Текст книги "Братство смерти"

Автор книги: Эрик Джиакометти

Соавторы: Жак Равенн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

3

Париж, IX округ, резиденция масонских послушаний, наши дни

Антуан Марка убедился в том, что фартук сидит на нем безукоризненно, а шпага с обоюдоострым клинком надежно прикреплена сбоку.

Он был рад, что принимает участие в ритуале посвящения новообращенного. Надпись на плоском экране, установленном рядом с лифтом, гласила, что собрание состоится в храме Лафайет ровно в 21 час.

«Как телевизионный экран в аэропорту, показывающий расписание рейсов», – подумал Марка.

Больше никаких церемоний на этот вечер не запланировали. Остальные семнадцать храмов были закрыты. Марка посмотрел на часы. До начала церемонии оставалось чуть более пяти минут. Вот уже около года Марка не посещал резиденцию послушаний, и этот экран, оповещавший о названиях и часах открытия храмов, действующих в здании, снова ошеломил его.

– Ну, брат мой, вижу, что вы преклоняетесь перед торжествующей современностью. Жидкокристаллический телевизор… А вскоре мы получим возможность проводить виртуальные собрания по Интернету. Как бы там ни было…

Немного удивленный, Марка обернулся. Он опустил голову и посмотрел на человека, сидящего в кресле на колесиках и не сводящего с него насмешливого взгляда.

– Поль! Сколько лет, сколько зим!

Марка, улыбаясь, смотрел на Поля. Поль де Ламбр, врач, вынужденный уйти на пенсию после автомобильный аварии и вдобавок один из последних потомков знаменитого маркиза де Лафайета, выдающегося «сына вдовы». [3]3
  «Сыновьями вдовы» называют себя французские масоны, вследствие того что масонские церемонии главным образом основаны на приключениях и смерти Хирама Абифа, «сына вдовы», который якобы помогал строить храм Соломона.


[Закрыть]

– Перед вами одно из достижений прогресса. Благодаря углеродным волокнам и встроенной электронике инвалидные кресла больше не издают скрежета. Очень рекомендую эту новую модель, – сказал Ламбр, скорчив гримасу и похлопывая по кожаному подлокотнику.

– Ты ворчишь, а это хороший знак, брат мой.

Темное облачко пробежало по лицу калеки. Его взгляд стал более серьезным.

– Знаки сейчас вовсе не хорошие. А ты-то как? По-прежнему полицейский?

Антуан удивленно посмотрел на Поля, почувствовав в его голосе нотку опасения.

– Теоретически да, но я в отпуске. Никаких забот до сентября…

Марка машинально взглянул на экран телевизора. Пришло время приступить к работе.

– Пора идти в храм твоего славного предка. Должно быть, для тебя это по-прежнему волнующие минуты? Не так ли?

Поль де Ламбр сморщился и решительным жестом нажал на кнопку своего кресла. – Ну ты и загнул!

Человек в капюшоне ждал, стоя в маленькой темной прихожей. Его пальцы теребили карман холщовых брюк, на которые ниспадал фартук, украшенный вертикально висевшей шпагой. Он перевел дыхание и вышел из гнетущего мрака. Царила тишина. Он открыл дверь и убедился, что коридор пуст. Его напряженные губы глухо читали литанию.

Я меч света. Я иду в ночи.

Человек неслышно шагал вперед. Незаметное проникновение в темные уголки здания было для него детской забавой. Обман систем сигнализации превратился в сладостное удовольствие. Это действовало возбуждающе. Сколько раз он репетировал вторжение в резиденцию масонских послушаний? Десять, одиннадцать… Но раньше он останавливался в последнюю минуту, как раз перед дверью комнаты размышлений. Затем уходил. И только однажды он столкнулся в коридоре с масоном, но ничем не выдал себя. Он назубок знал причудливую топографию здания и мог передвигаться в нем с закрытыми глазами. Переплетение коридоров, разноуровневых этажей, храмов, разбросанных по просторному причудливому строению, напоминало ему гигантские декорации для кино, в котором он играл когда-то. В течение многих ночей он под самым носом у охранников с удовольствием бродил по этому чудесному лабиринту, покидая египетский храм, чтобы войти в республиканский храм с торжествующей Марианной, миновал мраморные холлы, чтобы затеряться в мрачном крыле, возведенном в XIX веке.

