Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

«Не обращайте на меня внимания. Я всё равно не знаю, что с ним делать». Он начал хихикать. «Я никогда не работал в рекламе». Он скрылся в спальне, застёгивая рубашку – красную багдадскую рубашку.

Через некоторое время он сказал: «Ник, мы хорошо постарались, не так ли?»

Я попыталась втереть мыло в волосы, но его было недостаточно, чтобы смыть кровь с корней. «Да».

Дэнни Коннор умер, и невесте теперь не хотелось бы проводить слишком много времени перед зеркалом, но всё могло быть гораздо хуже. И мне почему-то казалось, что заниматься подобными делами гораздо разумнее, чем слоняться по Штатам в автопутешествии.

Мыло всё ещё не пенилось, поэтому я сдался. Хороший пот за день всё исправил бы.

Я вышла из ванны и вытерлась простыней.

Джерри вышел на балкон с камерой и снимал на камеру многоквартирный дом, часть которого оторвало танком.

Как только я оделась, Джерри снял свой «Турайя» с зарядки, взял фотоаппарат и поясную сумку. Коридор был по щиколотку залит водой. Моя дверь была открыта. Ковёр был тёмным от крови, а кровати были раздеты. В простыни, должно быть, завернули не слишком счастливую невесту. Я закрыла дверь и заперла её, хотя украсть было нечего.

Когда лифт наконец пришёл, мы оказались в толпе людей, которые вдруг решили, что Палестина, возможно, не самое безопасное место для проживания. У всех были свои сумки. Интересно, где, по их мнению, будет безопаснее?

44

У стойки регистрации царил хаос. Около пятидесяти человек хотели получить деньги обратно и сдать счёт. Джерри пошёл звонить, а я влился в толпу и в конце концов пробрался вперёд. Даже тогда это было похоже на попытку привлечь внимание занятого бармена. Один из парней наконец указал на меня. Это был довольный старый иракец с полным набором одежды Саддама и, вероятно, ещё час назад носивший белую рубашку.

Я перегнулся через стол, пытаясь крикнуть ему в ухо: «Как насчет скидки? Номера повреждены».

Он улыбнулся. «Ах, да». Это выглядело многообещающе. «Номер стоит шестьдесят долларов за ночь».

«Нет, нет, коридор затоплен, в комнате моей подруги дыры, в моей комнате всё разгромлено. Мы хотим остаться, мы не такие, как все эти люди».

«Я знаю, это ужасно, очень ужасно. Я бы не хотел здесь оставаться».

«Значит, мы получим скидку?»

Он улыбнулся в знак согласия. «Да, номер стоит шестьдесят долларов за ночь».

Я билась головой о кирпичную стену. «А как насчёт другого этажа? Можно нам две комнаты на первом этаже?»

Он улыбнулся и провёл пальцем по гроссбуху. Люди кричали и кричали, многие из них были иракцами; я узнал несколько кожаных курток со вчерашней свадьбы.

Канадка и мистер Гэп, всё ещё в зелёной рубашке-поло, вышли из лифта вместе и направились к выходу. Он нес её сумки. Он наконец-то прорвался. Я им гордился. Возможно, она думала, что земля сегодня вертится только для неё.

К моему новому приятелю присоединился ещё один менеджер и проверил бухгалтерскую книгу. Они о чём-то поговорили, наверное, о каких-то чёртовых иностранцах, которые хотели скидок. Разве они не знали, что идёт война?

«Ник!» – Джерри пробирался сквозь толпу, стоя в конце. – «Как дела?»

Парень за стойкой одарил меня лучезарной улыбкой. «У нас есть одна комната на первом этаже. Мужчина умер. Вы делите?»

Я посмотрел на Джерри. «Нормально?» Его это не волновало. «Отлично», – сказал я. «Всего шестьдесят долларов, так что мы получим скидку, ведь мы уже заплатили за два номера».

Улыбка парня стала ещё шире. «О, нет. По шестьдесят долларов с человека».

Я сдался. Он рассмеялся, мы рассмеялись, и он протянул мне ключ от квартиры 106. «Мы оставим ключи от двух других комнат через минуту. Дай крови время высохнуть».

Мы попытались вернуться к подъёмникам. Там было полно журналистов в касках и бронежилетах.

