанским языком.

Все за исключением Джозефа пребывали в состоянии нервного напряжения. Индеец, внешне совершенно спокойный, подошел к одному из окон, через которые проникали солнечные лучи, и закрыл глаза. Казалось, что ему требовалось одно – взять у небесного тела всю его силу и энергию. Когда учащиеся начали возвращаться в актовый зал и занимать свои места, Джозеф вышел из состояния концентрации, в которое был погружен. Все, включая Брэда, дотронулись до его руки и пожелали удачи.

Едва все заняли свои места на сцене и в зале, директор взял слово.

– Сеньоры, преодолев изначальное несогласие, мы приняли решение признать обоснованными слова, произнесенные представителем интересов Хосе Мигеля. – Он давился слюной, и ему было трудно говорить без остановок. – Мы также принимаем во внимание слова представителя Леонардо, – добавил директор, но не дал им никакой оценки.

Лео и Лукас переглянулись: такое вступление не предвещало ничего хорошего. Джозеф сидел с закрытыми глазами. Казалось, он был весь внимание.

– Итак, Леонардо будет исключен из института… – Лео согнулся и закрыл лицо руками. Лукас застыл с вытаращенными глазами.

Хосе Мигель, напротив, зло улыбался. Но директор не закончил свое выступление, он продолжал говорить:

– Также будет исключен Хосе Мигель. – Улыбка застыла на губах названного учащегося. – Таким образом, оба подлежат исключению на неделю, а в последующем смогут снова приступить к занятиям. Надеюсь, что это послужит хорошим уроком не только для них, но и для всех учащихся. На этом все. Большое спасибо.

Учащиеся начали аплодировать и кричать. Это было истинное выражение эйфории. Джозеф открыл глаза и казался отстраненным. Далекий от этой развязки, он, видимо, заранее знал о том, чем все закончится. Лео и Лукас обнялись. Хосе Мигель и его отец постарались убраться из зала как можно скорее. Директор поспешил попрощаться с ними.

– Это было неизбежно, подумайте о том, что решение принималось большинством голосов. Я бы предпочел, чтобы ваш сын не понес никакого наказания, потому что поддерживаю вас в том, что он действовал правильно… – Он протянул руку для прощания, но они прошли мимо, не удостоив директора ответом.

Друзья Лео и Лукаса обнимались, подпрыгивали, визжали. Брэд, со своей стороны, прекратил вести съемку. Уже не стоило угрожать тем, что заседание педсовета будет предано огласке с помощью прессы. Развязка была наилучшей из всех возможных. Дон Густаво подошел к Лео.

– Ты был на грани отчисления из института. Начиная с этого момента будь очень осторожен. Директор крайне зол на тебя. Не воспринимай того, что произошло, с легкостью и завершай свое образование. Меня очень радует, что все закончилось именно так. В течение недели ты будешь находиться дома. Продолжай учиться! Я передам Лукасу конспекты для тебя.

– Большое спасибо за все. Надеюсь, что не обману ваших ожиданий, – сказал ему взволнованный Лео. – Клянусь, что не я начал драку.

– Я знаю об этом так же, как и остальные преподаватели. Теперь не думай о том, что было. Твой взгляд должен быть устремлен вперед.

– Буду иметь это в виду.

Джозеф казался далеким от охватившей всех эйфории, он смотрел на окружающую жизнь как зритель. Лукас выдернул шнурки из своих спортивных ботинок и повязал их на голову, подражая Джозефу. Таким образом юноша хотел выразить признательность человеку, которому был безмерно благодарен и которым все более и более восхищался. Увидев, что сделал Лукас, друзья последовали его примеру. Они тоже вытащили шнурки из своей обуви и повязали их на голову. Лео был единственным, в ботинках которого не было шнурков. Лукас снял один из своих шнурков и передал его другу. Все окружили Джозефа и казались группой индейских учеников. Брэд, решив поддержать молодых людей, достал из кармана разноцветную ленту и повязал ее себе на лоб. Ребята рассмеялись и в течение какого-то времени обсуждали происшедшее. Джозеф наблюдал за ними, а потом нарушил молчание следующими словами:

– Сегодня вечером жду вас всех в моем доме. – Сказав это, индеец посмотрел на Брэда.

– Ну ладно, мы уходим. Сможете прийти? – спросил журналист.

– Да, конечно, – ответил за всех Лукас, предварительно посмотрев на своих друзей и поняв, что они согласны.

Джозеф и Брэд вышли из помещения так же неторопливо, как и вошли в него. Журналист обернулся и подмигнул Лукасу. Юноша ответил ему тем же.

Занятия должны были вот-вот начаться, и друзья попрощались с Лео, на лице которого снова появилась улыбка. Казалось, он все еще находится в состоянии эйфории. Ребята договорились встретиться со своим другом в пять часов вечера. Никто из них не снял шнурка с головы.

На занятии Лукас не мог не думать о Джозефе и целебных камнях, которые ему предстояло найти на следующий день на острове Салтес. Он помнил фразу индейца: «По прошествии двух лун тебе нужно будет собрать камни. Ты сумеешь их найти». Это звучало так, будто камни должны были найти его, а не наоборот.

Тем временем в больнице Сан-Бенито царила напряженная тишина. До сих пор не было принято решение относительно того, как следует поступить в связи с кражей медицинских документов Лукаса. Ориана, которой хотелось выяснить, что же теперь будет, вошла в кабинет координатора по трансплантации.

– Можно, Мария?

– Но ты ведь уже вошла! Скажи, что тебе нужно! – ответила координатор тоном, который так ненавидела медсестра.

– Я хотела узнать о том, что решили предпринять относительно документов, которые вчера исчезли из твоего кабинета.

– Забудь об этом! Это мой тебе совет. О решении, которое мы примем, ты узнаешь в положенное время.

– Думаю, что пациент должен узнать о случившемся. Нам неизвестны намерения человека, который здесь побывал. Если произойдет что-то, связанное с этой кражей, у больницы могут возникнуть проблемы. – Ориана хотела, чтобы они действовали как можно быстрее. Речь шла о Лукасе. Тем не менее казалось, что Мария не желает вспоминать о неприятном случае.

– Ты действуешь мне на нервы. Искренне полагаю, что речь идет о попытке журналистов получить эксклюзивный материал. Однако нет оснований для того, чтобы не считать это преступлением. Не выходи за рамки своих служебных полномочий. Будь уверена, что мы не оставим это дело под сукном.

Едва она успела произнести эти слова, как в кабинет вошел директор больницы Рафаэль Фаило. Он казался возбужденным.

– Мне позвонил журналист, интересующийся информацией об исчезновении истории болезни пациента. Каким образом он узнал об этом?

И директор, и Мария уставились на Ориану, ожидая от нее ответа.

– Почему вы так смотрите на меня? Мне известно ровно столько же, сколько и вам. За эти часы новость разошлась по всей больнице. Разгласить сведения о том, что произошло, мог любой человек. – Сердце девушки начало биться сильнее, чем обычно. Она почувствовала прилив жара к голове и подумала о том, что ее глаза начали изменять свой цвет, приобретая черный оттенок.