Текст книги "Отголоски тишины (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Хорошо, – осторожно сказала я, собираясь с духом.
Мама сжала мои руки, в ее глазах стояли слезы.
– Сегодня я разговаривала с адвокатом. Адвокатом Стива и Авы.
Это прозвучало настолько неожиданно, что я вздрогнула от острой боли, пронзившей меня при упоминании их имен. Я никогда их не забывала. Ни дня, ни часа не проходило, чтобы я не думала о них. Не скучала по ним. Не испытывала невыносимой агонии из-за того, что никогда больше их не увижу, никогда не смогу позвонить и спросить совета у Авы. Но она начала исчезать. Боль. Лишь время от времени я ощущала ее в полную силу, когда ни с того ни с сего на меня обрушивались воспоминания, и я осознавала реальность значения смерти.
Заметив мою физическую реакцию, мама сжала мою руку. Боль окрасила ее лицо.
– Да, детка, я тоже меньше всего этого ожидала, – пробормотала она. Затем выдержала продолжительную паузу. – Они оставили нам всё.
Я растерянно нахмурилась.
– Что – всё?
– Всё, чем владели. Гостиницы, дом. Деньги, – перечислила она ровным тоном. – У тебя тоже есть свои деньги, которые ты получишь по достижении двадцати одного года. Достаточно для поступления в любой университет на твой выбор. Черт побери, если бы ты захотела, то могла бы поступить хоть в университет на Луне, – попыталась пошутить она.
Я ничего не сказала. Просто застыла. У Стива и Авы были деньги; я всегда это знала. Они постоянно дарили мне шикарные подарки на дни рождения и Рождество и приглашали нас на изысканные ужины. Им принадлежало несколько гостиниц. Очень хороший дом в Вашингтоне, и еще один в Малибу. Я знала об этом, но никогда не придавала особого значения. Мама ни разу не позволила им дать нам ни цента, хотя я знала, что они предлагали. Стив, заговорщически подмигивая, всегда совал мне деньги в карман во время прощания. Им не нравилось, что мама боролась с трудностями, но они, как настоящие родители, гордились ее твердой решимостью справляться со всем самой. И она это делала. Но, похоже, они посмеялись последними. Предоставили маме финансовую поддержку, о которой всегда мечтали, тогда, как она ей была не нужна.
– Куколка? – тихо позвала мама с взволнованным выражением. – Тебе в жизни не придется беспокоиться о деньгах. Никогда не придется чувствовать себя беспомощной или потерянной. Стив и Ава позаботились об этом.
От ее слов внутри меня что-то надорвалось, и я резко встала.
– Думаешь, деньги защитят меня от чувства беспомощности и потерянности? – огрызнулась я. – Меня не волнуют деньги, вещи. Мне они не нужны. Отдай их все, сожги. Мне плевать. Я не хочу их, – прорыдала я, по моему лицу текли слезы. – Я только хочу, чтобы Стив и Ава вернулись.
Мама встала, в ее глазах блестели слезы. Она открыла мне свои объятия, и я устремилась в них.
Она поцеловала меня в голову.
– Я знаю, куколка. И тоже этого хочу, – прошептала она.
Мы стояли достаточно долго, чтобы мои слезы высохли, и я нашла в себе силы отстраниться от маминых объятий.
– Что там еще? – спросила я, вытирая глаза.
Мама моргнула.
– Что еще? – повторила она.
– Да, ты сказала, что тебе нужно поговорить о паре вещей. О чем еще?
Лицо мамы изменилось. Грусть еще не исчезла, но появилось что-то еще. Возможно, надежда. А еще отчаяние. Странное сочетание.
Она глубоко вздохнула.
– Сядь, куколка.
Я насторожилась, но подчинилась, готовясь к чему-то ужасному. Вот что я делала все эти дни. Каждый раз, когда звонил телефон, меня охватывал страх, полнейший ужас от того, что услышанная новость может разрушить мою жизнь. Раз это случилось однажды, я не сомневалась, что это повторится. Вопрос был не в том, если, а в том, когда.
– Сегодня я разговаривала не только с адвокатом, – начала она странным голосом. – Я… – Она сделала паузу. – Зейн дома.
При этом заявлении я села немного прямее, почувствовав слабый огонек надежды. Из-за тона, которым она это сказала.
