Текст книги "Отголоски тишины (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Я ухмыльнулась.
– Не притворяйся глупым. Каждый человек на планете Земля знает «Волшебника страны Оз». Дороти, железный дровосек? Летающие обезьяны? Ведьмы? Сверкающие туфельки? – напомнила я ему.
Зейн поднял брови так, словно говорил: «Я похож на человека, которые смотрит фильмы про сверкающие туфельки?
– О, боже. Ты не смотрел «Волшебника страны Оз», – заявила я в шоке. – Так, ладно. Вот каков план. Сегодня вечером ты придешь к нам с закусками, множеством закусок, и мы исправим ситуацию.
Моя улыбка исчезла, когда внимание Зейна переместилось от меня на что-то за моей спиной. Черты его лица заострились, и свет покинул его глаза. Я проследила за его взглядом. Он был сосредоточен на маме. Она прижимала телефон к уху, и при виде ее состояния, внутри меня все перевернулось. Я не знала, откуда, возможно, все дело было в безжизненном выражении маминого лица, но я знала, что-то случилось. Что-то очень плохое.
Рука Зейна легла на мой подбородок.
– Останься здесь, Лекс. Я позабочусь о твоей маме, – твердо сказал он.
– Но, – возразила я, желая знать, желая убедиться, что с ней все в порядке.
– Я буду рядом с ней, дорогая, – заверил он.
Я смотрела ему в глаза, испытывая одновременно страх и тепло от того факта, что Зейн «рядом» с мамой. И молча кивнула.
Застыв на месте, я наблюдала, как Зейн подошел к маме. Некая странная экстрасенсорная часть меня знала: что бы ни произошло на другой стороне телефонной линии, даже Зейн не мог этого исправить.
И я не ошиблась.
Глава 16
Казалось, ужас поглотил меня, парализовал, пока я наблюдала, как лицо мамы исказилось от боли, и она рухнула на стул, будто ноги просто перестали ее держать. Зейн присел перед ней, оторвав телефон от ее уха.
– Лекси, дорогая, как насчет того, чтобы зайти в дом? – предложил нежный голос.
Мой взгляд скользнул к Гвен, очень красивой и милой жене Кейда. Она смотрела на меня с беспокойством, ее глаза метнулись туда, где несколько минут назад были мои.
– М-мне нужно поговорить с мамой, – сказала я сухо.
– Милая… – запротестовала она, но я на деревянных ногах уже двинулась от нее к маме и Зейну. Было невежливо уходить вот так, но мой инстинкт, тот самый, который подсказывал мне, что что-то не так, велел сделать это.
Приблизившись на расстояние слышимости, до меня донесся незнакомый голос. Он отдаленно походил на мамин, но звучал неправильно. По-другому. Страшно. Его исказила боль.
– Ава печет пирожные, – выдавила она. – Кто захочет обидеть бабушку, которая печет пирожные?
От ее слов кровь заледенела. Сердце застучало так громко, что я слышала его в горле.
– Мама? – выдохнула я.
Они с Зейном резко вскинули ко мне головы. Я даже вздрогнула, увидев мамино лицо теперь, когда его не загораживал Зейн. Как и ее голос, оно было едва узнаваемо. Черты остались прежними. Но они казались неправильными. Что-то их изменило, разорвав, не повредив при этом кожу.
Мама с усилием оттолкнулась от стула, на котором сидела. Зейн почти приклеился к ее спине, когда она встала передо мной.
– Куколка, поехали домой, – пробормотала она, пытаясь увести меня к улице.
Я не могла сдвинуться. Не с этого места. На месте, где я стояла, было все в порядке. Если бы я сдвинулась с него, то попала бы во что-то, что одним звонком разорвало на части мою сильную и красивую маму. Мне нужно оставаться в этом счастливом месте, но в то же время я хотела знать.
– Нет, – возразила я. – Я хочу знать сейчас. Скажи мне, что происходит.
Зейн шагнул вперед, от его мускулистой фигуры исходила сила, но, казалось, ни капли этой силы не просочилось в меня.
– Лекс, послушай маму. Мы отвезем вас домой, и вы сможете поговорить там, – пробормотал он.
Черты его лица смягчились, а глаза снова светились. Но не улыбкой. А жалостью. И беспокойством.
