Текст книги "Чужеземные тропы, незнакомые моря"

Автор книги: Эрих Раквитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Давно были пройдены Канары. На горизонте показались острова Зеленого Мыса, но ворчуны напрасно ждали, что там, наконец, будет брошен якорь. Чем все это кончится?

А время шло… Целыми днями не было видно ни одной птицы, ни малейшего намека на сушу. Рулевой шепнул матросам, что корабли постоянно держат курс на юго-восток и что так они должны дойти до самого берега.

Но прошло немало тревожных дней, прежде чем показалась земля. То были Принцевы острова, открытые лет десять назад Фернандо По, и до них корабли впервые дошли прямым курсом. Матросы, и среди них старые морские волки, знавшие каждую бухту и каждую отмель африканского берега как свой собственный дом, оценили это событие по достоинству. Не опасаясь больше за свою жизнь, они теперь почтительно говорили о чужеземце. Этот Бехайм знал о кораблевождении гораздо больше, нежели любой из самых опытных капитанов!

Начиная с 60-х годов XV столетия у португальцев укоренилась традиция устанавливать на особо примечательных пунктах побережья гербовые столбы – падраны[182]182
  Эта традиция возникла после плавания Диогу Кана 1482 года, когда для охраны золотых месторождений был заложен на Золотом Берегу форт Эльмина; еще в 1467 году португальцы ввели обычай устанавливать в странах, которые они впервые брали в свое владение, деревянные кресты с соответствующей надписью, позже деревянные кресты были заменены Диогу Каном каменными.


[Закрыть]: во-первых, в качестве документа о владении вновь открытой землей, во-вторых, для обозначения достигнутой географической широты Первоначально ставили деревянные столбы, но в жарком и влажном тропическом климате они быстро сгнивали. Поэтому Кан запасся каменными столбами, и первый из них он приказал установить на одном из Принцевых островов.

Путь дальше на юг продолжался… Впервые экватор был пройден так далеко от берега. Под руководством Бехайма моряки чувствовали себя настолько уверенно, что еще дальше отошли от берега. Примерно на первом градусе южной широты впередсмотрящий увидел небольшой остров. Несмотря на то, что он уже был открыт в 1471 году, Бехайм испросил разрешения назвать остров своим именем. Сегодня этот остров называется Аннобон и принадлежит Испании… »

Между тем корабли продолжали свой путь под ярко сияющим созвездием Южного Креста. Миновали широкое устье Конго. К северу от него установили следующий гербовый столб. Начиная с 12° ю. ш., куда Кан добрался еще во время первого своего плавания, путешественникам открылся совершенно новый, неизвестный берег. Здесь до них побывали только суда фараона Нехо. Но с тех пор прошло две тысячи лет! Каравеллы достигли мыса Негру, расположенного на 15°45' ю. ш. Там, по записям Бехайма, 18 января 1486 года был установлен еще один гербовый столб…

Корабли были уже 10 месяцев в пути. За это время мореходы осмелились продвинуться далеко в неизведанное. Но нельзя было предвидеть, когда же, наконец, покажется самая южная точка континента. Послышались голоса, призывающие к возвращению. Это было вполне попятно. Нужны были отчаянная смелость и железная воля, чтобы, удалившись от родины на тысячи миль, прорываться еще дальше в чужой мир. Но Бехайм и Кан обладали этими бесценными качествами. Они не считали, что исчерпаны все возможности, и поэтому, будучи уверенными, что цель близка, снова подняли якоря.

Путь вел к мысу Кросс. Это было место, где залив Уолфиш-Бей врезается в сушу. Здесь был поставлен последний падран, самый южный гербовый столб. Он обозначил крайнюю точку, куда Кан и Бехайм успешно привели португальские корабли.

Каменный свидетель подвига первооткрывателей имеет своеобразную историю. В 1893 году, почти ровно через 400 лет, в здешних водах патрулировал немецкий крейсер «Фальке» – «Ястреб». На 21° 50' ю. ш. моряки нашли этот единственный в своем роде исторический документ, уже наполовину вросший в землю, накренившийся и сильно выветрившийся. На капители почти двухметрового столба изображен португальский герб, а под ним надпись по-латыни:

«…С сотворения мира прошло 6684 года, а с рождения Христа 148(?) лет, когда всемогущий высокочтимый король Жуан II Португальский… повелел своему рыцарю Диогу Кану поставить здесь столбы…»

Благодаря удивительному совпадению как раз земляки знаменитого нюрнбержца увезли на родину свидетельство его славной деятельности,

Этим каменным памятником первооткрыватели оставили неопровержимое доказательство своих деяний. Позже камень возвратили португальскому правительству, а копию гербового столба передали в Берлинский музей океанографии. Вторая копия была установлена точно на том самом месте, где несколько столетий простоял оригинал…

Через 19 месяцев экспедиция Кана – Бехайма возвратилась в Лиссабон, Обойти оконечность Африки так и не удалось, но зона известного мира протянулась далеко на юг.

