Текст книги "Аутодафе"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

10
Дебора

Много лет Дебора со страхом ждала этого дня.

В первый раз эта тема была поднята однажды вечером после ужина. Дэнни, как обычно, был занят наверху уроками. Мама и папа сидели с Деборой за столом, дожидаясь, пока чай немного остынет.

– Дитя мое, – начал рав Луриа, – пора тебе…

– Я не хочу замуж! – взорвалась Дебора.

– Вообще не хочешь? – удивилась мама.

– Ну, когда-нибудь, я, конечно, выйду замуж, мама. Но потом, не сейчас. Мне еще так много хочется сделать!

– Что, например? – поинтересовался рав Луриа.

– Например, я хотела бы пойти в колледж.

– Колледж?! – Отец был в недоумении. – Зачем тебе понадобился колледж? Разве твоя мама имеет высшее образование? Или сестры?

– Сейчас другое время, – тихо, но твердо ответила Дебора.

Рав с минуту подумал, затем ласково потрепал дочь по руке.

– Дебора, ты не такая, как все. Из всех моих дочерей ты… самая умная и самая благочестивая.

Дебора нагнула голову, стараясь не показать радость, какую доставил ей этот комплимент из уст отца.

– Так вот, – продолжал рав, – мы не станем ограничивать поиск заслуживающего тебя супруга Бруклином – и даже всем Нью-Йорком. Уверяю тебя, много достойных кандидатов можно найти и в Филадельфии, Бостоне или Чикаго.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, – отец улыбнулся, – я уже взял на себя смелость навести некоторые справки.

Он нагнулся, поцеловал дочь в щеку и, похлопывая по плечу Рахель, прошептал:

– Мне еще надо поработать над одним сложным вопросом. А вы ложитесь.

Он вышел из комнаты, а Рахель взяла дочь за руку.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Он не станет тебя принуждать.

Дебора только кивнула, а сама подумала: «Он и Рену «не «принуждал». Отец умеет, капля за каплей, создать волну, устоять перед которой невозможно.

– Мама, разве в скрижалях Завета сказано, что девушка должна выходить замуж такой молодой? Ведь Господь не говорил об этом Моисею на горе Синай, правда?

– Дорогая, – снисходительно улыбнулась Рахель, – наша традиция требует рано вступать в брак. А кроме того, тебя никто не торопит. Я уверена, что смогу уговорить отца дать тебе еще годик-другой.

– Но мне и через два года будет всего восемнадцать! – жалобно возразила Дебора. – Я не могу себе представить, что я уже через два года обрежу волосы и напялю на себя парик.

Дебора взглянула на мать с синтетическим шейтелем на голове, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Рахель успокоила ее ласковой улыбкой.

– Хочешь знать один секрет? – начала она. – Это еще не конец света. Я знаю, что многие знаменитости тоже носят парики.

– Но не такие, которые их уродуют! – возразила дочь.

Рахель раздраженно вздохнула.

– Послушай, Дебора, не лезь на рожон! Почему не подождать, пока отец представит тебе свои кандидатуры? Вдруг он найдет жениха, наделенного силой Самсона и умом Соломона?

– Не сомневаюсь, – рассмеялась Дебора. – И нас обвенчает Илия-пророк.

На что мать произнесла:

– Аминь.

Рахель Луриа не преувеличивала организаторских талантов своего мужа.

Как-то, в апреле того года, когда Деборе должно было исполниться семнадцать, он пришел с вечерней молитвы, размахивая конвертом.

– Ага, я знал, что так будет! – заявил он. – Я знал, что искать надо в Чикаго.

Он картинно повернулся к дочери и объявил:

– Дорогая, в этом письме – твой будущий муж.

– Ну, значит, он какой-то карлик, – слабо отшутилась она.

– Зато это сын рава Каплана! И он наделен всеми добродетелями, о которых только можно мечтать. Тебе знакомо выражение «высок, черноволос, красив»?

