Текст книги "Братство смерти"

Автор книги: Эрик Джиакометти

Соавторы: Жак Равенн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Комиссар быстро записал координаты в блокнот.

– По правде говоря, боюсь, что у меня нет выбора.

– Тогда запиши номер телефона одного из братьев «Принс Холл». Он, как и ты, полицейский. Предупреди его о своем посещении Гарлема.

Он записал фамилию на клочке бумаги, который Марка торопливо сунул в карман.

– Спасибо за помощь. Когда ты приедешь во Францию, будешь моим почетным гостем. Последний вопрос. Твоя фамилия имеет какое-либо отношение к знаменитым пистолетам из вестернов?

Усач сделал вид, будто нажимает указательным пальцем на курок.

– Да. Основатель оружейной фирмы Кольт был одним из моих прапрапрадедов. Он подарил мне фамилию, но я вовсе не горжусь этим. Я не разделяю его страсти к огнестрельному оружию.

Антуан пожал ему руку. Секретарь добавил:

– И все же у меня есть нечто общее с моим предком. Он тоже был франкмасоном.

Выйдя на улицу, Марка увидел, что солнце быстро садится на другой стороне Манхэттена. Он на мгновение заколебался, затем принял решение. Он отправится сегодня вечером в Гарлем, чтобы отыскать там следы ложи «Айвенго».

Возможно, вот уже более столетия существовал еще один элемент головоломки, за которым охотился убийца.

75

Швейцария, кантон Берн, наши дни

После ужина члены группы «Аврора» не стали задерживаться, боясь опоздать на свои самолеты. Остался только Эдмон Канселье, чтобы продолжить разговор с создателем группы. Мужчины пили кофе на террасе.

– Голосование прошло с незначительным перевесом, – угрюмо сказал француз. – Я считаю, что представитель Лондона чуть все не провалил.

Андреа Консюржанс вытянул губы, чтобы сделать глоток напитка, от которого шел пар.

– Не будьте наивным, Эдмон. Неужели вы верите, что результаты голосования могли оказаться отрицательными?

– Не понимаю?..

– Я заранее связался с некоторыми из наших друзей, чтобы убедить их отдать мне свои голоса. Одним словом, мне это стоило нескольких маленьких слитков. Разве вас не ошеломил неожиданный интерес Цюриха к ускорителям частиц?

Француз раскрыл рот от удивления.

– Коррупция?.. Я думал, что «Аврора» не позволяет себе прибегать к подобной практике.

Лучи солнца били прямо в зеленые глаза Андреа, но он даже не моргал.

– Успокойтесь, мой дорогой. Речь идет о незначительном нарушении правил, но лишь для того, чтобы преодолеть узость мышления некоторых наших членов. Меня беспокоит ваш… фамильный образец. По правде говоря, он навевает мне воспоминания.

Эдмон Канселье посмотрел на часы. У него еще оставалось время до отлета самолета.

– Вы сказали «воспоминания»?

– Да, о другой эпохе. Эпохе, когда алхимиков, несмотря на угрозы и анафемы, считали выдающимися учеными, когда никто не сомневался в их искусстве.

– И все же многие из них закончили свои дни в изгнании, тюрьмах, не говоря уже…

– О костре? – Андреа поставил чашку. – Да, такое иногда случалось. Вы слышали о неком Исааке Бенсераде?

Канселье удивленно взглянул на своего собеседника.

– Никогда! Судя по фамилии, он был еврей?

– Да. Его казнили в Париже в 1355 году как алхимика.

– В тот самый год, когда Фламель отправился в паломничество. Несомненно, совпадение!

– Да, несомненно, случайность, – ответил Андреа. – Но я вас задерживаю, ударившись в воспоминания. Полагаю, вы хотите меня о чем-то спросить?

– Вы знаете, кто ведет наблюдение?