Вернувшись на шестой этаж, Джерри пошёл собирать вещи, а я в последний раз проверил, ничего ли не забыл. Я подумал, не переедем ли мы в старую комнату Дэнни. Я забыл зубную щётку, и, доставая её, услышал, как открылась дверь. «Это не заняло много времени, приятель. Ты принёс мой рюкзак?»

Я обернулся и увидел трёх американских военных полицейских. Двое направили мне в голову винтовки М16. Тот, что посередине, пуэрториканец-сержант с тонкими усиками и тёмными очками, держал в руках пластиковые бинты, готовый меня прижать. «Руки вверх!»

Парни с М16 были молоды и выглядели нервными. У одного был снят предохранитель. Я не собирался спорить.

Сержант указал на поясную сумку у меня на поясе. «У тебя тут есть оружие?»

'Нет.'

«Ты уверен, что не лжёшь мне сейчас? У тебя нет оружия в этой поясной сумке? Просто скажи мне сейчас, просто скажи мне сейчас».

«Только паспорт и наличные. Оружия не должно быть».

«Ладно, парень, ложись на кровать, руки за спину. Очень медленно». По его тону я понял, что он уже много раз проделывал эту работу и был ею доволен.

Я послушался и оказался лицом вниз на кровати. Полиэтиленовые бинты натянулись, немного туговато, моя поясная сумка сорвана, и несколько пар рук принялись обыскивать меня, проверяя, не лгу ли я. Я чувствовал запах пота и грязи; форма была изрядно поношенной, и несколько дыр в ткани были зашиты. Меня обдало мятным ароматом, когда меня подняли на ноги. «Тише, парень, не заставляй нас причинить тебе боль. Только очень медленно. Давайте сделаем это разумно».

Меня развернули и вытащили в коридор. У лифта ждала кучка белых парней и иракцев; они отводили глаза, не желая вмешиваться.

Я нигде не видел Джерри. Его подняли? Он сбежал? Или они просто пришли за мной?

45

Меня вывели через вестибюль. Прямо через главный вход, на ослепительный солнечный свет, а затем на заднее сиденье «Хаммера». Водитель нажал на газ. Группа фиксеров смотрела мне вслед, обкуриваясь до смерти. Мой сын был там с мешком в руке: пистолеты Саддама прибыли.

В этих штуках он оказался теснее, чем кажется. Всего два сиденья спереди и сзади, а также квадратный стальной выступ, закрывающий приводной вал, идущий по центру. Один из полицейских прыгнул рядом со мной; его ремень безопасности сильно прижал меня к выступу. Я наклонился вправо, пытаясь ослабить давление.

Затрещала рация на приборной панели. С другой стороны в машину вскочил ещё один полицейский. Он оттолкнул меня с дороги потёртым и шершавым пустынным ботинком. Он целился в башню, чтобы вести огонь из пулемёта на крыше, и ему нужно было моё укрытие, чтобы устоять.

Слева от меня были паутинки и тело, справа – ботинки и ноги. Я никуда не денусь. Сержант всё ещё стоял снаружи машины. Ждём ли мы Джерри? Я надеялся, что нет. Если его не поднимет, может, он сможет мне помочь. С другой стороны, было бы утешительно знать, что я не один в дерьме. Насколько глубоко я в дерьме, я понятия не имел, но уверен, что скоро узнаю. Лучше всего было молчать с этими ребятами: сопротивляться или протестовать было бессмысленно. Они были здесь, чтобы поднять меня, и всё, что бы я ни говорил или ни делал. Молчи, будь пассивен, не получай травм.

Двери отеля открылись, и Джерри вытащили мимо посредников. Он не пришёл тихо. Из пореза на лбу струилась кровь. «Куда вы меня везем?» Он посмотрел на толпу. «Запомните меня, если я исчезну. Помните, что здесь произошло. Я американец».

Почему этот ублюдок просто не заткнулся и не сел в кузов? Если бы они собирались нас убить, вряд ли бы сделали это средь бела дня, на глазах у половины мировых СМИ.

Сержант наклонился и достал кусок ткани. Я получил пинок ногой в правое плечо.