– Нет, – выдавила я.
Я должна оставаться на этом месте. Я пришла в ужас от того, что не справлюсь с этим нигде, кроме этого места. Не понимая, почему, я просто знала это.
– Веснушка, – прогремел в моем ухе ласковый голос, и я почувствовала у себя за спиной теплое тело Киллиана, его руку у себя на локте.
Я вырвалась из его рук.
– Нет, Килл, – прохрипела я.
Я даже не могла взглянуть на него. Мои глаза не отрывались от мамы.
– Мама? – надавила я.
Мама двинулась вперед, прямо в мое пространство, обхватив ладонями мое лицо. Все плохо. Что бы ни произошло, все было плохо.
– Это Ава и Стив, – прошептала она, в ее глазах сверкала боль.
Словам потребовалось некоторое время, чтобы проникнуть в мой мозг. От муки в мамином голосе, произносившем эти имена, меня пронзила боль.
– Но с ними все будет в порядке? – взмолилась я.
С ними должно быть все в порядке. Что бы ни произошло, это поправимо. Все могло стать лучше.
Наступила пауза. Пауза, которая длилась так долго, что я поняла. Но все никак не могла поверить. Пока мама не сказала это голосом, полным боли. Тогда я поверила.
– Нет, детка, – выдавила она.
Два слова и все во мне замерло. Будто кто-то поставил мой разум на паузу, хотя вокруг меня продолжалось движение. Мама взяла меня за руки. Она бормотала слова, которые едва доносились до меня, приглушенные слова, звучавшие так, будто я слышала их, находясь под водой. Слова, которые просочились в мой мозг и сообщили ему то, что уже знало мое разбитое сердце. Ава и Стив были мертвы. В этот момент меня окружили руки, которые должны были сделать все лучше, и я снова нажала кнопку «Воспроизвести». Потом я поняла, что мама не исправить ситуацию. Никто не исправит.
Меня неудержимо трясло; боль пронзила меня миллионом иголок. Я даже не знала, что можно одновременно чувствовать зияющую пустоту и всеохватывающую агонию. До настоящего момента. Я больше не могла удерживать свой вес, и мои ноги подкосились. Мне хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в луже небытия и тьмы, там, где ничего из этого не происходило. Где бы я узнала, что это просто ужасный, страшный кошмар, и я скоро позвоню Аве, и мы вместе посмеемся над ним.
Но я больше никогда не услышу смеха Авы. И не увижу, как в уголках глаз Стива появляются морщинки, когда я пела с ним кантри.
Я не провалилась под землю, как мне того хотелось. Вместо этого я поднялся вверх, удерживаемая твердым телом, от которого так знакомо пахло кожей. В нем была сила. Безопасность. Я уткнулась головой в жилет Зейна и сжала его так сильно, как только могла, желая сбежать от внешнего мира.
– Я держу тебя, Лекс, – пробормотал он мне в волосы.
Эти слова были последним, что я услышала перед тем, как упасть в пропасть.
***
– Думаешь, сможешь дойти до дома, куколка? – тихий голос проник в мой затуманенный, пропитанный болью разум.
Я подняла голову с маминого плеча и моргнула. Мы сидели в машине перед нашим домом. Я даже не помнила, как сюда доехала. Я помнила только боль. Я взглянула на маму. Она пыталась быть сильной ради меня. Я должна быть такой же сильной ради нее. Поэтому кивнула.
– Моя сильная девочка, – проворковала она, чмокнув меня в голову. – Мы справимся с этим, куколка, обещаю.
До этого ужасного дня я, вероятно, верила почти всем маминым обещаниям, вот насколько непоколебимой была моя вера в нее. Но сейчас горе, казалось, лишило меня всей уверенности. Она пронеслась через мой мир, как торнадо, уничтожая все на своем пути. Оставив после себя только развалины.
Мама обхватила мои щеки, приближая мое лицо к своему.
– Когда твоя жизнь полна света и счастья, кажется, что первое затмение, бросающее тень на все вокруг, будет длиться вечно. Но оно не будет. Нет. Свет вернется, засияет ярче, чем когда-либо, и с ним ты станешь сильнее, – пообещала она.
