Текст книги "Ножи Императора (ЛП)"

Автор книги: Энтони Ричес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Пять сестерциев.

Максимус весело улыбнулся, а затем поморщился.

– Ты, Толстяк, мой самый лучший клиент. Ты зарабатываешь в два раза больше, чем кто-либо другой на моей территории, а это значит, ты можешь позволить себе платить побольше, не так ли?

Морбан поморщился.

– Сколько?

Одноглазый покачал головой, заставив солдата с ножницами на мгновение прекратить стрижку.

– Надо отвечать, сколько, господин?

Знаменосец нащупал нож, который хранил в ящике стола за грудами монет.

– Сколько ... господин?

Максимус ухмыльнулся, наслаждаясь своей маленькой победой над угрюмым владельцем лавки.

– Так-то лучше! Давай назовем это приятной ставкой в двадцать процентов, просто чтобы убедить тебя, что нужно проявлять немного больше уважения к старшим. Ведь для тебя ничего не значит еще одну десятку из ста, особенно с той солидной прибыли, которую  ты получаешь, не так ли?

Вздохнув про себя, Морбан закрыл ящик.

– Нет, господин. Я уверен, мы справимся.

– Хорошо. Теперь давай посмотрим, как ты меня постриг.

Он вынул полированный железный клинок, кивнул самому себе, поворачивая его так и эдак, чтобы осмотреть свою новую стрижку.

– Неплохо!

Он вскочил со стула и подошел к Морбану, протягивая раскрытую ладонь.

– Давай деньги!

Знаменосец протянул ему горсть монет, и Максимус с ухмылкой бросил одну обратно на стол.

– Это  за стрижку. Я же не вор, какой-нибудь, правда?

Забрав своих людей, он вышел из магазина, ухмыляясь очереди снаружи.

– Все в порядке, черви, заползайте!

Морбан молча наблюдал, как он уходит по улице, игнорируя многозначительные взгляды, которые бросали на него его люди.

– Завтра?

Юлиан ухмыльнулся в ответ своему ланисте.

– Пей свое вино, Саннитус.

Тот недовольно приподнял бровь, указывая на кубок перед собой.

– Насколько я помню, в последний раз, когда ты предложил мне выпить вина, я в итоге согласился сразиться с самым известным гладиатором, которого когда либо видел этот город за последние двадцать лет, чтобы ты мог снискать расположение императора. –  Стянув тунику с правого плеча, он указал на длинный бледный шрам, который пересекал мышцу между шеей и рукой, прежде чем скрыться из виду под густой шерстью. –  Ты получил  желаемый мешочек с золотом, а я был разрезан от плеча до живота. Если бы Фламма не был в таком хорошем настроении, он бы сломал мне ключицу, но ему, похоже, показалось забавным разрезать мой окровавленный сосок на две части.

Юлиан кивнул в знак согласия.

– Ах, этот Фламма. Хороший был гладиатор. Никогда не был мстительным на Арене, или, по крайней мере,  не злился без веской на то причины, и с таким мастерством  владел мечом, хотя сам был огромным как, слон и ловким, как танцор. А ты перестань жаловаться;  мне пришлось дать тебе  достаточно золота, чтобы убедить вернуться еще на один бой, так что  ты, дорогой, был куплен за хорошие деньги и хорошо оплачен! Добавь к этому тот факт, что ты выздоравливал достаточно долго,  и я оплатил тебе поездку в Грецию где ты лечился у жрецов  в храме Немезиды. Тебе там понравилось. Ты даже сам стал ярым приверженцем их веры.

Саннитус  мрачно улыбнулся.

– Но идеи, подобные этой, во многом убеждают меня в том, что мне следовало там и остаться. Ты же знаешь, что они еще не готовы.

Юлиан поднял руки в знак протеста.

– Не готовы? –  Все трое по очереди как с ребенком расправились с Гермесом, даже не вспотев, а он считается третьим лучшим бойцом в лудусе. Как ты думаешь, зачем я рано утром поскакал галопом через холм, чтобы взглянуть на их трибуна и убедиться, что они не раздуют из этого историю?  Как ты думаешь, что еще нужно, чтобы их подготовить?

