Текст книги "Король-Уголь"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

15

Халу так и не пришлось узнать, что говорил Перси Картрайту в эту ночь, он знал только, что управляющий был вызван для беседы, длившейся полчаса, а затем в вагоне появился улыбающийся Перси с известием, что Хал Уорнер, конечно, все перепутал. Администрация шахты, оказывается, с самого начала трудится не покладая рук над установкой вентилятора, чтобы как можно скорее открыть вход в шахту. Эта работа уже закончена, через час-два будет пущен вентилятор, а к утру спасательные отряды получат возможность спуститься в шахту. Перси сообщил все это с таким невинным видом, что у самого Хала мелькнула мысль: «Похоже, что он поверил!» Положение гостя обязывало Хала к деликатности: он сделал вид, что принимает все за чистую монету, и поневоле позволял выставить себя дураком перед всей компанией.

Перси пригласил Хала и Билли Китинга провести ночь в поезде, но Хал отказался. Он слишком грязен, кроме того он хочет встать на рассвете, чтобы одним из первых спуститься в шахту. Тут Перси сказал, что управляющий наложил свое вето на это предложение: он не пустит в шахту никого, кроме опытных шахтеров, которые знают, как избежать опасности. Когда есть столько умелых добровольцев, совершенно незачем подвергать опасности дилетантов!

Рискуя показаться невежливым. Хал во всеуслышание заявил, что он там обязательно будет и понаблюдает, как снимают настил. А в эту ночь во многих лачугах, наверное, собрались женщины, которым сейчас не до сна, вместе они оплакивают своих близких. Сообщить им радостную весть поскорее – доброе дело!

И Хал с Китингом отправились в поселок. Прежде всего они зашли к Рафферти. Миссис Рафферти вскочила, с удивлением уставилась на гостей, а затем вскрикнула: «Пресвятая дева!» – таким голосом, что все ее малыши проснулись и в испуге завопили. Когда женщина убедилась, что ее гости располагают точными сведениями, она бросилась поделиться новостью с соседями. И вскоре улицы заполнили толпы народа, которые снова ринулись к шахте.

От Рэфферти Хал и Китинг пошли к Джерри Минетти. Соблюдая долг вежливости по отношению к Перси, Хал повторил его слова о том, что Картрайт якобы с самого начала стремился поскорее открыть шахту. Просто потеха, какие глаза сделал Джерри, услыхав это! Ладно, нечего тратить время на разговоры! Джерри в два счета оделся, и все втроем они поспешили к шахте.

Действительно, бригада рабочих уже срывала брезент и доски. За все свое пребывание в Северной Долине Хал еще никогда не видел, чтобы люди работали с такой охотой. Вскоре большой вентилятор пришел в движение, взревел и вдруг запел. И толпа, теснившаяся вокруг – по крайней мере сто человек, – тоже ревела и пела.

Надо было выждать еще несколько часов, прежде чем приступать к действию. Внезапно Хал почувствовал полное изнеможение. Вместе с Билли Китингом он вернулся к Минетти. Расстелив на полу одеяло, они улеглись, кряхтя от удовольствия. Что касается Билли, то он очень скоро захрапел, но Хал почувствовал внезапную реакцию после всех волнений и лежал с широко открытыми глазами.

Целым океаном нахлынули на него мысли. Где-то далеко отсюда был другой мир, к которому он принадлежал и от которого сознательно отказался на эти месяцы; и вот вдруг все всплыло вновь. Когда нынешним летом он вынашивал свой план, все казалось необычайно простым: назваться другим именем, стать человеком другого класса, пожить его жизнью и проникнуться его чувствами, я затем вернуться в свой мир и рассказать о том новом и интересном, что он испытал. При этом ему никогда не приходило в голову, что его мир – мир Хала Уорнера – может обнаружить его под именем Джо Смита, подручного шахтера. Он почувствовал себя как взломщик, который приступил к делу под покровом тьмы, – и вдруг комнату, где он орудует, заливает ярчайшим светом.