– Разумеется. Бывший американский офицер Уинтроп. Идеальная кандидатура для таких поручений. Скромный профессионал. Все сложилось удачно. Он был во Флориде и собирался лететь в Париж, но я направил его непосредственно в Нью-Йорк. Судя по последнему отчету, который я получил перед ужином, он сел на хвост нашему человеку. Этот мсье Марка встретился с адвокатессой, затем направился в библиотеку крупной масонской ложи Нью-Йорка. Вас это не удивляет?

Канселье нахмурился. Значит, Консюржанс знал о его принадлежности к масонству. Кроме того, он предпочел бы агента-европейца. Он не любил американцев за их наглость. И уж совсем не мог терпеть военных. Консюржанс догадался, о чем он думает.

– Я ручаюсь за него. Забудьте о своих предрассудках, дорогой.

Мужчина с зелеными глазами встал и проводил француза в вестибюль. Канселье вежливо простился с хозяином дома и направился к серому «лексусу», ожидавшему его у крыльца.

Он в последний раз помахал рукой основателю «Авроры», сел на черное кожаное сиденье и приказал шоферу трогаться с места. Он не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после разговора. Консюржанс впервые признался, что отступил от правил, разработанных им самим. Канселье это не понравилось. Вся деятельность «Авроры» основывалась на доверии.

Мощный автомобиль спускался по извилистой дороге. И только внизу холма он понял, что не давало ему покоя. Если швейцарец жульничал, принижая значение своего поступка, и не испытывал ни малейших угрызений совести, это означало только одно.

Он лгал не впервые.

76

Париж, церковь Святого Иакова на улице Святого Иакова, 21 марта 1355 года

Дама Пернель вошла в приходскую церковь через маленькую дверь – боковой вход, самый незаметный, которым прихожане пользовались, посещая ежедневную мессу. Большие врата с фигурами в стиле пламенеющей готики открывались лишь по церковным праздникам, когда собирался весь квартал, чтобы отпраздновать Рождество или Воскресение Господне. Тогда все с шумом входили в церковь под оглушительный перезвон колоколов. Это были дни всеобщей радости, когда яркий свет заливал старую церковь. Но сегодня, в это весеннее воскресенье, дама Пернель пришла сюда вовсе не за светом. Она нуждалась во мраке сводов и анонимности потемок.

Едва переступив порог, он бросила осторожный взгляд в сторону галереи, чтобы убедиться, не забылся ли там какой-нибудь прихожанин в молитве. Конечно, в такой час это было маловероятно, но она не могла допустить, чтобы ее узнали. Она прекрасно понимала, что выражение ее лица сильно изменилось.

Она осторожно проскользнула к кропильнице, опустила руку в ледяную воду и перекрестилась. Ей не хватало слов, чтобы помолиться. Но в любом случае, о чем она могла просить Бога? После убийства палача вера покинула ее. Она не понимала, что случилось в ее такой спокойной, такой размеренной жизни. Ей также не удавалось постичь истинную сущность мужа. Днем уважаемый переписчик, а ночью – усердный читатель проклятых книг.

Она даже не помнила, как сумела выбраться из подвала. Ее память сохранила только то, что она оказалась в большой комнате с окровавленными руками. А книга…

Она яростно запахнула накидку. А книга… Она знала, что нужно сделать. Она спасет мужа. Но в первую очередь – саму себя.

Колокольный звон заставил ее вздрогнуть. Она прислонилась к стене и окинула взглядом сводчатую дверь, которая вела на хоры. Именно через эту дверь входили священники, чтобы отслужить мессу или принять исповедь. Но затем они спускались по каменной лестнице, на которой обычно гулко раздавались их шаги. Дама Пернель прислушалась. Ничего. Теперь оставалось обследовать боковые часовни, прилегавшие к нефу. В основном это были частные молельни, в которых богатые горожане квартала воспевали хвалу своему небесному святому покровителю. Порой некоторые из них удостаивались чести быть похороненными там под обыкновенной каменной плитой. Для одних это служило истинным доказательством набожности, для других – пропуском в мир иной. Для дамы Пернель это была мечта, которую она лелеяла в течение нескольких лет. В глубине церкви она даже наметила старую часовню с растрескавшимся полом, где, если того пожелает Господь, она могла бы уснуть вечным сном рядом с супругом.

