Текст книги "Вуаль тысячи слез"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

12
НЕЧТО ОЧЕНЬ СТРАШНОЕ

– Она чудовище.

– Хуже конары Бартты, если такое возможно.

– Еще как возможно!

Две конары, лучшие подруги, находились в маленькой, плохо освещенной, жутковатой келье монастыря Плывущей Белизны. Они сидели на неудобных пыльных стульях с жесткими спинками и продавленными сиденьями. Кроме паутины, в комнате было совершенно не на что взглянуть. Неровный свет старой лампы еще больше подчеркивал убогость убранства.

– Уж очень быстро конара Урдма заняла место конары Бартты, – проговорила конара Инггрес.

– И как только она пронюхала, что мы расследуем гибель конары Бартты, то тут же положила этому конец, – сказала конара Лиистра.

Конара Инггрес закивала.

– Она словно источала злобу! – У конары Инггрес были карие глаза, румяные щеки и губы бантиком. Именно благодаря этой пышущей здоровьем конаре все послушницы монастыря трижды в день занимались гимнастикой. – Хотя чего еще ждать? Меня она никогда не любила. Ей кажется, я провожу слишком много времени в библиотеке, изучая историю магии. Она постоянно советует, что включить в учебный план, а что выбросить, совершенно не считаясь с исторической точностью.

– За последние несколько десятилетий в Осору много чего произошло. Неужели из-за этого те книги перенесли в маленькую комнату, где их могут читать лишь конары?

– По крайней мере, она так утверждает.

– А зачем вообще изучать Осору? Ведь все рамаханы с Даром давно изгнаны из монастыря…

– Совершенно верно. Однако необходимо знать и о бесславных событиях прошлого. – Уже в который раз конара Инггрес обдумывала – не рассказать ли подруге о скрытом таланте, который она у себя обнаружила, о способности колдовать Осору, о настоящем Даре? Впрочем, сообщать о том, что она проводит в библиотеке столько времени, чтобы научиться Осору, было настолько небезопасно, что Инггрес все же не решалась довериться никому. Даже конаре Лиистре. – В конце концов, тот, кто не знает истории, обречен повторить ошибки прошлого.

– Это слово «история», – отозвалась конара Лиистра, – иногда я думаю, что оно значит для нас, рамахан? – Конара Лиистра была довольно бледной и немного сутулой. Огромная родинка, словно кусочек сухофрукта, росла у Лиистры между нижней губой и подбородком. – Я имела в виду, что мы продолжаем поклоняться Миине, не будучи уверенными в том, что она вообще существовала.

– Разве не в этом и состоит суть веры?

– Я сейчас говорю об истории, то есть о реальных фактах, – парировала конара Лиистра. – Святые источники утверждают, что некогда Миина существовала, как ты и я. А что, если они лгут? Что, если Миины никогда не было? Если ее выдумали друуги?

– Не станешь же ты утверждать, что наша религия основана на лжи?

– Не совсем, – ответила конара Лиистра. Ее половые органы почти полностью атрофировалась от редкого использования или, возможно, они и не развились полностью. Так или иначе, было в ней что-то от девочки, которая никогда не узнает, что значит быть женщиной. – Нам известно, что Венча был и языком друугов, и их магией. Даже если это так, даже если вся сила Космоса заключена в семистах семидесяти семи буквах Венча, это еще не доказывает то, что этот язык олицетворяет Богиню. И что Миина оживает всякий раз, когда говорят на Венче.

– Это наука. Возможно, какой-то подраздел семантики, но не религия. – Конара Инггрес, хоть и выглядела обескураженной, ничего подобного на самом деле не испытывала. Наверное, для этого и нужны друзья – с ними можно поспорить о чем угодно и вынести из спора нечто полезное.

– Так в чем же разница?

– Религия приносит утешение тем, кто в нем нуждается. А что делает наука? Она задает вопросы, ответы на которые никогда не будут найдены. Наука утверждает, что Богиня мертва. Точнее, что ее никогда и не существовало. Так думают в'орнны. И взгляни на них – как и чем они живут! Только когда приходит беда, а беда приходит почти в каждую жизнь, наука не может предложить ни помощи, ни утешения.