– Зейн дома. И вы с ним разговаривали, – уточнила я.
Она кивнула.
– И я узнала кое-что. И это помогло мне многое понять. Заставило осознать, что мне нужно.
Я боролась с улыбкой.
– Зейн. Тебе нужен Зейн, – закончила я за нее.
Мама легко улыбнулась. Настоящей улыбкой. Не притворной.
Я подпрыгнула на месте.
– Значит, вы снова вместе?
Мама еще раз кивнула.
Я тихо визгнула, не обращая внимания на то, что это выглядит по-детски и нелепо. Я быстро обняла маму, прежде чем отпустить ее.
– Это круто. Невероятно. Я знала, знала, что он не уйдет навсегда. Не отпустит тебя, не отпустит нас. – Я огляделась. – Где он?
Мне нужно было увидеть его своими глазами.
Мамина улыбка сникла, в ее глазах мелькнуло что-то, из-за чего я тоже перестала улыбаться.
– Он в клубе, рассказывает мужчинам кое о чем, чтобы разобраться в суперсекретных байкерских делах, – объяснила мама, закатывая глаза.
Я ничего не сказала, ожидая, пока она поделиться со мной причиной печали, омрачившей счастье в ее глазах.
– То, что я узнала сегодня, куколка, думаю, тебе тоже нужно это знать, – тихо начала она. – Тебе нужно понять, почему Зейн такой.
– Его демоны, – пробормотала я почти про себя.
Мама слегка отстранилась, удивившись моему наблюдению.
– Да, детка, его демоны, – согласилась она, придя в себя, и вздохнула. – Хотелось бы мне, чтобы взросление не сопровождалось необходимостью понимать, что какой бы прекрасной ни была жизнь, уродство существует для того, чтобы сделать ее прекрасной.
Наши глаза встретились.
– Хотела бы я, чтобы ты прожила свою прекрасную жизнь, не зная, что находится по ту сторону реальности. Не зная о темной стороне. – Она сделала паузу. – Но это невозможно. Для своего ребенка я хочу только хорошего, чтобы ты была лучшим человеком, каким только можешь быть. Но чтобы стать лучшим человеком, тебе нужно понять эту тьму, испытать ее, как бы мне это не нравилось.
Я ощутила неприятное покалывание в затылке. Знала, что в жизни Зейна произошло что-то плохое. Мне бы хотелось узнать, что именно, но внезапно я поймала себя на мысли, что мне это не нужно. Но мама была права: я должна узнать.
– Все в порядке, мама. Расскажи мне, – попросила я, изображая уверенность.
Она пристально посмотрела на меня.
– Четыре года назад Зейн встречался с женщиной, которую очень любил. Она была его человеком.
У меня перехватило дыхание, но не только потому, что до мамы была другая. Я не была глупой; Зейн был взрослым, он явно влюблялся и раньше. Суть заключалась в том, что я предчувствовала несчастливый конец этой истории.
– Насколько я понимаю, Зейн четыре года назад сильно отличался от нынешнего Зейна, – продолжила мама. – Он был другим… до всего.
Я так и знала. Наш Зейн был Зейном «после». Потеря расколола его мир на две части, как и мой. Однако у меня создалось ощущение, что его мир не раскололся, как у меня, а был уничтожен.
– Ее звали Лори, – прошептала мама, и ее глаза наполнились слезами. – Ее звали Лори, и она погибла. Не буду вдаваться в подробности, дорогая. И не хочу, чтобы ты о них допытывалась, – попросила она. – Возможно, тебе нужно знать о наличии тьмы, но тебе не нужно в нее погружаться. Но это было плохо. Хуже, чем плохо. И Зейн винил себя. Четыре года он жил с убеждением, что виноват в ее смерти. Он так долго провел в этой тьме, дорогая, что сам стал тьмой.
Одинокая слеза скатилась по моей щеке.
– А потом он нашел тебя, – прошептала я. – Ты стала тем человеком, кто вытащил его из этой тьмы.
Мама сжала мою руку.
– Мы, Лекси. Мы.
– Ненавижу, что ему пришлось пройти через такое, – процедила я, думая о том, как тяжело, должно быть, пришлось Зейну. – Ненавижу жестокость этого мира.
