Текст книги "Братство смерти"

Автор книги: Эрик Джиакометти

Соавторы: Жак Равенн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

45

Наши дни

«Аврора Париж» «Авроре Источнику»

23 часа 09 минут по Гринвичу

Еженедельный отчет

Курс

Рынок выдержал. Наши оценочные курсы, индексированные Банком Франции, удержались на уровне, предсказанном «Авророй Лондон». Полученные данные указывают, тем не менее, на большую вероятность падения примерно на 0,2 пункта в течение следующей недели.

Напоминаю о курсе Банка Франции на слитки весом один килограмм.

Основные показатели (в приложении курс Банка Франции с января 1999 года в HTML).

Первая котировка, январь 1999 года: 7 950 евро.

Первая котировка, январь 2005 года: 10 750 евро.

Первая котировка, январь 2007 года: 15 400 евро.

Котировка текущей недели: 15 900 евро.

Движение

Согласно надежному источнику из Лугано, HKBI (Банк Гонконга) выставит на торги в период с сегодняшнего дня до 27 числа этого месяца лот в 2000 слитков. Представитель указывает, что продажа будет осуществляться семью траншами – либо лотами в 20 слитков, либо единой поставкой. С вероятностью 78 процентов можно утверждать, что золото прибудет из китайской акционерной материнской компании, входящей в структуру HKBI.

Было бы уместно, чтобы «Аврора Гонконг» сумела приобрести единую поставку либо получила гарантии на каждый слиток. Напоминаю, что банк «Red Dragon Bank», расположенный в Шанхае и являющийся акционером HKBI, два года назад вмешался в дело о слитках золота, поставленных из Осло. Напоминаю также, что сердцевина каждого десятого слитка золота была изготовлена из железа.

Контроль над общей суммой

Банк Франции не намерен расставаться с 1,5 тоннами своих резервов до июня текущего года. Пункт будет определен в следующем месяце.

Разное

Установлен контакт с Университетом Тулузы и Европейским космическим агентством с целью бюджетного участия в научно-исследовательской программе по использованию листового золота в спутниковых панелях. О результатах нам сообщат.

Согласно агентству Франс Пресс, в тюрьму Френа был посажен мошенник, выдававший себя за алхимика. По Интернету он продавал так называемый метод Фулканелли – метод изготовления золота. Полиция нашла у него дома мини-лабораторию, где была установлена печь и хранились химические препараты. Мужчину должны отправить на психиатрическую экспертизу.

Конец связи

46

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, ночь

Фламель дважды постучал в деревянную створку, закрывавшую дверь его соседа. Он прислушался. Тишина, затем раздался звук приближающихся шагов. Дверь распахнулась.

Казалось, палач не удивился, увидев Фламеля. Он жестом пригласил его войти. В комнате стоял только стул, один-единственный стул. Палач сел на реборду очага.

– Вы ранняя птичка, мэтр Фламель! Что же вас тревожит?

Услышав последние слова, Фламель вздрогнул. Это был сигнал, что сражение началось.

– Мне снятся плохие сны.

Палач хранил странное спокойствие, словно это его не касалось. Он встал, взглянул на забрезживший рассвет и усталым голосом ответил Фламелю:

– Нам всем снятся плохие сны, и я не исключение из общего правила. Тем не менее ни один из моих снов никогда не заставлял меня переходить улицу, чтобы поговорить о них с соседом.

– Несомненно, это потому, что ваш сосед вам не снится.

Жеан Артус резко поднял голову.

– Неужели это я являюсь вам в кошмарных снах, мэтр Фламель? Кто же преследует вас по ночам?

– Подумайте хорошенько.

Художник неожиданно повысил тон. Он боялся не столько палача, сколько самого себя. Прежде чем ответить, Артус немного помолчал.

– Разве судьба этой девушки вас так сильно беспокоит?

– Прошу вас! Вы человек Бога, а мой разум в смятении. Я боюсь, что согрешил…

– Помогая мне? Но вы ничего собой не представляете. Ничего, кроме ушей и руки.

– А совесть? Совесть, которая постоянно напоминает мне…

Подойдя к очагу камина, палач собрал остывший пепел в ладонь и высыпал его сквозь пальцы.

– Совесть! Да что вы знаете о совести, вы, обязанность которого состоит только в переписывании?

