Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

У него были более важные заботы. «Я это заслужил. Знаешь, Рене как-то сказала мне, что Будда сказал, что внутри каждого из нас живут две собаки: одна хорошая, другая плохая, которые постоянно дерутся друг с другом. Кто победит, зависит от того, кого накормят».

«Знаешь, тебе не обязательно идти. Все пугаются, когда им есть что терять. У тебя всё ещё есть семья, всё это барахло – у меня же ничего нет. Я отведу тебя обратно в сарай и пойду один».

«Нет…» Он улыбнулся мне так широко, как только мог. «Всё как в старые добрые времена…»

Я взглянул на циферблат. Ещё три с небольшим километра, и мы должны были достичь нашей первой вехи. Мороз усиливался с новой силой: то, что было лёгкой пылью на асфальте, теперь превратилось в более-менее сплошной лёд. Я просто держал третью передачу и надеялся на лучшее.

Я подумал о собаках Рене и понял, что это целая банка консервов «Пал», которую мне не хотелось открывать снова.

91

Салкич сказал, что лесной участок имеет длину чуть более двух километров, и следующим маркером, на который следует обратить внимание, будет противопожарная полоса.

Я взглянул на Джерри, который стоял так близко к вентиляционным отверстиям, что чуть не перекрыл доступ тепла. «Скоро наткнёмся на них, на группу „разбомбленных“ деревьев справа». Мне понравилось описание Салкича.

Я сбавил скорость, и он протёр боковое стекло мокрым рукавом, но это была не просто группа поваленных деревьев, их было множество; некоторые раздробленные стволы достигали пяти-шести футов в высоту, от некоторых остались лишь пни. Салкич ошибся – не все они были взорваны: большинство выглядели так, будто их раздавили танки.

Мы оба заметили обрыв одновременно. Я остановился прямо перед ним, чтобы мы могли осмотреть всё в свете фар. Когда Джерри открыл дверь, повеяло ещё холоднее. Он так замёрз, что вместо того, чтобы идти, поковылял к опушке леса, и я прекрасно понимал, что он чувствует.

Он махнул мне рукой, подпрыгивая, чтобы согреть ноющие конечности. Я переключил передачу на первую и поехал к нему. Узкая прогалина в деревьях точно не была противопожарной полосой; она была достаточно широкой, чтобы проехать на машине.

Джерри вернулся на место, и мы медленно двинулись вперёд. Ощущение было такое, будто мы въезжаем в пещеру. Деревья были всего в нескольких футах по обе стороны от нас, а их крон закрывал звёзды.

Джерри наклонился над приборной панелью и постарался смотреть через лобовое стекло.

Примерно через сотню метров трасса немного расширилась, и фургон задрожал, когда я переключился на вторую передачу. Мороза здесь не было: слишком тесно. Земля была мягкой, и я надеялся, что она не превратится в грязь. «Фольксваген» был далек от членства в клубе внедорожников.

Джерри ещё раз протёр экран. «Где живёт этот чёрт? В шалаше, в домике на дереве или ещё где?»

Я снова проверил приборы. Мы отъехали примерно на тысячу восемьсот метров от дороги. Впереди, примерно на отметке два километра, был перекрёсток с левым поворотом. Проскочив ещё пару выбоин, я наконец-то его выхватил в свете фар.

Я обернулся и посмотрел на силуэт Джерри. «Чёрт его знает, что теперь произойдёт. Нам просто нужно действовать по обстоятельствам».

«Не могу дождаться».

Мы двинулись дальше по тропе.

«Если всё совсем наладится и нам придётся разделиться, встретимся там, где свернули в лес. Ради всего святого, не заходите слишком далеко в лес – там могут быть заминированы. Я сделаю то же самое, посмотрим, сможем ли мы соединиться. Если этого не произойдёт через шесть часов, мы останемся одни».

Джерри медленно кивнул. «В пещере я никогда не думал, что зайду так далеко, чувак. Я до сих пор обделываюсь».

Я покопался в том, что осталось от кармана моего ПВХ-пальто. «У тебя ещё остались магазины для пистолета?»