Хал пустился на это приключение, зная, что его ждут неприятные сюрпризы; он знал, что где-нибудь и когда-нибудь ему придется вступить в борьбу с «системой». Но он никогда не думал очутиться в гуще классовой борьбы и возглавить наступление на позиции своего собственного класса. И в том, что это не конец, можно не сомневаться. Ведь захват одной из позиций еще не решает исхода войны. Лежа в ночной тишине. Хал постепенно начинал понимать, в какое дело он ввязался. Применив другое сравнение, скажем, что он сейчас уподобился человеку, который затеял на улице легкий флирт, а утром проснулся женатым.

Не то чтобы он раскаивался в той линии поведения, которую принял по отношению к Перси. Всякая другая линия была бы немыслимой. Но жителей Северной Долины Хал знает десять недель, а общество в вагоне Перси Харригана – почти всю жизнь. И потому эти особы занимали много места в его сознании; сейчас в ночной тиши он взвешивал их отношение к себе – открыто враждебное или тайно недоуменное, в они дружно вели наступление на оборонительные форпосты, сооруженные против них его разумом.

Особенно трудно было обороняться против Джесси Артур. Перед ним возникало ее лицо, умоляющее, тоскующее. Это было одно из тех лиц, которые своей безупречной красотой завораживают душу мужчины. Темные глаза, нежные и блестящие губы, всегда готовые затрепетать от волнения; кожа, как яблоневый цвет; волосы, сверкающие звездной россыпью!

Когда дело касалось углепромышленников и охранников, Хал умел весьма реалистически оценивать их, но ему никогда не приходило в голову, что чарующая внешность Джесси может быть обманчивой и не соответствовать ее душевным качествам. Он был влюблен в нее и слишком молод и неопытен в любви, чтобы видеть под нежным девичьим обликом – таким естественным и привлекательным – глубокую бессознательную жестокость, врожденную, инстинктивную жестокость касты и черствость светских предубеждений. Мужчине нужно прожить полжизни, изведать много горя и страданий, прежде чем он поймет, что женские чары – дивное, волшебное совершенство глаз, зубов, волос, нежность кожи и тонкость черт – оплачены трудом и потом многих поколений и неизбежно свидетельствуют о диком состоянии общества, о преступных и бесчеловечных нравах и обычаях.

В роковую минуту Джесси отреклась от него. Но сейчас, перебирая в памяти подробности этой сцены. Хал подумал, что подверг ее несправедливому испытанию. Он знал и любил ее с детства. Все поступки Джесси, все ее слова неизменно свидетельствовали лишь о нежности и доброте. «Но ее симпатии всегда на стороне тех, кого она знает, – сказал он себе, – а откуда ей знать рабочих?» Он должен помочь Джесси, он должен – пусть даже вопреки ее воле – расширить ее горизонт, углубить ее знакомство с жизнью! Этот процесс будет для нее мучительным и омрачит безмятежную прелесть девичьей красы, но, конечно, пойдет ей на пользу, потому что это «болезнь роста».

Так, лежа на полу в потемках. Хал вел воображаемую беседу со своей возлюбленной. Он мысленно водил ее по шахтерскому поселку, объясняя ей все, показывая людей. С ней вместе он позвал и других своих друзей из салон-вагона Перси Харригана и знакомил их со своими друзьями из Северной Долины. Кое у кого должны найтись тут общие интересы. Например, Боб Крестон, любитель песен и плясок, несомненно заинтересуется «Блинки», лучшим эстрадным исполнителем здешних мест. А миссис Кертис – страстная любительница кошек, и это, вероятно, свяжет ее родственными узами с соседкой Минетти – старой миссис Нэгл, у которой их пять! А Виви Кэсс, люто ненавидящая всех, кто ест с ножа (вот показать бы ей, как едят столовники Ремницкого!), будет в восторге от «Даго Чарли» – упрямого мула, жующего табак, любимца Хала в недавнем прошлом. И Хал с нетерпением ждал утра, чтобы начать задуманный им опыт объединения классов.

16

Хал заснул перед рассветом. Разбудил его Билли Китинг, который сидел на полу, зевая во весь рот, ворча и жалуясь. Хал вдруг сообразил, что и у Билли был повод для терзаний. Какой материал для газеты! За всю свою журналистскую деятельность у Билли еще никогда не было такого. А у кого был? И вдруг приходится поставить на нем крест!