– Я не только переписывал, мессир, я также слышал. И жалобы этой несчастной женщины звучат в моем сердце. Они смущают мою душу.

– Что же вы слышали?

Голос Жеана Артуса зазвучал приглушенно.

Внезапно Никола понял, что происходит в мозгу палача. Палач не верил в совесть Фламеля. Он слушал только потому, что подозревал его. Артус продолжал:

– Вы уверены, что вас мучает только судьба этой несчастной, мэтр Фламель? В своих снах вы можете испытывать другие желания… более материальные. На этом допросе было многое сказано… – Фраза повисла в воздухе. Художник не решался ответить. – Этот человек, сожженный на городской площади, – как вы думаете, что он искал ценой своей жизни?

– Если вы хотите поговорить о тайне золота, то она, возможно, интересовала этого человека, но не меня. Двери рая открывают вовсе не богатства этого мира.

– Золото развращает, мэтр Фламель. Вот почему оно должно оставаться редким. Если золота станет много, человек будет жить только ради него и Царство Божье прекратит свое существование. Мы преследуем всех изготовителей золота, тех самых, которых называют алхимиками, исключительно ради того, чтобы сохранить надежду человека на будущую жизнь, лучшую, чем в этом мире.

Фламель молчал. Он думал о запрещенных книгах, которые прятал в своем подвале. Палач продолжал, словно говорил сам с собой.

– Неизвестно, откуда они появились, от каких еретиков произошли. Но вот уже на протяжении целого столетия они возникают и исчезают. Солнечный диск то и дело покрывают затмения. То они объявляются в Испании, где вербуют и обучают своих учеников. Порой один из их приверженцев творит чудеса при княжеских дворах Германии, а затем пропадает из виду. Но все они обещают одну и ту же власть, одну и ту же иллюзию: сделать золото по желанию.

– Единственное золото, которое я хочу иметь, – это то самое, которым я украшаю свои книги, расцвечивая их солнечными отблесками. Никакого другого золота я не знаю.

Сидя на скамье, палач бросил быстрый взгляд на деревянный сундук, стоявший в углу возле камина.

– Вы известный переписчик, мэтр Фламель, уважаемый миниатюрист. Неужели вас никогда не просили переписать книгу со странными рисунками или текст на незнакомом вам языке? Например, такую книгу, как эта?

Вынув украшенный миниатюрами манускрипт из сундука, Жеан Артус положил его на стол. Фламель протянул было руку, чтобы взять книгу, но вовремя опомнился.

– Вновь говорю вам, мессир, меня заботит только спасение моей души. И поэтому я хочу знать, что случилось с этой женщиной, чтобы на мне не лежала греховная вина за ее насильственную смерть. Когда я очнулся после обморока… ее там не было.

Палач с раздражением покачал головой.

– Она жива. В настоящее время она либо находится на пути в свою провинцию, либо уже воссоединилась с семьей.

– Тогда почему же она меня преследует по ночам?

47

Париж, музей Карнавале

Антуан на минуту остановился возле прекрасного сада, разбитого перед входом в музей. После развода он ни разу не приходил сюда. Ему мешали тоскливые воспоминания. Он с грустью смотрел на подстриженные секатором живые изгороди, на симметричные цветочные партеры, на всю эту классическую геометрию, которая резко контрастировала с состоянием его души. Вот уж действительно, ностальгия – не его стихия, особенно если воспоминания наполнены гневом и горечью. Еще один отрывок из прошлого, о котором он мог рассказать только сыну. Именно с ним и бывшей женой он провел однажды вторую половину выходного дня, осматривая музейные залы со скрипящим паркетом. Плохая идея в дождливое воскресенье. Уже на втором этаже их в ту пору трехлетний сын начал ныть, а затем заплакал ко всевозрастающему отчаянию матери. Несколько месяцев назад она взбунтовалась, не желая, чтобы ее личная жизнь сводилась лишь к единственной роли – роли домохозяйки. Это был ее выбор, однако она недооценила препятствия, которые множились на ее пути.

Ей не хватало профессиональной деятельности, а частые отлучки мужа не способствовали улучшению семейного климата. Каждый раз, возвращаясь домой, Антуан выслушивал одни и те же упреки, хотя, опустошенный усталостью, он мечтал лишь о заслуженном отдыхе. Очень скоро упреки вылились в повседневные стычки, пусть порой бывали и передышки: когда он целый день занимался с сыном или когда Изабель решала куда-нибудь сходить всей семьей, чтобы разрядить обстановку. Как в то утро, когда они отправились в музей, расположенный рядом с их домом.

