Текст книги "Зубы Дракона"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

«Но он делает это! Он будет делать это!» – Генрих оставался в лирическом настроении. Он даже попытался стать американцем. «Как это вы говорите, – er geht damit hinweg?»

«Сходит с рук», – усмехнулся Ланни.

«Когда я смогу вас увидеть?» – спросил молодой чиновник.

– Вы заняты сегодня вечером?

– Я могу всё отложить.

– Ну, давайте сейчас. Мы как раз собирались заказать что-нибудь поесть. Мы будем ждать вас.

Ланни повесил трубку, а Ирма спросила: «Ты немного не переусердствовал?»

Ланни приложил палец к губам. «Давай одеваться и пообедаем внизу», – предложил он. – «Надень всё лучшее. Надо произвести впечатление, оно того стоит».

V

Все трое сидели в роскошном ресторане самого модного отеля в Берлине. Американская наследница в эффектном платье, Ланни в «смокинге» и Генрих в элегантном мундире, который он надел, чтобы присутствовать на сессии рейхстага. Die grosse Welt[131]131
  большой свет (нем.)


[Закрыть] их пристально разглядывал, и сердце Генриха Юнга, сына лесника, таяло от гордости не за себя, конечно, но за фюрера и за созданное им замечательное движение. Уважение к рангу и статусу были впитаны с молоком матери в усадьбе Штубендорф. И он сейчас находился на вершине социальной пирамиды. Эта светская американская пара два раза была гостями в замке. И может такое случиться, что сам граф мог бы войти в эту комнату и быть представлен сыну своего Oberforster[132]132
  главный лесничий (нем.)


[Закрыть]! Ланни не преминул отметить, что написал его светлости в его берлинский дворец.

Оркестр тихо играл, и официанты раболепно кланялись. Ланни, как обходительный хозяин, явил свое гастрономическое искусство. Что предпочитает Генрих? Нет, Генрих оставляет всё на усмотрение хозяина. А хозяин сказал, что они должны заказать что-нибудь echt berlinerisch.[133]133
   настоящее берлинское (нем.)


[Закрыть] Как насчёт немного Krebse[134]134
  Раки (нем.)


[Закрыть], указанных в меню, как ecrevisses[135]135
  Раки (фр.)


[Закрыть]? Генрих согласился, сохранив в тайне, что он никогда раньше их не ел. Они действительно оказались маленькими раками, поданными горячими с паром на большом серебряном блюде с украшенной тиснением серебряной крышкой. Официант выложил это великолепие на отдельные блюда. Генриху показали, как извлечь горячее розовое мясо из тонкого панциря, затем окунуть его в блюдо с горячим маслом. Да, они были хороши!

И что Генрих будет пить? Генрих оставил это тоже на усмотрение хозяина, так что ему пришлось пить рейнвейн, цвета желтого бриллианта, а позже игристое шампанское. Кроме того, он ел землянику с Schlagsahne[136]136
  сбитые сливки (нем.)


[Закрыть], и крошечные пирожные с разноцветной глазурью. «Не хотите ли выпить кофе в нашем номере?» – спросила наследница. И они пошли наверх, и по дороге были замечены многими. Форма Генриха с его особым знаками отличия, указывающими его партийный ранг, не оставила сомнений, что мистер и миссис Ирма Барнс были в полном порядке. Информация об этом распространится по отелю, журналисты услышат её, и социальная деятельность молодой пары будет отражена в контролируемой прессе. Нацисты, конечно, не полюбят их. Нацисты не сентиментальны. Но они были всегда готовы видеть людей, переходящих на их сторону, и позволить им находиться там, пока это удовлетворяет фюрера.

VI

Наверху в номере они пили кофе, а также коньяк из больших, но очень тонких бокалов. В своей жизни Генрих никогда не чувствовал себя так хорошо. В течение нескольких часов он говорил о НСДАП и о сотворенных ею чудесах и о том, что ещё она собирается достичь. Ланни внимательно слушал и откровенно объяснил свою позицию. Двенадцать лет назад, когда сын лесничего впервые узнал о движении Ади Шикльгрубера, Ланни не имел ни малейшего представления, что оно может добиться успеха или даже стать влиятельной силой. Но он видел, как оно шаг за шагом росло и, конечно, это не могло не произвести впечатление. Теперь он пришел к выводу, что немецкий народ получил, что хотел, на что имел полное право. Ланни не мог сказать, что он стал новообращенным, но он был изучающим движение. Он стремится общаться с лидерами и спрашивать их, с тем, чтобы дать внешнему миру честный и правдивый отчет об изменениях, происходящих в фатерланде. «Я знаю множество журналистов», – заявил он, – «и я могу оказать небольшое влияние».