Но в эту ночь он в последний раз находится здесь по собственному желанию. Поиск начался с его жертвы.

И вновь раздался голос, возможно, его голос.

Я убиваю и умираю. Я убиваю и возрождаюсь.

Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и вскоре очутился на втором этаже. В темноте он улыбнулся.

Я есмь Избранник.

По мере того как он произносил ритуальные слова, его тело покрывалось мурашками. Пересохший рот почувствовал вкус крови.

4

Париж, улица Святого Иакова, 13 марта 1355 года

Фламель вздохнул. Тамплиеры и сарацины… Суеверность меховщика могла сравниться лишь с узостью его ума.

– Сарацины поклоняются вовсе не Бафомету, мэтр Майар, а их пророку Мухаммеду. Это человек. Обыкновенный человек. Что касается тамплиеров, они признались бы в чем угодно. Ведь вы же знаете, что их пытали…

– Ни слова больше, – оборвал Фламеля сосед. – Неужели вы тоже хотите окончить свои дни на костре, попав в следующую партию?

Теперь уже Никола перекрестился. Вот уже много лет Париж не видел, чтобы кого-то сжигали живьем. Король отказывался выносить подобные приговоры. В последний раз – это произошло сорок лет назад – пламя поглотило тамплиеров, но проклятие великого магистра до сих пор не изгладилось из памяти парижан. С тех пор беды и горести одна за другой обрушивались на Францию. Династия Капетингов угасла, королевство захватили англичане, а чума, эта черная смерть, так и косила население страны.

– Чтобы дать позволение на такую казнь, наш добрый король Иоанн должен иметь веские основания, – предположил Фламель, – ибо Господь никогда не простит, если сожгут невинного человека.

Мэтр Майар ухмыльнулся.

– Да ведь жгут еврея! Лучших оснований и не найти. Ученого, как мне сказали. Он приехал из Испании. Наш король, доброта которого не знает границ, даже принял его в своей крепости. Евреям многое известно. Но не забывайте, что именно они распяли нашего Господа Иисуса Христа. С тех пор дьявол осыпает их милостями.

– Но…

Лицо меховщика стало суровым.

– Наш король был введен в заблуждение, вот и все. И когда он понял, что впустил к себе Зло, то призвал на помощь святую инквизицию. – Фламель вздрогнул. А Майар продолжал: – Вам известно, что это означает, не правда ли? Впрочем, еврей приехал не один. Он привез с собой дочь и…

На противоположной стороне улицы с замогильным скрежетом распахнулась дверь. Несколько лет оттуда не раздавалось ни звука, окно было закрыто, а дверь замурована. В квартале поговаривали, что этот дом принадлежал доминиканцам, священнослужителям, получившим его по наследству, а затем бросившим на произвол судьбы. Но после Рождества там поселился какой-то человек.

Одетый во все черное, с надвинутым на лицо холщовым капюшоном, незнакомец направился в сторону Сены.

Мэтр Майар схватил Фламеля за рукав.

– Господи, только бы он нас не слышал! Во спасение наших душ и жизни наших тел!

На этот раз Фламель подумал, что он сам и его близкие действительно жили во власти книг. Даже дама Пернель, его жена, которая, впрочем, каждый день охотно беседовала с подругами на базаре, ни единым словом не обмолвилась о новом соседе.

– Право слово, мэтр Майар, вы говорите загадками. Во-первых, этот костер, на который вы только намекаете. А во-вторых, это человек, который заставляет вас дрожать всем телом.