Ланиста поднял пальцы, отмечая пункты по одному.

– Они не знают правил ...

–  Они смышленые ребята, все трое. Они достаточно быстро научатся, особенно с таким опытным специалистом, как ты, который объяснит им все это в два счета.

Саннитус покачал головой, неодобрительно поджав губы.

–  Они  мыслят по солдатски. Если мы не научим их тому, как должны вести себя гладиаторы, что  можно делать на Арене, а чего нельзя, то все, на что они  будут способны, – это проложить кровавый след через всех, кого мы выставим против них ...

Он замолчал, глядя на человека по другую сторону широкого деревянного стола ожидая ответа. Юлиан кивнул.

– Точно. Этот император не похож на своего отца, Саннитус. Марк Аврелий обычно настаивал на том, что мы экономно использовали парней и даже из пленников и заключенных готовили нормальных гладиаторов. Все, что хочет видеть его сын, –  это серию хороших боев, непрекращающееся волнение от первого до последнего боя и, прежде всего, побольше крови. Я уже получил очень четкие инструкции из дворца сделать что-нибудь такое, чтобы привлечь внимание Коммода после того, как мы покончим с обычными травлями зверей и прочей дребеденью. Очевидно, его распорядитель пообещал ему, что мы начнем Римские Игры этого года с серии боев, которые заставят плебс реветь от восторга, и ты знаешь, чем это заканчивается. Мертвыми телами, не более и не менее.

Он сделал глоток вина и своего кубка.

Прокуратор Цирка Флавиев пообещал мне партию дакийских пленников, как он сказал первоклассных бойцов, и все они все еще в хорошем состоянии, и я собирался  было сказать тебе, чтобы ты выставил Гермеса и Немо против них, но я не вижу причин рисковать нашими лучшими бойцами против кучки неизвестно кого. Давай посмотрим, на что способны эти  твои центурионы против людей, которым нечего терять, не так ли?  Ведь для них это обычная работа

Саннитус пожал плечами.

– Если ты ставишь вопрос таким образом, то не похоже, что у нас есть большой выбор. По два пленника на каждого?

Юлиан склонил голову в знак любезного согласия.

– Ты прав, что-то большее заставило бы наших новичков слишком сильно напрячься в первый раз. По два человека на каждого, будет нормально. Они сражались у себя там и с большим количеством варваров

– Жизнь в лудусе не такая уж паршивая, как ее любит изображать Саннитус. –   После завершения их дневных тренировок помощник ланисты  Эйд  вел трех центурионов до их жилища, переговариваясь через плечо, пока  они шли  по лабиринту коридоров лудуса.   – Свободные граждане, рабы и даже мусорщики, которые прочищают канализацию, называют нас отбросами, когда думают, что мы их не слышим, но женщины, с другой стороны, увидят в вас свой лучший шанс получить приличную свою порцию гладиаторского члена, когда члены их мужей сморщатся и опадут. И позвольте мне сказать вам по опыту, что когда ваши члены заходят в их тела, это сводит их с ума, и о подобном их мужчины могут только мечтать,!

Жилые помещения школы представляли собой серию коридоров, которые были выровнены с обеих сторон камерами, едва достаточными для размещения двух мужчин, их передние стены состояли из узких железных решеток с тяжелыми дверями на петлях, чтобы обеспечить как доступ, так и сдерживание в зависимости от  требуемой ситуации. По всему коридору, по которому он их вел, двери были широко открыты, и мужчины бездельничали как в камерах, так и в проходе в разной степени обнаженности.

– Не все в лудусе живут  в таких престижных камерах, как эти, и поскольку это блок добровольцев, мы обычно держим двери незапертыми..  Вы двое будете жить в нем ...

Он указал Марку и Горацию на дверь комнаты с каменными стенами, которой едва хватало для двух набитых соломой тюфяков, прежде чем вернуться и указать на другую пустую камеру, подозвав Дубна.