Он кивнул, когда я передал ему «Дэу». «Раз уж твой старый приятель Усама, очевидно, показал тебе, как пользоваться этой хреновиной».

Указания Салкича были точны. Через шестьсот метров путь преградили два гигантских деревянных ежа. «Внимание, мы начинаем!»

Когда мы подошли ближе, Джерри раскинул обе руки на приборной панели. Отличный ход. Мы хотели, чтобы они были на виду у всех нервных людей с оружием.

Я выполнил все инструкции Салкича с точностью до буквы: остановился, оставил включенными фары и работающий двигатель.

Два ежа были проложены так, чтобы образовать шикану, которая как раз должна была проскочить между ними. Впереди я ничего не видел, только трасса, которая немного уходила вперёд и исчезала в темноте.

Джерри уставился в пустоту. «Что теперь?»

«Как он и сказал. Мы ждём».

Я начал опускать стекло. Не успел я проехать и половины пути, как в лесу слева от меня что-то шевельнулось. Мощный луч фонаря ударил мне в лицо сбоку. Я продолжал держать руки на руле и смотреть прямо перед собой.

«Рамзи?»

«Нет Рамзи. Ник Стоун».

К голосу из деревьев тут же присоединились другие, бормоча что-то непонятное. Я чувствовал, как двигатель урчит через руль, и старался не отрывать от него руки.

Из леса вышла группа мужчин. Они были одеты в разномастную форму: американские армейские куртки, немецкие парки, высокие кожаные сапоги, разнообразные меховые шапки. У каждого из них был автомат.

Обе двери распахнулись. Нас вытащили из сидений и подвели к передней части машины, откуда они могли хорошо рассмотреть нас в свете фар. Но мы не чувствовали себя пленниками: нас скорее контролировали, чем тащили.

Я держала руки прямо, словно распятая, и начала дрожать от холода, когда они сняли с меня поясную сумку и обхватили меня руками. Я видела, как из «Фольксвагена» вытащили мой АК. Какой-то голос продолжал говорить со мной на сербско-хорватском, но я поняла только одно слово: «Рамзи».

Я изо всех сил пытался объяснить: «Больница! Бум! Бах! Доктор». Я понятия не имел, о чём, по их мнению, я говорю, но не хотел рисковать и делать резкие движения, чтобы прояснить ситуацию.

У Джерри отобрали пистолет, магазины и поясную сумку. Мои руки прижали к бокам, и тот, кто это сделал, словно хотел сказать мне «расслабься». Теперь они сдерживали, а не контролировали.

Их было четверо. Все они были намного старше Салкича, скорее из поколения Насира. Они были достаточно взрослыми, чтобы пройти войну, и это было заметно. У пары были шрамы на лицах, а взгляд говорил о том, что они видели и делали то, о чём не стоило говорить. Мне было интересно, не отсутствовали ли у кого-нибудь пальцы.

Их оружие было явно хорошо смазано и ухожено: несколько автоматов АК и несколько винтовок Heckler & Koch G3, 7,62-мм штурмовая винтовка с магазином на двадцать патронов.

У одного из них, который, казалось, командовал всем, были пышные кудрявые волосы, ниспадавшие далеко на плечи из-под русской меховой шапки. Где-то в толстой овчинной перчатке потрескивал «Моторола». Раздался какой-то короткий разговор, периодически появлялись «Рамзи» и «Ник Стоун». В конце концов он передал его мне и указал на пресс.

«Алло? Вы Ник Стоун?» Голос был мужской, образованный, авторитетный.

Я нажал на кнопку. «Да. Со мной ещё кое-кто, Джерал аль-Хади. Фотограф». Мне показалось, что будет лучше, если рядом будет мусульманин.

«Где Рамзи?»

Разве они не знали, что произошло?

«Он жив. Бензил тоже. Они вернулись в город».

Я вкратце рассказал, что произошло в пещере.

«Подождите одну минуту, пожалуйста, подождите».

Я надеялась, что температура не будет намного выше. Я замерзла.

Я вернул рацию перчатке и просто стоял, холод пробирал до костей. Словно снова оказался в овечьей норе. Я топнул ногами, и Джерри тоже. Тот, кто был на другом конце провода, хрипло произнёс что-то на одного из членов команды, который исчез, когда длинноволосый предложил нам обоим сигарету. Я никогда в жизни не курил, но меня почти подмывало, просто чтобы сложить руки вокруг спички.