«Несомненно, вы сможете», – радушно согласился Генрих.

Ланни сделал глубокий вдох и произнёс небольшую просьбу. – «Есть только одна беда, Генрих. Вы знаете, конечно, что моя сестра вышла замуж за еврея».

«Да. Это очень плохо!» – серьезно ответил молодой чиновник.

– Дело в том, что он прекрасный скрипач. Насколько я знаю, лучший. Вы когда-нибудь слышали его?

– Никогда.

– Он играл концерт Бетховена в Париже несколько недель назад. И его выступление сочли экстраординарным.

«Я не думаю, что пошёл бы слушать еврея, играющего Бетховена», – ответил Генрих. Его энтузиазм внезапно ослаб.

«Вот моя позиция», – продолжал Ланни. – «Отец Ганси был деловым партнером моего отца в течение длительного времени».

– Мне сказали, что он был Schieber.

– Может быть. В Германии много хороших Schieber. Самым крупным из всех был Стиннес. Существует открытый рынок, люди покупают и продают, и никто не знает, у кого он покупает, кому продает. Дело в том, что я связан с семьей Робинов, что создает для меня неудобства.

– Они должны покинуть страну, Ланни. Пусть едут в Америку, если вы их любите, то можете уехать вместе с ними.

– Точно! Это то, что я просил их сделать, и они хотели это сделать. Но, к сожалению, Йоханнес исчез.

– Исчез? Что вы имеете в виду?

– Он собирался взойти на борт своей яхты в Бремерхафене, когда коричневорубашечники схватили его и увезли его, и никто не имеет ни малейшего представления, где он теперь.

– Но это абсурд, Ланни.

– Я уверен, что это не кажется абсурдом моему старому другу.

– Что он сделал? Он должно быть нарушил закон.

– Я понятия не имею, но очень сомневаюсь, что он что-нибудь нарушил.

– Как вы узнали об этом, Ланни?

– Я позвонил на яхту, и мне ответил незнакомый голос. Человек сказал, что он является Reichsbetriebszellenabteilung Gruppenfuhrer-stellvertreter.

– Это подразделение нового трудового фронта доктора Лея. Что ему делать с еврейским Schieber?

– Вы можете сделать мне большое одолжение, если выясните это для меня, Генрих.

– Ну, вы знаете, что происходит в революциях. Люди берут все в свои руки, и случаются прискорбные инциденты. Фюрер не может знать все, что происходит.

«Я совершенно уверен в этом», – согласился Ланни. – «Как только я услышал об этом, я сказал: «Я точно знаю, куда идти. Генрих Юнг человек, который поймет и поможет мне. И вот я здесь!»

VII

Молодой нацистский чиновник дураком не был, его не обманули ни рейнвейн, ни шампанское, ни коньяк. Он понял сразу, почему его так сердечно приняли. Но он также знал Ланни Бэдда более двенадцати лет, бывал в ресторанах за его счет и раньше не получал от него никаких просьб. При его тщеславии нельзя подозревать старых друзей, а у Генриха был, естественно, доверчивый характер. Поэтому он спросил: «Что вы от меня хотите?»

– Во-первых, я хочу, чтобы вы поняли мою позицию по этому печальному вопросу. У меня много друзей в Германии, и я никого не хочу обидеть. Но, в то же время я не могу позволить, чтобы член моей семьи гнил в концлагере, даже не пытаясь выяснить, в чём его обвиняют. Могу ли я оставаться в неведении, Генрих?

«Нет, я полагаю, нет», – неохотно признался собеседник.