– Если ты не задаешь вопросы, значит, не живешь, – заявила конара Лиистра. – Да, нам многое дала религия – она систематизировала язык, способствовала развитию сельского хозяйства и общественных отношений посредством многочисленных праздников, а также обеспечила нас такой государственной системой, что мы жили припеваючи. Только, откровенно говоря, разве это можно назвать религией?

– Единственное, что ты упустила, – то, что вся наша цивилизация просто не существовала бы без веры в Миину. Как ты думаешь, что бы случилось, если бы удалось доказать, что Великая Богиня – просто выдумка друугов? Вера – единственное, что хоть как-то нас объединяет после в'орнновского завоевания!

– Возможно, ты и права, – признала конара Лиистра. – Мне кажется, то, что сделали друуги, – хорошо, вне зависимости от того, существовала Миина или нет. Наша вера в нее привела из тьмы и анархии к благам цивилизации. Более того, именно вера помогла нам понять, что Космос содержит много такого, что мы не можем постичь пятью органами чувств. Однако, может, ты согласишься, что все заповеди Богини в основном неуместны?

– Ни за что, – с жаром ответила конара Инггрес. Она получала от спора колоссальное удовольствие, ведь он отвлекал от грустных мыслей о плачевном состоянии монастыря. – Я уверена, что слово Миины сейчас важно, как никогда. Ты забываешь, что зло проникло в монастырь, именно когда мы перестали следовать ее Писанию. И чем больше мы от него отклоняемся, тем глубже зло проникает в Деа Критан.

– Тебе повсюду мерещится зло, так что мне тоже хотелось бы выучить Венчу, – ответила конара Лиистра. – Впрочем, ясно одно: конара Урдма постоянно придумывает новые способы наказать нас за неповиновение. Например, эти бесконечные ночные дежурства. И все же я ни минуты не жалею о том, что мы потребовали официального расследования гибели конары Бартты.

– И я не жалею! – отозвалась конара Инггрес. – Мне до сих пор хочется знать, что случилось с конарой Барттой.

– И, кажется, конара Урдма просто пытается копировать конару Бартту. Но куда ей до нее! И со временем мы сможем с ней справиться.

Время от времени жрицы замолкали и, склонив головы, прислушивались к ночным звукам, которые порождал монастырь. В щелях и трещинах свистел ветер, поскрипывали плиты фундамента – здание все глубже погружалось в горный склон, – настойчивое шуршание грызунов, по ночам роющихся в помоях, легкие шаги, плеск воды, потом снова тишина, будто опустился тяжелый занавес, извещающий об окончании спектакля. Конарам были знакомы все эти звуки. Они жили в монастыре так долго, что подобные шумы стали своего рода сигналами отхода ко сну, чем-то вроде снотворного, избавляющего от тяжелых мыслей.

– Мне показалось, что конара Урдма знала, что с конарой Барттой что-то случилось, – кивнула конара Инггрес, – и ждала момента, чтобы захватить власть.

– Тс-с, – прошептала конара Лиистра, внезапно напрягшись. – Конара Урдма – наша наставница.

Конара Инггрес наклонилась вперед.

– Каждый день Писание изменяется все сильнее и сильнее. – Конара Инггрес была чуть моложе подруги, однако казалась не менее проницательной. Она, образно говоря, старалась держать хвост по ветру и всегда знала, каких политических перемен можно ожидать. Конара Лиистра учила ее плыть по течению, чтобы не сбили с ног, но постоянно скрывать собственное мнение было непросто. – Посуди сама – учение Миины, которое я знала еще ребенком, истолковано совсем по-иному. И это делается с одной целью – захватить власть и править конарами!

Конара Лиистра покачала головой.

– Мне нужно излить кому-нибудь душу, иначе я сойду с ума! Мы больше не служим Миине. Вернее, мы не служим ей так, как подобает! Мы стали политическими пешками, марионетками, которых дергают за нитки. Мы стали совсем беспомощными, живя в страхе и увековечивая ложь, последствия которой нам не дано осознать.

– Тише, я тебе говорю!

