Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

64

Мы проехали мимо шеренг «Блэкхок». На их планерах чёрным трафаретом было написано «СФОР»: «Силы стабилизации» – так они окрестили военное присутствие в Боснии в эти дни. На земле находилось около двенадцати тысяч военнослужащих, в основном поставляемых НАТО. Судя по всему, большинство солдат здесь были немцами. Их зелёные полноприводные «Мерседесы», похожие на коробки, стояли аккуратными рядами у штаб-квартиры в другом конце аэропорта. ООН тоже всё ещё находилась в Сараево, чувствуя себя всё более виноватой за то, что стояла и смотрела, как сербы бомбят и расстреливают полмиллиона жителей города во время осады.

С тех пор, как я был здесь в последний раз, аэропорт перестроили, и терминал выглядел так, будто его только что распаковали. Между другой стороной взлётно-посадочной полосы и горами простиралось несколько километров плоской равнины, усеянной недавно отстроенными домами среди лоскутков свежевспаханных полей. Во время войны единственный путь в город и из него пролегал через эту взлётно-посадочную полосу и далее в горы. Сербы перекрыли всё остальное.

Я посмотрел на то, что когда-то было 800-метровым спринтом, чтобы не попасть под сербские снайперы или не быть пойманным войсками ООН и отправленным обратно. Сербы убили или ранили более тысячи человек на этом участке взлётно-посадочной полосы. Они определённо знали толк в стрельбе: большинство их жертв были бегущими мишенями по ночам, как мы с Джерри, когда пытались вернуть нас в город.

Мы встретились, когда я поймал попутку в одном из фургонов, пытаясь вернуться в Сараево. Я был на дороге к югу от анклава после второго ограбления на Пэйввее. Джерри узнал меня по бару отеля и уговорил своего водителя и ещё одного журналиста заехать и подобрать меня. Засохшая кровь покрывала заднюю часть машины и была размазана по заднему окну. Зрелище здесь было обычным, но эти трое выглядели настолько несчастными, что я подумал: всё, что случилось, случилось совсем недавно.

Я сидел сзади с Джерри. Никто не проронил ни слова, пока двое передних пассажиров курили пачку «Мальборо», и мы все надеялись, что сербы не решат использовать нас в качестве мишеней для стрельбы.

Примерно через час езды от города нас остановили. Всё выглядело довольно просто: на контрольно-пропускном пункте сидели трое скучающих сербов, один из которых курил какую-то дурацкую травку. Обычно лучше всего было дать им несколько пачек сигарет, широко улыбнуться и сфотографировать. Но сегодня, похоже, это не сработало. Они хотели, чтобы мы опустили стёкла. Потом они потребовали наши фотоаппараты. Я первым отдал свой: они были более чем рады моим снимкам.

Джейсон, сидевший передним пассажиром, сопротивлялся сильнее. Он что-то бормотал на сербско-хорватском, но в конце концов его ждало то же самое. У Джерри же были другие планы. Проведя несколько недель в полевых условиях, он решил, что может просто выйти из машины и начать хвастаться и блефовать, чтобы пробиться. Но потом он взбесился, когда один из сербов вытащил плёнку из его камеры. Неудачный ход. В общем и целом, он погиб. Все, кроме него, это знали. Какого хрена, он думал, сербы делают, когда начали снимать оружие с плеч?

Мне было всё равно, даже если он погибнет. Но на кону была не только жизнь Джерри: мы все были бы свидетелями.

Я тоже выбрался из потрёпанного «Гольфа», всё ещё ухмыляясь, как идиот. Один из сербов шагнул вперёд, и мне было не так уж сложно схватить его оружие и вырубить всех троих. Пока мы с Джерри стояли в грязи, окружённые трупами, по дороге промчался «Гольф». Чёрт с ними, мне казалось, пешком безопаснее – надо было придерживаться этого с самого начала. Нас остановили на этом контрольно-пропускном пункте, так что, скорее всего, «Фольксваген» остановят и на следующем. По мере распространения слухов о случившемся сербы открывали огонь по каждой движущейся машине.

