Текст книги "Аутодафе"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

8
Дэниэл

На этот раз я и впрямь подумал, что он меня убьет.

Неужели это будет мне наградой за дополнительные занятий Торой?

Это было в год моей бар-мицвы. Папа договорился, что я буду каждый день оставаться на час для дополнительных занятий с ребе Шуманом, чтобы как следует постичь определенную мне на этот день порцию Пророков. Посему мой путь домой совершался в еще большей темноте и был сопряжен с еще большими опасностями, чем обычно.

Не знаю, какая судьба свела меня в тот вечер с жаждущим крови Эдом Макги. Возможно, Эд сидел в засаде, поскольку он находил особое удовольствие в том, чтобы меня унизить.

Я оказался под своего рода перекрестным огнем. В школе меня не любили, поскольку я был сыном такого известного и уважаемого человека. По мере того как возрастала зависть одноклассников, в меня все чаще летели оскорбления. А Макги – в отличие от моих однокашников – пускал в ход не слова, а кулаки.

На сей раз свидетелей не было – и это меня по-настоящему испугало. Если он разойдется не на шутку, его даже некому будет удержать! Стоял такой лютый холод, что редкие прохожие спешили по своим делам с поднятыми воротниками и надвинутыми низко на лоб шапками, оставив только щелочки для глаз, чтобы видеть, куда ступить. Ветер же завывал с такой силой, что заглушал мои стоны. Весь мой арсенал состоял из оборонительных средств – священных книг, служивших мне щитом, которым я старался проворнее по возможности орудовать.

Вдруг Эд преступил все прежние границы. Его правый кулак опустился на обложку моего Талмуда, выбив книгу у меня из рук, при этом она выскочила из переплета. Не могу сказать, что сильнее потрясло меня – сам удар или святотатство.

– Ну что, жиденыш, – осклабился он, – теперь не спрячешься за своими драгоценными жидовскими писаниями! Будешь драться как мужчина!

Он опустил кулаки, набычил подбородок и заявил:

– Даю тебе один удар форы.

Никогда в жизни я не ударил ни одного человека, но сейчас страх во мне трансформировался в ярость, и я с размаху треснул его в солнечное сплетение. Раздался резкий выдох, словно из огромного надувного шара выпустили воздух.

Эд согнулся пополам от боли и отступил назад, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Понимая, что у меня есть шанс убежать, я продолжал стоять, охваченный непонятным ступором, а мой обидчик все качался, хватая ртом воздух.

Почему я не дал деру? Ведь мог же! Во-первых, это был шок. Я не мог поверить, что я это сделал. И сделал это так удачно.

А потом, как ни странно, на меня нахлынуло чувство вины. Вины за то, что причинил боль другому человеку.

Эд довольно быстро пришел в себя и прямо-таки пылал яростью.

– А теперь, – прорычал он, – я стану тебя убивать!

И тут раздался крик:

– Оставь его в покое, Макги, идиот!

Мы оба вздрогнули и подняли глаза. К нам бежал Тим Хоган.

– А ты не лезь! – прокричал в ответ Эд. – Мы с этим жиденышем будем драться один на один.

– Оставь его в покое! – повторил Тимоти. – Он сын раввина. – Повернувшись ко мне, скомандовал: – Иди домой, Дэнни.

– Ты что, Хоган, его телохранитель или как? – усмехнулся Макги.

– Нет, Эд, я просто его друг.

– И ты называешь этого пархатого жиденыша своим другом?

– Вот именно, – ответил Тим. Спокойная уверенность, с какой он это произнес, привела меня в ужас. – А что из этого следует?

– Ты серьезно?! – Макги разинул рот.

– У тебя есть только один способ это проверить. – Тим снова повернулся ко мне и повторил: – Дэнни, иди домой. Иди сейчас же!

