Текст книги "Стражница (ЛП)"
Автор книги: Эрика О'Рурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Не совсем. – Я протянула руки к древним шторкам отопления и вдохнула запах горелой пыли.
Он осмотрел меня.
– Магия, не так ли?
– Откуда ты знаешь?
– Ты ходишь по-другому после столкновений с магией. Так, будто несёшь стакан воды и боишься пролить, если споткнёшься.
Это было не особо утешительным.
– Я часто спотыкаюсь.
Он выехал на проезжую часть с хмурым лицом.
– Я знаю. Хочешь рассказать мне об этом?
– Это Констанция. Мы должны были рассказать ей о магии. Ситуация немного вышла из-под контроля.
– И под «мы» ты имеешь ввиду себя и Люка?
– И женщину, которая получила задание заботиться о Констанции. Ниобе. Она работает теперь в школе.
– Как это восприняла Констанция?
Я приподняла плечо.
– Примерно так, как и ожидалось. Она думает, что Эванджелина умерла при попытке остановить Разрушительный поток.
– И ты не стала её переубеждать. – Он приподнял бровь. – Это плохо закончиться. Рано или поздно она узнает правду.
– А может и нет.
– Правду очень сложно скрывать.
– Тебе же это удаётся, – сказала я и прищурилась. – Может, ты смог бы дать мне парочку советов.
– Боже, Мо, не начинай.
– Что? Ты не можешь иметь и то и другое. Либо важно говорить другим правду, и в этом случае, я бы с удовольствием узнала, что у Билли есть против тебя. Или же врать это в порядке вещей, и я не сделала ничего плохого.
Он не ответил. Не то, чтобы я рассчитывала на ответ.
– А кроме магии? Были же ещё какие-то школьные дела?
– Они грозились выгнать меня из НСП. Если это всплывет в моей анкете… – У меня сорвался голос. – Тогда меня не примут в НЙУ.
Он провёл большим пальцем по костяшкам моих пальцев.
– Мы сможет это исправить. Они сказали, что они от тебя ожидают?
– Ты не поверишь.
– Невероятное ты уже рассказала мне, – сказал он, и уголок его рта дёрнулся в улыбке.
– Я должна помогать с баллом. – При виде его непонимающего выражения лица, я добавила. – С Сади-Хавкинс баллом.
– Это же не так плохо. Ты всё равно хотела туда пойти, разве нет?
– Я хотела пойти туда с тобой, но тебе это не интересно.
Он отпустил мою руку.
– Это сложно.
– Нет, всё очень просто. Тебе важнее сохранить свою тайну, чем быть вместе со мной. И это причиняет боль, Колин, в этом нет ничего сложного. – Я сжала на коленях руки в кулаки.
Он не отрывал взгляда от дороги.
– Ты не понимаешь.
– Потому что ты ничего мне не объяснил.
– И не собираюсь, – сказал он окончательно и неуступчиво как камень. – Я не должен был целовать тебя вчера. Я вообще не должен был тебя целовать.
Долю секунды я даже не чувствовала, какую сильную боль причинили мне его слова – также как бывает, когда режешь хлеб и нож соскальзывает. Ты понимаешь, что что-то не так и что должно быть больно, но испуг оглушает, даже когда рана начинает кровоточить. А затем наступает шок.
Давно это было, когда Колин в последний раз разговаривал со мной в таком невыносимом, пресыщенном тоне. Услышав его теперь, я вернулась обратно в тот день, когда мы познакомились, и он называл меня «дитя» вместо «Мо», таким образом причислив к избалованному ребёнку, а я предположила, что он безголовый и бессердечный головорез. Если он действительно думал, что это была такая ошибка поцеловать меня, значит мы изменились меньше, чем я думала.
– Тогда прекрати это.
– Мо…
Он припарковал машину на узкой улице позади Слайс и выключил двигатель. Тепло из кабины испарилось.
– Ты сказал, что знаешь меня. – Я разозлилась на него, потому что он не доверял мне, и на саму себя, потому что давила на него. – Ты должен знать, насколько это больно.
– Я знаю.
Он потянулся ко мне, но я оттолкнула его руку.
– Тогда прекрати это. Снова ограничься лишь тем, чтобы быть моим телохранителем. Или ещё лучше – найди мне нового. Я с тобой покончила.
