Текст книги "Русский металл"

Автор книги: Эрик Ардаган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Эрик Ардаган
Русский металл

Предуведомление N 1: данный роман является экспериментом. В чем суть эксперимента – сказано во втором предуведомлении, находящимся в тексте. Если вы, начав читать, вспомните некую фамилию – найдите ее в тексте. Рядом с этой фамилией и находится то самое второе предуведомление.

Пролог Смерть во льдах

Апрель 1848 года, пролив Виктория в Северном Ледовитом океане

По кораблю разнесся протяжный вопль, подобный крику раненого зверя в джунглях. Он звучал словно мольба о смерти. Потом вступил второй голос, третий – и в темноте зазвенел целый дьявольский хор. Когда крики стихли, настала гнетущая тишина. Однако вскоре вновь раздался вопль чьей-то измученной души, и вновь подтянулся нестройный хор безумцев. Те немногие моряки, что смогли сохранить рассудок и забаррикадировались от остальной команды, прислушивались к воплям и стонам, надеясь, что их смерть будет менее мучительной.

У себя в каюте капитан второго ранга Яков Яковлев тоже прислушался к крикам и сжал в руке кусок серебристой руды. Он поднес холодный камень к глазам, проклиная его блеск. Неизвестный минерал стал причиной многочисленных несчастий еще до того, как попал на корабль. Сначала два матроса свалились за борт вельбота, доставившего первые образцы руды, и замерзли насмерть в ледяной воде. Потом в драке с обезумевшим помощником корабельного плотника погиб еще один моряк: он получил удар ножом. Последние несколько недель больше половины членов команды медленно, но верно теряли рассудок.

Вне всякого сомнения, причиной тому послужила зимовка в замкнутом пространстве, однако и таинственный минерал также сыграл свою роль.

Размышления капитана прервал настойчивый стук в дверь. Чтобы попусту не тратить сил, он остался сидеть и отрывисто бросил:

– Да.

Дверь распахнулась настежь, и на пороге возник боцман – краснощекий мужчина невысокого роста с усталым перепачканным лицом и в грязном свитере.

– Капитан, они снова пытаются сломать баррикаду! – с сильным чухонским акцентом воскликнул он.

– Передай лейтенанту Огонькову, – ответил Яковлев, медленно поднимаясь на ноги, – пусть соберет людей.

Он швырнул камень на койку и вышел в темный затхлый коридор, едва освещенный тусклыми свечными фонарями. Где-то за грузовым люком боцман исчез, а Яковлев направился дальше. Вскоре он остановился возле высокой груды хлама, перегородившей коридор. До самого потолка были тщательно уложены корабельные орудия, бочки, ящики – в ход пошло все, чем можно забить проход и создать временную баррикаду, чтобы отгородить каюты на носу судна. По ту сторону завала раздавалось пыхтенье матросов и скрип дерева.

– Они снова принялись за свое, – проговорил невыспавшийся часовой, стоявший возле баррикады с кремневым ружьем в руках. Парню едва исполнилось девятнадцать, и неаккуратная поросль топорщилась у него на подбородке, словно кустики вереска.

– Скоро им достанется весь корабль, – усталым голосом ответил Яковлев.

Позади раздался скрип трапа, и с нижней палубы поднялись трое матросов. В коридор ворвался порыв ледяного ветра, потом кто-то плотно прикрыл люк крышкой. Тощий офицер в бушлате, лейтенант Огоньков, выступил из темноты и обратился к Яковлеву:

– Арсенал пока наш. Боцман Вилкат собирает людей в офицерской кают-компании. – Лейтенант поднял капсюльный револьвер дулом кверху и добавил: – Мы втроем решили вооружиться.

Яковлев кивнул, глядя на ружья в руках изможденных моряков.

– Спасибо, лейтенант. Стрелять только по моему приказу, – добавил он вполголоса.

