Текст книги "Братство смерти"

Автор книги: Эрик Джиакометти

Соавторы: Жак Равенн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

20

Париж, улица Святого Иакова, 14 марта 1355 года

На следующий день после казни дама Пернель заметила, что ее муж более молчалив, чем обычно. Однако она отнеслась к этому философски. Никола был ее третьим мужем, и она знала, что следует делать, а главное – чего не следует делать, когда мужчины становятся отчужденными. Спускаясь по лестнице, она думала о своих двух первых мужьях, почтенных мужчинах, порядочных горожанах, пожелавших взять ее в жены, первый – из-за ее молодости и красоты, а второй – из-за денег, которые она принесла в приданое.

Дама Пернель считала, что в мужских сердцах нет места для возвышенных чувств. И душевные переживания супруги – это последняя забота, которая могла их снедать. Долг женщины состоял в том, чтобы быть хорошей женой, преданной матерью и верной супругой. Если женщина будет соблюдать эти заповеди, она, вероятно, проживет спокойную жизнь, во всяком случае, перед ней распахнутся врата рая. Дама Пернель была набожной особой и усердно посещала церковь Святого Иакова, к которой примыкала семейная мастерская. Она жила в согласии с верой, каждый день молилась и соблюдала все религиозные праздники. Для нее, познавшей трех мужей и превратности бытия, спасение находилось именно там. В вере. В абсолютной вере. Без всяких сомнений и вопросов.

Дама Пернель смотрела на мужа, ходившего от одного ученика к другому. Длинным росчерком пера он исправлял прописную букву. Казалось, он был поглощен работой. Однако его взгляд блуждал где-то далеко, гораздо дальше изящно расписанной страницы.

Она всегда боялась книг, поскольку Никола не просто их переписывал, но и с удовольствием читал.

Особый страх дама Пернель испытывала перед книгами с причудливыми буквами и фантасмагорическими рисунками, которые порой приносили ее мужу монахи, вернувшиеся с далекого Востока. Казалось, Фламеля зачаровывали эти пергаменты, найденные в древних библиотеках Константинополя или храмах Иерусалима. Однажды она даже увидела, как муж переписывает уже сделанную копию. Она знала, что в подвале, в стенном шкафу, забаррикадированном тяжелой деревянной дверью, Фламель хранил произведения, о которых было известно лишь ему одному.

Она так и не осмелилась доверить эту тайну своему духовнику, опасаясь, как бы несчастье не обрушилось на ее дом. Однако даму Пернель бросало в дрожь от одной только мысли, что тем самым она подвергает свою душу огромной опасности. А по возвращении у Никола, спускавшегося в подвал со свечой в руке, лицо лихорадочно горело. И он долго не мог уснуть.

По правде говоря, дама Пернель ненавидела книги. Но еще больше она ненавидела странных клиентов, приходивших в ночи со свитками, спрятанными под одеждой. Фламель всегда впускал их в дом, предлагал выпить и усаживал у очага. Он знал, что незнакомец постепенно успокоится, и тогда между ними установится доверие. Однажды он сказал ей, что, когда в ночи появляется неизданная рукопись, к свету устремляется целый рой человеческих мыслей.

Когда дама Пернель вернулась в комнату, ее муж задумчиво разглядывал какую-то книгу. Она кашлянула. Фламель только что вывел заглавную букву. Он посмотрел в окно, на минуту застыл, а потом пересек комнату большими шагами. Жена Фламеля попыталась понять, что же его взволновало, но напрасно.

Когда Фламель выходил, он бросил на нее взгляд.

Взгляд человека, увидевшего наяву дьявола.

– Мэтр Фламель, мне нужно поговорить с вами.

Никола резко остановился. Перед ним стоял его новый сосед. Человек, одетый во все черное. Но только на этот раз на нем не было капюшона. На мертвенно-бледном лице резко выделялись синяки под глазами. Художник отвел взгляд. Ему казалось, что он видит обнаженный череп. Странный посетитель продолжал пристально смотреть на него.

– Вы ведь превосходный переписчик, не так ли? Я тоже в определенном смысле мастер своего дела, но в совершенно особой области, на службе воли Господа. Меня зовут Жеан. Жеан Артус.

Никола снял шапку.

– А меня Никола. Никола Фламель. К вашим услугам.

Улыбка пробежала по белому как мел лицу палача.

– Совершенно верно.