Джерри оставил в машине всё, кроме фотоаппарата: деньги, паспорт, пресс-пропуск. Это беспокоило его не так сильно, как потерянные катушки плёнки, хотя стоило бы. Он ни за что не вернётся в Сараево без помощи ООН. Он пропал.

Итак, следующие семьдесят два часа мы провели в холоде, сырости и голоде, пробираясь мимо сербских позиций к свободному сектору к югу от аэропорта. Последний отрезок пути, спринт по восьмистам метрам открытой взлётно-посадочной полосы, занял у нас пять минут, от которых лопнули лёгкие. Должно быть, в нас расстреляли как минимум пару магазинов.

Как только мы перебрались на другой берег, Джерри пошёл искать себе новые документы, а я слинял обратно в город. После этого я видел его пару раз в гостинице «Холидей», но держался подальше. Я терпеть не мог его попытки поблагодарить меня. Он никак не мог понять, что я спасал свою шкуру, а не его.

Его вещи так и не вернулись, как и Джейсон с водителем. Примерно через две недели я проехал мимо их двух обгоревших тел и сгоревшего остова их машины на дороге.

Водитель автобуса резко повернул руль влево, и голова Джерри дернулась в сторону, но взгляд его не отрывался от взлётно-посадочной полосы. Он словно сжался в своём маленьком мире. Я видел, как он смотрит на взлётную полосу, возможно, представляя себе заграждения из колючей проволоки, сангары из мешков с песком, белые БТРы, полные солдат ООН, пытающихся нас остановить, и сербский огонь, летящий в нашу сторону под прожекторами. Но мы не собирались сейчас обо всём этом говорить. В Сараево всё ещё было слишком напряжённо, чтобы говорить о политике и войне, к тому же генерал и его приспешник и так потребляли слишком много кислорода.

Новый Папа повернулся к молодой женщине рядом с ним.

«Генерал, вы знакомы с Лилианой? Министерство внутренних дел?»

«О, да, пожалуй». Коричневый льняной брючный костюм Лилианы, должно быть, обошёлся ей в кругленькую сумму на Пятой авеню, и, по мнению генерала, он стоил каждого пенни. Я так и представлял, как он поглядывает на неё поверх подноса «Ферреро Роше» на коктейльной вечеринке у посла.

«Вы из СФОР, генерал?»

«Военный советник Пэдди, за мои грехи».

Неудивительно, что мирный процесс был похож на пробирание сквозь патоку.

«Мне кажется, что захватами занимаются только британцы», – сказала Лилиана с застенчивой улыбкой. «Вы так хорошо в этом преуспеваете, почему же вы до сих пор не захватили Карадича?»

Генерал усмехнулся. «Этих ребят, знаете ли, чертовски трудно вычислить. Вечно в движении. Но, может быть, это и неплохо, дорогая. Лучше не начинать с самого неудобоваримого блюда в меню. Выбери что-нибудь лёгкое для начала, а?»

Я снова переключил внимание на Джерри: его взгляд все еще не отрывался от другой стороны подиума.

65

Понедельник, 13 октября 2003 года. Автобус с шипением остановился у терминала, и мы все вышли. Толпа, включая Джерри и меня, двинулась к единственной открытой стойке паспортного контроля. Генерал и его дружки с синими дипломатическими паспортами прошли прямиком через проход дипломатов и СФОР. Я надеялся, что его багаж всё ещё в Обераммергау.

Когда мы встали в очередь, мои глаза начали слипаться; казалось, будто их обмазали песком. Дорога была долгой. Дорога из Багдада в Турцию прошла нормально, если не считать того момента, когда наш регулировщик попытался обогнать американскую бронетехнику. Он понял свою ошибку, получив три предупредительных выстрела в капот.

В аэропорту Стамбула я выбросил набор для сушки белья, купил новую одежду и убрался, пока Джерри звонил своему источнику и в «Sunday Telegraph», чтобы объяснить изменение планов. Мы слетали в Вену, а потом сделали пересадку здесь. Карте Джерри сильно навредили, но газета собиралась вернуть ему деньги, так что какого хрена?