Меховщик дождался, когда незнакомец скроется за углом, и только тогда ответил:

– Просто, мой дорогой сосед, я не люблю совпадений. Сами видите, что появился человек, провозвестник несчастья, одетый в черные одежды, как смерть.

– Я разглядел лишь капюшон, закрывавший его лицо.

– Это для того, чтобы его никто не узнал. И чтобы гнев людской не обратился против него. Ах! День, когда я выяснил, кто он…

На этот раз Фламель, невозмутимость которого приводили в пример все обитатели улицы Святого Иакова, взорвался:

– Ну наконец, мэтр Майар, скажите мне прямо, кто он?!

– Новый палач.

На мгновение Никола Фламелю почудилось, будто он видит адовы пытки, такие, как на росписях тимпана собора. А его сосед продолжал:

– Именно поэтому доминиканцы отдали ему этот дом. Ведь вам известно, что им поручено искоренять ересь. А для этого требуется суровый человек. Человек, которого нельзя растрогать…

Перед внутренним взором Фламеля вновь предстало видение. Он вспомнил покойника, выброшенного Сеной. Расчлененное тело, вздувшийся от воды живот и оскалившийся в ужасе рот… Рыбаки, выловившие бесформенный труп, сказали, перекрестившись: «Это работа палача».

Мэтр Майар проверил замки на двери своего дома. Колокола собора Парижской Богоматери зазвонили, призывая к ангелусу. [4]4
  Молитва католиков «Angelus Domini», читаемая три раза в день.


[Закрыть]

– Возблагодарим небеса, что мы добрые христиане и покорные сыны Церкви, ибо для некоторых ночь будет долгой. У вас была трудная неделя. Пойдемте со мной на берег Сены. Давайте вместе посмотрим на казнь еврея. Зрелище доставит много радости славному парижскому люду.

5

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

На четвертом этаже из лифта выехал человек в кресле. Марка ждал его на площадке, придерживая дверь.

– Не пропустишь ли со мной стаканчик после церемонии? – с озабоченным видом спросил его Поль де Ламбр.

– С удовольствием. Я останусь на агапу, хотя мне этого совсем не хочется. Неизвестно, сколько это продлится…

– Нет, не во время агапы. Я желал бы побыть с тобой наедине. Живу я рядом, адрес ты знаешь.

– Так почему бы и нет? Я ничего не планировал на этот вечер. Давай встретимся после собрания.

– Договорились. Я должен взять конверт у библиотекаря и повидаться с великим секретарем. Это займет добрых полчаса. Если тебя не затруднит подождать у меня дома, я дам тебе ключи и сообщу код.

Антуан ускорил шаг, чтобы не отставать от механического кресла.

– Может, лучше я подожду тебя напротив, в кафе?

– Нет, это слишком личное. Одним словом, я знал, что ты придешь сегодня. Досточтимый мастер передал мне список участников.

Комиссар остановился.

– Что-нибудь неладно?

– Я все объясню тебе дома, – ответил Поль де Ламбр, явно чем-то обеспокоенный.

Мужчины свернули за угол длинного коридора и увидели группу братьев-масонов в фартуках. По сигналу брата-кровельщика все вступили в храм Лафайет. Марка вошел торжественным шагом, и перед ним возникло удивительное зрелище, которым он никогда не переставал восторгаться.

Начищенные до блеска шпаги, молчаливые хранители масонских секретов, стояли вдоль северной и южной стен храма. Стальные клинки сверкали в полумраке.

Шпаги находились здесь с момента создания храма и были свидетелями тысячи и одного посвящения. Вот и сегодня они появятся из темноты, чтобы пролить свет. Между шпагами находилась эмблема с изображением фасции. [5]5
  Фасция – пучок перевязанных кожаным ремнем прутьев, был знаком властных полномочий в республиканском Древнем Риме, а затем, в 1789 году, стал первой эмблемой Французской Республики.


