Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Подняв голову, я уже ничего не видел внизу, в долине, только сплошные стены дождя. Он лил с такой силой, что казалось, будто на нас напал рой ледяных пчёл.

«Подождём, пока они уйдут – или пока не стемнеет». У меня пересохло в горле. Я промок, замёрз и проголодался. Чего бы я сейчас не отдал за поджаренный бутерброд с сыром и кружку мартышкиного чая под одеялом, растянувшись на диване перед каналом Discovery?

Голова Джерри качнулась, и я принял это за кивок.

Минуты шли, и земля, казалось, становилась всё холоднее и сырее. Я чувствовал тепло его тела там, где он соприкасался со мной, но всё остальное тело меня мёрзло. Каждый раз, когда он ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, я чувствовал, как холод окутывает обнажившуюся кожу. По крайней мере, мы были в укрытии. Это психологическое явление: когда прижимаешься к чему-то или прячешься под что-то, начинаешь думать, что тебе немного теплее. Конечно, это не так: тебе просто так кажется.

Ветер завывал на краю низины. Ливень набирал силу, отскакивая от моего плаща, словно одна барабанная дробь.

86

Должно быть, прошло не меньше двух очень холодных часов: я слушал ветер, а Джерри дрожал и постоянно ёрзал, пытаясь вернуть хоть какую-то чувствительность конечностям. Я прижал его к себе крепче, как для себя, так и для него. «Слушай, с этой твоей камерой, которую ты испортил, бессмысленно продолжать. Почему бы тебе не спуститься с холма к СФОР?»

Он покачал головой. «Чёрт, нет. Зачем сдаваться сейчас, когда мы так близки?»

«Тебе больше некуда идти, ты в ужасном состоянии».

«Ты тоже. К тому же, я всё ещё могу взять у него интервью. Ты когда-нибудь думал, что мне может быть интересно узнать, кто убил Роба?»

«Это не единственное, о чем я хочу с ним поговорить».

Несмотря на свои страдания, Джерри выдавил из себя мимолетную улыбку. «Что, как расходы?»

Я посмотрел вниз с холма. Амбаров всё ещё не было видно. Я долго смотрел на его трясущуюся макушку, раздумывая, стоит ли ему рассказать. Но зачем менять привычку всей жизни? Даже в детстве я лгал о том, где был и что делал – не только маме, всем. Я не хотел, чтобы люди знали обо мне что-то. Это заставляло меня чувствовать себя уязвимым. Отчим просто использовал это как повод, чтобы всё мне рассказать. Зачем давать людям верёвку, на которой тебя повесят?

В конце концов, я просто подумал, а почему бы и нет, главное, чтобы я не упоминал, на кого на самом деле работаю. Возможно, если я продолжу говорить, мы сможем отвлечься от этой темы. Джерри всё знал, с момента моего прибытия в Боснию и до моего отъезда. Я рассказал ему о работе на Paveway. Я рассказал ему о том, как наблюдал за Нухановичем на цементном заводе и слышал крики насилуемых девушек.

И, наконец, я рассказала ему о Зине.

«Она знала, что я там, но продолжала ползти последние несколько футов до укрытия, ее глаза умоляли меня о помощи, но я ничего не мог поделать.

«Я мог бы спасти больше жизней, чем даже Нуханович. По крайней мере, у него хватило наглости вмешаться. Я просто наблюдал, ставя работу на первое место…»

«Вот почему ты хочешь его увидеть? Ты чувствуешь себя виноватым?»

Он долго смотрел на меня, всё время дрожа и трясясь. «Нельзя себя из-за такого дерьма корить. Поверь мне. Мне что, схватить девушку, облитую напалмом, и попытаться потушить пламя, или мне её сфотографировать?»

«Когда мы были здесь в девяносто четвёртом, я был ребёнком: мистер Идеализм, мистер Человечность. Я говорил себе, что я прежде всего человек, а уже потом фотограф». Он иронично усмехнулся, когда дождь стекал по его лицу. Его щетина была смыта начисто. «Мне понадобилось три грёбаные войны, чувак, чтобы понять ответ на этот вопрос. Я тот парень, который нажимает на кнопку затвора, ничего больше и ничего больше. Миру нужны эти снимки, чтобы вытащить людей из их забитой холестерином зоны комфорта. Вот мой вклад в человечество». Он наклонился вперёд. «Ты ничем не отличаешься, чувак. Тебе нужно было держать дистанцию; если бы всё прошло правильно, ты бы спас гораздо больше людей, чем видел убитыми. Ты это понимаешь?»

