Текст книги "Отголоски тишины (ЛП)"

Автор книги: Энн Малком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Она изо всех сил старалась скрыть то, что ее выбило из колеи. Меня раздражало ее молчание, но я бы дала ей время, может, она и рассказала бы мне обо всем чуть позже. Я бы точно не стала сейчас рассказывать ей о Киллиане. Маленькая часть меня, уродливая часть, была рада найти причину не делать этого. Чтобы иметь возможность хранить его только для себя как можно дольше.

Глава 4

– Математика во время обеденного перерыва? Ох, жизнь на грани, Веснушка, – глубокий, дразнящий голос коснулся моего уха.

Я чуть вздрогнула, не столько от удивления, сколько от того, как быстро мое тело отреагировало на знакомый голос, на ощущение жара за спиной. Я повернулась и встретилась взглядом с мерцающими льдисто-голубыми глазами.

Я ухмыльнулась.

– Что я могу сказать? Я – бунтарка, – невозмутимо заявила я.

Он наградил меня улыбкой, от которой по животу разлилось тепло.

– Хорошо, что я здесь, чтобы направить тебя на истинный путь, – сказал он, ставя свой поднос рядом с моим.

Я наблюдала, как он садится рядом со мной. Очень рядом со мной. Моя голая рука коснулась его мускулистой руки. Это было ближе, чем обычно сидели люди. Намного ближе.

– Кажется, раньше я тебя в столовой не видела, – размышляла я, дрожащим от нервозности голосом.

Он развернулся так, чтобы полностью завладеть моим вниманием.

– Тебе не показалось, я здесь не появляюсь уже как минимум год, – серьезно ответил он.

Мои глаза вылезли из орбит.

– Тогда где ты проводишь обеденный перерыв?

Он пожал плечами.

– Где угодно, кроме кормушки. Обычно катаюсь, тусуюсь в клубе.

– Но тебе нельзя покидать территорию школы, – заметила я, как полная ботанка, которой и являлась.

В тот момент, когда эти слова вылетели из моего рта, я почувствовала, как по шее побежал румянец, особенно, когда губы Киллиана изогнулись в довольной ухмылке.

– Что я могу сказать, Веснушка? Я – бунтарь, – поддразнил он.

Я едва сопротивлялась желанию зарыться головой в учебник математики. Мои глаза на мгновение опустились вниз.

– Тогда почему ты сейчас здесь? – прошептала я учебнику.

Я почувствовала давление на подбородок, когда пальцы Киллиана коснулись его и приподняли вверх, чтобы я встретилась взглядом с его глазами.

– Нашел очень весомую причину не избегать времени кормления в зоопарке, – пробормотал он.

Я быстро моргнула, осознавая смысл его слов.

– Я рада, – прошептала я, выпалив эту мысль прежде, чем разум смог меня остановить.

Глаза Киллиана вспыхнули.

– Я тоже, – тихо сказал он, затем его глаза метнулись к моему учебнику. – По множеству причин, одна из которых – гарантия того, что ты справишься с расчетами, – сообщил он мне, отпуская мой подбородок.

Потеря его прикосновения эхом отразилась в моем теле, пока разум запоминал его слова. Я проследила за его взглядом.

– Я ошиблась? – застонала я.

Он ухмыльнулся мне.

– Во всем.

На этот раз я обхватила голову руками.

– Я провалюсь, а значит, не поступлю в колледж, и в конечном итоге мне придется зарабатывать деньги, выступая в уличных гонках.

– Не отчаивайся. Вряд ли тебе суждена жизнь на улице, когда у тебя есть я, – пообещал он.

Я отпустила голову, когда он придвинул мой учебник к себе и всмотрелся в расчеты, при этом пряди его черных волос упали ему на лицо. У меня возникло отчаянное желание провести по ним руками.

– Ты есть у меня, – повторила я его слова, хотя и не собиралась делать этого вслух.

Киллиан резко вскинул голову и пристально посмотрел на меня.

– Я есть у тебя, – повторил он снова, и я поняла, что он имел в виду нечто большее, чем помощь в математике.

Мне хотелось заморозить этот момент во времени и каким-то образом сделать его осязаемым, чтобы я могла спрятать его в своих книгах и пережить заново. К сожалению, реальность сделала это невозможным.