– До сих пор в печати ничего не было, насколько я видел, но, конечно, что-то может вырваться за границу. У Йоханнеса есть друзья и деловые партнеры, и когда у них не будет сведений от него, они примутся ему звонить. Если это произойдет, то будет скандал, и я думаю, что сделаю одолжение вам, Курту, его светлости и даже фюреру, если приду, и расскажу о положении вещей. Первый знакомый, кого я встречу в Берлине, вероятно, спросит у меня: «Где Йоханнес?» И что я могу сказать? Так как он свёкор моей сестры и деловой партнер моего отца, я должен был бы посетить его, или, по крайней мере, сообщить ему по телефону о моем приезде.

«Да, это, конечно, неудобно», – признал Генрих.

– Другое дело, когда его светлость получит мое письмо утром, он может позвонить. Он друг Йоханнеса. В самом деле, я впервые встретил его во дворце Йоханнеса. Кроме того, Ирма надеется встретиться с княгиней Бисмарк возможно завтра. Вы знаете, она, очень милая шведская дама. Что она может сказать по этому поводу?

Генрих признал, что это было verteufelt[137]137
  чересчур (нем.)


[Закрыть]. А Ланни продолжил: «Если я расскажу этим людям, что случилось, я попаду в положение, что приехал сюда, чтобы напасть на Regierung[138]138
  правительство (нем.)


[Закрыть]. А это последнее, что я хочу сделать. Но эта история не может оставаться без внимания неопределенный срок. Она начнёт дурно пахнуть. Поэтому я сказал Ирме: «Давай расскажем все Генриху, и остановим скандал, прежде чем он разразится. Йоханнес абсолютно неполитическая фигура, и у него нет никакого интереса в распространении скандалов. Я уверен, что он с удовольствием согласится молчать и забыть, что произошло».

– Но человек должен что-то совершить, Ланни! В Германии просто так не захватывают людей и ни за что не сажают их в тюрьму.

– Даже евреев, Генрих?

– Даже евреев. Вы видели, как аккуратно прошёл бойкот. Или иностранная пресса налгала вам об этом?

– Я слышал страшные истории, но я отказывался им верить, и я не хочу им верить. Я хочу иметь возможность выйти и сказать своим друзьям, что, как только я сообщил это дело нацистским властям, несправедливость была исправлена. Я предлагаю вам шанс отличиться, Генрих, потому что ваше начальство будет вам благодарно за помощь избежать скандала во внешнем мире.

VIII

Этот разговор шёл на немецком, потому что английский Генриха был недостаточно хорош. Немецкий Ирмы был еще беднее, но она имела преимущество, так как знала план кампании, о которой ей рассказал Ланни. Она могла следить за ходом кампании по лицу молодого чиновника. Точеное нордическое лицо с двумя искренними голубыми глазами и венцом из волос соломенного цвета, выстриженных так, чтобы на них можно было надеть Pickelhaube[139]139
  островерхая каска (у пехотинцев в старой германской армии) (нем.)


[Закрыть], хотя Генрих никогда не носил такого украшения. В начале вечера лицо было розовым от удовольствия, затем покраснело от хорошей еды, вина и дружбы. Но теперь бледнело от волнения и непосильного бремени размышлений.

– Но что же я могу сделать, Ланни?

– У меня была идея, что вы поможете мне представить дело непосредственно фюреру.

– О, Ланни, я не могу сделать это!

– Но у вас есть доступ к нему, не так ли?

– Не так часто, как раньше. Ситуация изменилась. В старину он был просто лидером партии, но теперь он глава правительства. Вы не имеете никакого представления о давлении на него, и толпы народа пытаются прорваться к нему.

– Я могу понять это. Но это чрезвычайная ситуация, и, конечно, он поблагодарит вас за ваш доклад ему.

– Я просто не посмел бы, Ланни. Вы должны понять, я только служащий. Мне дают определенную работу, и я делаю её эффективно, а в настоящее время мне дают еще более важную работу. Но я никогда не имел ничего общего с политикой.

– Разве это политика, Генрих?

– Вы скоро узнаете, что это политика. Если доктор Лей арестовал богатого еврея, он имел на это основания. И он влиятельный политик, и у него есть друзья при дворе, я имею в виду, рядом с фюрером. Если я приду и вмешаюсь в чужие дела, то это будет всё равно, как ходить по ничейной земле в то время стрельбы. Если я и имел авторитет у фюрера, то только потому, что я являюсь давним его поклонником, и никогда ничего не просил у него в течение всей моей жизни. Теперь, если я приду к нему, и он сочтёт, что я вмешиваюсь в государственные дела, он может придти в ярость и крикнуть Raus mit dir¹⁵⁵! и никогда больше меня не увидеть.