При мерцающих отблесках пламени свечей она шла, считая часовни, расположенные справа от нее. Вдруг в одной из них она услышала голоса. За решеткой два коленопреклоненных человека тихо разговаривали. Бросившись в тень от стены, она принялась лихорадочно искать выход из положения. Чтобы добраться до освященного места в глубине церкви, дама Пернель непременно должна была пройти мимо этих верующих.

Слишком велика была опасность, что они могут обернуться. Лучше было подождать, пока они закончат молиться. Но незнакомцы не молились. Напротив, они вели жаркий спор.

Дама Пернель подошла ближе. Теперь она различала статую святого, возвышавшуюся в часовне. Святой Антоний. Она улыбнулась. Теперь она знала, кто был там: братья Бартолеи, итальянцы по происхождению, ростовщики, дававшие в долг деньги и игравшие на курсе золота. Их ремесло было таким опасным, что они истово поклонялись святому Антонию, который, как гласила легенда, покровительствовал ворам и мошенникам.

– Я уже говорил тебе и повторяю, что придут англичане!

– Я уже говорил тебе и повторяю, что это россказни крестьян. Как только они видят шайку разбойников в касках и с пиками, они устремляются в город и кричат, что на них напали англичане.

– Это серьезные свидетельства. Я получил их от прево Нофля. Он видел, как собираются войска. И он приехал, чтобы забрать свои средства.

– Он наверняка нуждается в деньгах для какого-нибудь любовного приключения.

– Он забрал все свои активы и так спешно покинул город, будто за ним гнались черти. И я думаю, что нам стоит последовать его примеру.

Воцарилось молчание. Казалось, братьям потребовалось время, чтобы осознать всю важность полученных сведений. Дама Пернель слушала их, нисколько не беспокоясь. Вот уже несколько недель ходили разговоры о неизбежном нападении англичан, передовые отряды которых, как говорили, бродили по деревням. Все эти слухи совершенно не волновали ее, в отличие от братьев Бартолеи. У нее не было золота, и ей нечего было прятать. Вытащить мужа из передряги, в которую он попал, – вот что имело для нее значение. И действовать следовало быстро.

Ей непременно нужно было попасть в часовню. Возможно, она сумеет срезать путь, пройдя по хорам, прямо напротив алтаря. Это было самое заметное место в церкви, но если никто из прихожан не войдет, ей удастся пробраться незамеченной… Она сделала шаг вправо. Но пол, истершийся за несколько столетий, был неровным. Она споткнулась о выступавшую плитку, вытянула руки, пытаясь сохранить равновесие, но задела светильник, упавший на землю.

В часовне Святого Антония возникла паника. Братья, которые думали, что они одни в церкви, помчались вдоль нефа, ругаясь и крича, словно их преследовали демоны. Шум донесся до ризницы. Приходской священник стремительно спускался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Дама Пернель заметалась по церкви и оказалась в самой ее середине. Объятая ужасом, она обернулась. Прямо перед ней находился алтарь. На освященном камне она заметила серебряный фермуар. Не раздумывая, она сняла накидку, вытащила окровавленную книгу, найденную в подвале, и бросилась к фермуару, в котором лежала Библия. Резким движением она расстегнула аграф и заменила книгу.

Нечестивое произведение, принадлежавшее ее мужу, легло на место священной книги. Она сунула Библию под накидку и стремительно выбежала из церкви, словно от этого зависела ее жизнь.

Священник окинул взглядом церковь. Ни шума, ни демонов. Просто упал светильник. Он поднял его. Снова собаки, проникшие внутрь через открытую маленькую дверь. Такое случалось и раньше. Надо будет сказать об этом в одной из проповедей.

Направляясь в ризницу, он вспомнил, что в спешке забыл возблагодарить Господа.

– Боже всемогущий, прости меня за небрежность и прими мою молитву.

Священник опустился на колени перед алтарем, посмотрел на серебряный фермуар, освещаемый двумя длинными свечами, и простерся ниц перед священной книгой.