Проехав через терминал, мы стали искать такси. Какой-то старик нарисовал новенький красный Vauxhall Vectra, стоявший в очереди метрах в пятидесяти слева от нас. Когда он выехал из первых рядов, водители позади продвинулись на три-четыре метра вперёд, не заводя двигатель, толкая стойку окна и управляя рулём через открытое окно. После многих лет военного дефицита старые привычки не давали покоя.

«Вектра» подъехала, и за рулём сидел самый крупный мужчина в мире. В этой глуши все они были крупными; должно быть, в воде что-то было. Он выскочил из машины, чтобы поправить дворник и похвастаться своей короткой стрижкой и чёрной кожаной курткой-бомбер; здесь это тоже была любимая куртка. Большинство парней в Сараево выглядели так, будто им место в русской мафии. Возможно, теперь они ею и являются.

У боснийцев была своя валюта – конвертируемая марка. В Вене нам её не удалось раздобыть, поэтому мы договорились: тринадцать евро за поездку в отель – гораздо больше, чем стоила поездка в восемь тысяч. Во время войны все хотели дойчмарки. Теперь же – евро. Похоже, это был единственный регион в мире, где доллар не вызывал особого беспокойства.

Джастин Тимберлейк развлекался, пока мы направлялись в отель. Взгляд Джерри, казалось, был прикован к горам, окружавшим нас с обеих сторон. Сейчас они напоминали сцену из фильма «Звуки музыки», но десять лет назад сербы использовали их, чтобы разбомбить город до основания.

Сараево лежало в широкой долине, по форме напоминавшей столовую ложку с отрезанной ручкой, совсем рядом с взлетно-посадочной полосой аэропорта. Посреди него протекала быстрая река Миляцка. До того, как война разорвала его на части, город, вероятно, был прекрасен: путеводители рассказывали о современных высотных башнях, соседствующих с элегантными австро-венгерскими особняками, которые, в свою очередь, подступали к османскому сердцу города. Но это было целую вечность назад. Сербы, или агрессоры, как их здесь называли, осаждали город с мая 1992-го по февраль 1996-го. В некоторых районах линия фронта проходила внутри города, две армии разделяла всего лишь стена дома. Сербы убили более десяти тысяч человек в ходе самой долгой осады в истории.

Дома напротив аэропорта всё ещё стояли; некоторые были заново оштукатурены, но многие выглядели так, словно принадлежали Берлину конца Второй мировой войны. Таксист то и дело поглядывал на Джерри в зеркало заднего вида.

'Откуда вы?'

В этом городе мне не нужно было беспокоиться о том, что Джерри разинет пасть и угодит нам в дерьмо. Он прекрасно знал, что сказать. «Америка». Британцев и канадцев здесь не очень любили: их войскам пришлось стоять в стороне во время этой бойни, потому что они находились под командованием ООН, которая не имела полномочий вмешиваться.

Он помахал большим пальцем в сторону Джерри. «Ты мусульманин?»

Джерри кивнул и получил одобрительную улыбку.

Настала моя очередь. «Вы американец?»

«Австралиец».

Довольный, он продолжил свой путь к главному источнику.

66

Мы выехали на главную дорогу, проходившую параллельно Миляцке. Широкая двухполосная дорога была забита машинами, и каждая вторая была VW Golf. До войны здесь был завод Volkswagen, и, казалось, каждый мужчина и его собака ездили на нём.

Водитель мчался по Воеводе Путника, словно это всё ещё была Аллея снайперов, и он знал, что находится на чьём-то прицеле. Сербы хорошо простреливали с высоты. Сотни сараевец погибли в авариях, когда они мчались по городу на скорости 120 км/ч.

Джерри всё ещё пребывал в своём собственном мире, пока мы проезжали мимо множества новостроек рядом с разбомбленными напоминаниями о прошлом. Одним из них был бетонный остов некогда новенького дома престарелых. Первые пенсионеры только-только въехали, когда сербы начали обстреливать его снарядами. Он выглядел точно так же, как и в последний раз, когда я его видел; даже недавно установленные рекламные щиты не могли скрыть произошедшего.