Со стороны, наверное, можно было подумать, что я кланяюсь: я нагнулся и стал собирать свои истерзанные книги, одновременно отступая назад. Краем глаза я видел, что они встали друг против друга в стойку, как пара гладиаторов перед боем. Шагая в сторону дома, я слышал, как они дерутся. Удар, ответный удар, снова удар. Оглянуться я не осмеливался.

Послышался характерный звук падения, а за ним последовали тихие слова, произнесенные голосом Тима Хогана:

– Прости, Эд, но ты сам напросился.

9
Тимоти

Хотя муж об этом даже не подозревал, Кэсси Делани перестала класть свою зарплату вместе с деньгами, которые он раз в неделю приносил в дом. Точнее, она перестала класть туда всю свою зарплату.

Все ее детство голубоглазая сестренка Маргарет была «куколкой», а она, по выражению собственной матери, «пугалом огородным». Такое разделение сохранилось и тогда, когда они стали взрослыми.

Никакие слова мужа не могли разубедить Кэсси в том, что она от природы не симпатична. Она чувствовала: Такк спит и видит себя мужем более сексуальной женщины.

И вдруг Кэсси нашла способ все это изменить. Их отдел в универмаге получил партию изысканного черного французского белья, соблазнительного до такой степени, что в нем ни одна женщина не уступит Брижит Бардо.

Ей обязательно надо обзавестись таким комплектом! Но откуда взять восемьдесят шесть долларов? Даже с учетом скидки, предоставляемой работникам магазина, ей эта роскошь не по карману.

И вдруг такая удача – магазин поднял ей зарплату на четыре доллара шестьдесят восемь центов в неделю. Она не стала ничего говорить Такку, а решила понемногу копить.

Когда все в доме засыпали, Кэсси пробиралась на кухню, залезала на стремянку и клала четыре доллара в пустую коробку из-под хлопьев «Келлогс».

Медленно тянулись недели одна за другой, но постепенно ее сокровище приумножалось. В последний раз, когда Она, боясь перевести дух, пересчитывала деньги, там было уже шестьдесят восемь долларов.

В субботу вечером Кэсси пришла домой и нашла записку от мужа, в которой он сообщал, что повел всех детей в пиццерию. Невзирая на усталость, она с восторженным трепетом полезла на стремянку, чтобы присовокупить к накопленному еще четыре доллара.

Но коробка выглядела как-то странно. В ней как будто стало меньше, чем в прошлый раз. Пересчитав деньги по одной бумажке, она, к своему ужасу, обнаружила, что там осталось всего пятьдесят два доллара.

Боль и гнев захлестнули Кэсси.

– Черт побери, в доме завелся вор!

За подозреваемым не надо было далеко ходить.

Она бросилась наверх и перерыла комнату Тимоти. В паре кроссовок она нашла деньги – куда больше, чем он мог накопить из двадцати пяти центов, выдаваемых ему в неделю на карманные расходы. И взять эти деньги он мог только в одном месте.

– Все, с меня хватит! – набросилась она на Такка, едва тот переступил порог. – Мы больше не можем его здесь держать. Завтра же переговорю с преподобным Ханрэханом.

Скандал был слышен по всему дому. Наверху в своей комнате Тим тоже все слышал.

– О господи! – прошептал он, вдруг ощутив страшную пустоту в груди. Что же ему теперь делать? Куда идти?

Была суббота. Вторая половина дня. Рахель взяла Дэнни и Дебору и поехала в Квинс навестить свою мать. Раввин Луриа, как обычно, остался дома и работал в кабинете. У него всегда хватало работы.

Он был погружен в детали одного необычайно сложного дела, которое предстояло рассматривать его религиозному суду. Речь шла о брошенной мужем женщине – агуне[9]9
  Агуной называют женщину, муж которой пропал без вести, и она не может выйти замуж, т. к. неизвестно, жив ли он.


[Закрыть], которая обратилась за разрешением повторно вступить в брак. Его размышления прервал чей-то голос:

– Прошу прощения, сэр.

Раввин в изумлении поднял глаза.

– А, это ты, Тимоти! – Он с облегчением улыбнулся. – Я иногда забываю, что у тебя есть ключ.