Оторвав от него взгляд, я оглядела кафетерий. Звук, отключившийся в тот момент, когда я встретилась взглядом с Киллианом, с ревом вернулся. Проходившие мимо ученики, косились на нас. Многие откровенно глазели.

Если бы взгляды могли убивать, я боялась, что, взгляд Стейси мгновенно остановил бы мое сердце.

– Все на нас смотрят, – тихо заметила я, снова переводя взгляд на Киллиана.

Он даже не оглянулся.

– Все, скорее всего, смотрят на тебя, Веснушка.

Его лицо слегка посуровело.

– Хотя я бы обрадовался, если бы безмозглый спортсмен сейчас тоже смотрел сюда. Может, тогда у него не возникнет никаких идей, которые вынудят меня лишить его нескольких зубов, – сказал он полушутя.

Я приподняла бровь.

– Каких идей?

Его взгляд потемнел.

– Многие из них не стоит озвучивать, но суть их заключается в том, что он не осознает, насколько ты не в его лиге. Хотя здесь нет ни одного парня, который бы даже был близок к этому.

Я сглотнула, и от того, как он говорил обо мне, жар пробежал по моей шее. По мне.

– Исключая ныне присутствующего, – прошептала я, не понимая, откуда во мне взялась смелость.

Лицо Киллиана застыло, и он на мгновение замолчал.

– Нет, Веснушка, ныне присутствующий – единственный в этой школе, которому нечего даже находиться рядом с тобой, – пробормотал он хрипло, выдержал паузу, затем продолжил: – Но что я могу сказать? Я – бунтарь.

Его голос не звучал дразняще, как раньше, но все мое тело согрел тог факт, что он никуда не уйдет. По крайней мере, не сейчас.

Его лицо прояснилось.

– Давай позаботимся о том, чтобы избежать для тебя будущего на улицах, – поддразнил он, меняя тему.

Выдавив из себя улыбку, я изо всех сил старалась сосредоточиться на уравнениях, а не на мускулистой руке, указывающей на мои ошибки, и на парне, которому эта мускулистая рука принадлежала.

Я ошиблась во всех уравнениях. Но с радостью завалила бы математику, если бы это означало, что каждый обеденный перерыв я буду проводить с Киллианом.

***

– Привет? – обратилась я к огромному залу.

Никто не ответил. Я подождала еще секунду, просто чтобы удостовериться, что я одна.

По сути, прятаться мне было не обязательно, но Джордан со странным блеском в глазах обещал оставить для меня место за обеденным столом. Мне очень не хотелось узнавать, что он задумал. На первый взгляд он и его друзья казались достаточно милыми. Но я замечала резкие комментарии в отношении тех, кто проходил мимо них и не соответствовал их критериям «крутости». Замечала я и то, как Кайл намеренно сбил маленького, тощего рыжеволосого мальчика, который на днях пробежал мимо нас.

Особенно я заметила комментарии, которые Стейси оставляла мне всякий раз, когда я оказывалась в их компании.

– Лекси, мне нравится твоя юбка. Как здорово, что тебя не волнует, что весь образ в стиле бохо такой... устаревший. Он тебе нравится, и ты не позволяешь таким вещам, как мода, останавливать тебя. Это круто, – сладко прощебетала она вчера.

Я не позволила ее шипу проколоть меня. Мой образ устраивал меня, и я не собиралась позволять замечанию мелочной девчонки влиять на меня.

Я прикусила язык, когда на самом деле хотела ответить: «Я не из тех, кто становится слепой жертвой моды; в противном случае я бы натыкалась на двери. Как у тебя со зрением?»

Вместо этого я широко улыбнулась и поблагодарила ее. Потом как можно быстрее сбежала.

Сегодня была среда. Прошла неделя с того дня, как Киллиан проводил меня до дома. Я провела в его компании четыре великолепных обеденных перерыва, стараясь не превратиться в неуклюжую дурочку, когда он разговаривал со мной своим хриплым, низким голосом. Не то чтобы он слишком много говорил. В перерывах между помощью мне с математикой он расспрашивал о моей жизни в Вашингтоне, а также о моих любимых книгах и фильмах.

