Текст книги "Король-Уголь"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

29

Мэри заставила Хала поклясться, что он не затеет ссоры с Коттоном; после этого они направились к шахте № 2. Мулов уже выгружали из клети, и начальство пообещало, что скоро начнут поднимать людей. Все обстоит отлично – ни тени опасности! Но, боясь, что Хал, несмотря на все свои обещания, может погорячиться, Мэри постаралась увести его к шахте № 1.

Здесь они застали аварийную машину, только что прибывшую из Педро с врачами и сестрами. Привезли на ней также и несколько «шлемов». Это были герметичные приборы довольно странного вида, надевающиеся на голову до плеч, с запасом кислорода примерно на час. Люди в шлемах уселись в огромную корзину, которую спустили по стволу с помощью лебедки; они то и дело дергали сигнальную веревку, давая знать находящимся наверху, что они живы. Первый, вернувшийся из этой группы, сообщил, что на околоствольном дворе лежит много людей, но, очевидно, все мертвые. Всюду стелется тяжелый черный дым, – значит, где-то в шахте пожар. И, пока не установят вентилятор, ничего нельзя предпринять. Если пустят вентилятор в обратном направлении, можно будет выкачать дым и газ и обследовать околоствольный двор.

Горного инженера штата оповестили о катастрофе, но он был болен и послал в Северную Долину одного из своих помощников. По закону на него возлагалось руководство всеми спасательными работами, но Хал обнаружил, что шахтеры ничуть не интересуются его приездом. Его долгом било предупредить катастрофу, но он не принял мер. И теперь, явившись сюда, он будет плясать под дудку Компании.

Уже стемнело, когда начали подниматься шахтеры из шахты № 2 и жены их, дожидавшиеся у выхода, бросались к ним с криками радости. Хал заметил и других женщин, чьи мужья были в первой шахте и, вероятно, никогда уже оттуда не выйдут, эти женщины глядели на чужую радость грустными, полными слез глазами. Среди поднявшихся на-гора был Джек Дэйвид, и Хал пошел проводить чету Дэйвидов домой. Всю дорогу он слушал, изучая азбуку классового сознания, как миссис Дэйвид честит Джеффа Коттона и Алека Стоуна. Маленькая женщина снова и снова потеряла изречение Алека Стоуна: «Черт с ними, с людьми, – спасайте мулов!» Она, видимо, восхищалась художественном выразительностью этой фразы! Хал заметил, что и другие люди тоже повторяют это изречение. Оно облетело весь поселок, а через несколько дней – и весь район. По общему мнению, в нем полностью отражалось отношение углепромышленников к шахтерам.

Оправившись от первого потрясения, Хал захотел понять, что все-таки произошло, и начал расспрашивать Дэйвида – серьезного и начитанного человека, всесторонне изучившего угольную промышленность. Своим спокойным, медлительным голосом Джек объяснил, что повторные катастрофы в этом районе вызваны вовсе не какими-нибудь исключительными трудностями в разработке здешних недр и не особой взрывчатостью газов или сухостью воздуха. Причина взрывов кроется в преступной небрежности начальства, упорно не выполняющего законов об охране труда. Следовало бы провести настоящий «зубастый» закон, по которому, например, за каждого погибшего в шахте, независимо от того, кто виноват в его гибели, наследники должны получить тысячу долларов. Тогда хозяева мигом принялись бы за дело и нашли бы действенные средства против «непредвиденных» опасностей!

В нынешнем же положении они знают, что, как ни велика их вина, они отделаются грошовыми подачками. Несомненно, их юристы уже здесь сейчас, и, как только извлекут первые трупы, они начнут договариваться с семьями погибших. Вдовам предложат оплатить обратный проезд на родину. Осиротевшим детям – сколько бы их ни было в семье – дадут пятьдесят, самое большее сто долларов Бери не бери, больше не получишь! Судиться бессмысленно: дело безнадежное, и ни один адвокат даже не возьмется вести его!

– Одной реформы хозяевам удалось достичь, – саркастически заключил Большой Джек, – они выбили из седла разную адвокатскую мелюзгу!

30

Наступила ночь, а за ней – второй день мучительного ожидания. Привезли вентилятор, но его еще надо было установить прежде, чем что-либо предпринять. Так как из ствола шахты продолжали подниматься тучи черного дыма, отверстие прочно закрыли досками и брезентом. Начальство утверждало, что так необходимо, но Халу это показалось страшнее страшного. Замуровать взрослых и детей в подземелье, полном смертельного газа!