Он порылся в верхнем ящике стола.

– Вот твое жалованье за месяц.

Протягивая конверт, рав Луриа вдруг почувствовал, что мальчик пришел не только за зарплатой.

– Садись, – пригласил он, указав на стоящий напротив стул. Он протянул мальчику тарелку: – Угощайся печеньем. Домашнее!

Тим покачал головой, отказываясь от угощения. Видно было, что ему хочется остаться, но он боялся начать разговор.

Рав Луриа взял инициативу в свои руки:

– Хочу тебе еще раз сказать, Тимоти, что все семьи, которым ты помогаешь, очень тобой довольны. Ты молодец!

– Спасибо, – смущенно отозвался Тим, – но, боюсь, я больше не смогу работать.

– Ах вот как… Что-нибудь не так?

– Да нет… – мужественно ответил Тим. – Просто мне, возможно, придется уехать в интернат.

– Что ж, – сказал раввин, – наверное, мне следует тебя поздравить, но, хоть это и эгоистично с моей стороны, должен сказать, что мне немного жаль, что ты уезжаешь.

– По правде говоря, сэр, я сам не больно этому рад.

Наступившее молчание означало, что оба наконец нащупали истинную тему разговора.

– Так кто же тебя заставляет ехать? – поинтересовался раввин.

– Тетя с дядей, – нехотя ответил Тим. Он поспешил извиниться: – Не следует мне отнимать у вас время…

– Да нет, что ты, – замахал руками раввин. – Пожалуйста, продолжай.

Тим набрался храбрости и ответил:

– Это все из-за украденных денег.

– Ты украл деньги?

– Нет-нет. – Лицо Тимоти исказилось от обиды. – Но дело в том, что кто-то стащил у тетки деньги из копилки, а когда она нашла у меня то, что я у вас заработал…

– И ты ей ничего не объяснил?

Он помотал головой:

– Дядька сказал, что ей это не понравится.

– Ну что ж, Тим, – нахмурился раввин, – ты должен ей все сказать, и как можно скорее.

– Поздно уже. Сегодня вечером она встречается с отцом Ханрэханом, чтобы договориться об интернате.

Снова наступило молчание, потом Тим почти непроизвольно выпалил:

– А вы не поможете мне, сэр?

– Как же я могу тебе помочь в этой ситуации?

– Вы могли бы поговорить с отцом Ханрэханом, – попросил Тим. – Я знаю, он вам поверит.

Раввин не смог сдержать горький смешок.

– Да уж… Это, я бы сказал, довольно резкое отступление от религиозных принципов.

– Ну, вы ведь оба священнослужители… – возразил Тим. – Ведь так?

Рав Луриа кивнул:

– Да, только веры у нас очень разные. Ну, да ладно, я ему позвоню и узнаю, угодно ли ему будет со мной встретиться.

Тим поднялся.

– Спасибо! Я вам правда очень признателен.

– Тимоти, прости, что я вмешиваюсь, – осторожно поинтересовался рав Луриа, – но если ты даже не можешь убедить своих дядю и тетю, что не виноват, разве ты никак не можешь заставить их тебя простить?

– Нет, сэр, – с болью в голосе ответил Тим. – Боюсь, вы не все понимаете. – Он помолчал, потом, глотая слезы, воскликнул: – Понимаете, они же меня ненавидят!

Он повернулся и, не оглядываясь, вышел.

Рав Луриа недолго постоял в задумчивости. Теперь понятно, почему он бил окна, подумал он.

Когда-то раввин Моисей Луриа смотрел в дула винтовок разъяренных чешских полицейских. Он бесстрашно противостоял банде хулиганов, намалевавших свастики на стенах его синагоги. Но звонить католическому священнику – это нечто совершенно иное.

Наконец он в задумчивости сделал затяжку из своей трубки, узнал у оператора телефон конторы прихода и позвонил. Трубку сняли на втором гудке.