Я выскочила из машины и так сильно хлопнула дверью, что аж заболело плечо. Не оглядываясь, я вошла в кухню. Никогда прежде я не радовалась так монотонному наливанию кофе и подаче тыквенного пирога, а ля мода.
Колин не последовал за мной, и я внушила себе, что рада этому.
Когда я одевала фартук и платок, я разглядывала сегодняшних гостей через кухонную стойку. Моя мать остановилась, чтобы поговорить с одним постоянным клиентом, Брэнтом, который управлял страховой конторой в нескольких кварталах отсюда.
– Замечательный пирог сегодня, Анни, – сказал он. – Мужчины и за меньшее предлагали руку и сердце.
Она тут же одарила его непринуждённой улыбкой, подливая в чашку кофе.
– Ах, не знаю.
– Я знаю. Просто не могу себе представить, как ты со всем так легко справляешься. Ты, должно быть, уже устала от варки. Когда тебя в последний раз приглашали на ужин?
Он пытался закадрить мою мать. Нормальный, порядочный, без преступного прошлого мужчина флиртовал с моей матерью. Я не знала, смеяться мне, обидеться или аплодировать. Какой бы была наша жизнь, если бы она ушла от отца несколько лет назад и нашла кого-то другого. Я была уверена, что она никогда даже не рассматривала эту возможность. Она была слишком верна моему отцу и принимала свой брачный обет слишком серьезно. Возможно, она так и не поймёт, что Брэнт приглашал её на свидание.
– Я весь день провожу в ресторане. На самом деле, я не особо люблю выходить куда-нибудь. – Она поигралась своим обручальным кольцом и умчалась, чтобы позаботиться о другом госте. Лицо Брэнта вытянулось, но я была единственной, кто это заметил.
Я удивилась, как изворотливо моя мать отвергла его, как будто у неё был опыт. Сколько раз это уже происходило в предыдущие годы? Сколько раз я не замечала? Казалось, будто я смотрю через объектив моей камеры, а оказывается, что фокус был установлен совершенно неправильно. Это чувство было очень неприятным.
– Милая! – Моя мама улыбнулась, когда я прошла в ресторан через пендельтюр.
Я схватила блокнот для заказов с прилавка. Брэнт ушёл.
– Как прошёл твой день?
– Хорошо, – сказала я, безуспешно пытаясь снова спрятать под платок выскользнувший локон. Наши отношения никогда не были настолько хорошими, чтобы я смогла поговорить с ней о парнях. А учитывая имеющихся ввиду «парней», я не собиралась что-то в этом менять.
Она испытующе посмотрела на меня.
– Ты выглядишь несчастной.
– Я всего лишь устала, – сказала я, вспомнив, что сказал Билли вчера вечером о том, как я испортила ей день.
– Присядь на несколько минут.
Она указала на пустой стул возле прилавка, и я повиновалась, наблюдая, как она готовит мне чашку чая.
В то время, как я грела руки о белую керамику, она положила брауни с подставки для десертов на тарелку и подвинула её ко мне через прилавок.
– Ты не можешь обслуживать гостей с таким лицом.
Я уставилась на неё. Либо она чувствовала вину из-за вчерашнего вечера, либо я выглядела ещё более жалко, чем чувствовала себя.
– Я спешу, нужно отвести заказы, если только… я нужна тебе здесь?
В её голосе слышалась полная надежд нотка, и я слабо улыбнулась.
– Уже всё в порядке, – сказала я. – Чай помог.
– Может тебе нужен перерыв. – Она наклонилась вперёд и поправила мой платок. – Я ужа какое-то время думаю над тем, что нам стоит куда-нибудь съездить.
– Съездить, – повторила я.
Её сознательно весёлый тон насторожил меня.
– Ты и я. Девочки Фицджеральд, и на некоторое время оставить все проблемы здесь. Не на долго, только на выходные, чтобы ты не пропускала школу.
У нас не было денег на спонтанный отпуск. И куда нам поехать? Для Диснейленда я была уже слишком взрослой, а моя мать не тот человек, который проводит время в оздоровительном отпуске. Либо по приказу Билли она пыталась увести меня из города, либо…
– Мы могли бы навестить отца.
– Нет.