Я закрыл глаза, чтобы защитить их, пока надевали повязку. Ткань была неподходящей. Дневной свет всё равно проникал: я чувствовал его сквозь веки.

Двери захлопнулись, двигатель взревел, и «Хаммер» тронулся с места. Сержант вышел в сеть, чтобы сообщить всем, кто хотел знать, что он уже в пути с двумя «пациентами», а стрелок кричал всем, кто был в пределах досягаемости, чтобы они убирались с дороги. Военный рядом со мной поудобнее устроился на сиденье, вдавливая ремень безопасности мне в ребра. «Чем ты занимался, приятель?» Я не мог понять, откуда этот акцент.

«Не знаю. Я надеялся, что ты мне скажешь».

Откуда-то спереди раздался голос сержанта: «Заткнитесь, оба».

Я слегка приподнял голову и приоткрыл глаза, насколько позволяла повязка. Я видел лишь кусочек реальности. Внутри «Хаммера», как и любой военной машины во время боевых действий, было ужасно. Справа, по другую сторону от стрелка на крыше, стоял синий пластиковый холодильник, вероятно, полный льда, минеральной воды и колы. На полу валялись фантики от конфет и пустые бутылки. Водитель левой рукой держал руль, а правой – «Беретту». На панели приборов стоял плеер Walkman. Когда ребятам становилось скучно, я решил, что они побалуют себя Эминемом.

Матово-зелёная краска облупилась, потёрлась и стёрлась до голой стали и алюминия. Дэнни Коннор был прав: американские солдаты не были готовы к той войне, которую они вели сейчас. Кто-то прикрепил к дверям комплекты бронежилетов. До этого между ними и противником был лишь тонкий лист стали.

Эти ребята были подготовлены и обучены для быстрой, мобильной и агрессивной войны, а не для партизанской, с которой их здесь везли. Как сказал Дэнни Коннор, это было похоже на Белфаст, только хуже. Мне было почти жаль их, едущих на этих больших машинах по узким улочкам, открытым для атак на каждом дюйме. У них не было никакой защиты от РПГ, и только мешки с песком в нишах служили своего рода барьером для самодельных взрывных устройств. На улицах было столько мусора, что их было невозможно заметить.

Пока мы ехали, я старался делать вид, будто моя голова мотается из стороны в сторону, как и у всех остальных, чтобы лучше видеть, куда мы едем. Я подумал, что мне станет легче, если я смогу хотя бы приблизительно представить, где нахожусь.

Я не испугался, просто разозлился.

Я заметил отблеск солнца на воде и узнал силуэт моста через Тигр. Я часто смотрел на него из своего гостиничного номера. Чёрт, как же здесь было жарко.

46

Мы пробирались сквозь пробки. Вдали показался обрушившийся торговый центр, а примерно через минуту – большое здание в колониальном стиле с закрытыми окнами и огромным флагом Великобритании на крыше. Британские солдаты в пустынном камуфляже шли в атаку: боевые машины «Уорриор» стояли среди стен из мешков с песком и рулонов колючей проволоки.

Моя рубашка промокла от пота и прилипла к обивке сиденья из ПВХ. Я чувствовал тепло тела полицейского рядом со мной. Руки распухли под пластиковыми накладками, и я пытался наклониться вперёд, чтобы облегчить боль. Каждый раз, когда я пытался, полицейский оттягивал меня назад.

Мы проехали американский контрольно-пропускной пункт. Каски и солнцезащитные очки. М16. Мешки с песком. Проволока. Река была справа, слева – стена с короткими перилами. За ней росли пальмы. На фоне ярко-голубого неба они больше напоминали Беверли-Хиллз, чем Багдад.

Водитель резко затормозил и резко свернул налево на девяносто градусов. Я поднял голову: мы проезжали мимо ряда низких прямоугольных бетонных зданий с плоскими крышами. Некоторые были разрушены, стены других были укрыты брезентом. Повсюду стояла американская военная техника. На самодельных бельевых верёвках висели зелёные армейские полотенца и защитные костюмы. Спутниковые антенны были направлены в небо. Я слышал шум генераторов.

Мы завернули за другой угол и прошли мимо ряда иракских танков со свисающими башнями и группы других обгоревших машин, которым сообщили хорошие новости.