Ее слова проникли во тьму, окутавшую мою душу. Крошечная логическая часть моего мозга осознала истинность этого утверждения. Люди выживали. Каждый день испытывали утраты. Но это были люди. Другие. Я не осознавала, насколько тяжела их борьба, оценивая ее со своего золотого трона счастья, не осознавала, что один телефонный звонок может сбить меня с ног.
Я встретилась с ней взглядом и еще раз кивнула. Мне нужно за что-то зацепиться, поэтому я решила зацепиться за эти слова. Прижавшись к ней, я уткнулась лицом ей в грудь, отчаянно надеясь, что мамины объятия, исцелявшие в прошлом, помогут и на этот раз.
– Давайте заведем моих девочек внутрь, – объявил глубокий голос.
Зейн. Я и забыла о его присутствии. Что это он привез нас. Он нежно взял меня за руки, вытянул из машины и поставил на ноги. Его огромная рука без колебаний обняла меня за плечи и направила к дому, мама шла с другой стороны, сжимая мою руку.
В любой другой момент мое сердце наполнилось бы радостью от того, что Зейн назвал нас «мои девочки», от того, что он органично вписался в нашу семью, будто хотел быть там с самого начала.
Но момент не был другим.
Радость казалась абстрактным, далеким понятием. Сказкой, которая никогда не станет реальностью. Не сейчас. Не тогда, когда я знала, на что способен мир. Как можно чувствовать радость, зная, что такое настоящая боль?
***
Проснувшись, мне потребовалась секунда, чтобы вспомнить. Я забыла. В блаженные минуты сна я забыла. Когда я села и коснулась ногами ковра, погрузившись в суровую реальность, я вспомнила. Боль вряд ли позволит мне забыть.
На мгновение я обхватила себя за живот, отчаянно пытаясь удержать себя в руках. Невозможно чувствовать такое, не распавшись на две части. Не развалившись. По моим щекам заструились слезы, когда я вспомнила последнюю нашу встречу. Последний раз, когда я их видела.
Ава поцеловала меня в голову, ее глаза с искусным макияжем наполнились слезами. Она сжала мои плечи.
Я ухмыльнулась ей.
– Ава, не плачь. Мы всего в пяти часах полета на самолете, – сказала я.
Потом мои глаза наполнились слезами. Я никогда не находилась дальше, чем в двадцати минутах езды от Авы, моей бабушки. Моей второй мамы.
Она обняла меня, и я вдохнула аромат ее фирменных духов, который погрузил меня в атмосферу ностальгии и комфорта.
– Мы часто будем приезжать в гости, обещаю, – пробормотала она мне в волосы. – Я буду знать имена всех стюардесс на рейсе. Вот как часто я планирую вас навещать, – пообещала она, отстраняя меня от себя.
С улыбкой я вытерла глаза.
– Наверное, проще купить самолет, – невозмутимо предложила я.
Она серьезно кивнула.
– Я подумаю над этим. – Она погладила меня по щеке. – Мы со Стивом так гордимся тобой, дорогая. И тобой, и твоей мамой. Мы не могли бы гордиться больше, даже если бы попытались, – прошептала она.
– Не говори так, – заныла мама позади нее. – Это наградит ее комплексом задаваки. Ты должна сбить с нее немного спеси, чтобы она раскрыла свой истинный потенциал.
Ава рассмеялась.
– Ладно, мы со Стивом гордимся тобой лишь в некоторой степени, – поправилась она, подыгрывая.
Ей был хорошо знаком наш с мамой особый юмор. Так и должно быть, учитывая, что частично в этом виновата она. Хотя по ее виду такого и не скажешь. Каждый день она укладывала волосы в скромный шиньон, носила брюки, дизайнерские туфли-лодочки и свитера. Это являлось составной частью ее очарования.
– Ну-ка, теперь моя очередь обнимать моего цыпленка, – упрекнул Стив, стоя позади Авы и кладя руки ей на плечи.
Его зеленые глаза сверкнули, а загорелое лицо расплылось в улыбке. Он почти совсем поседел, но на его мужественном лице практически не было морщин. Мама постоянно дразнила его по этому поводу, говоря, что он мажется дорогими кремами, чтобы добиться такого результата. Он воспринимал это спокойно. Как я уже сказала, он к такому привык; Ава была его женой. Мама была, по сути, его дочерью.