Неписаные португальские законы запрещали капитану много раз уходить в плавание, и, закончив свой славный поход, Кан вышел в отставку[183]183
  Ряд исследователей считает, что Диогу Кан не обогнул южную оконечность Африки только потому, что заболел в пути и вместо трех лет пробыл в плавании всего полтора года. Мало того, позже о Кане не говорится ни слова, и даже Бехайм не называет его имени. Отсюда можно заключить, что Диогу Кан скончался, находясь в плавании, впрочем, это только предположение.


[Закрыть]. Но для Бехайма это путешествие стало началом его дальнейшей научной деятельности.

Проведя несколько лет на острове Фаял (Азорские острова), где он женился на дочери губернатора, Бехайм с 1491 по 1493 год снова живет в родном Нюрнберге. Его любимым занятием становится картография, при этом, вероятно, ему пришло на ум изобразить Землю в ее естественном виде – в форме шара. В век инквизиции поистине нужна была непоколебимая вера и отвага, чтобы осуществить такой замысел. Но Бехайм не колебался. После многих предварительных эскизов он за три месяца изготовил свое знаменитое «земное яблоко», как Бехайм назвал свой глобус.

Инициатива Птолемея, направленная на создание глобусов, была, как и вся научная деятельность античных ученых, погребена в течение почти полутора тысяч лет. Бессмертная заслуга Бехайма заключается в том, что он первый изобразил Землю в виде шара[184]184
  Впервые в истории глобус изобретен пергамским грамматиком Кратесом Маллосским в 150 году до н. э., за 300 лет до Птолемея.


[Закрыть]. Его «земное яблоко», сохранившееся до сих пор, является символом начала новой эры в человеческой истории. И не случайно это великолепное творение было создано в 1492 году, сыгравшем такую большую роль в истории открытий.

* * *

Только каких-то 800 миль, несколько дней плавания, отделяли Диогу Кана от южной оконечности Африки. Разумеется, он этого не знал. Но туземцы мыса Кросс, по-видимому, хорошо знали, что континент можно объехать и что его берег снова поворачивает к северу. Такое сенсационное сообщение экспедиция Кана, вероятно, и привезла в Лиссабон, где, как и в других европейских странах, еще не совсем отрешились от взглядов Птолемея, согласно которым юг Африки уходил на восток, превращая Индийский океан во внутреннее, закрытое море.

Через год после возвращения Кана, в 1487 году, Португалия разыграла сразу два козыря. Рыцарь Педру ди Ковильян возглавил сухопутную экспедицию, чтобы разведать сказочную страну Индию и «царство Иоанна», а Бартоломеу Диаш предпринял последнее, хорошо продуманное наступление на южный мыс. Ковильяну, переодетому обыкновенным купцом, удалось на арабском паруснике добраться до Малабарского берега. В Гоа и Калькутте он с изумлением увидел, что арабы давно уже монополизировали всю торговлю с Индией. Затем он объездил восточный берег Африки и дошел до Софалы (страны Офир древности). Здесь он тоже повсюду встречал торговые поселения арабов, в течение столетий вывозивших из Африки золото и слоновую кость.

В 1493 году Ковильян дошел до «царства Иоанна» – христианской Абиссинии. Со времен принца Генриха положение изменилось. Если тот был воодушевлен идеей найти в лице христиан союзников в борьбе с исламом, то Жуан II был озабочен уже тем, чтобы пресечь торговлю арабов с Индией. Поэтому доклады Ковильяна, до самой смерти оставшегося в Абиссинии доверенным короля, были для него чрезвычайно ценны[185]185
  Ковильяну так и не удалось вернуться в Португалию. Дело в том, что в Эфиопии господствовал своеобразный обычай: не препятствовать чужеземцам въезжать в страну, но обратно их не выпускали. Таким образом, Ковильян стал пожизненным пленником эфиопского негуса и прожил там до самой смерти.


