Текст книги "Зубы Дракона"

Автор книги: Эптон Билл Синклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

VI

В такие времена не очень весело посещать фабричный город. Но это был город Бэддов, и в благополучные дни все радушно относились к молодой паре и к их друзьям, даже евреям. Так что теперь надо было остаться, проявить сочувствие, оказать небольшую помощь, посетить приемы в их честь, пожимать руки и общаться с бесчисленными Бэддами. Даже Ланни не мог вспомнить их всех, и ему пришлось «зубрить» имена, как для экзаменов в колледже. Кроме того, они играли в гольф и теннис в загородном клубе, плавали и выходили в море при восхитительной июньской погоде. Дикие розы бросались в глаза в сельской местности, а вся природа велела им не принимать всё близко к сердцу, и жизнь продолжалась.

Кроме того, они должны были посетить президента оружейной компании Бэдд. Старик в своё время сказал Ланни, что тот, вероятно, никогда его больше не увидит. Но он был ещё здесь и по-прежнему держался, по-прежнему руководил компанией по телефону. Его руки дрожали так, что было больно смотреть. Щеки отвисли брылами, казалось, что у него стало два раза больше желтой кожи, чтобы покрыть его уменьшившийся череп. Но он остался таким же мрачным пуританином, задавая вопросы Ланни, чтобы убедиться, что тот не забыл текста Библии. Он слышал о новорожденной Фрэнсис и, конечно, заявил, что выполнит своё обещание отметить ее в своем завещании. Хотя он не был уверен, что владел каким-либо имуществом, или, что цена акций компании Бэдд уже не превышала стоимости бумаги. Он смутил пару, спросив их, не сделают ли они ещё одну попытку для сына. Ирма ответила ему, что они оставили это на волю Господа. Но это было не так, но Лан-ни не смел противоречить ей. А потом она сказала, что ей было стыдно волновать старика, так близкого к могиле.

Все знали, что он не продержится долго. И шла подпольная война за контроль над компанией. Мучительная борьба между Робби и его старшим братом Лофордом, этим безмолвным, угрюмым человеком, который отвечал за производство. Ланни и Ирма видели его только тогда, когда посетили первую конгрегационалист-скую церковь. Старый дед не сказал, кого он хотел бы иметь своим преемником, и, конечно, никому не хотелось его спрашивать. В течение некоторого времени Лофорд искал сторонников из директоров и других, представлявших его сторону, говоря им о грубых ошибках, которые совершал Робби, или о том, что Лофорд считал ошибками. Естественно, это вызывало для Робби необходимость защитить себя, и ситуация гляделась некрасиво. Робби думал, что пока имеет преимущество. Его отец продлил его контракт еще на пять лет как европейского торгового представителя, так, что если Лофорд получит председательство, то они должны были бы заплатить довольно приличную цену, чтобы выкупить контракт у Робби.

VII

Дела в Германии шли все хуже и хуже. Робби получил письмо от Йоханнеса, в котором говорилось, что экономика была хуже некуда. Не было больше иностранных кредитов, а Германия не могла без них существовать. Йоханнес выводил из страны всё больше денег, и просил помощи у Робби инвестировать их. Робби сказал своему сыну по секрету, даже Ирма не должна была знать – президент Гувер подготовил заявление о введении моратория на международные долги. Он все еще сомневался в этом непростом шаге. Приведет ли он к положительному результату или вызовет еще тревогу? Французы, с которыми консультации не проводились, вероятно, будут в ярости.

Заявление было принято вскоре после того, как молодая пара вернулась в поместье Шор Эйкрс, французы были в ярости, но немцам оно сильно не помогло. В середине июля крупнейший Данат банк потерпел неудачу в Берлине, и там был ужас, похожий на тот, который наблюдал Ланни в Нью-Йорке. Канцлер Брюнинг отправился в Париж, чтобы просить о помощи, но премьер-министр Лаваль ему отказал. Франция теперь была сильнейшей финансовой державой в Европе, и сидела на куче золота, одалживая его только для вооружения Польши и других ее восточных союзников, которые шантажировали ее без благодарности. Великобритания сделала ошибку, пытаясь подкрепить немецкие финансы, но в результате теперь ее собственные стали ненадёжными. «Мы не дураки», – писал молодой Дени де Брюин Ланни, который ответил: «Если вы позволите Германской республике пасть, то получите Гитлера, это поможет вам?» Молодой Дени ничего не ответил.