Однако прогулка вылилась в открытую войну. Антуан уже не помнил, кто первым метнул копье, но ответ последовал незамедлительно. Словесная перепалка с каждым словом становилась все более ядовитой. До тех пор пока Изабель не удалилась, яростно постукивая каблуками. А затем для Антуана наступила ночь, которую он провел в одиночестве на раскладушке в своем кабинете.

– Анну Эрвье, пожалуйста, – Антуан показал полицейское удостоверение, – у меня назначена встреча.

Вахтер, уроженец Антильских островов с ослепительными зубами, знаком предложил ему подождать.

– Я позвоню в секретариат мадам хранительницы, чтобы узнать, сможет ли она вас принять.

– Пожалуйста, – ответил удивленный Антуан.

Он вновь взглянул на сад, разбитый в идеальном порядке. Возможно, на высокомерного вахтера влиял сам дух этих мест. Постоянно созерцая контролируемую строгость сада, он не мог не преисполниться холодной иерархической торжественности.

– Комиссар, – прозвучал за его спиной мелодичный голос, – я решила сама спуститься к вам. В нашем музее легко потеряться. Это настоящий лабиринт.

Антуан наслаждался улыбкой фарфоровой куклы, завершившей фразу.

В облике Анны Эрвье все казалось хрупким. От взгляда голубоватых глаз до ног, тонких, как стебельки цветов.

– Мадам хранительница… – начал Марка.

– Все зовут меня Анной. Начиная с вашего друга Андриво. Очаровательный мужчина. Он так расхваливал вас! Но что же мы стоим? Давайте поднимемся в мой кабинет.

В служебном лифте комиссар искал подходящие слова, но не находил их. Он стоял в узкой кабине, в тридцати сантиметрах от женщины, улыбавшейся ему во весь рот. Антуан почувствовал себя обезоруженным наедине с этой привлекательной женщиной с лучистым лицом… Он подбирал в уме подходящую фразу, однако оставался словно бы парализованным, как школьник в период полового созревания.

Сухой лязг металлических дверей лифта вернул его к действительности. Он вышел на площадку, посторонился, пропуская даму вперед, и двинулся за ней по коридору с натертым до блеска паркетом.

– Комиссар, вы всегда такой молчаливый?

– По правде говоря, это дело занимает все мои мысли…

Анна Эрвье остановилась перед массивной двустворчатой дверью и вынула из кармана юбки ключ. Прежде чем открыть дверь, она посмотрела на своего гостя пронизывающим взглядом.

– Надеюсь, что смогу помочь вам.

Антуану еще никогда не приходилось бывать в кабинете, который бы дышал такой безмятежностью научной деятельности. Несомненно, резные узоры, украшавшие стены, белоснежный потолок и строгий камин из серого мрамора немало способствовали созданию атмосферы интеллектуального труда. Некоторые детали еще больше усиливали ощущение покоя, если не мудрости. Нож для бумаги, небрежно брошенный на письменный стол, открытая книга на полке книжного шкафа…

Марка взял себя в руки. Посещение музея вскружило ему голову. Простое лицо, на удивление лучезарная улыбка, три фразы в лифте – и вот он уже попал во власть фантазий. Можно подумать, что всю свою жизнь он мечтал только об одном: испытывать блаженство в обществе интеллектуалки с хрупким лицом итальянской мадонны.

– Итак, вас интересует Лафайет? – спросила Анна Эрвье, предложив ему сесть. – Признаюсь, когда Ги Андриво сказал мне по телефону, что полиция нуждается в услугах специалиста, я удивилась. Знаете, это исторический персонаж, которого цитируют все, но о котором никто толком ничего не знает.

Сидя в старинном кресле с удивительно жесткой спинкой, Антуан слушал хранительницу музея выпрямившись, словно аршин проглотил. Ее ослепительная внешность – прилагательное было не совсем удачным, но другого он не находил – почему-то внушала ему страх. Роль настороженного ученика не способствовала снятию напряжения.

– Это долгая история, – начал он, – и, конечно, гораздо более долгая, чем мы думаем.

Улыбка на лице Анны Эрвье на мгновение погасла.