– Уже перевалило за полночь! Кто нас может услышать? В эту часть монастыря никто не заходит!

– Конара Бартта приходила. – Глаза конары Лиистры забегали, будто она ожидала, что появится призрак Бартты. – Хотя и никто не знает – зачем.

– Конара Бартта мертва. Погибла при пожаре, который сжег дотла келью, расположенную всего в десяти метрах от этой.

– Да, и в ту келью нам запретила входить конара Урдма.

– «Для того, чтобы снова не случилось несчастье». Что за детский предлог! – Конара Инггрес внезапно встала, ее глаза возбужденно горели. – Пошли, – прошептала она. – Мы должны это сделать!

– Что сделать? – спросила конара Лиистра, старательно изображая удивление, хотя прекрасно понимала, что имеет в виду подруга.

Не сказав ни слова, конара Инггрес рывком подняла конару Лиистру на ноги и сунула ей в руки лампу.

Уже у двери конара Лиистра попробовала сопротивляться.

– Это безрассудно! – сказала она.

Ее приятельница лишь рассмеялась в ответ.

– Ты говоришь совсем как конара Урдма.

Они двинулись по влажному узкому коридору, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к каждому звуку. Не услышав ничего подозрительного, конары подошли к двери кельи, где случился таинственный пожар.

– Странно, – проговорила конара Инггрес. – Несмотря на всю силу, пожар не проник за пределы кельи. – Она вытянула руку. – Посмотри, в коридоре нет ни следов огня, ни пятнышка сажи. Разве это похоже на пожар?

– Огонь – другая ипостась воды, – ответила конара Лиистра. – Вода поднимается до определенного уровня, а огонь разгорается от сквозняков, проникающих сквозь щели и трещины.

– Он должен был вырваться сюда, в коридор, и сжечь соседние кельи, если все было так, как ты говоришь. – Конара Инггрес присела у двери, показывая на щель под ней. Расстояние равнялось двум пальцам. – Почему огонь остался в келье?

Внимательно осмотрев дверь, конара Лиистра вздохнула.

– Запирающее заклинание. У конары Урдмы точно паранойя, она опечатала дверь!

Конара Инггрес поднялась, сложив ладони в виде чаши.

Лицо конары Лиистры побелело.

– Что ты делаешь?

– Мы ведь хотим узнать, что там внутри?

– Но если мы…

– Не беспокойся. Когда выйдем, я снова наложу блокирующее заклинание. Конара Урдма никогда ни о чем не догадается.

– А как ты… – Конара Лиистра не договорила, потому что поняла, что заклятие снято. «Как ей это удалось? – подумала она. – Какое заклинание она использовала?»

Конара Инггрес нажала на ручку, и, скрипнув, дверь отворилась. Внутри было черным-черно. В келье стоял резкий аромат горелой смолы и менее выраженный сладковатый запах, возникающий обычно на кладбище.

Подруги шагнули за порог, и конара Лиистра подняла лампу. В келье было что-то, от чего у нее в животе образовался тугой узел, и она тихонько взвизгнула. Какой-то частью души конара больше всего хотела развернуться и убежать прочь.

– Что это так пахнет? Страх?

– Да, страх, – прошептала конара Инггрес, – что же еще?

Каменные стены, пол и потолок от огня почернели и стали шероховатыми. На стенах виднелись глубокие полосы там, где вкрапления металлических пород расплавились под воздействием адского пламени. Казалось, конары вошли в клетку, где раньше содержалось бешеное чудовище.

Спутницы осторожно добрались до центра кельи. Там на полу лежала кучка пепла. Подобрав подол платья, конара Инггрес присела, а конара Лиистра опустила лампу.

– Здесь находился какой-то предмет, – сказала конара Инггрес. – Видишь, следы пальцев, сгребавших что-то к центру?

– Похоже, что-то искали, – подтвердила конара Лиистра. – Только что?

– Готова поспорить, конара Урдма знает, – заявила конара Инггрес, поднимаясь. – Ведь это она опечатала келью. Урдма определенно провела собственное расследование.

