Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

«Как он собирается это сделать?»

«Он тебе расскажет. Если вы понравитесь друг другу, можешь вернуться с нами. Мы даже заберём Джерри у тебя из рук, подбросим его в Турцию. Интересно?»

Конечно, я был прав: если что-то было хорошо для Роба, то это было хорошо и для меня. К тому же, трава всегда зеленее, только вот травы не было. Я сделал глоток чёрной жидкости. «Может быть».

Он улыбнулся. Возможно, он хотел, чтобы рядом с ним работал кто-то знакомый. Возможно, он хотел излечить меня от кока-колы. «Мы выезжаем минут через пятнадцать. Я разгружу машину, а потом заберу своего человека. Помни, Ник, я за тебя поручился, так что не облажайся. Просто послушай, что он скажет».

Роб дал мне ключ и направился к дверям. Я поднялся наверх. Дверь на балкон была открыта. Джерри лежал на полу.

«Какого хрена ты там делаешь?»

«Просто тестирую камеру, делаю несколько снимков при слабом освещении».

Я посмотрел вниз. Роб наполовину зарылся под помятый, покрытый пылью синий BMW 3 серии с поднятым капотом, проверяя наличие каких-либо устройств.

«Зачем вы звоните в округ Колумбия?»

'Что?'

«Я же просил тебя больше этим не пользоваться. Ты же знаешь, что может случиться».

«Знаю, извини, но я решил позвонить в последний раз. Узнать, есть ли у него что-нибудь».

'И?'

«Нет, ничего». Он встал и взял бутылку с подноса. «Жизнь здесь – это постоянный цикл: горячие напитки сменяются холодными, не так ли?»

«Ты передашь ему, что от тебя больше не будет звонков?»

Он кивнул, когда я закрыла балконные двери. Его кадык двигался вверх-вниз, пока жидкость в него попадала.

Мы сели, я сделал пару глотков и ввёл Джерри в курс дела: «Роб согласовал это со своим боссом. Мы можем остаться».

«Ты знаешь его имя?»

«Не спрашивал. Слушай, я скоро снова увижу Роба внизу. Возможно, я пойду с ними на встречу с кем-то – похоже, это друг моего друга».

Джерри встал и направился к своей сумке.

«Только я, приятель. Он так хочет».

В одной руке он держал поясную сумку, а в другой – камеру. «Я должен быть там, Ник».

«Эй, мы прячемся от грёбаной армии США, помнишь? Мы не можем снова связаться с твоим источником, и нам конец без Роба. Давайте задержимся здесь и посмотрим, смогут ли эти ребята его найти. Если да, тогда и поговорим с ними о фотографии».

«А если нет?»

«А потом ты не понимаешь, и мы все идём домой. Всё просто».

Для меня всё стало не так просто, и я понял это ещё в тот момент, когда начал рассказывать Робу о том дне на цементном заводе. Мне очень хотелось познакомиться с этим парнем. Я не знал, что скажу, если встречу его, но это не имело значения. Я что-нибудь придумаю.

Я взял свои солнцезащитные очки с журнального столика и протёр их полой рубашки. Джерри всё ещё выглядел злым. «Слушай, какая разница?» – сказал я. «Главное, чтобы результат был правильным».

«А что, если ты доберешься до него сегодня вечером? Я должен быть там».

Я пожал плечами и захлопнул стеклянную дверь. «Джерри, это не обсуждается. Оставайся здесь, не выходи на улицу, не показывайся на глаза. Мы же должны были уехать в Турцию, помнишь?»

«Ладно, ладно». Он на самом деле не слушал.

Я вышла из комнаты, убедилась, что моя поясная сумка надёжно закреплена, и пошла по лестнице. Baby-G сказал, что сейчас 17:46.

57

Я видел его лишь мельком, но сразу узнал этого узбека – кажется, так их называли. Он сидел в вестибюле и читал вафлю на моей пустой банке из-под колы. Может, он был футбольным болельщиком.