– С другой стороны, Генрих, если до него когда-нибудь дойдёт, что вы заранее знали об этом деле и не предупредили его, то он вряд ли подумает, что это было знаком высокой дружбы. Не так ли?

Молодой нацист не ответил, но морщины на его лбу давали понять, что у него нравственный кризис. – «Я действительно не знаю, что сказать, Ланни. Мне говорят, что он ужасно раздражителен сейчас, и это очень легко выведет его из себя».

– Я думаю, что он должен чувствовать себя счастливым после этой своей замечательной речи, которая обязательно заслужит похвалу внешнего мира. Я думаю, что ему не захочется испортить эффект такой тщательно спланированной акции.

«Du lieber Gott[140]140
  боже милосердный! (нем.)


[Закрыть]!» – воскликнул собеседник. – «Я должен посоветоваться с кем-нибудь, кто знает его настроение».

Ланни подумал: «бюрократ встретился с чрезвычайной ситуацией, и не имеет приказов!» Вслух он сказал: «Будьте осторожны с теми, кому доверяете».

– Конечно. Это худшая из трудностей. В политических делах, нельзя доверять никому. Я слышал это от самого фюрера. Генрих немного сморщил брови, и, наконец, сказал: Мне кажется, что это вопрос о влиянии на внешний мир, и он находится в компетенции нашего рейхсминистра народного просвещения и пропаганды.

– Вы знаете его?

– Я очень хорошо знаю его жену. Она обычно работает в Берлине в штаб-квартире партии. Вы позволите мне проводить вас к ней?

– Конечно, если вы уверены, что это разумный шаг. Так как это вопрос политики, вы должны принять во внимание отношения между доктором Геббельсом и доктором Леем. Если они друзья, Геббельс может попытаться замять дело, и, возможно, не дать нам видеть фюрера.

«Gott im Himmel[141]141
  Царь Небесный (нем.)


[Закрыть]!» – воскликнул Генрих. – «Никто в мире не сможет отследить все ссоры, зависть и интриги. Это ужасно».

«Я знаю», – ответил Ланни. – «Я слышал об этом от вас и Курта в старые времена».

– Сейчас стало в тысячу раз хуже, потому что появилось много новых рабочих мест. Я полагаю, что то же самое везде в политике. Именно поэтому я держался от нее подальше.

«Теперь ты в ней», – подумал Ланни про себя. Вслух он сказал: «Мы где-то должны начать, так что давайте посмотрим, что посоветует нам фрау Геббельс».

IX

Генрих Юнг подошел к телефону и позвонил домой рейхсминистру доктору Йозефу Геббельсу. Когда трубку взяла фрау рейхсминистр, он назвал ее «Магдой» и спросил, слышала ли она что-нибудь о Ланни Бэдде и Ирме Барнс. Очевидно, она не слышала, потому что он начал перечислять ей существенные факты, сколько денег было у Ирмы, сколько оружия произвёл отец Ланни. Он также добавил, что они посещали замок Штубендорф и что Ланни однажды пил чай с фюрером. Теперь у них было дело, имеющее значение для партии, по которому они хотели получить совет Магды. «Мы находимся в Адлоне», – сказал Генрих. – «Ja, so schnell wie moglich. Auf wiedersehen[142]142
  Да, как можно скорее. До Свидания


[Закрыть]».

Ланни вызвал свой автомобиль, и пока они ехали к Рейхстаг-платц, Генрих рассказал им о красивой, очаровательной, сердечной даме, с которой они должны были вскоре встретиться. Был факт, который должен был говорить в её пользу, она была приемным ребенком в еврейской семье. Она была замужем за герром Квандтом, одним из самых богатых людей в Германии, намного старше, чем она сама. Она развелась с ним и теперь имела достойные алименты, в то время как человек, плативший их, пребывал в концентрационном лагере[143]143
  Неточности автора. Во-первых, Магда приемным ребенком не была, её мать некоторое время была замужем за богатым евреем, потом развелась. Во-вторых, Гюнтер Квандт (1881–1954) – немецкий промышленник и предприниматель, фюрер военной экономики, никогда в концлагере не пребывал, год просидел в американской тюрьме после войны, потом возвратил себе контроль над несколькими отраслями германской промышленности. С Магдой поддерживал хорошие отношения, у них был сын, который жил то с отцом, то с матерью.