Из-за баррикады раздался пронзительный вопль, сопровождаемый звоном кастрюль и сковородок. Судя по звукам, члены экипажа по ту сторону преграды окончательно утратили рассудок. Капитану даже думать не хотелось, что там сейчас творится.

– Они становятся все более агрессивными, – приглушенным голосом сказал лейтенант.

Яковлев мрачно кивнул. Принимая решение пополнить ряды арктических исследователей, он и помыслить не мог, что однажды ему придется усмирять обезумевшую команду. Благодаря живому уму и обходительности молодой офицер быстро поднимался по служебной лестнице, получая повышение за повышением, а к тридцати годам принял командование корветом флота. И вот в возрасте тридцати шести лет капитан, некогда считавшийся первым красавцем на всем флоте, в борьбе за собственную жизнь встал перед непростым выбором.

Вероятно, помешательство команды можно было объяснить естественными причинами: зимовка на борту затертого льдами судна – сама по себе тяжкое испытание. Оторванные от внешнего мира люди месяцами жили в темноте и в холоде, ютясь на нижней палубе и страдая от клаустрофобии, цинги и обморожений. Вдобавок им приходилось бороться с крысами. В таких условиях и одну зиму пережить непросто, а между тем корабль уже третий год как застрял во льдах Арктики. Запасы еды и топлива подходили к концу, люди сидели на голодном пайке. Да и смерть главы экспедиции, князя Ивана Путятина, произвела на членов команды самое гнетущее впечатление.

И все же Яковлев был уверен, что причина не только в этом. Когда помощник боцмана сорвал с себя всю одежду, прыгнул за борт и с воплями бросился бежать по снежной равнине, это еще можно было отнести на счет слабого психического здоровья. Но когда три четверти команды принялись кричать и метаться во сне, разговаривать сами с собой и видеть галлюцинации, капитан понял, что дело нечисто. Яковлев приказал перевести впавших в буйство матросов на бак и перегородить проход.

– Что-то на корабле определенно сводит их с ума, – тихо сказал Огоньков, будто читая мысли капитана.

Яковлев хотел кивнуть в ответ, но тут с вершины баррикады слетел ящик, едва не задев его по голове. Под потолком показалось бледное лицо с горящими глазами, красными в свете тусклого фонаря. Безумец мгновенно протиснулся в образовавшееся отверстие и упал уже по эту сторону заграждения. Он стремительно вскочил на ноги, и Яковлев узнал одного из кочегаров, обслуживавших паровой двигатель корабля. Тот был обнажен по пояс, хотя на корабле стоял холод. В руке безумец сжимал огромный нож, явно позаимствованный с камбуза.

– И где тут жертвенные ягнята? – воскликнул он, занося нож.

Пока он не успел нанести удар, один из моряков поднял мушкет и выстрелил кочегару в лицо. Обливаясь кровью, тот выронил нож и рухнул на палубу.

Яковлев обернулся к стоявшим позади него членам команды. Усталые, изнуренные голодом люди ждали его приказов.

– Немедленно покинуть корабль! До заката остается не меньше часа, мы успеем добраться до «Апостола». Лейтенант, доставьте в кают-компанию зимнее обмундирование и снаряжение.

– Сколько саней брать?

– Отставить сани! Упакуйте столько провизии, сколько можно унести. Снаряжение нам не понадобится.

– Так точно, – ответил Огоньков. Сделав знак двум матросам, он спустился в грузовой люк. В трюме хранились парки, теплые ботинки и рукавицы, в которых члены экипажа работали на палубе или производили вылазки. Быстро взяв несколько комплектов штормового обмундирования, моряки потащили их в сторону кают-компании на корме судна.

Яковлев отправился в свою каюту забрать компас, золотые часы и несколько писем домой. Он раскрыл судовой журнал и дрожащей рукой сделал последнюю запись, потом зажмурился, сознавая свое полное поражение, и захлопнул книгу в кожаном переплете. По традиции, журнал следовало взять с собой, однако вместо этого он запер его в ящике стола, положив на подборку дагеротипов.