Иракцев выгоняли из колонны грузовиков, прижавшихся к блокгаузам с маленькими зарешеченными окнами. Моё сердце сжалось.

Фургон резко остановился, ржавые железные ворота со скрипом захлопнулись. Двери «Хаммера» распахнулись, и сержант с полицейским рядом со мной выскочили из машины.

Я услышал «шшш». Я знал, что сейчас произойдёт. Закрыв глаза и стиснув зубы, я опустил голову и напрягся.

Чьи-то руки схватили меня, вытащили из машины и тут же отпустили. Я упал на землю.

Они не разговаривали. Я слышал только их тяжёлое дыхание и стоны, пока меня поднимали.

Джерри был где-то позади меня. «Я гражданин Америки. Проверьте мой паспорт».

Я услышал глухой удар, когда удар пришёлся в цель, а затем звук рвоты. Рвота из его рта выплеснулась на песок.

Меня оттащили, едва ноги касались земли. Хватка на моих руках не ослабла, когда мы вошли в здание. Внезапно стало прохладнее. Я снова открыл глаза и посмотрел под повязку. Подошвы изношенных пустынных ботинок скрипели по обе стороны от меня, пока меня вели по недавно отполированной чёрно-белой плитке.

Сжатие рук теперь причиняло почти такую же боль, как пластиковые накладки на запястьях. Я старался не отрывать подушечки стоп от земли, чтобы хоть немного снизить давление. Я слышал стоны Джерри и пытался восстановить дыхание.

Открылась ещё одна дверь, и мы вошли. Эхо всё ещё стояло, но скрипа подошв больше не было. Мы оказались на зелёном ковровом покрытии. Мы резко остановились, и меня резко развернуло. Я ударился ногами о стул и отшатнулся назад. Военные схватили меня и повалили на землю.

Пора закрыть глаза, напрячься и стиснуть зубы.

Мои руки болели. Я попытался наклониться вперёд, но кто-то сзади схватил меня за волосы и потянул назад.

Джерри застонал. «Зачем ты это делаешь? Я американец. Я ничего плохого не сделал».

Повязка с глаз была сорвана. Я перенесся в голливудскую фэнтезийную версию Франции XVIII века. Стены были позолочены. Передо мной стоял огромный, богато украшенный позолоченный стол с красной кожаной столешницей. По всей комнате стояли роскошные бархатные диваны. На одном из них был большой разрез.

Восемь парней в промокших насквозь футболках стояли наготове, готовые забраться к нам на борт, если мы сделаем какую-нибудь глупость.

Джерри посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. «Ник, что?..»

Я отвернулся. Я надеялся, что он скоро включится и заткнётся.

Я осмотрел комнату. Новые хозяева немного её подновили, но, очевидно, во время войны её пришлось немало поработать клеем. На потолке всё ещё торчали куски штукатурки, на стенах всё ещё отсутствовала плитка, а люминесцентные лампы свисали с открытой проводки, но так и бывает, когда к нам приезжает мистер Пейввей.

Справа от меня небольшое окно было залатано оргстеклом. Я невольно улыбнулся, глядя в него. Там виднелась какая-то башня с привычным изображением машущего Саддама, только его лицо было заменено большим жёлтым смайлом. Я поймал взгляд одного из охранников, и он тоже улыбнулся.

«Почему я здесь?» – Джерри начинал волноваться всё больше и больше. – «Я американец».

Никто не ответил, потому что все это знали. Он уже говорил это достаточно раз. К тому же, они были здесь, чтобы навязывать свои решения, а не отвечать на вопросы, и они без колебаний снова вызовут у него рвоту, если он станет скучным.

47

«Джерал, я знаю, что ты такой».

Техасский акцент раздался позади нас, возле двери. «А если вы будете молчать, это не займёт много времени».

Я не обернулся.

«Я американский журналист. Я имею право знать, почему мы здесь». Джерри слишком много говорил и мало слушал.

Двое мужчин в форме подошли и прислонились задницами к столу перед нами. Обоим было лет тридцать пять, у них были одинаковые, накрашенные гель-лаком короткие волосы по бокам и затылку, с пробором, который обычно можно сделать только лобзиком. Их ботинки были так идеально выглажены, что их можно было принять за чистую китайскую прачечную. Я посмотрел на их ботинки. Они были разношены, но не потёрты и не изношены, как у военных.