– Только не говори мне, что это Гарри Купер! – засмеялась она.

– Никакого Купера я не знаю, – растерялся отец. – Я говорю об Ашере Каплане. Жених высшей пробы! Твой будущий муж не только по-настоящему набожный человек и знаток Торы, но имеет рост больше метра девяноста и играет в баскетбол за команду Чикагского университета. Конечно, по специальному дозволению.

– А он играет в кипе или без? – язвительно спросила Дебора.

– Конечно, в кипе! – возмутился отец. – Это-то и делает его таким особенным! И никогда не играет в субботу, разве что вечером, когда шабат уже закончился.

– Ого! – восторженно встрял Дэнни. – Не хуже Сэнди Куфакса в «Доджерах». Он тоже никогда не играет по еврейским праздникам.

– Это имя мне тоже ничего не говорит. Но зато Каплан…

– Не знаю… – Дебора попыталась положить конец дискуссии. – Мне кажется, он для меня великоват…

– Но ты хотя бы познакомишься с ним?

– А у меня есть выбор?

– Конечно, милая. – Отец улыбнулся. – Ты можешь сделать это, когда пожелаешь.

Дебора вздохнула, признавая свое поражение.

После активного обмена письмами между двумя отцами Ашер Каплан был отправлен в Бруклин свататься. Он остановился у родственников в двух кварталах от дома Луриа.

Субботним утром Дебора впервые увидела своего жениха, когда украдкой выглянула из-за белой занавески, скрывавшей женщин в синагоге от сладострастных взоров мужчин.

Все сказанное про его рост оказалось правдой. К тому же он действительно был хорош собой. У Ашера была копна темно-рыжих волос и точеные черты лица, он не носил бороды, а его пейсы, хоть и имели требуемую длину, не вились кольцами по сторонам лица и выглядели вполне аккуратно.

Когда отец Деборы вызвал Ашера, как почетного гостя, возглашать Тору, он не только воспроизвел по памяти начальные строки отрывка, но и дальше бойко продемонстрировал уверенное знание текста.

Больше того, он был вызван последним читать Пророков. В точности той же чести удостоился в свое время муж ее сестры. Дебора ухмыльнулась про себя при мысли, что мама вечером может потащить ее в микву. Она готова была признать, что, если бы не оказываемое на нее давление, жених скорее всего понравился бы ей.

Сидящая рядом мама не могла скрыть своего восхищения тем, как Ашер Каплан возглашал текст Священного Писания.

– Что за чудный голос! – повторяла она.

Ну давай, давай, мама, подумала Дебора. Неужели и ты будешь на его стороне?

После службы, пока отец в сопровождении Дэнни представлял чикагского гостя особо важным прихожанам, Дебора с матерью поспешили домой, чтобы успеть открыть заслонку, ночью закрывавшую очаг для сохранения тепла.

Когда мужчины появились, Деборе стало ясно, что даже Дэнни одобряет этот выбор. Он не отводил от Ашера восторженного взгляда, задирая голову так, словно тот находился где-то в стратосфере. Стало ясно, что в предстоящем сражении – если оно состоится – численный перевес будет не на ее стороне.

На протяжении всей трапезы лицо рава Луриа излучало удовольствие. Он как будто поздравлял себя с удачным решением. Он был уверен, что нашел для своей особенной дочери совершенно особенного жениха.

Он даже отдал Ашеру инициативу в последовавшей после еды беседе, и трактовка какого-то куска из Торы, предложенная чикагским гостем, лишний раз продемонстрировала, что он как нельзя лучше подходит на роль зятя зильцского ребе.

На Дебору Ашер почти не глядел. Помимо «Приятно познакомиться», произнесенного на идише, он не обмолвился с нею ни словом.

Разговор шел вокруг предостережений пророка Иеремии грешникам, чьи неправедные деяния «написаны железным резцом, алмазным острием…».