Мама погладила меня по щеке.
– Мир может быть жестоким, – согласилась она. – Но он также может быть и добрым. Достаточно добрым, чтобы подарить мне самую прекрасную дочь на свете. Достаточно добрым, чтобы дать Зейну шанс на счастье. Чтобы дать шанс нам, – прошептала она. – Пока не отвергай этот мир, куколка.
Я сморгнула слезы и улыбнулась ей.
– Не буду, – пообещала я, позволяя счастью смыть печаль.
В глубине души я могла расстраиваться из-за тьмы этого мира, но радовалась тому, что у меня была мама, которая показала мне путь обратно к свету.
***
Я зашла в гараж Зейна со своей гитарой. Понаблюдала за ним секунду, глядя на него совершенно иначе после рассказа мамы, уважая его гораздо больше, но болея за него всем сердцем. Я не могла себе представить, какую сильную боль он нес в себе. Несмотря на мощные мускулы и силу, ему нужна была помощь. Ему нужны были мы с мамой. Я знала это. Вот только не знала, что сказать, как помочь в таком деликатном деле.
Но точно знала, что могу сделать. Каким способом добраться до его раны, возможно, немного заглушить боль.
Он смотрел на свою гитару, на которой иногда играл со мной. Я не понимала его странного взгляда на нее и мрачного выражения на его лице за несколько мгновений до того, как он брал ее, чтобы поиграть со мной. Тогда я не понимала. Но поняла сейчас. Гитара напоминала ему о ней. Вызывала воспоминания. Причиняла боль. А я умоляла его играть со мной, учить, подбирать аккорды, тем самым, заставляя его страдать.
Осознав это, я почувствовала физическую боль. Не могла представить, что моя самая любимая вещь на свете, являющаяся частью меня самой, может причинить такую боль.
– Зейн, – тихо позвала я, не в силах дольше оставаться наедине с этими мыслями.
Он резко вскинул голову, черты его лица смягчились. В глазах сверкнул небольшой проблеск света.
Я уже набросилась на него сегодня вечером. Он долго держал меня в своих объятиях, прежде чем отпустил, и я приступила к титанической задаче – рассказать ему о последних двух месяцах. Я была так рада его видеть, что почти забыла причину, по которой он ушел. Не признала его боли и должна была это исправить.
– Да, Лекс, – ответил он ласково, но с настороженным взглядом. Очевидно, почувствовал перемену в моем поведении и понял, что я знаю.
Я медленно шагнула вперед и остановилась перед ним. Запрокинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Могу я исполнить тебе песню? – тихо спросила я.
Зейн молча кивнул.
Улыбнувшись ему, я опустилась в кресло, в котором сидела раньше много раз.
Коснувшись струн, я начала петь единственную песню, которая, как я надеялась, скажет все, что не могла сказать я, – «Unclouded Day» Одры Мэй.
Зейн не двигался, пока я не доиграла последние ноты, и мой голос затих. Он долго смотрел на меня. Затем очень медленно и очень целенаправленно забрал гитару из моих рук и прислонил ее к креслу. После чего нежно притянул меня в свои объятия.
Я знала, что он молчаливо делал. Он говорил все, что я сказала в песне, то, что я не знала, как выразить словами.
Поцеловав меня в голову, он отпустил меня.
– Теперь ты никуда не уйдешь, да? – спросила я тихим голосом.
Зейн сжал челюсти.
– Нет, Лекс. Я с тобой и твоей мамой. И никуда не уйду, – пообещал он.
Я улыбнулась.
– Хорошо.
Последовала долгая пауза, и я стала размышлять о том, через что пришлось пройти Зейну. Об утрате, которую он пережил. Я знала, каково это – потерять человека, который был твоим миром. Я потеряла только часть своего. Огромную часть точно, и боль была настолько сильной, что я пришла к выводу, что буду чувствовать ее отголоски до конца своей жизни. Но у меня были мама, Киллиан и Зейн. Все эти люди помогали мне.
«Четыре года назад Зейн встречался с женщиной, которую он очень любил. Она была его человеком».
Его человеком. Его миром. Зейн потерял всё. Мне было больно за него. Я истекала за него кровью. Но кое-что еще, некая маленькая, уродливая часть меня чувствовала другое. Если Лори была его человеком, то кем была мама? Была ли она его человеком? Или всего лишь играла вторую роль.