– Ты была права. Наверное, она подозревала, что конара Бартта приходила сюда. – Конара Лиистра нервно кусала губу. – Может, пора вернуться? Есть здесь что-то такое, от чего мне не по себе.

– Молись Миине.

– Уже молилась. Кажется, Богине нет дела до этой кельи.

Конара Инггрес была слишком занята, чтобы ответить. Она изучала следы на кучке пепла. Вот ее взгляд проследовал за самым длинным отпечатком в темный угол сожженной кельи.

– Дай-ка я посмотрю. – Инггрес взяла лампу из рук подруги и зашла в угол, конара Лиистра – за ней. Словно нехотя тени расступились перед неярким светом масляной лампы. – Что тут у нас такое? – Конара Инггрес подняла нечто маленькое, заброшенное в самый угол, и обтерла подолом угольную пыль. Это был небольшой предмет из украшенной гравировкой бронзы, тускло светившийся в свете лампы. Конара Инггрес начисто вытерла его и завертела в руках.

– И что с ним делать?

Конара Лиистра взяла предмет дрожащими пальцами и внимательно рассмотрела.

– Ручная работа, довольно старая. Похоже на… Если бы я не была уверена, что… – Лиистра закусила губу.

– Что это? Что ты об этом думаешь?

– Я видела что-то подобное на картинке в одной из книг… Среди чертежей. – Конара Лиистра неподвижно уставилась на подругу. – Это курок хад-атты.

– Что? Флейтой пользоваться запрещено!

Хад-аттой называли древний инструмент, использовавшийся, как говорилось, для «проб на ересь». Небольшой кристаллический цилиндр медленно погружали в горло жертвы, поэтому хад-атту и прозвали флейтой. С помощью таких флейт, первый экземпляр которых, как говорили, использовала сама Миина, определяли, кто из рамахан являлся еретиком. Правда, считалось, что все хад-атты уничтожили еще в прошлом веке.

Похоже, не все.

Теперь подруги поняли, что за сладковатый запах стоял в келье.

Конара Инггрес кивнула.

– Конара Бартта приходила сюда регулярно.

– Так же, как и лейна Астар, конара Лоденум, послушница Риана. Все пропавшие рамаханы…

– Погибшие при неизвестных обстоятельствах…

– По крайней мере, так нам сообщили.

– А на самом деле их пытали. Пресвятая Миина!

Звонок колокольчика прозвенел очень слабо, но обе конары вздрогнули от страха.

– Кто может прийти в это время? – раздраженно спросила конара Инггрес.

– Моя очередь открывать, – объявила конара Лиистра, страшно обрадовавшаяся, что может уйти из ужасной кельи. Она тут же отдала курок подруге. – Не спускай с него глаз. – Конара поспешила к двери, но у самого порога оглянулась. – И не оставайся здесь одна. Наложи блокирующее заклинание как можно скорее и уходи.

Конара Инггрес рассеянно кивнула, рассматривая курок.

* * *

Госпожа Джийан стояла под окном кабинета конары Урдмы в монастыре Плывущей Белизны и упивалась непроглядной темнотой ночи. Внизу, на складчатом горном выступе, погруженный во мрак лежал Каменный Рубеж. Джийан смотрела на родное селение потухшим взором, будто опасалась, что малейшее проявление эмоций может спалить дотла всех жителей и, словно опухоль, удалить селение с горного склона.

Джийан знала, что однажды именно так и случится.

Закутавшись с головы до ног в длинную черную накидку, она подошла к главному входу в монастырь Плывущей Белизны и позвонила. Глазные яблоки за опушенными веками бешено завращались. Однако, когда со скрипом раскрылась тяжелая дверь, глаза, которые уже подчинялись Маласокке, приобрели совершенно нормальный вид.

Джийан улыбнулась открывшей дверь послушнице. Риане эта улыбка показалась бы странной и не похожей на Джийан.

И эта догадка была бы верной, ведь в теле Джийан жило нечто ужасное – сбежавший из Бездны архидемон Хоролаггия. Он еще не окончательно завладел душой колдуньи, но его власти было достаточно, чтобы ею манипулировать. Именно демон теперь руководил ее словами и действиями.

