Текст книги "Стражница (ЛП)"
Автор книги: Эрика О'Рурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Я посмотрела наверх, мимо семейной фотографии, пытаясь не обращать внимание на сходство Верити и Констанции.
– Мне надо сначала подумать.
– Кварторы не будут долго ждать. Я поговорю с ними. – Он встал и помог подняться мне. – Тебя подбросить в твою шикарную школу?
Мне стало нехорошо при мысли снова оказаться в Межпространстве, но я не хотела предстать перед Люком слабой.
– Я должна позвонить её матери. А ты иди уже вперёд.
– Как же ты тогда вернешься? – Спросил он. Поскольку я не ответила, он забарабанил пальцами по перилам лестницы. – Куджо.
– Он не сдаст меня. – Если не слишком зол. – Расскажешь потом как всё прошло?
– Конечно. – Он сделал шаг в мою сторону, а я попятилась назад. – Месяц длился дольше, чем я себе представлял. Я скучал по тебе.
Я почувствовала, как моя кожа под его взглядом стала горячей, и была слишком растерянна, чтобы ответить.
Он снова улыбнулся.
– До встречи, – сказал он и исчез.
В то время, как Констанция спала, я позвонила её маме на работу, затем сделала глубокий вдох – то есть глубоко вздохнула и выдохнула несколько раз – и набрала номер Колина.
– Почему ты не в школе? – Никакого «привет», заметила я. Плохой знак.
– Откуда ты знаешь?
– Твоя подруга рассказала. Та, что немного сумасшедшая.
Я застегнула змейку на кофте с капюшоном, которую одолжила у Констанции. Она прикроет капли крови на моей блузке, если не слишком приглядываться.
– Лена.
– Она слишком много говорит.
– По сравнению с тобой даже пантомимы много говорят.
Он прорычал:
– Она принесла твою сумку. Сказала, что ты сбежала и думала, что, возможно я знаю куда.
Это было умно со стороны Лены, дать знать Колину, что что-то происходит, не привлекая внимания школы. Я была обязана ей. Очень многим. Снова.
– А я не знаю. – Он казался напряженным, но сдерживал себя. Если я не начну скоро объяснять, он скорее всего взорвётся.
– Я у Верити дома. Её младшей сестре… стало плохо. Я отвезла её домой.
Я знала, что он заметит заминку в моём ответе, но я чувствовала, что ещё не готова рассказать ему обо всём. Как только я сделаю это, всё снова измениться и появятся ещё больше препятствий между нами, хотя их уже и так было предостаточно. Я не могла остановить это развитие событий, но хотела задержать, пусть даже только на мгновение.
Он сделал вздох, и я представила себе, как он потер лоб и подготовился.
– Как?
– Как что?
– Как вы попали к ней домой? – спросил он резким тоном. – Я тебя туда не отвозил. Ты не ехала на автобусе. Твоя подруга знала бы, если бы ты уехала с другой ученицей. И поскольку твой портфель здесь – такси ты тоже не брала. Поэтому я задаюсь вопросом, как же ты смогла довезти сестру Верити до дома.
Я закрыла глаза.
– Можешь забрать меня? Пожалуйста?
Дверь машины захлопнулась и когда я открыла глаза, то увидела, как по ступенькам поспешно поднимается мать Верити.
– Я должна заканчивать.
– Ты сказала, что с этим покончено, – сказал он так тихо, так что я еле разобрала отдельные слова.
Я хотела сказать что-то в своё оправдание, но он уже положил трубку.
Глава 7
Я подождала несколько секунд, прежде чем последовать за миссис Грей наверх.
– Мо сказала, что тебе стало плохо, – как раз говорила она Констанции, которая с бледным лицом опиралась на локти. – Думаешь, это из-за того, что ты что-то не то съела?
Констанция прищурившись, посмотрела на меня поверх плеча матери. Люк был прав – она явно всё помнила.
– Это Мо так сказала? Что же, ей лучше знать.
Я попыталась отделаться шуткой.
– Я не совсем доверяю этим буррито из кафетерии, которые нам подали сегодня на завтрак. Выздоравливай. – добавила я. – Я навещу тебя скоро.