Мой ответ прозвучал как выстрел из пистолета, рефлекс, который я приобрела за последние четыре года.
Она нахмурилась.
– Но он хочет нас видеть, чтобы отпраздновать хорошую новость.
Мне удалось сдержаться, не указав ей на тот факт, что не все считают его досрочное освобождение хорошей новостью.
– Я не поеду в Терре-Хот, мама. – Прежде чем она успела спросить почему, я уже привела единственную причину, которую она примет. – Ты знаешь, что перед Днём благодарения они всегда заваливают нас работой.
Она завязала волосы в узел и от разочарования надулась.
– Но мне кажется нечестным заставлять его ждать до каникул.
– Мне жаль.
Если бы я даже попыталась навязать ей подержанную машину, то не была бы настолько неискренней, но её настроение заметно улучшилось, когда я сказала это.
– Мы могли бы поехать в эти выходные, – предложила она. – Быстрая вылазка.
– Я не могу. Я должна помогать с баллом, помнишь? – Сколько же ещё отговорок мне придётся придумать?
Она колебалась, но потом взяла себя в руки.
– Сестра Донна всё поймёт, если мы найдём для тебя другой способ заняться волонтёрской деятельностью. Это семейный вопрос!
Возможно, но я не собиралась рисковать.
– Ты представляешь, какой я буду выглядеть неблагодарной? Они дали мне второй шанс, я не могу пренебречь им.
– Но я обещала твоему отцу.
– Так поезжай и навести его.
Она нахмурилась.
– Я бы не хотела оставлять тебя одну.
– Я не одна. У меня есть телохранитель. И очень дорогая сигнализация.
Не то, чтобы я планировала хотя бы даже заговорить с моим телохранителем, скажем в следующие пятьдесят лет.
– Ты можешь ехать, если хочешь. Но я останусь здесь.
– Посмотрим, – сказала она. – Сестра Донна, скорее всего, не одобрит, если ты захочешь увильнуть от своих обязательств. Важно, чтобы она знала, что ты всё ещё та же надёжная, здравомыслящая девушка, какой была раньше. И мы, собственно, могли бы поехать в какие-нибудь другие выходные. Может быть после Рождества. Возможно будет более разумным поехать на каникулах, между семестрами.
Я наблюдала, как она убеждает себя в том, что не совсем проиграла – она нашла способ, пожелать альтернативы. На протяжение лет она стала в этом настоящем мастером.
В конце концов она кивнула.
– Я подумаю над этим.
– Прекрасно.
Когда я заняла место за прилавком, я приклеила к лицу улыбку. Широкая улыбка означала больше чаевых, а большие чаевые, это больше денег для Нью-Йоркского фонда. Кроме того, я знала, что Колин наблюдает за мной через окно, и хотела, чтобы он точно видел, как я счастлива без него.
Глава 19
Час спустя мне больше уже не хотелось улыбаться, когда зашла Дженни Ковальски, закутанная в свою спортивную, зимнюю куртку. Я стояла за стойкой и заворачивала столовые приборы в салфетки. Я явно не смотрела из окна на Колина.
– Я так и думала, что найду тебя здесь, – сказала она и повернула свою кофейную чашку. Я наполнила её кофе без кофеина, даже не спросив, какой сорт она хочет. Если на земле и существует человек, которому срочно нужно потреблять меньше кофеина, то это Дженни.
– Чего ты хочешь?
– Я слышала хорошую новость. Поздравляю.
– Хорошую новость?
– О твоём отце.
Она насыпала три пакетика сахара в свой кофе.
– Как же прекрасно иметь отца, который может вернуться домой.
Я медленно выдохнула и повела плечами.
– Можешь сделать мне одолжение? Либо скажи, что ты здесь делаешь, либо уходи.
Она играла с меню.
– Я же тебе сказала, что ты должна приглядеться к своей семье. Ты пригляделась?
– Я была сильно занята, – ответила я сквозь зубы, – и мне нужно обслужить ещё другие столики. Кроме того, на что бы ты там не надеялась, что мне удастся откопать – это ничего общего не имеет со мной.
Дженни рассмеялась.
– Разве ты не настолько сообразительная? Конечно это касается тебя. Твой дядя предпринял всё возможное, чтобы сохранить контроль над своей территорией. Попросить тебя соврать во время опознания – это ещё ничто по сравнению с тем, что он сделал сейчас.