Нам принесли две зелёные немецкие парки, и никому из нас не нужно было повторять дважды, чтобы мы надели их и натянули капюшоны. Эти ребята знали, что такое мокрые, мёрзлые и голодные, и желали своим врагам только этого. Значит, они отберут их до рассвета.

Мы простояли там ещё минут десять, прежде чем «Моторола» снова завелась, а затем нас запихнули в кузов «Фольксвагена», рядом с запасным дизелем. Я оказался прав, там было гораздо теплее. Длинноволосый сел за руль и провёл нас через шикану.

Некоторое время дорога шла прямо, затем повернула направо и привела к грязно-белой стене высотой около трёх метров. В ней была арка, перекрытая двумя тяжёлыми деревянными дверями кареты, которые открывались внутрь по мере нашего приближения.

92

Фургон резко остановился. Длинноволосый выскочил и распахнул боковую дверь. По ту сторону арки блеснул свет, и появился невысокий мужчина в длинном чёрном пальто, меховой шапке и овчинных сапогах, сжимая в руке масляную лампу. Это был Нуханович. Хотя его лицо было почти полностью скрыто воротником и шапкой, я заметил, что он сбрил бороду. Впрочем, это не имело особого значения: он всё равно производил впечатление чьего-то любимого дядюшки.

«Пожалуйста, входите».

Глаза у него были блестящие и пронзительно умные. Уголки губ приподнялись в полуулыбке, но я не был уверен, кому она адресована: мне и Джерри или его длинноволосому приятелю, который проводил нас внутрь, а затем снова повернул «Фольксваген» к контрольно-пропускному пункту.

Мы последовали за Нухановичем в мощёный двор. Он доходил мне только до подбородка, но сомнений не было, кто здесь главный.

«У меня есть для тебя сухая одежда и горячая вода. Как только ты устроишься, мы поедим и поговорим». Он говорил медленно, с сильным акцентом, но на безупречном английском, тщательно выбирая каждое слово.

Прямо перед нами стояло длинное одноэтажное здание с верандой, тянувшейся по всей его длине. Внутри было темно.

Он повёл нас налево, вдоль стены, туда, где к ней примыкало другое, более высокое здание, образуя замкнутый двор. Мы последовали за ним, держа в руках масляную лампу, по очень старой и скрипучей наружной деревянной лестнице на веранду второго этажа. Тёплый свет сиял за синими стеклянными панелями в двери слева от нас.

Он открыл дверь и пропустил нас. Мы замешкались, снимая ботинки, прежде чем переступить порог.

«Пожалуйста, не нужно, просто заходите». Нуханович внимательно посмотрел на лицо Джерри. «Эту рану нужно промыть».

Комната, размером примерно четыре на пять метров, отапливалась пылающим огнём. У стены были сложены дрова, а воздух был насыщен ароматами и древесным дымом.

Наши тени мелькали на стенах. Единственным источником света была масляная лампа в углу, а в маленьком латунном подносе над пламенем медленно кипело лавандовое масло. Самым приятным зрелищем были дымящиеся напитки, стоявшие на двух латунных подносах у решётки. Я направился прямо к ним.

Джерри присоединился ко мне, пытаясь разогнать кровь перед огнём. Над ним в глиняном баке, украшенном инкрустацией из цветного стекла, кипела горячая вода.

Нуханович остался у двери. «Вода должна быть достаточно горячей, чтобы вы могли принять душ. Пожалуйста, переоденьтесь, устройтесь поудобнее, и мы поговорим». Он повернулся, чтобы уйти.

«Я Ник», – я махнул рукой. «Это Джерри».

Полуулыбка вернулась. «А я – Хасан».

Он закрыл за собой дверь.

Джерри не потребовалось второго приглашения. Он повернул маленький латунный краник внизу бака, и горячая вода хлынула в большой глиняный кувшин под ним. Я разлил заварку. Я был рад, что это был чай, а не эта арабская кофейная дрянь, хотя я бы предпочёл что угодно, даже чуть тёплое. Я бросил туда горсть кусочков кристаллизованного коричневого сахара. Стекло обожгло мне пальцы и губы, когда я начал пить.

