Текст книги "Аутодафе"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

21
Дебора

На сей раз в ресторане отеля «Царь Давид» обедал ребе Шифман. Он оделся подобающим образом – в белую сорочку и черный костюм с черным галстуком. Жена даже вычистила щеткой его парадную шляпу.

Но сам обед был окружен покровом тайны. Про гостя говорили одним словом – «Филадельфия».

Утро ребе провел за чтением бумаг в истрепанной папке с какими-то пометками на обложке, которые Дебора, осмелившись проявить любопытство, когда хозяин выходил из комнаты, приняла за японские.

– Хорошо. – Он вздохнул, закрыл папку и собрался идти, пробурчав то ли самому себе, то ли Лие, помогавшей ему надеть черный сюртук: – Что касается «Филадельфии», то решение зависит от жены.

Лия сжала ему руку.

– Удачи тебе, Лазарь.

Он благодарно улыбнулся и вышел, торопясь на автобус.

Дебора приложила все усилия к тому, чтобы выудить секрет из ребецин.

– Какая-то очень важная встреча… А по какому вопросу?

– Тебя это никак не касается, так что занимайся своим делом, – отрезала Лия. – К тому же рав Луриа – да будет благословенно имя его – наверняка проделывает такие же вещи.

Дебора мучилась догадками. Она не могла припомнить случая, чтобы ее отец ходил на обед в ресторан «Уолдорф-Астория» с какой-нибудь «Филадельфией» или любым другим городом.

Раввин вернулся как раз перед вечерней молитвой. От возбуждения он разрумянился.

– Ну, и…

Лия сгорала от нетерпения.

– Хвала Господу! – ответил муж. – Миссис Филадельфия поддержала затею. Они дают полмиллиона.

Дебора, уже начинавшая опасаться, не втянулись ли Шифманы в какой-то нелегальный бизнес, напряженно подслушивала под дверью. Сейчас она не удержалась и с простодушным видом вошла в комнату.

– Вы что-то сказали про полмиллиона долларов? – спросила она как ни в чем не бывало.

И тут случилось нечто невообразимое: ребе Шифман нисколько не рассердился. Напротив, он широко улыбнулся и объявил:

– Сегодня – знаменательный день. Семья Гринбаумов из Филадельфии дает нам средства на постройку общежития для нашей ешивы. Теперь мы сможем набирать больше учащихся.

– Чудесно! – обрадовалась Дебора. – Значит, и вы сможете позволить себе дом попросторнее. – «И потеплее», – добавила она про себя. – Может быть, даже с садом, чтобы детям было где подышать.

Ребе нахмурился и жестом оборвал ее.

– Прикуси язык! Бог запрещает мне и пенни тратить на себя из этих денег. Это тебе не Америка, где общины выделяют своим раввинам «Кадиллаки».

От такого бескорыстия вся ее обида на ребе Шифмана и его чрезмерную строгость вмиг растаяла. Но неприязнь осталась.

Как он может держать свою семью в нищете, не говоря уже о том, что ее он третирует так же, как фараоны третировали ее предков, когда те были рабами в Египте?

Дебора понимала, что надо бежать. Больше у нее не было сил сносить снисходительное пренебрежение ребе Шифмана и тиранию его жены, для которой она была всего лишь приложением к стиральной машине.

Знал ли отец, куда ее посылает? Может быть, он сам попросил ребе Шифмана об этом «воспитании» – изгнанием в сочетании с тяготами трудового лагеря?

Ответа на этот вопрос она не знала, поскольку отец ей ни разу не написал. Мать писала. О том, что пытается повлиять на Моисея, чтобы он проявил больше благоразумия и ограничил наказание дочери какими-то временными рамками.

Больше того, верная своему тайному обещанию, Рахель в каждом письме присылала ей деньги. Понятное дело, она отрывала их от себя, ведь в каждом письме было не меньше десятки, а иногда и больше.

Дебора хранила деньги в банке из-под кофе «Элит», которую держала в единственном выделенном ей ящике шкафа в девичьей спальне.

Сегодня ей исполнялось восемнадцать. Отмечать это событие никто не собирался. Она, конечно, не рассчитывала на фанфары или именинный пирог. Но разве Шифманам было трудно хотя бы поздравить, хотя бы улыбнуться ей в этот день?

Хорошо хоть мама помнила. Ее нежное письмо на этот раз содержало настоящее сокровище – десятку и целую двадцатку в придачу!