Со столика четыре помахали, прося расчёт.
– Откуда ты всё это знаешь?
Сама она не смогла бы до этого додуматься, даже если бы слушала отца. Кто-то, должно быть, сливает ей информацию. Кто-то из окружения Билли? Люди Экомова? Один из приятелей по покеру её отца? Дженни была докучливой, но кто бы ей там не помогал, был опасен. Серый Кардинал всегда дёргал за ниточки.
– Это имеет какое-то значение, кто мне рассказал? Я пытаюсь сделать тебе одолжение.
– Правда? Каким образом?
– Я подумала, что ты оценишь предупреждение. Юрий Экомов спрашивал о тебе. Босы твоего дяди тоже. Тебе следует быть осторожной.
– У меня есть телохранитель.
– Колин Доннелли? Тебе известна его история?
Каким-то образом мне удалось произнести слова невозмутимо.
– У него никакой нет.
– Или ты её не знаешь.
– Зато ты?
– Намного лучше тебя.
Она ехидно улыбнулась и вытащила из рюкзака две папки.
– Доннелли, – сказала она и указала на более тонкую из двух. – Твоя семья.
Вторая папка была переполнена, её связывали две резинки, которые выглядели так, будто в любую минуту лопнут.
Я помахала столику четыре. Люди начинали обращать внимание на наш разговор.
– Чего ты хочешь?
– Доказательство, что твой дядя убил моего отца.
– Я не могу доказать того, чего не было.
Она постучала обглоданными до самой кожицы ногтями по папкам.
– Здесь внутри находится много информации. Я готова поменяться.
– Я ничего не знаю.
Папки выглядели так невинно, даже немного скучно.
Но в них содержались ответы на вопросы, которые горели в моих жилах, как магия.
– Только потому, что не хочешь смотреть. Мы же знаем, в чём он замешан.
Всё, что нам нужно, это доказательство, но он действительно очень осторожен.
– Возможно он невиновен.
Она фыркнула.
– Ты в это сама не веришь.
Нет, но отказываться помогать дяде – это одно, отправить его за решётку – совсем другое. Кроме того, меня не особо хотелось уничтожать Билли. Я только хотела освободить Колина. Дженни и люди, которые обеспечивали её информацией, махали этой папкой передо мной, как приманкой. Но ведь смысл и цель приманки в том, чтобы скрыть ловушку, и пока я не узнаю, как работает эта ловушка, я не могу рисковать.
– Мне не интересно, – сказала я.
Возможно это была самая большая ложь, которая срывалась с моих губ до сих пор.
Глава 20
Ни что не заставляет так много размышлять, как пустой ресторан. На следующий день Слайс после обеда будто вымер. Я коротала время, наполняя бутылки кетчупом и горчицей, раскладывая свежие салфетки, и сортируя упаковки с сахаром по цвету – белые, жёлтые, розовые. Всё, только чтобы чем-то занять мысли.
Но в конце концов я выполнила всю мыслимую работу, и больше нечего было делать, кроме как размышлять о вчерашней ссоре с Колином, напряжённом молчание, которое царило между нами сегодня и предложение Дженни. Она нацарапала свой номер телефона на салфетку, если я вдруг передумаю. Я уже сегодня множество раз вытаскивала помятую бумагу, но не могла заставить себя взять в руки телефон.
– Клиентов почти нет, да? – заметил Тим, наш повар, когда я отнесла на кухню почти пустую ванну с грязной посудой.
– Да. В такую погоду люди предпочитают оставаться дома.
Я медленно ставила посуду в посудомоечную машину, направив взгляд на дверь, ведущую на склад, который соединял Слайс с Морганом, баром моего дяди.
Может мне всё же не придётся звонить Дженни. Может ответы на мои вопросы находились за этой дверью.
Это был совершенно глупый и импульсивный план, и если бы я так не отчаялась, то никогда не стала бы даже рассматривать эту идею. Но день в одиночестве, когда мысли становятся всё более унылыми, может ввести в заблуждение даже самый рациональным ум.
Поэтому я сделала это.