На самом деле улыбка Хоролаггии была ужасна, но послушница увидела лишь то, что ей полагалось. Улыбнувшись в ответ, она пригласила Джийан и страшного архидемона войти в монастырь, обитательницы которого жили в страхе, лжи и невежестве.

Здесь Бартта продолжила вносить изменения в заповеди Великой Богини Миины, начатые еще конарой Моссой во времена ее безграничного царствования в монастыре. Теперь пришел черед конары Урдмы. Зло начало просачиваться в монастырь еще при конаре Моссе, проросло и укоренилось при Бартте и теперь, при конаре Урдме, которая была прилежной и способной ученицей, обещало расцвети и дать урожай.

Джийан прошла за послушницей через сады и подсобные помещения прямо в монастырь, где попросила другую послушницу вызвать дежурную конару. Послушница была невысокой, с мелкими чертами лица, тоненькой, как тростинка. Наверняка слишком молода, чтобы помнить Джийан или хотя бы слышать ее имя. Итак, пребывая в блаженном неведении, девушка предложила Джийан сесть и, спросив, не желает ли странница чего-нибудь выпить, удалилась.

Погруженная в мрачные размышления Джийан отвернулась от окна. Бронзовые лампы, мягко освещавшие кабинет, немного потемнели от нагара. Маленькие колечки дыма, извиваясь, исчезали под почерневшими балками. За пять минут, проведенных в одиночестве, Джийан успела достать из кармана накидки маленькую сумочку из змеиной кожи и положить ее на край стола. Затем колдунья посмотрела в зеркало, висевшее на стене. Терновый венец, равно как и пронзавшие ладони шипы, виднелись очень четко. Это было физическое проявление войны, которая велась за господство над душой Джийан. И в этом мире его можно было заметить лишь в зеркале. Хоролаггии теперь казалось, что он напрасно захватил Джийан в присутствии девушки, потому что тогда любая колдунья могла заметить колючую корону и шипы, возникшие в момент наложения Маласокки. И та девица, без сомнения, все видела. Хоролаггия понял, что она новичок и не в состоянии понять увиденного. И все же когда-нибудь девушка могла бы использовать это заклинание против самого архидемона…

Джийан подняла левую руку. По приказу Хоролаггии пальцы проворно задвигались, и серебристое зеркало превратилось в маленькую лужицу на полу, которая тут же высохла. На месте зеркала в рамке осталось пустое, слепое и немое пятно. Затем колдунья вытащила из сумочки моток блестящей пленки и натянула на рамку вместо зеркала. В новом отражении не было ни тернистого венца, ни шипов – зеркало подчинилось ей полностью. Колдунья с гордостью разглядывала зеркало. Затем, услышав звук чьих-то шагов, она обернулась.

– Добрый вечер, конара Лиистра. Или, скорее, доброе утро, – самым сердечным голосом проговорила Джийан. – Простите меня за появление в столь неурочный час, но все гостиницы в Каменном Рубеже были уже закрыты.

– Двери монастыря Плывущей Белизны всегда открыты для… – Мучнистое лицо конары Лиистры мертвенно побледнело. – Милостивая Миина! Джийан? Это ты?

– Да, это в самом деле я.

– Ты направляешься…

– Я шла именно сюда, в монастырь. Я вернулась домой, – ответила Джийан и едва успела развести руки, как конара Лиистра уже бросилась в ее объятия.

– Ой, Джийан, тебя так долго не было! – Конара Лиистра была не в силах совладать с чувствами. – Мы уже и не надеялись.

– Знаю, знаю, но вот я и появилась. – Джийан гладила Лиистру по голове. – Вижу, из шимы ты стала конарой. – Джийан лучезарно улыбнулась. – Уверена, ты этого вполне заслуживаешь.

В немом восторге конара Лиистра опустила голову.

– Теперь налейте мне стаканчик вина, конара, хочу сказать тост.

– Ну зачем ты зовешь меня конарой? Мы ведь всегда были очень близки. – Конара Лиистра подошла к буфету, где на гравированном медном подносе стояли графин и тоненькие стаканы. – Зови меня, как раньше, я настаиваю.