Увидев меня, он встал и улыбнулся. Увидев Нухановича крупным планом в фильме «Мама четников», а теперь, присмотревшись к этому человеку внимательнее, чем в самолёте, я понял, что они работали в одной бригаде. Он был невысокого роста, ростом примерно 180 см, и ему не помешал бы ужин из рыбы с картошкой фри. На нём был чёрный льняной костюм, белая рубашка и синий кевлар, а грудь прикрывала керамическая пластина. Удивительно, как он вообще мог выдерживать такой вес.

Я подошел и пожал маленькую костлявую руку. «Здравствуйте, меня зовут Ник».

Его зубы идеально смотрелись за широкой улыбкой, глаза были зелёными и ясными. Вблизи его кожа была почти прозрачной; ни единой морщинки. Трудно было определить, сколько ему лет. «Знаю». Всё ещё улыбаясь, он указал на главный вход. «Пойдём?» Его акцент напоминал акцент диктора новостей BBC 1950-х годов.

Когда мы вышли в жару, я увидел «БМВ» с Робом за рулём, его глаза были прикрыты солнцезащитными очками. Мы оба надели солнцезащитные очки. Окна были подняты; я надеялся, что это значит, что в салоне работает кондиционер.

Узбек открыл заднюю дверь и пропустил меня внутрь. Меня обдало прохладным воздухом. Я поднял взгляд прямо перед тем, как моя голова скрылась под крышей, и увидел, что балконные двери снова открыты. На мгновение вспыхнул свет. Джерри был на балконе. Он был профессионалом, понимал опасность, и меня бесило, что он не выполняет приказы.

Босс Роба сел рядом со мной и закрыл дверь. Полуавтоматический пистолет Роба был заткнут под правое бедро. Бронежилета на нём не было. Я видел его перед собой, засунутым в нишу для ног правого пассажира вместе с АК. Возможно, он пытался немного слиться с окружающим миром, пока мы ехали, – хотя это и не сработало бы, если бы он не успел как следует загореть до того, как мы выедем на главную дорогу.

Мне придётся крепко обнять Джерри, когда я вернусь. Насколько я понимал, я мог оказаться на одной из его фотографий, и мне это не нравилось. Никогда раньше не нравилось. Мне даже не нравилось показывать паспорт на иммиграционном контроле.

58

Скучающий местный житель поднял перекладину эшафота, служившую заграждением. Двое австралийских пехотинцев в тени дерева выглядели столь же равнодушными.

Ни слова не прозвучало, пока мы не добрались до главного входа, где нам пришлось ждать колонну танков и бронетехники. Один из танков выглядел так, будто его совсем недавно атаковали. Борт, обращённый к нам, был обожжён до самой башни. «Бергены» и другое снаряжение, прикреплённое снаружи, сгорели дотла, а весь пластик расплавился и прилип к стали.

«Меня зовут Бензил», – сказал он спокойно и тихо.

Я вежливо улыбнулся.

«Пока мы все ждали рейса из Аммана – разве это не ожидание? – Роберт рассказал мне несколько довольно забавных историй из твоей юности в армии». Он наклонился вперёд и похлопал его по плечу. «Правда, Роберт?»

Роб кивнул и улыбнулся в зеркало заднего вида, когда мы повернули направо, чтобы влиться в основной поток. Даже несмотря на пыль, покрывавшую окна, кучка местных жителей невольно оглянулась. Три белых в машине – зрелище не из будней. Неважно, белый ты, чёрный, коричневый или жёлтый, если ты там, где тебе не место, всегда найдётся кто-то, кому интересно, что ты, чёрт возьми, задумал.

Голова Бензила была повернута ко мне, но я не мог разглядеть, куда направлены его глаза за его очками. Обмен любезностями закончен, и он готов перейти к делу. «Роберт объяснил вам ситуацию в нашей стране и то, что мы, как и вы, здесь, чтобы найти господина Нухановича. А теперь я хотел бы рассказать вам остальную часть нашей истории, включая то, какое место в ней занимают господин Нуханович и вы, если хотите. Надеюсь, вы найдете это поучительным, так что, пожалуйста, не сочтите меня снисходительным».

Я подал правильные знаки.

«Спасибо». Он поправил куртку и бронежилет. «Сейчас опасные времена, Ник. То, что происходит сегодня в Ираке, может быть лишь началом эпидемии, которая распространится далеко за пределы Ближнего Востока. Включая мою собственную страну».