На улице некоторые торговцы открывали свои лавочки. Но многие не спешили. Накануне они еще долго веселились. Жеан Артус презрительно смотрел на суетящихся горожан.

– Что вы думаете о вчерашней казни?

– Что суд короля был истинным и справедливым.

Палач снова скривил губы, изобразив подобие улыбки.

– А вы осторожный человек, мэтр Фламель. Ни одного лишнего слова.

– Работа переписчика не располагает к откровениям.

– Действительно, это ремесло одиночки. Как и мое.

Никола Фламель замолчал. Разговор принял оборот, который ему совершенно не нравился.

– Мэтр Фламель, вы хороший христианин? Не волнуйтесь! Я вовсе не собираюсь тревожить вашу душу. Просто мне нужны ваши знания и опыт.

Художник сразу же расслабился.

– Вам понадобилось переписать книгу. Отца Церкви, несомненно. Я уже…

– Нет. Мне просто нужен человек, умеющий писать под диктовку и забывать, что он слышал. Вы ведь такой человек, мэтр Фламель?

21

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Человек в капюшоне шел быстрым шагом. Ему не нужен был свет. Он ходил по этому пути не один десяток раз и поэтому свободно ориентировался, слегка прикасаясь ладонью к заскорузлым стенам подземелья.

Власть заключается в абсолютном, тотальном контроле. Я люблю мрак.

Он перепрыгнул через три ступеньки, ведущие к выходу. Вскоре он выберется на свежий воздух. Он торопился домой, чтобы принять горячую ванну. Постепенно он выйдет из своей роли. Он вернется к нормальной жизни, мирскому существованию, станет спрашивать у жены, хорошо ли выучил уроки их сын, подогреет в микроволновой печи еду, приготовленную домработницей Мартой. По мере удаления от храма его вновь начала обволакивать пелена тупости. Мало-помалу брат-мститель исчезал.

Вдруг перед ним возникло лицо калеки.

Я оплакиваю их, когда они страдают. Почему они не понимают, что я снимаю с них оковы? Я есмь ветер и буря. Я есмь месть.

Он почувствовал, как пальцы прикоснулись к железному кольцу. Четким движением руки он потянул кольцо на себя, и дверные петли заскрежетали. Свежий ветер ударил ему в лицо.

Я есмь брат по крови. Навечно.

В желудке заурчало.

Я голоден, кровь моя!

Он обернулся, услышав шаги, и улыбнулся. Этот оказался хитрее других, но он предусмотрел подобную возможность.

Луч фонаря освещал то землю, то стены, изъеденные сыростью. Марка посмотрел назад. Сводчатый зал превратился всего лишь в далекий огонек. Марка прикинул и решил, что прошел сотню метров. Следы были довольно четкими. Теперь он был уверен, что убийца избрал этот путь. Он не мог бежать: с потолка свисали железки, которые чуть было не выкололи ему глаз.

Он знал, что метрах в двадцати над ним прохожие и машины кружились в бесконечном танце, но здесь, в этой дыре, в одиночестве, он чувствовал, что утратил связь со временем.

Коридор сузился и повернул вправо. Вдруг сердце Марка бешено забилось. Перед ним возникла тень. Инстинктивно полицейский упал на бок и нажал на кнопку электрошокера. На несколько секунд вспыхнувшая в подземелье молния разогнала тьму. Антуан понял свою ошибку, увидев балку, свалившуюся на брус. Он побежал. Ему необходимо было добраться до конца туннеля, поскольку теперь он не сомневался, что осторожный убийца не станет дожидаться его в середине. Возле правой стены послышалось какое-то шуршание. Марка повернул фонарь и увидел серых крыс, глаза которых ярко заблестели на свету. Крысы направлялись в сторону Антуана, нисколько не обеспокоенные его присутствием. Они просто перебирали лапами по рыхлой земле. Антуан едва не пнул их ногой и отошел подальше. Подземный ход немного расширился слева, затем превратился в узкий коридор длиной несколько метров и неожиданно вывел в прямоугольную комнату.

Вдоль стен под самым потолком прямо в камне были вырезаны символы. Компас, наугольник, свинцовый прут, две колонны… При виде этих знаков, знакомых каждому масону, Антуан вновь обрел уверенность. Более столетия назад неизвестные братья оставили свои следы в этом лабиринте. Братья, превратившиеся теперь в прах… Марка мысленно произнес ритуальную фразу в память о них. Он направил луч света на переднюю стену и увидел дыру, достаточно широкую, чтобы в нее пролезть. Сбоку на проржавевшей металлической планке был выгравирован еще один масонский символ – веревка с узлами. Антуан подошел к проему и осветил его фонарем.