– А ты, здоровяк, пока поживи здесь. Нам некого к тебе подселить. Один из рабов скоро принесет еду… –  Он замолчал и многозначительно посмотрел на двух других, которые вошли в свою камеру и озадаченно оглядывали маленькое замкнутое помещение. –  Я  бы сказал, вам обоим нужно побольше жрать. Надо нажраться так, чтобы вы выглядели как настоящие гладиаторы, а не как пара унылых тощих коротышек, на которых вы похожи сейчас! Из вас троих только ваш приятель похож на бойца!

Оба центуриона криво усмехнулись друг другу, Марк пожал плечами своему новому товарищу.

– А я думал, что после двух лет кампании в Британии, Германии и Дакии у меня не осталось ни грамма жира на теле,  и я в идеальной форме.

Эйд с серьезным видом, заглянув в их камеру, погрозил пальцем обоим мужчинам.

– Скоро вы это поймете сами. Если бы не ваше умение  владеть мечами, я думаю, старина Саннитус быстро бы послал вас обоих сами знаете куда. –  Он покачал головой, увидев их озадаченные лица. –  Вы не большие поклонники Игр, не так ли?

Оба кивнули, Гораций прислонился спиной к каменной стене камеры.

– Я был слишком занят своим военным  ремеслом, чтобы интересоваться этими постановочными схватками. Я понял, что исход большинства боев  там  был предрешен еще до того, как бойцы выйдут на песок, и через некоторое время мне  надоело наблюдать, как одни и те же соперники одинаково устало танцуют вокруг друг друга и ждут момента, когда один из них упадет.

Эйд понимающе покачал головой.

– Откуда ты родом я не знаю, но это Рим. Этот лудус – одна из самых известных школ в Империи, и ожидается, что наши люди устроят представление, от которого плебс будет реветь и требовать продолжения. А это означает, что на Арене будут убивать, а чаще всего  даже победителей. Конечно, приличный фехтовальщик может правильно рассчитать удар и заставить своего противника истекать кровью, как заколотую свинью, в конце концов, не калеча его и не доводя дело до того, что бедняга  умрет на на Арене, от потери крови –  если только он действительно не пойдет на это специально,   или они ненавидят друг друга так что готовы выпустить сопернику кишки,  но для того, чтобы это сработало, у другого бойца должен быть хороший слой жира, который он может разрезать. Вот, смотрите?

Он задрал тунику, показывая бледные линии шрамов, крест-накрест пересекавшие его бедра.

– Вы, ребята, не хуже меня знаете, что один хороший удар мечом в верхнюю часть ноги убьет человека за полдюжины вдохов, как только вы вскроете артерию на  его бедре, но гладиаторы, с которыми я дрался, знали, как сделать порезы неглубокими. Таким образом, мы всегда устраивали хорошее представление, с большим количеством крови, но без того, чтобы как можно меньше из  нас  падало мертвыми на песок.  В конце концов, никто не хочет, лишатся игроков, когда затеваются большие игры, подобные тем, что начнутся завтра.

Гораций переспросил: – Завтра?

Широкогрудый тренер  кивнул, криво ухмыльнувшись им.

– Я так и подумал, что это заставит вас призадуматься. Ведь вы появились у нас только сегодня. А завтра, ребята, начинается крупнейшая серия Римских Игр, с начала основания наших школ, и  начиная с сегодняшнего дня до самого окончания празднования за все эти две недели должны  состоятся сотни боев.–  Он рассмеялся над выражением их лиц. – Не волнуйтесь, никто не собирается выставлять на Арену пару таких тощих новичков, как вы, предварительно их не обучив!

Все еще посмеиваясь, он повернулся и  пошел восвояси, оставив их вдвоем. Марк и Гораций секунду смотрели друг на друга, а затем одновременно рассмеялись.

– Пара тощих новичков?

Марк покачал головой, услышав недоверчивый тон собеседника.

– К этому ярлыку нам, возможно, придется привыкнуть. Только что я подумал, что почти все гладиаторы в этой школе выглядят гораздо лучше, чем я ожидал. Возможно, нам нужно будет немного переесть.