Эти ребята были револьверами. Их видно с двадцати шагов, в любой армии, в любой стране мира. Никаких дырявых ботинок, никаких потных футболок. Единственное, что изнашивается, – это их карандаши и задницы штанов. Револьверы – это командование. Ублюдки из тылового эшелона. Они бы отлично смотрелись в Costco с корзинками в руках.

У них была папка цвета коричневого, которую они передавали друг другу, словно читали наши медицинские карты. Я не мог понять, из какого они подразделения. Американцы носят значки, как русские – медали. Сложно понять, с чего начать.

Техасец нарушил молчание: «Мы все занятые люди. Давайте двигаться дальше». Он говорил как банковский менеджер.

Джерри всё ещё не совсем понимал программу. «Зачем нас сюда привезли?»

Менеджер банка начал немного раздражаться: «Джерал, пожалуйста, не усложняй себе жизнь. Просто послушай, что мы сейчас скажем, ведь это случается только один раз».

Он указал на меня. «Вы спрашивали военных подрядчиков о боснийцах в Багдаде. Верно?»

Какой смысл был лгать? «Да».

«Почему эти боснийцы здесь?»

Я ломал голову, пытаясь вспомнить, что именно я сказал Джейкобу. Я бы не стал упоминать об аятоллах в этом разговоре. «Мы не знаем. Просто это звучало как хорошая история. Ну, знаешь…»

Джерри не выдержал: «Мы журналисты, освещали войну в Боснии, и я слышал о...»

Менеджер банка даже не взглянул на него. «Джерал, я с тобой разговариваю?»

'Нет.'

«Поэтому продолжай, Ник».

Спасибо, чёрт возьми, за это. Джерри бы им главу и стих посвятил.

«Мы видели это так: боснийцы приезжают сюда из одной охваченной войной мусульманской страны в другую. Мы освещали эту войну и думали: «Почему бы не попробовать написать следующую главу в этой истории? Что привело их сюда, и всё такое».

«Вы знаете их имена?»

«Понятия не имею. Поэтому мы просто разнюхиваем».

Пока его приятель делал пометки в папке, он думал о моих словах. «Ты хочешь сказать, что решил просто прийти и посмотреть, что они скажут?» Он постучал по моему паспорту ладонью. «Не морочь мне голову. Помни, ты в моём мире».

«Ну, ладно, мы подумали, что, возможно, они как-то связаны с секс-торговлей. Газеты любят такие вещи. Мы слышали, что в городе есть несколько таких».

Он улыбнулся мне. Он добился своего. «Этот твой акцент мне не очень-то подходит».

«Я из Великобритании. Переехал в Штаты примерно год назад. Дата указана в моём паспорте».

Он вздохнул и принял выражение лица, которое обычно используется, когда отказываешься от овердрафта: «Ну, ребята, буду с вами откровенен. Моя работа – быть для вас, типа, посредником. Нам просто не нравятся фрилансеры, которые, возможно, выставят нас в невыгодном свете. Нам нравятся истории о том, как в городе снова включили свет. А ещё лучше – истории о восстановлении водоснабжения для благодарного местного населения. Больше всего нам нравятся истории о том, как иракские дети лечатся в больницах, оснащённых американцами».

«Итак…» Он помолчал, посмотрел на Джерри, затем снова на меня. «…вы оба должны покинуть Ирак сегодня. Мне всё равно, как вы это сделаете, но уезжайте. Имейте в виду: если вы этого не сделаете, последствия ваших действий могут быть фатальными. Мир вокруг действительно ужасен. На эту тему, джентльмены, – он на этот раз сосредоточился на Джерри, – я не шучу». Он ткнул пальцем в Джерри. «Понял?»

«О, понимаю. Секс-торговля – деликатная тема, особенно после того, что в прошлом году в Боснии разразилось скандалом. Помнишь, Ник, американские руководители покупали несовершеннолетних девочек для игрушек. Некоторые жирные ублюдки даже участвовали в их продаже в рамках сделки. Никого не судили, просто большие взятки, чтобы все молчали. Эта же корпорация теперь получила контракты здесь, в Ираке?»