Таковы были проблемы, с которыми столкнулись государственные мужи, а два любимца фортуны веселились по всем северовосточных штатам. Приходили приглашения, приказ слугам собрать вещи, в машину, затем несколько часов или, возможно, весь день в дороге, и прибытие в имение в Бар-Харборе или Ньюпорте, Беркшире или Рамапо Хиллс, Адирондаксе или в Тысяче островов. Где бы имение ни было, там был дворец, даже если он назывался «коттеджем» или «лагерем». А в «лагере» можно носить спортивную одежду и не переодеваться к обеду. Но еда будет изысканной, ибо никто не приезжал, не выслав вперед штат прислуги и не обеспечив все современные удобства, в том числе надежного бутлегера. Радио и патефоны обеспечивали музыку для танцев, и если не хватало партнеров для игры, вызывались знакомые по междугороднему телефону, и они мчались сотни миль или больше, а когда приезжали, то хвастались своей скоростью. Еще раз Ланни вспомнил английского поэта Артура Клафа, и его песню о дьяволе в одном из его многочисленных воплощений: «Как приятно иметь деньги, Хей хо! Как приятно иметь деньги!»

У этих молодых людей ещё были деньги, несмотря на то, что их поток иссякал. Худшее из затруднений в депрессии, как оно представлялось дочери Дж. Парамаунта Барнса, было то, что многие из ее друзей, попав в беду, говорили ей об этом. Действительно мучительная ситуация: в самый разгар игры в бридж в Тукседо Парке хозяйка получила телефонный звонок от своего брокера в Нью-Йорке, и пришла с белым лицом, сказав, что, если она не сможет собрать пятьдесят тысяч долларов наличными на следующее утро, она разорена. Не у всех было так много денег в банке, и тем более в то время, когда ходили слухи о том или другом банке. Ирма видела глаза хозяйки, устремлённые на нее, и что было самым неудобным, она не могла сама излечить всю депрессию и должна была установить границу дозволенного.

Да, это совсем не все весело иметь так много денег. Нельзя закрыться в себе и стать бессердечным и равнодушным к страданиям других людей. Но есть вокруг люди, которые хотели, того, что не всегда заслуживают, которые так и не научились делать что-нибудь полезное и оказались беспомощными, как дети в условиях кризиса. Конечно, они должны идти работать, но что они могли делать? Оказалось, что на работу берут людей, которые умеют эту работу делать. Прямо сейчас, как говорилось, шесть или восемь, или десять миллионов человек ищут работу и не находят. Кроме того, Ланни и Ирма, оказалось, точно не являются лицами, которые дают такого рода советы!

VIII

Настало первое июля, день выплаты дивидендов, и многие из крупнейших и наиболее важных корпораций выплату «пропустили». Это вызвало шок на Уолл-стрите и на тех, кто жил на дивиденды. Доходы Ирмы еще больше уменьшились, и их сокращение казалось, вероятно, продолжится. Новости из-за рубежа были хуже, не придумаешь. Рик, который знал, что происходит за кулисами, написал об этом своему другу. Канцлер Германии был в Лондоне, умоляя о займах, но больше никто не осмеливался ему помочь. Франция ожесточилась, потому что немцы совершили преступление в попытке создать таможенный союз с Австрией. Но как эти страны смогут выжить, если не смогут торговать?

Вся жизнь Ланни заключалась в привычке сидеть и слушать старших, говорящих о состоянии мира. Теперь он знал об этом больше, чем большинство людей, которых он встречал, даже старших. В то время, как Ирма играла в бридж или в настольный теннис с молодыми друзьями, которые приобрели удивительный навык в этой быстрой игре, Ланни рассказал президенту одного из крупных банков на Уолл-стрите, почему тот грубо ошибался, рекомендуя своим клиентам покупать облигации фашистской Италии, или пытаясь убедить одну из самых богатых старых леди Америки, что она на самом деле не помогает в борьбе с большевизмом, когда дает деньги на поддержку деятельности нацистов в Соединенных Штатах. Так один очаровательный, утончённый молодой немец был представлен ей, и объяснил, что это святой крестовый поход, чтобы сохранить западную цивилизацию от угрозы азиатского варварства!