Можно было почувствовать, в какую секунду переходишь из Слайса в Морган. Тёплый, сахарный аромат идеально подрумяненной корочки пирога, уступил место дрожжевой вони пива и резкому запаху обильно пролитого виски. Никто никогда не жаловался, что напитки в Морган были разбавлены водой, в основном потому, что там почти не сервировали то, что нужно было мешать.
Я остановилась. В обычном шуме бара – спортивного радиоканала ESPN, звона стаканов, безобидных споров о том, насколько Форд лучше, по сравнению с Шевроле – был слышен голос Билли, который то становился громче, то тише. Я могла представить себе его руки, которыми он размахивает, чтобы подчеркнуть выдвинутый им аргумент или убедить в рассказанной истории.
Время от времени был слышен другой голос, глухой, растягивающий слова, а потом в разговор снова вступал Билли. Я приоткрыла дверь. Шарниры заскрипели и голоса замолкли.
Вот тебе и подслушала незаметно. Я распахнула дверь и вошла внутрь, стараясь при этом выглядеть непринуждённо.
– Вот так сюрприз, – воскликнул мой дядя.
Он тепло улыбался, но его глаза сузились в щелки.
– Моя племянница, – сказал он стоящему напротив мужчине.
Они поменялись местами. Билли всегда садился за самый задний стол, лицом к парадной двери. Любого, кто просил у него аудиенции, провожали к нему через весь зал, а потом тот садился спиной к бару, в то время как мой дядя не выпускал из виду своё королевство.
Но сейчас Билли сидел на месте посетителей.
– Подожди в передней части, – приказал он. – Скажи, чтобы Чарли принёс тебе колу, я сейчас закончу.
– Мо, не так ли?
Другой мужчина встал и пожал мне руку. Он бросил взгляд в комнату, из которой я только что появилась.
– А где Доннелли?
Билли пожал плечами.
– Он не всегда заходит. Здесь в этом нет необходимости.
– Марко Форелли, – сказал мужчина, который всё ещё держал меня за руку, снова направив на меня взгляд. – Ты даже красивее, чем на фотографиях.
– Спасибо, – неуверенно ответила я, наблюдая за тем, как выражение лица Билли в течении одной секунды омрачилось и снова повеселело.
Марко Форелли говорил не о моей новой, школьной фотографии. Он имел ввиду фотки, которые кто-то снял в начале этой осени, а потом послал их мне в качестве предупреждения – мы можем тебя поймать. Было такое ощущение, будто по коже ползает сотня жуков, и я вырвала руку из его пожатия.
Он перевёл взгляд на моего дядю.
– Она похожа на Джека. Я думаю, дело в глазах. И во рте тоже. Билли говорит, что у тебя много общего со стариком.
Я скрестила руки на груди.
– Это что-то новенькое.
– Да, прошло много времени, верно? Должно быть ты взволнована из-за того, что он скоро возвращается домой.
– Страстно этого жду.
– Что ж, мы все с нетерпение ждём встречи с ним.
Он протянул руку и потрепал меня по волосам. Я с трудом сдержалась, чтобы не зашипеть на него.
– Наверное мне лучше уйти. Было приятно познакомится с тобой, Мо.
Думаю, мы скоро встретимся вновь.
Я не осмелилась ответить.
Билли проводил Форелли до двери. Когда он вернулся, его проворная, нервная суетливость уступила место чему-то бесконечно деструктивному – гневу, который был направлен непосредственно на меня.
– Ты знаешь, кто это был?
– Марко Форелли?
Имя мне ничего не говорило, но я была почти уверенна в том, что должно было бы.
– Да, Марко Форелли! С ним не стоит шутить.
– А я с ним и не шутила, – запротестовала я.
Но гнев Билли был пропитан настоящим страхом, а он был заразительным.
– Этот мужчина заслужил твоё уважение, а ты обошлась с ним как с заместителем учителя, с твоей дерзостью и колкими замечаниями.
Я подавила страх.
– Этот тип фотографировал меня. Чтобы напугать. И ты считаешь, что я должна его уважать? Может ты скорее подразумеваешь, что я должна лизать ему задницу?
Одно мгновение рот Билли двигался в безмолвном возмущении. Он указал на стол в нише.
– Сядь. Туда.
Я села, не потому, что он приказал, а потому, что у меня всё ещё были вопросы, которые я хотела задать.