[Закрыть].

Тем временем Диаш с двумя небольшими каравеллами и фрахтером, который он впоследствии оставил в форте Эльмина, направился на юг. На борту у пего были четверо увезенных в Португалию негритянок и два негра. Этих несчастных, одетых в европейское платье и снабженных образцами различных товаров, высаживали во многих пунктах., побережья, где они изображали из себя нечто вроде живой торговой рекламы…

Мыс Кросс был уже позади, когда налетел сильный норд. С убранными парусами неслись каравеллы на юг. Это было тяжким испытанием для команды и командира, у которого была только одна забота: не сесть на мель и держаться подальше от суши, от берега!

Почти 14 дней продолжалась эта адская гонка. Неожиданно шторм стал затихать, северный ветер сменился западным; Диаш воспринял это как знамение небес. Теперь можно было, пожалуй, снова подойти к берегу. Прозвучала команда, и корабли повернули на восток. Прошел день, но земля не показывалась. Не было видно ничего, кроме моря. Мощные волны швыряли суденышки во все стороны. Люди стали ворчать, и Диашу пришлось призвать на помощь весь свой авторитет, чтобы удержать команду в повиновении. Положение стало серьезным. Уже пять месяцев находились корабли в море. Продукты почти кончились, а то, что оставалось, так воняло, что едва можно было открыть провиантские камеры. Точно так же обстояло дело и с питьевой водой…

Прошел еще один день… С отчаянием вглядывался дозорный в море. Земли не было видно. И вдруг… Кажется, командир сообразил, в чем дело. Он приказал повернуть на север. Пузатые каравеллы неохотно совершили маневр и встали на новый курс. Солнце уже склонялось к закату третьего дня…

Отчаянный крик раздался сверху: «Tierra! – Земля!» Это волшебное слово пронеслось по судам и пробудило в команде надежду. Неуверенность как рукой сняло. Люди забегали, засуетились, полезли наверх. На горизонте действительно маячила узкая полоска суши. Значит, они выскользнули из объятий моря и снова обрели землю. Но это была чужая, неизвестная земля. Даже Диаш не имел о ней никакого представления. На лугу близ берега паслись коровы, а скоро показались и первые жители. Кожа у них была коричневого цвета, как у всех людей Южной Африки. К сожалению, переводчики не могли понять друг друга.

Но капитану нужна была твердая уверенность, что это то, что он искал, поэтому в течение нескольких дней корабли следовали в северо-восточном направлении вдоль прибрежной линии, пока команда окончательно не отказалась плыть дальше. Нехотя капитан подчинился, но он уже знал, что мечта целого столетия осуществилась. Он обогнул Африку! По другую сторону моря лежала Индия, быть может, совсем близко. С горечью Диаш понял, что дойти до нее он не сможет – слишком уж обессилели люди, а корабли нуждались в ремонте.

На полпути между нынешним Порт-Элйзабетом и Ист-Лондоном, у мыса Падропе, с торжественной церемонией был установлен гербовый столб. Затем Диаш заставил своих спутников продвинуться еще немного на восток, до Великой рыбьей реки (современной Грейт-Фиш), где скрепя сердце он отдал окончательный приказ о возвращении. С горьким чувством проследовал Диаш мимо установленного на мысе Падроне гербового столба, как бы зная, что видит его в последний раз. И в самом деле Диаш никогда больше не возвращался в эти широты. В 1500 году с эскадрой из четырех судов он погиб во время шторма у южной оконечности Африки[186]186
  Диаш участвовал еще в двух морских экспедициях: сопровождал Васко да Гаму во время похода в Индию и принимал участие в плавании флотилии Педру Алвариша Кабрала, где в 1500 году погиб у мыса Доброй Надежды, названного им мысом Бурь.


[Закрыть].

Некоторое время камень, вероятно, служил дорожным знаком для направляющихся в Индию путешественников, затем был совершенно забыт. Не сохранился и доклад Диаша. Только в 1939 году были найдены остатки гербового столба с мыса Падроне; эта находка – важное звено в цепи умозаключений, направленных на выяснение событий этого знаменательного плавания.