Мысль о том, что эти люди очутились в ужасной западне, была особенно невыносимой. Они здесь, вот тут под ногами, но до них не доберешься и нельзя установить с ними никакой связи! Здесь, наверху, их друзья рвутся к ним, а они там, внизу, рвутся наверх. Нельзя было забыть о них ни на минуту. Внезапно среди разговора люди становились рассеянными и застывали на месте, глядя в одну точку; или вдруг какая-нибудь женщина в толпе, закрыв лицо руками, заливалась слезами, и все окружающие тотчас начинали ей вторить.

Эти две ночи мало кто спал в Северной Долине. В домах и на улицах справляли поминки. Все же приходилось кое-что делать по хозяйству, но делалось лишь самое необходимое. Детские игры оборвались. Дети стояли кучками – молчаливые, бледные, похожие на высохших старичков, сразу повзрослевшие от горя. Нервы у всех были напряжены до предела, самообладание держалось на одной ниточке.

Такая напряженность благоприятствует игре воображения и всяким слухам, она поощряет тех, кто склонен всюду искать приметы и знаменья – всяческих духовидцев, одержимых, предсказателей и прочих людей, наделенных различными таинственными способностями. Среди живших на окраине поселка нашелся кое-кто, якобы слышавший грохот под землей – несколько взрывов, один за другим. Значит, там, под землей, подают сигналы, взрывая порох.

На второй день Хал сидел с Мэри Берк на ступеньках ее домика. Старый Патрик, познав секрет забвения в кабаке О’Каллахена, валялся в комнате. По временам из соседней лачуги доносились стоны миссис Замбони. Мэри заходила туда, чтобы накормить ее детей, так как обезумевшая мать даже не замечала, что они плачут от голода. Сама Мэри была очень измучена – чудесный ирландский румянец поблек, яркие губы не улыбались. Они с Халом сидели молча – о чем еще можно было говорить, кроме катастрофы, а об этом все было сказано! Но Хал, наблюдая за Мэри, напряженно о чем-то думал.

– Слушайте, Мэри, – сказал он после долгого молчания, – когда здесь все кончится, вы действительно должны отсюда уехать. Я все обдумал. У меня есть друзья в Уэстерн-Сити, они дадут вам работу, так что вы сможете прокормить и себя, и сестренку с братом. Поедете?

Она ничего не ответила, продолжая равнодушно смотреть на грязную узкую улочку.

– Серьезно, Мэри, жизнь не всюду так ужасна, как здесь! Уезжайте! Верьте не верьте, но там все забудется. Люди страдают, но потом страдания утихают: сама судьба заботится, чтобы они забывали горе.

– Уж моя судьба сведет меня в могилу! – сказала она.

– Нет, Мэри. Отчаяние иногда превращается в болезнь, но у вас же этого нет! Вы просто измучены. Если вы постараетесь приободриться… – И с потугой на игривость он взял ее за руку. – Ну-ка, Мэри, улыбнитесь. Вы уезжаете из Северной Долины!

Она обернулась и посмотрела на него.

– Уезжаю? – спросила она бесстрастно, пристально вглядываясь в его лицо. – Кто вы такой, Джо Смит? Что вы здесь делаете?

– Работаю в шахте, – рассмеялся он, все еще пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей.

– Вы не рабочий – это я знаю, – продолжала она тем же серьезным тоном. – Вы давно уже предлагаете мне помощь, твердите все время, что можете что-то для меня сделать. – Она помолчала, и снова в ее глазах появился прежний вызов: – Джо, если бы вы только знали, какое у меня сейчас чувство! От отчаяния я готова на все, оставьте меня лучше одну!

– Мне кажется, я понимаю, Мэри. Что бы вы ни сделали, я никогда не подумаю о вас дурно.

Она ухватилась за его слова:

– Правда, Джо, не подумаете? В таком случае я хочу, чтобы вы мне сказали все как есть. Я хочу, чтобы вы поговорили со мной начистоту.

– Хорошо, Мэри. Что вы хотите знать?

Но ее смелый порыв иссяк. Она опустила глаза, и Хал видел, как она нервно теребит пальцами складки платья.

– Про нас с вами, Джо, – сказала она, наконец. – Иногда мне начинает казаться, что я вам нравлюсь. Иногда мне кажется, что вы любите проводить со мной время – и не только из жалости, а именно ради меня самой. Я не очень-то в этом уверена, но никак не могу отогнать от себя эту мысль. Так ли это?

– Да, правда, – сказал он не совсем, впрочем, уверенно. – Вы мне нравитесь.

– Значит, вы не очень любите ту – другую девушку, не всегда думаете о ней?

– Нет, не в этом дело.