В этот момент в разговор включилась Дебора и процитировала следующий стих: «…начертаны на скрижали сердца их».

Все глаза вдруг устремились на нее в изумлении.

Она, оказывается, тоже кое-что постигла!

Наконец настал великий миг. Вся семья отправилась на прогулку в близлежащий Проспект-парк. Рав и миссис Луриа держались в отдалении десяти шагов, с тем чтобы «дети могли получше узнать друг друга».

Ашер изо всех сил старался произвести на Дебору хорошее впечатление. Не только потому, что на него рассчитывал весь Чикаго, но и потому, что она ему действительно понравилась.

С первого взгляда его покорили ее большие карие глаза и темперамент. Ему понравился ее голос, когда она пела вместе со всеми так называемое благословение после совместной трапезы, а также бесстрашие, с каким она включилась в мужской разговор.

– Они не преувеличивали, – заметил он.

– Прошу прощения?

– Родители наговорили мне про тебя и твою семью много восторженных слов. В кои-то веки это была не пустая болтовня!

Он помолчал в надежде, что она не оставит его слов без ответа. Уловив его ожидание, Дебора произнесла:

– Ты тоже. В точности такой, как мне описывали.

«И это – все?» – мелькнуло у Ашера.

– Я слышал, ты настоящая эшес хайиль, – сказал он. Это был высший комплимент, на какой может рассчитывать еврейская девушка.

– Иными словами – хорошая заготовка для прилежной жены, – язвительно откликнулась Дебора. – Хотя это зависит от того, как перевести с иврита. Ведь если «гибор хайиль» означает «герой сражения», так почему бы «эшес хайиль» не перевести как «женщина-воительница»?

Ашер нахмурился и покачал головой, про себя решая, правильно ли будет втянуться в семантический спор с потенциальной невестой. И решил, что лучше не обострять.

– Может, сменим тему? – попросил он.

– В баскетболе я не разбираюсь, – ответила она.

– Тогда, может, тебе будет интересно знать, какие у меня планы?

Дебора лишь пожала плечами.

Несколько минут они шли молча, делая вид, что любуются деревьями.

Затем Ашер заговорил снова:

– Если тебе все же интересно, я не собираюсь становиться раввином.

– Да? – Она оживилась. – Твой отец, наверное, этим огорчен?

– Не особенно. У меня есть два старших брата, и у каждого уже своя община. Я просто подумал, тебе будет интересно узнать, что я собираюсь стать врачом. Что скажешь?

– Скажу, что это замечательно, – не кривя душой ответила Дебора и добавила: – А знаешь, кем я хочу стать?

– Женой, наверное?

– Ну, со временем так оно и будет, – ответила она. – Но я бы хотела заниматься чем-то помимо этого.

– И чем же? – спросил он.

– Наукой.

– Но ведь ты – женщина!

– Тогда я буду ученой женщиной, – ответила она.

Раздосадованный, Ашер решил использовать последнюю возможность, поскольку время явно уходило.

– Дебора, можно задать тебе простой вопрос?

– Пожалуйста.

– Я тебе нравлюсь?

– Да, – смущенно ответила она.

– Тогда… скажи, ты хочешь выйти за меня или нет?

– Достаточно будет односложного ответа?

– Да, – сказал он.

Глядя в его карие глаза, Дебора вымолвила:

– Нет.

11
Дебора

Был вечер пятницы, без нескольких минут одиннадцать. Дебора Луриа сидела одна в гостиной и читала Библию. Как всегда, она оставила себе напоследок Песнь Песней.

Она была так поглощена чтением, что не услышала, как в замке повернулся ключ и в дом кто-то вошел. Ее вывел из задумчивости робкий голос:

– Доброго шабеса, мисс.

Она подняла глаза. Перед ней стоял мальчик-христианин, которого они и их соседи нанимали выключать им свет в день отдохновения.

Понимая, что ей даже в одной комнате с ним быть не положено, Дебора потупилась и начала подниматься с дивана.