Джерри наполнил кувшин и начал раздеваться перед камином. Я скинул ботинки, снова наполнил стакан и огляделся. Две стороны комнаты занимали длинные зоны отдыха, заваленные подушками. Нам приготовили немного простой одежды. На грязно-белых оштукатуренных стенах не было никаких украшений.

Решётчатая деревянная дверь напротив камина вела в туалет – простую будку с дырой, рядом с которой стояли таз и полотенце. Никаких электрических розеток или других приспособлений я не увидел. Словно мы перенеслись на двести лет назад.

Джерри сорвал с себя всю свою экипировку и был занят тем, что набирал холодную воду из бочки во второй кувшин. Он явно разбирался в сантехнике девятнадцатого века. Он отцепил цепь, которая держала богато украшенное латунное ведро над каменным поддоном душа слева от огня. Пропуская её сквозь руки, пока ведро не коснулось поддона, он подливал воду из каждого кувшина, пока температура не удовлетворила его.

Я осторожно приоткрыл синюю стеклянную дверь, чтобы выглянуть наружу. Терракотовые крыши были покрыты инеем. Над ними в чёрном как смоль небе сияли миллионы звёзд.

Другая сторона комплекса была погружена в полную темноту. Ребята, сидевшие на стойке, должно быть, замерзли. Я различил очертания другого здания за одноэтажным, где, вероятно, жила семья. Это было типичное мусульманское жилище. Посетителей держали здесь. Если они приезжали по делам, им разрешалось находиться на первом этаже. Второй этаж предназначался для гостей семьи, так как они могли видеть внутренний дворик, разделяющий две зоны. Разве нам не повезло?

Эти места были полностью окружены толстыми стенами, и попасть туда или выбраться оттуда было настоящим кошмаром. Они даже позаботились о том, чтобы лесная полоса находилась на приличном расстоянии от стен, чтобы предотвратить восхождения.

Я заметил движение во дворе для гостей. Под верандой стояло несколько тел. Верно; я бы тоже не спускал с нас глаз. Наверное, они уже были там, когда мы вошли.

Нам нужно было привести себя в порядок, чтобы бегать по лесу после высадки Нухановича. Нам нужно было согреться, обсохнуть и поесть.

Джерри ахнул. Я не мог понять, то ли вода была слишком горячей, то ли слишком холодной, то ли ему просто не нравилось, что она обдаёт мои раздробленные части. Я закрыл дверь, подошёл к душу и встал рядом с ним. Горячая вода брызнула мне на лицо и впиталась в одежду. Было здорово.

Я прошептал ему на ухо: «Даже если электричества не будет, в комнате всё равно могут быть подслушивающие устройства, понятно?»

Он кивнул.

Я отошла к огню, пока он выключал воду, прежде чем намылиться. Я закончила смешивать воду, пока Джерри снова плескался в душе, и сняла с себя одежду.

Не прошло и двадцати минут, как мы оба были одеты в мешковатые хлопковые брюки, белые футболки, тонкие стеганые куртки и турецкие тапочки. Мы допили кофе, пока наша одежда медленно парила у огня.

Запах теперь напоминал мне о сушилках в тренировочном лагере. После тренировки, после нескольких дней в сырости, в девяти случаях из десяти обогреватели не работали, и приходилось носить всё ту же мокрую одежду, пока она не высохнет. Когда же она высохнет, мы все будем как свиньи в дерьме, но никакое лавандовое масло не смогло бы сбить вонь, остававшуюся после нашей экипировки.

Пока я сидела у огня, щетина на щеке царапала руку, мои глаза начали слипаться. Сушильные комнаты напоминали мне о Полку, потом о Дэнни Конноре и Робе. Я резко распахнула их и посмотрела на «Бэби-Джи». Было чуть больше десяти. «Бэби-Джи» напоминало мне о Келли, а та – о Зине.

Я пытался смотреть, как Джерри промокает полотенцем свой шершавый нос, но веки мои действовали по собственной воле. Может, я задремал.