Джийан негромко рассмеялась.

– В таком случае… – Она подняла полный стакан. Вино было приятного красноватого цвета, что являлось признаком высокого качества. Низшие сорта имели желтоватый и зеленоватый отлив. – За тебя, дорогая Лиистра! И за твой новый сан!

Раздался хрустальный звон. Лицо конары Лиистры погрустнело.

– Возможно, меня и называют конарой, однако что касается моего сана, увы… – Договорить она не решилась.

– Не понимаю, о чем ты, – нахмурилась Джийан.

– Отныне это владение конары Урдмы. А ведь раньше здесь все принадлежало твоей сестре.

– Ты имеешь в виду этот кабинет?

– Нет, весь монастырь.

– А Деа Критан? – еще сильнее нахмурилась Джийан.

– Существует лишь формально, – вздохнула конара Лиистра. – Мне не хотелось сообщать тебе неприятные новости, но конара Бартта изменила своим духовным принципам.

– Она…

– Она мертва. Погибла на пожаре при весьма загадочных обстоятельствах, а нам запрещается даже проводить расследование.

Джийан поставила на стол почти нетронутый стакан.

– И кто же это запрещает? – мрачно спросила она.

– Конара Урдма, которая заняла место твоей сестры и переехала в келью Бартты прямо в день ее кончины. Скажи, разве так можно?

Джийан покачала головой.

– Еще страшнее то, что постепенно предаются забвению заповеди Миины. Даже хуже, они извращаются. Тебя изгнали потому, что ты знала Осору, а вслед за тобой и всех, у кого был Дар. Теперь здесь преподают только Кэофу, и с каждым днем список запрещений растет. Так, нам запрещается упоминать йа-гааров и Священных Драконов Миины. Их портреты либо обезображены, либо вообще исчезли.

– Возмутительное поведение! Просто невероятно, до чего дошло! – Джийан развязала сумочку из змеиной кожи и, повернувшись спиной к конаре Лиистре, намазала что-то на кончик языка. Повернувшись лицом к Лиистре, Джийан подняла указательный палец. – Ты правильно сделала, что предупредила меня. И хотя мое сердце разрывается при мысли о гибели сестры, из твоего рассказа ясно, какая огромная работа предстоит.

Конара Лиистра вздохнула с облегчением.

– Ты совершенно права! Наверное, именно тебе предназначено разбудить нас от сладкой дремоты, в которую всех погрузило зло.

– Тогда вперед, смелая Лиистра! – проговорила Джийан, обнимая конару. – Вместе мы сможем наставить детей Миины на путь истинный.

Они подошли к двери, и тут Джийан, повернув к себе конару Лиистру, схватила за плечи и поцеловала в губы. Прежде чем рамахана смогла опомниться, Джийан открыта рот, и ее язык скользнул между губами конары.

Задыхаясь, Лиистра пыталась вырваться из объятий Джийан, однако сил не хватало.

Внезапно конара перестала сопротивляться. Во рту у нее извивалось что-то липкое и черное. Согнувшись в три погибели, Лиистра давилась, пытаясь вытолкнуть изо рта мерзкую слизь. Однако то, что подсадила ей Джийан, оказалось на удивление цепким и не двигалось. Затем небо обожгла резкая боль, конаре показалось, что ее ударили огненным мечом, и она упала на колени.

Джийан обхватила вспотевшую голову Лиистры и, в такт стонам конары, будто баюкая, стала тихонько напевать слова демонического заклинания.

И вот все было кончено. Конара Лиистра глубоко вздохнула, а Джийан, немного ее приподняв, заглянула в глаза, которые побелели так же, как и у самой колдуньи. Ладонь Джийан коснулась лица конары, ее зрачки бешено завращались. Когда вращение прекратилось, Джийан убрала ладонь – глаза конары Лиистры стали такими же, как прежде.

– Поручаю тебе снять все зеркала, – объявила Джийан. – Нужно уничтожить зеркала монастыря. Все до единого.

Конара Лиистра послушно кивнула.

– Да, Матерь.

– Если кто-нибудь станет расспрашивать, скажи, что в зеркалах живет зло, которое поселилось в монастыре. Ясно?