Обычай мореходов того времени давать примечательным пунктам на берегу имена святых, в день которых было сделано открытие, позволяет сделать интересные выводы о том, как протекало путешествие. Например, 16 мая 1488 года корабли миновали мыс Игольный[187]187
  Мыс Игольный был назван Кабу-ду-Инфанти {мыс Инфанта), или мыс Сан-Брандан (Св. Брандана).


[Закрыть] в самом конце южного края Африканского континента. Вероятно, каравеллам пришлось бороться с устойчивыми западными ветрами, и путешествие прерывалось продолжительными паузами как для отдыха – команда была сильно утомлена, – так и для того, чтобы запастись провизией и водой. Лишь через 3 месяца, 16 августа, каравеллы дошли до пункта, названного Диашем из-за бушевавших здесь мощных бурь мысом Бурь (Кабу-Торментозу). Но после возвращения экспедиции в Лиссабон король Жуан II дал ему многообещающее название – мыс Доброй Надежды. Так он называется и по сей день. И по праву! Потому что после великолепного путешествия Диаша надежда добраться до Индии морским путем сменилась твердой уверенностью. Бартоломеу Диаш стал бессмертен. Португальский национальный поэт Камоэнс поставил герою мыса Бурь «литературный памятник» в своих «Лузиадах».

* * *

Короткая летняя ночь кончилась. Первые солнечные лучи укутали небо в нежную розовую дымку, отражение которой окрасило порт, реку и город в веселый наряд. «Доброе предзнаменование!» – говорили жители Риштеллу, небольшого портового города на реке Тахо.

И люди и город были празднично украшены. Поперек узких улиц свешивались гирлянды цветов, на легком утреннем ветру реяли зелено-красные знамена. Пестро разряжены были и суда, стоящие у причалов, к которым спешил народ. Толпа становилась все больше, люди приходили даже из соседнего Лиссабона и терпеливо дожидались, чтобы стать свидетелями редкого события. Но пока не произошло ничего замечательного, оставалось глазеть на корабли, путь к которым преграждали закованные в латы алебардисты.

Два корабля были только что спущены на воду; их построили под руководством Бартоломеу Диаша. Чтобы корабли могли свободно маневрировать даже на мелководье, они были не слишком велики[188]188
  Кроме небольшой осадки, суда имели еще одно новшество – часть косых латинских парусов была заменена на более мощные, четырехугольные. С таким оснащением суда могли ходить при всех ветрах и легко менять курс. Судя по документам XV века, их скорость доходила до 15 узлов, то есть около 30 километров в час.


[Закрыть], но внушали уважение своими пушками, стволы которых – по 10 с каждой стороны – выглядывали из бортовых люков. На носу вздымались позолоченные фигуры святых Гавриила и Рафаила, имена которых носили корабли – «Сан-Габриэл» и «Сан-Рафаэль». Рядом на легкой зыби покачивалась каравелла «Берриу»; со своими 50 тоннами водоизмещения она была вдвое меньше, нежели первые корабли. Завершался маленький флот тяжело груженным и поэтому глубоко сидящим в воде продовольственным судном[189]189
  Адмиральский флаг был поднят на «Габриэле», капитаном которого был опытный моряк Гонсалу Алвариш; капитаном «Рафаэля» был старший брат командора Паоло да Гама, капитаном «Берриу» – Николо Куэлью, фрахтер вел Гонсалу Нуниш; кормчим эскадры был назначен опытный навигатор, плававший еще с Диашем, Педру д'Аленкер.


[Закрыть]. Больше увидеть ничего не удавалось – вооруженная стража никого не подпускала к кораблям. Тесно сомкнув ряды, ощетинившись алебардами, воины выглядели так, будто бы им поручили охранять государственную тайну. Действительно, до сегодняшнего утра это и было важнейшей государственной тайной!

…Толпа пришла в движение. Все головы повернулись в сторону города, откуда донесся неясный шум церковных песнопений. А некоторое время спустя на площади появилась торжественная процессия: впереди священники в праздничных ризах, за ними офицеры в сверкающих парадных латах, с мечами на боку. И среди них герой дня Васко да Гама – король поручил ему найти истинный путь в далекую Индию. Впереди процессии в воздухе развевался белый шелковый стяг с вышитым на нем крестом ордена Христа. Днем раньше король Мануэл[190]190
  В португальскую и мировую историю этот король вошел под именем Мануэла Счастливого, или Великого (1495–1521).