Так и было, но мне от этого легче не стало. Я всё ещё хотел помириться с Нухановичем.

«Помнишь тот выстрел Кевина Картера в моей квартире? Ну, знаешь, этот ребёнок и стервятник?»

Я кивнул, понимая, что только что потёр мокрые волосы и обнюхал руки, как какой-то наркоман. Давно я так не делал.

Через три месяца после того, как он сделал снимок, бедняга подключил шланг к выхлопной трубе своего пикапа и сделал несколько глубоких вдохов. Проблема Кевина заключалась в том, что он не мог сообщить миру, выжила ли та девушка. Он был честен. Он признался, что просидел там двадцать минут, просто надеясь, что стервятник расправит крылья. Когда этого не произошло, он всё равно сделал снимок, а потом сел под деревом, плакал, разговаривал с Богом и думал о своей дочери.

Вернувшись в Штаты, он начал получать ночные звонки с оскорблениями за то, что не помог девушке. Даже одна из этих чёртовых газет написала – я никогда этого не забуду: «Человек, настраивающий объектив, чтобы запечатлеть её страдания, вполне мог быть хищником, ещё одним стервятником на сцене». Девушка начала его преследовать.

Я понимал, что он чувствует. Я не мог выбросить из головы лицо Зины, покрытое грязью и кровью, и не мог избавиться от запаха Келли на своих руках.

«Нападать на него было несправедливо. Если я снимаю умирающего человека крупным планом, я создаю образ, может быть, даже произведение искусства, но внутри я кричу, хочу пойти поплакать под дерево. Дело в том, Ник, что эти пригородные благотворители, с их Gap и жизнью в квартирках, увидели одну маленькую девочку. Кевин был окружен голодом, и эта девочка была лишь одной из сотен, кого он видел умирающими в тот день. Если бы он не сделал тот снимок, ни один из этих жирных ублюдков дома даже не знал бы, где находится Судан».

Мы лежали, прижавшись друг к другу, еще некоторое время, пока лил дождь.

«Знаешь что, Ник? Я хотел посадить Фикрета в машину и отправить его на самолёте в Штаты, но что делать, когда видишь сотни таких, как он, повсюду, куда ни повернись? Я всё ещё думаю об этом мелком засранце, думаю, выжил ли он. Может, он сейчас играет в футбол. Может, лежит в братской могиле. Иногда меня это просто разрывает на части». Он глубоко вздохнул. «Кажется, я могу представить, через что ты прошёл, знаешь ли. Только не кори себя за это».

Он положил руку мне на плечо. «Весь мир катится в тартарары, чувак. Ты сделал то, что считал правильным. Взгляд в прошлое – удел тех придурков, которые никогда не были в таких ситуациях и никогда не делали подобных выборов. С тех пор, как у меня родилась Хлоя, я стал гораздо чаще думать об этом дерьме».

«Расскажи мне об этом».

Он выглядел удивленным. «У тебя есть ребенок?»

Я потер замерзшие руки. «Её зовут Келли».

Может быть, Эзра был прав. Может быть, наступил подходящий момент, чтобы всё выплеснулось наружу; может быть, я бы не смог это остановить, даже если бы попытался. Мне так и казалось.

Я начала ему все рассказывать.

«Её мать и отец были моими друзьями, моими единственными друзьями. Её младшая сестра была моей крестницей. Келли было всего девять, когда их убили в их доме, недалеко от Вашингтона. Я опоздал слишком поздно, чтобы спасти их. Всего на несколько минут. Келли осталась одна. Тогда я этого не осознавал, но она была всем, что у меня осталось».

Дождь начал немного стихать, пока я вспоминал день, когда обнаружил тела, и те недели, что мы с Келли провели в бегах, и то, как она оказалась с Джошем и его семьёй в Мэриленде. «Теперь он священник в какой-то хохотующей церкви…»

Я рассказала ему о том, как ужасно я справляюсь с уходом за ней, как непоследовательно я себя веду и как часть меня умерла, когда я передала ее под постоянную опеку Джоша, убеждая себя, что так будет лучше для нее.