– Добрый вечер. У аппарата отец Джо.

– Добрый вечер, отец Ханрэхан. Вас беспокоит раввин Моисей Луриа.

– О-о… – протянул пастор. – Сам зильцский ребе? – «Интересно, откуда Ханрэхану известны такие подробности?» – Чем могу быть полезен, господин Луриа?

– Я вообще-то хотел спросить, не найдется ли у вас времени для беседы?

– Разумеется! Приходите ко мне завтра на чашечку чая.

– Понимаете, было бы лучше, если бы мы встретились где-то в другом месте.

– Вы хотите сказать, на нейтральной территории?

– Ну да, – прямодушно ответил раввин.

– Вы случайно не играете в шахматы? – поинтересовался отец Джо.

– Немного, – ответил раввин. – Обычно мне не хватает времени на игру.

– Ну что ж, – предложил священник, – почему бы нам не встретиться в парке? Там есть столы для игры в шахматы. Мы могли бы сыграть и одновременно поговорить.

– Отлично! – обрадовался раввин. – Завтра в одиннадцать вас устроит?

– Одиннадцать так одиннадцать, – ответил его собеседник. И весело добавил: – Шалом.

На другой день оба сидели за каменным столом с поверхностью, служащей одновременно шахматной доской. Раввин начал игру, передвинув королевскую пешку на две клетки вперед.

– Так чем я могу вам помочь, раввин? – любезно спросил пастор, делая симметричный ход.

– Речь идет об одном из ваших прихожан…

– Кто бы это мог быть?

Игроки сделали еще несколько симметричных ходов, введя в бой коней и слонов.

– Это юноша по имени Тимоти Хоган.

– О господи! – Пастор вздохнул, защищая короля ферзем. – Он что, еще одно окно разбил?

– Нет, нет. Дело совсем в другом.

Рав помолчал, сделав короткую рокировку, и продолжал несколько извиняющимся тоном:

– Мне, конечно, не следовало бы вмешиваться, святой отец. Но мне стало известно, что мальчик попал в затруднительное положение… связанное с кражей денег.

Пастор кивнул:

– Он умный парнишка, но у него, похоже, талант находить неприятности на свою голову.

На одиннадцатом ходу игроки обменялись конями.

– Да, он умница, я рад, что вы того же мнения, – ответил раввин, беря пешкой слона. – Именно поэтому будет большим несчастьем, если его отошлют в интернат.

Отец Ханрэхан с любопытством взглянул на раввина:

– Позвольте спросить, откуда вам это все известно?

– Видите ли, много лет назад мать этого мальчика какое-то время работала в моем доме. А сейчас и сам парнишка у меня подрабатывает… По субботам помогает.

– То есть шабес-гоем? – Пастор понимающе улыбнулся. – Я немного знаком с вашими религиозными обрядами.

– Тогда вам должно быть известно, что эта работа предполагает полное доверие и большую ответственность, и в свое время ею занимались такие выдающиеся представители других конфессий, как великий русский писатель Максим Горький…

– …не говоря уже о Джеймсе Кэгни, знаменитом американском актере ирландского происхождения, – добавил Ханрэхан, внезапно делая шах ферзем. – Щах!

Не давая событиям на доске отвлечь себя от темы разговора, ребе категорическим тоном объявил:

– Про мистера Кэгни не знаю, но про юного Хогана могу утверждать: он не виноват!

Пастор Ханрэхан взглянул на раввина и загадочно проговорил:

– Не сомневаюсь, что вы правы.

– Тогда почему вы ничего не можете сделать?

– Это трудно объяснить, ребе, – сказал пастор, рассеянно выдвигая вперед коня. – Но я владею некоторой информацией, разглашать которую мне запрещает тайна исповеди.

Рав не унимался.

– И что же, нет никакой возможности спасти парнишку?

Отец Джо с минуту размышлял, потом заметил:

– Пожалуй, я с ним поговорю, попытаюсь поближе привлечь его к делам церкви. Тогда у меня появится основание отговорить Кэсси.