[Закрыть] торжественно вручил его адмиралу, и тот поклялся смело пронести символ христианства среди мавров и язычников, охранять стяг от всякой опасности и защищать его до самой своей смерти…

В конце процессии шли экипажи кораблей, 160 человек. Матросы были одеты в защитные кожаные колеты и вооружены либо арбалетами, либо секирами и пиками. И хотя участие в этой экспедиции воспринималось как высокая честь, все они понимали, что идут навстречу неизвестности и что многие из них не вернутся на родину. Последнюю ночь офицеры и команда провели в молитвах. На подходе к кораблям священник благословил их в последний раз, и тысячная толпа людей преклонила колена. Не зря этот кусочек земли в гавани называли «берегом слез»: иногда это были печальные слезы разлуки, иногда – слезы радости, если кому-либо суждено было вернуться.

Но сегодня об этом забыли, все страстно ждали этого дня с тех пор, как 10 лет назад благополучно возвратился из плавания Диаш, и не переставая говорили о том, что пора, наконец, рискнуть и сделать последний шаг в Индию. При виде людей, энергично и быстро взбегавших по трапу, умело начавших готовить суда к отплытию, толпа возликовала. Со скрипом пошли вверх якоря, на мачте флагмана взвился вымпел командора эскадры. Еще минута, и ветер с шумом наполнил паруса. Началось полное приключений путешествие в далекую Индию. Это было 18 июля 1497 года…

Васко да Гама отправился в путь через 10 лет после возвращения Бартоломеу Диаша из успешного плавания к мысу Доброй Надежды. Десять лет, в течение которых португальская корона не сделала ни единой попытки развить и закрепить свой успех, хотя вся ее политика по-прежнему исходила из идеи овладения заморскими территориями, несмотря на то, что предел всех мечтаний – Индия и дорога туда еще не были найдены.

Разве Колумб, этот фантазер и мечтатель, не добрался до Индии западным путем? Во всяком случае, он так полагал, хотя сведения, которые он сообщал о людях и о стране, вернувшись из плавания, противоречили этому. Кроме того, ведь он открыл только острова… Как бы там ни было, но, чтобы не опоздать, нужно было спешить. Между Португалией и Испанией разгоралась война, которую в открытую вели дипломатическими нотами, а тайно – средствами шпионажа. Спор, как всегда, должен был разрешить римский папа.

Папское решение не заставило себя ждать. Папа исходил из соображений, что земли, куда ведет проложенный португальцами восточный путь, следует считать принадлежащими португальской короне, а земли, куда ведет освоенный испанцами западный путь, – владениями Испании. В таком именно духе и был в июне 1494 года заключен договор в Тордесильясе, поделивший шкуру еще не убитого медведя. Демаркационная линия между португальской и испанской сферами была ничтоже сумняшеся проведена… от полюса арктического до полюса антарктического, с севера на юг, в 370 лигах к западу от островов Зеленого Мыса, при этом имелось в виду, что никакие земли западного полушария этой линией задеты не будут. К каким последствиям приведет такой договор по другую сторону глобуса, этого не могли предвидеть самые смелые картографы, и меньше всех – отец «гениальной» идеи папа Александр VI, бывший испанский епископ Родриго Борха.

Первым сделал удивительное и в то же время счастливое для своей страны открытие португалец Кабрал. Он обнаружил, что спорная шкура выглядит совсем иначе, чем это себе представляли. Когда примерно в 1500 году Кабрал, намереваясь добраться до Индии, плыл с большим флотом на юг, ему пришлось, чтобы уйти от песчаных бурь Сахары, описать большую дугу в направлении к западу. Неожиданно показалась земля. Это вызвало немало волнений на кораблях, потому что находились корабли на шесть градусов восточнее установленной папой границы. Выходит, Португалия получит вновь открытую землю! Так как на берегу обнаружили неизвестную породу красного дерева, то вновь открытую землю назвали «Brasilia» от «brassa» – жар, угли; позже страна утвердила за собой название Бразилии и до 1822 года оставалась португальской колонией.

По другую сторону земного шара решение папы вызвало серьезные осложнения из-за известных еще в древности знаменитых своими пряностями Молуккских островов, на которые претендовали обе великие державы. На этот раз спор решился не только методами дипломатии и шпионажа. Туземцы стали свидетелями того, как пришельцы яростно нападали друг на друга. Немало погибло испанцев и португальцев, прежде чем в 1529 году обе стороны пришли ко взаимному соглашению, по которому Карл V за 350 тысяч дукатов уступил Португалии свое «право» на острова. Позже выяснилось, что Молуккский архипелаг входил в сферу господства Португалии, но свои 350 тысяч дукатов португальский король обратно так и не получил.