В кают-компании его ждало всего одиннадцать моряков – остальные члены экипажа, в котором когда-то насчитывалось шестьдесят восемь человек, погибли или повредились рассудком. Капитан надел парку и теплые ботинки и повел своих людей наверх по трапу Откинув крышку люка, словно открыв двери ледяного ада, они поднялись на палубу и очутились на ослепительно-белом просторе.

Воющие ветра осыпали их мириадами ледяных кристалликов, безжалостно впивавшихся в кожу на страшном сорокаградусном морозе. Невозможно было рассмотреть, где льды, а где небо, где начинается верх и кончается низ. Борясь с порывами ветра, Яковлев на ощупь двинулся по заваленной снегом палубе к трапу и ступил на паковый лед.

Всего в полумиле находился второй корабль экспедиции – «Апостол», также затертый льдами. Но из-за пурги видимость не превышала нескольких ярдов. Если они не отыщут судно, то будут обречены на смерть посреди ледяной пустыни. Путь между кораблями отмечали деревянные колышки, вбитые в лед через каждые сто футов, вот только при такой погоде поиск меток становился поистине непосильной задачей.

Яковлев достал компас и взял азимут двенадцать градусов – именно там, как он знал, стоит «Апостол». На самом деле корабль находился восточнее выбранного курса, однако близость к магнитному полюсу искажала показания прибора. Моля Бога, чтобы со времени их последней вылазки лед не переместился, капитан зашагал вперед, склонившись над компасом и борясь с порывами ветра. Остальные члены команды уцепились за веревку, и группа побрела по ледяному полю, словно гигантская многоножка.

Ледяной ветер бросал острые снежинки, они безжалостно впивались в лицо, но молодой капитан шел вперед, опустив голову и не отрывая глаз от компаса. Отсчитав сто шагов, он остановился и посмотрел вокруг. К счастью, первый колышек оказался неподалеку, хотя при такой пурге его было сложно заметить. Миновав метку, Яковлев снова сверился с компасом и направился к следующему ориентиру. Вереница людей двигалась от колышка к колышку, перебираясь через наметенные сугробы, которые порой достигали тридцати-сорока футов в вышину. Яковлев старался думать лишь об этом переходе, отбросив в сторону сожаления о покинутом на волю безумцев корабле. В глубине души он понимал, что иначе было нельзя. После трех лет во льдах Арктики приоритеты поменялись – теперь надо выжить во что бы то ни стало.

И вдруг раздался внезапный грохот, едва не убивший его надежды. Звук был такой силы, что перекрыл вой ветра. Он походил на пушечный выстрел, только капитан понял сразу: это трещит под ногами лед, многометровые слои которого постоянно находятся в движении, то сжимаясь, то расширяясь.

С тех пор, как в сентябре 1846 года оба судна экспедиции застряли во льдах посреди огромной ледяной равнины под названием море Бофорта, вместе с полосой дрейфующего льда их отнесло на двадцать миль. Лето 1847 года выдалось холодным, и лед не растаял, да и нынешняя весна теплой погодой не радовала. Надежда на то, что летом корабли освободятся из ледяного плена, была совсем ничтожна. В то же время подвижки льда несли смертельную опасность, угрожая сломать корпус, словно спичечный коробок… Шестьдесят семь лет спустя Эрнест Шеклтон будет беспомощно наблюдать, как его корабль «Стойкий» сжимают и крушат льды Антарктики.

Сердце Яковлева застучало, как молот, и он пошел быстрее. Вдали снова послышался зловещий треск льда. Веревка в его руках натянулась, поскольку многие не успевали, однако темп снижать он не стал. Наконец сквозь метель проглянула темная глыба.

– Вот он! – крикнул капитан. – Шире шаг, мы почти добрались!