[Закрыть]!

Она стала адептом национал-социализма и стала работать в партии. Некоторое время назад она стала женой доктора Геббельса, на свадьбе которого Гитлер был шафером. Большое событие в нацистском мире. Теперь она была «Фрау Рейхсминистр», и держала своего рода салон, потому что люди не могут обойтись без женского влияния, даже если они проповедуют массам доктрину Kuche, Kinder, Kirche.

«Люди обвиняют Магду в честолюбии», – объяснил молодой чиновник. – «Но у нее есть мозги и способности, и, естественно, ей нравится использовать их для пользы дела».

«У неё будет шанс сделать это сегодня вечером», – заметил Ланни.

Их сопроводили к фешенебельной квартире, где красивая фрау Квандт некогда жила с пожилым промышленником. «Фрау Рейхсминистр» появилась в вишневом вечернем платье и с двойной ниткой жемчуга, похожего на такой же, как у Ирмы. Обе нитки были неподдельными, но каждая дама хотела укусить чужую, чтобы убедиться в этом. У Магды были волнистые светлые волосы, милое, почти детское лицо, и печальные глаза с начинающимися темнеть кольцами вокруг них. Ланни знал, что она была замужем за одним из самых уродливых людей в Германии. Он мог поверить, что ей необходим стимул амбиций, и интересовался, получала ли она удовлетворение, которого жаждала.

Было уже поздно, и посетители сразу перешли к делу. Зная, что министр народного просвещения и пропаганды был ярым антисемитом, Ланни сказал: «Какие бы не были идеи у кого-нибудь, нельзя игнорировать тот факт, что Ганси Робин является музыкантом первого ранга. Концерт, который он дал с парижским симфоническим оркестром этой весной принес ему огромный успех. Он дал аналогичные концерты в Лондоне и во всех больших городах Соединенных Штатов, а это означает, что тысячи людей будут готовы прийти на его защиту. И то же самое можно сказать и о деловых людях, которые знают его отца. С чисто практической точки зрения, фрау Рейхсминистр, что это плохо для вашего Regierung. Я не могу видеть, какую пользу вы можете получить от заключения под стражу Йоханнеса Робина, которую можно сравнить с потерей престижа, которую вы понесёте за рубежом».

«Я согласна с вами», – быстро ответила женщина. – «Это одна из тех иррациональных вещей, которые случаются. Вы должны признать, что мистер Бэдд, что наша революция произошла с меньшим насилием, чем любая другая в предыдущей истории. Но случались ненужные неприятности, о которых узнавал мой муж, и использовал свое влияние, чтобы их исправить. Он, конечно, очень занятый человек особенно сейчас, и мой долг, как жены скорее оградить его от забот, чем нагружать его новыми. Но это особый случай, как вы говорите, и я доведу это до его внимания. Как вы сказали, имя партийной организации, которая несет ответственность?»

– Die Reichsbetriebszellenabteilung.

– Я считаю, что она входит в Arbeitsfront доктора Лея. Вы знаете, Роберта Лея?

– Я не имел чести.

– Он один из тех, кто вступил в нашу партию из воздушного флота. Многие из наших самых способных руководителей являются бывшими летчиками: Грегор Штрассер.

«Я встречался с ним», – сказал Ланни.

– Герман Геринг, Рудольф Гесс – очень длинный список. Авиаторы научились действовать, а не переживать. Доктор Лей, как и мой муж, уроженцы Рейнской области, и я не знаю, понимаете ли вы, что это страна стали.

– Мой отец сталепромышленник, фрау Рейхсминистр.

– Ах, так! Тогда вы можете понять, что такое профсоюзы в Руре. Красные превратили его в свою территорию. Это уже не часть Германии, а часть России. Роберт Лей получил свою подготовку в набегах на их митинги и скидывании их ораторов с трибун. Много раз на нем рвали рубахи, но он произносил речь. После десяти лет такого рода боевых действий, он не всегда бывает вежливым.