– Да, Матерь.

Конара Лиистра попыталась уйти, но Джийан тут же ее остановила.

– Все хорошо, – мягко сказала она, – все образуется.

Улыбка конары Лиистры была какой-то резиновой, неживой.

– Да, все будет отлично.

* * *

С тех пор как регент увидел в зеркале то лицо (если это можно было назвать лицом), его стали мучить кошмары. И не то чтобы Курган постоянно вспоминал о случившемся. Только ранее он считал себя бесстрашным, а теперь от того, что правитель рассмотрел в зеркале, во рту появился металлический привкус страха. Курган не мог есть весь день и старался не встречаться с Нитом Батоксссом. Сейчас разговора с гэргоном было не избежать, и регент чувствовал, как холодеет кровь.

То, что он увидел в зеркале, не поддавалось описанию. Вспоминая об этом, Курган не мог сдержать дрожи. В ту ночь, когда все во дворце уснули, он пробрался в комнату и разбил зеркало на маленькие кусочки. Поэтому отныне средство связи или, чего правитель особенно опасался, хранилище истинного облика гэргона исчезло.

Кошмар терзал Кургана постоянно, и, как ни странно, это имело свою положительную сторону – регент понял, как много он еще не знает. Именно это не захотел признать его отец, Веннн Стогггул, именно это и привело его к краху. Невежественный и надменный в'орнн – потенциальная жертва заговорщиков. Такой возможностью и не преминул воспользоваться Курган. Молодой регент пообещал себе, что с ним не случится ничего подобного. Он не станет повторять ошибки своего отца.

Наконец правитель решил, что ему необходим надежный источник информации о событиях, происходящих в городе. Кто-нибудь из в'орннов, кто мог бы разбалтывать секреты, передавать сплетни – все, о чем обычно говорят вполголоса. Знание того, чем живет город, позволило бы регенту строить планы и просчитывать действия на несколько ходов вперед. Оставалось лишь выбрать подходящую кандидатуру. Определившись, Курган приказал привезти избранницу ночью в его личные апартаменты.

Когда она прибыла, было далеко за полночь. На Променаде слышались громкие крики борцов калллистота, чьи шумные разговоры заглушали голоса моряков, которым пора готовиться к утреннему приливу. В «Кровавом приливе» всегда людно, и у каждого столика можно услышать немало интересного.

– Регент, я рада видеть вас снова, – проговорила Рада, которую ввели хааар-кэуты. – Разрешите поинтересоваться, за что меня удостоили такой чести?

Курган дожидался ее у камина. Огонь полыхал за спиной, придавая ему более солидный вид. Невооруженным глазом было видно, что женщина не рада его вызову. В это время в таверне столько посетителей, а она вынуждена беседовать с правителем, вместо того чтобы обслуживать клиентов. Абсолютно естественная реакция. Курган обрадовался, осознав, что Рада признает его безусловное превосходство.

– Садись, – велел он, – мы вместе выпьем.

Сифэйн скрывал умащенную ароматическим маслом голову, но Курган видел, как мерцает диадема. В огне камина Рада казалась еще красивее, хотя регенту не было до этого дела. Глядя на нее, он представлял кундалианскую девушку, которую они с Анноном застали купающейся в ручье. Девушка вынула из волос блестящую заколку, и густые волосы водопадом упали на плечи… Видение было столь живым, что Курган содрогнулся. Нужно срочно что-то делать.

– Вы хотели сказать мне что-то важное?

Голос Рады вернул Кургана к действительности, но от воспоминаний о девушке у него перепутались мысли.

– Мне бы хотелось воспользоваться твоими способностями.

– Как странно, регент. Мне казалось, что вы ничего о них не знаете.

– Значит, ты ошибаешься. – Курган отошел от камина и уселся на диван. – Пожалуйста, садись. – Когда Рада послушалась и присела на краешек стула, правитель налил себе и ей огнесортного нумааадиса из графина, стоявшего на походном кхагггунском столике из чеканной бронзы. Взяв один из кубков, Курган протянул другой Раде. – Я много раз видел тебя за работой, ты ловко справляешься с месагггунами и саракконами в три раза больше тебя. Тебя уважают все посетители без исключения. Вот этим я и хочу воспользоваться.