В дверь постучали, не знаю, сколько времени прошло. Джерри вскочил и открыл. Нуханович на этот раз остался снаружи, его лампа отбрасывала тени на лестничную площадку. Возможно, ему не понравился запах. «Вам понадобятся пальто».

Я начал надевать поверх выданной нам одежды свой комплект, теперь уже просто влажный, а не промокший насквозь. Я решил взять всё, кроме мешков и ПВХ-спасателя. Кто знает, чем закончится эта пирушка с едой и разговорами?

Нуханович ничего не сказал, пока Джерри следовал моему примеру, лишь наблюдая с лёгким весельем. Мы сняли парки, застёгивая их как можно туже. Когда мы спускались за ним по лестнице, он объяснил планировку дома, словно мы только что пришли на званый ужин. «Её построил очень богатый турецкий торговец в шестнадцатом веке. С тех пор она почти не изменилась».

Я никого не видел под верандой, пока мы шли через двор для посетителей к дверному проему, где сходились два здания, но я знал, что они где-то там, в темноте.

Внутри его масляная лампа освещала широкий каменный проход, а его голос эхом разносился по всему дому, пока он читал свою предобеденную вафлю. «Говорят, жена торговца была так красива, что он не хотел, чтобы её кто-то видел, поэтому он построил этот дом в глуши. Видите ли, он был ревнив. Но этого было мало, поэтому он ещё и посадил лес, чтобы даже дом никто не видел».

«Вот почему ты здесь живешь?»

Он посмотрел на меня со странной полуулыбкой. «Я живу ради работы, Ник. Мне не повезло с красивой женой…»

Дверь в конце коридора выходила в семейный двор. Здание напротив нас было обнесено слева и справа внешними стенами. В центре того, что справа, находились двери кареты. Мы последовали за ним по булыжной мостовой мимо ещё одной тяжёлой двери. Впереди за окном горел свет.

«Но я кочевник, Ник. Я нигде не живу. Я переезжаю с места на место. Скрытность – моё главное оружие, как и для агрессоров, которые избегают правосудия за свои военные преступления. Кажется, у меня есть что-то общее с моим старым врагом, не так ли?»

Мой взгляд был прикован к свету из окна. Мы вышли на деревянную веранду, и он открыл дверь; на этот раз он жестом велел нам оставить обувь снаружи. Порог был высотой в два фута. «Берегите пальцы ног». Он немного опустил лампу. «Они предназначены для того, чтобы маленькие дети не выходили из комнаты, но взрослые на них натирают ноги».

Мы находились в большой квадратной комнате. От пары масляных ламп в каждом из дальних углов исходил ароматный аромат. Здесь также вдоль двух стен тянулись низкие скамейки. В центре третьей пылал огонь.

В центре покрытого ковром пола нас ждали три большие подушки, разложенные вокруг большого латунного подноса, на котором стояли кофейник, стаканы и среднего размера коричневый бумажный пакет.

93

Мы все сняли пальто и повесили их на крючки слева от двери. Он был одет в простую чёрную униформу, чёрные брюки и носки. Мои носки высохли, как картон; скоро они нагреются и начнут вонять.

Эта комната тоже была очень простой, украшенной лишь несколькими стихами из Корана в рамках. Света двух масляных ламп было достаточно, чтобы увидеть, что кожа Нуханович, хотя и не была полупрозрачной, как у Бензила, была почти неестественно чистой и без морщин.

Верхняя панель двери слева от нас представляла собой декоративную резную решётку. Из-за неё до нас доносилось звяканье кастрюль и добродушное бормотание работающих; более того, мы чувствовали запах еды.

Нуханович протянул Джерри костлявую руку. «Добро пожаловать».

Затем он сделал ещё один шаг вперёд и тоже пожал мне руку. Его рукопожатие не было крепким, но было совершенно очевидно, что, как и у Бензила, его сила была в голове; больше она ему не нужна. При этом свете и вблизи его тёмно-карие глаза смотрели ещё пронзительнее. Они не блуждали, а смотрели туда, куда хотели, и оставались там, пока не насмотрятся.