Несмотря ни на что, Сараево мне нравилось. Всегда нравилось. Как и Багдад, это был взрослый город. Он существовал веками. Здесь были извилистые улочки, сотни тупиков и узких переулков, ведущих в никуда. Куда ни глянь, в небо торчали минареты: от маленьких деревянных мечетей до кирпичных, размером с бунгало, и огромных, словно чёрт возьми, мечетей, размером с дворцы. Большинство жителей города в наши дни были мусульманами, но всё ещё встречались иудеи, православные христиане и даже несколько хиппи, забывших вернуться домой в шестидесятые.

Мы проехали комплекс ООН. Ряды белых «Лендроверов» и «Лендкрузеров» были припаркованы у квадратного блока из бетона и стекла. Эта часть магистрали была усеяна стальными ежами – крестообразными заграждениями, установленными на дороге, чтобы помешать примерно двумстам пятидесяти танкам сербской армии вторгнуться в город. Иногда я слышал их рев из центра города. «Ежи» были не единственными препятствиями, которые приходилось избегать по пути в аэропорт. Кроме того, попадались обломки бетона, сгоревшие машины и, время от времени, один-два трупа.

Примерно в километре впереди над центром города возвышалась разрушенная бомбардировкой многоквартирная башня – бывшее здание парламента.

«Почти у цели, Sunny Side Up».

Джерри сказал то, что я думал.

Я не мог не улыбнуться. Я не слышал этой поговорки почти десять лет.

Мы вообще не говорили о Робе и Бензиле. Но, с другой стороны, и говорить-то было особо нечего.

Такси остановилось у большого жёлтого куба с вывеской Holiday Inn. В прошлый раз, когда я был здесь, земля была покрыта снегом, и так и появилось это прозвище. Выглядело оно почти так же, только гораздо тише, чем когда на город ежедневно обрушивались четыре тысячи снарядов и мин. Мне оно напомнило вкусную картошку фри, а иногда даже сосиски, когда они были в меню. По крайней мере, пока однажды снайпер не подстрелил повара по дороге на работу.

67

Гостиница «Holiday Inn» была вынуждена закрыться ещё до войны из-за банкротства, но, поскольку все остальные отели города один за другим подвергались бомбардировкам, она открылась вновь. Хотя цены росли по мере того, как длилась осада, недостатка в гостях у неё не было. Казалось, её не волновало, что её верхние этажи постоянно подвергались обстрелам сербской артиллерии, ракет и миномётов: как и Палестина, она существовала ради наживы и оставалась штаб-квартирой и пристанищем для мировых СМИ.

Иногда электричество работало, иногда отключалось. Иногда в номерах было ужасно холодно, иногда слишком жарко. Как бы то ни было, это был единственный отель в мире, где самые дорогие номера были без вида. Золотое правило выживания гласило: если видишь снайпера, снайпер видит тебя, и это не обязательно был серб. Эта война привлекала чудаков со всего мира: неонацистов, всех, кто не любил мусульман, и тех, кому просто нравилось убивать людей. Все они приезжали ради военного туризма, их сопровождали на огневые позиции на возвышенностях, и они могли пострелять по всему, что движется. Был даже какой-то русский писатель-авангардист, заснятый на камеру, стреляющим по городу.

До оперативного пункта Фирмы, расположенного над кафе, в мирное время можно было дойти пешком примерно за двадцать минут, а во время осады – за два-три часа, если снайперы были активны, а люди скапливались на углах улиц, ожидая, когда у них хватит смелости бежать.

Когда мы регистрировались, ребята за стойкой забрали наши паспорта в качестве залога, как в старые добрые времена. Я всегда это ненавидел. Мне всё время казалось, что я вижу это в последний раз.

Интерьер почти не изменился: почти везде по-прежнему было много серого эрзац-мрамора. Даже сотрудники ресепшена вели себя так, словно за приветственную улыбку их могли отправить в ГУЛАГ.