Это был весьма сложный мир для набожной прихожанки епископальной церкви и члена общества «Дочери американской революции» чтобы в нём двигаться ощупью. Большое банковское состояние дало ей огромную власть, и она искренне хотела использовать его с умом. Ланни рассказал ей о различных радикальных пунктах нацистской программы, и старая леди испугалась. Затем рассказал ей, как Гитлер отказывался от этих пунктов один за другим, и она снова воспрянула духом. Но он заверил ее, что Гитлер не хотел больше отказываться от этих пунктов. То, что он хотел, это получить власть, а затем он будет делать все, что необходимо, чтобы сохранить её и приумножить. Ланни выяснил, что невозможно объяснить это добрым, хорошо воспитанным и, добросовестным американским женщинам. Для них это было слишком ужасным. Если настойчиво говорить об этом, то удастся только убедить их в том, что не всё в порядке с говорившим, он слишком циничен.

IX

Ланни просто не мог все время жить среди этих разжиревших классов. Он стал скучать по своим красным и розовым и вышел в раскаленный и многолюдный город и еще раз посетил школу социальных наук Рэнд. Он рассказал им, что делал для обучения рабочих на Ривьере, и сделал свой взнос в их расходы. Быстро разнеслась весть, что здесь побывал обладатель кошелька Фортуната,[65]65
  кошелек, в котором никогда не переводятся деньги


[Закрыть]. и все, кто имел основания, – а их, по-видимому, были сотни – стали писать ему письма или слать напечатанные на ротаторе или в типографии обращения на получение средств. Мир был полон бед, и было мало тех, кто о них заботился!

Кроме того, он подписался на еженедельник New Leader, и получал недельную дозу ужасов капиталистической системы, которая разработала такие чудесные силы производства, но не смогла их использовать. Она заставила миллионы голодать, в то время, как несколько паразитов жирели в роскоши. Эта статья лежала на столе в его комнате, и Ирма увидела бросающиеся в глаза заголовки и спросила: «О, дорогой, ты все еще читаешь эту чепуху?» У неё вызвало раздражение, что ее назвали паразитом. И Ланни должен был ответить: «Но мы и есть паразиты» и принялся доказывать это.

У нескольких групп трудящихся и профсоюзов были летние лагеря, где их участники могли провести отпуск. Ланни поехал взглянуть на один из них, желая знать рабочих из первых рук. Но он совершил ошибку, взяв с собой жену, которая испортила всё дело. Ирма делала, что могла, но она не знала, как стать приветливой. Место было переполнено, и в основном там были евреи. Они были одеты неформально и вели себя общительно. Они хорошо проводили время по-своему, не обращая внимания, что это ей не нравится. Они не оказывали достаточно почтительного отношения к её королевскому достоинству и не любили, когда на них смотрят, как в зоопарке. Короче говоря, попытка преодоления социальной пропасти потерпела провал.

На том же южном берегу Лонг-Айленда, где находилось поместье Барнсов, было увеселительное место, известное, как Кони-Айленд. Ланни слышал о нём, но никогда его не видел, а у Ирмы остались лишь смутные воспоминания от времени в детстве, когда они были там вместе с отцом. В жаркий воскресный день порочная идея пришла в голову одному из их элегантной компании: «Давайте поедем посмотреть Кони!» Они утверждали, что это действительно было зрелищем. Мировой первоклассный тур по посещению трущоб, туры такого класса в мире встречались только в люкс круизах с посещением Шанхая или Бомбея.

На двух полностью загруженных автомобилях они приехали на место, которое представляло длинную отмель. Трудно было найти свободное пространство для парковки, и они должны были пройти километра три пешком. Но они были молоды, и это было им в удовольствие. Там, наверное, был миллион человек, и большинство из них заполняло широкий участок пляжа. Едва можно было передвигаться между людьми, лежащими или сидевшими на песке, изнемогающими от зноя под палящим солнцем. Если хотелось узнать элементарные данные о человеческом существе, здесь было место, где можно было увидеть, какими жирными они были, или какими тощими, какими волосатыми, какими кривоногими, какими сутулыми, и как они отличались от норм, установленных Праксителем. [66]66
  … древнегреческий скульптор IV века до н. э., создавший эталоны человеческого тела


[Закрыть] Здесь можно было обнаружить, также, какое зловоние и хриплый шум они издавали, какие дурно пахнущие продукты они ели, и какими совершенно непривлекательными и лишними они были.