Машина замедлила ход, а затем и вовсе остановилась в пробке. Раздались гудки, водители закричали. Девочка лет шести-семи, вся в пыли, шла между такими же запылёнными машинами, умоляя о помощи. Даже в такой чокнутой стране люди всё же умудрились передать ей несколько фотографий Саддама, указывающего на что-то.

Бензил повернул голову и наблюдал, как ребенок идет вдоль колонны машин.

«Вы мусульманин?»

Он улыбнулся, не отрывая взгляда от нищего. «В душе». Он глубоко вздохнул, оглядывая окружавший нас хаос. «Я еврей». Неудивительно, что он здесь не привлекал к себе внимания. Я отбросил мимолетную мысль, что он мог быть братом Нухановича.

«Большинство в моей стране – мусульмане, но их притесняют. Нас всех притесняют», – Бензил повернулся ко мне и опустил ноги. «И, как всегда в таких случаях, страдают простые люди. Спросите Роберта, он знает, что это правда».

Он снова поймал мой взгляд в зеркале заднего вида. «Пока что это просто боевики, которые злятся и пытаются что-то с этим сделать».

Бензил печально улыбнулся. «На прошлой неделе мы пережили самое страшное насилие за всю нашу короткую историю независимого государства. Между полицией и боевиками шли многочасовые перестрелки. Более сорока человек погибли в результате взрывов». Он печально покачал головой. «Ужасающая нищета в сочетании с полным отсутствием солидарности порождает социальный вакуум, – сказал он, – и именно этот вакуум заполняет воинствующий ислам. Если так пойдет и дальше, в один прекрасный день обычные люди просто возьмутся за оружие и сойдут с ума. Вот тут-то и появляется господин Нуханович. Он остановит это».

«Вы надеетесь, что он сможет повторить то, чего, как я слышал, он добился в Боснии?»

Бензил развел руками. «Почему бы и нет? После той войны политические партии всё ещё пытались разыграть те же старые карты ненависти, но, во многом благодаря господину Нухановичу, люди всех вероисповеданий усвоили, что единственное стабильное будущее страны – в единстве. Многие влиятельные люди ненавидят его за это, но им пришлось приспосабливаться. Мы были там и видели это собственными глазами, не так ли, Роберт?»

«Да, теперь он здесь, в Пакистане. Для них это хорошие новости. Но он нужен нам в Узбекистане». Он был слишком занят, пытаясь подтолкнуть машину вперёд, чтобы оглянуться на меня.

Бензил кивнул в знак согласия. «Правда в том, что благодаря господину Нухановичу Босния смогла стать дееспособным государством, и страна смогла присоединиться к внешнему миру. Единение бывших врагов ради общего блага. Довольно привлекательная идея, не правда ли?»

«И он надеется сделать то же самое в Ираке?»

«Во всём мусульманском мире, Ник. Его самая большая проблема, самое большое препятствие для прогресса – это то, что слишком много корыстных интересов в дисфункциональности. Внешнему миру выгодно видеть разногласия. Разделяй и властвуй – один из главных уроков истории». Бензил криво улыбнулся, постукивая в окно. «Эта девчонка знает больше, чем все лидеры иракских фракций вместе взятые».

59

Роб опустил стекло и дал ей две купюры по 250 динаров, примерно доллар двадцать. Сквозь дымку на заляпанном насекомыми лобовом стекле в машину лился свет. Солнце клонилось к закату и вот-вот должно было скрыться за зданием. Кондиционер работал на износ, и мы все начали покрываться липким потом.

«Г-н Нуханович пытается побудить людей, Ник, вернуть себе контроль над своей судьбой у тех, кто считает, что имеет право диктовать условия другим культурам».

Люди уже совсем разозлились. Шум стоял почти оглушительный. Наконец, машины поползли вперёд. «Ты имеешь в виду Америку?»

Он повернулся к девушке и нежно помахал ей рукой, когда мы проходили мимо. «В случае моей страны, не только США. Всем странам бывшей советской Средней Азии и Каспия приходится спать со слоном».

Это был хороший способ описать Российскую Федерацию. Я бы постарался его запомнить.

Девушка скрылась за нами, когда Роб прорезал дорогу через несколько машин, чтобы продолжить движение.