Дрожа и трясясь, Джерри, казалось, понял. «Как вообще можно оправиться от чего-то подобного?»

«Она никогда по-настоящему...»

Я почувствовал, как чья-то рука коснулась моего плеча. Должно быть, ему стоило немалых усилий оторвать её от тёплой подмышки. «Я имею в виду тебя, мужик. Как ты, чёрт возьми, всё это держишь?»

Хороший вопрос. Мне бы плевать, если бы я знал ответ.

Мы лежали под дождём ещё минут двадцать. Я проверил Baby-G: 16:28. Дождь утих ровно настолько, чтобы я мог разглядеть свет фар, мчащихся по долине обратно в сторону Сараево. «Совсем скоро рассвет, приятель. Может, разожжём костёр в сарае, даже воды вскипятим. Тогда все будут улыбаться».

87

Одежда прилипла к ледяной, мокрой коже. Руки так замёрзли, что пришлось потратить целую вечность, чтобы вставить ключ в старый латунный замок и повернуть его. Джерри дрожал за моей спиной, ожидая, пока замок не сдвинется с места и двойные рифленые железные двери со скрипом отворятся.

Внутри было чуть теплее, чем снаружи, но ненамного. Я даже не мог успокоиться, что мы не промокли. Дождь прекратился, как только мы спустились к подножию холма.

«Найди повозку», – сказал я. Мне хотелось, чтобы Джерри продолжал двигаться.

Пока он углублялся в комнату, я нащупал выключатель, но не нашел.

«Понял! Сюда!»

С ключами в руке я побрел на стук, который он издавал по кузову. В конце концов я отскочил от фургона с высокими бортами. Я на ощупь обошел его с левой стороны и открыл дверь. В салоне зажегся свет, и я увидел фургон VW и своё испаряющееся дыхание.

Фургон был одной из новых, более квадратных моделей, но он был таким же ржавым и потрёпанным, как старый «Комби» серфера. Кузов был забит пустыми мешками из мешковины и нейлона, мотками шпагата и охапками соломы. Пол кабины был завален газетами, листами бумаги, ручками, банками из-под напитков и всем обычным хламом.

Я запрыгнул в машину, открыл пассажирскую дверь для Джерри и включил зажигание. Дизельный двигатель завёлся после нескольких протестующих рывков. Я включил фары. Внутри амбар был высоким, с крышей из гофрированного железа, а пол был бы достаточно большим, чтобы вместить дюжину машин, если бы они не возражали против парковки на кучах мешков и старого фермерского инвентаря.

Я нажал на прикуриватель, переключил передачу на задний ход и сдал назад, чтобы фары освещали как можно больше места. Указатель уровня топлива показывал половину. Прикуриватель снова щёлкнул. «Проверь, приятель. Посмотрим, сможем ли мы разжечь огонь».

Я оставил его на нейтральной передаче, двигатель работал, выхлопная система пыхтела, ударяясь о бетонную стену. Спрыгнув на твёрдую, утрамбованную землю, я начал чувствовать прилив энергии. К чёрту угарный газ – я просто хотел прогреть кабину и посмотреть вокруг.

Салкич обещал, что за кучами картона и деревянных ящиков спрятаны шесть канистр с дизельным топливом. Я разгребал весь этот хлам, пока не нашёл их, и поднимал каждую, проверяя, наполнена ли она.

Джерри собрал пустые полиэтиленовые мешки, куски дерева, солому, картон – всё, что могло гореть. Он сложил кучу достаточно большую, чтобы согреть нас, но не настолько высокую, чтобы мы всё подожгли, а затем побежал обратно к фургону. Он разжёг в кабине газету и принёс её. Вскоре мы уже грели руки и лица, вдыхая запах горящего пластика.

Я использовал старый ржавый нож, чтобы прорезать дырки для рук и шеи в нескольких мешках, и протянул ему комплект. «Нам нужно немного просушить одежду, приятель».

Я всегда ненавидела снимать мокрые вещи и подставлять кожу холоду, но волокна приходилось отжимать, чтобы они могли выполнять свою функцию и удерживать немного воздуха.