Банка от кофе уже была полна до краев, и класть новые купюры было решительно некуда. Лия давно ей советовала, хотя в Меа-Шеариме, слава богу, воров нет, не держать дома столько наличных. Почему бы не открыть накопительный счет, удивлялась она.

Мысль была здравая. И на следующее утро Дебора отправилась в банк «Дисконт» на улице Ханевиим, чтобы положить деньги на счет.

Стояла середина лета, но мужчины, как всегда, были в тяжелых сюртуках и меховых шапках. При ее приближении они неизменно отводили взгляды, словно она была Медузой Горгоной.

Она тоже была одета не по погоде тепло. Но даже если бы ее с детства не приучили к платьям с длинным рукавом и высоким воротом, то сейчас она просто не смогла бы пройти мимо плакатов, призывающих женщин к скромности в одежде. Они висели на каждом углу.

Несмотря на все это, Дебора была счастлива уже тем, что вырвалась из удушающей атмосферы дома Шифманов.

Остановившись на переходе в одном квартале от банка, она прочла название на углу: Рехов Девора Ханевиа – улица Пророчицы Деворы. Ей показалось удивительным уже то, что ультраортодоксы-мужчины санкционировали это публичное упоминание о женщине. И тем не менее вот она, табличка с названием улицы, увековечившим ее библейскую тезку – Девору, иудейскую Жанну д’Арк, возглавившую армию израильтян против девятисот железных колесниц могущественного царя Ханаанского.

Неужели же у нее, Деборы Луриа, нет и малой толики подобной отваги? Вот она стоит, утром обычного буднего дня, в нескольких сотнях метров от своей темницы, с девяноста долларами – и паспортом – в кармане!

Чтобы не утратить решимости, она бросилась бежать – мимо изумленных пешеходов, минуя банк, вниз по улице Яффе, через площадь Нордау в сторону Центрального автовокзала.

Добравшись до автовокзала, Дебора остановилась. Она задохнулась от бега и возбуждения. Она свободна! Почти свободна.

Теперь единственной проблемой было, куда двинуться дальше.

Объявления предлагали головокружительное разнообразие маршрутов. Можно было поехать в Иерихон – древнейший город мира, в Тель-Авив – такой красочный и современный. Или в Галилею.

Последний маршрут приглянулся ей больше других, не только из-за легендарной красоты этих мест, но и потому, что это было дальше всего от ненавистных Шифманов. Предлагались и более дальние поездки, но они уже были ей не по карману.

Внезапно ее стали одолевать сомнения. «Я женщина. Нет, хуже того – я девушка. Я не могу разъезжать одна. Мне нужны… сопровождающие».

Она нервно вышагивала по вокзалу, судорожно пытаясь найти какое-то решение и не потерять мужества.

И тут она увидела маленькую вывеску с надписью «Эгед-Турс»[24]24
  «Эгед» – одна из главных транспортных компаний Израиля.


[Закрыть].

Двумя часами позже, успев облегчить свой карман на пятьдесят шесть долларов, Дебора вошла в автобус с паломниками из Атланты (штат Джорджия), совершающими трехдневную поездку по Хайфе, Назарету и далее на север в Галилею. Теперь у нее было семьдесят два часа – и тридцать четыре доллара! – чтобы решить свою судьбу.

Пообедать они остановились в ресторанчике для туристов на горе Кармель в Хайфе, где их рассадили за длинными столами вдоль окон. Оттуда открывался живописнейший вид: внизу, в нескольких сотнях метров, виднелось море. Оно было похоже на гигантский сапфир, выложенный на белый мраморный стол.

Пока туристы фотографировались, Дебора прошла в кассу и купила три телефонных жетона.

Набирая номер, она взглянула на часы. Прошло уже почти пять часов с того момента, как она ушла в банк. Интересно, Шифманы уже начали волноваться? Не позвонили ли они, чего доброго, в полицию?

Нет, вряд ли, успокаивала она себя. Для них она значит столь мало, что ее могли и не хватиться.

– Алло?

– Лия, это я, Дебора.

– Ну, госпожа принцесса, куда ты запропастилась? Мне пришлось самой подавать весь обед!

Это напоминание о ее статусе в доме Шифманов лишь укрепило Дебору в ее решении.

– Послушайте, Лия, я не вернусь. Я не могу этого больше выносить.

– Что еще за бред? А кроме того, разве мы тебе разрешили уйти?

– Мне ваше разрешение больше не нужно. Я знаю, вы этого не заметили, но мне уже исполнилось восемнадцать. А это означает, что я могу свободно перемещаться, куда мне захочется.

Лия вдруг переменила тон.