«За угрозами Москвы начать бомбардировки северной Грузии, по их словам, скрывается нелюбовь слона к единству, чтобы преследовать исламских повстанцев».

Мы резко свернули направо на боковую улицу, а затем начали делать несколько поворотов направо. Было почти темно, но Роб не включил фары. Я посмотрел на него в зеркало заднего вида. «Есть ли повод для беспокойства?»

Его взгляд быстро метнулся с экрана на зеркало. «Нет. Просто смотрю, не пристаёт ли кто к нам. Ребята, к которым мы едем, немного нервничают из-за встречи с белыми в Садре».

«Садр?»

«Ага. Американцы туда редко ездят – слишком рискованно. Так безопаснее для нас. Но никто не знает, что Бензил еврей, так что не высовывайтесь, ладно?»

Мы направлялись в шиитский мир. Его настоящее название – Садр-Сити, но уже много лет он называется Саддам-Сити.

Бензил ничуть не беспокоился. «К 2050 году наш регион станет крупнейшим производителем нефти на планете. И поэтому мы ещё острее почувствуем влияние Америки. Дело не только в военных базах: дело в культурном вторжении».

«Сейчас наша мусульманская воинственность намеренно разжигается, чтобы у Запада был повод присутствовать и защищать то, что он считает своими нефтегазовыми ресурсами. Возможно, господин Нуханович сможет сотворить чудо, и тогда все выиграют от нефтяных богатств. Не только американцы и Запад, но и все».

«Это долгосрочный план, и чтобы он сработал, нам нужно сохранить Нухановича в живых. Мой план – убедить его приехать в Узбекистан, где он будет в безопасности со мной, пока он будет развивать своё послание, используя мою страну. Как только люди поймут, что их сила в единстве и в их карманах, им не придётся беспокоиться ни о своём правительстве, ни об Америке, ни о слоне, ни даже о наших соседях».

Дорога привела нас к окраинам Садра. Ряд мёртвых танков Т-52, стволы которых висели на земле и использовались как верёвки для сушки белья, превратился в трущобы. Обгоревшие корпуса были выкрашены в красный, жёлтый и розовый цвета, а из горшков, где раньше стояли топливные баки, торчали цветы. Женщины готовили еду на кострах, разведённых над решётками двигателя, а дети пинали футбольные мячи о то, что осталось от гусениц.

«Мы можем снять напряженность в регионах, пока туда поступают нефтяные деньги. У Запада не будет причин размещать там войска, и мы сможем жить дальше. Ты понимаешь это, Ник?»

Так и вышло, но я знала, что это ещё не всё. Он ещё не говорил о том, как я вписываюсь.

«Куда мы теперь поедем? К нему?»

Он тихонько рассмеялся и поглубже засунул гамаши. «К сожалению, нет. Я знаю людей, которые с ним общались, и пытался убедить их, что мне нужно его увидеть. Он знает, что я здесь. Я почти два года поддерживал с ним косвенные контакты в Боснии через одного из его посредников в Сараево. Разве не так, Роберт?»

«Нуханович проверяет Бензила на прочность, Ник. В Боснии он работает только через парня по имени Рамзи Салкич. Помнишь ту большую старую мечеть в турецком районе? Газзера что-то там, знаешь?»

Я кивнул, но, как и он, не смог вспомнить имя.

«Салкич почти живёт там. Там мы с ним и встречаемся. Но Бензил не может войти в мечеть. Его почуют. Поэтому я иду. Теперь я отлично читаю молитвы». Он был очень горд собой.

Бензил посмотрел на меня поверх своих тёмных очков. «Но теперь я боюсь, что господин Нуханович, возможно, уже уехал в Сараево, раньше, чем ожидалось».

Мы пробирались через рынок, где продавались автозапчасти, американская форма, оружие и некоторые лекарства, которые должны были быть в детской больнице, которую они посетили утром. Повсюду виднелись остовы иракских военных грузовиков, а также искореженные останки какого-то «Хаммера» и сгоревшей ББМ.