[Закрыть]

Комиссар подумал, что это не совсем подходящее украшение для классического масонского храма. Он оторвал взгляд от шпаг и перевел его на первого надзирателя, занявшего место у входа в храм. Слева от Марка Поль де Ламбр остановил кресло перед одной из шпаг и указал на нее кровельщику. Тот вытащил шпагу из подставки и осторожно передал ее Ламбру. Марка задержался возле колонн. Как великий эксперт, он должен был привести будущего посвященного из комнаты размышлений.

Досточтимый мастер встал под сверкающим треугольником и объявил собрание открытым.

– Поскольку пробил час и настала пора, примемся же за работу.

Человек в кожаном капюшоне затаился на небольшой лестнице этажом ниже, где находились комнаты размышлений. В некоторых местах штукатурка отвалилась, на стенах виднелись плохо заделанные трещины, в неплотно закрытом шкафу хранилась всякая всячина… А ведь многие думают, что франкмасоны купаются в золоте! Изучив здание вдоль и поперек, он понял, что этот лабиринт требует капитального ремонта, и с трудом сдержал смех.

Он поднялся по лестнице и остановился возле перил, в метре от двух комнат размышлений, обустроенных еще в XIX веке.

С этого места прекрасно просматривался коридор, по которому через четверть часа пройдет великий эксперт. У него оставалось несколько минут, чтобы шагнуть внутрь и так красиво обставить первую смерть, что о ней долго будут помнить. Вторая смерть станет еще более театральной, но для этого ему пришлось обратиться к истории резиденции масонских послушаний.

Никто до него не осквернял это священное место. Он наслаждался своим могуществом. Профана, сидевшего почти в темноте, при слабом свете единственной свечи, должно быть, охватывала всевозрастающая тревога. Он это знал. Его тоже посвящали, но очень давно. Он хорошо помнил тот момент, когда остался наедине со скалящимся черепом в черной комнате, чтобы нетвердой рукой написать философское завещание в ожидании, пока за ним придут и проводят в храм, где он должен был предстать перед братьями.

Я убиваю и умираю. Я убиваю и возрождаюсь.

Человек в капюшоне чувствовал, как его охватывает сильное возбуждение.

Убивать ему не впервой. В прошлом месяце он уже умертвил двух бездомных, одного через неделю после другого. Он просто решил потренироваться, и они стали для него плотью, которую он сначала превратил в месиво, а потом выбросил. Они пытались защищаться, увидев, что он вытаскивает черную дубинку. На этот раз жертва – первая – будет послушной. Послушной при полнейшей слепоте. Она доверчиво пойдет в объятия смерти. И увидит великого архитектора Вселенной в абсолютном совершенстве его творений.

А это прекраснее всего.

Разве я не брат по крови?..

6

Париж, остров Сите, 13 марта 1355 года

Шагая по мосту через Сену, человек в черном не смотрел на простолюдинов, уже толпившихся на берегу реки. Ни непристойные выкрики, ни тяжелый запах, исходящий от факелов, не могли заставить его свернуть с дороги. Он презирал это стадо рабов, которые через несколько часов опьянеют от крови и пламени. От простолюдинов нельзя было ожидать ничего хорошего, и прав был святой Августин, когда утверждал, что благодать может сойти только на избранных. На несгибаемых людей, призванных воплощать волю Божию и действовать во имя Господа. Ничего общего с этими гнусными душонками, которые при виде смерти впадут в грех.

В детстве он вместе с отцом посетил казнь и видел, как человеку отрубили голову. Тогда он осознал, что простолюдины, которые в храмах выражают любовь к Господу, вопят от радости при виде крови. Пляска смерти, рождающая возбуждение и страх, навсегда отдалила его от ему подобных. В тот день он поклялся подчиняться одному лишь Господу. И этим вечером он вновь сдержит слово.