Миссис Грей обернулась, но я отмахнулась.
– Я сама найду дорогу.
Она бросила мне благодарный взгляд, но выражение лица Констанции было отнюдь не доброжелательным.
В детстве я проводила у Верити дома столько же времени, сколько и у себя. Я знала, как скрипит третья ступенька, когда на неё кто-то наступает, и насколько гладкой кажутся под пальцами обветшалые перила. Я знала путь, по которому проходило полуденное солнце в прихожей. Сейчас оно освещало беспорядок на столике – стопку нераспечатанных писем, которая так и норовила опрокинуться, чашку чая, которая уже так долго там стояла, что вся жидкость испарилась, оставив рыжеватое пятно. Я провела пальцем по краю столика и подняв его, заметила, что он покрыт пылью. Дом Верити всегда был беспорядочнее, чем мой собственный – более хаотичный и живой. Хотя мой дом и был прибран, но никогда, даже в некоторой степени, не излучал такого тепла.
Этот беспорядок был не такой, как обычно. Он казался унылым, будто со смертью Верити, и все остальные жители дома померкли. Я пыталась присматривать в школе за Констанцией, но она ясно дала понять, что ей не приятно моё общество. В церкви Греи держались особняком и почти никогда не оставались выпить чашку кофе. Моя мать сказала, что миссис Грей больше не работает на общественных началах и не украшает алтарь. Им всё давалось с трудом, больше, чем когда-либо раньше, с тех пор, как Эванджелина, якобы, уехала обратно в Новый Орлеан, не попрощавшись. Иногда мне хотелось рассказать им правду, но она причинила бы ещё больше страданий.
Эванджелина действовала не в одиночку. Иногда в два часа ночи я размышляла об этом, когда мне снова снились кошмары, или слышалось шуршание белки на крыше или внезапное завывание неисправной, выхлопной трубы, напоминали мне о Сумрачных. Тогда я лежала в постели и думала о Серафимах, о всех жертвах их крестового похода, и проделанная месть, казалась мне недостаточной. Но я каждый раз подавляла жажду мести, боясь, что она окажется опаснее, чем магия, с которой я соприкоснулась.
Когда я вышла на улицу, то тут же обхватила себя руками, защищаясь от ноябрьского ветра. Небо всё ещё было ярко-голубым, хоть и приближалась зима. Пёстрая листва скоро станет влажной и размокшей, а солнце превратится в тусклый свет на сером, как сталь небе. Я всегда знала, что принесут с собой следующий день, следующая неделя и следующий месяц. С тех пор, как Верити умерла, и я встретила Люка, я боролась с чувством головокружения, с пугающим предчувствием, что ничего и никогда уже не будет так, как я планировала.
Грузовик Колина грохоча, проехала вдоль бордюра, под гигантским красным клёном, который ещё не потерял большую часть своей листвы. Старый красненький форд был усеян многочисленными ржавыми пятнами. Самое ценное в нём был ящик для инструментов из полированной стали, который был прикреплён к погрузочной площадке и закрыт на висячий замок, размером с мой кулак. Типично для Колина. Внешне сохранять анонимность, не выделяться. Самое важное прятать, как сокровище.
Я задавалась вопросом, думал ли он обо мне точно также.
В меняющейся игре света и тени было очень трудно различить черты его лица, но это не играло никакой роли. Я знала, каково выражение его лица, и не была в восторге от этого.
Я села в машину, вдохнула запах свежего кофе, древесных опилок и мыла и сосредоточенно принялась застёгивать ремень безопасности и подгибать юбку под колени. Колин наблюдал, заметив мои взъерошенные волосы и пятна крови на воротничке. Я не хотела, чтобы он вот так разглядывал меня и составлял список полученных мной повреждений. В последнее время Колин, однако, не особо заботится о том, чего хочу я.
– Я могу ещё успеть к последним урокам, – сказала я, – но мне нужно сначала переодеться.
Он поехал, поджав губы и с горящими глазами по боковым улицам к нашему дому. Я подняла руки, хотела начать разговор, но всё же промолчала. Так продолжалось всю поездку, в то время как мой желудок переворачивался от нервного ожидания.