– Послушай, милая, – заговорила она с мольбой, и в голосе ее появились панические нотки, – я знаю, тебе грустно. Ты просто скажи мне, где ты находишься, и мы с Менделем за тобой приедем.

– Это вас больше не касается. Но я хочу пойти с вами на уговор.

– Хорошо, хорошо!

– Вы ничего не станете сообщать моему отцу, а я перезвоню через три дня в это же время.

– Откуда, Дебора?

– Оттуда, где буду в тот момент, – сказала она и повесила трубку, гадая, где же она окажется через три дня.

Когда она вернулась к столу, свободным оставалось только одно место. Ее соседка – дородная женщина, назвавшаяся Мардж, закудахтала:

– Дорогая, ты пропустила суп. Надо сказать официанту!

– Ничего страшного, – отсутствующим тоном ответила Дебора, с жадностью хватая хлеб.

– Нет, так не пойдет! – не унималась ее новая знакомая. – Ты же его оплатила! Официант!

При виде появившейся перед ней тарелки супа Дебора мысленно поблагодарила Мардж за ее любовь покачать права. Менее чем с сорока долларами в кармане надо было по возможности запасаться калориями.

Когда обед подошел к концу и группа потянулась к выходу, она взяла с блюда в центре стола яблоко и сунула в карман.

Далее автобус с туристами двинулся в сторону Назарета. Здесь, не обращая внимания на бешеную торговлю, осквернявшую, на взгляд Деборы, город, где прошло детство Иисуса Христа, паломники уделили время молитве. Затем они задержались в новой церкви Благовещения, рассматривая красочные мозаики, привезенные со всех уголков христианского мира.

К великому неудовольствию руководителя группы, Туристы выбились из графика и лишь к девяти часам вечера прибыли в отель «Римская Вилла» в Тверии, на берегу Галилейского моря[25]25
  Его современное название на иврите – озеро Кинерет, в русских географических справочниках принято название Тивериадское озеро (в Библии встречается также Генисаретское озеро). Здесь сохраняется название, употребленное автором.


[Закрыть].

Отель представлял собой слегка подлакированный четырехэтажный бетонный бункер, без лифта и кондиционера. В обеденном зале густой от зноя воздух перемалывали старомодные потолочные вентиляторы. Что ж, по крайней мере они гоняли мух.

– Сегодня я действительно испытала душевный подъем, – расчувствовалась Мардж, когда они сели ужинать. – Это был один из самых замечательных моментов моей жизни. А ты, Дебби?

Дебора просто ответила:

– Да… Это было что-то потрясающее.

– Ты здесь самостоятельно? – поинтересовалась Мардж.

– В общем да, – уклончиво ответила Дебора. – Гм-мм… С родителями я чуть позднее должна встретиться…

В зале было душно, а от необходимости увиливать ее еще сильнее прошиб пот.

– Ну, это же чудесно! – заметила ее собеседница. – Сейчас большинство девочек – хиппи и предпочитают путешествовать с парнями – ты меня понимаешь…

Не зная, как реагировать, Дебора притворилась, что увлечена десертом – это был салат из консервированных фруктов, весьма неуместный в краю, где в изобилии произрастают знаменитые яффские апельсины и прочие плоды.

– Дорогая, неужели тебе не жарко с этими длинными рукавами? – без умолку болтала Мардж.

– Жарко, – согласилась она. – И я прямо сейчас от них избавлюсь.

Весь стол, даже самый дальний его конец, в изумлении обернулся на звук рвущейся ткани, когда Дебора решительно оторвала сначала правый, а затем и левый рукав.

Для Деборы это освобождение имело двойной смысл. Она не просто добилась большего физического удобства – она отбрасывала от себя прошлое.

Конечно, против одноместного номера она бы не возражала, но тратить на это лишних двадцать долларов Дебора себе позволить не могла.

Ее соседкой по номеру оказалась строгая учительница из баптистского колледжа откуда-то с американского юга. Простояв несколько минут на коленях со сложенными ладонями и возведенными к небу глазами, она смерила Дебору неодобрительным взглядом и заметила:

– Надеюсь, юная леди, вы не сочтете за бестактность, если я осмелюсь вам напомнить, что мы находимся в Святой Земле. Вам не кажется, что следовало бы помолиться?

– Я уже помолилась, – ответила Дебора, дабы прекратить дальнейшие дискуссии, – пока вы были… в вестибюле, внизу.

На следующее утро Дебора произнесла про себя особую молитву – вознеся хвалу Господу за израильские завтраки, включавшие не просто яйца и булочки, а еще и йогурт, фрукты и салаты.