Он тоже занял место, наклонился вперёд и принялся размахивать пальцами перед моим носом, как будто собрался отругать.
– Всё, что мы от тебя требовали, это чтобы ты внесла свой вклад в безопасность нашего района. Защитила образ жизни, из которого уже в течение многих лет извлекаешь выгоду ты сама и все, кого ты знаешь. Мы попросили тебя об одной единственной мелочи, а ты не справилась.
– Ты требовал от меня солгать полиции. Я могла бы попасть в тюрьму.
– Ерунда. До этого бы никогда не дошло.
– Ты тоже самое рассказывал моему отцу?
– Твой отец точно знал, что делает.
Он откинулся назад и скрестил руки на груди.
– И учитывая ничтожный интерес, который ты, на протяжение всех этих лет, проявляла к этому мужчине, у тебя вряд ли есть причины разыгрывать возмущённую дочь.
– А я и не разыгрываю.
– По крайней мере что-то. Ты привлекла внимание Марко Форелли. Ты находишься в большой опасности.
– Я не боюсь его, – сказала я, пытаясь не думать о фотографии, на которой были изображены Люк и я, как мы целуемся на ступеньках перед парадным входом. Или о выражение лица Колина, когда тот её увидел.
– А надо бы. Но теперь скажи, что привело тебя сегодня сюда. Я сомневаюсь, что ты здесь для того, чтобы просто поприветствовать меня.
– Я хочу знать, что у тебя есть против Колина.
Я сжала край стула.
– Это должно быть что-то важное. Какая-то информация из его прошлого. Таким образом ты оказываешь на него давление, чтобы он делал то, что ты хочешь.
Билли пожал плечами.
– Доннелли в любое время может отказаться работать на меня, если захочет. Он остаётся добровольно.
– Почему?
– Из-за лояльности, – он бросил на меня кислый взгляд. – В наши дни – это редкий товар. Более интересный вопрос в том, какое тебе до этого дело?
Я молчала, в то время как он внимательно меня изучал.
Его глаза сверкнули весельем.
– Ты влюблена в Доннелли?
Мои щёки обдало жаром, а Билли тихо рассмеялся.
– Ты милая девочка, но он явно неприемлем. Ты только сама поставишь себя в неловкое положение.
Я и так уже поставила.
– Я не влюблена в него. Мне только… любопытно.
– Ага. Ты же знаешь, что говорят о любопытной Варваре, не так ли?
Почва, по которой я двигалась, внезапно показалась обманчивой, как болото.
– Он хороший парень.
– Да, действительно хороший. Но место, из которого он вышел, чернее смолы.
Оставь его в покое.
– Почему? Что может быть настолько ужасным?
Лицо Билли стало суровым.
– Больше, чем ты можешь себе представить. И, собственно, такое даже лучше не представлять. Найди кого-нибудь другого, о ком ты сможешь мечтать, Маура Кэтлин. Доннелли никогда не будет смотреть на тебя подобным образом.
– Каким образом?
Он нарисовал овал в воздухе, как будто очертил контуры моего лица.
– Подобным образом. И не смотри теперь так разочарованно! Парень умрёт ещё до следующего восхода солнца, если прикоснётся к тебе, и он это знает.
Он рискует жизнью, чтобы защитить тебя, но для него важна не только его жизнь.
Он встал.
– В сущности, ты должна уже быть дома, если я не ошибаюсь. В последнее время, ты причинила матери достаточно проблем. Вовремя прийти к ужину было бы самым малым, что ты могла бы сделать.
Я выскользнула из-за стола. По сравнению с тем, что он сказал насчёт остального, меня почти не задело то, как он вышвырнул меня из бара. До сих пор Билли никогда никому не угрожал в моём присутствие, но он так случайно упомянул о том, что убьёт Колина, как будто это дело в его расписание такое же пустяковое, как забрать бельё из прачечной. При мысли, что я, возможно, подвергла опасности Колина только потому, что хотела пойти с ним на бал, мне стало плохо. Боже мой, какой же я могла быть легкомысленной.
И тогда я осознала вторую часть его заявления: для него важна не только его жизнь. Но чья тогда? Моя? Хотя мой дядя коварный и жаждет власти, но он никогда не причинил бы мне вреда. Эта была одна из немногих вещей, касающихся моего дяди, в которой я была уверена – безопасность моей матери и моя были неприкосновенны. Кого же тогда защищает Колин?