– Если она уводит очень далеко, вы рискуете вскоре оказаться вне поля моей компетенции. Я специалист только по XVIII веку, точнее, по его второй половине. Как видите, мои познания ограниченны.

– И тем не менее вы хранительница одного из самых престижных музеев столицы! – искренне восхищаясь, ответил Марка.

– Приставленная к собранию революционной эпохи. Надеюсь, ваша история не началась раньше.

Комиссар засомневался. Тайна витала над двумя континентами, и поэтому очень трудно было определить время ее возникновения.

– По правде говоря, я не знаю… Но скажите, почему вы заинтересовались Лафайетом?

На щеках хранительницы появился легкий румянец.

– Из-за чувства несправедливости. Я всегда полагала, что Лафайет не заслуживает репутации человека, над которым постоянно довлели события.

Антуан с удивлением посмотрел на нее. Он не ожидал подобного ответа.

– Вы говорите о его участии в войне за американскую независимость?

– Да, но также и о революции. Всякий раз он находился на переднем плане. Всякий раз его втаптывали в грязь. Утром превозносили, вечером чернили. Некоторые считали его оппортунистом. Другие – обыкновенной марионеткой.

– И кем же управляемой?

Анна Эрвье засмеялась.

– Да всеми! Роялистами, республиканцами, американцами, англичанами… Уф!

– Или вы, возможно, скажете, что он мог быть орудием в руках некоторых оккультных сект его времени? – небрежно спросил Антуан.

– Если вы думаете о франкмасонах, несомненно. Впрочем, именно они оплатили ему дорогу в будущие Соединенные Штаты.

– Почему?

– Из любви к свободе народов. Из солидарности со своими братьями, жившими по ту сторону Атлантики! В то время хватало причин. Но все это не говорит мне, почему вы интересуетесь Лафайетом.

Прежде чем ответить, Антуан встал. Из-за жесткой спинки кресла у него начал болеть позвоночник. Он сделал несколько шагов и произнес:

– Я ищу его шпагу, но не ту, парадную, украденную из музея послушания, а походную шпагу. Ту самую, с которой маркиз воевал на стороне Джорджа Вашингтона во время своей экспедиции в Новый Свет.

Анна снисходительно посмотрела на комиссара, словно он сказал какую-то нелепость.

– Но вам лучше знать, где она находится, – сказала она шаловливо.

– Как это?

– Забавно! Я думала, ваше послушание в курсе.

Марка снова сел, придвинув кресло к столу смотрительницы.

– В курсе чего?

– Хм… Когда я изучала масонскую сторону жизни Лафайета, я обнаружила, что он завещал после смерти своим братьям-масонам не только парадную, но и походную шпагу. При условии, что походная шпага будет когда-нибудь выставлена в храме, но анонимно, наряду со многими другими.

– Черт возьми, значит, она…

Анна Эрвье скрестила свои изящные руки, не сводя с комиссара лукавого взгляда.

– Разве в храме вашего послушания нет стены, увешанной шпагами?

48

Наши дни

«Аврора Источник» всем отделениям «Авроры»

Еженедельный бюллетень и предупреждение

06 часов 07 минут по Гринвичу

Курс

Перегрев продаж в зоне Юго-Восточной Азии ожидается через три дня из-за опасений по поводу снижения курсов. «Аврора Токио» рекомендует покупать по базовой фиксации от 18 числа текущего месяца после снижения на 0,9 пункта.

Движение

«Аврора Сан-Паулу» предоставила нам копию отчета о недавних работах профессора Угарта из Государственного университета Кампинаса, связанного с национальной лабораторией Луза Синкротрона, до публикации в журнале «Natur Nanotechnology».

После двух лет исследований ученым удалось создать и зарегистрировать изображение самого маленького в мире сплава золота и серебра.

Один из полученных результатов свидетельствует, что сплав из 20 процентов золота и 80 процентов серебра внешне кажется позолоченным, а не посеребренным. Ученые собираются продолжить исследования со сплавом золота и меди.

«Аврора Париж» дополнила информацию «Авроры Сан-Паулу», передав отрывок из электронного бюллетеня экономического советника посольства Франции в Бразилии, отправленного в министерство иностранных дел: «Полученные результаты дают информацию, важную для понимания свойств металлических сплавов и оптимизации их использования в ключевых секторах: металлургии, гражданском строительстве и микроэлектронике».