Тяжелый запах тины ударил ему в нос. Рыхлая песчаная почва была мокрой, словно мостовая после дождя, и круто спускалась слева. Антуан едва не упал, споткнувшись о груду строительного мусора, разделявшую два подземелья. Он удержался на ногах, схватившись за обломок камня. Из подушечки указательного пальца потекла тоненькая струйка крови. Он выругался и стал вспоминать, делал ли он в сорок лет повторную противостолбнячную прививку.

Когда Антуан вошел в проход, ведущий вниз на добрый десяток метров, запах стал удушливым. Туфли на кожаной подошве скользили, как по льду, замедляли шаг и заставляли его передвигаться смешной утиной походкой. Вскоре он добрался до впадины диаметром три метра, дно которой было вымощено огромными плитами. Проходившие по стенам толстые трубы, похожие на сточные коллекторы, покачивали твоими темными горловинами.

Над одним из коллекторов Антуан заметил несколько железных ступенек, ведущих к приоткрытой железной решетке, укрепленной на самом верху впадины. Он ловко запрыгнул на трубу и стал взбираться по лестнице.

Вдруг раздался оглушительный грохот. Он повернул фонарь и с ужасом увидел, что у него под ногами обвалилась каменная стена. И почти одновременно с пронзительным скрежетом захлопнулась решетка. Комиссар слишком поздно понял, в какую ловушку он попал. Он направил фонарь вверх.

В слабом мерцании фонаря появилась голова человека в капюшоне. Огромные глаза, искаженные лучом света, буквально впились в полицейского. Человек был похож на демона, выскочившего из первого круга ада. Впервые за долгое время Марка почувствовал, как его охватывает панический страх.

22

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Художник с улицы Святого Иакова покинул супругу, сославшись на заказ, который невозможно выполнить в мастерской. Богатый клиент хотел сделать копию бесценной книги, но требовал, чтобы мастер работал у него дома. Доверчивая дама Пернель не стала возражать и пожелала мужу доброй ночи, нисколько не догадываясь, куда именно тот пойдет.

Приблизившись к Дворцу правосудия, расположенному на острове Сите, Фламель позаботился, чтобы его чернильница, пергаменты и перья не пострадали при обыске. Он вовсе не хотел, чтобы новый заказчик отказался от его услуг.

Когда Фламель попал внутрь, лакей повел его по лабиринту темных лестниц и комнат, а затем передал двум стражникам, стоявшим возле узкой двери. Фламеля опять обыскали, на этот раз более тщательно, и наконец разрешили спуститься по винтовой лестнице.

Стоя на последней ступени, его ждал палач. Как раз в этот момент колокола собора Парижской Богоматери зазвонили к вечерне.

– Вы пришли вовремя, мэтр Фламель, это хорошо. Входите. И главное… Смотрите внимательно!

Фламель так никогда и не смог забыть увиденного. К камню была привязана женщина. Подойдя ближе, он увидел, что она очень молода. И очень красива, хотя пытки исказили ее черты, изуродовали руки, покрыли живот рубцами.

– Она красива… как дьявол. Мы учинили ей обычный допрос. Просто немного надавили физически. Ничего из ряда вон выходящего. Но если она будет продолжать упрямиться, нам придется применить более эффективные меры.

Палач небрежно приподнял волосы, слипшиеся от пота. Художник был в ужасе. Ему ни за что на свете не следовало соглашаться… Он осмелился открыть рот.

– Она… Ну… У нее кляп. Чтобы говорить…

– Вы спрашиваете, почему я не вытащил эту тряпку? Именно для того, чтобы она не могла говорить. Чтобы страдание освежило ее память. Чтобы она вспомнила все, что должна сказать мне.

Глаза девушки засверкали от слез. Никогда прежде Фламель не видел столько мук в человеческом взгляде.

– Вы не знаете, кто она, не так ли?

Художник ничего не ответил.

– И несомненно, было бы лучше, если бы вы об этом никогда не узнали. Но все же я вам скажу. Нас только двое в ночи. Мне никто не придет на помощь. Я расскажу вам ее историю. Короткую историю ее жизни.

