Текст книги "Стражница (ЛП)"

Автор книги: Эрика О'Рурк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Люк?

Я отступила и врезалась в небольшой столик. Фонарь, стоящий на нём, упал на пол, но я единственная вздрогнула от звона.

Люк медленно повернулся ко мне с умоляющим выражением лица.

– Речь никогда не шла о создание новых Линий, я права? Вы с самого начала планировали, чтобы я слилась с магией. Поэтому… – у меня сорвался голос. – Поэтому я не могла тебя найти. Они приказали тебе оставить меня там, и ты это сделал.

– Мышонок…

– Ничего не говори. Ты все-равно только соврёшь, – я повернулась к Паскалю.

Из них всех ему я доверяла больше всего. Не то что бы я верила в то, что он защитит меня! Но он ответит на мои вопросы. Учёный в нём не сможет противостоять.

– Что случилось после того, как я потеряла сознание?

Он с клинической трезвостью представил факты:

– Представь себе Линии, как систему кровообращения, где магия течёт вместо крови. Мы надеялись, что как только ты сольёшься с источником магии, то будешь служить сердцем и в предсказуемой мере направлять силу в Линии. Из-за того, что ваше объединение завершилось не полностью, произошёл разрыв, очень близко к источнику магии, как дыра в аорте. Теперь магия вытекает из системы.

Я держалась за диван, чтобы сохранить равновесие.

– Я вызвала второй Разрушительный поток?

– На самом деле всё наоборот. Разрушительный поток был смертельным, потому что прорыв грубой магии уничтожил бы слабых Дуг. Однако в этом случае магия растекается по миру, всё больше распределяясь. Линии не могут наполняться новой силой, а без Линий, которые они могут использовать, большинство Дуг бессильны.

– Большинство, но не все?

– Дуги с самым сильным талантом, чтобы творить заклинания, могут использовать даже самые крошечные Линии и скорее всего также в силах извлечь пользу из маленького количества свободной магии вокруг них. Но более слабые Дуги потеряют свои способности.

С опечаленным выражением лица вмешалась Орла:

– Им придётся либо жить среди Плоских, либо зависеть от щедрости более могущественных Дуг.

– Результат один и тот же, – вставил Доминик. – Останутся только самые сильные. Именно этого и хотели достичь Серафимы, чтобы создать новую расу Дуг и господствовать над другими.

– Ты преподнесла Антону победу на серебренном блюдечке, – сказала Орла.

Я помогла людям, которые убили Верити; именно это они только что рассказали мне. Всё моё тело как будто онемело. Она умерла при попытке остановить Серафимов, а я подарила им как раз то, чего они хотели. Обещание, которое я дала ей, ничего не стоило.

Доминик схватил меня за руку и встряхнул. Люк повернулся к нам спиной и не реагировал.

– Ты вообще слушаешь? Ты заключила союз. Ты поклялась исправить магию, а всё, что сделала – это ещё больше усугубила ситуацию. Ты должна вернуться.

Я задавалась вопросом, как вообще могла когда-либо считать его приятным.

– Должен быть другой путь.

– Другого нет. Магия иссякает. Нам остались ещё один или два дня, пока она не исчезнет полностью. Либо ты сдержишь свою часть соглашения и восстановишь её, либо твоя жизнь потеряна. А ты, – продолжил Доминик, уставившись на спину Люка. – Не забывай кто ты.

Когда они выходили, Паскаль посмотрел на меня с извинением во взгляде, и остановился рядом с Люком, чтобы обменяться с ним несколькими словами. А потом Люк и я снова оказались наедине, а мир перевернулся с ног на голову.

Лёгкий ветерок задул в комнату, принеся с собой сладкий аромат османтуса.

– Я не мог этого сделать, – сказал он. – Поэтому Доминик так рассердился. Я не мог оставить тебя там, независимо от того, какую цену придётся заплатить.

Несмотря на тёплую луизианскую ночь я замёрзла до мозга костей.

– Однако ты собирался.

– Но не сделал. Это хорошо показывает то, куда тебя ведут попытки обмануть судьбу. Всё закончилось катастрофой. Я пошёл против пророчества, так, как ты от меня требовала, а теперь всё рушиться.