Для привередливого Ланни Бэдда хуже всего было их безмозглость. Они пришли на праздник и хотели, чтобы их развлекали, и здесь был, казалось бы, бесконечный ряд устройств, созданных для этой цели. По ценам от десяти центов можно было подняться на огромных вращающихся колесах, или покрутиться, сидя на ярко окрашенных жирафах и зебрах. Можно было поездить в крошечных машинах, которые врезались друг в друга, можно было походить в темных туннелях, где было вечное землетрясение, или в светлых, где внезапный ветер вздымал женские юбки и заставлял их кричать. Можно было пугаться призраков и монстров, короче, можно было сделать тысячу фантастических вещей, все они были предназначены для животных, а не для существ с разумом. Там могли унизить или сделать смешным, но редко на Кони-Айленде могли ободрить, вдохновить или научить какой-либо полезной вещи. Ланни воспринял это кошмарное место, как воплощение деградации капитализма, причиняемой миллионам своих жертв. Все, чтобы держать их подальше от мыслей.

Таким образом, молодой либерал сам попал в жаркий спор с молодыми спутниками, которые сделали свои выводы из этого погружения в чувственность. Ирме, которая монополизировала до километра берега океана, противно стало, что кто-то довольствовался квадратным метром, сидя на корточках на берегу. Ее приятель детства, Бабс Лоример, отец которого когда-то был монополистом в спекуляции пшеницей, сделал политические выводы из спектакля, и спрашивал, может ли кто-нибудь представить, как эти массы могут войти в правительство и управлять. «Балда» Винтроп – его звали Ньютон, чьи овдовевшая мать собирала небольшую долю цента с каждого, кто ехал на Кони-Айленд по городской железной дороге, посмотрел на проблему биологически, и сказал, что не может себе представить, как такие орды уродов выжили, или почему они хотят жить. Ещё посмотрите на их детей!

X

Ланни обнаружил, что на удивление можно было ладить с ближайшими родственниками Ирмы. У властной Фанни Барнс были твёрдые убеждения, но по большей части они были связаны с манерами, вкусом и положением семьи. Она не задумывалась о политике и экономике. Гордость была ее ведущим мотивом. Она жила с верой, что ее протестантский епископальный Бог даровал её семье кровь со специальными драгоценными наследственными чертами. У неё было твердое убеждение, что люди, у которых в жилах течёт эта кровь, не могут делать ничего неправильного, и она нашла способы убедить себя, что они и этого не делали. Она решилась сделать всё, что можно, для зятя, назначенного ей судьбою, и теперь она находила оправдания для него. Кто-то назвал его социалистом? Ну, он был воспитан в Европе, где эти идеи не означают, того, они означают в Америке. Разве какой-то именитый англичанин – Фанни не могла его вспомнить, не заявлял: «Мы теперь все социалисты»?

Про Ланни, как принц-консорта, действительно можно было сказать много. Его манеры были безупречны, а его речь тем более. Он не напивался, и его нужно было заставлять тратить деньги жены. Неопределенность в отношении брака его матери не нашла отражения в газетах, а он был принят старинным родом отца. Так внушительная и величественная королева-мать поместья Шор Эйкрс намеривалась умаслить его лестью и получить от него две вещи, которые она страстно желала. Во-первых, он должен помочь Ирме произвести внука, который будет носить имя Вандрингамов. Во-вторых, что они должны оставить малютку Фрэнсис в поместье Шор Эйкрс на воспитание в традициях Вандрингамов.

Дядя Гораций, этот похожий на бегемота, двигавшийся с такой поразительной энергией, оказался столь же покладистым. Он обладал чувством юмора с озорством. Его позабавило, как Ланни высмеивает американскую плутократию, и особенно тех её представителей, которые приходили к Барнсам. Тот факт, что он сам был выбит и выкинут из системы, уменьшил его восхищение ею и увеличил его удовольствие видеть, как другие «получали своё». Он усмехался над розоватыми шутками Ланни, и взял на себя роль пожилого придворного у вновь коронованного короля. Надеялся ли он, что Ланни сможет когда-нибудь уговорить Ирму дать ему шанс на еще одну попытку на рынке? Или он просто убедился, что она назначит ему достаточную пенсию? Во всяком случае, он был хорошей компанией.