На сей раз она запаслась парой бананов.

Ровно в восемь не ведающий пощады гид загнал всех в автобус, чтобы начать экскурсию по древнему городу и Галилейскому морю – тем местам, где рыбачил святой Петр, где греки устраивали состязания на колесницах, а царь Ирод построил для римских императоров монетный двор.

После этого они проехали вдоль городских стен, построенных крестоносцами в двенадцатом веке, и направились к последней точке своего путешествия. Завершающим пунктом программы оказался кибуц – своеобразная разновидность коммуны бессребреников.

Тот кибуц, куда их привезли, отличался особенным радикализмом, он был основан европейскими евреями из движения «Ха-шомер Ха-цаир», которые отказались от религии во имя восстановления своей исконной связи с землей.

Туристам кибуц Кфар Ха-Шарон показался любопытным местом. Только, как выразилась Мардж, «немного чересчур коммунистическим».

Но Дебора была потрясена. Перед ней были совершенно другие евреи, чем все, кого она знала прежде. Если штудирующих Гору можно было узнать по болезненно-бледному лицу и сутулой спине, то кибуцники являли собой их полную противоположность – это были загорелые люди с бьющей через край энергией.

Мужчины, одетые в шорты, бок о бок с женщинами – в еще более коротких шортах! – возделывали сады, бескрайние картофельные поля и собирали мед из бессчетного множества ульев на собственной пасеке.

Туристам показывал свое хозяйство сам председатель общины, человек с внешностью Фальстафа по имени Боаз. Он говорил по-английски с венгерским акцентом.

– В настоящее время небольшие кибуцы наподобие нашего не могут существовать на одном сельском хозяйстве. Если вы посмотрите на склон горы, то увидите здание, похожее на небольшую фабрику. Туда мы доставляем то, что собрано на полях, подвергаем быстрому замораживанию, упаковываем и отправляем на экспорт.

После паузы он спросил:

– Кто-нибудь хочет взглянуть, как замораживается картофель в ломтиках?

Американцы интереса не проявили. Не для того они проделали путешествие в пять тысяч миль, чтобы лицезреть то, что им каждый вечер показывают в телевизионной рекламе.

Но что действительно произвело на них впечатление, так это идеология членов коммуны, которые – все без исключения – трудятся на общее благо и не получают за свою работу никаких денег. И тем не менее, как пояснил Боаз, каждый член кибуца обеспечен всем необходимым – как в физическом, так и в духовном смысле.

– Например, если мы знаем, что, предположим, лет через шесть-семь нам понадобится врач, мы посылаем способного парня или девушку в университет, в Иерусалим или Тель-Авив.

Для Деборы это стало открытием. Боаз сказал: «парня или девушку»… В кибуце, будь то на картофельном поле или на ниве науки, еврейские мужчины и женщины оказывались равны.

Было и еще кое-что. Где бы ни появлялась их группа, на нее заглядывались молодые люди – некоторые открыто рассматривали ее с головы до ног и улыбались.

Во время раннего ужина, завершавшего их экскурсию, Дебора решила поговорить с Боазом. К своему удивлению, она обнаружила, что и у него было подобное намерение.

– Скажи, – начал он, – что привело такую девушку в компанию экскурсантов-христиан? Или ты крещеная?

– Еще неделя жизни в Меа-Шеариме, и я, пожалуй, крестилась бы, – улыбнулась Дебора.

Боаз поднял брови.

– В Меа-Шеариме? И ты сидишь с нами за одним столом?

– А что, мы разве ели свинину? – Дебора не могла скрыть своего огорчения.

– Нет, – ответил Боаз. – Но с курицей было подано натуральное сливочное масло, а не маргарин. То есть ты смешала молочное с мясным. По всем религиозным нормам это не кошерная еда.

– О-о… – Дебора одновременно была поражена и чувствовала себя виноватой. – Я об этом даже не подумала. Я считала, что в Израиле все едят только кошерное.

– Да-а, ты и впрямь слишком долго пробыла в Меа-Шеариме, – улыбнулся Боаз. – А теперь расскажи, как ты оказалась в этой безумной поездке.

Дебора поведала ему свою историю – точнее, большую ее часть. Она не сочла нужным объяснять, что именно послужило причиной ее изгнания из отчего дома.

– Стало быть, – заключил Боаз, выслушав ее рассказ, – теперь на родине своего народа ты осталась без дома.