– Ты сделал бы так снова? Спас меня и уничтожил магию?

– Не спрашивай меня об этом, – его глаза наполнились слезами. – Я воистину делаю всё возможное, чтобы найти приемлемый путь. Ты и я – мы связаны, но ведь речь идёт здесь о всём моем мире. Как же я могу сделать выбор?

– Ты не можешь, – сказала я и почувствовала, как моё сердце разлетелось на кусочки.

В этот момент я поняла, что что-то между нами окончательно сломалось. Я выпрямилась.

– Отведи меня домой.

Глава 39

Колин послал мне по смс адрес и номер комнаты. Люк перенёс нас через Межпростраснтво на автостоянку отеля. Земля была мокрой от ледяного дождя. Я согнулась пополам, борясь с тошнотой.

Люк схватил меня за локоть, когда я уже хотела пересечь стоянку. У него на лице было написано, что он убит горем.

– Дай мне всё объяснить.

Я вырвалась, но у меня так кружилась голова, что я приземлилась на четвереньки на выложенную камнями мостовую, и гравий расцарапал мне кожу.

– Не прикасайся ко мне. Больше никогда.

– Мышонок, пожалуйста.

Он сделал шаг в мою сторону, а я поползла назад, глубоко вдыхая холодный воздух, чтобы успокоиться. Только когда мои пальцы онемели от холода, я встала и прислонилась к бетонному фундаменту фонарного столба.

– Что пожалуйста? Я должна проигнорировать тот факт, что ты предал меня? – я покачала головой. – Вам не обязательно было использовать Констанцию. Не нужно было заключить никакого договора. Магия убивает меня, и это единственная мотивация, которая мне нужна. Но вы не сказали мне об этом. Ты преследовал меня, манипулировал, заставил собой увлечься… И всё это было лишь ложью.

– Нет! – сказал он. – По крайней мере то, что было между нами – это не ложь.

– Правда? Ты серьёзно? Ты клянёшься в этом, Люк? Положа руку на сердце?

Даже я слышала, насколько негодующими были мои слова. Я пыталась убедить себя в том, что спасая меня сегодня, он встал против своей семьи, своего народа и всех традиций, с которыми вырос.

Возможно, он точно так же, как и я, попал в ловушку, запутавшись в Линиях магии, судьбе, долге и любви, не оставляющих ему никакой свободы действий. Мне почти было его жаль.

Потом я вспомнила кое-что, что он однажды сказал мне: не играет никакой роли, что ты об этом думаешь, кого любишь, чего боишься – если ты и можешь кому доверять в этом мире, так это тому, кто с тобой связан. Моё сострадание усохло и улетело прочь, как мёртвая листва.

– Пророчество говорит, что с тобой ничего не случиться. Я верил в него. Я думал, что как только ты исправишь магию, с тобой всё будет в порядке.

Его голос разнёсся по стоянке, расстроенный и потерянный.

Я медленно повернулась. Дождь шёл теперь сильнее, скатываясь с кожи его куртки. Капли горели на моих щеках, и я покачала головой.

– Ты думаешь, магия определяет меня так же, как ты позволяешь ей определять себя. Но я больше, чем просто пророчество. Я не только Сосуд, хочешь ты это признать или нет. Поэтому я сделаю то, что должна, а потом вернусь в свой мир. Тебе никогда больше не придётся выбирать между нами, Люк. Это даже не будет обсуждаться.

– Мышонок…

Я не хотела слышать его ответ.

Я, дрожа от холода, постучала в дверь, дождь стекал у меня по шеи. Я услышала шаги Колина по полу, шорох цепи, а потом дверь открылась. Я сделала шаг в тепло и свет, покидая холод. Колин втянул меня во внутрь, захлопнул дверь ногой, оставляя Люка снаружи.

– Привет, – глуповато сказала я.

– Привет, – он довёл меня до лампы и начал разглядывать в желтоватом свете. – Ты вернулась.

Я протиснулась мимо него, оставляя позади куртку, шарф и перчатки, как след из хлебных крошек. На буфете стояла знакомая зелёная бутылка Джеймсона, а толстый стакан мотеля всё ещё примерно на сантиметр был наполнен виски.

– Мо?