В едином порыве моряки бросились к цели. Взобравшись на очередной торос, они увидели «Апостол». Судно с выкрашенным черной краской корпусом и золотой каймой по краю достигало ста двух футов в длину; как размером, так и видом оно напоминало «Серафим». Хотя сейчас «Апостол» мало походил на корабль: паруса свернуты и спрятаны, корму закрывает брезентовый тент. Для утепления жилых помещений корпус засыпали снегом почти по самые поручни. Мачты и такелаж покрыты толстым слоем льда. Крепкий бомбардирский корабль стоял точно молоком облитый.

Яковлев ступил на борт и с удивлением увидел, как по обледенелой палубе снуют моряки. Подошел мичман и провел беглецов на камбуз. Пока они стряхивали снег с одежды и отогревали у плиты озябшие руки, стюард налил всем бренди. Наслаждаясь вкусом напитка и постепенно приходя в себя, капитан заметил, что корабль гудит, как потревоженный улей, – в темноте бурлила жизнь, люди громко переговаривались и перетаскивали припасы к грузовому люку. Команда «Апостола» выглядела ничуть не лучше, чем его собственные подчиненные, и производила удручающее впечатление: бледные и изможденные лица, у многих развилась цинга. Яковлев и сам потерял уже два зуба из-за дефицита витамина С, при котором гноятся десны и выпадают волосы. В экспедицию взяли запасы лимонного сока и регулярно выдавали его всем членам команды, однако со временем он утратил лечебные свойства. А когда закончилось свежее мясо, болезнь стала косить всех без разбору. Моряки прекрасно знали – если цингу не лечить, она приведет к смерти…

Наконец вышел капитан «Апостола» – несгибаемый потомок французов по имени Федор Крозье. Он был опытным полярником и провел в море большую часть жизни. Как и многие до него, Крозье пытался отыскать в неизведанных морях Арктики проход между Атлантическим и Тихим океанами. Открытие Северо-Западного прохода должно было стать, пожалуй, последним из великих морских открытий – больше белых пятен на карте не осталось. Уже десятки попыток окончились неудачей, но эта экспедиция не могла потерпеть поражение. С самого начала она будто была обречена на успех: в море вышли два корабля, оснащенные специально для арктических путешествий, а во главе стоял князь Иван Путятин, личность популярная и загадочная. Однако проход они так и не нашли. Отчаянный рывок к побережью Северной Америки, предпринятый на излете полярного лета, уже не спас их – было слишком поздно, и лед сковал беззащитные корабли в открытом море. Вскоре после этого умер Путятин. Теперь же упрямый Крозье решил вывести остатки экспедиции на Большую землю и превратить позорное поражение в победу.

– Вы покинули «Серафим»? – прямо спросил он у Яковлева.

Молодой капитан коротко кивнул.

– Остальные члены команды совсем лишились рассудка.

– Я прочел письмо, в котором вы описывали свои злоключения. Весьма странная вышла история. У пары моих людей тоже был нервный срыв, но чтобы вся команда…

– Это чертовски странно, – ответил Яковлев, испытывая крайнюю неловкость. – Я рад, что нам удалось ноги унести из этого бедлама.

– Теперь они обречены, – пробормотал Крозье. – Хотя кто знает, сможем ли мы избегнуть той же участи.

– Паковый лед трескается.

Крозье кивнул. Ледяные поля постоянно трескались под действием внутренних процессов. Хотя большая часть подвижек происходит осенью и в начале зимы, когда море замерзает, весенний лед также опасен – в нем образуются расщелины и проталины.

– Корпус так и трещит, – заметил Крозье. – Боюсь, корабль не выдержит давления льдов. Я велел перенести запасы провизии на лед и спустить оставшиеся шлюпки. Похоже, придется покинуть оба судна гораздо раньше, чем мы рассчитывали, – добавил он, содрогнувшись. – Остается уповать на Господа и молиться, чтобы шторм утих до того, как мы покинем судно.