Накануне вечером Картрайт собрал всех репортеров и сообщил им новости; во-первых, Компания закончила, наконец, подготовительные работы, чтобы открыть шахту; во-вторых, сюда прибыл в собственном поезде молодой мистер Харриган, озабоченный судьбой шахтеров, находящихся в шахте. Репортеры могут, конечно, упомянуть об этом факте, но их просят не поднимать газетной шумихи и не называть фамилий гостей мистера Харригана. Картрайт, разумеется, ни словом не обмолвился о том, что подручный шахтера, которого прогнали с шахты за неповиновение властям, оказался сыном Эдуарда С. Уорнера, угольного магната.

Шел мелким осенний дождик, и Халу пришлось одолжить у Джерри старое пальто. Он надел его и собирался уже выйти, когда Джерри Маленький потребовал, чтобы Хал взял его с собой. После некоторых пререканий Хал закутал малышка в шаль и посадил к себе на плечо. Утренний свет едва еще брезжил, но все местное население уже собралось у входа в шахту. Люди в шлемах спустились на разведку; приближалась минута, когда шахта откроет свою тайну. В мокрых шалях на согбенных плечах стояли в напряженном ожидании бледные, измученные женщины, от волнения неспособные произнести ни слова. Страшно было думать, что, в то время как жены дрожат и мокнут под пронизывающим дождем, несколько капель влаги в шахте могли бы поддержать тлеющую жизнь их мужей!

Вернувшись, разведчики сообщили, что лампы горят ровным светом даже на дне шахты, следовательно разрешается спускать и людей без шлемов; добровольцы первого спасательного отряда немедленно подготовились к спуску. Всю ночь здесь стучали топоры – это плотники сбивали новую клеть. Теперь ее прикрепили тросами к барабану, и люди заняли места. Когда, наконец, барабан заработал и первая партия исчезла под землей, вся тысячная толпа испустила глубокий вздох, похожий на стон ветра в сосновом лесу. Добровольцы покидали жен и детей, но не нашлось ни одной женщины, которая попросила бы своего мужа остаться! Такова была глубокая инстинктивная солидарность, соединившая этих тружеников двадцати национальностей в одно целое.

Спуск был томительно медленным, так как клеть испытывали в первый раз и, кроме того, еще не миновала опасность появления газа. Из-за этого приходилось останавливать барабан через каждые несколько футов и ждать, пока люди в клети дернут сигнальную веревку, в знак того, что у них все в порядке. Скоро они достигнут дна, но пройдет еще немало времени – кто знает сколько? – пока они обнаружат тех, в ком еще теплится жизнь. Разведчики рассказали, что околоствольный двор завален телами, но там даже не стоит задерживаться, так как все эти люди умерли еще несколько дней назад. Хал видел, как толпа женщин осаждает разведчиков, стараясь выведать, опознан ли кто-нибудь из мертвецов. А Джефф Коттон и Бад Адамс заняты своим обычным делом – гонят их прочь от шахты!

Вскоре клеть вернулась и приняла вторую партию добровольцев. Теперь уже не требовалось столько предосторожностей. Барабан работал без перебоев, и в страшную преисподнюю спускались партия за партией – суровые решительные люди с ломами, кирками и лопатами в руках. Освещая себе путь рудничными лампами, они разбредутся по всем выработкам в поисках заграждений, воздвигнутых для защиты от газа. Работая ломами и кирками, они, возможно, услышат из-за перемычки сигналы уцелевших, если нет, то все же пробьются и найдут своих товарищей, обессилевших, но еще живых.

Один за другим спустились в шахту друзья Хала; Большой Джек Дэйвид, чех Вресмак, поляк Кловоский и, наконец, Джерри Минетти. Его сынишка со своего насеста на плече Хала помахал ему на прощание рукой, а Роза, которая успела к ним присоединиться, держалась возле Хала, молчаливая и тихая, словно ее душа унеслась в шахту. Ушел голубоглазый Тим Рэфферти искать своего отца, ушел черноглазый юноша грек Энди, чей отец погиб в такой же катастрофе несколько лет назад; ушли Роветта и Кармино – старший мастер, двоюродный брат Джерри. Их имена повторялись в толпе, как имена героев, идущих в сражение.