Зейн, казалось, что-то почувствовал, потому что его большая ладонь приподняла мою голову.
– Лекс? – прогудел он низким голосом.
Я встретилась с ним взглядом.
– Как только я увидела тебя, как только увидела, как ты смотришь на мою маму, я поняла, – прошептала я. – Поняла, что ты ее человек.
От моих слов он вздрогнул.
– Это глупо, но я видела это. Сначала это была мечта, взятая из книг и песен, которая я хотела, чтобы стала реальностью для мамы.
Я глубоко вздохнула, выискивая в себе смелость сказать все остальное.
– Затем я встретила Килла и поняла, что твой человек, твоя родственная душа – не мечта. И я еще более уверилась, что у вас с мамой было то же самое. Сложнее, чем у нас с Киллом, но тоже самое, понимаешь? По крайней мере, суть была той же, – прошептала я, и Зейн пристально посмотрел на меня. – Ты предназначен для мамы. Ты – ее человек. Ее единственный, – уточнила я.
Наступило долгое молчание, мои слова повисли в воздухе, оседая там. Зейн, замерев, не отрывал взгляда от моих глаз.
– Господи, – пробормотал он. – Я знал, что ты многое понимала, малышка, но не осознавал, что ты понимала всё.
Он выдержал паузу.
– Ты права. Все сложно. И в то же время все просто. Когда-то я любил. Четыре года назад. Это было прекрасно, – в его голосе звучала мука. – А потом жизнь превратилась в кошмар. Не буду уточнять, но я погрузился во тьму. Потом встретил тебя и твою маму. И увидел свет.
Зейн обхватил мою щеку.
– С твоей мамой я обрел любовь, но и нечто большее. Ты права. Она – мой человек. Моя единственная. Предназначенная только мне. Мой человек, – повторил он, и смысл был ясен.
Несмотря на слезы в глазах от муки в его голосе, я усмехнулась и просияла.
– Хорошо, – прошептала я.
Глава 25
Месяц спустя
– Ты не рассказываешь о своем отце, – заметила я, сжимая руки Килла.
Я почувствовала, как его тело напряглось рядом со мной.
– О чем мне рассказывать? – ответил он ровным тоном.
Я повернула голову, чтобы взглянуть на его профиль.
– Каким он был, чем вы вместе занимались. Тебе позволительно скучать по нему, – тихо сказала я.
Мы были на нашем месте. День сегодня был прекрасный, и мы молча любовались безоблачным небом, впитывая тишину, настоящую тишину, которую я чувствовала только с Киллом.
– Лекс, он мертв. Ушел навсегда. Говорить об этом бессмысленно. Оставь это.
Я положила руку ему на грудь.
– Он не ушел навсегда. Могу поспорить, он где-то наблюдает за тобой. Гордится тобой, – прошептала я.
Его голубые глаза встретились с моим взглядом.
– «Где-то» не существует, Лекси, – резко возразил он. – Есть жизнь, а есть смерть. Ничто. Рая для мертвых не существует. Он существует для людей, которых оставили, чтобы они могли обманывать себя, считая, что люди, которых они любили, – нечто большее, чем корм для червей.
Я вздрогнула от его слов, от уверенности, стоящей за ними. Отдернув руку от его груди, я оттолкнулась от покрывала и встала на ноги. Отойдя от него к краю обрыва, устремила взгляд на океан. Я знала, что он не хотел причинить мне боль своими словами, но они пронзили мое сердце. Я цеплялась за эту веру в нечто большее. Мне приходилось. Я должна была верить, что где-то есть место, где сейчас находятся Стив и Ава. Что их не просто уничтожили и закопали в землю. Что Лори присматривала за Зейном, гордясь тем, что его вызволили из тьмы.
Глядя на волны, я обхватила себя руками за талию.
Позади себя я почувствовала присутствие Киллиана. Он обнял меня под грудью и нежно притянул к себе.
– Прости, Веснушка, – пробормотал он мне в волосы. – Я был мудаком, причинил тебе боль этими словами.
Я продолжала смотреть на волны.