Я негнущимися руками добавила ещё примерно два. Прежде чем Колин успел пересечь комнату и отобрать мою добычу, я осушила половину и почувствовала, как огонь пронёсся по горлу и груди.

– Что, чёрт возьми, случилось?

Он вырвал у меня стакан.

– Ничего. Всё. Я облажалась.

У меня потекли слёзы. Было сложно сказать из-за чего, из-за виски или из-за признания, но это и не имело значения.

– Отдай мне мой напиток.

– Вообще-то, но был мой.

– Не важно.

Я развернулась и схватила другой стакан.

– Расслабься, – очень осторожно он забрал у меня бутылку и поставил на стол. – Ты ранена?

Я плюхнулась на стул за письменным столом.

– Больше нет.

– Люк тебя вылечил.

Он вылечил меня и опять сокрушил сверху донизу. Я задавалась вопросом, можно ли человека излечивать только какое-то ограниченное число раз? Что в какой-то момент он достигает пункта, когда состоит скорее из трещин и осколков, чем из целого куска, и что тогда с ним произойдёт?

– Я в порядке.

– Конечно. Ты хочешь об этом поговорить?

– Нисколечко.

Он отпил глоток виски.

– Всё закончилось? Ты с ними разобралась?

– Я никогда с ними не разберусь. Если наступит третья мировая война, единственное, что останется на этой планете, это тараканы и твинки – и Дуги, говорящие мне, что я должна спасти чёртов мир!

Его глаза потемнели, наполнившись тревогой, но он позволил мне продолжать.

– А как тебе это удаётся? – спросила я. – Как ты можешь выносить тот факт, что проведёшь всю свою жизнь, привязанный к чему-то… к кому-то, даже если совсем этого не хочешь? Разве тебя это не бесит? И ты никогда не захочешь иметь собственную жизнь?

– Это моя жизнь. Я принял решение, которое привело меня сюда. Теперь делаю лучшее из того, что у меня есть. Однако это не мешает мне иногда хотеть большего, – он поворачивал стакан в руке, разглядывая янтарную жидкость, как будто она знала ответ. – Значит Дуги не отпускают тебя?

– Я нужна им. А у них в руках все преимущества.

Понимание промелькнуло, словно тень, на его лице. Без слов он протянул мне стакан.

– Итак, – сказала я, после того, как виски ударил в кровь и придал мне мужества. – У нас был уговор.

– Неужели?

Он сел на край кровати, упёршись локтями в колени, и для случайного наблюдателя выглядел расслабленным.

– Я пообещала тебе вернуться. И вот, – я встала и энергично покружилась, как будто представляя саму себя, – я здесь.

Уголки его губ дёрнулись.

– Понимаю.

И он действительно понимал. У него был этот неторопливый, голодный взгляд, который смёл более основательно все мои секреты и защитные валы, чем алкоголь. Я медленно прошла через комнату и села на кровать напротив него.

– Пришло время платить по счетам.

– Ты ведь вовсе не хочешь оставаться здесь, – сказал он. – Ты уже целую вечность собираешься уехать в Нью-Йорк.

– А если я останусь, – настаивала я, – что тогда случиться?

– Зависит от того, – он прикоснулся к краю моего пуловера.

– От чего?

– От того, будешь ли ты и дальше вешаться мне на шею.

Я ударила его по плечу, и он поднял взгляд. Его глаза были полны смеха и желания.

– Знаешь, я ведь не святой.

– Я так рада это слышать.

Я наклонилась вперёд и пылко его поцеловала. Его руки судорожно обняли меня за талию, и я погрузилась в восхитительно знакомое чувство, в то время, как вкус виски смешался на моём языке со вкусом Колина.

Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, я сказала так рассудительно, как могла:

– Я не вешалась к тебе на шею.

Он откинулся назад, пытаясь подавить смех.

– Ты зашла, выпила два стакана виски, предложила остаться в Чикаго и поцеловала меня. Как же ещё я должен это толковать?

Это был риторический вопрос, но я не могла по другому и про себя ответила на него. Колин был надёжным и сильным, и я так сильно хотела его, что это съедало меня изнутри. Но я сделала именно то, что он описал: я, обиженная и рассерженная, зашла в комнату и захотела чего-то, что заставило бы исчезнуть боль.