В гостинице «Холидей Инн» стало гораздо тише, поскольку по людям не стреляли, а в вестибюле не падали артиллерийские снаряды, но всё так же многолюдно. Я подумал, неужели это всё ещё излюбленное место журналистов? Скорее всего, нет. Сараево уже не было таким местом. Начались новые войны, новые истории. Большинство слоняющихся людей выглядели так, будто приехали по делам. Немцы и турки на мобильных телефонах направлялись к лифтам, катя за собой свою элегантную ручную кладь.

Кофейня занимала большую часть первого этажа, с квадратными кожаными и хромированными креслами, расставленными вокруг низких столиков. В дальнем углу кофейный бар изо всех сил старался выглядеть как большой шатер с полосатым навесом над кофемашинами и бутылками виски. Отель был пустым посередине. Все номера были построены вокруг внешних стен, поэтому десятиэтажный атриум напоминал внутреннюю часть государственной тюрьмы. Это напомнило мне поездку на Алькатрас с Келли.

Мы зашли в лифт и поднялись на первый этаж. На этот раз мы с Джерри делили двухместный номер. Свободные одноместные номера были только на верхних этажах.

Когда мы вышли и проследили за посадкой, Джерри всё ещё пребывал в своём мире. Скоро ему придётся заговорить.

Номер 115 мог бы быть любым номером в любой сети отелей мира. После войны его обновили, но тёмный шпон по-прежнему был фаворитом. И, как и в старые добрые времена, я обнаружил, что смотрю прямо на руины ещё одного сгоревшего здания. Неподалёку простирались зелёные склоны горы Требевич, а небо над ней было кремнисто-голубым.

До войны жители Сараево спасались от городской жары по канатной дороге, чтобы устроить пикник на склоне горы. Потом пришли сербы и заминировали Требевич. То ли я читал об этом, то ли видел по каналу Discovery, но я знал, что большая часть этого места всё ещё закрыта для посещения. Её называли «затерянной горой».

Джерри бросил свою новую сумку «Стамбул» на кровать у двери. Холщовая сумка была гораздо меньше той, с которой он приехал в Багдад, это точно. Следом за ней пошла поясная сумка.

Я лег на другую и подумал о том, как бы мне найти этого парня, Рамзи Салкича.

68

Наконец Джерри открыл рот. «Это может показаться безумием, но то, что Бензил и Роб рассказали тебе о Нухановиче, ещё больше укрепило мою решимость сделать эти снимки. Может быть, он действительно сможет остановить это безумие».

Я посмотрел вниз, на сгоревшее здание. «Это тревожно. В прошлый раз, когда ты пошёл фотографировать здесь, я чуть не погиб».

Джерри выглядел смущённым. «Знаю, я крупно облажался. Но оно того стоило. Мы должны спасти чью-то жизнь». Его лицо потемнело. «Ты никогда не хочешь узнать, что произошло там, в анклавах?»

Не совсем. Он уже достаточно раз пытался рассказать мне об этом девять лет назад, по пути обратно в город. Я уже знала о зверствах столько, сколько хотела. Я сказала ему, чтобы он сохранил это для внуков.

Я налил себе колу из мини-бара. «Ты пошёл туда, потому что газеты предлагали сто тысяч за фотографию, да?» Что за херня? Он явно хотел мне что-то сказать, так почему бы не послушать? По крайней мере, он говорил.

«Ага, сто тысяч. Блин, ради таких денег я бы голышом всю дорогу бежал с розой в жопе. Как только мы услышали, мы с Джейсоном наняли водителя и отправились на север.

«Эта дорога проходила через семьдесят пять километров Додж-Сити. Пару дней назад на том же участке погибли двое спасателей, ехавших на грузовиках. Мы были немного возбуждены».

«В трёх милях к югу от анклава мы наткнулись на сербский блокпост. Джейсон был в таких делах непреклонен. Он просто вытащил блок с двумястами и немного поторговался.

«В деревне, в которую мы приехали, был полный разгром, чувак. То есть, каждый дом был обстрелян. Сербы месяцами били этих ребят. Темнело, и мы совсем с ума сошли, поэтому обратились в УВКБ ООН».