– Уверяю вас…

– Достаточно, – оборвал Фламеля палач. – Я вам расскажу об этой заблудшей душе по одной-единственной причине. Если когда-нибудь о ней поползут слухи, я буду знать, кто проболтался, и…

Никола открыл рот, пытаясь возразить.

– …и вы умрете.

23

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Убийца стоял молча, неподвижно, словно ничего не ожидая, почти в метре от Антуана. Комиссар взлетел по ступенькам и вцепился в решетку. Он просунул руку между прутьями, чтобы схватить противника. Но напрасно.

– Подонок, открывай немедленно! Сейчас приедет полиция! – завопил он, охваченный неистовой яростью.

Но противник оставался невозмутимым. Он молча разглядывал комиссара, словно энтомолог, стоящий перед пригвожденным к дощечке насекомым, дрыгающим лапками в попытках избежать препарирования.

– Скажи что-нибудь, сукин сын! – зарычал Марка.

Он находился сантиметрах в двадцати от лица убийцы. Их разделяла только решетка, проржавевшая, но не поддававшаяся его неистовым усилиям. Антуан спустился на несколько ступеней и попытался сесть на толстую чугунную плиту. При свете факела он осмотрел весь туннель в поисках скрытого выхода. Обрушившаяся стена казалась еще более неприступной, чем решетка. Его обуял страх. По логике вещей, полицейские должны были уже прибыть в резиденцию, а охранник предупредит их, что Антуан Марка ведет поиски в подземелье. Значит, они вскоре появятся. В худшем случае они наткнутся на стену, преградившую ему путь. Он также мог бы выстрелить наудачу из электрошокера через решетку, чтобы обезвредить маньяка.

Внезапно его ноги почувствовали странную вибрацию. В трубе, на которую он опирался, раздался какой-то гул. Вероятно, он находился недалеко от линии метро, а из-за приближения поезда кругом задрожала земля.

Сила толчков нарастала, и вскоре они превратились в стаккато чавканья и бульканья. Комиссар с ужасом увидел, как из трубы вырвалась струя грязной воды и потекла во впадину. Одновременно из двух других коллекторов потек такой же серый поток. Едкий зловонный запах ударил комиссару в нос. Гнилая вода уже заполнила всю впадину. Комиссар рванулся вверх и сразу же понял, что слив забит и не позволяет воде течь вниз. Рокот нарастал.

Вдруг раздался голос убийцы.

– Ну, брат мой, как видишь, братья, построившие это подземелье, проявили чудеса смекалки. Они старательно замаскировали выход из этого помещения для сбора сточных вод. Стена, блокирующая вход, хотя и возведена из кирпичей, практически непроницаема… Подумай только, они выходили из подземелья через решетку, как это сделал я, и приводили в движение систему, наполняющую впадину почти до краев.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Ты хочешь меня разговорить, брат мой? Впрочем, это может послужить тебе некоторым утешением. В нашей семье из века в век передают по наследству планы подземелья. Мой отец не сомневался, что однажды они мне пригодятся.

Антуан кусал губы. Следовало выиграть время и найти выход.

– Полагаю, вода поднимется до решетки, и ты с наслаждением будешь смотреть, как я тону, – произнес Марка как можно более непринужденно.

Убийца пожал плечами.

– Можно сказать и так. Этот поток экскрементов мира профанов, остановленный стеной, которую построили масоны, чтобы вход в храм оставался неповрежденным, может служить великолепным сюжетом для притчи.

– Псих…

– Ну-ну! Больше достоинства! Значит, так ты разговариваешь с братом? Почему ты не относишься ко мне с уважением, соответствующим моему званию и градусу?

– Сумасшедший дом… Какое звание? Какой градус? А ты, почему ты не приходишь на помощь брату везде, от полудня до полуночи?

– Я тебе уже сказал, мое звание обязывает к мести. Что касается твоего спасения, боюсь, это не отвечает моим интересам. Я спрашиваю себя…

Марка едва слышал его. Слова палача тонули в грохоте, вырывавшемся из коллекторов. Вода стремительно поднималась. Он почувствовал, что она добралась до щиколоток. Он изменил положение тела, но понимал, что долго не продержится.

Антуан закричал во всю мощь своих легких:

– На помощь! Я здесь!

Человек в капюшоне ухмыльнулся.

– Сомневаюсь, что наши братья находятся по ту сторону стены. И даже если это так, они ничего не сумеют сделать, если только не принесли с собой взрывчатку.