Ава поцеловала меня в щеку, вытирая след от помады, который, несомненно, остался на моей щеке.
– Люблю тебя, малышка, – прошептала она.
– И я тебя, – прошептала я в ответ.
Ава в последний раз сжала мои руки и подошла, чтобы попрощаться с мамой.
Стив встал передо мной и взлохматил мне волосы.
– Цыпленок, ты присмотришь за своей мамой для меня?
Я ухмыльнулась ему.
– Буду стараться изо всех сил, но ты же знаешь, что это круглосуточная работа, а мне нужно ходить в школу.
Стив кивнул.
– Согласен. Боюсь, она безнадежна, – мрачно согласился он. – Просто делай все возможное. Проследи, чтобы она ничего не сожгла, особенно мой отель.
Я засмеялась.
– Не могу ничего обещать.
Мы с мамой переезжали в Амбер, штат Калифорния, где маму ждала должность управляющей новой покупкой Стива – пляжным бутик-отелем. Стиву принадлежало множество отелей по всей стране, и именно так мама познакомилась с ним и Авой почти шестнадцать лет назад. Она ушла из дома по неизвестным мне причинам и устроилась работать к ним. Они пожалели молодую мать и дали ей работу и жилье. А еще подарили ей семью. И мне тоже.
Стив притянул меня в свои крепкие объятия.
– Я буду скучать по тебе, малышка, – прошептал он мне на ухо.
– Начинай копить на самолет. Так будет намного проще, – сказала я ему, когда он меня отпустил.
Я хотела пошутить, но он кивнул, задумчиво взглянув на меня.
– Непременно начну.
Мои глаза вылезли из орбит. Мне не стоило удивляться: Стив и Ава были не только очень богаты, но Стив делал все для нас с мамой. Я бы не позволила ему поступить опрометчиво только для того, чтобы приезжать к нам, когда он захочет. Я не думала, что он на самом деле настолько богат, чтобы купить самолет, но он потратил бы на нас свой последний доллар.
– Регулярных авиарейсов будет вполне достаточно, – твердо сказала я.
Стив ухмыльнулся.
– Ничего никогда не будет достаточно для моих девочек.
– Амелия и Алексис Спенсер, пожалуйста, пройдите к выходу на посадку, это ваше последнее предупреждение, – раздался голос из громкоговорителя.
Я повернулась к маме, широко раскрыв глаза.
– Мама! Ты сказала, что у нас полно времени, – чуть не вскрикнула я, подбирая сумки.
Она пожала плечами и ухмыльнулась.
– Так и есть.
Я посмотрела на нее.
– Ничего подобного. Дама только что объявила это по громкой связи. Зачем ты так поступила?
Она закинула сумку мне на плечо.
– Мне нравится, когда нас называют по имени. Мы как будто знаменитости, – размышляла она.
Я уставилась на нее.
– Мы станем самыми ненавистными людьми в самолете, – поправила я.
Маму это ничуть не тронуло. Я схватила ее за руку, оттаскивая от Стива и Авы.
Стив лишь покачал головой, прижимая Аву к себя.
Я спешно помахала им.
– Пока!
Ава послала нам воздушный поцелуй.
– Пока, детки.
Я всхлипнула, вспомнив, как спешила. В последний раз, когда я их видела, мы даже не попрощались как следует. Я слишком беспокоилась о том, что обо мне подумают в самолете, полном незнакомцев. Я даже не сказала, что люблю их и как много они для меня значат.
Все мое тело тряслось. Я почти чувствовала запах духов Авы. Но знала, что это обман. Жестокая шутка, которую мой разум сыграл со мной.
Сигнал телефона на мгновение отвлек меня от печали. Затуманенным взором я посмотрела на экран, сначала взглянув на время. Было около шести утра. Я спала со вчерашнего дня. Почему я не проспала дольше? До тех пор, пока боль не перестанет меня разрушать?
У меня было несколько сообщений и несколько пропущенных звонков.
Большинство из них от мальчиков из группы; кто-то, должно быть, сказал им.
Сэм: Черт, не знаю, что сказать, Лекси. Я хреново разбираюсь в эмоциональных вопросах. Просто хотел выразить тебе свои соболезнования. Я рядом и могу стащить спиртное из отцовского винного шкафа.