– Или, возможно, вам этого и не нужно делать. Они обернулись и увидели высокого мускулистого человека в тунике из тонкой красной шерсти, стоящего в дверях камеры со скрещенными на груди руками. – Если у вы обладаете скоростью и умением держать чужие клинки подальше от себя, то вам никогда не нужно будет беспокоиться о слое жира, который нужен всем остальные. Они сказали то же самое моему брату и мне, когда мы проходили через эти ворота, но ни у кого из нас никогда не возникало необходимости переедать..

Он стоял и ждал ответа с легкой улыбкой на лице, и Марк некоторое время смотрел на него, прежде чем до него дошло, кем был новоприбывший. Перед его глазами всплыло лицо, увиденное им в свете факелов в городе несколько недель назад,  и волосы у него на затылке встали дыбом.

– Монтиферум?

Мужчина ухмыльнулся ему в ответ, покачав головой.

– Нет, я его брат.

– Ты Велокс?

Гладиатор кивнул.

– Вы должны простить довольно напыщенный характер моего имени на Арене, но мне так проще, чем пытаться убедить кого-либо использовать мое настоящее имя, так что я более или менее прекратил попытки. В переводе мое имя означает Стремительный

Гораций шагнул вперед и протянул руку гладиатору, который пожал ее, а затем повернулся, чтобы повторить приветствие с Марком, который поймал себя на мысли, что тот производит хорошее впечатление, хотя и был поражен появлением этого человека, и вначале предполагал, что его главной эмоцией будет простая ненависть. Он смотрел в глаза собеседнику, когда они пожимали друг другу руки.

– Извини меня,  но не часто простому смертному  удается встретиться с легендой Арены.

Велокс покачал головой.

– Мы не придерживаемся здесь подобной чепухи. В лудусе мы обходимся без лести, надуманной или нет ...  –  Он сделал паузу, глядя на них обоих с мрачным выражением лица. –  В конце концов, любой из нас в какой-то момент может встретиться со своим собратом на Арене.  А здесь, друзья мои, мы  просто братья, от самого молодого новичка до самого опытного и смертоносного гладиатора.

Марк склонил голову в знак признания великодушия, повернувшись, чтобы представить Дубна, но обнаружил, что тот смотрит через его плечо в коридор. Оглянувшись, чтобы взглянуть, что привлекло его внимание, он увидел, что группа из трех мужчин собралась вокруг одинокой женщины в дальнем конце ряда камер. Она была жилистой и такой же высокой, как самый низкорослый из них.

– Ах да. – В голосе Велокса появились сардонические нотки. – У тех из нас, кто не расположен наслаждаться телами друг друга, есть выбор: либо взять пригоршню смазки и закрыть глаза, либо поразвлечься с девушками-рабынями,  для чего, в конце концов, они, по-видимому, здесь и находятся.

Пока они смотрели, стало ясно, что гладиаторы, собравшиеся вокруг женщины, куражились с ней в качестве прелюдии к чему-то гораздо более вескому, пользуясь тем, что она обеими руками несла ведро с тушеным мясом и не могла помешать их непристойным лапаньям. Дубн покачал головой и Марк увидел его гнев в прищуренных глазах и плотно сжатых губах.

– Эта женщина обслуживает  этот коридор?

Велокс кивнул, задумчиво разглядывая неповоротливого британца.

– Так и есть.  Но если тебе хочется потрахаться с ней, ты  обнаружишь, что там уже собралось  нечто вроде очереди. Тебе следует ...

Британец пронесся мимо него, целеустремленно зашагав вдоль ряда камер, развернув плечи, походкой, которую  Марк наблюдал и раньше.

– Извините, друзья, но  я подозреваю, что нас скоро ожидают  неприятности.

Кивнув головой, он проскользнул мимо чемпиона-гладиатора и тихо последовал за своим другом, который остановился в нескольких футах от сцены издевательства над служанкой.

– Убери от нее свои грязные гребаные руки!

Его громкая команда мгновенно заглушила шум, и трое мужчин, которые теперь уже тащили женщину к камере, повернулись к нему лицом, один из них был  тем самым гладиатором, с которым трое друзей расправились этим утром. В одно мгновение они выстроились поперек коридора со сжатыми кулаками. Гермес шагнул вперед, подняв правую руку,  демонстрируя покрытые шрамами костяшки пальцев в недвусмысленной угрозе.