Мы рекомендуем всем отделениям «Авроры» заострить внимание на исследованиях, ведущихся в данной области, на уровне зон их ответственности.

Стандартная боевая готовность

В связи с передачей доклада Антитрастового золотого комитета ежемесячное собрание в Лондоне отменяется до поступления дополнительной информации.

Конец связи

49

Париж, улица Святого Иакова, 21 марта 1355 года, ночь

Фламель застыл, словно статуя, ожидая, что палач наконец-то проговорится. Прозвучал ответ:

– Вы во власти воображения, мэтр Фламель, воображения, разбудившего ваших тайных демонов. Во время допроса вы постоянно оборачивались, с вожделением смотрели на ее тело. Вас снедает грех распутства. И только я, я один очистил ее.

– Флора де Сеневьер, – прошептал Никола.

Артус резко вскочил.

– Вы помните ее имя. А ведь я советовал вам забыть его. Как и все, что вы слышали.

Спрятанные за спиной руки Фламеля задрожали, однако он зашел слишком далеко.

– Моя память в вашей власти, мессир палач. И вы можете ее облегчить. Я хочу услышать правду.

Казалось, что деревянное распятие, висевшее на побеленной известью, как в монашеских кельях, стене, покачивается. В зависимости от высоты пламени тень от распятия то уменьшалась, то увеличивалась. С момента неожиданного прихода Фламеля Артус то и дело смотрел на этого Бога с расплывчатыми контурами.

– Вы хотите знать, что я от вас скрыл?

– Когда я упал в обморок… Что произошло? Я потерял покой. Я не уйду отсюда, не узнав правды. Будь это правда Бога или дьявола. Я сын Иисуса и…

Художник прислонился к двери. Артус сделал шаг вперед. На его лице расплылась зловещая улыбка.

– И перед ним вы мой сообщник. Если я согрешил, мы оба будем прокляты. Я очистил ее, вот и все. Я смыл с нее грязь.

– Боже мой, вы ее…

– Да.

Фламель выпрямился. Надо было немедленно уходить. Бежать из этого ада. Бежать… или убить.

– Вы вдруг заторопились. Можете идти куда пожелаете. Теперь вы не станете болтать, ибо отныне вы мой сообщник. Впрочем, уже слишком поздно.

Никола Фламель подошел к палачу, готовый на все.

– Не заставляйте меня разделять ваши грехи.

– Теперь уже слишком поздно, ибо она…

Художник больше не испытывал колебаний. Палач разразился дьявольским смехом.

– Она была девственницей!

50

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Марка нажал на кнопку выключателя, и свет залил весь храм. Он остановился в центре мозаичного пола, в том самом месте, на котором был заколот Поль. Вокруг него шпаги излучали одинаково холодный свет. И все они были похожи друг на друга. Антуан направился к двери, где стояли два столба, символически поддерживавшие вход в храм. Иахин находился справа, Воаз – слева. Два древнееврейских имени, происхождение которых терялось во мраке времени и смысл которых по-прежнему был окутан тайной.

Клинок следует за светочем совершенства. В тени Иахина.

Текст, который передавался из поколения в поколение, должен был, несмотря на явную непонятность, обладать четким смыслом. В отличие от авторов эзотерических детективов, масоны не питали пристрастия к многочисленным кодам и другим книжным трюкам, предназначенным для того, чтобы держать читателей в напряженном ожидании.

Антуан встал под столбом. Он посмотрел, появилась ли тень. Ничего. Впрочем, само освещение храма говорило ему о тщетности его поисков. Все современные светильники располагались возле колонны. Тени просто некуда было падать. Ни на землю, ни на стену.

Обескураженный, Антуан сел на один из стульев. И все же он мог поклясться, что ключ к тайне должен был непременно находиться в тени столба. Только проблема заключалась в том, чтобы правильно определить положение источника света, ведь уже давным-давно после написания этого текста никто не пользовался свечами.

И тут слово свеча обожгло его словно огнем. Он окинул взором просторный величественный храм. Разумеется, подсвечники должны были висеть на стенах. Немного удачи, и…

Комиссар бросился к столбу Иахину. Наверху, немного правее, висела подставка из кованого железа. Он тут же встал под нее и мысленно провел линию, которая сначала пересекала пол и ряды стульев, а затем взобралась на стену и… Она закончила свой бег на козлах, где между двумя деревянными молотками в одиночестве висела шпага.