– Не то, чтобы я из-за этого жаловался, – сказал он, проводя рукой от шеи до кончиков моих пальцев, а потом осторожно поцеловал.

– А стоило бы.

Он посмотрел на меня.

– Действительно стоит?

– Дело вот в чём, – сказала я. – Сейчас у меня крутиться в голове разное, и многое из этого ужасно. Я думаю, что, если мы займёмся любовью, ты смог бы заставить исчезнуть весь этот ужас, – он хотел ответить, но я приставила палец к его губам. – Но я не хочу смешивать это, потому что позже, всё плохое будет ещё здесь. И не имеет значение, чем мы займёмся… думаю, я не смогу отделить эти вещи друг от друга.

– Ты подумала, что нам нужно заняться любовью.

– Но теперь я так больше не думаю, – объяснила я.

Он скрестил руки за головой и уставился на акустический потолок. Я притянула колени к груди и стала ждать.

– Я размышляю о тебе, – сказал он. – О нас. Я всё ещё ищу способ, как сделать всё возможным, но это сложно. Намного сложнее, чем ты осознаёшь.

Он имел ввиду Тесс. Мне чем-то нужно было занять руки, и я начала обводить рисунок на покрывале, в то время, как он продолжил:

– Мне бы хотелось переспать с тобой, без всяких серьёзных отношений, но я не могу. Ты важна для меня. Я не хочу, чтобы ты относилась к этому легко или переспала со мной только потому, что злишься или чувствуешь себя неуверенно. Не хочу, чтобы оставалось место для сожаления.

Я покраснела. Он ведь не дурак. Уже когда я зашла в комнату, он знал, что что-то не так.

– Мне жаль.

– Не нужно жалеть. Я бы с удовольствием стал тем, кто позаботится обо всём и всё исправит. Но не таким способом. По крайней мере не сегодня ночью, – он переплёл свои пальцы с моими. – Скажи, что мне сделать, чтобы всё снова стало хорошо?

Я вытянулась рядом с ним, положила голову на его грудь и вздохнула, когда он обнял меня.

– Это уже почти идеально.

Глава 40

Пронзительный звонок разбудил меня несколько часов спустя. Я только успела поднять голову, а Колин уже перекатился через меня, чтобы взять свой телефон, он приставил палец к губам.

Часы высвечивали ярко-красным 3:30 утра, а через уродливые занавески с цветочным узором ещё не проникало света. Колин сел, а я обернулась вокруг него, пытаясь сохранить его тепло. Он осторожно отодвинулся и покачал головой. Я прислушалась к разговору, но по его односложным ответам ничего нельзя было понять.

В конце концов он положил трубку и отбросил телефон в сторону. В темноте я видела только силуэт его спины – повисшие плечи, опущенную голову – и залезла под одеяло, как будто могла спрятаться от того, что он сейчас скажет.

– Нужно возвращаться домой, – объяснил он.

Когда он включил настенную лампу, выражение его лица так напугало меня, что к горлу подступила знакомая тошнота. Это было такое выражение, какое люди принимают, когда собираются расколоть твою жизнь на «до» и «после». Я ненавидела это выражение.

– Что случилось?

– Никто не пострадал.

Я начала искать обувь.

– Да говори уже.

Он нашёл на полу мою куртку и шарф и протянул мне. Я разглядывала игру его поджарых мышц, когда он одевал свою трикотажную рубашку. Его движения были не такие как у Люка плавные, в них не было хищного изящества, но он всё равно был красивым.

Я заставила себя остановиться и насладиться моментом. Что бы не скрывалось за этим звонком – это разрушит его. Я сунула ноги в балетки и тщательно обернула шарф вокруг горла.

– Итак?

– Никто не пострадал, – повторил он и посмотрел на меня тем же чёрным, спокойным взглядом. – Твоя мать хотела, чтобы ты об этом узнала.

Я медленно выдохнула. Значит это не мама. Это самое главное. Не моя мама.

– Случился пожар, – сказал он. – В «Слайсе».

– Насколько всё плохо?

Комната казалось накренилась, а яркие цвета занавесок размылись. Он сел и притянул меня на колени. Я положила голову на его широкую грудь.

– Он полностью сгорел, я права?