– Прошу меня извинить, – проговорила она. – Не хочу вас задерживать.

– Ничего страшного. Я сегодня раньше обычного. Могу сначала пойти к Шапиро, а на обратном пути – к вам.

– Нет, нет, – запротестовала Дебора. – Я уже закончила читать.

Она закрыла книгу, аккуратно положила ее на стол и вышла из комнаты.

– Спокойной ночи, – прошептал юноша. Но она, похоже, его будто не слышала.

Когда Тимоти Хоган только начинал работать у Луриа, он едва замечал Дебору – тогда еще застенчивую, нескладную девочку-подростка с темными вьющимися волосами. Но со временем его покорила ее восточная красота.

Он понимал, что это неправильно, но в минуты слабости молился о том, чтобы застать ее, когда придет к ним в пятницу. Чтобы только взглянуть на нее одним глазком.

Он проводил взглядом ее фигуру, растворившуюся в полумраке коридора, и понял, что ведет себя совершенно непозволительно. Этим девочкам вообще не полагается говорить с юношами, не то что с ирландским католиком. Она успела произнести всего несколько слов, а ее милый голос все еще эхом отдавался в комнате.

Тима одолевало любопытство, и он преступил еще одну грань. Наклонившись, он посмотрел, что именно она читала. Его поразило, что задумчивая раввинова дочка сидит в одиночестве и читает Библию.

Дебора разделась в темноте своей спальни и опустила голову на подушку. Мысли ее понемногу отуманивал надвигающийся сон, а перед мысленным взором все еще стояли синие глаза Тимоти Хогана.

«Надо сказать отцу, – твердил ей внутренний голос. – Но тогда папа его наверняка уволит, и я никогда больше его не увижу».

«Я не должна была отвечать ему. Зачем я это сделала?»

И вдруг ее осенило.

Тим Хоган говорил с ней на идише.

В следующую пятницу, хотя она торжественно поклялась себе уйти спать раньше, Тимоти неожиданно объявился еще раньше, в половине одиннадцатого, – и опять застал ее внизу.

– Простите, я вам помешал, – сказал он слегка дрогнувшим голосом.

Она сделала вид, что не замечает его. Но не встала и не ушла, как в прошлый раз.

Спустя мгновение Тим тихо спросил:

– Хотите, я приду позже?

Она выпрямилась, и у нее непроизвольно вырвалось:

– Откуда вы знаете идиш?

– Ну, я же уже четыре года в ваших семьях работаю, было время понахвататься. Но все равно, говорить намного легче, чем читать.

– Вы и читать можете?

– Только очень медленно, – ответил Тимоти. – Вы же знаете, мистер Вассерштайн почти слепой. Когда я ему стал помогать по пятницам, он уговорил меня приходить еще и пару раз на неделе и научил меня читать ему вслух «Дейли форвард».

Дебору тронула мысль о том, как их восьмидесятилетний сосед роется в полумраке собственной памяти, чтобы научить еврейской письменности этого молодого католика.

– Как же он вас учит, если сам ничего не видит?

– А! На это у него разработана своя система! Псалмы он помнит наизусть, поэтому, когда мы проходим какую-то букву, он велит мне найти тот псалом, который с нее начинается. Например, «Господь мой пастырь» начинается с алефа, а «Когда Израиль вышел из Египта» – с бета. И так далее.

– Здорово придумано! – восхитилась Дебора. – И это очень милосердно с вашей стороны.

– Что вы, это такая малость! Ведь мистер Вассерштайн очень одинок! Если не считать меня, единственная ниточка, соединяющая его с внешним миром, это шул[11]11
  На идише так называется синагога.


[Закрыть].

Он вдруг тихонько хохотнул.

– Чему вы смеетесь? – спросила Дебора.

– Он часто шутит, что из меня вышел бы хороший раввин. Порой мне кажется, он говорит серьезно.