* * *

…Уже давно Васко да Гама оставил позади воздвигнутый Диашем на мысе Падроне гербовый столб и попал в области, куда европейским судам никогда еще не доводилось заходить. И вот его каравеллы – фрахтер за ненадобностью был сожжен в бухте Моссел-Бей[191]191
  Моссел-Бей – португальская Баиа-ди-Сан-Браш южной оконечности Африки (под 22° в. д.).


[Закрыть] – 7 апреля 1498 года бросили якорь на рейде красивого островного города Момбаса.

Но, прежде чем дойти сюда, экспедиция пережила много волнующих моментов и только благодаря рассудительности командора справилась с ними и с честью вышла из многих критических положений. Так, например, в бухте Св. Елены на пути в Моссел-Бей один из членов команды, посланный установить контакт с местными жителями, вдруг в смертельном страхе помчался к берегу, преследуемый разъяренной толпой вооруженных людей. Немедленно была спущена шлюпка, но туземцы осыпали ее градом стрел. Командор и часть его спутников были ранены, но «посла» все же удалось спасти.

Осталась в памяти и драма у мыса Доброй Надежды. Эта крайняя точка континента показалась 18 ноября, но страшнейший юго-восточный ветер сводил на нет любую попытку обойти мыс. Несколько дней подряд каравеллы со спущенными парусами топтались на одном месте, заливаемые гигантскими волнами, но не смогли продвинуться вперед. Уже раздавались голоса, требовавшие повернуть назад, но командор был тверд. На пятый день ветер переменился. И как счастливы были они потом, встретив в Моссел-Бее благожелательных туземцев, отдавших за сверкающие побрякушки большого жирного быка. Первый торговый контакт завершился тем, что португальцы и африканцы пустились в пляс под монотонные звуки туземных флейт. Но и тут нужна была крайняя осторожность. Рассердившись на то, что пришельцы вычерпали до дна их скудные водоемы, туземцы внезапно перешли к нападению. Только гром нескольких бомбард сумел приостановить их атаку.

На берегу Замбези путешественники впервые встретились с арабами. Едва были брошены якоря, как вокруг появились маленькие лодочки, в которых увенчанные тюрбанами гребцы предлагали морякам свои товары. Обрадованные путешественники назвали Замбези «рекой добрых предзнаменований».

Да Гама хранил в своей шкатулке копии писем Ковильяна португальскому королю и был поэтому хорошо информирован о том, что дальнейший путь приведет его прямо во владения мусульман. На эту предстоящую встречу да Гама давно уже смотрел с некоторым опасением, но как будто все прошло лучше, чем он ожидал. За время, проведенное у «гостеприимной реки», моряки успели хорошо отремонтировать свои суда, но, когда экспедиция вышла в море, на берегу осталось несколько могил товарищей, умерших от цинги и убийственного жаркого климата.

В Мозамбике да Гаму встретили сначала дружески. Сам султан не лишил себя удовольствия побывать на борту чужеземных кораблей. Множество новых впечатлений нахлынуло на португальцев. Восток раскрывал перед ними свое пестрое сверкающее великолепие. Флотилия всегда была окружена целым роем арабских самбук, как и в незапамятные времена оснащенных плетеными парусами. Торговцы в шелковых тюрбанах и пестрых хлопчатых тканях были для португальцев наглядным доказательством того, что здесь совершенно иной мир. И до чего же он был богат! Как будто здесь собрались все сокровища Африки и Индии! У португальцев разбежались глаза. И постепенно до их сознания дошло, что, несмотря на превосходство своей военной техники, они, в сущности, нищие бродяги.

Тем временем султан понял, что имеет дело не с турками, как он полагал, а с «неверными», с христианами. К тому же он увидел, что чужеземцы прежде всего интересуются торговлей и наверняка явятся будущими конкурентами. Только благодаря счастливой случайности португальцы узнали о коварном замысле султана уничтожить их и своевременно уплыли на север.