Она пожертвовала всем, ради этого ресторана – всем – а теперь его больше нет. У меня застрял ком в горле, я не хотела испытывать горе, поэтому цеплялась за гнев.

– «Морган» пострадал от воды и дыма. Но он скоро снова откроется.

– Но не «Слайс».

Он наклонился вперёд и прижал свой лоб к моему.

– Нужно отправляться в путь.

– Это не несчастный случай, верно? Кто за этим стоит, Экомов?

Он пожал плечами.

– Он очень быстро загорелся.

– Почему «Слайс»?

– Билли охраняет дом, но ресторан подходит почти так же хорошо в качестве предупреждения.

Я встала, и Колин взял меня за руку.

– Полагаю, отцу придётся подождать.

– Я тоже так думаю.

Он помог одеть мне куртку, собрал всё и выгнал на улицу. Ночью дождь перешёл в снег, который теперь покрывал землю где-то на два сантиметра. Сумрачное небо предвещало ещё больше снегопада. Звёзд не было видно. До и после, сказала я самой себе. А ночь, которую мы провели здесь, была моментом вне времени.

Так как Колин настоял на этом, то я, положив голову ему на плечо, попыталась уснуть, в то время как он вёл грузовик на север.

– Это всё изменит, не так ли? – спросила я, когда мы были в пути примерно час. Колёсики в моей голове вращались. – Билли по какой-то причине хочет, чтобы я вернулась домой.

– Скорее всего. Я, инстинктивно, скорее держал бы тебя какое-то время на расстояние от города.

Зачем подвергать опасности того, кого любишь? Лицо Люка промелькнуло перед моим внутренним взором. Потому что у этого человека есть что-то, что ему нужно, что-то, что нельзя забрать силой. Что-то, что мог сделать только один этот человек, и больше никто. Что есть у меня, чего так хочет Билли и из-за чего Марко Форелли обратил внимание на старшеклассницу?

Я прижалась ещё сильнее к Колину, вдохнула его запах и попыталась пробудить то утешительное чувство, которое ощутила этой ночью.

Когда мы приблизились к городу, снег и час пик заставили нас медленно ползти вперёд. Там, где мы должны были свернуть на мою улицу, я покачала головой и прикоснулась к руке Колина.

– Поезжай к «Слайсу», – сказала я.

– Я должен отвезти тебя домой.

– Я должна это увидеть. Пожалуйста.

Здание было пустой оболочкой – кисловатый запах пепла и дыма был сильнее слоя снега, покрывающего обломки. Даже сейчас пожарники осматривали развалины, чтобы убедиться, что больше ничего не тлеет.

Пожарные и полицейские машины выстроились вдоль улицы, голубой и красный свет кружился над зазубренными дырами, которые раньше были окнами, выходящими на улицу. Операторы местных телевизионных новостей боролись за лучшую перспективу, откуда можно было увидеть как можно больше разрушений. Не стоило им тратить на это время. Невозможно было пропустить то, что стало со «Слайсом», даже пластиковая табличка на фасаде расплавилась в неузнаваемый комок.

Я выпрыгнула из грузовика, ещё прежде, чем Колин отключил двигатель, поскользнулась на грязной, покрытой сажей куче снега и промочила ноги.

– Мисс, – сказал один из полицейских. – Вы не можете туда зайти.

– Это ресторан моей семьи!

– Слишком опасно, – сказал он твёрдым голосом и заградил дорогу, когда я попыталась прошмыгнуть мимо него.

Я обыскала толпу, в поисках моего дяди и нашла его. Он наблюдал за всей этой сценой с таким ледяным лицом, как сам ветер, дующий вдоль улицы.

– Дядя Билли?

– Мо? Доннелли ведь должен был отвести тебя домой.

– Я уговорила его приехать сюда.

Он рассеянно кивнул, а я не отрывала взгляда от суетливой активности перед нами.

– Как мама? – спросила я.

– Это разбило ей сердце, – грубо сказал он. – Дело всей её жизни превратилось в руины! Что она по-твоему должна чувствовать?

– Мне жаль, – ответила я, не уверенная, за что извиняюсь.

Он фыркнул, поднимая вверх воротник своего пальто.