После скудной трапезы, состоявшей из консервированной баранины с пастернаком, Яковлев и остатки его команды приняли участие в выгрузке провианта на лед. Громовые раскаты стали реже, хотя порой и заглушали вой ветра. Внутри «Апостола» моряки напряженно внимали скрипам и стонам деревянного корпуса судна, сжимаемого льдами. Когда последний ящик спустили на лед, люди забились в темный трюм, отчаянно надеясь на лучшее.

Следующие сорок восемь часов они прислушивались к треску коварного льда, моля Бога о том, чтобы корабль уцелел. Однако надежды их рухнули в один миг, когда раздался громкий хруст дерева. Прочное судно вытолкнуло наверх, потом оно завалилось набок, и корпус лопнул, как воздушный шар. К счастью, пострадавших было всего двое, однако корабль было уже не спасти. «Апостолу» предстояло сойти в ледяную могилу, лишь дата погребения оставалась пока неизвестной.

Крозье эвакуировал команду и погрузил провиант на три спасательные шлюпки, поставленные на полозья, чтобы легче было тащить их по льду. Предвидя подобный исход экспедиции, за последние девять месяцев Крозье и Яковлев доставили к ближайшему берегу несколько шлюпок с припасами. Запас продовольствия на Земле Короля Уильяма очень пригодился бы оставшимся без крова морякам. Но чтобы добраться до него, изможденной команде предстояло пройти тридцать миль по ледяным торосам.

– Мы можем отбить «Серафим», – предложил Яковлев, вглядываясь в облепленные толстым слоем льда мачты своего бывшего судна.

– Люди слишком истощены, чтобы сражаться друг с другом и со стихией, – ответил Крозье. – Несомненно, «Серафим» либо пойдет на дно вслед за «Апостолом», либо так и останется в чертовом ледяном плену.

– Да смилостивится над ними Господь! – прошептал Яковлев, бросая прощальный взгляд на покинутое судно.

Разделившись на группы по восемь человек, моряки впряглись в лямки и потащили тяжелые шлюпки, словно быки – плуг. Они брели по неровному ледяному полю, направляясь к суше. К счастью, ветер стих, температура поднялась почти до минус пятнадцати. Тем не менее для голодных и замерзших людей нагрузка была практически непосильной. Они быстро начали слабеть и падать духом.

Моряки тащили и толкали неподъемный груз пять долгих дней и наконец достигли покрытого галькой пустынного острова. Земля Короля Уильяма, известная в наши дни как остров Короля Уильяма, оказалась одним из самых негостеприимных мест на планете. Растительность на продуваемом всеми ветрами острове произрастала настолько скудная, что животные избегали его. Даже неприхотливые эскимосы редко забредали в те края, потому что ни северные олени, ни тюлени там не водились.

Однако люди Крозье этого не знали. Лишь позже, совершив несколько вылазок на санях, они поняли, что это остров, а не северная оконечность континента, как повсеместно считалось в 1845 году. Крозье наверняка понял и еще одну вещь. От ближайшего человеческого жилья их отделяло около тысячи миль. Проще всего было добраться до захудалого поселения Русской Американской компании, находившегося южнее на берегу реки Бак. От южной оконечности острова до устья реки было по меньшей мере сто пятьдесят миль открытого моря, а значит, проклятые шлюпки придется тащить с собой.

Крозье дал команде несколько дней отдыха и на некоторое время увеличил скудный рацион до нормальных порций. Перед изнурительным походом нужно было основательно подкрепить силы. Ждать долго капитан тоже не мог, ведь на счету был каждый день: достичь торгового поселения следовало прежде, чем начнутся осенние метели. Бывалый моряк давно не питал никаких иллюзий: они вряд ли дойдут туда в полном составе, если вообще смогут всерьез приблизиться к цели. В лучшем случае самые выносливые успеют добраться вовремя и организуют для спасения товарищей поисковую партию. Это был их единственный шанс.