Колин выключил мотор, и мы сидели на подъездной дороге, никто из нас не собирался выходить из машины.
Я крепко прижала руку к шраму, который пересекал ладонь другой руки и пыталась подавить дрожь.
– Итак, – наконец сказал Колин едким тоном, – как прошёл твой день?
Мой позвоночник согнулся под тяжестью его мрачного гнева, он был осязаемым. Затем я выпрямилась. Я не сделала ничего такого ужасного. Колин должен был бы понимать лучше, чем кто-либо другой, что надо помогать тому, кто оказался в опасности. Это была его работа, как он любил напоминать мне, практически, смысл его существования. Только потому, что опасность, угрожавшая Констанции, была магическая, а не обыденная, далеко не означало, что я могу её игнорировать.
– Магические силы Констанции пробудились в школе и вышли из-под контроля.
– И ты вмешалась.
– Я должна была оставить её умирать? Сестру моей лучшей подруги?
Он медленно потянул за собачку молнии и открыл испорченную блузку. Я неподвижно за этим наблюдала.
– Многовато крови, – сказал он.
Я накрыла его руку:
– Со мной всё в порядке.
Он повернул свою ладонью вверх, и переплёл пальцы с моими. Я почувствовала себя в безопасности.
– Куда вы ушли?
– С Люком. – Колин знал достаточно о силах Люка, чтобы понять, что мы могли быть где угодно на земном шаре. – Он отослал меня из комнаты, пока всё не закончилось.
Вместо того, чтобы опять замкнуться, как я ожидала, он немного расслабился.
– Значит он всё-таки не полный идиот.
– По крайней мере, сегодня – нет.
Он кивнул и откинулся назад.
– С сестрой Верити всё в порядке?
– Она… отдыхает сейчас. Ей нужна будет помощь, чтобы научиться управлять своими силами.
– Но это же не твоя задача, верно?
– Нет. У меня нет никакого опыта в этом.
– Хорошо. – Он притянул наши сплетённые руки к губам. – Теперь они оставят тебя в покое?
Слова застряли у меня в горле:
– Не совсем.
Выражение его лица ожесточилось.
– Ты выглядишь ужасно, – сказал он и взялся за ручку двери. – Идём, тебе надо привести себя в порядок.
Я последовала за ним в дом, ожидая, пока он отключит сигнализацию.
– Колин…
– Блузку ты может сразу сжечь, – сказал он, налил в два стакана воды из-под крана и подал один из них мне.
Я осмотрела себя:
– Ты так думаешь?
Он залпом выпил пол стакана:
– Иначе твоя мать в день стирки насторожиться.
Я сделала глоток и вдруг осознала, насколько сухо у меня во рту.
– Способность моей матери, осознанно игнорировать вещи – впечатляющая, между тем тебе должно быть это известно.
– В этом ты права.
Он остался стоять перед моей комнатой, пока я натягивала на себя свежую школьную форму – прямо, идеальный джентльмен. Конечно если идеальные джентльмены работают на мафию и носят с собой один-два пистолета.
– Значит, Люк всё же снова втягивает тебя в это, – прокричал он странным тоном через закрытую дверь.
– Он меня никуда не втягивает, – сказала я, стянув и смяв отвратительную верхнюю одежду. Это конечно трусливо, но мне проще было разговаривать с ним, пока я не вижу беспокойство и раздражительность на его лице. – С магией что-то не в порядке. Кварторы думают, что это связано с тем, что я сделала. Они думают, что я каким-то образом всё изменила.
– Ну и? Ты спасла их. Они должны быть тебе благодарны, вместо того, чтобы упрекать.
Я надела на себя свежую блузку и попыталась найти правильные слова, слова, которые бы всё объяснили, не вызывая слишком сильную тревогу.
– Не то, чтобы они меня упрекали, но они должны выяснить, что происходит. Констанция не должна была попасть сегодня в опасную ситуацию.
– Это не твоя проблема.
– А что, если всё-таки моя? Что, если я как-то испортила магию и это навредило Констанции? Я не могу просто так увильнуть.
– Сейчас у тебя и своих проблем по горло, – сказал он раздраженным тоном. Магии придётся подождать.