«Ник, Джерри, пожалуйста…» Он указал на подушки. «Добро пожаловать». У него были свои зубы, но ни одни из них не были настолько белыми от природы.

Мы с Джерри сидели, скрестив ноги, спиной к двери. Он взял подушку напротив, бумажный пакет слева, кофе справа и начал разливать ароматный напиток, держа носик прямо у стакана, а затем резко поднимая его. Словно наблюдал за каким-то церемониальным ритуалом.

Я приняла бокал. Его руки были всё так же идеально ухожены, как на фотографии «Мама четника».

Вкус кофе оказался таким же, как и его запах, поэтому я добавил еще пару кусочков кристаллизованного коричневого сахара.

Нуханович передал стакан Джерри и ещё раз с сочувствием взглянул на его израненное лицо. «Это было насыщенное событиями время для вас обоих. Мои люди узнают, что случилось с Рамзи и Бензилом. Уверен, Насир обо всём позаботился; обычно он так и делает».

Он пристально посмотрел на каждого из нас, не отрывая взгляда. «Но, пожалуйста, расскажите мне ещё раз, подробнее, о событиях, которые вас постигают».

За следующие десять минут он лишь раз оторвал взгляд от моего лица, чтобы налить себе и Джерри ещё кофе. Я выдал ему отредактированную версию того, зачем мы поехали в Багдад, как встретились с Бензилом, увидели Эспаньолку и что привело нас сюда: Джерри – за фотографию, а меня – потому что Нухановичу показалось интересным, что я был на цементном заводе.

Он мягко покачал головой и, наливая Джерри, слушал. Я оставил свой стакан на треть полным. Как только он опустеет, хозяин обязан предложить добавку, а с меня было достаточно. Мне удавалось избегать этой парфюмерной дряни всё это время, и я не собирался поддаваться ей сейчас.

Я не хотел больше тратить время на разговоры о пустяках. Я не знал, сколько их у нас. «Наши паспорта, телефон, деньги… Вернём ли мы их?» – улыбнулся я. «Одно из проклятий Запада. Без них мы чувствуем себя голыми».

Он аккуратно поставил стакан на поднос перед собой и опустил руки на колени. «Конечно. Когда уйдёте. И, конечно, вы можете уйти, когда пожелаете». Уверен, Рамзи объяснил, что мы не делаем здесь ничего, что могло бы помочь нашим врагам выследить нас. Мы не используем электронику, телевизоры, телефоны, спутниковые технологии. Никаких устройств, способных сбросить бомбу мне на голову». Он помолчал, и, казалось, приберегал свою лёгкую полуулыбку лично для меня. «Ты понимаешь моё беспокойство, Ник, я уверен».

Я улыбнулась в ответ, когда он поднял свой стакан.

«Мои люди недовольны тем, что я хотел встретиться с вами. Они думают, что вы можете прийти сюда, чтобы убить меня». Он с благодарностью отпил и окинул нас обоих взглядом. «Я сказал им, что если на то воля Божья, то так тому и быть. Но дело в том, что я хочу поговорить с вами».

Он поставил стакан, но не отрывал от меня взгляда. Неужели это правда? Неужели я пришёл убить его? Если я отведу взгляд, его подозрения подтвердятся. «Но давайте поедим и поговорим немного. Уверен, вы голодны после долгого и полного событий путешествия».

Он слегка наклонил голову набок. «А ты, Джерри… Почему ты хочешь меня сфотографировать?»

Джерри тоже посмотрел на него прямо. «Чтобы помочь мне и тебе. Чтобы помочь мне выиграть Пулитцеровскую премию и помочь тебе попасть на обложку журнала Time. Я подумал, может быть, тебе это понравится». Он говорил так, словно обращался к королевской особе.

Нуханович изогнул бровь. «Каким образом?»

Джерри устало улыбнулся. «У меня больше нет фотоаппарата, так что это чисто теоретически».

Боковая дверь открылась, и вошли двое мужчин с набором мисок, которые они выставили на поднос между нами. Я мельком увидел ещё двоих, стоявших снаружи с автоматами Калашникова, которые гораздо больше внимания уделяли нам, чем тому, что происходило на кухне. Мы ни за что не смогли бы сбить этого человека и скрыться.