– Да, причинил, – согласилась я, и он напрягся. – Мне больно думать, что ты в это веришь. Не представляю, как одиноко ты, должно быть, себя чувствуешь, будучи настолько уверенным, что твоего отца нет где-то, что он не с тобой.
Он крепко сжал меня.
– Мне не одиноко, с тех пор, как я встретил тебя.
Я повернулась в его объятиях.
– А что, если со мной что-нибудь случится? Обо мне ты тоже будешь думать как об ушедшей навсегда, как о «корме для червей»?
От моего вопроса Килл замер, сжав челюсти. Его ладони легли на мои щеки.
– Никогда, – процедил он. – Никогда не говори ничего подобного, не смей вдыхать жизнь в идею о том, что мир каким-то образом продолжит вращаться без тебя. Никогда больше не говори такой херни.
Я положила руку ему на запястье.
– Я только…
– Меня не волнует, что ты хотела сказать, Веснушка, – прервал он меня. – Найди какой-нибудь другой способ.
Я кивнула, слегка озадаченная его реакцией. Отпустив мои щеки, Килл притянул меня к своему боку, так что мы оба смотрели на волны. Долгое время единственным звуком был шум волн, разбивавшихся о скалы. Мой разум больше не молчал. Он грохотал от беспокойства.
– Я злился. Сильно злился, – нарушил тишину Килл. – Так злился, что даже не знал, кто я без него. Это чувство поглотило меня.
Он не спускал глаз с волн.
– Легко злиться, принять ярость вместо чего-то другого. Я так злился на него за то, что он оставил меня с ней, – процедил он с явной ненавистью к матери. – За то, что превратил ее в… это. За то, что бросил меня.
Я повернула голову, чтобы посмотреть на него.
– Он не бросал, – прошептала я. – Я его не знала, но это и не обязательно. Глядя на твои фотографии, на то, как он на тебя смотрел, я могу сказать, что он боролся бы до последнего вздоха, чтобы остаться здесь ради тебя, – с уверенностью сказала я.
Килл сжал меня и поцеловал в голову.
– Да, Веснушка, теперь я начинаю это понимать.
Я оставила эту тему, видя, что сегодня с Килла достаточно откровений. Мне нужно набраться терпения, позволить ему пережить это.
– А ты когда-нибудь думала о своем отце? – тихо спросил он.
Я горько рассмеялась.
– Имеешь в виду того, кто действительно бросил нас? Отпустил меня и маму? Того, о ком мама даже не говорит? Ты о нем?
Килл посмотрел вниз и встретился со мной взглядом.
– Любой, кто не проводит каждую минуту своего бодрствования, пытаясь найти прекрасную девушку, которую он создал, не борется за то, чтобы быть в твоей жизни, не достоин называться отцом, – горячо заявил он.
Я слегка улыбнулась ему.
– Наверное. Но я хочу узнать его, понимаешь? Дать себе шанс самой составить о нем мнение. Чтобы всю жизнь не задаваться вопросом, кто он такой, – сказала я тихо.
– Не могу говорить за твою маму, Веснушка, но, мне кажется, у нее есть довольно веская причина не пускать его в вашу жизнь, – ответил он натянутым голосом.
Я снова посмотрела на волны.
– Возможно, – размышляла я. – Но я начинаю понимать, что это больше не ее решение.
***
– Мама, где мой отец? – спросила я, сидя за кухонным столом.
Это было после того, как Килл отвез меня домой. Я решила сразу перейти к делу. Мне нужно было знать. Килла преследовал призрак давно умершего отца; меня же преследовал образ неизвестного отца, вполне живого, по крайней мере, насколько я знала.
Мама замерла, прислонившись к кухонному шкафу, с чашкой кофе на полпути к губам. Несколько секунд назад она улыбалась и болтала всякую ерунду, как мы это часто делали.
Теперь ее улыбка исчезла.
– Что? – выдохнула она.
Я села немного прямее.
– Мой отец. Ты все время говорила, что расскажешь о нем, когда я повзрослею. – Я развела руки в стороны. – Ну, вот я и повзрослела и готова к объяснениям.
Мама побледнела и поставила чашку на столешницу, сосредоточив все свое внимание на мне.
– Куколка, не думаю, что ты готова к разговору о нем, – тихо сказала она.
Я встретилась с ней взглядом.