XI

Отголоски бедствия докатились из Германии в Англию. Торговля падала, заводы закрывались, безработица росла. Возникли сомнения в прочности фунта стерлингов, в течение столетия служившего масштабом стоимости для всего мира. Инвесторы находили убежище в долларе, голландском флорине, швейцарском франке. Рик рассказал о ситуации в своей стране. Он говорил: необходима смелость, налог на капитал, шаги к национализации кредита. Но, ни у одной политической партии не было ни смелости, ни дальновидности. Тори требовали сбалансировать бюджет любой ценой, сократить пособие по безработице, зарплату школьных учителей, даже финансирование военно-морского флота. Та же история, как у Гувера с его «твердым индивидуализмом». Все, чтобы сохранить золотой стандарт и власть класса кредиторов.

В начале сентября лейбористское правительство пало. Прошла удивительная серия событий, премьер-министр лейбористов Рамсей Мак-Дональд и некоторые из его коллег в старом кабинете перешли к тори и сформировали так называемое «национальное правительство» для проведения программы по борьбе с лейбористами. Такое и прежде случалось в социалистической истории, но никогда столь резко и так открыто. Рик писал об этом в одной из левых газет: тем, кто предал надежды трудящихся масс, как правило, удается завуалировать своё предательство благопристойными фразами, но они выходят в общественную жизнь, не снимая с себя свои старые рабочие одежды и надевая ливрею своих хозяев.

Рик был философом, и попытался понять действия людей. Он писал, что правящим классам не хватало собственных способностей, и они были вынуждены постоянно заимствовать их у других классов. У социалистического движения появилась новая функция обучать и готовить молниеносно меняющих свои взгляды политиков, которые понимали рабочих, и знали, как их обмануть блестящими обещаниями, а затем подняться к власти на их плечах. В Италии это был Муссолини, который научился своему ремеслу, редактируя главную социалистическую газету страны. Во Франции четыре премьера начинали свою карьеру пламенными революционерами. Последним из них был Пьер Лаваль, сын трактирщика, кто управлял одноконным омнибусом за своего отца, и во время пути читал социалистическую литературу и узнал, как добиться избрания мэром своего города.

За что эти люди продают свою партию и свое дело? За наличные? Это, конечно, играло свою роль. Премьер-министр получал значительно больше, чем социалистический редактор, и жил на более широкую ногу. Но еще более важным была власть: расширение своих возможностей, влияние на мир, появление в газетах, вожжи для управления национальным омнибусом. Тысяча льстецов собирается вокруг государственного деятеля, убеждая его, что он незаменим для благосостояния страны и что только он может уберечь от грядущих опасностей своими способностями укрощать вихри и управлять бурями.

Рик послал своему другу кучу вырезок, рассказывающих, как человек, который однажды потерял свое место в палате общин за свои убеждения, теперь стать героем и любимцем тех, кто лишил его парламентского мандата. Вся капиталистическая пресса сплотились за ним, хваля его действия, как величайшую заслугу перед государством. «Он поймёт, что он у них в плену», – писал Рик. – «Он ничего не сможет сделать, кроме того, что они позволят, ему ничего не остается, как служить им».

Это письмо Рика шло почтой, но до прибытия парохода в Нью-Йорк, телеграф принес весть, что пленник тори проиграл. Британия была лишена золотого стандарта, и фунт стерлингов потерял около двадцати процентов от своей стоимости! Это случилось двадцать первого сентября, в памятный день в истории Уолл-стрита, ибо он отметил два года от пика большого бычьего рынка. В течение этих двух лет американские ценные бумаги потеряли шестьдесят процентов своей стоимости. И теперь пришло это ошеломляющее известие, вызывая еще одну каплю! «Посмотри, где теперь сталь!» – сказал Ланни Бэдд отцу по телефону.