– То есть вы можете сразу увлекаться двумя девушками?

Он не нашелся, что ответить.

– Как будто так, Мэри.

Она снова испытующе поглядела на него.

– Вы мне сказали про эту другую девушку, а я все не пойму, может быть нарочно сказали, чтобы отделаться от меня. Моя глупость, но я никак не могу поверить, что эта девушка существует.

– Вы заблуждаетесь, Мэри, – поспешно возразил он. – Я сказал вам истинную правду.

– Что ж, возможно это и так, – отозвалась она без уверенности в голосе. – Но вы уехали от нее и никогда к ней не ездите и никогда с ней не видитесь. Я думаю, вы бы так не поступали, если б она была вам близка. Я просто не верю, что вы любите ее по-настоящему. А с другой стороны, вы говорите, что я вам нравлюсь. Вот я и подумала… – Она помолчала и усилием воли заставила себя выдержать его взгляд. – Я все стараюсь понять. Я знаю, Джо, что я вас не стою. Вы из лучшего круга, вы имеете право ждать гораздо большего от женщины…

– Не в этом дело, Мэри!

Но она не дала ему говорить:

– Как не в этом? В этом, конечно! Вы просто хотите пощадить мои чувства. Я знаю, что я вам не пара. Я старалась держаться гордо и не падать духом. Я даже старалась быть веселой, убеждала себя, что не хочу быть похожей на миссис Замбони с ее вечными жалобами. Но что себя обманывать? Я как-то была в церкви и слышала, священник Спрэг говорил, что для бога все равны – и бедные и богатые. Может, это и правда, но я не бог и не стану скрывать, что мне стыдно жить в таком месте!

– Поверьте, бог вовсе не заинтересован в том, чтобы держать вас здесь, – начал было Хал, но она прервала его снова:

– И тяжелее всего понимать, что в мире столько чудесного, но все это не для тебя! Будто видишь все сквозь стекло, как в витрине магазина. Знаете, Джо, однажды я слышала в церкви в Шеридане пение. Пела какая-то дама – и так чудесно! Но это было только один раз за всю мою жизнь. Можете ли вы понять, как это подействовало на меня?

– Да, Мэри, я понимаю.

– Но я уже давным-давно переборола себя. Я знала, какую цену должна заплатить девушка из рабочей семьи за блага жизни, и сказала себе: выкинь, все из головы! Я всегда ненавидела это место, всегда хотела уехать. Но для этого только один способ – чтобы какой-нибудь человек увез меня отсюда. И я осталась и не пошла по плохой дорожке. Я хочу, чтобы вы мне поверили, Джо!

– Это само собой разумеется, Мэри.

– Нет, вовсе не «само собой»! Тут надо бороться и бороться с искушениями! Сколько раз я смотрела на Джеффа Коттона и вспоминала о том, чего мне не хватает. Но я обошлась без этих вещей! А теперь пришло ко мне то, что для женщины дороже всего на свете! – Она замолчала и перевела дух. – Нам всегда говорят, что надо любить человека из своего класса. Мама говорила мне это перед смертью. Ну, а если так не вышло? Ну, а если ты подумала и поняла, что это означает? Наплодить кучу детей и тянуть лямку, пока не свалишься, как мама. А тут ты еще, как назло, ценишь хорошие манеры, любишь послушать, когда интересно говорят… – И, всплеснув руками, она воскликнула: – Ах, Джо, вы ведь совсем другой, вы ни на кого здесь не похожи. У вас такая речь, такая походка, такой веселый взгляд! У шахтеров никогда не бывает такого счастливого взгляда, Джо! У меня сердце замирает, когда вы на меня смотрите!

Выговорив это, она с трудом перевела дыхание Было видно, что ей очень трудно сдерживаться. Но прошло несколько секунд, и она вызывающе воскликнула:

– А они твердят: будь осторожна! Не смей любить такого человека: бросит тебя с разбитым сердцем!

Наступило молчание. У нашего социолога-любителя не было готового решения этой проблемы – ни теоретического, ни практического.

31

Мэри сделала над собой усилие и продолжала:

– И вот что я решила, Джо, я сказала себе: «Я люблю этого человека. Я хочу только его любви и ничего больше. Если ему предстоит что-то сделать в жизни, я могу стать ему обузой, а этого я не хочу. Мне не надо ни его имени, ни его друзей – ничего этого мне не надо, мне нужен только он сам» Вы, верно, никогда такого не слыхали, а?

Щеки ее пылали, но она смело смотрела ему в глаза.

– Нет, слыхал, – тихонько ответил он.