«Надеюсь, мы встретимся. Я знаю, что смогу убедить его, что это правильное решение. Он – мишень для очень многих людей. Запад хочет его смерти, потому что он может объединить мусульман, корпорации – из-за бойкотов, фундаменталисты – потому что он проповедует ложное послание». Он кивнул в сторону толпы на рынке. «Некоторые из его врагов здесь, по ту сторону этого стекла».

Он снял свои каски и прислонился к двери. «Я уже достаточно рассказал о нашей ситуации. Но что насчёт тебя, Ник, каково твоё место в этой истории? Хотел бы ты стать частью чего-то другого? Хотел бы ты поучаствовать в сохранении его жизни?»

Вскоре рынок остался позади. Мы мчались по тёмным, безлюдным улицам, и Роб включил свет.

Теперь они оба молчали. Я не знал, было ли это оттого, что мы почти пришли, или они давали мне время подумать.

Бензил, должно быть, прочитал мои мысли – или это было видно по моему лицу? «Не нужно торопиться с решением, Ник. У нас есть время».

Раздался тяжёлый, глухой стук. Передняя часть машины поднялась. Лобовое стекло разбилось. Машина подпрыгнула и завалилась вправо, а затем отскочила обратно. Пули обрушились на кузов, пробивая сталь.

Роб бросился к нише для ног, пытаясь выхватить АК. Две пули ударили его в шею, обдав внутренности кровью. Голова свесилась с плеч, удерживаемая лишь несколькими связками.

Я толкнул дверь и выехал на дорогу. На меня посыпались осколки стекла. Из машины брызнул бензин, когда новые тяжёлые пули АК калибра 7,62 мм пронзили металл.

Я обернулся, пытаясь схватить Бензила, но опоздал. Он сполз в подножье. Пули сыпались градом. Я пригнулся, побежал обратно к перекрёстку, повернул направо и перепрыгнул через забор. Я приземлился в саду.

60

Дети кричали. Собаки лаяли. Ноги двигались не так быстро, как хотелось бы моей голове. Было такое ощущение, будто я бегу по грязи.

Увидев меня, люди выглядывали из окон и кричали: «Американец! Американец!» Две женщины запели индейскую песню.

Пока я бежал по узкому переулку между двумя высокими шлакоблочными стенами, рядом с машиной раздалось несколько длинных очередей. Арабские крики эхом разносились позади меня. Прорвало водопроводную трубу, земля покрылась скользкой грязью, и я потерял равновесие. Я споткнулся о кучу гниющего мусора и упал лицом вниз. Встав на четвереньки, чтобы продвинуться вперёд и подняться, я увидел свет фар, мелькающий взад и вперёд примерно в семидесяти метрах впереди. Мне хотелось только добраться туда и повернуть, неважно в какую сторону – лишь бы уйти из поля зрения и огня.

Я бежал, не оглядываясь. Ноги пинали старые банки и газеты. Руки горели, словно я упал в заросли крапивы.

Я остановился примерно в двух метрах от дороги и быстро огляделся по сторонам. Несколько пешеходов топтались на тёмных тротуарах. В некоторых магазинах и домах было электричество, в других же горел лишь слабый свет свечей.

Я был весь в крови Роба. Мои руки были в ней, к ней прилипли осколки стекла. Сердце колотилось в груди, пока я пытался восстановить дыхание.

Примерно в двадцати метрах от меня был перекрёсток. Я вышел из переулка и пошёл по тротуару, внимательно разглядывая сорняки, растущие в щелях между камнями, и стараясь оставаться в тени.

Несколько человек сразу заметили меня и указали на меня. Кто-то позади меня крикнул. Я проигнорировал это и продолжил идти. Мне хотелось только поравняться с перекрёстком и перебежать дорогу. Они снова закричали, на этот раз более отчётливо: «Эй, ты! Стой! Стой!»

Я повернул голову, но продолжил движение. На той же дороге стоял патрульный «Хаммер», но слишком далеко, чтобы меня можно было увидеть из переулка. С ними стояли иракские полицейские рядом с новой сине-белой машиной, вооруженные автоматами Калашникова.

Патруль снова бросил мне: «Стой!» Полицейские присоединились к ним на арабском. Я посмотрел направо и увидел переулок. Я перебежал дорогу и побежал.

«Ты – стой, блядь! Стой!»