– «Лев, колдунья и платяной шкаф» – твоя любимая книга? – дразняще и сверкая глазами, спросил Киллиан на четвертый день.

Я кивнула, стараясь не зацикливаться на том, как близко мы сидели.

– Хотела бы я назвать «Улисс» или «Гроздья гнева». Не пойми меня неправильно, они великолепны, но Нарния навсегда останется в моем сердце, – без всякого смущения заявила я (прим.: «Улисс» – модернистский роман ирландского писателя Джеймса Джойса; «Гроздья гнева» – реалистический роман американского писателя Джона Стейнбека). – Видишь ли, это была первая книга, которую мы вместе прочитали со Стивом. Мама не совсем... читатель, мягко говоря, – пошутила я. – Но Стив стал причиной того, что я нашла любовь всей своей жизни.

Я остановилась, подумав о музыке.

– Ну, вторую любовь, – исправилась я. – Так что эта книга всегда будет той, с чего все началось.

Я посмотрела на Киллиана, обжигающего меня своим взглядом, его лицо ничего не выражало. Я почувствовала, как моя шея краснеет.

– Считаешь меня дурочкой, да?

На лице Киллиана отразилось напряжение, и он медленно покачал головой.

– Нет, Веснушка, – пробормотал он мрачно, – чем больше я о тебе узнаю, тем больше ты меня очаровываешь.

Никогда еще я не ждала обеда так сильно, как в те четыре дня. Едва могла сосредоточиться на занятиях. Это было нелепо. Я видела, как девочки практически сходили с ума из-за мальчиков, и всегда считала их глупыми из-за этого. Почему-то я гордилась собой за то, что не позволяла таким вещам мешать моим целям.

И у меня имелись цели, но я не была точно уверена в том, чего хочу. Я любила читать. Музыка была моей душой. Написание песен заставляло весь остальной мир исчезнуть. Играя на гитаре, я чувствовала, что попадаю в другой мир. Но я была реалистом. Любовь к музыке, талант игры на гитаре и более-менее приличный голос не гарантировали будущего.

Мама говорила мне, что я могу быть, кем захочу. Я не особо хотела быть знаменитой или богатой. Конечно, это было бы здорово. Даже более чем.

По большому счету я хотела быть просто счастливой. Мы с мамой были далеко не богаты. Случались времена, когда мама даже не могла мне дать доллар на хот-дог. Мы познали трудности. Но я никогда не помнила себя несчастной или чем-то обделенной.

Я не нуждалась в деньгах, чтобы быть счастливой. Мне нужна была семья. Мои книги. И моя музыка. Если бы мне удалось найти способ зарабатывать на этом, было бы здорово.

Но количество талантливых, страстных артистов, зарабатывавших этим себе на жизнь, было невелико, поэтому мне приходилось усердно учиться. Мама непоколебимо верила в меня и очень много работала, чтобы дать мне возможность быть всем и вся. Я не хотела ее подвести. Не могла ее подвести. Поэтому усердно училась. Очень усердно.

Мальчики меня не волновали главным образом потому, что я была слишком занята, чтобы о них думать. Частично потому, что ни разу не встретила никого, ради кого, по моему мнению, стоило бы отважиться выбраться из сюжетов своих книг и отойти от музыки. А другая часть меня, которую я вряд ли смогла бы выразить словами, знала, что мне никогда не найти того, кто мог бы сравниться с той любовью, с которой я выросла. Джейн Остин, Маргарет Митчелл, Флитвуд Мак, Билли Джоэл и The Beatles сделали ее прекрасной.

Проклятый Уолт Дисней заставил меня считать ее настоящей.

Я хотела сказку. Хотела любви такой же глубокой, как океан, такой же неуступчивой, как ветер, крепче алмазов и непредсказуемой, как вулкан. Я хотела любви, которая одновременно свела бы меня с ума и образумила. Дала бы ощущение того, что все в этом мире встало на свои места, как только я увидела бы того самого мужчину. Своего мужчину. Предназначенного только для меня.

Я не была идиоткой. Понимала, что такого, скорее всего, не существует.

А если каким-то чудом это и произойдет, я не думала найти это в шестнадцать лет.