А 7 апреля каравеллы встали на рейде Момбасы…

Изнурительная жара выгнала команды на палубы. Что их ждет здесь, в этом новом и чужом городе? Они слышали, что в Момбасе должны быть христиане, все заранее радовались этому, надеясь, что наконец-то после долгих месяцев лишений они встретят хороший прием и смогут по-настоящему отдохнуть. Очевидно, капитаны, собравшиеся в этот вечер в каюте да Гамы на военный совет, решают, в какой последовательности сходить на берег. Но когда сам командор, и брат его Паоло, командовавший другим судном, и Николо Куэлью, капитан «Берриу», показались на палубе, матросы по их серьезным лицам поняли, что надеялись напрасно. Напротив, вахты были усилены и сделано все, чтобы отбить внезапное нападение, если таковое последует…

Пока ночь в серебряном блеске Южного Креста ткала свои тайны, часовые, чтобы побороть усталость, тихо переговаривались между собой, Они вслушивались в темноту, но ничего, кроме тихого шелеста волн, не доносилось со стороны берега. А там призрачно мерцали загадочные огни, не предвещавшие ни вражды, ни дружбы. Но что-то угнетающее носилось в воздухе… Корабельный колокол отзвонил полночь, явилась смена, затем все опять стихло… Что это? Вахтенные напряженно всматриваются в ночь. Чертовское положение – чувствовать противника и не видеть его. Но вот удары весел… Блеск оружия… Тревога!

Глухо звенит колокол «Габриэля», будит спящих. Люди выскакивают на палубу. Короткие команды покрывают шум. На «Рафаэле» и «Берриу» тоже готовы к бою. Наконец-то можно распознать противника. Это большая барка – завра, на ней сотня вооруженных до зубов мавров!

Следующие секунды полны драматического напряжения. Канониры замерли с горящими факелами у бомбард, готовые в ту же минуту послать в нападающих смерть и гибель. Но приказа не последовало. Предводитель мавров дал знать, что желает всего-навсего вести переговоры. Он понял, что его замысел раскрыт, и поэтому немедленно изменил тактику, пытаясь добиться своей цели хитростью: мавр просит разрешения подняться со своими людьми на палубу. Но этот маневр был слишком неуклюж, чтобы командор не разгадал его. В ответ он дипломатично предложил подняться на судно только нескольким главарям отряда. Через два часа барка ушла обратно. Произошел только обмен любезностями, и португальцы убедились, что на этот раз осторожность избавила их от боя не на жизнь, а на смерть.

На следующее утро шейх Момбасы прислал свежие продукты, апельсины и ценный подарок командору, приглашая его войти в гавань города. Тогда да Гама отправил двух каторжников, специально предназначавшихся для подобных опасных миссий, в качестве посредников к шейху. Так как результат переговоров показался удовлетворительным, командор приказал судам войти в гавань. И вдруг один из кораблей сел на мель, и сразу же несколько арабов, оставленных на борту в качестве заложников, спрыгнули за борт. Тогда стало ясно: флотилию пытались завлечь в западню! Это признали под пытками и те мусульмане, которым не удалось бежать.

Следующей ночью, с 8 на 9 апреля, арабы снова попытались добиться своей цели. Очевидец описал эту попытку так:

«Следующей ночью в полночь подошли две набитые людьми лодки. Они остановились невдалеке, и мавры попытались добраться до «Берриу» и «Рафаэля» вплавь. Вахтенные сначала предположили, что это тунцы. Однако сигнал тревоги передали на другие корабли. И это было сделано как раз вовремя, потому что несколько вооруженных разбойников уже повисли на цепях фок-мачты «Рафаэля». Направлявшиеся к «Берриу» намеревались обрубить якорный трос. Когда их обнаружили, мавры в панике бежали».

Португальцы увидели, что установить с арабами мирные отношения им не удастся, и поплыли дальше, на север. Командор был в тревоге. Что делать? Конечно, он первый человек с запада, прошедший более 30 градусов широты вдоль восточного берега Африки. Одного этого было бы достаточно, чтобы сделать его имя бессмертным. Но какое это может иметь значение? Самое опасное еще впереди. Индия! Попадет ли он когда-нибудь в эту страну? Целый год жили они, не зная, что принесет им следующий день; плохое питание, недостаток воды, трудности и лишения уже стоили жизни некоторым морякам. А сколько больных беспомощно лежало на палубе…

Да Гама разложил перед собой карту и еще раз перечитал адресованные королю письма Ковильяна, стараясь вспомнить то немногое, что ему приходилось слышать о морском пути в Индию, о стране, о ее людях. Чем больше он об этом думал, тем дальше, казалось, отодвигалась цель его плавания. Стало ясно, что без помощи со стороны, без длительного отдыха не стоит и думать о продолжении маршрута. Судьба экспедиции зависела теперь от того, какой прием окажут им в ближайшей гавани…

Топот ног прервал размышления да Гамы. В дверь каюты постучали.