В итоге мы стали похожи на кукол из «Капустной грядки», но, по крайней мере, мешковина дала нам дополнительную защиту от холода. К тому времени, как мы снова надели одежду, вся грязь внутри превратилась в грязь, но, по крайней мере, это была тёплая грязь. Огонь помогал.

Вокруг лежало столько горючих материалов, что нам хватило бы на всю ночь, чтобы просушить комплект, но мне хотелось отправиться в путь как можно скорее.

«Поищи, где можно вскипятить воду. Не забудь выпить чего-нибудь горячего, прежде чем мы пойдём. Я наполню бак».

Джерри отошел в тень, а я поднял свой АК и обе наши поясные сумки.

Я не стал заводить двигатель. Если заглушу, он может не завестись, так зачем рисковать? Я вывалил сумки на пассажирское сиденье, свернул картон в конус и засунул его в бак. Попробовав на вкус и запах, чтобы убедиться, что это дизельное топливо, я залил первую канистру.

Всю вторую бутылку он вместить не мог, поэтому я закинул её в багажник вместе с тремя полными. Я уже представлял, как мы едем по дороге, включив печку на полную мощность и наполнив желудок горячей водой. Чего ещё желать?

Я подошёл к кабине и заглянул внутрь, чтобы проверить, работают ли обогреватели пространства для ног. Пока ничего. Поясные сумки были всего в нескольких сантиметрах от моего лица, и сквозь нейлоновую ткань сумки Джерри я видел то, что осталось от его фотоаппарата. Джерри повезло. «Никон», вероятно, спас ему жизнь. Я расстегнул сумку и вытащил фотоаппарат. Часть объектива упала на сиденье.

Пуля пробила гильзу. Казалось, корпус вот-вот разломится пополам. Когда я взял его в руки, именно это и произошло. И, цифровая она или нет, я достаточно разбирался в камерах, чтобы сразу заметить, что внутри этой камеры есть что-то, чего там быть не должно.

Мне удалось просунуть палец между аккумулятором и корпусом. Синий пластиковый диск был размером примерно с пятидесятипенсовую монету; он был треснут и сколот, но я ясно разглядел, что это такое, и это не имело никакого отношения к съёмке.

Мои руки затряслись, когда я вытащил Thuraya и включил его. Я вытащил загрузочный кабель и проверил, нет ли там чего-нибудь лишнего, а затем зашёл в меню.

На этот раз Джерри облажался с системой безопасности. В списке звонков значились номер сестры Салкича, номер отеля и ещё один, длиной не менее двадцати цифр. Это был не стационарный номер какого-либо источника в Вашингтоне, Вирджинии или Мэриленде, и не обычный мобильный. У них тоже есть коды городов.

Кому, чёрт возьми, он звонил? Я видел его в Аль-Хамре с подключённым кабелем. Он что, скачивал фотографии? Кого? Чего? Чтобы опознать нас как террористов?

К чёрту это синее устройство. С этим я разберусь позже.

Из тени раздался крик: «Эй, у меня банка без дырки! Правда, её придётся хорошенько почистить».

88

Я выскочил из машины с АК в руке. Я опустил предохранитель до упора и упер приклад в плечо. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я наклонился к оружию и прицелился в сторону звука, доносившегося из темноты.

Он подошёл к фарам фургона, чтобы осмотреть консервную банку в своих руках. Его тень плясала вдоль дальней стены.

Я остался за фарами, ожидая, когда он приблизится.

«Стой смирно. Руки вверх, обе вверх».

«Эй, это я». Он поднял банку, щурясь от лучей. «Я принёс нам чайник».

«Пистолет. Где оружие?»

«Моя куртка. Ник, что?..»

«Заткнись нахуй. Брось банку. Встань на колени и положи пистолет на пол».

Он сделал так, как ему было сказано, и я двинулся вперед, держа оружие поднятым, все еще в плече, ослабляя первое давление.

«Что происходит, чувак, что я делаю не так?»

Я бросился на него из-за балок, ударив его ботинком по голове, прежде чем он успел подняться. Он упал на пол, и я отбил у него пистолет, а затем продолжил бить его ногами, куда только мог: по голове, по рукам, по ногам, по спине, по всему, что оставалось открытым.