Я прикоснулась к шраму на моей ладони. Хотя ему было всего лишь пара месяцев, но он уже превращался из пятнистой, красной линии в светло-розовую, которая с каждым днём становилась всё светлее и тоньше. Как сказали врачи, он никогда полностью не исчезнет, но побледнеет. Шрамы на спине Колина были полностью белыми, они давно зажили, но были таинственными и навивали грусть.
Шрамы не исчезают, напомнила я себе. Почему я полагала, что они исчезнут?
Глава 21
Если бы я верила в то, что у меня получится сбежать и добраться до дому пешком, я бы попыталась. Вместо этого я сделала кое-что другое, что было почти такой же хорошей идеей – я вытащила из кармана айпод, воткнула в уши наушники и включила громкость на полную. И когда открывала дверь грузовика и садилась, музыка, так сказать, образовала кокон, в котором я могла дуться.
Хватка Колина на моей руке, даже через шерстяной гардемарин, казалась невероятно тяжёлой. Вместо того, чтобы посмотреть на него, я забилась в угол моего сиденья и уставилась в окно. Перед Морген в дрожащих лужах отражалась неоновая реклама Харп энд Гиннес. Дождь разрывал слова в произвольные, цветные пятна. Мы, не сказав ни слова, поехали домой.
Я ничего не рассказала Колину о таинственных цветах или о предложение Дженни, а также о том, что познакомилась с Марко Форелли. Он ведь тоже не говорил мне, что у Билли есть против него. Все эти вещи, которые мы не рассказали друг другу, выросли в стену между нами, и я заставила себя самой не ломать её. Я продвинулась вперёд насколько могла, показав свою слабость, но Колин всё ещё не доверял мне. Поэтому мне больше нечего было ему сказать.
Когда мы подъехали к дому, я вытащила из ушей наушники и застонала.
На передней лестнице сидел Люк, укутавшись из-за холода в чёрную, кожаную куртку.
Колин втянул в себя воздух.
– Дай угадаю. Нужно спасти мир?
– Не думаю, что ради этого он околачивался бы перед моей дверью.
– Верно. Иди и позаботься об очередном кризисе, что бы это ни было. И не исчезай, не предупредив меня.
– Чтобы ты не беспокоился?
Выражение его глаз было загадочным.
– Чтобы я мог придумать для тебя оправдание.
Я не знала, что ответить.
– У Куджо не было желания болтать? – крикнул Люк и махнул в сторону грузовика, когда я пересекала газон. Даже в холодную ночь его тягучее произношение звучало как-то отрадно и тепло.
– Да, только представь себе. Что ты здесь делаешь?
Прежде, чем я вытащила ключ из сумки, он прикоснулся к замку, и от метала отскочили красные искры. Засов отворился, и Люк улыбнулся мне.
– А разве мне нужен повод, чтобы заглянуть к тебе?
Я ещё никогда не приглашала Люка в дом. Хотя он попадал в мою комнату через Межпространство, но никогда не задерживался дольше минуты. То, что происходило сейчас, выглядело нормальным, а с Люком нормальное, казалось странным.
– Тебе что-то надо, – сказала я, бросив сумку на лестницу и повесив куртку.
Он поиграл с высвободившимся прядям моих волос.
– Мне всегда что-то надо. Сядь ко мне.
Я плюхнулась на диван, а он устроился рядом и положил мне свои ноги на колени.
– Что-то случилось? – спросила я. – С Констанцией всё в порядке?
– Она как всегда нахальная, – сказал он и огляделся по сторонам. Мне было интересно, что он думает о моём доме. По сравнению с его элегантной, экзотической квартирой, мой дом казался тесным и скучным. Я просунула палец через вязанное крючком покрывало, борясь с чувством, что нужно как-то оправдаться.
– Ниоба взяла её с собой в дом Кварторов, и Констанция уже подружилась с некоторыми людьми.
– Это хорошо. Они ничего не имеют против, что её родители Плоские?
– По-видимому, нет. Я не могу себе представить, что они в ней видят, – сказал он.
– Будь с ней не так строг. Ей приходится со многим справляться.