– Стало быть, все дело в тетке?

Ханрэхан взглянул на часы:

– Уже поздно. Мне пора. Надеюсь, вы меня извините?

Раввин поднялся, но голос пастора его остановил:

– Ага, еще не все, рав Луриа.

– Да?

Наклонившись над доской, пастор сделал ход вторым слоном через всю доску и взял одну из пешек противника. Спасти иудейского короля не осталось никакой возможности. После этого католик приподнял край шляпы и откланялся.

Рав Луриа стоял на ветру, глядя ему вслед, и думал: «Он обыграл меня, но я победил, а это самое главное!»

Перед встречей с Тимоти отец Джо изучил то, что полицейские назвали бы его «досье».

Информации было предостаточно. Ему бросилось в глаза, что каждый учитель Тимоти вынужден был снижать ему оценку из-за поведения, несмотря на то, что Тим был самым умным учеником в классе.

«Умный бесенок, – написала сестра Мария Бернард. – Если бы его незаурядные способности направить на благие дела, мы могли бы считать свой долг исполненным».

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвался пастор.

Дверь медленно открылась, и в комнату испуганно заглянул Тимоти Хоган, лицо которого сейчас почти не отличалось от его белой рубашки.

Первым, что бросилось Тиму в глаза, были длинные ряды книг от пола до потолка. Они напомнили ему кабинет рава Луриа, только здесь было больше порядка. Затем он перевел взгляд на седого священника, казавшегося почти карликом за своим огромным столом красного дерева.

– Святой отец, вы хотели меня видеть? – робко спросил он.

– Да, хотел. Садись, мой мальчик.

Оставаясь стоять, Тим выпалил:

– Я не крал денег, отец Ханрэхан. Клянусь богом, не крал!

Пастор перегнулся через стол и тихо сказал:

– Я тебе верю.

– Правда?

Ханрэхан сомкнул ладони.

– Юноша, сейчас не важно, прав ты на этот раз или нет. За тобой столько всего водится, что хватило бы на несколько человек.

Тим попытался угадать, что у старика на уме:

– Это вам все тетя Кэсси наговорила, да? Она меня ненавидит.

Священник жестом прервал его:

– Да будет тебе, она благочестивая женщина и желает тебе добра. – Он снова перегнулся через стол и добавил немного мягче: – Ты должен признать, что за все эти годы причинил ей немало хлопот.

– Надо думать… – согласился Тим. Затем в нетерпении спросил: – Так куда вы меня отошлете?

– Я бы хотел отправить тебя домой к Делани, – медленно произнес пастор, – но кому хочется иметь в доме торнадо? Тим, ты очень способный юноша. Почему ты так себя ведешь?

Тим пожал плечами.

– Потому, что ты считаешь, что никому до тебя нет дела?

Мальчик кивнул.

– Ты ошибаешься, – прошептал отец Джо. – Во-первых, до тебя есть дело Господу.

– Да, сэр, – ответил Тим. И непроизвольно добавил: – Первое послание Иоанна, глава четвертая, стих восьмой. «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».

Пастор был поражен.

– И много из Писания ты помнишь наизусть?

Тим пожал плечами.

– Думаю, все, что мы читали, помню.

Отец Джо развернулся в кресле, достал с полки толстый том Библии и пролистал.

– «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» Помнишь, откуда это?

– Да, та же глава, стих двадцатый.

– Невероятно! – пробормотал Ханрэхан. Он с шумом захлопнул книгу и сердито воскликнул: – Тогда скажи, ради бога, зачем ты болтаешься по улицам и затеваешь драки со своими ближними?

– Не знаю… – сознался Тим.

Пастор с минуту смотрел на него, затем с жаром проговорил:

– Тимоти, я убежден, что каждый наш шаг диктует Господь. И все, что было до сегодняшнего дня, имело целью свести нас вместе. Мне вдруг стало ясно, что ты рожден для служения Господу.