Вода добралась до бедер. Поясница погрузилась в зловонную ледяную жидкость. Антуан соскользнул с трубы и попытался удержаться на плаву в этой клоаке. Он хлебнул немного сточной воды, и его чуть не вырвало. Было настолько холодно, что он не чувствовал своих конечностей. Потолок неумолимо приближался. Вокруг него все вращалось в каком-то водовороте. Марка почувствовал, как вдоль бедра что-то скользнуло, словно водоросль. Он резко отпрянул, охваченный ужасом, и едва смог выговорить:

– Но почему…

– Я всего лишь выполняю свой долг. Ты не сможешь понять.

До потолка оставалось всего лишь сантиметров десять. Марка подсчитал, что через одну-две минуты вода поднимется до самого верха и он утонет. Он видел только один выход: смерть.

24

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Смерть. В тот момент, когда Никола Фламель переступал через порог этого зловонного логова, он подозревал, что встретится с подобной угрозой. Но как ни странно, в это самое мгновение его беспокоила скорее не собственная жизнь, а судьба несчастной девушки. Он мысленно обратился с молитвой к Деве Марии, прося ее защитить эту несчастную. Господь не может позволить, чтобы произошло нечто ужасное. Этот взгляд… Это были глаза самой невинности.

Палач обошел вокруг пыточного ложа и сел на узкую каменную скамью, стоявшую у стены.

– Она приехала в Париж три недели назад вместе с тем евреем, которого король пригласил из страны, находящейся по ту сторону Пиренеев. С этим проклятым, которого сожгли вчера вечером. По его словам, она приходится ему дочерью и сопровождает его от самой Испании. И опять-таки по его словам, она не умеет говорить. Немая от рождения. На деле это уловка, чтобы скрыть правду. Она ни слова не знает по-испански. – Улыбка, пронзительная, словно острие бритвы, озарила лицо палача. Он добавил: – С тех пор как ее доверили мне, следствие продолжилось. Вскрылись новые обстоятельства. Весьма серьезные обстоятельства.

Переписчик судорожно дышал, а Жеан Артус продолжал:

– Путь из Испании неблизкий. Чтобы заработать на жизнь, этот сын Сиона использовал свой талант лекаря. По дороге он везде, где мог, лечил больных. То в городе, то в монастыре. Ищейки короля с поразительной точностью восстановили его маршрут. Все были довольны его услугами. Опрошенные пациенты без устали расхваливали его, даже если не исцелились.

– Несомненно, это дар Божий, – предположил Фламель, лицо которого покрылось потом.

– Или творение дьявола, – поправил палач. – Близ Кагора, в Керси, его позвали к постели больной женщины. Благородной женщины.

Прерывистое дыхание Фламеля отражалось от стен, пропитанных кровью.

– Да, благородной, – повторил Жеан. – Когда речь идет об их жизни, эти презренные дворяне готовы идти на любые компромиссы. И даже доверить свою судьбу еврею.

– Любое Божье создание боится предстать перед своим творцом, это можно понять, – произнес художник.

– Вам приходится переписывать слишком много дурных клятв, – усмехнулся палач. – Подумайте лучше о притчах Господа Бога нашего о богатых и власть предержащих. Для них двери рая закрыты и никогда не откроются. Поверьте мне, всем дворянам уготованы страшные муки ада.

Палач протянул руку в сторону тела, привязанного к шершавому камню.

– Но вернемся к женщине. Она выжила. Еретик дал ей лекарство под названием «питьевое золото», так называемый «золотой напиток». Дьявольскую настойку. Демоническое снадобье, от которого рассудок слабой женщины помутился.

Фламель не осмеливался задать вопрос. Артус заговорил тихим глухим голосом:

– Однажды утром он ушел. О скандале рассказали слуги.

– О скандале, мессир?

– Женщина была вдовой. Вдовой, но матерью. Она продала дочь в обмен на выздоровление. Она сделала родную дочь продажной девкой. И отныне дочь осквернена. Осквернена до самой глубины своего тела.

Палач понизил голос, словно обессилел. Фламель инстинктивно перекрестился. Это было сделкой. Дьявольской сделкой.

«Жизнь в обмен на невинность», – подумал он.

Палач смотрел на жертву пронзительным взглядом.

– Она во всем нам признается, а потом я ее очищу. – Он колебался только одно мгновение. – Через то место, которым она согрешила.