– Тебе тоже, но тебя я не встречаю каждые пять минут, как ты разыгрываешь из себя своевольное дитя. Кстати, красивые цветы. От Куджо?
– Цветы? – спросила я, и он кивнул головой в сторону кухни.
На столе стояла ваза с подсолнухами.
Я стряхнула его ноги с колен.
– Они не от Колина.
– У тебя ещё один на крючке? Разве не тяжело помнить обо всех?
Такая же ваза. Такие же ярко-жёлтые, весёлые цветы. Но «Слайс» общедоступное место, а в моей кухне есть, поставленная на беззвучный режим, сигнализация, которую инсталлировал Колин в тот день, когда мы познакомились.
– Ты можешь установить, использовал ли здесь кто-нибудь магию.
Он протянул руку, а его взгляд стал отсутствующим, когда он сосредоточился. Мгновение спустя он пришёл в себя.
– Магию Дуги можно опознать, как отпечатки пальцев или ДНК. Этот дом чист, не считая меня. – Он прикоснулся к моему плечу. – Что случилось?
– Хотела бы я знать.
Когда я дошла до тротуара, Колин вышел из грузовика. Холодный дождь промочил мой тонкий свитер, и я дрожала.
– Что случилось?
– Там есть кое-что, что тебе нужно увидеть. На кухне.
Прежде, чем я успела сказать больше, он уже бежал к дому, таща меня за запястье за собой.
– Спокойно, парень, – сказал Люк, когда мы ворвались внутрь. Колин проигнорировал его и прошёл прямо на кухню, в то время, как я искала в сумке рисунок с подсолнухами.
Колни взял в руки вазу и начал наклонять её туда-сюда, пока не нашёл то, что искал.
– Вот, – сказал он и вытащил карточку.
Я протянула ему рисунок.
– Давай поменяемся.
Его голова стремительно взлетела вверх, а на лице появилось неверие, когда он принял от меня рисунок.
Небольшой белый конверт трепетал в моей руке как мотылёк. Люк аккуратно отвёл меня к дивану.
– Сядь.
Бумага под пальцами порвалась, а сердце ушло в пятки, когда я увидела незнакомый алфавит.
– Я не могу прочитать карточку.
Колин хотел схватить её, но Люк был быстрее.
– Это русский. В первой строчке написано «спасибо».
Он поднял взгляд, и вопросительная морщинка образовалась между его бровей.
– Кому в Москве ты сделала одолжение?
– Читай дальше, – сказал Колин.
– Вторя часть – это оборот речи. Он означает что-то вроде «враг моего врага…
– …мой друг, – закончил Колин. – Как здорово.
Он начал ходить по комнате туда-сюда, в то время, как Люк положил руку на спинку дивана.
– Не хочешь просветить меня?
– Русская мафия послала мне цветы, – сказала я. – Подожди. Откуда ты знаешь русский?
– Языки мне даются легко.
– Тебе всё даётся легко, – пробормотала я.
Он приподнял бровь.
– Не всё, Мышонок. Вопрос в том, почему они прислали тебе карточку с благодарностью. Я думал, что ты ограничиваешься помощью тем преступникам, что связаны с тобой семейными узами.
Я откинулась на спинку дивана.
– Я помогла им не намеренно. Всё, что я сделала, это сказала правду.
Колин грубо заговорил со своего места возле окна:
– Конечный результат один и тот же. Это помогло им укорениться здесь и привело к тому, что их люди продолжают разгуливать на свободе.
– Но ведь парни, которых я должна была опознать, теперь мертвы.
На мгновение воцарилась тишина, потом Колин повернулся и посмотрел на меня.
– Где ты это слышала?
Слишком поздно я осознала, что ничего не рассказала ему о Дженни.
– Разве они не мертвы?
– Мертвы.
Он прижал уголок карточки к подушке пальца, продолжая пристально смотреть мне в глаза.
Люк присвистнул.
– Для того, кто утверждает, что ему нравится спокойная жизнь, ты многое приводишь в движение, только просто зайдя в комнату, не так ли?
– Когда ты получила рисунок? – спросил Колин.
– В понедельник. В школе я чуть не сбила с ног старикашку. Должно быть именно тогда он подбросил мне рисунок в сумку. Они также послали цветы в «Слайс», но с ними я не нашла никакой карточки.