– Я слышал рассказы о нем.

«Теперь он является главой нашего Arbeitsfront, разрушил марксистские профсоюзы и заключил в тюрьмы их лидеров, которые эксплуатировали наших немецких рабочих и рвали фатерланд на куски в классовой войне. Это большой личный триумф доктора Лея, и, возможно, он слишком ликует по этому поводу. У него то, что вы, американцы, называете «самомнением», – улыбнулась фрау Рейхсминистр, и Ланни улыбнулся в ответ.

– Я полагаю, что он увидел, как богатый еврей выезжает из страны на частной яхте, приобретенной с помощью методов, которые привели к ненависти евреев в нашей стране. И, возможно, ему пришло в голову сделать из яхты госпиталь для рабочих Национал-социалистической партии, которые были избиты и расстреляны коммунистическими бандитами.

«И что, фрау Рейхсминистр!» – сказал Ланни, смеясь. – «Генрих заверил меня, что если я приду к вам, то я узнаю правду о ситуации. Пусть Arbeitsfront возьмёт яхту и отдаст мне отца моего зятя, и мы назовём это договором. Wir werden es als ein gutes Geschaft betrachten[144]144
  Считаем, что совершили хорошую сделку (нем.)


[Закрыть]».

Х

Раздался звук закрывающейся двери, и Магда Геббельс сказала: «Я думаю, что это Рейхсминистр». Она поднялась, и Генрих поднялся, а Ирма и Ланни последовали их примеру. В Берлине нужно следовать примеру берлинцев, особенно, когда ждёшь милостей от члена совета министров, у которого сейчас власти больше, чем у члена королевской семьи.

«Юппхен» Геббельс появился в дверях гостиной. Он был маленького роста, но не такой маленький, каким казался Ланни, когда стоял на трибуне во время одного из этих колоссальных митингов. Он был косолап и прихрамывал, что не мог скрыть. У него было тонкое лицо с привлекающим внимание острым носом. Его широкий, плотно сжатый рот становился похожим на греческую театральную маску, когда он открывал его для выступления. У него были выпуклые глаза, зачесанные назад черные волосы, покатый лоб и довольно широкие уши, слегка висящие в верхней части.

Кроме того, у него был мозг и язык. Мозг был поверхностным, но обладал всем, что было необходимо, чтобы радовать сто тысяч немецких бюргеров, собранных на украшенном свастиками стадионе. Язык был острым, как у змеи, и в отличие от змеи он источал яд. В мозг Геббельса вмещались компрометирующие факты, касающиеся каждого человека, группы и нации, которые осмелились противостоять национал-социализму, а его богатое воображение могло воспроизвести столько новых фактов, сколько не мог создать любой поэт или писатель, живший когда-либо на свете. Разницы между вымыслом и фактом больше не существовало для доктора Юппхена. В пределах Германии этот нелепый человек имел полную и неоспоримую власть над газетами, фильмами и радио, театрами, литературой и искусством, всеми выставками и торжествами, парадами и митингами, лекциями по любой теме, школьными учебниками, рекламой и любыми культурными отношениями между Германией и внешним миром, включая те организации и публикации, ведущие нацистской пропаганду в нескольких десятках стран. Этот безобразный, злой и жалкий уродец имел бюджет в сто миллионов долларов в год, чтобы петь дифирамбы красивому, белокурому и совершенному арийцу.

В частной жизни он был общительным, остроумным, находчивым и быстрым в споре, но полностью циничным в своей работе.

Можно было подтрунивать над тем, что он делает, и он даже подшучивал над собой. Весь мир сцена, а все мужчины и женщины на ней лишь актёры. И как вам понравилось моё представление сегодня вечером? Как и все по-настоящему великие актеры, герр рейхсминистр доктор Геббельс упорно трудился с железной решимостью добраться до вершины своей профессии и остаться там, несмотря на всех своих соперников. В начале своей карьеры он был ярым противником НСДАП, но партия предложила ему более высокую зарплату, и он сразу стал адептом. Теперь, помимо поста министра народного просвещения и пропаганды, он занимал посты партийного гауляйтера Берлина и директора «Дер Ангриф», влиятельной городской нацистской газеты.