77

Нью-Йорк, Гарлем, наши дни

Он вышел из такси с неприятным чувством. На Нью-Йорк опустились сумерки, но об этой части Манхэттена можно было сказать, что тьма въелась в шероховатые камни. Вдали, на юге, виднелись золотистые отблески небоскребов. Здесь же первым, что бросалось в глаза, были стигматы нищеты и абсолютной разрухи. Контраст с южными кварталами оказался разительным. Он больше не находился в той же процветающей стране, на том самом континенте. Редкие прохожие, все чернокожие, пробирались, словно тени, по пустынной улице.

Воспоминания Марка не имели ничего общего с окружавшим его унылым пейзажем. Он только один раз приезжал в этот квартал, чтобы послушать Джеймса Брауна в легендарном театре «Аполло» на Сто двадцать пятой улице. Вечерний поход в черный квартал вместе с приятелями в 1980-х годах… Он помнил радостную толпу, окружавшую этот храм негритянской культуры. На этот раз он был один на враждебной ему территории.

Он посветил на план маленьким карманным фонариком, купленным на развале возле гостиницы. Храм или то, что от него осталось, находился в трех кварталах, занимавших на плане всего несколько сантиметров, но на самом деле почти в километре ходьбы. Марка застегнул черную полотняную куртку на «молнию» и быстро зашагал в направлении дома, отмеченного на плане. Он мог бы подождать до завтрашнего дня, но любопытство оказалось сильнее. Он должен был найти это место.

Вскоре он заметил человек десять негров, сидевших на тротуаре, по которому он шел. Из предосторожности он перешел на другую сторону улицы, не желая встречаться с ними, и двинулся дальше. Он свернул влево и двинулся вдоль огромного десятиэтажного здания с ветхим фасадом. Все окна были темными, кроме одного, светившегося словно чудом. Он спросил себя, каким образом в эту развалину поступает электричество. Улица же была погружена почти в кромешную тьму. На ней стояли несколько фонарей, но они не работали.

Он замедлил шаг и попытался различить номер улицы, указанный на ржавой вывеске. Ничто не соответствовало подсказкам, нарисованным на плане.

Он переоценил свое умение ориентироваться и углубился в мерзкую зону, почти точную копию квартала одного из балканских городов, разрушенных войной.

Он прошел еще метров пятьдесят до перекрестка, на этот раз освещенного, тоже, вероятно, чудом. Из левого тупика до него донеслись смешки и звуки музыки. Он осторожно приблизился и с ужасом увидел трех негров в жилетках и бейсболках, пинавших ногами пьяного нищего, который с трудом полз вдоль ржавых мусорных контейнеров, стоявших в проулке. Его мучители удвоили свои усилия. Один из них, самый старший, лет шестнадцати, поставил на землю огромный серебристый CD-приемник, который буквально выплевывал яростный рэп, немного смягченный вариациями на тему Седьмой симфонии Бетховена. Удары башмаков с железными набойками по телу несчастного наносились в соответствии с музыкальным ритмом.

Эти три типа вместе весили не меньше полутонны, не считая массивных стальных цепей, болтавшихся у них на шеях.

Нищий продолжал ползти. Его мучители смеялись, видя, как он извивается от боли. Марка почувствовал себя бессильным. Он должен был вмешаться, но легко мог получить по физиономии. Однако раздумывать долго ему не пришлось. Один из хулиганов заметил его и завопил, размахивая кулаками. Двое других прекратили выбивать чечетку на куче истерзанной плоти и стали наблюдать. Марка почувствовал, как в его крови повысился уровень адреналина. Подростки что-то крикнули на незнакомом ему языке. Однако он догадался о смысле. Теперь настала его очередь стать их жертвой. Когда он бросился бежать во весь дух по противоположной стороне улицы, единственным утешением ему служило то, что он дал нищему возможность передохнуть.