Я не хотела находить это в шестнадцать лет. Сначала мне хотелось выяснить, куда приведет меня жизнь. Я хотела путешествовать. Хотела сперва пожить.

Но вот мне шестнадцать, я понятия не имею, чем хочу заниматься, за свою жизнь я повидала всего два города, и я охвачена волшебным волнением от того, что нашла ЭТО. «Смешно и глупо» – вот что сказало бы большинство людей, озвучь я им свои сокровенные мысли.

Поэтому я ни с кем не делилась. Даже с мамой. Я самой себе в этом с трудом призналась.

Во мне бушевала смесь эмоций, грозившая взорваться, поэтому мне требовался этот пустой зал. Его я обнаружила пару дней назад, когда заблудилась. Там была сцена, а посередине стояло старое пианино.

Не гитара, но уже что-то. Здесь я получила бы утешение и покой, которые давала мне музыка.

Сев за пианино, я легонько провела пальцами по клавишам. На пианино я играла не так хорошо, как на гитаре. С гитарой я едва понимала, где заканчиваются мои руки, и начинается инструмент. Но в тот момент, когда я коснулась клавиш, инстинкт взял верх, и все мое тело расслабилось. Я потерялась в музыке.

Я начала тихо напевать «Breathe» Pearl Jam, слова текли по мне, как река. Все исчезло, кроме музыки, и я смогла заставить замолчать свой беспокойный ум.

Когда последняя нота уплыла в воздух, и мой голос затих, я сразу же услышала, как весь шум вернулся обратно.

В прямом и переносном смысле.

– Святое дерьмо! Ты такая… охрененно потрясная, – воскликнул взволнованный голос.

Я почти полностью подпрыгнула над стулом и распахнула глаза.

– Молодец, напугай девчонку до смерти. Она убежит прежде, чем мы успеем с ней поговорить, – отругал другой, более тихий голос.

Я увидела, как парень со взъерошенными светлыми волосами ударил того, кто кричал, в плечо. Он был одет во все черное и его черные волосы касались плеч. Несмотря на то, что я испугалась до безумия, все же заценила его футболку с Joy Division (прим.: британская рок-группа). Парни поднимались по лестнице ко мне на сцену, и за ними шел еще один мальчик в шапке, очень красивый, он молчал, но улыбался мне. Все они улыбались.

– Пожалуйста, не говорите, что пришли сюда, чтобы убить меня, – легкомысленно пошутила я.

Все трое рассмеялись. Тот, что в футболке, сел рядом со мной за пианино, не беспокоясь о таких вещах, как личное пространство незнакомых ему людей.

– Какая польза нашей группе от твоего убийства? – спросил он. – Ты нужна нам живой, здоровой и желательно поющей.

Он нахмурил брови, глядя на мои руки, лежащие на клавишах.

– Клавишник у нас уже есть, – размышлял он, обвиняюще зыркнув на мальчика позади себя, прежде чем снова перевести внимание на меня. – Будем надеяться, что по какому-то чудесному стечению обстоятельств ты окажешься музыкальным вундеркиндом, умеющим играть более чем на одном инструменте. Ты случайно не играешь на гитаре?

Он говорил так быстро, что я едва могла уследить за ходом его мыслей. К счастью, я жила с женщиной, которая говорила гораздо быстрее и всю свою жизнь только и делала, что шутила.

– Ровно так же, как я ставлю одну ногу перед другой, – ответила я с усмешкой.

Он ухмыльнулся.

– Очуменно. Это счастливая случайность.

Парень со взъерошенными светлыми волосами оперся на пианино и улыбнулся мне. Он был красив… все они, на самом деле. У того, кто сидел рядом со мной, волосы по черноте и гладкости не уступали волосам Киллиана, хотя и были длиннее и доходили ему до плеч. На шее у него висела пара цепочек, а на пальцах было несколько серебряных колец. Несмотря на высокий рост и худощавое телосложение, его костная структура делала его похожим на модель Calvin Klein. Телосложение блондина со взъерошенными короткими волосами было немного более крепким, чем у парня рядом со мной. На нем был полосатый свитер с круглым вырезом, выцветшие джинсы и кроссовки Chuck Taylors. Молчун позади него был очень горячим. Он низко надвинул шапку на темные глаза, пылающие жаром. Я завидовала длине его ресниц, твердой и угловатой челюсти, загорелой коже. Он был сложен еще более крепко, чем двое других. Его мускулы были отчетливо видны, учитывая его наряд из черной спортивной куртки и черных джинсов.