Я застегнула колючую, клетчатую юбку и открыла дверь.
– Так лучше?
Он медленно осмотрел меня изучающим взглядом, я поджала пальцы ног. Внезапно я осознала, что Колин – всего лишь во второй раз – стоит в дверях моей спальни.
– Лучше, – согласился он.
– Знаешь, а ты мог бы и войти.
Он прислонился спиной к двери. Один из уголков его рта приподнялся в улыбке.
– Я же и так внутри.
– Не совсем. – Я почувствовала, как меня бросило в краску, поднявшуюся от шеи, но не отступила. – Ты… – я протянула руку. – колеблешься. На краю.
– И что, по твоему мнению, мне нужно сделать? Упасть?
Он направил свои тёмно-обсидиановые глаза на меня.
– Это было бы так ужасно?
– Нет, – сказал он немного подумав. – Но опасно.
– Мне всё равно.
– Да, мне это известно. – беспечно сказал он, но в том, как он на меня смотрел не было ничего легкомысленного. – Слишком многое поставлено на карту.
– Это из-за Билли?
В груди появилась тупая и сильная боль, как будто её придавили камнем. Всё остальное не имело смысла. Мой дядя имеет что-то против Колина в рукаве, тайну, какую-то информацию, средство давления, чтобы обеспечить себе лояльность Колина. Он и правда осмелился продвинуться немного вперёд – провел рукой по моим волосам, поцеловал в губы, в то время как мои пальцы пробегали по многочисленным шрамам на его спине – но в конце всё осталось неизменным, у Билли есть что-то против него. И я ничего не могу с этим поделать.
Колин посмотрел на ковёр.
– Я же тебе уже говорил, что твой дядя был ко мне добр.
– В каком смысле?
– Не хочу об этом говорить.
– Почему? Почему ты узнаёшь всё обо мне – вещи, которые я не хочу тебе рассказывать, личные вещи, неловкие вещи – , в то время, как я, совсем ничего не знаю о тебе? Почему это так?
– Это большая разница: знать кого-то или что-то про него знать.
– Что ты имеешь ввиду?
– Многие люди знают что-то про тебя.
Он оттолкнулся от стены. Его шаги в комнату были медленными и размеренными и подчёркивали его слова.
– Твой отец сидит в тюрьме. Твой дядя – мафиози. Ты – отличница в школе, которую твоя мама, на самом деле, не может себе позволить. Ты хочешь уехать в Нью-Йорк, как только сможешь. Твою лучшую подругу убили пару месяцев назад, и никто не знает почему. Ты – очень приятная, молчаливая девушка, но с лета с тобой что-то не так.
Он склонил голову набок, так близко, что я могла прикоснуться к нему, если бы у меня хватило смелости.
– Ты постоянно прогоняешь своего телохранителя.
– Это…
– Это не ты? Нет. Даже приблизительно – нет. Эти люди не знают, как сильно ты сердишься на свою семью. Они не имеют ни малейшего понятия о том, насколько далеко ты зашла, чтобы отомстить за Верити, или что таким образом причинила себе.
Я смотрела из окна, а он продолжил:
– Они не знают, как ты пьёшь свой кофе или, что ты постоянно засыпаешь, сделав лишь наполовину домашнее задание по испанскому, или как ты выглядишь, когда в тебе пылает магия. Они не знают… – он обхватил рукой мою талию и притянул к себе – …насколько хорошо ты пахнешь, дождём и яблоками.
Его пальцы скользнули по моему бедру, и я посмотрела ему в лицо, когда он склонился надо мной.
– Я знаю тебя, Мо. А ты знаешь меня. Моё прошлое, кем я был раньше… этого тебе не нужно знать. Незачем.
Но мне всё же было необходимо это знать. Как иначе я могу ослабить влияние Билли на Колина?
Колин бережно поцеловал меня своими нежными губами. Но я устала от такой нежности. Это был ужасный день, и он не прошёл ещё даже наполовину, так что я ответила на его поцелуй, открыв рот и выпуская всю неудовлетворённость и желание, которые скопились со времён Разрушительного потока.