Я не понимал, о чём он, но, должно быть, это было правдой. Двое рефери не произнесли ни слова.

«Я ведь прав, да? Ну и иди на хер».

Это был не лучший путь к сердцу управляющего банка.

«Мы поедем на север!» Я не просто сказал это, я прокричал это так громко, что несколько парней у двери отреагировали и подошли ближе. «Мы поедем на север!» – снова крикнул я. «Мы поедем в Турцию сегодня же!»

«Спасибо, Ник. Джерал, пожалуйста…» Техасец указал на обручальное кольцо Джерри. «Похоже, дома у тебя есть люди, которые о тебе заботятся. Подумай об этом. Я пытаюсь вытащить вас обоих из опасной ситуации, которую, честно говоря, ты сам и создал».

Они оба встали. Я не поднимал глаз и смотрел на четыре очень чистых и не потёртых ботинка, пока они не скрылись за моей спиной.

48

Пока он резал ножницами мою пластиковую обертку, парень, с которым я обменялись улыбками, прошептал мне в затылок: «Тебя ждут».

Потирая запястья, нас с Джерри проводили в роскошный коридор. Мы прошли мимо резных каменных колонн, под сводчатыми потолками и каннелированными куполами. Если бы арки не были заклеены фанерой, чтобы создать офисное пространство, а стены и мраморные полы не были покрыты километрами металлизированной серой изоленты, проводов и кабелей, я бы ожидал появления Людовика Пятнадцатого в любой момент.

Мы подошли к большим двустворчатым дверям рядом со столом для пинг-понга. Двое солдат вскочили с богато украшенных стульев, на которых сидели, и распахнули их.

Мы вышли на солнце. Мне пришлось щуриться, чтобы защитить глаза. Тепло отскакивало от макушки. С каждым из нас по солдату, нас проводили к «Хаммеру» и проводили в кузов. Это была не машина военной полиции. Она принадлежала капитану Д. Франкенмейеру. Его имя было написано трафаретом на правой стороне лобового стекла, словно это был улучшенный Ford Escort P-reg. Наши вещи уже были внутри. Я проверил свою поясную сумку. Паспорт был в целости и сохранности. Остальное не имело значения, но я был рад найти три с лишним тысячи долларов двадцатками и меньше.

Солдат за рулём был без бронежилета, а его шлем покоился на стальном выступе между передними сиденьями. На запасном переднем сиденье лежал ещё один шлем с двумя перекладинами. Капитан, которому он принадлежал, запрыгнул в машину и надел свои «Оукли». Когда он захлопнул дверь, я увидел длиннющий бейдж на его нагрудном кармане. Это был владелец «Хаммера».

Водитель завёл мотор, и мы проехали мимо улыбающегося лица. Франкенмейер резко развернулся к нам. «Крутенько, правда?» Будь он на несколько лет моложе, Франкенмейер мог бы приехать прямо из колледжа, играя в американский футбол. Широкие плечи, подтянутое тело, белые зубы, золотистый загар: ему бы пора было сниматься в кино. Я улыбнулся ему в ответ – вернее, своему отражению в его зеркальных линзах. Не было смысла ворчать. Эти ребята просто делали всё, что могли.

Он указал на Смайли. «Знаешь что? Мы успели раскрасить пятнадцать таких по всему городу, прежде чем их пришлось снести. Чем вы, ребята, так бесите людей?»

Джерри вздохнул, и я положил ему руку на плечо, чтобы он замолчал. «Кажется, мы задавали не те вопросы. Он же репортёр».

Франкенмейер снова повернулся к лобовому стеклу. «У нас их тут много. Тебе сегодня велели уехать из города?»

Я кивнул.

«Ты уже третий на этой неделе. Эти ребята любят, чтобы всё было гладко. Хотелось бы, чтобы они сделали то же самое и для нас. Они сказали, что мы пробудем здесь не больше четырёх месяцев, и точка». Он ткнул водителя в руку. «Как давно это было, Дэйверс?»

Дэйверс не стал смотреть на капитана: он был занят проверкой левого перекрёстка. «Чёрт, это же Рождество было, сэр. И я вступил в Национальную гвардию ради стоматологической страховки, а не ради этого дерьма».