– Извини, он сегодня забыл принять лекарства, – сообщил мне блондин, кивнув в сторону мальчика рядом со мной. – Я – Уайатт. Это Ной. – Он мотнул головой за спину.

– Я – Сэм, – с усмешкой вставил тот, кто сидел рядом со мной. – Самый талантливый и красивый на данный момент, – уверенно заявил он.

– Или, может, самый болтливый и самый тупой, – поддразнил Уайатт.

Сэм нахмурился.

От их поколов я ощущала тепло и комфорт.

– Лекси, – представилась я, прежде чем парни успели вступить в рукопашную, как бы интересно мне ни было понаблюдать за таким шоу.

– Мы знаем, – сказал Сэм, снова переводя внимание на меня. – В школу приходит горячая новенькая? Первым делом я узнал твое имя, адрес и номер социального страхования.

Уайатт еще раз врезал ему в плечо.

Сэм рассеянно потер место удара.

– В смысле, приятно познакомиться, – сказал он с усмешкой.

Я не могла удержаться от смеха.

– Мне тоже приятно познакомиться. – Мой взгляд переместился на двоих других парней. – Со всеми вами.

– Могу поспорить, тебе интересно, почему мы пристаем к тебе в зале, в то время как ты занята офигенным исполнением Pearl Jam, – сказал Уайатт.

Я села немного прямее.

– Эта мысль не приходила мне в голову, – серьезно сказала я. – Я предположила, что вы проделываете такое со всеми новыми учениками.

Сарказм естественным образом сорвался с моих уст. Обычно я приберегала его для знакомых, рядом с которыми чувствовала себя комфортно. Их было очень мало. Теперь, похоже, к этой маленькой группе добавились еще трое.

Раздалось еще пару смешков.

– На самом деле, мы пришли сюда на репетицию. – Уайатт кивнул в сторону сцены, где стояла прикрытая занавеской барабанная установка. К ней прислонялись футляры с гитарами.

– Ребята, вы – группа? – спросила я, не в силах сдержать волнение в голосе.

– Типа того, – уклончиво ответил Уайатт.

Сэм пихнул его в колено.

– До сих пор группа была неполной. Нам нужен ведущий вокалист и еще один гитарист, а мы единственные талантливые люди в этом городе. Мы уже потеряли надежду… до этого момента, – сообщил он мне с ярким блеском в глазах.

Я поняла, что все трое смотрят на меня.

– Вы имеете в виду меня? – недоверчиво спросила я.

Сэм быстро кивнул.

– Если тебе интересно, – быстро добавил Уайатт. – Можем поджемовать вместе, если ты свободна?

– Да, так мы убедим тебя, что мы не отстой, и это правда, – сказал мне Сэм.

Я уставилась на них. Дома я никогда не играла в группе. Идея была интригующей, но у меня не было уверенности отправиться на ее поиски. К тому же меня вполне устраивало одиночество. Я была счастлива читать, писать музыку, слушать ее, петь и делать все это в одиночку. Но прямо сейчас я не могла придумать ничего круче, чем общаться с людьми.

Я слегка улыбнулась им.

– Я приму ваше предложение поджемовать, но оставляю за собой право убедиться, что вы не отстой, прежде чем ответить на предложение войти в состав группы, – поддразнила я.

Сэм быстро встал с сиденья, при этом слегка подтолкнув меня.

– Давайте перейдем к делу. – Он сел за барабанную установку прежде, чем я успела даже встать.

Уайатт подмигнул мне и подошел к футляру с гитарой.

Ной одарил меня теплой улыбкой, от которой я бы растаяла, не заворожи меня уже другой плохой парень.

– Добро пожаловать в сумасшедший дом. Просто предупреждаю: попав в него, ты никогда от них не избавишься. – Он кивнул в сторону парней. – Поверь, я пытался, – пошутил он с теплотой в глазах.

В ответ я улыбнулась, и прежде чем успела осознать, оказалась перед микрофоном, и мы начали играть. Каждая песня плавно перетекала в следующую, мы играли так естественно, словно это происходило в течение многих лет.