– Евреи не занимаются прозелитизмом, – объявила Дебора, сама удивившись тому, как может быть столь безапелляционной, да еще в такой момент.

– Это меня как раз не тревожит. – Тим улыбнулся, и она вдруг почувствовала себя неловко. У него было такое ангельское лицо… – Но если отец Ханрэхан найдет для меня место, я пойду учиться в семинарию. А там знание еврейской грамоты будет для меня большим преимуществом при изучении Ветхого Завета.

– Иными словами, вы уезжаете? – против собственной воли спросила она.

– Если меня сочтут пригодным для церковного сана.

– Как это понять?

– Понимаете, как и наш Спаситель, я должен быть невосприимчив к искушениям мира, плоти и дьявола.

– А-а… – протянула она, не зная, что еще сказать, и боясь обнаружить свое огорчение по поводу того, что скоро уже не сможет с ним видеться.

– Если честно, дьявол меня не очень беспокоит, – весело продолжал он. – Вот остальные два пункта соблюсти будет посложнее…

Дебора вдруг испугалась. О чем это он толкует? Зачем она позволила втянуть себя в этот разговор? Нервно и торопливо она произнесла:

– Вы меня простите, но мне пора спать.

Усилием воли Дебора заставила себя повернуться и двинуться в Сторону погруженной во мрак лестницы.

Тим проводил ее долгим взглядом. Сейчас его распирало нечто большее, чем простое любопытство. Ему отчаянно хотелось знать, что именно в Писании она читала.

Он взял в руки ее книгу, Библию издательства «Сончино» с параллельным англо-еврейским текстом. Глаза упали на строчки: «…возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими…»

Теперь он был убежден, что прочесть их его толкнула какая-то сила свыше.

«Может быть, мистер Вассерштайн еще не лег и позанимается со мной ивритом», – подумал он.

Дебора была одновременно возбуждена, смущена… и напугана. Ей надо было с кем-то поговорить, а единственным человеком, кому она могла довериться, был ее младший брат.

– О Господи… – сонным голосом проворчал Дэнни, когда она тихонько постучалась к нему в комнату и вошла. – Уже почти двенадцать!

– Дэнни, пожалуйста! Мне надо с тобой поговорить.

Поняв, что дело срочное, он сел.

– Ладно, – протянул он, зевая. – Что там у тебя стряслось?

– Это касается… ты знаешь нашего шабес-гоя?

– А, Тима… – отозвался Дэнни. – Хороший парень, разве нет?

– Гм-мм… Не знаю, – запинаясь, сказала Дебора.

– Эй, Деб! – простонал Дэнни. – О чем, собственно, речь?

– Ты знал, что он говорит на идише?

– Знал, конечно. Я с ним несколько раз разговаривал. И ради этого ты будишь меня посреди ночи? У меня есть возможность выспаться один раз в неделю!

– А тебе не кажется, что это странно? – не унималась Дебора.

– Да нет… Тим вообще не такой, как все.

– В каком смысле? – спросила она, торопясь узнать все, что было можно, об этом юноше, покорившем ее воображение.

– Один раз, когда этот шайгец[12]12
  Иноверец.


[Закрыть] Эд Макги хотел меня убить, Тим подоспел и надавал ему. Дерется он просто классно! Если честно, я его так и не отблагодарил. Просто дал деру, и все. – Он помолчал, потом посмотрел на сестру. Та нервно кусала губы. – Так что ты мне хотела сказать-то?

Дебора вдруг поняла, что даже брату доверяться очень рискованно.

– Ничего, – ответила она. – Прости, что я тебя разбудила.

Она направилась к двери.

– Эй, Деб… – прошептал Дэнни.

– Что?

– Он ничего не пытался… ну, ты понимаешь…

– Нет, не понимаю!

– Отлично понимаешь! Так что?

– Не глупи!

– Нет, Деб, это ты не глупи.

Всю неделю Дебора с нетерпением ждала пятницы. Но не из обычных благочестивых соображений. У нее была особая причина, которая одновременно приводила ее в возбуждение и тревогу.