– А что вы на это скажете? Это честно? Священник Спрэг сказал бы наверняка, что здесь замешан дьявол. Отец О'Горман в Педро назвал бы это смертным грехом! Может, они понимают лучше, чем я! Но я понимаю только одно: для меня это невыносимо!

Из глаз ее брызнули слезы, и она вдруг воскликнула:

– Увезите меня отсюда! Увезите меня, дайте мне попытать счастья! Я ни о чем вас не попрошу, никогда не стану вам поперек дороги, буду на вас работать – стряпать, стирать, все для вас делать, рук не пожалею! Или – поступлю куда-нибудь и на себя заработаю. И, клянусь, если вам надоест со мной и вы захотите уйти от меня, я никогда вас не попрекну ни единым словом!

Мэри не старалась сознательно разжалобить Хала. Она сидела, честно и прямо глядя на него сквозь слезы, и от этого ему еще труднее было ответить ей.

Да и что ответить? Его опять охватило опасное желание крепко обнять девушку и сказать ей несколько ласковых слов. Когда он, наконец, заговорил, ему пришлось взять себя в руки, чтобы его голос звучал спокойно:

– Мэри, я бы сказал «да», если бы верил, что это не приведет к беде.

– Не приведет! Никогда! Джо, вы сможете бросить меня, когда захотите! Честное слово!

– Нет такой женщины на свете, которая была бы счастлива на этих условиях. Женщина хочет иметь мужа, чтобы он был только с ней, с ней всегда! И она только обманывает себя, если ей кажется, что может быть по-иному. Вы сейчас чересчур взвинченны; волнения последних дней толкают вас на безумный шаг.

– Нет! – воскликнула она. – Я думаю об этом не только последние дни, а уже несколько недель!

– Возможно и думали, но вы не заговорили бы со мной, если б не весь этот ужас. – Он помолчал, стараясь вернуть себе самообладание. – Так не годится, Мэри. Хоть я еще не стар, но мне уже пришлось повидать не раз такие отношения… Мой родной брат испробовал это однажды и погубил себя навеки.

– Вы не хотите мне верить, Джо!

– Совсем не то. Я говорю о другом – он загубил свою собственную душу, превратился в эгоиста: взял все и не дал ничего. Он гораздо старше меня, так что я понаблюдал, как это отразилось на нем. Он холодный, ни во что не верит, даже себе не верит. Когда с ним говоришь, что надо бороться за лучшую жизнь на земле, он называет тебя дураком.

Но Мэри стояла на своем:

– Для вас это просто еще один повод бояться меня! Вы боитесь, что вам придется жениться на мне.

– Но, Мэри, ведь у меня же есть невеста! Я действительно люблю ее, и мы обручены. Что я могу теперь сделать?

– А я вот не верила и не верю, что вы ее любите, – сказала она шепотом и, поспешно опустив глаза, стала нервно перебирать складки своего выцветшего платья, которое теперь было все в саже и жирных пятнах, вероятно в результате недавнего кормления малышей Замбони. Несколько раз Халу казалось, что она вот-вот заговорит, но она лишь крепче сжимала губы. Он смотрел на нее, и сердце его трепетало от жалости.

Когда Мэри, наконец, заговорила, все так же тихо, как и раньше, Хал уловил в ее тоне нотки смирения, каких прежде никогда у нее не замечал.

– После такого признания, Джо, вы, наверное, никогда не захотите со мной разговаривать?

– О Мэри, – воскликнул он, схватив ее за руку, – не говорите, что я сделал вас еще более несчастной! Я так хочу вам помочь! Разрешите мне быть вашим другом – настоящим верным другом! Только разрешите, и я помогу вам вырваться из этой тюрьмы! У вас будет возможность повидать кое-что, вы найдете свое счастье. Весь мир покажется вам другим, и вы будете смеяться, вспоминая, что вы когда-то хотели меня!

32

Они пошли опять к шахте. Со времени катастрофы прошло уже двое суток, а вентилятор все еще не был пущен, и не похоже было, что его даже собираются пускать. Женская истерия нарастала, народ был возбужден до предела. Джефф Коттон вызвал себе на помощь целый отряд для охраны порядка. Они обнесли шахту и все подступы к ней колючей проволокой, а сами расхаживали за этой изгородью – суровые неприступные граждане с полицейскими дубинками и явно оттопыренными от револьверов задними карманами.