Уайатт: Мне позвонил Киллиан. Мне очень жаль, детка.
Ной: Скажи, если я тебе понадоблюсь. Или просто позвони, если захочешь поговорить. Мы тебя любим.
Киллиан: Не знаю, что сказать, чтобы исправить ситуацию, Веснушка. Хотел бы я забрать всю твою боль. Позвони мне, когда сможешь. Я приеду, как только тебе понадоблюсь. Понимаю, ты не хочешь говорить. Не хочешь шума. Тебе нужна лишь твоя музыка. Твоя душа.
Ты – моя душа, Веснушка. Послушай это и помни об этом. Всегда.
К его сообщению была прикреплена ссылка. Я надела наушники и нажала на ссылку песни, присланной мне Киллианом. «Knockin’ on Heaven’s Door» (прим.: «Достучаться до небес») Боба Дилана. Конечно. Боб Дилан был нашей темой. Когда песня закончилась, по моим щекам текли слезы. Я свернулась в клубочек на кровати и поставила песню на повтор.
Глава 17
Оставаться в постели было невыносимо. Киллиану я тоже позвонить не могла. Все, чего я хотела: чтобы он исправил ситуацию, избавил меня от всего этого. Я нуждалась в тишине его присутствия. Но также не могла вынести мысли об этом. Показать ему обнаженную, уязвимую часть себя. Я даже не знала, как находиться рядом с собой. Поэтому надела кардиган, взяла гитару и выскользнула на свежий утренний воздух. Стены дома, возможно, и душили, но на открытом воздухе я чувствовала уязвимость. Свернувшись калачиком на одном из шезлонгов, я подтянула гитару так, чтобы расположить ее для игры. Моя рука зависла над струнами. Я не могла придумать, что сыграть. Инструмент в моих руках казался чужеродным предметом. Это шокировало. По моим щекам заструились слёзы. Даже музыка не способна была ничего исправить.
Позади открылась и закрылась дверь. Я не пошевелилась, не вздрогнула, ожидая, что это мама, сражающаяся, как и я, со своим горем. Вместо этого рядом со мной остановилась огромная фигура Зейна. Я ждала, что он что-нибудь скажет, спросит, как я, заставит меня солгать и сказать, что со мной все в порядке.
Он этого не сделал. Он ничего не сказал. Просто предложил мне своим молчанием часть своей силы.
– Это ведь не сон, да? – смиренно спросила я. – Я не проснусь от кошмара. Все это реально.
Его большая рука поднялась к моей шее и нежно сжала.
– Это кошмар, – не согласился он. – Не тот, от которого ты проснешься, но которому придет конец, – глухо пообещал он.
Я моргнула, услышав его слова, желая и надеясь поверить ему.
– Ты слышал о дементорах? – наконец спросила я, не глядя на него. Я не стала ждать, пока он ответит. – Думаю, не слышал, учитывая, что это вымышленный персонаж из «Гарри Поттера», которого ты вряд ли смотрел, если даже не видел «Волшебника страны Оз».
Я вздрогнула при воспоминании о нашем последнем разговоре. Все, начиная с этого момента, будет разделено на «до» и «после». Раньше у меня была иллюзия, что жизнь легка, что плохие вещи случаются, но с другими. Я жила в солнечном свете, окутанная блаженным неведением и глупым счастьем, которого у меня больше никогда не будет. Потом случилось «после». «Сейчас». И я узнала правду.
– Видишь ли, дементоры – это существа, которые высасывают из человека каждую частичку счастья. Лишают всех хороших воспоминаний, пока в конечном итоге ничего не останется, они заставляют людей верить в то, что возможность счастья невозможна. – Я сделала паузу. – Вот, на что это похоже, – выдавила я.
Зейн опустился передо мной на колени и обхватил сзади за шею так, чтобы его серые глаза встретились с моим взглядом.
– Даже в самом жестоком из миров не существует реальности, где что-то лишило бы тебя возможности снова быть счастливым. Я об этом позабочусь, – заявил он. – Не буду врать; это дерьмово. Трудно. Надеюсь, это самая трудная вещь, которая когда-либо оставит шрам в твоей жизни. Но шрамы исчезают. Раны заживают. Ты исцелишься, девочка, – пообещал он.