– Каким образом? – неуверенно спросил Тим.

– Ну, для начала церковным служкой. Нет, для этого ты уже большой… Лучше будешь кадильщиком на пару с Марти Нортом. Он моложе тебя, но уже знает, что тут и как.

– А что, если я не захочу быть у вас кадильщиком? – К Тиму вернулась его обычная дерзость.

– Что ж, – ответил пастор с прежним дружелюбием, – тогда будешь держать свечу во время службы. – Он поспешно добавил: – А можешь ехать в школу Святого Иосифа в Пенсильванию.

Прямота отца Джо застала Тима врасплох. Он посмотрел на священника.

– Вообще-то, вставать на заре для меня не проблема… – сказал он небрежно.

Пастор рассмеялся.

– Я очень рад, Тим. И знаю, что теперь ты на правильном пути.

– А что тут смешного?

– Я просто радуюсь, – ответил отец Ханрэхан. – В конце концов, куда больше радости об одной заблудшей овце, чем о девяноста девяти незаблудившихся.

На что Тимоти ответил:

– От Матфея, глава восемнадцатая, стих тринадцатый. Но неточно.

Пастор просиял и уточнил:

– Та же мысль содержится у Луки. Неужели не помнишь?

– Если честно, то нет.

– Deo gratias[10]10
  Благодарение Богу (лат.).


[Закрыть], хоть чему-то я еще могу тебя научить. А теперь иди домой. И завтра будь здесь в половине седьмого.

Если священник не до конца обратил Тима в веру, то это определенно сделали сами церемонии. Одно дело было встать на колени и молиться, иное – служить, ощущать себя частью церковного ритуала.

Переодеваясь из обычной куртки в церковные одежды, он словно снимал с себя напластования грехов. Простая черная сутана и белый стихарь давали ему ощущение чистоты.

И в отличие от облачений священников, его костюм никогда не менялся. У священников же цвет одеяния разнился в зависимости от того или иного церковного события.

Зеленый, надеваемый в обычные воскресные дни, был знаком начинания и надежды, фиолетовые одежды во время Великого и Рождественского постов означали покаяние, а розовый по праздничным воскресным дням, выпадающим на середину каждого из этих двух периодов, символизировал радость. Наиболее торжественным одеянием было белое, которое надевалось в Рождество, Пасху, дни отдельных святых и еще в некоторые праздники вроде Обрезания Господня.

Иногда Тим приходил в школу с еще не выветрившимся запахом ладана.

– Эй, Хоган, что это с тобой? – цеплялся к нему Макги. – Ты что, надушился?

– Не твое дело! – огрызался Тим.

– Господи боже ты мой! Классно смотришься в юбочке!

Тим закипал.

– Заткнись, Макги, не то…

– Не то – что? А, алтарный служка?

Тим раздумывал какую-то долю секунды. Как ответить? Подставить вторую щеку или сломать вторую челюсть?

Он выбрал компромиссный вариант – и зашагал прочь.

* * *

Они достигли возраста, когда подростки вдруг начинают замечать противоположный пол, хотя, конечно, считалось, что признаваться в этом – не по-мужски.

Если говорить о Тиме, то одноклассницы давно шушукались между собой о его необычайной синевы глазах и вздыхали по поводу его безразличия к себе. А раз он не обращал на них ровным счетом никакого внимания, то девочки стали брать инициативу в свои руки.

Однажды вечером, выйдя на улицу после занятий латинским языком с отцом Ханрэханом, Тим, к своему удивлению, обнаружил дожидающуюся его Изабель О’Брайен. Теперь у нее была короткая стрижка, а фигура обрела некоторую округлость.

– Тим, уже темно, – тихим, взволнованным голосом проговорила она. – Не проводишь меня домой?

Он слегка растерялся, не от просьбы как таковой, а под взглядом одноклассницы. У нее определенно было что-то на уме.