– И кем, ты,  ублюдочный малый себя возомнил?

Дубн выпрямил спину, скрестив свои массивные руки.

– Я думаю, что я тот самый мужчина, который собирается ударить тебя кулаком с такой силой, что выбьет из тебя все сопли, если ты не оставишь эту женщину в покое.

Гермес прошел вперед, пока не оказался в футе от британца, стоявшего с опущенными по бокам руками.

– То, что ты одолел меня деревянным мечом не дает тебе здесь никаких прав, британец. До того дня, когда я смогу встретить тебя настоящим мечом и поставить на твое место, тебе лучше не поднимать голову, если только ты не хочешь чтобы тебе напомнили о том, как далек ты от меня по статусной лестнице. Эта женщина наша.  Моя. Я трахал ее раньше, и я буду трахать ее снова, когда захочу. Она рабыня, поэтому я могу делать с ней все, что хочу. И когда я закончу, другие мужчины займутся ей.  Мы немного  повеселимся, потому что на ней мы опустошаем свои яйца, и хозяин будет доволен, потому что довольный гладиатор – тихий гладиатор.

– А женщина?

Проигнорировав опасную нотку в вопросе британца, Гермес широко развел руками и, повернув голову, ухмыльнулся своей аудитории.

– Женщина?  Она рабыня! Ну, у нее нет выбора, не так ли, мальчики? Она просто регулярно получает от нас...

Он не заметил быстрого страшного удара левой, пока не стало слишком поздно, и который пришелся ему прямо в лицо,  отбросив его к стене. Гладиатор пошатнулся, застонал один раз, долгим, медленным стоном человека, который уже был в полубессознательном состоянии, затем неуклюже рухнул на пол коридора. До того момента, как могла бы вспыхнуть драка, в то время когда люди вокруг   все еще изумлялись скорости и свирепости, с которыми британец расправился с их товарищем, командный рев заставил всех застыть на месте.

– Стоять!

Марк вздрогнул, услышав отрывистую команду, осознав, что это Гораций уже стоял на полшага позади него, но прежде чем он успел выразить ему какую-либо благодарность за поддержку, собравшиеся вокруг них гладиаторы сердито зашевелились при виде своего друга, распростертого на каменном полу.

– Да, пошел ты! Ты теперь не в своем гребаном легионе, центурион. Сейчас мы выбьем  дерьмо из вас троих, а потом...

– Нет ... –  Голос Велокса с легкостью прорвался сквозь быстро нарастающий гнев, заглушив грохот угроз его первым словом. – Ты не сделаешь этого.

Гладиатор прошествовал по коридору, протиснулся между Марком и Горацием и встал перед Дубном с самоуверенностью, сквозившей из каждой поры.

– Вы и пальцем не тронете этих людей. И не только потому, что, я думаю, что они хорошенько отделали бы полдюжины таких, как вы, и пошли бы искать новых. И даже не потому, что если вы это сделаете, а поверьте мне, я лично убью, медленно и с величайшим удовольствием, какое только смогу выжать из того человека, который сделает первый шаг. И вы знаете, как сильно я дорожу своим статусом на Арене.  Он огляделся вокруг с суровым выражением лица, и Марк увидел, что несколько мужчин, стоявших вокруг них, вздрогнули от неприкрытой угрозы. – Толпа называет меня ”Мастером резни"  без веской причины, не так ли?  Если кто сейчас поднимет руку на этих людей, то завтра утром, когда начнутся бои, я разберусь с ним на Арене без слов о пощаде.

Он огляделся с выражением отвращения.

– Это даже не потому, что я устал от вас, грязных ублюдков, унижающих этих бедных беспомощных сучек только потому, что это вам это сходит с рук. Нет, причина, по которой вы не будете  трогать этих людей, заключается в том, что, как я только что собирался им сказать, они будут драться завтра утром. Так что, прямо сейчас вы можете рассматривать это как указание от самого Саннитуса,  поскольку он попросил меня сообщить им эту новость. И зная Саннитуса и его ожидания от этих троих,  как самого себя, я могу заверить вас всех, что человек, который первым поднимет кулак на этих людей, достаточно легко уйдет из этой жизни от моих рук, по сравнению с тем, что случится с остальными, когда я назову ему  имена тех, кто еще будет  отобран для  участия в боях.