Ему нравилось принимать в своём доме двух богатых и влиятельных американцев. Одной из его обязанностей было принимать таких лиц и объяснять им национал-социализм! Он быстро разбирался с их особенностями и в соответствии с этим говорил с ними, учитывая их позиции и предубеждения. Уже в третий раз за этот вечер Ланни изложил свою историю, которую рейхсминистр доктор внимательно выслушал. Когда он выслушал её до конца, он повернулся к жене. «Ну, Магда, вот что у нас есть!» – сказал он. – «Этот пивной скандалист, этот герой погромов в залах, Лей! Этакий грубиян представляет нас внешнему миру и запутывает нас в свой бандитизм!»

«Осторожно, Йокль!» – предупредила Магда.

Но своевольный нацист не внял предупреждениям своей жены. Геббельс настаивал: «пьяный дебошир, желающий контролировать все германские трудовые отношения, но не может контролировать себя. Видели ли вы, нашего великого организатора, мистер Бэдд!?»

– Насколько я помню, нет, господин рейхсминистр.

– Пузатый буйный хвастун, кто не может прожить ни часа без своей фляжки. Он любит рассказывать анекдоты, взрывается смехом и обдает брызгами своей слюны всю окружающую его компанию. Вы знаете, что он создает новый трудовой фронт, и не может это сделать без мелодрамы. Он должен сам участвовать в набеге на штаб-квартиру профсоюза здесь в Берлине. Ему не хватает револьверов и ручных гранат, он должен поставить пулеметы перед дверями, это, чтобы задержать трусливых жирных профсоюзных паразитов, которые не могут без помощи оторвать свой зад от кресел! И это происходит в нашей стране Zucht und Ordnung¹⁶¹ – мы собираемся превратить Берлин в новое Чикаго, где бандиты и похитители будут свободно действовать на наших улицах! Я надеюсь, я не обидел вас сравнением, мистер Бэдд.

«Вовсе нет», – засмеялся Ланни. – «Дом моих предков находится в тысячу миль от Чикаго, и мы тоже, иногда наблюдаем проявления несовершенства человеческой природы в нашей прекрасной политической системе».

«Ну!» – сказал рейхсминистр доктор. Затем, став серьезным, добавил: «Я оставляю осуществление правосудия соответствующим органам, но там, где идет речь о человеке с международной репутацией, я, конечно, имею право на разъяснения и обещаю вам, что рассмотрю это дело первым делом утром и сообщу вам, что выясню».

«Большое спасибо», – сказал Ланни. «Это все, о чем я мог вас просить».

Маленький великий человек, казалось, заметил выражение беспокойства на лице жены. И он добавил: «Вы понимаете, я не знаю, в каком преступлении ваш еврейский друг может быть обвинен, и не знаю, что имеет ли что-нибудь общее с этим делом слишком усердный д-р Лей. Воздержимся от суждений, пока мы точно не узнаем, что произошло».

«То, что вы сказали, дальше не пойдет, я вас уверяю», – быстро заявил Ланни. – «Я не здесь не для того, чтобы распространять сплетни, а для того, чтобы остановить их».

XI

Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды расслабился в кресле и потягивал вино, которое ему и гостям налила его жена. «Ну!» – воскликнул он. Скажите, что вы думаете о выступлении нашего фюрера».

Ланни начал повторять то, что он сказал сыну лесничего, и дуэт бельканто запел снова. Юппхен оказался еще более романтичным тенором, чем Генрих. Не хватало никаких слов, чтобы воспеть Гитлера. Ланни понял ситуацию. Депутат мог свободно критиковать своих коллег депутатов, Леев, Штрассеров, Гессов и Рёмов, но Великий был совершенством, и на него густо лилось масло лести.

Генрих сообщил Ланни, что дом Геббельса был любимым местом Ади, когда тот бывал в Берлине. Здесь Магда готовила ему вегетарианские блюда, которые он любил, а потом он расслаблялся, слушая музыку и играя с её двумя детьми. Ланни не сообщили, что коварный интриган использовал эту возможность, чтобы внушить шефу своё собственное мнение о разных личностях, которые их окружали. Так влияют на государей и вершат судьбы государств.