– Это мне нужно извиняться, моя дорогая девочка. Я не думал, что всё примет такие масштабы.

– Колин говорит, что это были русские.

– Кто ещё способен на подобное? – он покачал головой. – Нельзя оставлять это безнаказанным.

Я посмотрела на тлеющие развалены, наблюдая, как снег превращается в серую грязь, когда ветер задувал его на то, что было когда-то моим вторым домом. Стойка, за которой я делала домашнее задание, кухня, где я научилась готовить пироги, постоянные клиенты, которых я в детстве так часто встречала, что они стали для меня скорее дальними родственниками. Всё исчезло.

Билли повернулся ко мне, его впалые, морщинистые щёки покраснели от холода. Должно быть он провёл здесь всю ночь.

– Теперь ты мне веришь? Они опасны.

– Я знаю.

– Тогда ты мне поможешь? Только посмотри, что они у нас отобрали. Ты поможешь нам вернуть это?

Я кивнула, и его улыбка была словно благословение.

– Хорошая девочка. Теперь позволь Доннелли отвезти тебя домой.

Немного дальше по улице Колин, засунув руки в карманы, прислонился к автобусной остановки и за всем наблюдал. Когда я выбирала дорогу между грязными кучами снега и лужами, каждый шаг казался мне труднее, чем предыдущий. Ноги были неуклюжими и ледяными. Я спрятала лицо в его куртке и не могла больше сдерживать слёзы, с которыми до этого момента боролась.

Когда я прекратила плакать, мои волосы намочились от тающего снега, а из носа текли сопли. Куртка Колина тоже стала мокрой, и парусиновая ткань под моей щекой была шершавой.

– Ты дрожишь! – сказал Колин.

Я бы возразила, но мои зубы так сильно стучали, что я не могла говорить. Мы как раз хотели пойти к грузовику, когда кто-то выкрикнул моё имя.

– Мо! Подожди!

Я знала этот голос. Когда я, сощурив глаза обернулась, я увидела Ника Петроса, репортёра с моего курса журналистики. На нём была одета поношенная, синяя парка, капюшон, которой он натянул на голову, чтобы оградить себя от холода. В руке в перчатке он держал стенографическую записную книжку. Принимая во внимание покрасневший, обветренный вид его щёк, он находился здесь уже так же долго, как мой дядя.

– Я бы хотел задать тебе пару вопросов, – сказал он.

– Без комментариев, – ответила я.

Он отступил на шаг, когда Колин, заботливо обнимая меня, прошёл напролом.

– С тобой мы поговорим позже! – крикнул он.

Я не сомневалась, что он говорит серьёзно.

Глава 41

Когда мы приехали домой, Колин и мужчина, дежурившей перед закрытой верандой, кивнули друг другу, прежде чем Колин последовал за мной во внутрь.

– Спереди стоит ещё один, – сказал он, отвечая на мой не заданный вопрос. – И так будет по крайней мере в ближайшем будущем.

С Колином я сначала тоже чувствовала себя стеснённой, напомнила я себе. Потом мы стали друзьями, и что вначале казалось так сильно обременяло меня, превратилось в товарищеские отношения.

Почему-то я не могла себе представить, что тоже самое произойдёт с новыми людьми.

– Мам?

Кухня сверкала и блестела. Все лампы горели, и все поверхности – кран, ручка холодильника, подоконники, потёртый линолеум – были начисто вытерты и безупречно отполированы, как будто их тёр кто-то одержимый.

– Обувь, – прошипела я, и Колин наклонился, чтобы снять свои рабочие сапоги, в то время, как я стряхнула с ног балетки, испорченные снегом.

Остальная часть дома была в том же состояние. В гостиной на книжных полках не пылинки, все корешки книг безупречно выровнены в одну линию. Когда я увидела это, моё сердце сжалось, ведь это свидетельствовало о том, насколько отчаянно моя мать пытается сохранить определённый порядок.

– Мам?

– Наверху! – крикнула она.

Я нашла её, вытирающую пыль с ламп в ванной комнате.

– Ты его видела? – спросила она с красными от плача глазами и стёртыми чуть ли не до крови руками от всей этой уборки.

– Мне так жаль.

Она вытерла глаза.