И вот опять морякам пришлось шаг за шагом тянуть шлюпки; правда, идти по гладкому льду вдоль берега было куда проще. Вскоре они с ужасом осознали, что идут по дороге смерти: ослабевшие от недоедания люди уже не справлялись с непосильными физическими нагрузками на жестоком морозе. Хуже мороза была только постоянная жажда. Горючее давно закончилось, походные плитки оказались совершенно бесполезны, и добывать питьевую воду изо льда стало сущим мучением. Моряки пытались есть снег, но несколько капель влаги лишь разжигали жажду, и потом несчастные долго не могли согреться. Так к другим недугам прибавилось обезвоживание, будто они не погибали посреди огромной ледяной равнины, а брели по пустыне Сахара. День за днем люди теряли силы и умирали. Выжившие упорно двигались на юг. Сначала они рыли неглубокие могилы, потом просто бросали умерших на льду, чтобы сберечь и без того скудные силы.

Взобравшись на покрытый снегом гребень, Яковлев поднял руку и остановился. Две упряжки по восемь человек в каждой замедлили неверный шаг, и привязанные к шлюпкам веревки провисли до земли. Тяжелая деревянная лодка, груженная припасами и снаряжением, весила более двух тысяч фунтов. Волочить ее по льду было все равно, что тащить за собой носорога. Люди в изнеможении рухнули на колени, жадно вдыхая обжигающий легкие ледяной воздух.

День выдался ясный, яркий солнечный свет заливал расстилавшуюся перед ними снежную пустыню, слепя глаза. Яковлев снял сетчатые защитные очки и обошел всех членов команды, подбадривая их и проверяя, насколько сильно люди пострадали от мороза. Он почти закончил с экипажем второй шлюпки, когда раздался крик:

– Да это же «Серафим»! Он освободился ото льда!

Яковлев повернулся и увидел, как помощник старшины указывает на линию горизонта. Моряк поспешно высвободился из упряжи, подбежал к берегу и выскочил на лед.

– Стрельцов! Стой где стоишь! – приказал Яковлев.

Но моряк его будто и не слышал. Он даже не замедлил бега, спотыкаясь и чуть не падая на неровном плавучем льду. На горизонте маячило какое-то темное пятно. Яковлев всмотрелся попристальнее и раскрыл рот от изумления. На расстоянии трех лиг четко виднелся черный корпус и прямые мачты крупного парусного судна. Это мог быть только «Серафим»!

Яковлев напряженно разглядывал судно, едва дыша. Стрельцов был прав. Корабль перемещался – видимо, он смог вырваться из ледяного плена.

Пораженный капитан шагнул к шлюпке, пошарил под сиденьем и достал складную подзорную трубу. Направив ее на темное пятно, он сразу же узнал некогда вверенное ему судно. Однако выглядело оно как корабль-призрак – паруса свернуты, палуба пуста. Интересно, а знают ли его сумасшедшие обитатели о том, что они куда-то плывут? Но радости у капитана поубавилось, когда он рассмотрел поверхность вокруг корабля. Это был сплошной лед.

– Он все еще скован льдами, – прошептал Яковлев, глядя на идущий кормой вперед корабль. В сущности, «Серафим» вместе с огромной льдиной десяти миль в длину дрейфовал в южном направлении. Шансов уцелеть у него стало чуть больше, если только напор льдов не расколет корпус судна.

Яковлев вздохнул, потом обратился к двум самым крепким членам экипажа:

– Радов, Смальцов, немедленно догоните матроса Стрельцова и приведите его обратно, – гаркнул он.

Они поднялись и бросились вслед за Стрельцовом, который уже добрался до плавучего льда и исчез за огромным торосом. Яковлев снова принялся рассматривать судно, пытаясь увидеть повреждения корпуса или хоть какие-то признаки жизни на борту. Однако расстояние было слишком велико. Капитан вспомнил о главе экспедиции Путятине, чье тело теперь лежало в трюме, обложенное льдом. «Может, этот стреляный воробей в конце концов упокоится в родной земле», – подумал Яковлев. У него-то шансов почти не осталось. Маловероятно, что он когда-либо окажется в России, живым или мертвым.