Рейхсминистру народного просвещения и пропаганды нравился каждый аспект его работы, и он работал день и ночь. Здесь у него были два богатых и хорошо одетых американцев, и, по крайней мере, один из них казался смышленым. Он подумал о том, о чём Генрих думал в течение последних двенадцати лет. Как отправить Ланни Бэдда миссионером распространять веру в землях, где он был у себя дома. Геббельс заявил: «Все, что мы, национал-социалисты хотим это, чтобы нас оставили в покое, позволили нам реорганизовать промышленность нашей страны, решить проблему безработицы путём общественных работах и показать миру, какая должна быть модель государства. Мы абсолютно ничего не получим, навязывая силой наши идеи другим народам».

Ланни в ответ: «Десять лет назад Муссолини сказал мне, что Fascismo не для экспорта, но с тех пор я наблюдаю, как он экспортирует его в Германию».

Рейхсминистр доктор понял, что это был действительно умный молодой человек, несмотря на его элегантную одежду и богатую жену. «Мы учимся, где можем», – признался он.

– Даже у Ленина, – улыбнулся собеседник.

– Если бы я ответил на этот вопрос, мистер Бэдд, то ответ должен быть, как вы, американцы, говорите, не для протокола.

– Естественно, господин Рейхсминистр. Я должен объяснить вам, что я имел счастье быть секретарём и переводчиком у одного из экспертов американской делегации на мирной конференции. Я узнал, как ведется международный бизнес, и, как держать при себе свои взгляды.

– Вы старше ваших лет, мистер Бэдд, или вы выглядите старше?

– В то время мне было только девятнадцать лет, но я уже успел пожить во всех уголках Европы, а языки знал всяко лучше, чем географ из захолустного колледжа на Среднем Западе.

– За-кхо-луш-но-го? – озадаченно переспросил министр просвещения, а когда Ланни нашелся со словом «заштатного», то Геббельс заметил: – Единственное в американцах, чему я завидую, это их восхитительный лексикон.

«Другие люди смеются над нами», – ответил Ланни. «Они не понимают, что мы смеёмся над собой».

– Я вижу, что вы философ, мистер Бэдд. У меня тоже были устремления в этом направлении, но реальный мир призвал меня. Скажите честно, без уклонения, какое впечатление произведёт речь фюрера на Европу и Америку?

– Они будут рады, конечно, но будут удивлены его вежливым тоном. Скептики скажут, что он не хочет никаких проблем, пока Германия не успеет перевооружиться.

– Пусть выучат одно из его положений: «Германия не хочет ничего, кроме как сохранить свою независимость и охранять свои границы».

– Да, господин Рейхсминистр, но иногда возникает неопределенность относительно того, где проходят границы или где они должны быть.

Собеседник не мог не улыбнуться. Но он настаивал: «Вы увидите, что все наше перевооружение оборонительное. Мы полностью сосредоточились на задачах нашей экономики, мы хотим построить социализм нашего имени и показать внешнему миру, а также нашему народу, что проблема безработицы может быть решена. Через пять лет, нет, я осмелюсь сказать, через три года не будет ни одного человека, желающего работать в Германии и не нашедшего работы».

– Действительно будет на что посмотреть, герр Рейхсминистр. Великий человек начал объяснять, как это будет сделано. И из его аномально широкого рта полился поток слов. Ланни замечал то же самое у Гитлера и Муссолини и многих менее известных пропагандистов. Они забывали разницу между аудиторией из четырех человек и аудиторией из четырех миллионов, и были готовы тратить столько же энергии на первую, как и на последнюю. Многое переживший Юппхен продолжал без перерыва и, возможно, говорил бы всю ночь. Но его жена тактично выбрала миг, когда у него перехватило дыхание, и сказала: «Господин Рейхсминистр Доктор после тяжелого рабочего дня, а завтра у него будет не менее тяжёлый, и ему нужно поспать».

Остальные тут же вскочили на ноги. И поэтому пропустили рассказ об автобанах, которые новое правительство собирается построить по всей Германии. Они поблагодарили хозяина и хозяйку, и быстро ушли. После того, как они завезли Генриха к нему домой и благополучно остались в одиночестве в своей машине, Ирма спросила: «Ну, ты думаешь, что ты чего-нибудь добился?»