Минутное молчание затянулось до тех пор, пока сначала один, а затем и другой гладиатор, отошли от  Дубна, глядя себе под ноги, и напряжение в создавшейся ситуации схлынуло, как вода из лопнувшего бурдюка.

– Ладно, мы оставляем женщину тебе.

Велокс улыбнулся в ответ на раздраженное бормотание, медленно покачав головой из стороны в сторону,  когда оказался лицом к лицу со с произнесшим это  гладиатором:

– Нет. Ты не понимаешь. Меня действительно тошнит от вашей порочности. Дождись своего часа, заработай пропуск в город, и там  удовлетворяй свою потребность трахаться с любой из  женщин, которые на самом деле хотят, чтобы ты повозился у них между ног. И давайте внесем ясность в этот вопрос ...

Он шагнул вперед, протянул руку и, схватив собеседника за ухо, прошептал  ему что-то, что было неслышно тунгрийцам,  и ухмыльнулся, когда объект его внимания побледнел от того, что он услышал. Он отвернулся, бросив последний презрительный взгляд на угрюмую группу, все еще стоявших вокруг него, и этот поступок, казалось, послужил сигналом для человека, с которым он только что разговаривал, начать загонять своих товарищей обратно по коридору в их камеры.

– А, ты, давай иди отсюда.

Рабыня повернулась и убежала по команде, оставив ведра с едой на полу, и Велокс удовлетворенно кивнул, повысив голос, чтобы убедиться, что его слова были слышны в камерах.

– Я бы сказал всем заинтересованным сторонам, хорошо, что я вовремя оказался здесь. Помните, что я вам сказал, и не воображайте, что мои угрозы не сработают, если кто-нибудь начнет  совершать глупости, как только я окажусь за углом!

Повернувшись, чтобы уйти, он бросил последний комментарий через плечо.

– А вам троим лучше позаботиться о том, чтобы наполнить едой  ваши желудки. Вероятно, утром у вас  пропадет аппетит.

Позже, набив животы хлебом и мясом, трое мужчин легли на свои койки и долго лежали в темноте барака. Прислушиваясь к дыханию своих товарищей, Дубн  услышал, как сначала один, а затем второй засыпают, их дыхание замедлялось и углублялось. Крупный британец улыбнулся невидимому потолку камеры, тихо удовлетворенный тем, что угадал реакцию своего друга на то, что трибун  мог остановить их попытки убить Мортиферума.

– Я не позволю им убить тебя, брат, так что им в любом случае придется встретиться и со мной.

Палец на его губах заставил его замолчать, и прежде чем он успел отреагировать, он услышал шепот женщины в свое ухо, которая забираясь на его тело.

– Успокойся. Это я хочу отблагодарить тебя за то, что ты спас меня.

Британец все еще обдумывал ответ, когда она положила руку на его член, и ее теплое тело скользнуло вниз, когда  он  почувствовал, как ее влажная плоть прижалась к его внезапно возбудившемуся органу. После минутного сопротивления его член проскользнул внутрь нее, когда женщина плотнее прижалась к нему.

– Ты, что ...?

Она крепко поцеловала его, покачав бедрами, и его глаза расширились от внезапного удовольствия.

– Лежи, тихо. Только так я могу отблагодарить тебя. Ведь, лучше ты, чем шестеро мужчин одновременно.

Британец лежал в тишине, пока рабыня двигалась по его телу, ее внезапно усилившийся ритм и ищущий язык не сразу довели его до кульминации, учитывая его месяцы воздержания. Она еще мгновение полежала на его теле, поцеловав его в последний раз, затем оторвалась от его быстро уменьшающегося мужского достоинства и снова прикоснулась к его губам,  расправляя одежды и вставая, готовясь вернуться в свои покои через спящий лудус.

– Подожди!