Дэйверс был не один. Многие американцы из маленьких городков вступали в Национальную гвардию ради медицинской страховки и кредитов на образование. Большинство считало, что тренировочные лагеря выходного дня – это просто пункт, который нужно поставить галочку, прежде чем они получат настоящую выгоду. Никто всерьез не ожидал, что его отправят на войну, тем более на год или больше.

Это была не единственная проблема. Национальная гвардия разворачивалась как отдельные подразделения. Тот, кто управлял магазинчиком на углу у себя дома, теперь мог быть вашим командиром на операциях. Все были на неполный рабочий день, и это всегда создавало проблемы для командования и управления, а также для уровня профессионализма в контакте. Именно поэтому большинство других стран включали своих наемников в состав регулярных подразделений.

Мы прошли мимо кладбища танков и техники. Свободные от службы солдаты слонялись в тени своих полуразрушенных домов. Дэйверс свернул за угол и прошёл мимо кафе, обставленного разнообразными столиками, диванами и стульями. Оригинальная арабская вывеска была перечеркнута и заменена грубой белой краской надписью «Bagdad Cafe». Картина с Вупи Голдберг на стене выглядела ненамного лучше. Снаружи стояли пара «Хаммеров» и БМП, а рядом мужчины и женщины пили воду и колу, отдыхая в тени. Их бронежилеты, каски и винтовки М16 были свалены на землю у их ног.

«Куда мы едем?» Тот факт, что Франкенмейер и водитель не удосужились надеть бронежилеты и мы оба были в одной машине, уже дал мне ответ, но я все равно решил спросить.

Он обеими руками вытер пот со своей бритой головы. «Задние ворота, и всё – конец твоей поездки».

«Нет возможности подвезти вас обратно в отель?»

«Не бойся, приятель, тебе придется самому поймать такси!» Ему понравилось, как это прозвучало.

Водитель с таким удовольствием осушил банку «Минит Мейд», что мне захотелось пить. Но в этом фургоне не было холодильника. На дверях даже не было бронежилетов, только мешки с песком на полу.

Мы проехали через ворота и повернули направо. Тигр был слева, а сангар с мешками с песком у контрольно-пропускного пункта находился примерно в двухстах метрах впереди, на обочине дороги. За ним начиналась главная дорога, пересекающая реку по большому металлическому мосту.

Сангар выглядел как квадратное иглу, сложенное из сотен мешков с песком. Приближаясь, я лучше разглядел задний вход. Внутри трое, может быть, четверо солдат торопились надеть свою разгрузочную аптечку. Им полагалось носить её постоянно, но это было настоящей головной болью. Наверное, они просто хватали её, когда видели приближающуюся повозку; я сам делал то же самое не раз.

Движение по мосту гудело. Грузовики, машины, мотоциклы застряли за военным конвоем, все кричали. Они знали, что лучше не пытаться его обгонять.

Сторожевая башня возвышалась примерно на пятьдесят футов над землей, совсем рядом с сангаром. Она напоминала что-то из «Великого побега»: четыре деревянных столба с перекрещивающимися распорками и небольшой дот наверху. Тот, кто там находился, не был защищён мешками с песком, что казалось странным. Они были бы лёгкой мишенью для любого оружия прямой видимости, будь то АК или РПГ.

«Хаммер» поднимал пыль, грохотал и стонал, переезжая с выбоины на выбоину, поэтому первым, что я узнал о нападении, были глухие удары, когда три или четыре снаряда врезались в боковую часть кабины.

Радио затрещало. «Контакт, контакт, контакт!»

49

Мы вильнули, и все пригнулись. Я надеялся, что Дэйверс не пригибался так же сильно, как и мы, когда нажимал на газ.

Франкенмейер повозился, натягивая шлем. «На контрольно-пропускной пункт!»

Через несколько секунд повозка с визгом тормозов остановилась у сангара. Я открыл дверь и вылез на горячий асфальт, проверяя, нет ли Джерри. «Залезай!»

Огонь шёл с другого берега реки. Солдаты высыпали из сангара, направляясь к берегу. Джерри замедлил шаг и попытался вытащить камеру из поясной сумки.

«Ради всего святого, ну же!»