17

Оглянувшись, Хал заметил несколько гостей молодого Харригана. Вот под зонтиком стоит Виви Кэсс, а рядом с ней Берт Аткинс; подальше – Боб Крестон с Дикки Эверсоном. Эти двое, в макинтошах и непромокаемых кепи, беседуют о чем-то с Картрайтом. Рослые, элегантные, они кажутся существами из другого мира среди низкорослых, вымазанных углем шахтеров.

Увидев Хала, они подошли к нему.

– Где вы достали этого малыша? – спросил Боб с улыбкой на розовом, свежевыбритом лице.

– Нашел, – ответил Хал и, слегка подбросив Джерри Маленького, спустил его на землю.

– Здорóво, малыш! – сказал Боб.

Джерри не замедлил с ответом.

– Мое почтение! – Маленький Джерри говорил как американец и мог держаться на равной ноге с любым светским человеком! – Мой папа спустился в этой клети, – сказал он, глядя снизу вверх на высокого незнакомца блестящими черными глазенками.

– Да ну? – отозвался Боб. – А ты почему не пошел?

– Мой папа спасет их! Папа [два слова в бумажной книге не разборчивы]!

– А как же твоего папу зовут?

– Джерри Большой.

– Ого! А кем ты будешь, когда вырастешь?

– Запальщиком.

– В этой шахте?

– Нет, дудки!

– Почему нет?

Джерри Маленький сказал с таинственным видом:

– Нельзя болтать обо всем, что знаешь…

Оба юноши расхохотались. «Отличный наглядный урок!» – мелькнуло у Хала.

– Может, ты собираешься вернуться к себе на родину? – осведомился Дикки Эверсон.

– Ну нет, – заявил Джерри. – Я американец!

– Когда-нибудь еще, чего доброго, станешь президентом!

– Так и папа говорит, – подтвердил малыш. – Только не президентом, а председателем союза шахтеров.

Гости снова рассмеялись. Но Роза встревожилась и что-то шепнула своему сынишке, дернув его за рукав. Разве можно говорить о таких вещах с таинственными незнакомцами, у которых вид настоящих богачей?

– Познакомьтесь, это мать Джерри Маленького, миссис Минетти, – торопливо вмешался Хал, чтобы успокоить ее.

– Очень приятно, миссис Минетти, – сказали молодые люди, снимая кепи и кланяясь с изысканной вежливостью. Оба они залюбовались Розой, когда она, краснея, здоровалась с ними. Она была очень смущена: до сих пор никогда перед ней не расшаркивались такие господа!

Но почему это они встретили Джо Смита точно старого знакомого и называют его каким-то другим именем? Черные итальянские глаза Розы вопрошающе посмотрели на Хала, и он почувствовал, что невольно краснеет под этим взглядом: оказывается, быть разоблаченным Северной Долиной почти так же неприятно, как быть разоблаченным родным Уэстерн-Сити!

Мужчины беседовали о спасательных работах, передавая рассказ Картрайта. В одном из главных штреков продолжается пожар, горят деревянные крепи, и огонь быстро распространяется по шахте из-за ветра, нагоняемого обратным вращением вентилятора. На этом участке шахты мало надежды на успех, но пожарники не отступят перед пламенем и дымом в выгоревших штреках. Хоть им известно, что до обвала здесь недолго, они делают свое дело, помня все время про людей, работавших здесь до взрыва!

– Бесстрашный народ, честное слово! – заметил Дикки.

Их обступила толпа женщин и детей, которых жажда новостей заставила преодолеть робость. Так в дни войны собираются женщины, прислушиваясь к гулу далеких орудий и дожидаясь прибытия раненых. Хал заметил, что Боб и Дикки поглядывают на лица женщин, окруживших их кольцом; надо полагать, они уже начинают чуточку разбираться в происходящем, а этого именно он и хотел.

– А как остальные? Придут они сюда? – спросил Хал.

– Не знаю, – ответил Боб. – Я думаю, они сейчас завтракают. И нам уже тоже пора.