Юнцы бежали сзади, метрах в тридцати. Он слышал бряцание их цепей, которые они вращали над головой. Марка ринулся в узкую улочку, загроможденную ржавыми бытовыми приборами, – настоящее кладбище холодильников, кухонных комбайнов и стиральных машин. Он чуть было не упал, споткнувшись об остов мотоцикла, затем машинально свернул вправо.

Проход ему перегораживала куча мокрых кирпичей, каждый размером с носовой платок. Он резко остановился и протиснулся в ржавую цистерну, забитую мусором. Его сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он почувствовал под ногами мелкие предметы, которые разлетались со звуком разбиваемого стекла. Использованные шприцы. Вероятно, цистерна служила прибежищем для местных наркоманов. Он попытался установить контроль над дыханием. Давление крови в шее становилось невыносимым. Он проклинал себя, что не начал тренироваться с коллегами в спортивном клубе бригады.

Вдруг Марка услышал стук башмаков по щебенке, лежавшей менее чем в двух метрах от его укрытия. Шум нарастал, затем стал стихать. Он с облегчением ждал, когда он полностью исчезнет.

«Пусть мир воцарится в наших сердцах, пусть…» Чтобы успокоиться, он начал шепотом читать старинный ритуальный стих, который наизусть знают все масоны.

Едва он произнес последние слова надежды, как заслонка цистерны открылась со скрежетом ржавого железа. Один из юнцов стоял перед ним, держа в левой руке цепь, а в правой – разбитую бутылку. Смеясь, он вертел головой во все стороны. Его красные глаза почти вылезли из орбит. Марка раньше уже видел подобный взгляд у подростков не намного старше, когда в Париже, в районе Сталинградской улицы, преследовал банду грабителей. Явный любитель кокаина. Юнец был пропитан этой дрянью до мозга костей. Находясь под действием химической субстанции, он мог его зарезать, не испытывая ни малейшего чувства вины.

Антуан знал, что есть только один выход – нападение. Он бросился на юнца, весившего по крайней мере на четырнадцать килограммов больше, чем он сам. Выбросив руку вперед, он ударил обидчика прямо в живот. У того перехватило дыхание, и он покачнулся. Когда Антуан отводил руку, негр ударил его цепью. Вскрикнув от боли, француз занял оборонительную позицию. Если дело пойдет так и дальше, он долго не продержится. Преимущество юнца заключалось в том, что он был вооружен и казался взбешенным до предела. Марка попытался вспомнить приемы кравмага, боевого искусства, разработанного израильской полицией и применявшегося в отдельных подразделениях полиции Франции. В последний момент он уклонился от цепи, промелькнувшей в двух сантиметрах от его лица. Надо было брать инициативу в свои руки. Он слегка нагнулся, напряг указательный и большой пальцы и нанес точный удар своему противнику туда, где челюсть соединяется с шеей. Колосс закричал замогильным голосом, словно из его легких вышел весь воздух, застыл на месте, посмотрел на Марка удивленным взглядом и упал.

Антуан выпрямился и осмотрелся. Двое других не замедлят прийти на помощь своему приятелю, поэтому лучше было уйти. Вымещая злобу, он ударил каблуком по кисти негра. Он понимал, что это бесполезно, вернее, подло, но, поступив так, он испытал облегчение. Его темная сторона, как сказала бы бывшая жена, которая не раз делала ему замечания по поводу жестокости, всегда готовой вспыхнуть в нем.

Он отряхнул куртку, выругался, задев по неосторожности место, куда попала цепь, и пошел, сдерживая дыхание.

Марка выбрался из тупика, погруженного во тьму, держась рукой за стену.

Когда он дошел до главной улицы, воцарилась ночь.

Марка бросился бежать.

78

Париж, дом палача, 21 марта 1355 года

– Мы стоим у самых истоков всего, – повторил Бернар де Ренак, – и мы манипулировали палачом, чтобы он нашел для нас книгу.

– Но почему он? – осмелился спросить Фламель.

Хранитель печатей посмотрел на труп рассеянным взглядом.

– На фанатиков всегда можно положиться. Он ненавидел книги. Достаточно было пустить его по следу.