Это был джекпот.

Подойдя ближе, он взял шпагу в руки. Она не представляла собой ничего особенного: тонкая, гибкая, не способная проткнуть что-либо. Он внимательно осмотрел рукоять. Гладкий металл без единой надписи. Он поднял ее выше, чтобы взглянуть на гарду, но ничего не обнаружил. И вдруг он заметил на обнаженном клинке несколько выгравированных букв, извивавшихся словно змея.

Его сердце бешено забилось. Ключ к разгадке был здесь. Незаметный на протяжении веков именно из-за своей банальности. Он поднес клинок к глазам. Теперь оставалось только прочитать.

«Дар брата Фийеля, горожанина Парижа, своим братьям по уважаемой ложе…»

Марка не закончил чтения. Подарок. Скромный подарок. Забытый дар брата своему цеху. Ничего общего со шпагой Лафайета.

В отчаянии Антуан опустился на стул. Поистине, он не сумеет постичь тайну. Он вновь произнес фразы из загадки: «Клинок следует за светочем совершенства. В тени Иахина».

Марка спросил себя, не упустил ли он что-то важное. Ну конечно, светоч!

Он похлопал по внутреннему карману, ища мобильный телефон. Если кто-то и мог знать об этом, то, несомненно, лишь брат Андриво. Дрожа от нетерпения, он набрал номер великого секретаря.

– Марка! А я уж хотел звонить тебе, чтобы узнать…

– Ты мне расскажешь позже. Один вопрос. Светоч. Слово или предмет. Это что-нибудь для тебя значит?

Андриво ответил без колебаний.

– Это старинная аллегория. Ее можно найти в книгах и даже на произведениях живописи. Это символ свободы.

Антуан похлопал ладонью по спинке стула. Свобода! Он далеко продвинулся.

– Впрочем, ее часто изображают на масонских картинах.

– Что? Свободу? Светоч?

Марка перестал что-либо понимать.

– Свобода изображается в виде светоча. Но самое любопытное… Светоч всегда находится в руках женщины.

Комиссара как током ударило. Даже не извинившись перед Андриво, он отключил телефон. Ищите женщину!

Прямо над входной дверью в храм стоял мраморный бюст Марианны. Антуан вскочил. На ее перевязи были изображены масонские символы: компас и наугольник. Марианна. Идущая вперед свобода, завоевавшая два континента, Старый и Новый Свет!

Отдав себя под покровительство женщины, комиссар сначала пристально посмотрел на столб Иахин, а затем провел невидимую линию, остановившуюся на козлах…

Одна шпага висела на несколько сантиметров выше других. Клинок сверкал не так ярко и поэтому казался более старым. Антуан вытащил шпагу из витрины и сразу же был шокирован. Эта шпага оказалась тяжелее, чем предыдущая. Она была подлинной, похожей на все остальные, но ее клинок был гораздо тверже. На рукояти он заметил миниатюрный герб и сразу же узнал семейный герб семьи Лафайет.

Комиссар почувствовал, как нарастает его возбуждение. Он держал в руках подлинную шпагу маркиза, ту самую, которая сопровождала его в кампаниях за освобождение Америки три столетия назад. На минуту он представил себе, как неистовый брат ведет свои войска на вражеские батальоны на полях сражений, как размахивает шпагой под теплыми лучами солнца будущей Американской Республики…

Он прогнал мечты и вновь осмотрел шпагу. Марка повернул ее к свету и увидел кое-что необычное, и это убедило его, что он на верном пути.

Вдоль клинка бежала длинная надпись, сделанная мелкими буквами. Указание, пережившее века, надежно спрятанное от нескромных взглядов, сохраняемое в храме во славу своего владельца.

Марка глубоко вздохнул и прочитал вслух:

Нью-Йорк, там, где логово братьев,

Древним взглядом освобождает центр, 1886 год.

Марка нахмурил брови. Тут что-то не так. Дата. 1886 год, то есть век спустя после подвигов Лафайета во время Войны за независимость Америки. Это значило, что кто-то выгравировал эту надпись через много лет после того смутного периода.

Когда Марка вышел из резиденции послушания, улицы были пустынными. Он ускорил шаг, чтобы поймать такси. Взволнованный своей находкой, он не заметил мужчину, который взглядом следил за ним, сидя в кафе.