– Я не согласна. Мне шестнадцать, мам. Думаю, я заслуживаю знать, почему у меня не было отца. Почему я не могу с ним познакомиться?
Мама побледнела сильнее.
– Лекси, ты не захочешь с ним знакомиться.
Я раздраженно вздохнула.
– Это не тебе решать, – мой голос повысился от гнева.
Мама скрестила руки на груди.
– Я твоя мать, а ты мой ребенок, так что, решать мне.
Я поднялась со стула так быстро, что он со скрежетом проехался по полу.
– Я не ребенок! – крикнула я.
Она подняла бровь.
– Неужели? Потому что у тебя прекрасно получается закатывать истерику.
– Серьезно? – прошипела я. – Ты называешь истерикой мое желание узнать своего отца? Это мое право! – крикнула я. – Я должна знать, что во мне такого плохого, что мой родной отец даже не хочет меня знать.
На этот раз я закончила шепотом.
– Однажды ты сделала этот выбор за меня, но теперь я достаточно взрослая, чтобы усомниться в нем и понять, почему ты его сделала. Килл был раздавлен смертью отца. Он сделал бы все, чтобы вернуть его. А мой отец жив. Я обязана узнать, кто он такой. Ты мне это должна.
Мама шагнула вперед. Ее глаза светились обидой и болью. Я внутренне вздрогнула от мысли, что стала причиной этих чувств, но осталась стоять на своем. Мне это было нужно. И я это получу.
Она взяла меня за руку.
– Ты права, – сказала она, наконец. – Ты заслуживаешь знать. Но я не хочу тебе говорить. Не потому, что хочу отнять у тебя отца, а потому, что хочу спасти тебя от него.
Мое сердце замерло.
– Не понимаю.
Мама грустно улыбнулась.
– Мне хотелось держать тебя в блаженном неведении. Это еще одна часть той тьмы, которую я не хотела, чтобы ты видела. Знала о ней. – Она вздохнула. – Это всегда было несбыточной мечтой. Моя девочка слишком умна, чтобы не обращать внимания на тьму. Твой отец, он плохой человек. Не в том смысле, как отец Уайатта считает себя лучше других, или отца Сэма, который слишком много пьет. – Она сделала паузу. – Он даже хуже отца Ноя, детка.
Мой желудок скрутило. Мама знала об отце Ноя больше, чем я предполагала. Не стоит удивляться, за своим сарказмом и юмором она видела очень многое. Спазм в желудке означал, что раз отец Ноя был плохой новостью, чего тогда стоило ожидать от моего отца.
– Хотела бы я сказать тебе другое, дорогая. Что он был просто глупым мальчишкой, не готовым стать отцом, и тогда ты могла бы отыскать его. И вдруг этот глупый мальчишка превратился в хорошего человека. Но этого не будет. Он мог стать только хуже. Хуже, чем раньше. – Она сжала мою руку. – Он и раньше был чертовски плохим. Помнишь мои слова, что я буду защищать тебя от всего и вся, что может причинить тебе вред?
Я медленно кивнула.
– У меня разрывается сердце, когда я говорю тебе это, куколка, но твой отец попадает под эту категорию.
Я уставилась на нее, эти слова, как кислота, обжигали мой желудок.
– Мне очень жаль, Лекси.
Она попыталась заключить меня в объятия. Я уклонилась от них. Проигнорировала обиженное выражение ее лица.
– Зейн знает? Он знает что-нибудь о моем отце?
Она медленно покачала головой.
– Нет, Лекси. Он бы… – Она замолчала.
Я знала, что она хотела сказать. Зейн защищал мою маму, нас обоих. Я сомневалась, что мой отец надолго остался бы неизвестным, узнай Зейн о нем правду.
– Зейн не знает. Ему не обязательно знать, – продолжила она.
Я в шоке уставилась на нее.
– Ему не обязательно знать? – повторила я. – Мама, он твой парень! Он твой человек. Он рассказал тебе о Лори. Он ни с кем не разговаривает, но разговаривает с тобой. Со мной. Он должен знать!
Я снова повысила голос, и она прищурилась.
– Я не согласна, – выдавила она. – Ему не нужно знать то, что может вернуть его обратно во тьму.
Я поджала губы. Мне не хотелось это признавать, но небольшая часть меня понимала ее. Зейн, возможно, и защищал ее, но и она защищала его. Она любила его и умерла бы, защищая тех, кого любит.