Я рухнула обратно на кровать, а Джерри приподнялся на краю своей, чтобы не терять со мной зрительного контакта. Его лицо, казалось, впервые за много дней ожило.

Мы нашли несколько медсестёр. Им руководила француженка Николь. Мы ожидали, что нас будут пинать со всей этой обычной ерундой про правила ООН и журналистов, но они оказались спокойны.

«Они рассказали нам, что ООН пыталась ночью сбросить туда продовольствие и медикаменты на парашютах. Женщины и дети слышали, как открываются парашюты, и выбегали на улицу, ожидая, когда приземлится еда. Было темно, и у них были консервные банки на палках со свечами внутри. Сербы просто снимали их, стреляя по свету». Джерри грустно покачал головой. «Чёрт, чувак, куда ни повернись, история».

Утром мы с Джейсоном пошли в деревню посмотреть на их снаряжение. Эти мусульмане отбивались всем, что попадалось под руку. Парни сражались из окопов в садах, из подвалов. Они были повсюду, как муравьи. В то утро я получил шестнадцать рулонов.

«А потом начался настоящий ад. Мы поднимались обратно на холм к дому, когда начали приниматься меры. Там был мальчик лет десяти, не старше, он шатался, истекал кровью и плакал. У его матери в спине был огромный осколок. Бабушка пыталась помочь.

«Джейсон побежал за Николь, а я пошла посмотреть, что можно сделать. Как оказалось, мало что можно сделать. Она умирала.

У мальчика в руке был осколок. Николь и её команда сделали всё, что могли, для них двоих, но даже я знала, что матери нужна операция, и причём срочная. Николь хотела отвезти её на базу ООН, расположенную в паре километров от нас. У нас была машина, а у них – нет. Как мы могли просто стоять и ничего не делать?

Мы добрались до дома, неся женщину на руках. Водитель был готов, поэтому мы откинули задние сиденья и посадили её в машину. Мы с Джейсоном сели вместе с ней; ребёнок и бабушка сели спереди.

«Мы отъехали всего на милю-другую от деревни, когда наткнулись на сербский патруль. Нам сказали повернуть назад – все были «боевого возраста», даже бабушка. К счастью, оставался один блок сигарет, и Джейсон всё уладил».

«Через полчаса мы были на базе. Мальчика звали Фикрет, и он хотел играть за «Манчестер Юнайтед», когда вырастет. Он был хорошим парнем».

К этому моменту пустая банка из-под колы уже лежала у меня на груди. Его голос затих, и я обернулся, увидев, как он смотрит в пол. «И это всё?»

Врач сказал, что единственный шанс для матери – попасть в нормальную больницу. Её придётся эвакуировать на одном из их БТРов, но Фикрет и бабушка не могли ехать на БТРе, поскольку не были ранены. Правила ООН. К чёрту всё это. Он мог бы разрешить им ехать, если бы у него хватило смелости.

«У меня не хватило смелости сказать Фикрету. Он был занят. Его мать то приходила в сознание, то теряла его, а он держал её за руки, гладил по волосам.

«Приехал БТР, а этот ублюдок из ООН всё равно не пускает их с ней. Я обнял его. Он немного поплакал у меня на плече, потом взял себя в руки и объяснил бабушке, что происходит.

«Как только БТР уехал, нас всех вывели с базы. Мы не могли отогнать их обратно в деревню, потому что нам нечем было торговать, если мы снова столкнёмся с сербами. Он знал это, просто взял бабушку за руку и пошёл домой. Мой последний кадр – их спины, когда они шли по дороге».

Я бросил банку из-под колы в мусорку и только задел её край. Раньше я бы бросил её ближайшему мусульманину, чтобы он сделал ручную гранату. Казалось пустой тратой металла – следовать правилам ООН и раздавить её, чтобы не нарушить эмбарго на оружие. «И вот тогда ты меня и подобрал?»

«Да. И я знаю, что тебе не хочется этого слышать, но мне нужно сказать спасибо за то, что ты спас мне жизнь».

«Спасибо принято».