– Это не твоя вина. Просто я хотела, чтобы у тебя была возможность навестить отца.

– Неважно.

Из-за угрызения совести, потому что я обманула её, у меня заболел желудок. Мне не обязательно было навещать отца. Пожар прояснил все неясные вопросы. Не имеет значения, что делал мой дядя в прошлом или какие у него были дела с семьёй Форелли, это всё же было лучше, чем русские. Я похлопала её по руке.

– Мы съездим туда в другой раз.

Она слабо улыбнулась.

– Это было бы замечательно. Ты выглядишь устало, моя дорогая. Я приготовлю какао.

– Позволь это сделать мне. Я принесу тебе чашечку.

Она ещё раз обняла меня и обхватила моё лицо обоими руками.

– Ты такая хорошая девочка.

Я быстро сняла влажную одежду, а вместо неё одела пижаму, вытерла волосы полотенцем и вздохнула, когда они непослушно закрутились в локоны.

– Как она? – спросил Колин, когда я спустилась вниз и прошла в кухню.

– Любую поверхность в этом доме можно использовать в качестве хирургического стола, – я вытащили из шкафа ковш и коробку с какао. – Так она справляется с трудностями. Подай мне пожалуйста молоко.

Благодаря его знакомой манере двигался по кухне, я чувствовала себя в ещё большей безопасности.

– Это значит, что она справится?

– Думаю да. Но она мне не скажет, будь это не так. Она пытается защитить меня.

Он прикоснулся к моим всё ещё мокрым волосам.

– Мне знакомо это чувство.

Я увидела, как от молока пошёл пар, и добавила какао и сахар.

– Хочешь чашечку?

– С удовольствием, – он наблюдал, как я наливаю какао в чашки.

– Я быстро отнесу одну наверх, – сказала я и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Его руки обхватили мою талию и крепко прижали к себе, прежде чем нежно подтолкнуть к лестнице.

Я отнесла маме какао и убедила её в том, чтобы она немного отдохнула. Когда я возвращалась к Колину, зазвонил мой телефон. Я вытащила его из кармана куртки и прочитала сообщение. Оно было от Дженни Ковальски.

«Нужно поговорить.»

Я не смогу помочь дяде справиться с Экомовым, если буду работать вместе с Дженни. А Билли не убивал Ковальски, что бы она там не думала. Если идёт война, то настало время принять какую-то одну сторону. А каким бы я была человеком, если бы приняла решение не в пользу моей семьи?

«Мне жаль», – напечатала я. «Сделка отменяется.»

Ответ пришёл почти сразу.

«Без комментариев. Так не будет продолжаться всегда.»

Мне было интересно, кто же источник Дженни, но теперь решение этой загадки внезапно стало таким ясным, как будто штифты в цилиндрическом замке с щелчком выстроились в ряд. Это Ник Петрос передавал ей информацию.

Он заговорил со мной на уроке и пригласил в любое время навестить его в офисе, если я захочу поговорить. Он в своё время писал о судебном процессе моего отца, напечатал статью о смерти Ковальски. Он недавно сказал мне напрямую: то, что знаешь и что можешь доказать – это две разные вещи. Он хотел, чтобы я добыла для него доказательства.

Я отложила мобильный в сторону, измученная, но полная решимости. Больше нечего было сказать.

Глава 42

В среду утром Лена поджидала меня на ступеньках школы.

– Я слышала, что случилось! Ты в порядке?

– Меня там даже не было, – я убрала с лица волосы тяжёлой от усталости рукой. – Когда мы подъехали к ресторану, пожар уже потушили.

– Твоя мать убита горем?

Я вспомнила то зрелище на нашей кухне, представшее перед моим взором час назад: горы яичницы, сосисок и картофеля, которые она приготовила к завтраку для Колина, двух мужчин, охраняющих дом и меня.

– Она чувствует себя потерянной.

Это был ясный, холодный день с температурой чуть выше нуля, и я глубоко вдохнула свежий воздух в лёгкие. Ничего не могло прогнать всё ещё сохранившийся запах сгоревшей пластики и обуглившихся кирпичей.