Мама снова попыталась подойти ко мне, чтобы утешить.
Я отступила и направилась к своей комнате.
– Сейчас мне нужно побыть одной, – сказала я ровным тоном.
Она вздрогнула, но кивнула.
Я повернулась и пошла в свою комнату.
– Куколка, я рядом, когда ты будешь готова поговорить, – окликнула меня мама.
Не оборачиваясь, я зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Хотел ею хлопнуть. Хотела закричать. Устроить в своей комнате погром. Теперь я понимала Килла. Злиться было намного проще. Защитный механизм, который отвлекает вас и скрывает правду. Злость была проще реальности. Осознания того, что мой отец был монстром. Мама не сказала этого прямо, но это было очевидно. Иначе она не стала бы прикладывать все усилия, чтобы сбежать от него. Иначе на ее лице не было бы такого испуганного выражения.
Я подошла к столу и взяла наушники и телефон.
Большую часть детства я представляла своего отца героем, слишком занятым спасением мира, чтобы быть со своей семьей. Я мечтала, что однажды он придет и спасет нас. И ни разу за свою жизнь я не представляла его злодеем.
***
Несколько часов спустя я находилась в том же положении: лежала на кровати, смотрела в потолок, пока в моих ушах ревела музыка, а в сознании крутились одни и те же мысли. Теперь стемнело. Я пропустила ужин. Все ждала, что мама постучит в мою дверь и попытается уговорить выйти. Я боялась этого. Она этого не сделала. Она знала меня. В тех редких случаях, когда меня накрывало плохое настроение, она оставляла меня в покое. Знала, что я, не торопясь, разбираюсь с вещами, и уважала это. Если не считать ссоры из-за Зейна месяц назад, мы никогда не ссорились. Не в серьез. Это убивало меня, потому что мне нужно было с кем-то поговорить. А с мамой я говорить не могла. В таких случаях я звонила Аве или Стиву. Но с ними теперь тоже не поговорить.
Я перевернулась и посмотрела на время на телефоне. Было поздно, очень поздно. Я выдернула наушники из ушей. В доме стояла тишина. Как в могиле. Такая напряженная тишина бывает в доме, где все уже спят.
Зейн и мама, должно быть, уснули. Зейн теперь жил с нами. Формально он жил через дорогу, но это было всего лишь место для парковки его байка. Все свободное время он проводил у нас.
Я ожидала, что он тоже придет ко мне. После того, как он вернулся, мы стали ближе, чем раньше. Будто он был моим... отцом. Я посмеялась про себя. Вот только он им не был. Мой отец был каким-то злодеем, о котором мама даже не рассказывала Зейну. Человеку вне закона. Человеку, жившему во тьме. Человеку, которого я считала способным победить что угодно.
Мама не рассказала этому человеку о моем отце.
Что это о нем говорило? О крови, которая текла по моим жилам.
Вздохнув, я приняла решение. Взяла свитер и выскользнула за дверь. Я все еще была в ботинках. Не удосужилась разуться, укладываясь в кровать. Я изо всех сил старалась вести себя тихо. Гораздо тише, чем в те времена, когда кралась на задний двор, чтобы встретиться с Киллианом. Мама, возможно, и не отличалась чутким сном, но о Зейне такого я сказать не могла. Он был супермачо. Мне казалось, он уловит во сне движения бунтующего подростка.
Каким-то образом я проскользнула мимо его инстинктов мачо и вышла в ночь, шагая быстро, чтобы не дать темноте прилипнуть ко мне. Тщетная попытка, учитывая, насколько замерзла кровь в моих жилах с тех пор, как мама рассказала, насколько низкого мнения она о моем отце.
Ночь была тихой. Стояла мертвая тишина. Пригороды Амбера в это время напоминали кладбище. Они не походили на вечно освещенный город. Большинство жителей окраин укладывались спать еще до того, как часы пробили полночь. Так казалось до тех пор, пока я не рискнула приблизиться к месту назначения. Под светом немногочисленных фонарей на нескольких верандах собрались небольшие компании. К счастью, я проскользнула мимо них незамеченной. Не думала, что мне захотелось бы встретиться с этими людьми наедине посреди ночи.