И… бум!

Родилась группа.

Глава 5

Я обладала чем-то вроде ментальной силой. Ну, точно не экстрасенсорной. Читать мысли или перемещать с их помощью предметы я не умела. Это же относилось и к предсказаниям будущего. Но я могла чувствовать, какие песни нужны людям. Я верила в силу музыки вдохновлять, общаться, воодушевлять, сбивать с толку и... исцелять. Хорошая песня, которая обращается к вашей душе, порой поможет восстановить растерзанную душу. Или, по крайней мере, смягчить боль.

Вот почему я пела «The Greatest» группы Cat Power в гараже, который мама помогла мне превратить в место для репетиций нашей недавно созданной группы.

С той среды, когда родилась наша маленькая группа, события проносились словно вихрь. Казалось, я проводила каждую свободную секунду с мальчиками, быстро ставшими моими лучшими друзьями помимо товарищей по группе. После школы и в обеденные перерывы мы все время посвящали игре. Мне это нравилось.

Мне казалось, я открыла силу и красоту музыки. Играть на гитаре в одиночку – это одно, но играть как часть целого, с людьми, одержимыми той же страстью, было потрясающе.

Именно тогда я осознала, чем именно хочу заниматься. Всю свою жизнь я хотела связать с музыкой.

Это помогло мне отвлечься от того, что я не видела и не слышала Киллиана со вторника.

Наша школа была маленькой, шансы, что я наткнусь на него, должны были быть высокими, но, учитывая, что он не ходил ни на один из моих уроков, а все свое время я проводила на репетициях с мальчиками, я предположила, что это не так уж и неправдоподобно. Он куда-то пропал. В столовой я безуспешно искала его одетую в кожу, высокую и чрезвычайно восхитительную фигуру. На самом деле, времени на поиски у меня было не много, учитывая, что мы оставались там достаточно долго, чтобы мальчики успевали перекусить, а затем возвращались в зал репетировать.

Хотя нам требовалось настоящее помещение для репетиций, учитывая, что мистер Хейзелтон наткнулся на нас в пятницу, когда мы играли во время перерыва между занятиями. У всех нас был перерыв. Ну, кроме Сэма, но он заявил, что предпочел бы «слушать Джастина Бибера на повторе всю оставшуюся жизнь вместо того, чтобы ходить на уроки истории».

Мы только что закончили чертовски потрясающей сет, когда появился мистер Хейзелтон, скрестив руки на груди и состроив недовольную гримасу.

– Вот дерьмо, – пробормотал Сэм рядом со мной.

– И что же вы здесь делаете? – рявкнул мистер Хейзелтон, обращаясь ко всем.

– Эм, мне неудобно указывать на очевидное, мистер Хейзелтон, но мы занимаемся музыкой. Репетируем ради великого будущего нашей группы, – протянул Сэм, слегка ухмыляясь.

Мистера Хейзелтона его объяснение не впечатлило.

– Я вижу, чем вы занимаетесь, мистер Кеннеди, – огрызнулся он.

– Ну, тогда зачем спрашивать? – пробормотал Сэм себе под нос.

Мистер Хейзелтон прищурился.

– Я вижу, чем вы занимаетесь, но не понимаю, почему вы считаете, что это верное использование школьного имущества и вашего времени, – резко продолжил он. – Школа предназначена для того, чтобы совершенствоваться, создавать свое будущее. – Он окинул Сэма пренебрежительным взглядом. – По крайней мере, для большинства учеников. Тратить впустую не только свое время, но и время мисс Спенсер откровенно неприемлемо.

– Ну, технически это наше время на обучение, и мистер Гамильтон разрешил нам, – вмешалась я дружелюбным тоном, хотя я не переносила мистера Хейзелтона с момента его разговора с Киллом.

– Я поговорю с мистером Гамильтоном о том, что он позволяет ученикам тратить свое время на такие, – он поморщился, – тривиальные занятия, – пообещал он.

– Жизнь, прожитая ради искусства, никогда не будет потрачена впустую, – вмешался Сэм, сам прищурившись.

Мистер Хейзелтон одарил его пристальным взглядом.