XII

В разгар мирового хаоса Пьер Лаваль, сын трактирщика, нанес визит в Германию, чтобы увидеть, что можно сделать для этого безумного правительства. Мальчик извозчик вырос в невысокого, коренастого мужчину с всегда непричесанными черными волосами, с мрачным скорее пиратским выражением лица и густыми черными усами. Он заработал много денег и сделал блестящую политическую карьеру. Из своего социалистического прошлого он сохранил один сувенир: он всегда носил галстук, который завязывается свободным узлом, который был в моде в его молодости, и был дешев потому, что его можно было стирать самим. Во Франции для государственного деятеля было хорошо сохранить некоторую пролетарскую эксцентричность. То, что он продал свои убеждения, для людей имело меньшее значение. Люди стали такими циничными, что считали общественных деятелей мошенниками, надеясь, найти среди них хотя бы менее бесчестного.

С Лавалем отправился Аристид Бриан, его министр иностранных дел, сын другого трактирщика и тоже социалист, который сменил убеждения. Он был членом двадцати одного кабинета, что потребовало немалой гибкости. Но он трудился с искренним убеждением добиться мира между Францией и Германией. Теперь он был сгорбленным и седым стариком. Когда-то знаменитый его голос ослаб, а некогда сильное сердце вскоре сдастся. Он все еще жаждал мира, но он был пленником Лаваля. Так или иначе, всё было слишком поздно. Древняя ненависть и страхи преобладали, и теперь Германия была в отчаянном положении, а Франция в ещё более худшем, но не осознавала этого.

Любопытно каприз истории: встреча Бриана с Гинденбургом! Сын прачки и восточно-прусский аристократ. Старые враги, теперь оба у края могилы, каждый думает о безопасности своей страны и беспомощны добиться этого. Der alte Herr[67]67
  старый господин (нем.)


[Закрыть] говорил об угрозе революции в Германии. Не о той, приличной, которая поставила бы сыновей кайзера на престол, а об опасной революции отбросов общества, люмпен-пролетариата, во главе с художником открыток, «богемского капрала» по имени Шикльгрубер. Бриан требовал отмену австро-германского проекта таможенного союза, в то время, как Гинденбург выступал за возможность для своей страны продавать товар.

Бриан осуждал Стальной шлем и новые карманные линкоры, в то время, как Гинденбург жаловался, что Франция не сдержала свое обещание разоружиться. Гинденбург просил кредитов, в то время, как Бриан объяснял, что держит свой золотой запас в качестве последней защиты финансовой безопасности в Европе. Нет, не было никаких шансов им найти общий язык. Единственно, кто мог надеяться получить выгоду от визита, был указанный выше «богемский капрал», чьи газеты неистово ругали, как французских визитёров, так и немецких политиков, которые лизали их сапоги неизвестно зачем.

Адольф Гитлер Шикльгрубер не нападал на Гинденбурга, Гин-денбург был монумент, традиция, живая легенда. Нацистская пресса сконцентрировала свой яд на канцлере, католике и лидере партии Центр, виновном в совершении преступления, заключавшегося в подписания плана Юнга, целью которого было держать Германию в рабстве до 1988 года. Теперь Гувер даровал мораторий, но не было моратория для Брюнинга, не говоря уже о смягчении бешеной нацистской кампании.

Ланни Бэдд знал об этом, потому что Генрих Юнг получил его адрес, предположительно, от Курта, и по-прежнему поставлял ему литературу. В поместье Шор Эйкрс её никто не мог прочитать, кроме самого Ланни. Однако, не надо было знать немецкий язык, надо было только глянуть на заголовки, чтобы понять, что там была сенсация, и на карикатуры, чтобы понять, что это пропаганда жестокой и кровавой ненависти. Карикатуры на евреев в виде монстров с опухшими носами и животами, на Джона Булла в виде толстого банкира, сосущего кровь немецких детей, на Марианну в виде прожорливой гарпии, на русского медведя с ножом в зубах и бомбой в каждой лапе, на Дядю Сэма в виде тощего и презрительного Шей-лока. Лучше бросить такую литературу в мусорный ящик, не разворачивая бандероль.

Но это не сдержит поток зла из поглотившей его Германии, это не удержит миллионы молодых людей от впитывания взглядов психопата на мир. Ланни Бэдд, приближаясь к своему тридцать второму дню рождения, задавал себе вопрос, не пришло ли время кончить развлекаться и найти какую-нибудь работу. Но он все откладывал, потому что рабочих мест не хватало, а если занять одно, то лишишь его того, кто в ней больше нуждается!