«Хаммеры» и полиция рванули с места и тронулись. Я добрался до другой стороны дороги и оказался в переулке. Во рту пересохло, я с трудом дышал. Пот разбавлял кровь на лице и руках. По обе стороны от меня снова были грубые шлакоблоковые стены, только на этот раз ближе друг к другу. Свет лился сквозь ставни. Я продолжал бежать, а позади завывали полицейские сирены.

Удар по моему горлу был таким быстрым и сильным, что я не увидел, кто его нанес.

Я лежал на спине, жадно дыша и пытаясь заставить свой кадык пошевелиться, слушая визг тормозов автомобилей и раздраженные крики, доносившиеся из дома слева от меня, который теперь был погружен в темноту.

К ним присоединились голоса американцев, кричащих друг другу: «Где он, черт возьми? Пошли, пошли!»

Поднявшись на четвереньки, я понял, что наткнулся на кабель, натянутый между двумя зданиями. Эти ублюдки кипятили чайники.

Я встал, побежал, пригнулся. Я попытался вдохнуть, но мой кадык всё ещё был приклеен к задней стенке горла.

Мощный луч фонаря осветил переулок. Я прижался к стене справа, пригнувшись среди куч мусора и старых матрасов.

61

Я дошёл до поворота. Чёрт его знает, куда он ведёт, но это выведет меня с линии огня.

Я пригнулся и оказался во дворе, полном мусора. Выхода не было. Крики за моей спиной становились громче. По переулку шли солдаты.

Я налетел на бельевую верёвку, и она с громким лязгом лопнула. Свет факелов мелькнул по стенам. Раздались приказы на арабском.

У дальнего угла было сложено несколько старых поддонов. Я поднял верхний и прислонил его к шлакоблокам, используя его как импровизированную лестницу. Примерно в двадцати метрах по другую сторону стены проехала машина, её фары мигали по верху. Схватив охапку белья с верёвки, я перелез через перила. Когда я упал, раздались два выстрела, тяжёлые, из АК. Эти ублюдки даже не поняли, во что, в кого и зачем они стреляют. Американские голоса эхом разносились по переулку. «Не стреляйте, не стреляйте!»

Если эти иракцы были обучены Газом, то он заслуживал увольнения.

Я приземлился на твёрдую землю и снова побежал. Моя рука опустилась на талию: поясная сумка всё ещё была со мной.

Я подъехал совсем близко к дороге и остановился. Позади меня никто не преследовал, просто шум и суета.

Я бросил одежду на землю и сорвал с себя рубашку. Влажная футболка из кучи, как я надеялся, отмыла большую часть крови и пота с лица и рук. Затем я натянул старую полосатую рубашку, от которой и следа не было, как от стирального порошка.

Я вышел на улицу и повернул направо, держась в тени, быстро двигаясь, опустив голову. Снова осматривая эти заросшие водорослями трещины на асфальте, я жадно глотнул кислорода, пытаясь замедлить шаг. Пот ручьями ручьём тек по лицу, щипал глаза.

Магазины были открыты, и на проводах висели голые лампочки. Люди сидели у кафе, пили кофе и курили, погруженные в разговоры. Примерно в пятидесяти метрах от нас стоял ряд из трёх припаркованных такси. Двое парней прислонились к первому – ржавому «Олдсмобилю» 1980-х годов с оранжевыми крыльями. Я подошёл к ним, улыбаясь как мог, и показал большой палец вверх. Они улыбнулись в ответ. Оба были молоды, с зачёсанными назад волосами и недельной бородой. Рубашки выбивались из брюк, и оба были в сандалиях на босу ногу.

«Ладно, поехали, поехали!» Я запрыгнул на заднее сиденье «Олдсмобиля», прежде чем водитель успел возразить. Из прорезей в сиденьях вырвался грязный поролон, а из флакона автомобильного освежителя воздуха, воткнутого в прикуриватель, испарились розы.

Один из молодых парней открыл водительскую дверь и наклонился. «Вы платите доллары?»

«Да, доллары, без проблем».

Он улыбнулся, сел за руль и повернул ключ зажигания. «Куда мы едем?» Он хорошо говорил по-английски, и его явно не смутило, что в кабине оказался белый парень, хотя столкновение произошло всего в двухстах метрах.