Подойдя к тюрьме, он постучал в калитку и стал ждать, когда ему откроют. Увидев надвинутый на лицо капюшон, сторож, стоявший на часах, прижался к стене возле лестницы. Палач улыбнулся в темноте. Как и все, кто занимался его ремеслом, он нес на себе грех крови. Все вокруг проклинали его. Он внушал страх более сильный, чем больные чумой. Он был «самой короткой дорогой в ад». Так сказал о нем объятый ужасом королевский советник, которому пришла в голову неудачная мысль посетить застенки своего повелителя в час, когда там орудовал палач. С тех пор его только письменно уведомляли о том, что он должен делать. И никто больше не приходил к нему. Но не в тот вечер.

Войдя в комнату, служившую ему кладовкой, палач застыл от изумления. Возле камина, сидя на табурете, грелся седобородый мужчина. Богато одетый по последней придворной моде, он постукивал ногой по каминной решетке. Человек, который всем своим видом показывал, что не любит ждать. Он сразу же окликнул палача:

– Не стойте на сквозняке! Закройте дверь и подойдите ко мне.

Палач подчинился и стал спускаться по лестнице, ведущей в залу. Но мужчина остановил его.

– Не приближайтесь, мессир. Сядьте на последнюю ступеньку. Разумеется, нам надо поговорить, но вам вовсе не обязательно видеть мое лицо, а я… У меня нет ни малейшего желания видеть ваше.

Палач ничего не ответил. Он презирал спесивых дворян. Они были могущественными лишь на земле, и Господь будет их судить. Он подумал об итальянском поэте, скончавшемся на рубеже столетий, о Данте Алигьери, описавшем скорбные круги ада. И он с наслаждением прочитал про себя строки, где говорилось о мучениях, уготованных спесивцам.

– Вы так и будете молчать? Тем лучше, ибо говорить стану я, а я не люблю, когда меня перебивают.

Прежде чем приступить к главному, мужчина протянул руки к огню. Палач смотрел, как по белой коже бегают тени, отбрасываемые языками пламени. Они были похожи на змей, ползущих к своей добыче.

7

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Габриэль Симес, сидевший в одиночестве вот уже два долгих часа, чувствовал себя не в своей тарелке. Разумеется, ему сказали, что он будет ждать в комнате размышлений среди мрачного вида ритуальных предметов, однако он считал, что время идет слишком медленно. Он не решался даже взглянуть на стены, освещаемые слабым пламенем свечи. Гигантский позолоченный скелет ростом выше трех метров плясал на черной стене, словно с минуты на минуту оттуда должны были выскочить братья и закружиться с профаном в жуткой сарабанде.

Габриэль почувствовал, как его ладони покрылись липким потом. Он сказал себе, что, вероятно, ошибся, согласившись вступить в это братство. А если то, что он прочитал в Интернете, было правдой? Что официально описанные ритуалы не соответствуют действительности, что его заставят совершать… сатанинские поступки.

Паника.

Его внезапно охватило желание встать и уйти. Менее чем через три минуты он будет на улице. Среди обычных людей.

Череп, лежащий на бюро, пристально смотрел на него, но черные глазницы позволяли заглянуть лишь в небытие. Габриэль заставил себя подавить страх. Его поручитель по масонству уверял, что это нормально, что так и должно быть. Приходилось доверять. Здесь все было основано на доверии.

Ему стало стыдно, словно ребенку, который боится темноты и поэтому прячется под одеялом. Следовало вновь стать мужчиной. Он задумался над причинами, побудившими его вступить в масонскую ложу, и впервые улыбнулся. Построить лучшее общество, достичь совершенства, чтобы помогать другим, – таков был их идеал.

Что за вздор!

Он разгадал их, этих трех парней, двух надзирателей и своего поручителя, когда они зачитывали ответы, которые предполагали от него услышать.