– Мне не нравится подобное легкомысленное отношение, мистер Кеннеди. Я хочу, чтобы вы все ушли отсюда, прежде чем я вас накажу.

Он еще раз предупреждающе взглянул на нас, затем развернулся и ушел.

– Бро, ты реально только что процитировал Маклемора мистеру Хейзелтону? – недоверчиво спросил Уайатт, когда дверь захлопнулась (прим.: Бен Хаггерти более известный под псевдонимом Маклемор, ранее известен как Профессор Маклемор, – американский рэпер и музыкант).

Сэм повернулся к нему и пожал плечами.

– Ну, Платона мне точно не запомнить.

На мгновение мы все замолчали; затем расхохотались, за исключением Сэма, который в замешательстве таращился на нас.

Итак, во избежание гнева мистера Хейзелтона, мы с мамой выделили субботу, чтобы превратить наш гараж в место для репетиций. Мама сделала это под принуждением и все время жаловалась. Ей не нравилась идея ручного труда, но она более чем поддерживала нашу группу. Даже убедила себя, что станет нашим «маманеджером», когда мы добьемся успеха. Не важно, что она еще не познакомилась с мальчиками и не услышала, как мы играем, она все равно поддерживала меня. Как и всегда.

Но с того дня неделю назад она изменилась. Причины я понять не могла. Она по-прежнему смеялась, шутила и поддразнивала, как обычно, но с ней творилось что-то неладное. Спросить я не могла, потому что не понимала, как сформулировать вопрос. Вместо этого я пела.

Я настолько увлеклась музыкой, текстом, что не замечала ничего, кроме проходящей сквозь меня мелодии и слов.

И только когда воцарилась тишина, и мой разум снова включился, я осознала, что пела не только маме.

– Ну как? Ничего звучит? – спросил я ее, сначала не заметив других зрителей на подъездной дорожке.

Пока один из них не ответил, поскольку мама молчала.

– Это было круто, Лекси! У тебя отличный голос, девочка, – громко воскликнул кто-то.

Я вздрогнула от незнакомого мужского голоса, и мое лицо вспыхнуло, когда я заметила его владельца. Точнее, того, рядом с кем стоял владелец. Это был Лаки лысый мужчина с татуировками, которого мы встретили в тот день, когда у нас сломалась машина, кто с ужасом мог поверить, что я мамин ребенок, и много ругался. Мама сказала мне его имя, когда я о нем спросила. Он опирался на нашу машину вместе с Киллианом, чьи глаза впивались во все уголки моего тела.

Я тут же опустила голову, принявшись теребить струны гитары.

Несмотря на его отсутствие даже на несколько дней, воспоминания о нашей связи, казалось, все больше и больше оставались в сфере моего воображения, и в тот момент я не была уверена, придумала ли я их себе. Мне не хотелось выставлять себя краснеющей дурочкой. Более того, мне не хотелось знать, насколько я ошиблась, если посмотрю ему в глаза и не увижу того выражения, которое видела в них несколько дней назад.

Поэтому, пока Лаки и мама болтали о машине, я опустила голову, сосредоточившись на гитарных струнах, будто от них зависела моя жизнь.

– Так ты собираешься с этой песней на прослушивание в шоу «Американский идол»? – спросил глубокий голос, и мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что обращаются ко мне, и что голос прозвучал ближе, чем раньше.

Передо мной стоял Лаки, небрежно засунув руки в карманы. Он выглядел очень горячим. Горячее любой звезды боевика, на которую мы с мамой пускали слюни. Высокий, мускулистый и весь покрыт татуировками. Казалось бы, бритая голова, кожаный жилет и татуировки, змеящиеся по его шее и телу, должны придавать ему устрашающий вид. Но ничего подобного. Его взгляд был ясным, а улыбка дружелюбной.

Я не могла не улыбнуться в ответ, сосредоточив все свое внимание на нем, а не на парне, стоявшем немного позади него, чей взгляд я ощущала на себе.

– Не думаю, что в будущем меня ждут реалити-шоу, – весело ответила я, подавляя беспокойство и болезненное волнение, вызванное присутствием Киллиана. – Я счастлива в гараже со своей гитарой и группой.

– Группой? – повторил хриплый голос, опережая ответ Лаки.