– А вы разве не с нами? – спросил Дикки.

– Нет, спасибо, – ответил Хал. – Я обещал побыть здесь вот с этим малышом. – И он сжал руку Джерри Маленького. – Но вы скажите остальным, чтобы приходили. Им это будет интересно.

– Хорошо, – в один голос ответили оба приятеля и ушли.

18

Помедлив немного, чтобы компания в салон-вагоне успела кончить завтрак. Хал тоже направился туда и попросил проводника передать Перси Харригану, что пришел Хал Уорнер. Он надеялся уговорить Перси пройтись по поселку без специальных поводырей управляющего, но с огорчением узнал, что Перси и его друзья намерены через несколько часов покинуть Северную Долину.

– Но вы еще ничего здесь не видели! – запротестовал Хал.

– В шахту нас не пускают, – ответил Перси. – А что нам еще делать?

– Я хотел, чтобы вы потолковали с людьми и кое-что узнали о здешней жизни. Вам не следует упускать этот случай, Перси!

– Все это очень мило, Хал, но поймите сами, момент для знакомства весьма неподходящий. У меня в поезде куча гостей. Какое право я имею задерживать их?

– Но им тоже полезно кое-что узнать!

– Идет дождь! – последовал ответ Перси. – Наши дамы не пойдут стоять под дождем в толпе и смотреть, как из шахты выносят трупы!

Хал получил щелчок по носу. Да, он совсем одичал с тех пор, как поселился в Северной Долине; он утратил тонкость чувств и то интуитивное понимание психологии прекрасного пола, которое, несомненно, проявил бы всего лишь несколько месяцев назад! Хал очень взволнован катастрофой, он принимает ее так близко к сердцу и поэтому совершенно упустил из виду, что для дам из компании Перси Харригана видеть все это только мерзко и противно. К тому же, если дамы пройдут под дождем по грязным улицам поселка, то и дело останавливаясь и разглядывая всех, это может показаться скорее праздным любопытством, чем сочувствием! И для чего пугать дам этим страшным зрелищем, кстати, подвергая их опасности встреч с назойливыми репортерами?! Даже если бы они пожелали выразить свое сочувствие вдовам и сиротам, то те ведь в большинстве – приезжие, не понимающие по-английски; их может не столько утешить, сколько смутить вторжение людей из совершенно чуждого мира, да еще в часы такого горя!

Сочувствие народу при современной цивилизации введено в особую систему, которую эти дамы поддерживали. Одна из них хорошо знала, что надо в таких случаях делать. Миссис Кертис уже проявила активность, – сообщил Халу Перси. Она пустила по рукам подписной лист, и в течение нескольких минут собрано больше тысячи долларов. Чек на эту сумму будет вручен Красному Кресту, представители которого сумеют организовать помощь пострадавшим. Итак, гости Перси Харригана чувствовали, что тактично выполнили свой долг и могут отправляться восвояси с совершенно чистой совестью.

– Не может вся жизнь остановиться из-за того, что здесь была катастрофа! – заявил сын угольного короля. – У людей дела, которые нельзя забросить.

И он принялся объяснять, какие это дела. Он, например, приглашен сегодня вечером на званый обед и, наверно, едва туда поспеет. У Берта Аткинса сегодня бильярдный матч, а миссис Кертис должна быть на собрании секции женского клуба. К тому же ведь нынче последняя пятница в этом месяце! Неужели Хал забыл, что это означает?

Нет, Хал все-таки вспомнил: это вечер молодежи в Загородном клубе. Как виденье, перед ним возник белый дворец в колониальном стиле у подножия горы. Из открытых настежь дверей и окон льются звуки оркестра. Вот в зал входят девушки из компании Перси, а среди них Джесси, – все они в тюле и кружевах, прелестные, благоухающие. Наслаждаясь музыкой и красками, они смеются, перебрасываются веселыми репликами, флиртуют и строят мелкие козни в борьбе за право быть царицей бала. А в это время в Северной Долине рыдающие вдовы сжимают в объятиях разможженные головы своих мужей! Как это дико, как чудовищно! Как похоже на сцены, разыгравшиеся накануне французской революции!