– Выходит, что так, – Дебора развела руками. – И когда у меня кончатся деньги… – Она замолчала.

Если честно, она боялась всерьез размышлять над тем, что станет делать, когда у нее выйдут все доллары. Она только знала, что ни за что не вернется к Шифманам.

Боаз сообразил, чем помочь ей.

– Почему бы тебе не пожить в кибуце, скажем, с месяц, пока ты не уладишь свои дела? Но, конечно, работать придется наравне с остальными.

– Не беспокойтесь, я приучена к тяжелой работе, – с готовностью ответила она и неуверенно спросила: – А можно я буду работать на улице?

– И на улице, и в помещении – в поле, на кухне, на птицеферме, в детском саду. У нас здесь каждый делает всего понемногу.

– Значит, и я буду делать всего понемногу, – заверила она, улыбаясь, и впервые с момента своего отъезда из Америки ощутила прилив радости. – Когда мне начинать?

– Ну, официально – завтра утром, а неофициально – прямо сейчас. Я скажу жене, чтобы она нашла тебе место в каком-нибудь из девичьих общежитий. И еще, – добавил он с улыбкой, – чтобы подобрала тебе что-нибудь из одежды взамен твоей шматты. А я пока пойду предупрежу вашего гида.

– А он не станет возражать? – забеспокоилась Дебора.

– Нет, – рассмеялся Боаз. – Он получает с нас комиссионные за каждого новенького.

На следующий день она в последний раз позвонила в Меа-Шеарим и объявила, что намерена остаться «в одном кибуце на севере страны».

Вопроса Лии можно было ожидать.

– А они там ортодоксальные? Еда кошерная?

– Нет, – ответила Дебора. – Но зато люди хорошие.

– Может быть, хоть адрес свой дашь? Нам придется позвонить твоему отцу. Пожалуйста, Дебора, из уважения к…

– Нет, – оборвала она. – Я сама позвоню родителям. Когда буду к этому готова.

Помолчав, она добавила:

– Спасибо вам за гостеприимство.

Можно было выразиться иначе: слава Богу, оно закончилось.

* * *

Дебора хорохорилась перед Лией, но на самом деле сразу позвонить родителям у нее недостало смелости. Она сделала это лишь спустя еще несколько дней, успев изгрызть все ногти.

К ее удивлению, отец даже не рассердился.

– Дебора, – с сожалением пробормотал он, – ты, должно быть, испытываешь ужасный стресс.

– Совсем наоборот, папа. Я чувствую себя спокойней, чем когда-либо.

– Но кибуц – не место для такой девушки, как ты. Особенно этот, где живут последователи «Ха-шомер Ха-цаир». Это безнравственные люди.

– Это неправда! – возмутилась и искренне оскорбилась она. – А кроме того, мне теперь все равно, что ты скажешь. Они мне очень симпатичны!

Она намеренно провоцировала его, давая выход всей обиде, копившейся с того момента, когда отец выставил ее из родного дома. Но рав только тихо ответил:

– Послушай меня, Дебора, у меня нет времени на ссоры. Завтра за тобой приедут люди и заберут домой.

– Папа, мой дом теперь здесь! И кого ты называешь «людьми»?

– Наши люди… Из Иерусалима.

– Ты говоришь так словно это мафия.

– Дебора, – урезонил ее отец, – ты испытываешь мое терпение. Ты сделаешь то, что я говорю, иначе…

– Иначе – что? Мне уже восемнадцать, папа. Я совершеннолетняя. И если кто-то из твоих «людей» попытается забрать меня отсюда, им придется иметь дело с двумястами кибуцниками.

На какое-то время трубка замолчала. Потом она услышала огорченный голос отца:

– Рахель, попробуй хоть ты ее вразумить!

Трубку взяла мать.

– Дебора, как ты можешь поступать так со своим отцом? Ты разбиваешь ему сердце.

– Прости меня, мама, – ответила она. – Но я уже приняла решение.

По тону, каким это было сказано, Рахель поняла, что спорить бессмысленно.

– Но ты хотя бы будешь нам писать? – взмолилась мать, капитулируя. – Хоть открыточки присылай! Чтобы мы знали, что у тебя все в порядке.

Дебора хотела что-то сказать, но в горле у нее встал ком. Ей было жаль маму, запертую в бруклинском гетто с его средневековыми традициями и мракобесными представлениями.

В конце концов, глотая слезы, она выдавила:

– Конечно, мама. Я тебя забывать не буду. Пожалуйста, обними всех. – Она запнулась, набрала еще воздуху и тихо добавила: – И папу тоже.