На этот раз Тим появился еще раньше – через каких-то десять минут после того, как вся семья разошлась по спальням.

– Еще только четверть одиннадцатого! – в испуге зашептала она.

– Я следил с улицы, – признался Тим. – Как увидел, что ты одна, подумал, что уже можно…

– Нет, нельзя! – сказала она. – Можешь погасить свет и уходить. Мне не следует с тобой говорить. Ты разве этого не знаешь?

– А мне не следует говорить с тобой. Ты этого тоже не знаешь?

Оба замолчали. Наконец Дебора спросила тихим голосом:

– Почему?

– Нас в школе учат не общаться с иноверцами. А недавно рассказывали, что еврейские девушки все, как на подбор, вероломные Иесавели.

– Иесавель не была еврейкой! – возмутилась Дебора. – Но у тебя в школе, наверное, считают, что все неправедные люди обязательно евреи.

– Неправда!

– Тогда скажи мне хоть что-то приличное, чему вас учат! – потребовала она.

– Христос сказал: «…во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».

– Наш мудрец Гилель сказал то же самое.

– А кто раньше был?

– Ну, – ответила Дебора, – Гилель жил в первой половине первого века.

– Христос тоже.

Они молча уставились друг на друга.

– И вообще, к чему этот спор? – спросила Дебора.

– К тому, что иначе ты вообще не станешь со мной разговаривать.

– А кто тебе сказал, что я этого хочу?

– Ну, понимаешь, этого хочу я, – тихо сказал он.

– Но почему? – спросила она, сама не зная, зачем задает этот вопрос.

– Потому что ты мне нравишься, – ответил Тим. – Я тебя не обидел?

При всей кажущейся невинности этих слов, они были самым интимным признанием, сделанным мужчиной женщине. Дебора не могла сдержать нахлынувших эмоций.

– Нет, не обидел. Мне только интересно, что я такое сделала, что ты… это чувствуешь.

Тим улыбнулся.

– Да вообще-то, ничего. Но ты же ничего не можешь поделать со своей красотой!

Где-то в глубине души Дебора была шокирована. Даже блистательный Ашер Каплан не позволял себе подобной фамильярности. Но этот первый комплимент, полученный ею как женщиной, ее опьянил. Как бы сильно она ни старалась убедить себя, что эти слова не соответствуют действительности, ей хотелось слышать их снова и снова.

– Давай сменим тему, – попросила она.

– Давай. Конечно.

Воцарилось неловкое молчание. Первым его нарушил Тим, задав неожиданный вопрос:

– Ты когда-нибудь была в кино?

– Нет. Нам это запрещено. Объяснять слишком сложно. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, я просто подумал, если бы я был еврей, мог бы я тебя пригласить? Некоторые из ваших ведь ходят в кино, правда?

– Но не ортодоксальные евреи. То есть…

В этот миг начали бить часы, и оба вдруг осознали, что их разделяет не ширина журнального столика, а непроходимая пропасть между двумя религиями.

– У меня для тебя сюрприз, – прошептал Тим.

– Какой же? – Она опять смутилась.

Он тихонько прокашлялся и извинился:

– Надеюсь, у меня не слишком ужасный акцент. – И прочел на иврите: – «Тогда выступил ко вратам народ Господень. Воспряни, воспряни, Девора! воспряни, воспряни! воспой песнь…» – С сияющими глазами он гордым голосом произнес: – Книга судей, глава пятая, стих двенадцатый.

Она была тронута.

– Песнь Деворы. О господи! – Она улыбнулась. – Не знаю, радоваться мне или смущаться[13]13
  Девора и Дебора – одно и то же имя в разных произносительных традициях.


[Закрыть].

– Пожалуйста, порадуйся, – честно попросил Тим.

В следующее мгновение он оказался рядом с ней на диване. Это произошло так быстро, что Дебора не успела даже испугаться.