Рабыня покачала головой.

– Я должна уйти. Если меня поймаю здесь, меня выпорют.

– Но … как тебя зовут. Скажи мне хотя бы это.

Ее улыбка казалась белой ниточкой в темноте.

– Меня зовут Калистра. А теперь я пойду.

– Я освобожу тебя, Калистра...

Его слова повисли в пустоте, женщина выскользнула из-за двери камеры и бесшумно метнулась прочь по коридору.

– Добрый вечер, Гай.

– Сенатор.

Скавр низко поклонился, не меняя позы, когда хозяин шагнул вперед и тепло обнял его, махнув рукой дворецкому, чтобы тот занялся своим делами. Он был вызван ранее тем вечером и немедленно откликнулся на приглашение, взяв с собой через весь город только Арминия и пару людей Котты.

– Я не собираюсь заставлять тебя кланяться мне, молодой человек. Пока я последние три года вкалывал здесь, в Риме, ты, я слышал, делал себе имя на Севере империи?

Скавр еще раз слегка поклонился, принимая похвалу пожилого человека.

– Мне изрядно повезло.

Сенатор потер свой заросший густой бородой подбородок с выражением вежливого недоверия.

– Повезло? Человек сам создает свое везение в этом мире, как тебе хорошо известно! Твое везение  помогла тебе одержать не одну победу в Британии, захватить печально известного главаря бандитов в Германии и получить императорский выкуп с золотого рудника в Дакии. Не говоря уже о восстановлении чести утраченного штандарта моего старого легиона, Шестого Виктории, по крайней мере, я так слышал. Я бы приносил жертвы Фортуне каждый день до конца своей жизни, если бы был уверен в такой степени везения…  Вино?

Оба мужчин удалились в личный кабинет сенатора, и Скавр принял чашку превосходного фалернского вина из рук человека, который в отсутствие его покойного отца стал для него самым близким покровителем.

– Ты превзошел самого себя, Гай, и как раз вовремя! Я начал задаваться вопросом, не собираешься ли ты посвятить остаток своей службы еще большему смехотворному риску за пределами Империи. Я могу только благодарить богов за то, что Ульпий Марцелл обратил внимание на то, что я рассказал ему о твоих способностях, и назначил тебя командиром вспомогательной когорты. –  Сенатор сделал паузу, чтобы глотнуть вина из своего бокала. – Сейчас меня волнует только то, доживешь ли ты до конца следующей недели. –  Он пристально посмотрел на своего протеже, ожидая ответа молодого человека.

– Мне было интересно, зачем вы послали за мной. Полагаю, вы имеете в виду мой недавний визит во дворец?

– Да.  – Трибун поднял глаза, удивленный внезапной горячностью в голосе своего покровителя.  –  Я действительно имею в виду твою последнюю попытку покончить с собой.

– Совершить самоубийство?

– Ты правильно услышал меня, молодой человек. Возможно, тебе не хватает необходимой степени самосознания, чтобы понять, в какую игру ты играешь, но я более чем достаточно проницателен, чтобы разгадать твой умышленный отказ противостоять своим демонам. Я слишком хорошо знаю, почему ты потратил столько времени на разведку северных племен, имея рядом с собой только этого своего огромного  германского раба. У тебя репутация искателя опасностей, человека, готового рисковать ради острых ощущений, но мы оба знаем лучше, что это такое,  не так ли? И теперь ты занимаешься тем же самым, причем не где-нибудь, а в Риме.

Скавр поднял руку, но сенатор отмахнулся от его зарождающегося протеста.

– Я более чем немного разочарован в тебе, Гай. Ты ведь собирался навестить меня, пока находишься в Риме? Я терпеливо ждал твоего визита, но ты не проявили никаких признаков того, что собираешься навестить меня, заставив меня самого вызвать тебя сюда, как если бы ты был моим умышленно непослушным племянником.

– Прошу простить меня, сенатор, за эту оплошность ...

Пожилой  сенатор поморщился.

– Блестящий, храбрый и порой своенравный молодой человек, который при правильном руководстве мог бы стремиться к высшим званиям Империи.

– Действительно?