Этот один раз я пришла так рано, что нам не нужно было быстро бежать во внутрь, и я не торопилась заходить, потому что не хотела выслушивать вопросы одноклассников и выносить их взгляды. Казалось, Лена это понимает, и мы остановились неподалёку от ступенек в ожидании звонка. Скорее всего Колин был не в восторге, что я оставалась на улице, но у него был открытый вид на школьный двор.

– Как твой отец?

– Мы даже не доехали до него. Мой дядя позвонил из-за пожара, и мы сразу вернулись домой. Я пришла к ресторану, когда пожарные как раз заканчивали. Остальное время я провела дома с мамой.

– Вы выехали в понедельник утром, а вернулись во вторник? – спросила Лена, после того, как быстро посчитала. – Ты где-то ночевала. С Колином?

– Грузовик сломался. Когда его отремонтировали, время посещения уже закончилось.

Я не обманула, напомнила я себе. Только не упомянула, что это была магическая поломка и что за ней последовала катастрофа.

– Мы подумали, что можем пойти туда во вторник, но после того, как позвонил дядя… это всё изменило.

Она усмехнулась.

– Ты провела с ним ночь? Могу поспорить, что это тоже многое изменило.

Я почувствовала, как на щеках расцвел предательский румянец.

– Мы не…

– О, прошу тебя. Если вы этого не сделали, то не потому, что ты не хотела, – она заглянула за моё плечо, бросив взгяд в сторону грузовика. – И не потому, что не хотел он. И что будет теперь?

Я сама не знала, поэтому вернулась к единственно знакомому, что ещё оставалось.

– Первый урок, – ответила я, и мы зашли внутрь.

День прошёл, как я и ожидала. Другие выражали своё сочувствие, задавали отнюдь не ненавязчивые вопросы и распространяли по школе всё более неслыханные истории. Во время последнего звонка Лена уведомила меня, что «Слайс» был взорван контрабандистами оружия из ИРА, будто те сговорились с мафией и пытались изготовить пластиковую взрывчатку в чулане.

Даже Джилл Макаллистер принимала участие в игре, когда любезно – и громко – спросила на уроке химии, сможет ли моя мать теперь позволить себе внести плату за обучение в Св. Бригид, не говоря уже о взносах в колледж. Она слышала, сообщила она мне, будто общественные колледжи не такие дорогие. У меня не осталось энергии, чтобы поставить её на место.

– Никаких инопланетян? – спросила я Лену, когда мы подошли к школьным дверям. – Я считаю, что в истории не хватает ещё инопланетян.

– Точно. Инопланетное вмешательство было бы изюминкой в этой истории!

Когда мы вышли на улицу, кто-то перерезал мне путь. Я подскользнулась на мокрых ступеньках и с трудом удержалась на ногах.

– Опля, – Дженни Ковальски стояла передо мной.

На ней была одета синяя шотландская юбка, которая почти, но не совсем, соответствовала нашей униформе. Она была достаточно похожа, чтобы не выделяться среди других девушек.

– Я слышала, что случилось с рестораном. Вы застрахованы?

Я уставилась на неё, разинув рот.

– Я тебя знаю? – спросила Лена.

– Нет. Нам нужно поговорить, – сказала мне Дженни.

– Я так не думаю, – ответила я. – Теперь всё изменилось.

Она покачала головой.

– Не так сильно, как ты, возможно, думаешь. Вот, – она протянула мне коричневый конверт.

Я попыталась его вернуть, но она не хотела забирать назад.

– Мне это не интересно, – сказала я.

– О, интерес ещё появится. Спроси себя, кто получит наибольшую выгоду от того, что «Слайса» больше нет. Это основные правила расследования, – она подняла руку на прощание и настойчиво посмотрела мне в глаза. – Я надеюсь, они поймают тех людей, кто в этом замешан. Очень на это надеюсь.

Она зашла за угол школы, Лена смотрела ей вслед.

– О чём вы говорили?

– Семейные дела, – ответила я, крепче обхватив конверт. – Мне так кажется.

– А что в конверте?

– Давай выясним.

Мы снова проскользнули в школу и нашли пустой класс. Я открыла конверт и разложила бумаги на одном из задних столов.

– Это отчёт об аресте, – сказала я.

Лена указала на штамп с числом.

– Это произошло в ночь взлома. Разве Колин не говорил, чтобы мы не впутывали полицию?