Он заведет пухлый блокнот, куда будет записывать адреса, и заставит сеть работать на себя. Уже пора. Сорокасемилетний успешный агент по торговле недвижимостью, он не намеревался останавливаться на достигнутом. Обвинения в мошенничестве, выдвинутые против него пять лет назад на Лазурном берегу, давно уже превратились в дурное воспоминание. Теперь он собирался вершить дела с большим размахом при помощи «братьев трех чисел». Все эти ритуалы, символы, великий архитектор со своим компасом и прочей ерундой его совершенно не волновали. Нет, ему требовались знаки уважения, чтобы возглавлять деловые ужины, быть своим в братстве, которое ответит ему благодарностью, участвовать в агапах с теми, кто делает погоду. Разгуливать в фартуке под дождем, чтобы защищать республику и светское общество, или изучать тонкости эзотерических египетских и шотландских ритуалов он не желал.

Если потребуется провести еще пять часов в этой крысиной норе вместе со скелетами на стенах – что ж, он это сделает. «Давайте, парни, я готов пройти все ваши дурацкие испытания». Сразу же после обряда посвящения он переедет в другую квартиру в том районе, где обитает высший свет. Звонкая монета – вот что имело смысл для Симеса, вот что было сутью его существования. И если для славного короля Генриха IV Париж стоил мессы, то для него переезд в столицу стоил посвящения…

Кто-то постучал в дверь четыре раза. Габриэль подскочил и повернул голову, а затем напустил на себя смиренный вид.

В комнату вошел человек в расшитом фартуке. В руке он держал огромную позолоченную шпагу. Вид у него был суровый и торжественный.

– Пробил час.

Симес хотел было встать, но человек изо всех сил опустил ему на плечо руку, в которой держал шпагу, словно пригвождая к стулу.

– Сиди, неофит.

Габриэль, не ожидавший удара, словно прирос к креслу и сжал зубы. Он должен быть послушным. Только не возмущаться, ведь это всего лишь притворство. Великий эксперт протянул ему пару наручников.

– Пристегни себя добровольно наручниками к подлокотникам в знак отказа от материальных благ. И повторяй «да, я хочу», как любой другой человек, свободный в своем выборе.

– Да, я хочу.

Габриэль, как и обещал, защелкнул стальные браслеты на запястьях. Теперь он лишился возможности двигаться. Незнакомец смерил его презрительным взглядом.

– Почему ты хочешь вступить в масонскую ложу?

– Из-за любви к правде и…

Незнакомец влепил ему размашистую пощечину. Габриэль почувствовал, как металлическое кольцо задело его губы. Жестокое прикосновение! Это не соответствовало ритуалу, описанному бывшим великим магистром ложи в книге «Как стать франкмасоном. Десять уроков», практическом пособии, которое он купил в отделе эзотерической литературы ближайшего супермаркета. Он должен стойко держаться и отвечать.

Человек в черном потрясал шпагой перед лицом кандидата. В пламени свечи клинок отбрасывал искрящиеся золотые отблески.

– Ты пойдешь из тьмы к свету, но сначала ты должен оставить весь металл перед дверями храма. Мы не хотим впускать невежд. Почему ты хочешь стать масоном?

– Из-за любви к правде и…

Золотая шпага резко опустилась вниз. Габриэль чуть было не закричал от боли. Острым клинком великий эксперт рассек ему запястье. Кровь брызнула светлой струей и запачкала скалящийся череп, лежавший на бюро. Габриэль ничего не понимал, ведь этого ритуал не предусматривал.

– Остановитесь, вы зашли слишком далеко!

– Я тебе уже сказал: нам не нужны паршивые овцы. Мы ужесточили условия вступления в ложу. На мне лежит тяжкая ответственность: я должен внести изменения в церемонию посвящения. Ты обязан сказать мне правду о своих намерениях. – Он говорил нараспев. Помолчав несколько секунд, он продолжил: – Когда я поверю в твою искренность, ты выйдешь из мрака.