– Думаю, ваша беспардонность объясняется таким быстрым восхождением на трон в столь юном возрасте, – проговорила она.

– По правде, я больше выполняю приказы, чем отдаю их.

Рада поджала губы.

– И я должна вас пожалеть?

– Ну, не стану приказывать… Как хочешь.

Она пригубила нумааадис.

– Что такое? – удивился Курган. – Тебе не нравится нумааадис?

– Нет, качество отменное, – отозвалась Рада. – Но этот дворец… Он навевает какую-то грусть.

– Мне он нравится. Темно, спокойно, никаких посторонних. Можно покопаться в собственных мыслях.

– И что это за мысли, регент?

– В последнее время меня преследует кошмар.

– Мне очень жаль.

– Ну, ты знаешь меня недостаточно близко, чтобы говорить всерьез.

Курган посмотрел на огонь. Обычно пламя завораживало его настолько, что он погружался в кратковременный сон. И регенту снилось, что все его планы, мечты и ожидания осуществились. Однако после того, что он увидел в зеркале…

– Этот кошмар всегда один и тот же. Я погружаюсь в черную воду, где, как ни странно, могу свободно дышать. И еще более странно то, что под водой я вижу лицо. Это девушка, красивая, хоть и бледная как смерть. Кожа у нее какая-то синюшная, а глаза, кажется, пронзают меня насквозь.

– Наверное, это в'орнновская богиня, любовница мертвого бога Энлиля.

– Нет, девушка – кундалианка, – тихо сказал Курган. – Ее пепельные волосы густы, как сноп гленнана, и длинны, как морские аспиды.

Рада развеселилась.

– Вы разговаривали с этой кундалианкой?

– В этом-то вся суть! Она просила меня о помощи.

Рада поставила кубок на стол.

– Могу я спросить, зачем вы мне это рассказываете?

– Наверное, потому, что здесь больше никого нет.

– Как грустно…

Курган встал, протянул ей руку и без слов помог встать. Рада была так близко, что он чувствовал запах ее тела.

– Не хочу, чтобы ты уходила, не сейчас.

Они прошли в спальню, и Курган помог женщине раздеться. Его желание было так велико, что он овладел ею стоя. Когда все почти закончилось, Рада закричала от удовольствия, хотя возможно, это только послышалось регенту. Он видел себя на берегу озера, его ласкали солнечные лучи и длинные волосы девушки, он погружался в молодое тело кундалианки. Как жаль, что у Рады нет волос, темных густых волос, в которые можно зарыться лицом…

В конце концов, она ведь только тускугггун.

Когда Рада оделась, регент присел на край несмятой кровати.

– Что, если тебе больше не нужно будет работать?

Рада посмотрела на Кургана. По ее лицу он не смог прочесть чего-то определенного, будто между ними ничего не произошло. Ему это было только на руку.

– «Кровавый прилив» – все, что у меня есть, – проговорила она. – Когда умерла моя мать… – Рада пожала плечами. – Она играла в рулетку и оставила мне в наследство огромный долг.

– Это для тебя он огромный. А для меня, ручаюсь, нет.

– Что вы задумали, дорогой регент?

– Ты владеешь популярной таверной, кто только к тебе не заходит! Вот это меня и интересует.

Курган достал сигарету с лаагой и закурил. Глубоко затянувшись, он передал сигарету Раде.

– По сути, я предлагаю простой обмен. Я выплачиваю твой долг, – он посмотрел на ее влажные приоткрытые губы, между которыми пролетали колечки дыма, – в обмен ты станешь рассказывать мне все новости, сплетни и секреты, которые услышишь за ночь в «Кровавом приливе».

– Простой обмен… Регент, ничего из того, что предлагаете вы, не может быть простым. – Рада вернула ему сигарету. – Ну, что же я пропустила?

Тут в дверь негромко постучали. На лице Кургана промелькнуло раздражение. Постучали снова, и, накинув халат, регент подошел к двери.

В коридоре стоял Нит Батокссс.