Я испытала облегчение, когда добралась до своей цели, и еще большее, когда в тусклом свете увидела машину и мотоцикл Килла. Дома он проводил как можно меньше времени, и не был ограничен комендантским часом, поэтому обычно оставался в клубе до рассвета. Под моими ботинками шуршала сухая трава, когда я обогнула дом и подошла к большому окну, выходившему на задний двор. Тихо постучала по стеклу, переминаясь с ноги на ногу. Следовало сперва написать ему, чтобы дать знать, что это я, а не какой-то злоумышленник. Уже наполовину вытащив телефон из кармана, я увидела тусклый свет под занавесками, а затем их отдернули.
Окно распахнулось, и на меня уставилось потрясенное лицо Килла.
– Веснушка? – пробормотал он и, не теряя времени, схватил меня под руки и втащил в окно. Он сделал это легко, будто я весила не больше перышка. Осторожно поставив меня на пол и закрыв окно, он снова задернул занавески.
На мне остановился его безумно обеспокоенный взгляд, и Килл взял меня за руки.
– Что происходит? Ты в порядке? – Он пробежался по мне глазами, будто искал травму.
Я сделала то же самое, заметив, что он без рубашки и в спортивных штанах с низкой посадкой. Его рука легла мне под подбородок, подняв его, чтобы встретиться со мной глазами.
– Лекси, детка, что случилось? Почему ты здесь посреди ночи?
Мгновение я смотрела на него, затем уткнулась в его обнаженную грудь и внезапно разрыдалась.
Он автоматически обнял меня, коснувшись губами моих волос.
– Все хорошо, Веснушка. Ты в порядке. Со мной ты в безопасности, – пообещал он.
Очень осторожно он отстранил меня на расстояние вытянутой руки.
– Расскажи мне, что происходит, – мягко скомандовал он. Он держался настороженно, но в глазах была нежность.
Вздохнув, я сумела взять себя в руки.
– Просто... ты был мне нужен, – прошептала я.
Килл слегка расслабился.
– Я был тебе нужен, – повторил он.
Я кивнула.
– Мама... рассказала мне кое-что о моем отце.
Килл снова напрягся.
– Не хочу говорить об этом, – быстро и отчаянно добавила я, не способная сейчас вести подобный разговор.
Килл выглядел расстроенным и обеспокоенным, но кивнул.
– Хорошо, Веснушка, – пробормотал он.
– Могу я... могу я остаться здесь с тобой? – спросила я тихо.
Килл вздрогнул. В его глазах стояло столько вопросов. И, возможно, сомнение относительно шансов на то, что Зейн убьет его, если узнает, но, должно быть, он увидел что-то в моих глазах, потому что кивнул.
– Я лягу на пол. Ты можешь занять мою кровать.
– Нет, – быстро возразила я. – Мне нужно быть с тобой. Ты мне нужен.
– Лекс, – предупредил он.
– Пожалуйста.
На секунду он закрыл глаза, затем кивнул.
Я снова погрузилась в его объятия.
– Спасибо, – прошептала я ему в обнаженную грудь.
– Не благодари меня за то, что осуществилась одна из моих мечт, о которых я грезил с тех пор, как встретил тебя, – пробормотал он мне в волосы. – Уснуть с тобой в объятиях.
Несмотря на обстоятельства, от его заявления внизу живота разлилось тепло. Килл снова отпустил меня.
– Садись, – приказал он, кивая на кровать.
Я подчинилась, и он встал на колени у моих ног, снимая с меня ботинки.
От такого очень интимного жеста я затрепетала.
Он встал и навис надо мной, чтобы снять с меня свитер. По мне побежали мурашки, но не от холода, а от жара. Его глаза скользнули по мне, и в них мелькнуло что-то, чего я не могла распознать. Затем он быстро оправился и перевел взгляд на изголовье кровати.
– Залезай, – тихо приказал он.
Я еле заметно вздрогнула, а затем сделала, как он велел: свернулась клубочком под одеялом, пахнущим чистым бельем и Киллианом. От этого запаха я мгновенно расслабилась. Кровать прогнулась, когда Килл лег рядом. Без всяких колебаний он прижал меня к своей груди, заключив в кольцо рук. Мы долго молчали.