Киллиан обошел его, встав прямо передо мной. У меня не было другого выбора, кроме как посмотреть на него.

– Даже и не знал, что ты умеешь так петь, Веснушка, – тихо продолжил он.

Лаки взглянул на него и ухмыльнулся еще шире.

Я рассказывала Киллиану о своей любви к музыке во время наших разговоров в столовой, но не объяснила ни ее масштабов, ни того, как пою или играю на гитаре. Мне всегда казалось претенциозным говорить людям, что я «хорошо» пою. Это не то, чем можно хвастаться или кричать на всех углах. Это было мной. Частью меня, точно такой же, как и мои руки. Я бы не стала всем рассказывать, что у меня есть руки.

Я нервно взглянула на него.

– Это случилось недавно. Я не про пение, им я занималась всегда. Я говорю о группе, – пробормотала я.

Лаки хлопнул Киллиана по плечу.

– Что ж, не терпится увидеть твою группу. С такой красивой певицей, как ты, любая группа обязательно станет суперзвездной. Обещаешь поделиться со мной номерком Гвен Стефани, когда добьешься успеха? – серьезно спросил он.

Я не могла не засмеяться.

– Сделаю все, что в моих силах, – торжественно пообещала я.

Он потер руки.

– Отлично.

Киллиан, похоже, не находил Лаки таким забавным. Он был слишком занят, сводя меня с ума своим пристальным взглядом.

Ладно, можно с уверенностью сказать, что я не придумала себе того, что между нами возникло, что бы это ни было.

При осознании этого мой желудок сделал легкий кувырок.

– Простите, – извинилась мама, выбегая из гаража и не сводя с нас глаз. Или, точнее, с Киллиана. Она быстро переключила внимание на Лаки. – Они прятались от меня.

Она вручила ему ключи от взятой напрокат машины, на которой мы ездили, пока наша оставалась на ремонте.

Я не могла не закатить глаза и неохотно отвела их от Киллиана. Мне пришлось. Мама обладала сумасшедшей интуицией; она бы заметила, как я смотрю на него.

– Я же говорила, что нам нужна ключница, – обратилась я к ней.

Мама постоянно теряла ключи. Мне не хотелось вспоминать, на сколько вечеринок, фильмов и ужинов мы опоздали из-за того, что мама по необъяснимым причинам оставляла ключи в микроволновке или в каком-то столь же непонятном месте.

Ее глаза сузились при взгляде на расстояние между Киллианом и мной, или, точнее, его отсутствие, прежде чем сосредоточиться на мне.

– Нам не нужна ключница.

Я подняла брови.

– Где тогда были эти ключи?

Выражение ее лица потеряло часть своей бравады.

– Возможно, в морозилке, – пробормотала она.

Лаки рассмеялся. Я не удивилась, лишь победоносно посмотрела на маму.

Она кинула на меня последний взгляд и повернулась к Лаки.

– Спасибо за все. Полагаю, мастерская пришлет мне счет?

Теперь, когда ее отвлекли, я снова украдкой взглянула на Киллиана. Он все еще смотрел на меня. Он подошел на волосок ближе, и я задержала дыхание.

– Сегодня вечером, – это все, что он прошептал, прежде чем Лаки разрушил чары.

– Уходим, Килл, – заявил он, кивнув на машину у обочины.

Взгляд Киллиана задержался на мне еще на долю секунды. Затем он кивнул на прощание маме, хмуро следившей за ним.

Мы с мамой молча наблюдали, как они уезжают.

– Мне есть о чем беспокоиться? – наконец спросила мама.

Я дернулась, погрузившись в мысли о том, что означало «сегодня вечером», и борясь с бабочками в животе.

– Ты о чем? – спросила я, изображая невиновность.

Она уперла руку в бедро.

– О горячем мини-парне, который мог бы преподавать в колледже курсы по сексапильности, – легкомысленно заявила она.

Я закатила глаза и снова сосредоточилась на гитаре. Лгать я не хотела, особенно маме.

– Из всех вещей, о которых тебе стоит беспокоиться, вроде изменения климата, главенства корпораций и вероятности развития сердечно-сосудистых заболеваний, это далеко не так важно. Это пустяк, – соврала я.