Я уставилась на него, моргая. Затем разрыдалась, ныряя в его тело и заливая слезами его футболку. Он обнял меня, позволяя окатить его океаном слез. Поцеловав меня в голову, Зейн слегка отстранился.
– Как насчет того, чтобы зайти в дом, и я приготовлю моим девочкам завтрак? – тихо спросил он.
Я вытерла глаза.
– Твоим девочкам? – повторила я. – Мы теперь твои, Зейн? Ты останешься с нами?
Черты лица Зейна стали суровыми.
– Ты и твоя мама – мои девочки. Я никуда не уйду, Лекси.
Я грустно улыбнулась, затем встала и последовала за ним в дом.
***
Потягивая вторую кружку кофе за утро, я наблюдала, как Зейн разбивает яйца на сковороду. Он настоял самому приготовить завтрак. Я прислонилась к стойке и наблюдала за ним. Не желая признаваться в этом себе, но и не желая находиться слишком далеко от него, но с ним я чувствовала себя в безопасности. Демоны в его глазах понимали тех, с кем познакомилась я.
Мои мысли обратились еще к одному человеку, с кем я чувствовала себя в безопасности. К Киллиану. Ему я еще не ответила. Не знала, что написать. Никому из мальчиков. Если бы ответила, признала их сочувствие, это сделало бы все реальным. Зейн не сочувствовал мне, а значит, не придавал моему горю реальности. Он давал мне поддержку и силу, но не сочувствие. Различие было важным. От этого, похоже, и зависело мое здравомыслие.
Я посмотрела на его профиль. Для этого мне пришлось поднять глаза вверх. Далеко вверх. Киллиан был выше меня, и мне приходилось вставать на цыпочки, чтобы даже оказаться с ним лицом к лицу. Зейн был еще выше и шире. Все его тело представляло собой огромную стену мышц и ярких татуировок. Мои глаза скользили по красочным рисункам, покрывающим его руку.
– Они что-то значат? – спросила я, наконец, кивнув на татуировки.
Взгляд Зейна метнулся к ним.
– Они значат всё, Лекс.
Я в замешательстве поморщилась.
В его глазах мелькнул проблеск улыбки, прежде чем я заметила скрывающихся за ним демонов. Теперь, когда пелена невинности была сорвана с моих глаз, мне, казалось, стало проще их видеть.
– Это напоминания, – добавил он, как бы для пояснения.
Однако это мало что прояснило.
– Напоминания о чем?
Зейн напрягся.
– О жизни. О смерти. И обо всем, что между ними.
Я кивнула в свою чашку.
– О чем-то постоянном, когда все в жизни кажется таким временным, – пробормотала я.
Зейн резко вскинул голову, впившись взглядом в мои глаза. Что-то было в его взгляде. Почти... гордость.
– В шестнадцать лет ты мудрее 80% населения планеты, – пробормотал он.
Я улыбнулась. Это была не счастливая улыбка. Если бы для мудрости и понимания жизни требовалось разбитое сердце, я бы за секунду обменяла их на целую жизнь глупости и замешательства. Ради Стива и Авы. Ради них я бы отказалась от своего голоса, пальцев, возможности читать, петь, слушать музыку. Ради передышки от боли.
– Как думаешь, нам стоит разбудить маму? – спросила я, беспокоясь о ее душевном состоянии. Мне нужно было ее увидеть. Чтобы убедиться, что она все еще здесь.
– Дадим ей поспать, Лекс. Она проснется, когда выспится, – ответил Зейн мягким голосом.
Мне нравилось, как менялось выражение его лица при упоминании о маме. С какой нежностью он говорил о ней. Мне это нравилось для нее. Сейчас ей это было нужно. Нам обеим.
– Либо когда ее тело начнет отказывать без кофеина, – попыталась я пошутить, но боялась, что шутка вышла неудачной.
Интересно, почувствую ли я когда-нибудь снова вкус к шуткам. Смеху. Как я могу смеяться, когда Стив и Ава мертвы? Ушли навсегда.
– Зейн, ты веришь в рай? – прошептала я, отчаянно желая услышать, что они не ушли в пустоту. Исчезли в небытии. Это было бы невыносимо жестоко.
Зейн вздрогнул от моего вопроса, снял сковороду с огня и повернулся ко мне. Его большие ладони обхватили мои щеки, поглотив лицо.