У Габриэля закружилась голова. Боль сжимала его запястье словно клещами. Он явно недооценил братьев. Они знали о жалобах его клиентов и хотели получить признание. Или же это была ловушка? Он слегка нагнулся и увидел, что края его брюк испачканы кровью. Вероятно, шпага задела артерию. Как можно тверже Габриэль повторил:

– Я пришел искать правду…

Клинок сверкнул в воздухе и грациозно опустился на щеку, оставив глубокую ярко-красную полоску. Габриэль скорчился от боли, но наручники тут же вонзились ему в запястья. По щеке покатилась слеза. Его охватил страх.

– Вы больны! Я прекращаю это издевательство. Отпустите меня!

Человек в черном впервые улыбнулся. Прислонившись к стене, на которой висел скелет, он поигрывал шпагой, описывая в воздухе круги.

– Дай мне правильные ответы. Освободи себя от металла, и шпага вернется в ножны.

Он отложил оружие и встал позади Габриэля, опустив ему руки на плечи. Голос его заметно потеплел.

– Поверь мне, когда я вступал в ложу, я тоже преследовал кое-какие корыстные интересы. Я хотел достичь эгоистических целей. Облегчи совесть перед великим архитектором.

Габриэль дрожал от холода и ужаса. Он не хотел больше оставаться наедине с этим сумасшедшим. В темноте раздался его жалобный голос.

– Я хочу приобрести… друзей. Я хочу, чтобы мне помогли сделать карьеру. Я сожалею о прошлых ошибках. Но я хочу измениться!

Он почувствовал, как великий эксперт похлопал его по плечу. Габриэль не видел лица своего экзаменатора, но надеялся, что дал правильный ответ. Он заметил, что кровь течет по ножкам кресла. Голос великого эксперта смягчился.

– Благодарю тебя за честность. Теперь ты можешь переступить порог храма. Я освобожу тебя от наручников.

Не успев опомниться, Габриэль услышал лязг наручников, упавших на пол. Великий эксперт приподнял Габриэля, подхватив его под мышки, и протянул ему пластырь. Габриэля немного пошатывало. Кровь хлынула в его затекшие конечности.

– Весьма впечатляющее испытание. Ну и страху вы нагнали на меня! Что я теперь должен делать?

Великий эксперт обнял его, потом немного отстранился.

– Я поведу тебя в храм, где ты подвергнешься новым испытаниям. Спусти рубашку с плеч и обнажи грудь. Затем встань возле стены. Я прикоснусь кончиком шпаги к твоему сердцу, что будет символизировать твой отказ от всех мирских страхов.

Габриэля охватило возбуждение. Страх исчез. Ритуал шел своим чередом, именно так, как было написано в книге. Он выполнил все требования великого эксперта. Мужчина в фартуке взял шпагу и прикоснулся острием к грудной мышце неофита.

– Готов ли ты вернуться к свету как свободный человек и отказаться от мрака и невежества?

– Да, я готов.

Человек в фартуке доброжелательно смотрел на Габриэля.

– Взгляни мне в глаза. Готов ли ты умереть, чтобы воскреснуть? Ты еще можешь отказаться и уйти.

– Я готов.

Человек в фартуке широко улыбнулся. Он отвел шпагу назад сантиметров на тридцать, а затем резко вонзил клинок в грудь неофита.

– Ты сам этого хотел. Пусть свет войдет в тебя.

Габриэль вытаращил глаза. Он почувствовал, как холодный металл проникает ему в сердце. Боль растеклась по всему телу. Он протянул руки, чтобы отвести шпагу, но было уже поздно. Он даже не мог кричать. Последним, что он увидел, был большой скелет, пляшущий на стене. Габриэль погрузился во мрак.

Убийца вытер клинок о тесьму своего фартука. Кровь запятнала белоснежную ткань. Удовлетворенный, он вложил шпагу в ножны и посмотрел на жертву.

«Гаденыш, слишком много подобных тебе ничтожеств прошли обряд посвящения. Братья еще поблагодарят меня за это. Я брат по крови».

Он взял с бюро череп и вложил его вечному невежде в руки, скрещенные на груди.

Я убиваю и возрождаюсь.