– Действительно. Если я смог подняться от преподавателя латинской грамматики до должности губернатора провинции, то у тебя определенно есть надежда!

Молодой человек покачал головой.

– Но мой отец ...

– В самом деле, давай  поговорим о сути, не так ли? Позор твоего отца в Германии и его благородное самоубийство. – Он покачал головой. –  На случай, если ты забыл, молодой человек, я служил с твоим отцом. Если бы не мое обещание присматривать за тобой, данное ему перед алтарем Марса перед тем, как он покончил с собой, я мог бы отчаяться в тебе  еще много лет назад. –  Он печально покачал головой.  –  Война с Германией. Триумф и катастрофа в одном маленьком грязном пакете.  Твоему отцу,  Гай , не обязательно было падать на свой меч, как я сказал ему, когда он связал меня клятвой быть твоим покровителем  после его смерти. Его чрезмерно развитое чувство чести привело его к этому, несмотря на полное безразличие со стороны тех, кто был выше его. И ты тоже проявляешь все признаки того же инстинкта самоуничтожения. Не так ли?  –  Он подождал, но Скавр не ответил.

. –  Ты действительно прервал Коммода, когда он был в состоянии некоторого волнения, да еще в своем собственном тронном зале?

Молодой человек пожал плечами.

– Я не могу этого отрицать. Но у меня были веские причины.

– Достаточно веская причина, чтобы рисковать тем, что тебе отрежут язык?

Двое мужчин погрузились в долгое молчание. Наконец мужчина постарше заговорил снова.

– И что, теперь?

Скавр посмотрел на своего наставника с намеком на вызов, который был отличительной чертой в его детстве.

– А теперь я помогаю человеку, с которым плохо обошлась Империя, вернуть себе утраченную честь.

– Это, должно быть, тот самый  молодой Аквила, если верить слухам, которые я слышу?

– Да.

Сенатор на мгновение замолчал.

– Ты понимаешь, что его отец был казнен за государственную измену?

Скавр рассмеялся без малейшего намека на юмор.

– А вы понимаете, что его обвинение было ложным?

– Гай, лед, на котором ты стоишь, не может быть тоньше. И если ты провалишься под него, у меня не хватит сил тебя спасти.

– Я знаю. И не ожидаю, что вы это сделаете.

– Могло быть и хуже. У этого нового человека Клеандра, каким бы эгоистичным властолюбцем он ни был, есть одна спасительная черта. Похоже, он видит некоторую ценность в восстановлении моего расположения, очевидно, на том основании, что если Переннис не делал попыток, вытеснить меня из общественной жизни, то я действительно представляю какую-то ценность для Империи. Поговаривают о Британии.

Молодой человек приподнял бровь.

– В качестве губернатора?

– По-видимому, да. Хотя любое раскрытие твоей причастности к этому Аквиле вполне может привести к осуждению нас обоих, учитывая, что моя роль в твоей жизни как опекуна не такой уж секрет. Для меня это может стать  не Британией, а скорее камерой в Палатинских подземельях рядом с тобой.  –  Скавр медленно кивнул. –  Но ты ничего не можешь с собой поделать, не так ли?

– Нет, господин.

– Я  так и знал. Очень хорошо, мы возьмем на себя этот риск вместе, ты на улицах Рима, а я здесь, в своей позолоченной клетке, пока Клеандр решает, как использовать  мои способности и оставить ли меня наставником самого опасного человека в городе.  Но есть некоторая небольшая компенсация, которую ты мог бы услужить мне за этот риск.

– Сенатор? Все, что я могу для вас сделать, если это в моих силах, я сделаю.

Пожилой  мужчина улыбнулся.

– Я знаю. У меня есть коллега, мой старый друг, который впал в немилость. Я ничего не могу сделать открыто, чтобы помочь ему, поскольку про него, как я слышал, уже ходят слухи как о  неблагонадежном, а это, со временем, может грозить ему смертью. Но такой человек, как ты, человек с нужными ресурсами и лишенный общепринятой щепетильности – не говоря уже о каком-либо чувстве самосохранения – мог бы просто вывезти его из Рима?