– Но откуда вам известно, что ему удалось найти книгу?

Бернар де Ренак посмотрел Фламелю прямо в глаза.

– Потому что мы следили за ним. Как и вы.

Объятый ужасом переписчик поперхнулся. Бернар де Ренак чувствовал себя обязанным первым узнавать обо всех делах в королевстве.

Никто, кроме самого Бернара де Ренака, не знал, какое количество интриг, заговоров и лицемерия необходимо для того, чтобы стать хранителем печатей.

Нельзя сказать, что все придворные честолюбцы мечтали получить эту должность, но держать в своих руках правосудие и тайную полицию королевства означало иметь такую власть и подвергаться такой опасности, что все дрожали перед хранителем печатей. Это также означало, что всем, кто добивался этой должности, непременно приходилось отражать недозволенные удары, пресекать попытки нарушить сложившееся равновесие и даже способствовать исчезновению неугодных.

Продвигаясь наверх, Бернар де Ренак научился владеть своим лицом как актер, превратив его в свое лучшее оружие. И каждый раз, когда он видел результат, его захлестывала волна удовольствия.

Лекарь Аркур хранил молчание. Сидя на стуле, он смотрел на труп, к которому так неосторожно приблизился. Несомненно, он перебирал в уме все свои связи начиная с короля. Время от времени он поднимал голову и смотрел на присутствовавших самодовольным взглядом. Но иногда он опускал глаза и нервно потирал руки.

Хранитель печатей внимательно наблюдал за его реакцией. Лекарь, пусть даже королевский, отныне не представлял особого интереса. Он превратился в пешку в игре, сложный смысл которой ему никогда не понять. И обуревавшие его мысли не имели ни малейшего значения.

Гораздо интереснее был Фламель, примостившийся в уголке у окна. Он забыл о своем письменном приборе, перьях, пергаменте, похожий на дичь, попавшую в силок. На зайца, который лихорадочно ищет выход, чтобы убежать.

Бернар де Ренак погладил бороду. Он думал о том, какая буря бушует в мозгу переписчика. Безумная, беспорядочная реакция на то, что он оказался в зыбком центре дела, которое продолжало запутываться. Конечно, на первом плане события лихорадочно сменяли друг друга, но за кулисами все обретало стройную форму.

При условии, разумеется, что Фламель согласится сотрудничать. А для этого надо было действовать. Быстро и энергично. Он крикнул:

– Фёбла!

Поджарый мужчина с красным лицом покинул свой пост у дверного проема и широким шагом приблизился к хранителю печатей.

– Прикажите двум своим людям тайно вынести тело палача. Пусть они доставят его в монастырь доминиканцев и положат в одну из келий. Там прохладно. Это поможет. Внизу я видел ковер. Заверните в него тело и вынесите вместе с мебелью. Если вас будут спрашивать на улице, скажите, что это доказательства, необходимые для следствия.

Повернувшись к Фламелю, Бернар де Ренак заявил:

– Фламель, я полагаю, мы должны поговорить наедине…

Он сделал знак Фёбла, направившемуся в центр комнаты, и произнес:

– Non nobis domine sed nomine tuo. [18]18
  Не ради нас, Господи, но во имя Твое ( лат). ( Примеч. пер.)


[Закрыть]

С быстротой молнии Фёбла поднес руку к поясу и вытащил кинжал.

Когда Аркур заметил это, его живот уже разверзся и кишки вывалились со странным бульканьем. Он упал в лужу крови.

Ренак подождал до тех пор, пока тело не перестало двигаться, и повернулся к Фламелю, который с ужасом смотрел на него.

– Non nobis domine sed nomine tuo, – повторил дворянин. – Мне всегда нравилось это выражение тамплиеров. Им можно все оправдать… Вы видели, мой дорогой переписчик, как этот несчастный неожиданно сошел с ума и вспорол себе живот? Я скажу нашему доброму королю, чтобы он подобрал себе другого лекаря.

Хранитель печатей погладил свою бороду.

– Вы мне расскажете о книге, дорогой Фламель?