«Австралийское консульство. Вы его знаете?»

Он втиснулся в поток машин, затем по пути проверил перекрёстки слева и справа. Большинство светофоров не работали, а даже если бы работали, никто бы не обратил на них особого внимания. Это напомнило мне Африку. Он повернул голову. «Это далеко, мистер. Должно быть, стоит двадцатку».

Я улыбнулся ему. Он мог бы запросить и сотню, мне было всё равно. «Без драмы, приятель».

Лицо его вытянулось. Он только что понял, что мог бы добиться гораздо большего. Чтобы утешиться, он вставил кассету в проигрыватель, и из динамиков раздался голос Джорджа Майкла. «Что вы здесь делаете по ночам, мистер?» Он снова повернул голову. «Ничего хорошего из одного человека. Большие неприятности».

«Я журналист. У меня сломалась машина. Они пытаются разобраться, но мне нужно в консульство. Я потерял паспорт».

Он кивнул и тихонько подпевал Джорджу. Я поглядывал на дорогу, высматривая «Хаммеры» и машины с мигалками, но видел только один из красных двухэтажных автобусов, курсирующих в городе, проезжавший по встречной полосе. Пот ручьём лился из каждой поры, тело начало приходить в себя.

Что, чёрт возьми, всё это было? Неужели Временная коалиция так отчаянно хотела замять историю Боснии? Не может быть. Убийство граждан США выглядело бы на первых полосах ещё хуже. Так был ли Бензил целью? Скорее всего; похоже, любой, связанный с Нухановичем, был в списке на расстрел. Но кто это сделал? В этом проклятом месте, любой из тысяч. Держу пари, Нуханович бы знал.

62

Я откинулся на сиденье, стараясь держаться как можно ниже, не вызывая подозрений у водителя, и начал выковыривать из рук стакан. Это уже вошло у меня в привычку.

Водитель всё ещё напевал Джорджу, распевая «Вера». «Откуда вы, мистер?»

'Австралия.'

«О. Я скоро еду в Лондон. Там живёт моя сестра. Я поеду водить такси к её мужу. Ещё три недели!» Он кивнул сам себе, очень довольный. «Вы едете в Лондон, мистер?»

«Нет, если я смогу этого избежать».

Мы не провели в такси и двадцати минут, когда я увидел полутемный знак «Аль-Хамры». Либо Роб на обратном пути увлекся тренировками по борьбе с слежкой, либо просто было многолюдно. «Мне казалось, ты сказал, что это далеко?»

Он улыбнулся в зеркало заднего вида. «Вам повезло, мистер. Некоторые водители возят вас в плохие места за деньги. Плохие люди в Саддам-Сити платят мне пятьдесят долларов. Но я хороший таксист. Я хороший лондонский таксист».

Мы всё ещё были на главной улице, совсем недалеко от поворота к отелю. «Можешь высадить меня здесь. Я пойду пешком».

Он остановился. Мимо прогрохотали огромные грузовики, направлявшиеся в центр города. Я дал ему двадцать долларов и ещё тридцать, чтобы он мог получить то, что мог бы получить в Садре.

Я свернул налево на подъездную дорогу к Аль-Хамре. Электричество было на той стороне улицы, где находился отель, но с другой, где магазин освещался свечами, электричества не было. В полумраке металась кучка босых ребят в шортах и футболках Премьер-лиги.

Я протиснулся под столбом строительных лесов и направился к главному входу. На подъездной дорожке дежурили ещё двое австралийцев. Кивнув иракцу у двери, я поднял взгляд на комнату Роба. Там горел свет, и Джерри снова разговаривал по этому чёртову телефону. Он исчез из виду, когда я вошёл. Если бы CPA следила за ним, мы бы попали в дерьмо.

Старик болтал с несколькими местными за стойкой, каждый из которых курил сигарету. Я мельком оглядел их с ног до головы, но они видели достаточно крови и пота в своей жизни, чтобы не слишком беспокоиться из-за того, что кто-то белый пролил ещё немного. Сквозь стеклянную дверь у лифтов подводные светильники наполняли воздух синим сиянием. Столики у бассейна были заняты. Мировые СМИ вернулись после тяжёлого рабочего дня в офисе.