Глубоко в горле он издал звук, похожий на рычание, пробормотал сквозь поцелуи моё имя, и в какой-то ужасающий и неистовый момент я подумала, что он отстранится и начнёт ругать за то, что я оказываю на него давление, хотя он только что ясно дал понять, что я не должна этого делать.
А потом его рука обхватила меня за голову, в то время, как ладонь другой легла на спину, и мы, спотыкаясь, устремились в сторону кровати.
– Мы не будем этого делать, – пробормотал он, в то время, как его губы пробежали по моей щеке и прикоснулись к уху, обдав тёплым дыханием. Мои ноги почувствовали край матраца, и я упала на кровать, потянув его за собой.
– Конечно.
Это было так замечательно, чувствовать на себе его вес, и я обхватила его ногой за бедро, как будто смогу таким образом помешать ему сбежать. На вкус он напоминал миндаль, чистый и тёплый. Наконец-то, подумала я. Он столько времени потратил, стараясь оставаться благородным, хотя ведь очевидно, что это неизбежно должно произойти.
Я скользнула рукой под его рубашку. Мускулы его спины были твердыми как гранит, шрамы едва чувствовались, одна из ужасных составляющих его жизни, о которой он ничего не хотел мне рассказывать. Он замер посреди нежного целуя, прижав губы к моему виску, в то время как его пальцы уже были заняты, осторожно расстёгивая мою блузку.
– Мы не будем этого делать, – хрипло повторил он, не отрывая глаз от края моего лифчика.
– Не хочу возражать тебе, но…
Он опёрся на локоть.
– Бог мой, – прошептал он. – Ты так безумно красива.
Его пальцы провели по изгибу, там, где кружева закрывали мою кожу, и я закрыла глаза, когда почувствовала прикосновение. Моё дыхание сбилось. У него были такие красивые руки, шершавые от столярной работы, но всё же нежные.
А затем он отстранился и оставил меня одну на холодной и узкой кровати.
– Нет. – сказала я. – Сначала говоришь такие вещи, а потом просто останавливаешься.
Он снова поцеловал меня, а я выгнулась, потому что хотела чего-то, что не могла выразить словами, хотя знала, что мне это необходимо. Сузив глаза и нахмурившись, он откатился в сторону.
– Я не хочу быть таким типом, – сказал он.
– Каким? – Я попыталась придвинуться к нему ближе, но он вытянул вперёд руку и остановил меня.
– Тем, который с тобой спит, а затем требует, чтобы ты держала это в секрете. – Он закрутил прядь моих волос вокруг пальца. – Это ещё одна вещь, которую я о тебе знаю. Тебе не нравятся секреты.
– Это другое… – Так оно и есть. Мы скрывали наши… как бы там нас не захотели назвать… не из-за стыда. Это безумие моей семьи заставляло нас молчать.
– Ты уверена? За последние пару месяцев ты изменилась, но всё ещё счастлива, когда люди не обращают на тебя внимания, когда ты можешь оставаться в тени. Это будет делать сложнее, если все узнают, что мы вместе.
Покалывающие волнение разнеслось по венам, как только он произнёс слово «вместе» и придало мне смелости.
– На этих выходных в школе будет танцевальное мероприятие. Балл Сади Хавкинса. Девочки приглашают мальчиков.
– Мо…
По-видимому, я была настолько же глупа, как и смела, но я не сдавалась.
– Пойдём туда со мной. Я не хотела, потому что кроме тебя нет никого, кого я хотела бы пригласить. Поэтому я приглашаю сейчас тебя.
– Но всё ещё есть Билли.
Эти пять слов, будто валуны, уничтожили всё возбуждение.
– Ты мог бы сказать ему, что присматриваешь за мной, – объяснила я, но это слабый аргумент, и он это знал.
– Ты должна пойти туда, – сказал он и прикоснулся лбом к моему лбу. – Повеселиться от души. Провести время с подругами. Побыть ребёнком.
Я оттолкнула его.
– Ребёнком? Ты это сейчас серьёзно? Мы что опять вернулись к той же теме?
Я запахнула блузку и застегнула не сгибающимися пальцами, разрываясь между смущением и гневом.
– Я не так имел это в виду, – сказал он. – У тебя есть возможность целый вечер побыть обычной девочкой. Почему ты не используешь её?