Он улыбнулся. «Я знаю, ты не это имел в виду, но мне от этого легче. Хочешь кофе или что-нибудь ещё? Я спущусь».

Джерри пристегнул свою поясную сумку. Один из недостатков профессии фотографа – это то, что оборудование всегда нужно носить с собой.

«Да, почему бы и нет? Пенистый, без сахара».

Я смотрел ему вслед, и когда дверь за ним закрылась, мой взгляд упал на прикреплённый к его обороту листок с информацией о чрезвычайных ситуациях. Я встал и изучил схемы, но ни одна из них не показывала, что делать, если мне придётся убегать от людей с АК. Я нашёл карточку от номера и вышел на лестничную площадку.

Кофейня была скрыта под полосатым брезентовым навесом, но Джерри туда ещё не добрался. Он расхаживал взад-вперёд прямо у главного входа, прижимая «Турайю» к щеке. Он не просто проверял сигнал, он разговаривал. Разговор закончился, и он исчез под тентом.

Я снова лежала в постели, переключая каналы CNN и BBC World, когда он вернулся с чашкой и блюдцем в каждой руке. Кофе у него был чёрный, а на блюдце лежало несколько пакетиков сахара.

«Ты уверен, что это полезно?»

«Несколько лишних калорий никому не повредят», – он протянул мне мою порцию.

«Я серьёзно от всех этих звонков. У тебя в итоге будет опухоль мозга».

«Просто быстрый визит в Вашингтон. У него нет ничего нового».

Было одиннадцать сорок три. Вторая молитва дня была где-то после полудня. Время менялось в зависимости от того, где вы находились, перехода на летнее время и всего такого. «Может, совершим Зухр?»

Джерри позвонил в приёмную. Там знают время молитв, которое, вероятно, и так будет в газетах. Даже если мы в этот раз пропустим Салкича, мы могли бы посидеть, выпить чаю и что-нибудь перекусить, а потом попробовать ещё раз во время Аср.

Джерри повесил трубку, пока я проверяла свою поясную сумку. «Час двадцать. Времени предостаточно».

Мы включили телевизор на немецкую мыльную оперу с сербско-хорватскими субтитрами, повесили на дверь табличку «Не беспокоить» и направились к лифтам.

Я посмотрел вниз, в атриум. Группа из пяти американских солдат сидела у кофейни, уплетая кофе и сигареты. В этой части света они носили зелёные униформы BDU и служили в составе СФОР. Вероятно, до назначения сюда они служили в Германии и считали себя счастливчиками. Судя по их росту, у ворот лагеря был KFC, где продавали только семейные вёдра. Они совсем не походили на своих худых и суровых товарищей, которые получили хорошие новости в Багдаде.

69

Воздух на улице был свежим, достаточно холодным, чтобы ощущать лёгкий пар при дыхании. Нам понадобятся пальто.

Мы пересекли широкую двухполосную дорогу, которая раньше была Аллеей Снайперов. По обочине мчался транспорт, а посередине быстро мчались трамваи. Вместо того чтобы повернуть налево к центру города, мы собирались срезать путь прямо к реке, менее чем в двухстах метрах от отеля.

Некоторые трамваи, проезжавшие мимо, выглядели так, будто остались со времён войны. Джерри прочитал мои мысли. «Хоть бы их теперь не тащили грузовики».

Мы проехали мимо обгоревшего остова здания парламента, которое я видел из отеля. Подземная парковка, очевидно, всё ещё была пригодна для использования: у въезда дежурили двое полицейских, проверяя въезжающие и выезжающие машины.

Ближе к реке мы оказались среди более старых, величественных и роскошных зданий в венгерском стиле. В них всё ещё жили люди, но они подверглись серьёзным бомбардировкам. На другом берегу Миляцки, менее чем в сорока метрах отсюда, сербская линия фронта продвинулась в эту часть города; даже армированные стёкла балконов всё ещё были покрыты следами ударов. Куски серой штукатурки были сорваны, обнажив кирпичную кладку.