В мисках лежал горячий рис, изюм, мясо, нарезанный лук и столько питы, что хватило бы на целую армию. Нам предложили вилки, но мы вежливо отказались.

Когда дверь снова закрылась, Нуханович жестом пригласил нас поесть. Я оторвал правой рукой кусок питы и зачерпнул ею мясной сок. Без сомнения, двое бойцов АК теперь стояли, прижавшись лицами к решётке, на случай, если я попытаюсь засунуть ему питу в глотку и задушить.

Дверь открылась, и официанты вернулись со стаканами апельсинового сока, латунным тазом, кувшином и полотенцами для рук. Парни из АК не сдвинулись ни на дюйм.

Дверь снова закрылась.

«Хасан?»

Он поднял взгляд и улыбнулся, и я понадеялся, что с моего подбородка не капает подливка. «Меня беспокоит то, что нас могут убить, потому что мы знаем, где ты».

Он взглянул на дверь и на этот раз одарил нас широкой улыбкой.

«Они просто для моей безопасности. Я не убиваю людей». Он отпил кофе. «Кроме того, вы знали, как сюда попасть, и всё же не пытались меня скомпрометировать. Я рад, что мы доверяем друг другу».

Он снова улыбнулся, но на секунду задержал наш взгляд, прежде чем продолжить: «Когда мы обсудим определённые вещи, вы вернётесь в Сараево».

Он положил кусок хлеба в рот и протянул Джерри бумажный пакет. «Джерри, я с тобой согласен. Думаю, появление на обложке Time помогло бы мне в работе».

Джерри заглянул внутрь и достал две одноразовые камеры из картона и пластика, такие, какими можно увидеть на девичниках.

Будто что-то переключилось. Джерри вдруг переключился в режим Пулитцера. «Здесь недостаточно света. Можно ли его улучшить?»

Нуханович медленно кивнул, глядя на декоративную решётку. «Уверен, что сможем».

Джерри сорвал целлофановую обертку с первой камеры, пока осматривал комнату на предмет углов освещения или как там обычно делают фотографы.

Нуханович продолжал есть, но я чувствовал, как его взгляд сверлит меня. Дверь открылась, и двое парней снова вошли, держа в руках по масляной лампе. Джерри показал им, где именно они должны были расположиться, затем поправил их на пару сантиметров для идеального результата, пока парни подбрасывали дрова в огонь и уходили. Парни из АК всё ещё смотрели на нас с другой стороны двери.

Джерри закрутил первую экспозицию на место. «Не против, если я подвигаюсь и попробую разные ракурсы?»

Нуханович не поднял глаз, просто кивнул и доел. Затем, пока Джерри снова начал корректировать положение ламп и заниматься фотографией, он наклонился ко мне, уперев локти в бёдра. «Ник, я тоже хочу поговорить о том, что произошло на цементном заводе. Но сначала, пожалуйста, расскажи мне, почему ты там был? И что именно ты видел?»

94

Луч фонарика метался по комнате, пока я рассказывал ему всё, кроме настоящей причины своего появления. Вместо этого он услышал версию о том, что я украл фотоаппарат и мне пришлось его спрятать, когда я увидел приближающиеся грузовики.

Джерри делал кадр за кадром, и каждый раз камера визжала, как маленький реактивный двигатель.

Я разговаривал с Нухановичем по всей хронологии событий, с того момента, как увидел приближающиеся машины, до момента, когда он поругался с Младичем. «Там была группа девушек, которых задержали после того, как вы ушли…»

Его взгляд не отрывался от моих глаз.

«Их систематически насиловали. Одна из них выбросилась из окна третьего этажа».

Я ждал подтверждения, но пока не мог его получить. Он опустил взгляд и уставился на рис. Он взял несколько зерен в пальцы и скатал их в шарик. Джерри всё ещё жужжал вокруг нас, словно рабочая пчёлка, выполняющая свою миссию.

«Грозно позже я узнала, что одну из них звали Зина. Ей было всего пятнадцать. После того, как другая девушка спрыгнула и они стащили её с повозки Младича, Зина бросилась бежать к опушке леса, где я пряталась».