– Я хочу тебя поцеловать, – пробормотал он.

– Нельзя!

Но в тоне ее не было протеста.

Тим зашептал быстро-быстро, словно боясь, что сейчас настанет конец света:

– Дебора! Я должен сказать тебе сейчас, иначе у меня никогда больше не хватит смелости… Я… Я… Мне… Ты мне очень нравишься.

Она закрыла глаза, но не отодвинулась, почувствовав какое-то прикосновение к своей шее. Это Тим робко до нее дотронулся. И тут же она ощутила его теплые губы на своих губах.

Никогда прежде Тим не испытывал ничего подобного.

Дебора была так перепугана, что не ответила на поцелуй, и все же ей хотелось навечно продлить это мгновение, от которого по спине у нее побежала дрожь.

И в этот миг в комнату вошел рав Моисей Луриа.

Тим моментально вскочил на ноги.

В гостиной горела только одна лампа – та самая, которую Тиму надлежало погасить, за это ему платили жалованье.

Несколько мучительных секунд рав молча смотрел на них, затем заговорил неестественно спокойным тоном:

– Итак, дети, что это все значит?

– Папа, это я виновата! – торопливо сказала Дебора.

– Нет, рав Луриа, – поспешил возразить Тим, – это я виноват. Я один! Это была моя идея почитать ей на иврите.

Раввин поднял брови и тихо переспросил:

– На иврите?

– Тим занимается с мистером Вассерштайном.

Рав Луриа немного подумал, потом, сохраняя это загадочное спокойствие, произнес:

– Похвально, что христианин имеет желание читать Библию в оригинале. Только для какой цели, хотелось бы знать? И почему в качестве слушателя выбрана Дебора? Я бы с большим удовольствием поручил его обучение кому-нибудь из моей ешивы. Итак, я спрашиваю: что тут происходит?

Совесть снова заставила Тимоти заговорить первым.

– Рав Луриа, – бесстрашно заявил он, – это я все затеял. Виноват один я. Пожалуйста, не гневайтесь на Дебору!

– «Не гневайтесь»? Молодой человек, эта ситуация порождает нечто большее, чем гнев. – После паузы он добавил: – Итак, если вы соблаговолите оставить ключи, мы расстанемся по-хорошему. И навсегда.

Тимоти, как в столбняке, достал из кармана ключи и выложил на стол. Звон металла нарушил священную тишину шабата. Он бросил взгляд на Дебору.

– Дебора, мне очень жаль. Но я не сомневаюсь, что твой отец поверит, что ты…

– Спокойной ночи, – с нажимом произнес рав Луриа.

Отец с дочерью остались одни. Ее едва освещал тусклый свет единственной лампы. Он оставался в тени, такой густой, что был почти невидим. Как сам Господь.

Перепуганная Дебора физически ощущала исходящий от отца жар гнева. Она была уверена, что он сейчас подвергнет ее бичеванию – если не физически, то словами.

Но он ее удивил.

– Дебора, – мягко произнес отец, – зря я на тебя рассердился. Я сам виноват. Я знаю, ты хорошая девочка, но у тебя было искушение. Вот каким образом бесовский промысел толкает нас на грех.

– Я не грешила! – прошептала она.

Рав воздел очи к небесам и поднял руки. Потом снова взглянул на дочь и тихо произнес:

– Иди спать, Дебора. Мы поговорим, когда кончится шабат.

Она молча кивнула и стала подниматься по лестнице. Ступени всегда скрипели, но сегодня в каждом их звуке ей слышались обвиняющие голоса.

Она прошла к себе и, не раздеваясь, упала на постель. Внешнее спокойствие отца не оставляло ей никаких иллюзий. Она знала, что завтра, едва взойдут три вечерних звезды, он вынесет ей свой приговор. И она его заслужила.

Она опозорила родительский дом, осквернила святой шабат и обесчестила всю семью.