– Потому что я не люблю ложь, – сказала я. – Почему я должна притворяться нормальной, если все знают, что это не так?
Он не ответил, растянувшись рядом со мной на выцветшем петчворк-одеяле и притянул меня к своей груди.
– Мы найдём какой-нибудь способ.
Я уткнулась лицом в его футболку и вдохнула запах его кожи. Это единственный способ, как я могу находится с ним рядом.
– Ты всегда так говоришь, но нам это никогда не удаётся.
Я почувствовала, как его тело затряслось от смеха, но в нём не присутствовало ничего весёлого.
Г
лава 8
После того, как Колин отвёз меня обратно в школу, у меня было ещё только время поставить сумку в шкафчик и проскользнуть на урок журналистики, последний на сегодня. Я, как могла, незаметно юркнула на своё место, но мисс Корэлли приподняла бровь и постучала по своим наручным часам. Она наверняка оставила бы меня после уроков, если бы как раз сейчас не проводилась лекция приглашённого докладчика.
Ник Пэтрос был политическим репортером «Трибуны» и несколько раз в неделю писал в разделе на странице 2. Статьи о мэре – считались одной из его любимых тем, также, как и организованная преступность и широко распространённая коррупция. Моя фамилия в настоящее время упоминалась не часто, но когда я набрала её в гугле, то выяснила, что тринадцать лет назад Пэтрос довольно сильно интересовался моей семьёй. Даже сегодня дядя жаловался на него и его «клеветническую, охотящуюся за сенсацией, так называемую журналистику».
С близкого расстояния Пэтрос казался приятным типом. На нём были штаны цвета хаки, с отглаженной складкой впереди и чёрная рубашка поло с длинными рукавами. И то, и другое было немного тесноваты на животе. Его седеющие волосы были убраны с красноватого лица и аккуратно причёсаны, на носу и щеках проступали лопнувшие капилляры, которые я часто видела у алкоголиков в Чёрной Моргане. Он не прерывал лекцию, когда я вошла. Сунув руки в карманы и прислонившись к подиуму, он продолжил говорить, но у меня было такое впечатление, будто его внимание явно перешло на меня.
Когда же он задал вопрос, что-то о беспристрастном ведении репортажа, многие школьницы из младших классов дико замахали руками, Лена толкнула меня в бок локтем.
– Ну? – спросила она уголком рта.
– Я отвезла её домой, – пробормотала я. – С ней всё в порядке.
– А вот с Колином – нет. Он был в ярости, когда я ему рассказала, что ты ушла. Что бы ты ни говорила, ты ему не безразлична.
А я и не безразлична ему; просто он был упрям. Я не была уверена в том, что из этого ужаснее.
Голос Пэтроса вырвал меня из размышлений:
– То, что известно, всегда отделено от того, что можно доказать. Я пишу, самое большее, лишь десятую часть из того, что знаю.
– Разве это не расстраивает? – спросила какая-то девочка.
Он рассмеялся.
– Конечно. Я работаю до изнурения, капаюсь в грязном белье и ищу необходимые доказательства. Но когда-нибудь всё встанет на свои места. Возможно для этого потребуется некоторое время, но тем слаще будет победа.
Лена прошептала:
– С ней точно всё в порядке?
– Да. Пищевое отравление.
Я попыталась сказать это с лёгким отвращением в голосе, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Лена не поверила ни слову.
– Ну, конечно…
Пэтрос подошёл к нашему столу, и мы обе виновато посмотрели на него.
– Давайте-ка спросим наших главных редакторов. Скажите-ка, девочки, вы попадали во множество ситуаций, требующих моральной выдержки?
– В школьной газете? – спросила Лена. «Фанфара» и впрямь не была газетой, печатающей жёсткие следственные статьи. Мы публиковали отчеты о спортивных командах, благотворительных проектах и театральном клубе.
– В газете, в повседневной жизни, где бы то ни было. Могу себе представить, что время от времени всё становится довольно мутно.
Он внимательно смерил меня взглядом, пока говорил, а я нервно заёрзала на стуле.
– Мы – школьная газета. – сказала Лена, широко распахнув карие глаза. – Мутную писанину мы оставляем на таких людей, как вы.