Он смотрел, как рисовый шарик едет ко рту.

Сербы просто рассмеялись. Некоторые из них так смеялись, что им было трудно попасть в цель. Увидев меня, она выглядела растерянной. Она остановилась, оглянулась на сербов, а затем снова повернулась. Я до сих пор помню выражение её лица. В тот момент она получила пулю в спину.

«Она упала прямо передо мной. Так близко, что я почувствовал брызги грязи. Она ползла ко мне, умоляя глазами. И я ничего не сделал, чтобы помочь ей, когда она умирала. Я никогда не забуду её глаза…»

Я отломила кусок хлеба и взяла ещё один кусок мяса. «Долгое время я лежала без сна по ночам, гадая, чем бы она сейчас занималась, если бы была жива. Может быть, стала бы матерью, может быть, моделью. Она была красивым ребёнком».

Нуханович медленно поднял взгляд, сглотнув. Джерри нажал кнопку спуска затвора, и вспышка заставила его заморгать. На мгновение он выглядел удивлённым.

«Это очень трогательная история, Ник, но она меня немного сбивает с толку. Честно говоря, я был в замешательстве с того момента, как Рамзи рассказал мне о тебе.

«Я задался вопросом: зачем западному человеку понадобилось находиться в этой части Боснии именно в тот день? Он мог быть только журналистом, солдатом или шпионом. Я был заинтригован. Отсюда и моё приглашение».

«И я всё ещё заинтригован. Вы говорите, что были репортёром, но я никогда не видел репортажей о том, что Младич убил мусульман в тот день. Почему? Никто в этой сфере не преминул бы воспользоваться такой историей. Она бы попала в заголовки мировых СМИ».

«Но нет… никакой истории. Думаю, это потому, что ты не репортёр, Ник. Значит, ты был там солдатом или шпионом. Но не будем ходить вокруг да около: разница между этими двумя понятиями несущественна». Он не отрывал от меня глаз. «Удовлетвори моё любопытство, Ник. Зачем ты на самом деле там был?»

Чёрт возьми, почему бы и нет? В любом случае, если бы я хотел от него большего, мне пришлось бы торговаться.

Я рассказал ему, почему я там был: как я просто лежал в укрытии, ожидая, когда «Пейвэй» обрушится на Младича. «Я чувствовал огромную вину за то, что не сообщил об этом раньше. Меня преследовала мысль, что я мог бы предотвратить убийство. В последнее время я даже думал, что разговор с тобой об этом мог бы мне помочь. Ты был там, может быть, ты бы понял».

Лицо Нухановича нахмурилось. «Младич?» Он кивнул, словно пытаясь найти ответ на собственный вопрос. «Младич… но ему позволили сбежать».

Я не хотел говорить о чёртовом Младиче. «Кто-то объяснил мне, что мне не нужно прощение. Я сделал то, что считал правильным в тот момент…»

Нуханович пристально посмотрел на меня, поджав губы. «Я согласен с вашим другом. Он очень мудр». Затем он добавил без тени улыбки: «Он явно не серб».

Я поднесла ко рту стакан апельсинового сока и сделала глоток. Пора поднять ставки. «Меня тоже кое-что смущает. Почему всех девушек оставили, когда все остальные ушли? И почему некоторых из них Младич оставил после того, как ты сам ушёл? Ты знала об этом?»

«Конечно, я так и сделал». Он казался рассерженным, но на что или на кого, я так и не понял. «Спор с Младичем был из-за того, что он хотел, чтобы я заплатил оговоренную цену за молодых женщин, но оставил что-то его людям. Мы спорили о цене, а не о жизнях. Он – животное. И всё же ему позволили жить».

«Ты подкупил девушек у Младича?»

«Нападение на вас вчера вечером было связано не с идеологией, а только с деньгами. Сербы – конкуренты на рынке, который мы обслуживаем».

«Эти девушки были деловыми?»

«Я не извиняюсь за это. То, что вы видели, было связано не только с покупкой этих молодых женщин, но и со спасением остальных. Их матерей, их братьев. Это всегда было частью каждой сделки. Высокие цены, которые я заплатил сербам, отражали это. Вас это отвращает?»