За время томительного ожидания Хал разговаривал с членами своей группы. Они рассказали, что произошло, пока он сидел в тюрьме, и это напомнило ему о том, что уже было вытеснено катастрофой из его памяти. Бедный старик Эдстром остался в Педро и, вероятно, сильно нуждается в деньгах. В тот же вечер Хал отправился к дому старого шведа, залез в окно и выкопал зарытые им деньги. Там было пять ассигнаций по пять долларов. Хал положил их в конверт, адресовал: «Джону Эстрому, до востребования, город Педро», – и попросил Мэри Берк пойти на почту и отправить это заказным.

Проходил час за часом, а все еще не было никаких признаков, что шахту скоро откроют. Шахтеры и их жены сходились на тайные сборища обсудить действия администрации; естественно, что друзья Хала, поднявшие несколько дней назад движение за контролера, возглавили и эти собрания. Они принадлежали к самой культурной шахтерской прослойке и глубже, чем остальные, вникали в смысл событий. Они думали не только о тех, кто был сегодня замурован под землей, но и о тысячах других, кого постигнет та же участь в будущем. Хала особенно занимали эти мысли, он все размышлял, как бы добиться каких-нибудь конкретных результатов, прежде чем покинуть Северную Долину. А в том, что покинуть ее придется, он не сомневался – Джефф Коттон ни в коем случае не забудет его и приведет в исполнение свою угрозу.

Пришли газеты с описаниями катастрофы, и Хал с друзьями прочел их. Из всего явствовало, что угольная компания прилагает немалые усилия, чтобы осветить события так, как выгодно ей. В этом штате общественное мнение относилось с известной настороженностью к катастрофам на шахтах. Смертность от несчастных случаев неуклонно росла. Согласно отчету горного инженера штата, в один год на 1 тысячу шахтеров приходилось 6 несчастных случаев, на следующий год – 8,5, а еще через год – 21,5. Когда единовременно гибнут пятьдесят или сто человек и катастрофы следуют одна за другой, даже самое бессердечное общество поневоле начинает интересоваться причинами. Вот почему на этот раз «Всеобщая Топливная компания» старалась приуменьшить число жертв и привести всевозможные оправдания: катастрофа произошла не по вине Компании, стены шахты регулярно опрыскивались водой и сланцевой пылью; вернее всего, причиной взрыва явилось небрежное обращение шахтеров с порохом.

Вечером в домике Джека Дэйвида разгорелся спор о том, сколько людей замуровано в шахте. Администрация называла цифру сорок, но Минетти, Олсен и Дэйвид единодушно заявили, что это чепуха. Всякий, кто был в эти дни в поселке и потолкался среди людей, мог убедиться, что пропавших без вести – вдвое, если не втрое больше, Это был заведомый обман, потому что администрация прекрасно знала по табелю фамилии всех находившихся в шахте. Но, как правило, это были славянские фамилии, непривычные для американского уха, и их носители вряд ли имели друзей, которые смогли бы рассказать про них; а если бы даже и смогли, то во всяком случае не на языке, понятном редактору американской газеты.

Все это вошло в систему, заявил Джек Дэйвид, и делается ради того, чтобы Компания могла безнаказанно убивать людей, не теряя ни денег, ни престижа. Халу пришло в голову, что было бы важно разоблачить эти ложные данные, – пожалуй, не менее важно, чем спасти людей, погребенных в шахте. Конечно, любой человек, выступивший с таким разоблачением, обрекает себя на включение в черные списки, но Хал считал себя все равно уже отпетым.

– Куда ты сунешься со своим разоблачением? – поинтересовался Том Олсен.

– Разошлю его газетам, – ответил Хал.

– Но какие газеты его напечатают?

– В Педро две конкурирующие газеты, так?

– Одна принадлежит Альфу Реймонду – шерифу-императору, а другая – Ваглемену, юристу «Всеобщей Топливной компании». В которую из них ты обратишься?

– Что же, есть газеты и в других городах, скажем Уэстерн-Сити. Сюда сейчас понаехало много репортеров, вдруг кто-нибудь из них возьмет мой материал?

Олсен заявил, что никакие газеты, кроме социалистических, не станут печатать такие новости. Но все равно, попробовать не мешает. А Джек Дэйвид – горячий сторонник профессиональных союзов и всей их деятельности – прибавил:

– Нужно нам сделать полную перепись, чтобы точно знать, сколько человек находится в шахте.

Предложение было горячо подхвачено. Договорились в этот же вечер приступить к работе. Все обрадовались, что смогут отвлечься от горестных мыслей каким-то полезным делом. Дали знать Мэри Берк, Роветте, Кловоскому и другим. Собравшись на следующее утро в одиннадцать часов, они составили списки и выяснили с достоверностью, что не меньше ста семи взрослых рабочих и подростков находятся в шахте № 1.