Мой хороший друг погиб, а то, что, возможно, было лучшей работой, которую мне когда-либо предлагали, было расстреляно к чертям. Но, по крайней мере, я был цел, а Джерри жив; похоже, я выполнил то, чего хотела Рене – пока что. Нам ещё многое предстояло сделать.

Я подошёл к двери и положил руку на ручку. Она была заперта.

«Кто это?» – в голосе Джерри слышалось беспокойство.

«Ник. Открывай, быстро, быстро!»

Он повозился с замком, и дверь приоткрылась. «Бл*дь, что с тобой случилось, мужик?»

Я вошёл и закрыл за собой дверь. Нечёткий BBC World вёл молчаливое интервью с Блэром.

Камера Джерри лежала на журнальном столике с подключенным кабелем.

«С кем ты разговариваешь? Ты шлешь фотографии?»

«Просто проверяю комплект. Что, чёрт возьми, произошло?»

«Машину подбили. Двое других мертвы. Собирайтесь, быстро. Мы уходим отсюда до комендантского часа. Тест или нет, но эта штука на вас была – они нас найдут».

63

На этот раз нас вез по взлётной полосе сорокаместный микроавтобус. Джерри сидел рядом со мной, его правая нога торчала в проход, потому что я занимал слишком много места. Я был совершенно измотан и хотел прислониться к окну, слушая на магнитофоне песню Now That's What I Call Mosque 57. Водитель пританцовывал в такт музыке, вращая руль локтями. Я едва слышал шум роторов двух «Блэкхок»; я повернул голову и наблюдал, как они зависли на последних метрах, прежде чем врезаться в сковороду рядом с ещё восемью такими же тусклыми зелёными штуками. Мои руки, колени и локти изрядно покрылись струпьями после прогулки по багдадским переулкам, и я знал, что через несколько дней мне будет трудно удержаться от того, чтобы не поцарапать их.

Джерри почти ничего не говорил с тех пор, как мы покинули Аль-Хамру. Это было нормально, мне нужно было время подумать.

Автобус был полон самодовольных бизнесменов, проверявших свои мобильные телефоны в поисках нового сигнала, а другие крепко держали в руках дипломатические паспорта, словно талисманы. Я так и не понял, почему, но те, у кого есть паспорт, всегда считают, что он защищает лучше, чем бронежилет.

«Здравствуйте, генерал», – проревел кто-то позади нас таким голосом, который мог родиться только благодаря Сандхерсту, гвардейцам и пожизненному запасу розового джина.

Стало ещё хуже. «А, Дэвид, старина. Ты что, вернулся в Великобританию?» – прогремел генерал, словно говоря с дальнего конца плаца.

«Три недели отпуска. Новоиспеченный отец и всё такое. Приехал как раз вовремя, чтобы увидеть появление на свет потомства».

«Великолепно, великолепно. Я был молодым майором, когда у мемсахиб родились двое детей. Оба раза уезжал на учения. Чертовски хорошая вещь, если хочешь знать. Мальчик или девочка?»

«Мальчик. Девять фунтов шесть унций».

«Великолепно. Пропеллер в процессе создания, что ли?»

Они весело смеялись, по-видимому, не замечая нас, пока у одного из очень важных бизнесменов не зазвонил телефон в портфеле. Он мгновенно покраснел, когда достал его: рингтоном звучала музыка из фильма «Миссия невыполнима».

«Что-нибудь готовите в мое отсутствие, сэр?»

«Всё довольно шумно, как говорится. Только что был в Обераммергау. Встреча по поводу встречи, ну, вы знаете, что это такое».

Если не он, то я. Такие ребята могли годами тратить встречи ради встреч. Год-другой мотаний из Сараево позволили бы ему получить золотые часы с гравировкой и единовременную выплату.

Джерри ухмыльнулся. То ли он заметил выражение моего лица, то ли наконец почувствовал, что вот-вот доберётся до картины всей его жизни.

Я дал ему ответный звонок, а затем вернулся к планированию того, как я выследю Рамзи Салкича, человека, который мог бы свести меня с Хасаном Нухановичем, человеком, который, в свою очередь, мог бы помочь мне выяснить, кто убил Роба.

Потому что когда я это делал, я их ронял.