Первые несколько кварталов ему казалось, что она всего лишь хочет рассказать ему, как к нему относятся девчонки в их школе. Она только не замечала, в какую неловкость повергает его своими сплетнями о том, что одноклассницы считают его «симпатичным», а некоторые даже «красивым».

Как реагировать, Тим не знал, но Изабель решила всеми правдами и неправдами добиться от него ответа.

– Тебе кто больше нравится? – спросила она. – Ну, из всех девчонок?

– Я… я не знаю. Никогда об этом не думал.

– А-а… – протянула она.

Тим почувствовал большое облегчение, когда они наконец подошли к ее крыльцу. Было холодно и ветрено, но Изабель как будто не спешила укрыться в теплом доме.

Напротив, она удивила Тима словами:

– Если хочешь, можешь меня поцеловать. Я никому не скажу.

У Тима перехватило дыхание. Он часто представлял себе, как обнимается с какой-нибудь из своих одноклассниц. Но одновременно боялся опростоволоситься. Потому что, как это делается, он не знал.

Без предупреждения она показала ему, что надо делать, – притянула к себе его голову и прижалась губами к его губам.

Надо признать, ощущение было приятное. Хотя Изабель с такой силой прижималась к нему своим влажным ртом, что в голове у Тима стали роиться всякие новые для него мысли. Например, ему захотелось потрогать ее за грудь. Кое-кто из ребят хвастал, что уже пробовал такое проделывать.

Но обижать Изабель Тиму не хотелось. В следующий миг он отстранился и сказал:

– Завтра в школе увидимся.

– Да, – засмущалась она. – А ты меня еще как-нибудь проводишь?

– Гм-мм… Конечно. Может, на той неделе?

Ни от кого не укрылось новое в поведении Тима. Даже тетка и сестры чувствовали – с некоторым благоговением, – что его прежняя бешеная энергия направлена теперь в иное русло.

– Не знаю, в чем дело, – сетовал Такк жене, – но что-то с парнем произошло. Он стал таким пай-мальчиком!

Отчасти объяснялось это участием в церковной службе, дававшей ему возможность молиться чаще и не скрывать при этом свою преданность Деве Марии.

Через пол года его повысили, теперь ему доверялось носить кадило во время мессы.

В школе они уже начали изучать латынь, и Тимоти без труда переводил слова, которыми начиналось Евангелие от Иоанна:

 
In principio erat Verbum,
et Verbum erat apud Deum,
et Deus erat Verbum.
 
 
«Вначале было Слово,
И Слово было у Бога,
И Слово было Бог».
 

Но его ум слишком жаждал знания, чтобы довольствоваться скудной пищей, которую давали ему простые евангельские фразы, и отец Джо с превеликой радостью обучал его священному языку католического Писания.

И вновь и вновь поражался безграничным возможностям его памяти, равно как и неуемной тяге к знаниям.

– Тим, – заметил как-то отец Ханрэхан с нескрываемой гордостью, – могу сказать тебе только то, что Всевышний сказал Никодиму в Евангелии от Иоанна, глава третья, стих третий. – Он заговорщицки улыбнулся. – Можно, наверное, не напоминать?

– Да. – Тим процитировал отрывок: —…Nisi quis natus fuerit desuper, non potest videre regnum Dei…. «Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». Да, святой отец, я чувствую, что родился заново.

Тим неколебимо верил, что на следующий год, когда Томми Ронан пойдет в семинарию, ему доверят нести Крест во время крестного хода.

Но волей Провидения этот час пробил раньше.

В один злосчастный непогожий день, катаясь на улице на роликовых коньках, Томми Ронан поскользнулся и сломал лодыжку, поставив отца Ханрэхана перед необходимостью срочно искать ему замену.

Конечно, тут следовало соблюдать принцип старшинства. Среди мальчиков постарше были такие, кто служил в церкви уже по пять или даже больше лет. С другой стороны, инструкции требуют, чтобы юноша, несущий Распятие, был высок и силен. На этом основании массивное Распятие было доверено Тиму.

И пастор, и его служка увидели в этом перст Божий.