Насколько я мог судить, единственное отличие между тем временем и нынешним в этой части города заключалось в том, что дороги больше не были завалены щебнем и не перекрыты грузовиками и листами гофрированного железа для укрытия от снайперского огня. Я вспомнил, что видел четыре деревянных грузовых контейнера внизу этой самой дороги, сложенных друг на друга, чтобы создать заслон. Сербы всё ещё стреляли наугад по деревянным конструкциям, изредка умудряясь сбить случайного пешехода, который случайно пробирался позади.

Каждый уголок города был опасной зоной. Мосты и перекрёстки были особенно уязвимы, если вы шли пешком, и бегун приносил пользу, но, по крайней мере, вы знали, что нужно делать. В других частях города вы никогда не знали, идти быстро или медленно. Наткнётесь ли вы на миномётный снаряд, когда он ударит, или он всё равно упадёт вам на голову, потому что вы двигались недостаточно быстро? Знаки «ОСТОРОЖНО – СНАЙПЕР!» были нарисованы на кусках картона или пластиковой плёнке УВКБ ООН, или просто написаны мелом на стенах. Для многих сараевцев, и для меня, важнейшей задачей СООНО было предоставление БТР для защиты от снайперского огня, когда мы переходили улицу.

Я почувствовал, как меня распирает улыбка, когда мы проезжали мимо очередной кучки обшарпанных зданий, выходящих на реку. Однажды ночью какой-то псих нарисовал на стене большой жёлтый смайлик и под ним «Не волнуйся, будь счастлив!». На следующий день его уничтожили. Я так и не понял, поняли ли сербы шутку или нет.

Джерри, идущий рядом со мной, словно снова погрузился в прошлое, в те дни, когда он метался из одного укрытия в другое, пытаясь раздобыть фотографию, чтобы оплатить счета.

Мы вышли к реке по мосту Врбана, и всё вокруг показалось знакомым, кроме маленького памятника, установленного ровно на полпути. Джерри указал на букеты свежих цветов под ним. «Я был здесь, когда это случилось».

Он прислонился плечом к стеклянной панели новенькой автобусной остановки, за которой висел плакат с сообщением о том, что если мы купим бутылку Coca-Cola Light, то сможем выиграть Audi.

«Ромео и Джульетта?»

«Чёрт возьми, чувак. Я был с Джейсоном до того, как взорвались анклавы. Мы просто бродили, искали, что бы ещё поснимать. Но куда ни пойди в Сараево, везде одно и то же, не так ли? Мы решили немного побродить по линии фронта, прежде чем вернуться в отель.

«Там, неподалёку, произошло противостояние между городскими и группой сербов. Из ниоткуда появился сербский танк и начал стрелять. Мы оказались в окружении городских. В следующий момент кто-то из них крикнул нам, чтобы мы взяли камеры. Он показывал на молодую пару, бегущую к дальней стороне моста.

«Сначала они схватили парня. Девушку только что ранили, и я успел заснять, когда она подползла к его телу и обняла его перед смертью. Оказалось, она была мусульманкой, а он сербом…» У него было такое же выражение лица, которое я, наверное, видел каждый раз, когда ловил себя на мысли о Зине или Келли. «Облажался, что ли, мужик? Я впервые плакал, занимаясь этим дерьмом. Впервые мне захотелось отложить камеру и взять оружие».

В эти дни всё было как обычно. По мосту проезжали машины, люди ходили с сумками покупок. На крутом холме сразу за рекой все крыши сияли, а у всех мечетей были новые минареты. Казалось, каждые двести метров попадался один такой. Мусульманский дом было легко заметить: его крыша была пирамидальной, а остальные – двускатными. Спутниковые антенны торчали почти из каждой стены; эти ребята, должно быть, были так же увлечены «Симпсонами», как и иракцы.

Справа от моста развевались флаги всех мастей над новым зданием из стали и стекла. Я указал на него Джерри. «Должно быть, именно там наш друг генерал проводит свои совещания по поводу совещаний. Интересно, как Пэдди его терпит». Достопочтенный лорд Эшдаун был Верховным представителем ООН в Боснии. Такой титул можно было ожидать только от Гилберта и Салливана, но фактически он управлял страной.