19

Перси хотел, чтобы Хал покинул Северную Долину вместе с ним и его друзьями. Сначала он осторожно намекнул на это, но так как тот не понял намека, он стал настойчивее и проявил признаки изрядного раздражения. Ведь шахта-то открыта – чего же еще? Хал высказал предположение, что Картрайт способен снова ее заколотить, но Перси признался, что теперь все будет зависеть от его отца. Управляющий послал ему накануне длиннейшую телеграмму – ответ может прийти в любом момент. И то, что будет приказано, он уж обязан неукоснительно выполнить.

Лицо Хала омрачилось, но он заставил себя говорить вежливо:

– Поймите, Перси, если ваш отец отдаст какие-нибудь распоряжения, которые помешают спасению шахтеров, мне придется вступить с ним в борьбу!

– Но какие у вас для этого возможности?

– Только одна – гласность.

– То есть… – Перси запнулся и вопросительно посмотрел на Хала.

– То есть, говорю вам еще раз: я развяжу руки Билли Китингу и разглашу это дело на весь свет.

– О господи! – воскликнул молодой Харриган. – Какое же это свинство с вашей стороны! Ведь вы обещали ничего этого не делать, если я приеду и открою шахту!

– Но какая польза открывать шахту, если вы снова заколотите ее, не успев спасти людей? – Хал помолчал и снова заговорил, совершенно искренне пытаясь оправдаться в глазах приятеля. – Перси, вы напрасно думаете, что я не понимаю сложности вашего положения. Хоть вы и сдерживаетесь, я знаю, что вы считаете меня предателем. Я всегда относился я вам как к другу, несмотря на наши споры. Я могу сказать в свое оправдание только то, что сам не ожидал попасть в такой переплет.

– Да, но во-первых, какого черта, вы приперлись сюда? Вы знали, что эти шахты принадлежат моему отцу.

– В этом корень наших разногласий, Перси. Помните наши споры? Я пытался втолковать вам, к чему обязывает нас наше положение: ведь мы владельцы того, что дает людям средства к существованию. Я говорил, что мы понятия не имеем о том, что творится на наших предприятиях; и сами мы – кучка бездельников и паразитов. Вы смеялись надо мной, называли меня психопатом, анархистом, уверяли, что я наслушался себе во вред этих «разгребателей грязи». Тогда я решил: «Поеду сам на одну из шахт Перси Харригана. Если после этого он попробует со мной спорить, у меня будет чем крыть!» Вот с чего все пошло – с шутки, можно сказать, а потом уже я втянулся. Я не хочу быть назойливым, но уверяю вас: любой человек, в ком бьется живое сердце, пробыв здесь неделю, почувствует желание бороться. Вот почему я настаиваю, чтобы вы не уезжали, – вы обязаны остаться, повидать людей, поговорить с ними, убедиться во всем собственными глазами!

– Я уже вам сказал, – холодно перебил его Перси, – что не могу здесь оставаться. Единственное, чего мне хочется, это чтобы вы занимались социологическими исследованиями где-нибудь в другом месте.

– А где же, Перси? Ведь все шахты кому-то принадлежат! А если это крупное предприятие, то мы с вами наверняка знакомы с его владельцем!

– Если мне разрешено высказать свое мнение, – заметил Перси, – вам следовало бы начать с предприятий угольной промышленности, принадлежащих Компании Уорнер.

– Будьте уверены, Перси, это первое, что мне пришло в голову. Но поставьте себя на мое место! Я мог осуществить свой замысел лишь в том случае, если бы меня там никто не знал. А мне случалось встречаться в конторе отца с его управляющими. Они узнали бы меня обязательно. Поэтому мне пришлось поехать в чужие владения.

– К счастью для Компании Уорнер! – ехидно заметил Перси, но Хал ответил с глубокой серьезностью:

– Нет, знайте, что это не навсегда! Я собираюсь включить Компанию Уорнер в свои социологические исследования!

– Прекрасно, – отозвался его собеседник. – На обратном пути мы проезжаем мимо одного из предприятий Уорнера. Ничто не доставит большего удовольствия, чем сделать там остановку и высадить вас на этой территории!