Но в калейдоскопе ее чувств было еще кое-что. Чувство вины перевешивалось тем ощущением физического трепета и возбуждения, какое она испытала от прикосновения Тимоти.

Сидя за столом за чашкой утреннего кофе, рав Луриа ничем не проявлял гнева, вызванного событиями вчерашней ночи. Вдвоем с Дэнни они рано ушли в шул. Спустя полчаса следом направились женщины. Дебора с ужасом ждала, что скажет мама, когда они останутся одни. По выражению лица Рахели и тембру ее голоса Дебора чувствовала, что отец ей все рассказал. Но мама не произнесла ни слова.

Наконец день сменился вечером. Из своей комнаты, куда она в страхе уединилась, Дебора слышала, как внизу хлопнула дверь. Больше ждать она была не в силах. Она встала, сполоснула лицо холодной водой и спустилась.

Рав был поглощен хавдалахом, ритуалом, знаменующим окончание шабата. Ангелы субботы улетели. Вновь надвинулся бренный мир во всем его несовершенстве.

По привычке Дебора сразу прошла в кухню, чтобы помочь матери с мытьем посуды – последнее напоминание о священном дне отдохновения. Она была уверена, что сейчас войдет отец и пригласит ее для разговора наедине. Но этого не произошло. Вместо этого он удалился к себе в кабинет.

Прошел почти час, когда оттуда раздался негромкий голос:

– Дебора, приди, пожалуйста, ко мне.

Она хорошо подготовилась. Последние двадцать четыре часа она провела в отчаянных поисках способов искупить свой грех и смягчить отцовский гнев. Одновременно она отлично понимала, что от нее потребуются какие-то жертвы.

Едва ступив на порог кабинета, Дебора выпалила:

– Папа, я выйду замуж за Ашера Каплана.

Отец мягким жестом пригласил ее сесть.

– Нет, дорогая, в сложившихся обстоятельствах я не стану просить рава Каплана об этом браке.

Дебора лишилась дара речи. Она похолодела, в голове у нее помутилось.

– Дитя мое, – медленно и взвешивая каждое слово, продолжал рав, – это моя вина. По глупости я считал, что, когда он приходит, ты уже у себя в комнате.

Он помолчал, потом пробормотал:

– Я думаю, лучше тебе будет уехать.

Дебору как ударило.

– Куда… куда ты хочешь меня сослать?

– Дорогая моя, – с печалью во взоре произнес он, – я не посылаю тебя в Сибирь. Я говорю о Святой Земле – «Златом Иерусалиме». В конец концов, всего несколько месяцев, как Всевышний объединил град Давидов в одно целое – и притом всего за шесть дней, чтобы на седьмой израильские солдаты смогли получить отдых. Думаю, ты должна с радостью смотреть на открывающуюся тебе новую жизнь.

«Новую жизнь? – подумала Дебора. – Он изгоняет меня навсегда?» Она сидела молча, потом неуверенно спросила:

– А чем я там буду заниматься?

– Рав Лазарь Шифман, который руководит нашей ешивой в Иерусалиме, согласился найти семью, в которой ты станешь жить. И ты закончишь школу.

Отец наклонился через стол и посмотрел ей в глаза.

– Послушай меня, Дебора. Я всем сердцем тебя люблю. Неужели ты думаешь, я хочу, чтобы ты жила на другом краю земли? Мне это очень больно сознавать, но я делаю это для твоего же блага.

Она молчала.

Наконец спросила:

– Папа, что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

– Ты можешь пообещать мне, что забудешь этого христианина. Что будешь вдыхать священный воздух Иерусалима и очистишь душу от этого злополучного эпизода.

Он снова вздохнул и закончил разговор:

– Иди лучше помоги маме.

– Мы уже все помыли.

– Помоги собрать твои вещи!

– А когда я еду? – Она чувствовала себя листком, безвольно летящим под порывом ветра.

– Завтра вечером, с Божьей помощью.