Он повертелся в сторону Лены, которая склонив голову на бок, одарила его ничего не выражающей улыбкой. После долгого, неловкого момента он развернулся и снова обратился ко всему курсу.
– Не забывайте, что если хотите что-то напечатать, то должны это доказать. Если вы копнёте достаточно глубоко, то когда-нибудь наткнётесь на истину.
Лена легонько ткнула в меня карандашом и сморщила нос, чтобы снять напряжение. Я благодарно улыбнулась ей.
Мисс Корэлли встала, немного озадаченная, но всё же в хорошем расположении духа. Она наверняка больше рассчитывала на советы в выборе профессии, чем на подобную речь.
– Девочки, давайте поаплодируем мистеру Пэтросу в благодарность за то, что он согласился поговорить с нами сегодня.
Мы, повинуясь, захлопали, в то время, как Пэтрос взял свой плащ и портфель.
– Я оставлю вам насколько моих визитных карточек, на случай, если будут ещё вопросы.
По пути к двери, он снова остановился у нашего стола.
– Держите, – сказал он и протянул каждой из нас по карточке. – Серьёзно, если захотите зайти в «Башню Трибуны», чтобы посмотреть на новостной отдел редакции, немного поболтать, задать мне вопросы… просто приходите. Мне было приятно познакомиться с вами обоими, Лена и… Мо, не так ли?
– Да, спасибо. – Я положила карточку на стол.
– Какой-то он странный, сказала Лена, как только тот ушёл.
Для одного дня я пережила уже предостаточно странностей.
Как только мы вышли в коридор, Лена снова принялась за своё.
– Что случилось с Констанцией? Как вы обе добрались до дома?
– Я позвала на помощь одного друга. – Сложно сказать, кем был для меня Люк, но «друг» должно сойти на данный момент. – Ему хорошо знакомы подобные ситуации.
Она скрестила руки на груди.
– Хм-хм. Не Колина… Того загадочного парня? Ты же сказала, что он уехал.
– Похоже я ошиблась, – осторожно ответила я.
Мне казалось слишком рискованным, рассказывать ей больше о Люке. Для всех будет безопасней, если обе стороны моей жизни, Дуги и Плоские, не будут иметь точки соприкосновения, но какая-то часть меня так хотела обо всём ей рассказать. Вместо этого, я слегка пожала плечами, как будто это не важно.
– Что я пропустила?
– Прежде всего, Мессу.
Мы обошли стороной кучку девятиклассниц. Я услышала имя Констанции и опустила взгляд.
– Я сказала Сестре Донне, что День всех усопших был для тебя слишком. Ты хотела побыть одна. Я думаю, она мне поверила.
День всех усопших, когда мы вспоминаем ближних, которые покинули нас в прошедшем году. Как странно, что я забыла о нём, хотя каждый день всё ещё тосковала по Верити.
– Спасибо.
Лена усмехнулась:
– Для чего ещё нужны друзья?
Когда Колин, вскоре после этого, высадил меня возле «Слайс из райт», моя головная боль утихла, беспокойство о Констанции, напротив, осталось. Я поставила свою сумку на пол в узкой боковой комнате, которая служила моей матери офисом. Когда я доставала свои коричневые вельветовые брюки, из них выпала маленькая карточка – примерно в десять сантиметров, изготовленная из жёсткого картона – на которой извилистыми линиями был детально изображён подсолнух. Мне она не принадлежала – мои художественные навыки ограничивались фигурками из палочек и фотографиями. Кто бы её ни нарисовал, он очень сильно давил на карандаш, оставив на бумаге борозды. Наверно карточка выпала из одной из моих библиотечных книг, но она была слишком искусно-нарисована и красива, чтобы просто выбросить её. Я засунула её обратно в карман и вышла из комнаты.
После того как я старательно завязала волосы в конский хвост, я схватила фартук из стопки рядом с дверью бюро. Фартуки в Слайс – зелёного цвета, как яблоки сорта Гренни смит, с рюшками и складками – были сами по себе достаточно ужасны, но подходящий к ним головной платок – ещё хуже. Он постоянно сползал в сторону, сбивал волосы и в нём я была похожа на сумасшедшую доярку. Я взяла карандаш и блокнот для заказов, помахала Тиму, повару, и принялась за работу, как и в любой другой день в «Слайсе».