– Командор, видна барка! Капитан бросился наверх.

– Их нужно взять на борт!

Скоро на палубе сидели семнадцать мавров. Они с удивлением рассматривали странные корабли, странных людей. Им не причинили никакого зла, напротив, их пригласили в каюты и щедро угостили.

И в самом деле, португальцам повезло: шейхи Момбасы и Малинди яростно ненавидели друг друга. Путешественники бросили якорь в Малинди, и, таким образом, да Гама обрел, наконец, союзников и помощников, в которых так нуждался…

Малинди с ее приветливыми, белыми домами напоминал морякам родной Алькасар. Впрочем, расточительное изобилие здешней природы придавало местности более красочный облик, чем у них на родине. Корабли были отремонтированы, обильная свежая пища вылечила больных, и скоро офицерами и матросами снова овладел дух предприимчивости. Десятидневный отдых, полные трюмы провианта и специально приглашенный лоцман[192]192
  Им был знаменитый лоцман Васко да Гамы – выдающийся арабский навигатор ибн-Маджид, познакомивший португальцев с особенностями плавания в южных морях и оставивший после себя массу трудов по навигации. Самые интересные лоции ибн-Маджида, относящиеся к началу XVI века, переведены советским исследователем Т. А. Шумовским.


[Закрыть] вселили в да Гаму уверенность, что они, наконец, достигнут желанной цели. 24 апреля 1498 года эскадра вышла в море и взяла курс на Индию; благоприятный юго-западный муссон понес их навстречу новым берегам…

18 мая, через три с половиной недели, показавшиеся морякам после всего пережитого легкой прогулкой, снова появилась земля. Теперь моряки могли с гордостью говорить, что они обошли половину земного шара.

20 мая эскадра бросила якорь в гавани Калькутты (современный город Кожикоде в Индии) на Малабарском берегу. Самое продолжительное по тем временам путешествие европейских судов, впервые обошедших Африканский континент и связавших три части света, закончилось. Отважные мореходы добрались до страны легендарных сокровищ!

Но не только португальцы, жители Малабарского берега тоже отдавали себе отчет в неповторимости такого события. В их гавани стояли корабли с запада! Кто и когда мог подумать, что такое случится? Великолепен был и прием у могущественного правителя Калькутты.

Да Гама строго-настрого наказал своему брату Паоло и капитану Николо Куэлью: в случае, если он не вернется с приема на корабль, немедленно отправиться обратно на родину. Сам же он с 13 верными спутниками отправился во дворец, где они пережили сказку из 1001-й ночи.

В Калькутте португальцев сначала повели в церковь, и, когда им сказали, что одна из тамошних статуй изображает матерь божью, они преклонили колена и помолились. Но на самом-то деле это был индуистский храм, и статуя, вероятно, изображала Деваку, мать Кришны. Фигуры стенной росписи тоже вызывали сомнение относительно характера церкви, потому что зубы у изображенных богов на полпальца торчали изо рта, а рук у них было четыре или пять. Из церкви в сопровождении придворного вельможи да Гама проследовал затем с большой пышностью через город во дворец. Барабаны грохотали, трубы гремели, свирели пронзительно свистели, и весь этот музыкальный шум смешивался с треском выстрелов португальских аркебузов. На улицах собрались громадные толпы людей. Они так тесно обступили португальцев, что те с трудом пробивали себе дорогу. Самудрин раджа, или, как говорили португальцы, саморин, возлежал, жуя бетель, на ложе под позолоченным балдахином. В левой руке он держал золотую чашу, в которую время от времени он выплевывал бетель, и тогда слуга подавал ему новую золотую чашу со свежим бетелем. Чужеземцам были предложены отборные фрукты, после чего да Гама рассказал, что король под страхом смерти запретил ему возвращаться на родину, прежде чем он разыщет христианского монарха Индии и заверит его в том, что желает с ним дружбы. Свою речь да Гама закончил просьбой к саморину, чтобы тот, со своей стороны, тоже направил послов в Португалию…