– Не уверен насчет Бога, девочка. Не верю в то, что причиняет людям, заслуживающим счастья, столько боли.
Мое сердце ёкнуло от его слов. Я понимала, что один человек, отрицавший существование Бога, не сделает это реальным. Но считала, что этот человек, Зейн, обладает авторитетом и большей мудростью, чем я. Потому что, если бы боль равнялась мудрости, он, вероятно, был бы Йодой в жилете.
– Но я верю, что эти люди, хорошие люди, уходят в лучший мир, которого они заслуживают, – продолжил он, давая мне проблеск надежды.
Я сморгнула слезы.
– Думаешь, Стив и Ава там? – спросила я. Умоляла.
– Я знаю это, дорогая, – сказал он с решимостью, заставившей меня поверить.
За это я и уцепилась. За крошечный проблеск. Он стал бы моим маяком среди черных штормовых туч, которые мучили мой разум.
***
– Куколка, еще двадцать минут, и мы уезжаем! – крикнула мама со второго этажа. – Столько времени требуется Зейну, чтобы забрать «клетку»… что бы это, во имя Ченнинга Татума, ни значило. Вроде бы, на байкерском сленге это означает «автомобиль». Почему они не называют это машиной мне не понять?
Мне хотелось улыбнуться. Правда, хотелось. Я даже попробовала. Но мне казалось, что мое лицо исказилось в странной гримасе, будто от инсульта или чего-то в этом роде. Мама старалась. Прилагала все усилия. Думаю, она пыталась держаться, чтобы мне было сложнее развалиться на части. К счастью, ни у кого из нас не было времени подумать о том, чтобы развалиться, поскольку сразу после завтрака мама купила три билета на ближайший рейс до Вашингтона. Да, три. Зейн тоже летел с нами.
Он заявил, что «хрена с два» его девочки столкнутся «с этим дерьмом в одиночку». Да, его девочки. Мама даже не сказала ни слова, несмотря на огромное количество ненормативной лексики в этом предложении. Мне показалось, она была благодарна ему за то, что он едет с нами. Нет, я была уверена в этом. Я пришла в ужас от того, что произойдет, если он оставит нас с мамой одних, отражающих горе друг друга. Я боялась, что у мамы не будет никого, кто ее поддержит, чтобы ей не пришлось справляться с этим в одиночку.
– Мама, я готова! – крикнула я в ответ, опускаясь на диван и глядя на свой телефон.
Стиснув зубы, я отправила всем ответные сообщения. Надев штанишки большой девочки, я разослала общее сообщение всем моим мальчикам, включая Киллиана, информируя о моей неизбежной и бессрочной поездке в Вашингтон. Все, кроме Киллиана, ответили.
Возникла пауза, и наверху лестницы появилась мама. В руках она держала большую охапку одежды, а на ногах у нее был только один носок.
– То есть как, готова? Ты собрала чемодан? – спросила она недоверчиво.
Я кивнула.
– Да, мама, собрала.
Она нахмурилась.
– Серьезно, не понимаю, как я родила настолько организованного ребенка.
Я снова попробовала улыбнуться.
– Тебе нужна помощь?
В дверь постучали.
– Нет, у меня своя система. Твой организованный мозг все испортит, – заявила она.
Я точно знала, что ее «система» заключалась в том, чтобы запихнуть в чемодан как можно больше одежды и закрыть его с помощью чистой силы.
– Лучше открой дверь.
Она кивнула в сторону прихожей.
– Это Зейн с «клеткой». Что-то он рано, – прозвучало так, будто это преступление, караемое смертной казнью. – Какой байкер отличается пунктуальностью? Объясни ему, что я ненавижу это понятие, – приказала она, развернулась и потопала прочь.
Я со вздохом отложила телефон в надежде на ответ Киллиана и пошла к двери.
Когда я ее открыла, у меня перехватило дыхание. Колени чуть не подкосились. По другую сторону порога стоял Киллиан и каким-то образом смотрел на меня глазами, наполненными моей болью. Мы глядели друг на друга пару секунд. Затем, даже не осознавая, что делаю, я бросилась в его объятия. Он мгновенно заключил меня в кольцо своих крепких рук, и я уткнулась лицом ему в грудь. Погрузившись в него, я вдохнула его запах, позволяя себе расслабиться в безопасности его объятий и скрыться в маленьком мире неизвестности, который он создавал, будучи со мной. Его губы прижались к моим волосам.