«Слайс из райт» был мне, в некотором смысле, даже больше домом, чем наш собственный особняк из оранжевого кирпича, потому что с тех пор, как отец попал в тюрьму, «Слайс» был единственным источником нашего заработка. Тогда я ещё не полностью осознавала это. Я только замечала, что мы проводили много часов в ресторане, и что моя мама была там счастливее, чем дома. Дома отсутствие отца было заметно в каждой комнате – два столовых прибора на ужин, вместо трёх, непрочитанная стопка журналов «Спорт в иллюстрациях» и «Уолл-стрит», которые скапливались, пока не истёк срок абонемента, по утрам тишина вместо смеха и щекоток. «Слайс» же, напротив, был так переполнен и оживлён, что можно было работать целую смену и не замечать, что чего-то не хватает. Постоянные клиенты всегда были рады видеть кого-то из нас, особенно, если им приносили полный чайник кофе и кусочек тёплого пирога.
Ресторан всегда был царством моей матери. Вот уже двенадцать лет она отдавала всю себя, чтобы дела в нём шли хорошо. Я была её дочерью, но «Слайс» был её ребёнком.
Обрамленная прямоугольным окошечком обслуживания, между кухней и пространством у стойки, моя мама с кем-то возбуждённо и сосредоточенно разговаривала. Заинтригованная, я вытянула шею, чтобы посмотреть, кто же её так развеселил.
Эльза Страттон? Мой бывшая адвокат решила сделать нам визит? Как-то мне не особо верилось в то, что она пришла только для того, чтобы сделать очень своевременный заказ к Дню Благодарения. Звон столовых приборов по фарфоровой посуде и шум других гостей помешал мне подслушать что-либо ещё, кроме нескольких последних слов.
– Конечно же свяжусь с вами, как только узнаю больше деталей, – сказала Эльза.
Даже с другой стороны комнаты я видела, что щеки моей матери покраснели от возбуждения, когда она и Эльза пожали друг другу руки. После того, как Эльза ушла, я прошла в раздвижную дверь.
– Что здесь нужно было Эльзе? Это про дело Верити? – Кода меня допрашивала полиция после смерти Верити, мой дядя попросил Эльзу сопровождать меня. Она была таким типом адвоката, которые вдохновляют людей на злые шутки и за один час зарабатывали больше денег, чем я за целый месяц. Я была очень рада, что она была тогда на моей стороне, а не моим противником.
– Привет, милая! – проворковала моя мама. Она вышла из-за стойки, чтобы заключить меня в объятья, перед тем как снять фартук. – У тебя был хороший день?
– Почему Эльза приходила сюда?
– О, это долгая история, а мне ещё надо в банк, а потом сделать доставку в «Шеди Акрес». Давай поговорим об этом дома.
– Хорошо.
Я должна была знать, что она никогда не разговаривает о чём-то важном в присутствии гостей.
– Я и Лена, возможно, останемся завтра в школе подольше, чтобы поработать над нашим рефератом по истории.
– Почему ты не пригласишь её сюда? Вы же можете занять один из задних столиков и позаниматься.
– Она очень занята. – И слишком наблюдательна. Если она придёт в «Слайс», то, вполне возможно, встретит моего дядю. И насколько я знала Лену, она начнёт спрашивать о вещах, которых я не смогу объяснить. Пригласить её домой казалось мне менее проблематичным. – Но она, возможно, переночует у нас в пятницу, если можно.
Если я правильно помню, Лена тоже ещё ни разу не приглашала меня к себе домой. Возможно, все её вопросы были её методом, отвлечь внимание от себя.
Я подливала в стаканы воды, а в чашки кофе, в то время, как моя мама рассчитывалась на кассе.
– Мне бы хотелось, чтобы ты попросила войти сюда Колина, – сказала она, посмотрев в окно. – Это неправильно, оставлять сидеть его там снаружи.
– Но ему так нравиться. Он говорит, что для него здесь внутри слишком шумно.