Американцы открыли огонь из-за трёхфутовой стены, и с другой стороны воды, метров с трёхсот, посыпались новые снаряды: длинные, непрерывные очереди, затем одиночные выстрелы. Я различал характерный тяжёлый треск АК калибра 7,62, но не видел никаких вспышек от дульных сполохов, исходящих от нагромождения шести– или семиэтажных высоток и бетонных площадей.

Джерри всё ещё возился у меня за спиной, пытаясь настроить свою камеру. Я подбежал, схватил его и потащил в сангар. Я сразу понял, зачем ребятам понадобилось выходить на открытое пространство: невероятно, но это место было построено без бойниц, выходящих на воду. Дорогу к мосту они обстреливали только из пятидесятого калибра.

По какой-то причине пол был завален мешками с песком. Мы упали на землю, когда пара пуль угодила в мешки у входа. Я посмотрел на хаос на нашей стороне берега. Солдат, стоявший на вершине сторожевой вышки, спускался вниз, словно подводник с боевой рубки. Если бы здесь был пожарный шест, они бы на нём сидели.

Франкенмейер пытался взять ситуацию под контроль. «Ты их видишь? Ты их видишь?»

Это не имело значения: все, казалось, продолжали уезжать. Солдат добрался до низа лестницы. Франкенмейер крикнул, указывая на сангар: «Давай полтинник! Давай полтинник!»

Джерри раскрыл свою поясную сумку. «Сволочи! Они забрали мои карты памяти!» Он пошарил в джинсах в поисках новых, пока новые патроны с грохотом хлопали по мешкам с песком. 50-калиберный пистолет висела над ним, ствол был направлен в сторону ствола, а ножки треноги располагались над бойницей. Он был бы бесполезен, даже если бы был направлен правильно. Тренога была без опоры; её следовало бы прижать мешками с песком. Если бы они начали стрелять, он бы запрыгал по всему полу и упал с подоконника.

Солдат со сторожевой вышки мчался на всех парах к сангару, опустив голову и держа в руке М16. Её длинные каштановые волосы, собранные в пучок, теперь почти полностью падали ей на лицо и шею. За ней по пятам следовал прыщавый девятнадцатилетний парень. Я отскочил с их пути, когда они, обливаясь потом, ворвались в проход, выбивая из рук Джерри камеру, когда новые очереди ударили по сангару и «Хаммеру». Она закричала на Прыщавого, когда они пытались поднять пятидесятый калибр, одновременно взваливая на плечи оружие. Этого не получится: ремни не были достаточно свободны, чтобы надеть их на шлемы.

Я хотел, чтобы эти двое убрались отсюда. Они махали руками, их стволы стучали друг о друга, когда они возились, и в этом тесном пространстве летало слишком много оружия, готового к бою, на мой взгляд. «Крепко держите оружие, держите полусотню на треноге. Тащите эту хреновину туда!»

В мешки с песком ударило ещё больше пуль, и они, вздрогнув, вытащили тяжёлое оружие – один за ствол, другой за треногу. Они полубежали, полуспотыкались, неся его к берегу реки, а лента с примерно тридцатью патронами волочилась за ними по песку.

Командная рация в сангаре просто взбесилась. Всех завалили. Джерри всё ещё перезаряжал оружие, проклиная парней, которые посмели конфисковать его драгоценные карты.

Я наблюдал, как они монтируют 50-й калибр. Неужели они никогда не стреляли из этой штуки? Они проделали свой обычный трюк с ножками треноги, раскинутыми по стене.

Я повернулся к Джерри, когда в нашу сторону обрушился очередной шквал пуль. Он лежал на боку, камера была направлена на реку, словно оружие.

«Следите за 50-м. Когда этот ублюдок начнёт стрелять, вы получите отличный снимок!»

50

Высоко над нашими головами пронесся поток трассирующих пуль. Время от времени я видел вспышки выстрелов внутри зданий.

50-калиберный пулемет ответил короткими очередями, каждая четвертая трассирующая пуля слегка изгибалась над рекой, оставляя следы на бетоне и уносясь прочь. «Хамви» получил еще пару выстрелов, как и «Сангар». Тот, кто управлял 50-калиберным пулеметом, орал и кричал, и голос был таким высоким, что я не мог понять, мужской он или женский. «Пошёл на хер, пошёл на хер, пошёл на хер!»