Полчаса спустя Радов и Смальцов вернулись к шлюпке. Оба смотрели себе под ноги, а один из них сжимал в руках шарф Стрельцова, которым тот раньше закрывал шею и лицо.

– Где он? – спросил капитан.

– Провалился в трещину, запорошенную снегом, – ответил Смальцов, корабельный такелажник с грустными голубыми глазами. – Мы пытались его вытащить, но он ушел под лед прежде, чем мы успели как следует ухватиться…

Он протянул капитану смерзшийся шарф – единственное, что осталось от Стрельцова.

Яковлев понял, что это уже не имеет значения. Даже если бы им удалось вытащить матроса из воды, тот умер бы раньше, чем они смогли бы достать ему сухую одежду. Стрельцову в каком-то смысле даже повезло: по крайней мере, смерть его была быстрой.

Пытаясь поскорее выбросить эту картину из головы, Яковлев сурово прикрикнул на хмурых моряков:

– Вернитесь в упряжки! Пора в путь.

Больше об этой потере они не говорили.

* * *

С каждым днем идти на юг становилось все труднее. Постепенно моряки разбились на группы в зависимости от степени выносливости. Крозье и несколько человек с «Апостола» ушли на десять миль вперед, прокладывая путь вдоль побережья. Следом шел Яковлев, за ним три или четыре группы отстающих. Они настолько ослабели от болезней и голода, что не могли поддерживать темп и фактически были обречены. Из своей команды Яковлев потерял уже троих, однако продолжал упорно идти вперед. Теперь непосильный груз тащило лишь тринадцать моряков.

Надежда на спасение оставалась, пока стояла довольно теплая и почти безветренная погода. Бураны случаются в этих широтах даже в конце весны, поэтому, увидев на западном горизонте черную гряду облаков, люди окончательно пали духом. Пронзительные ветра задули по ледяной равнине и безжалостно набросились на пологий остров. Пурга сбивала с ног, слепила глаза, и Яковлеву не оставалось ничего иного, как перевернуть шлюпку вверх дном и вместе с товарищами укрыться от непогоды под деревянным корпусом. Четыре дня кряду ветра яростно бились и стучали о дно, словно молоты. Сидя под жалкой скорлупкой практически без еды и не имея никакой возможности согреться, изможденные люди медленно умирали.

Яковлев тоже балансировал на грани забытья, чувствуя, как постепенно умирает его тело. Когда конец был уже близок, он ощутил внезапный прилив сил. Возможно, причиной тому стало любопытство. Перебравшись через тела своих товарищей, он пролез под бортом наружу, поднялся на ноги и прислонился к корпусу шлюпки. На несколько мгновений штормовые ветра утихли, и капитан спокойно стоял посреди огромной ледяной пустыни, вглядываясь в меркнущий свет сумерек. Он заставил себя поднять глаза и посмотрел вдаль в последний раз.

Корабль все еще был там. Царапая острыми мачтами горизонт, закованный в лед, «Серафим» сиял призрачным светом.

«Какую тайну ты скрываешь?» – хотел крикнуть капитан, но с пересохших губ сорвался лишь легкий шепот. Не сводя сияющих глаз с горизонта, мертвый Яковлев медленно сполз по борту шлюпки.

Напротив медленно дрейфовал «Серафим» – закованная в лед могила. Как и его экипаж, корабль вскоре падет жертвой сурового арктического климата, став последним свидетелем попытки Путятина отыскать Северо-Западный проход. С исчезновением судна канет в Лету и сага о безумной команде Яковлева. Однако капитан так и не узнал, что корабль скрывает тайну, от которой столетие спустя будет зависеть само существование человечества.