– Мне так жаль, детка, – пробормотал он.
Я ничего не ответила, просто прижалась к нему плотнее. Я не плакала, просто не могла. На тот момент слез у меня не осталось. Моя боль была настолько глубокой, что тело даже не реагировало на нее, просто онемело.
Киллиан держал меня в объятиях какое-то время, после чего осторожно, будто я фарфоровая, отстранил ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Веснушка, я понял, что не могу защитить тебя от вещей, которые причиняют тебе такую сильную боль. Я ничего не могу с этим сделать.
Я посмотрела на него ясным взглядом.
– Тебе только что это удалось, – прошептала я.
В его глазах отразилась нежность, и он ласково коснулся моей нижней губы большим пальцем. Грохот мотора заставил нас обоих посмотреть на обочину, где за байком Килла остановился внедорожник. Из него выбрался Зейн, пристально глядя на Килла. Вместо того чтобы подойти к нам, он захлопнул дверцу и прислонился к ней, скрестив руки на груди. Килл стиснул челюсть от этих странных действий, которые, очевидно, были понятны только мужчинам.
Он повернулся ко мне, и все следы жесткости исчезли, как только наши взгляды встретились.
– Знаю, вам пора уезжать. Но я хочу, чтобы ты мне позвонила, Веснушка. Написала. Что угодно. Просто давай о себе знать. Поговори со мной. В любой момент. Я не мог уйти, не сообщив тебе, что я рядом, – пробормотал он. – Я тебе не нужен, знаю, ты достаточно сильная, чтобы справиться с горем без меня. Но я тебе этого не позволю.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня в голову, его губы на мгновение задержались там.
– Я буду ждать твоего возвращения, – пообещал он.
– Хорошо, – прошептала я.
Он отстранился, и я отчаянно не хотела отпускать его. Но отпустила. Как только его тело отстранилось от меня, агония мира вернулась. Я наблюдала, как Килл подошел к Зейну, очень близко, сказал ему что-то, чего я не услышала, а затем, не дожидаясь ответа, повернулся к своему байку. Он бросил на меня долгий многозначительный взгляд, прежде чем с ревом умчаться.
Я глубоко вдохнула. Вышло прерывисто, а сам воздух показался мне битым стеклом, но я повторила.
– Лекс, ты готова? – спросил глубокий голос Зейна.
Я взглянула на него.
– Да, – солгала я.
***
Похороны. Самый ужасный и отвратительный момент в моей жизни. Зайти в церковь и увидеть два гроба рядом. И в этих гробах находились два самых важных человека в моей жизни. Мертвые. Ставшие ничем.
Я чуть запнулась и остановилась прямо в проходе, не сводя с них глаз.
– Куколка? – прошептала мама, сжимая мою руку.
Онемев, я просто продолжала смотреть, чувствуя, что меня вот-вот вырвет. Такое ощущение, будто я вселилась в чужое тело. Это не могло быть моей жизнью.
– Лекс, – пробормотал Зейн, его рука сжала мою шею сзади.
Я вдохнула битое стекло.
«Будь смелой, душа моя».
Голос Стива прорезал битое стекло. Никто больше не мог его слышать, только я. Никто и не должен был его слышать, кроме меня.
Я использовала эту смелость, чтобы переставлять одну ногу вперед другой, пройти к скамье в первом ряду и сесть, Зейн и мама расположились по обе стороны от меня.
Мама поцеловала меня в голову.
– Я так горжусь тобой, Лекси, – прошептала она. – Они тоже гордились бы тобой. Ты ведь это знаешь?
Я перевела взгляд на маму.
– Но лишь в умеренной степени, да?
Мы с мамой удивили друг друга, разразившись приступом истерического смеха. Зейна обнял нас обеих. Я опустила голову ему на плечо.
– Лекси! – раздался голос после окончания службы.
Я вырвалась из рук Зейна и повернулась на знакомый голос. Увидев заплаканное лицо Эммы, я, не колеблясь, бросился в ее объятия.
– Эм, – пробормотала я, мой голос сорвался, и потекли слезы.