Когда он поднял руки, чтобы защитить себя, я ударил его в живот, и его вырвало кровавой желчью.

«Ты случайно не звонил источнику в Вашингтоне?» Я не дал ему времени ответить, просто пнул его в сторону огня. «Ты скачивал с Аль-Хамры на этот крутой номер?»

Он снова попытался встать на колени.

«Вот почему телефон и камера были подстроены, да?»

Я пнул что-то подо мной. Он рухнул у костра, упал в угли и разбросал их по грязи. Он покатился ко мне, отчаянно пытаясь убежать, и попытался свернуться в клубок. Я чувствовал запах палёных волос.

«Ты убил Роба, да?»

Пот градом лился по моему лицу, когда я снова пнул его по почкам, а затем упер приклад АК ему в плечо и глубоко вонзил дуло ему в щеку.

Я сделал первое нажатие.

«Нет, нет, нет…» – умолял он меня, и пламя сделало его взгляд ещё более безумным. «Я отправил снимки, но они никак не связаны с нападением. Не было времени что-то подготавливать. Нет времени!»

Я чувствовала запах его страха и обмана: он исходил от него волнами. «Я хотел пойти с тобой, помнишь?» – всхлипывал он. «Пожалуйста, Ник, пожалуйста…»

Я сильнее наклонился к оружию; дуло ещё глубже вонзилось ему в щеку. Он так отчаянно пытался дышать через распухшие губы, что забрызгал мне лицо кровью и соплями.

Что, чёрт возьми, я делал? Это было похоже на внетелесный опыт. Кто-то другой управлял мной, приказывал убить его.

«Ник, пожалуйста… моя семья…»

Я сильнее надавил на оружие, чувствуя, как жар огня начинает обжигать лицо. Палец выдержал первое нажатие.

Затем я встал.

Джерри увидел, как предохранитель щёлкнул, и перевернулся на бок, подтянув колени к груди. Он прижимал манжету куртки к лицу, пока я шёл к пистолету.

Я схватил пропитанную маслом тряпку и бросил ей в него. «Ради всего святого, вымойся».

Он приложил его к лицу и стал раскачиваться взад и вперед.

«Тебя поймали, Джерри, смирись с этим. Ты в дерьме».

Он пытался говорить сквозь слёзы, тряпку и боль. Я не мог разобрать, что он говорит, поэтому опустился рядом с ним на колени. «Убери эту чёртову штуку ото рта. С кем ты разговаривал?»

Он поднял тряпку. Я услышал слабое, сопливое «не знаю».

Это будет долгая ночь.

Но Джерри хотел помочь. «Я не знаю его имени, мужик. Не знаю».

«Ты использовал какой-то номер, код или что-то в этом роде?»

Он медленно покачал головой. Кровь капала по его лицу и падала на куртку. «Просто нужно было навестить его в Вашингтоне».

«Где вы с ним познакомились?»

«Старое здание где-то. Улицу не помню. Офис был какой-то «Горячий», «Горячий чёрный», что-то в этом роде».

Это не обязательно должно что-то значить.

Насколько я знал, многие парни использовали прикрытие в бизнесе Hot Black.

«Как он выглядел?»

Большая часть его слов затерялась в газетной газетенке, но я услышал достаточно, чтобы понять, что вселенная рушится.

«Он всё время называет меня сыном. Я ему, блядь, не сын. Я не сын этого придурка…»

«Ты прав, Джерри, – сказал я. – Он придурок. Придурок – второе имя Джорджа».

89

«Ты его знаешь?»

Речь шла о том, чтобы я узнал, что известно ему, а не наоборот. «Чем Джордж тебя заставил заниматься?»

«Он сказал, что ты обо мне позаботишься, поможешь мне его найти. После этого мне нужно было нажать кнопку сбоку аккумулятора, а затем продолжить съёмку. Мне нужно было убедиться, что сессия продлится не менее двух часов. Если нам нужно было уйти раньше, мне приходилось оставлять камеру».

Я направился обратно к «Фольксвагену».

Джерри плелся позади меня, стараясь не отставать, чтобы я мог слышать его сквозь шум двигателя.

«Я знаю, что он заставляет меня делать, чувак. Я же не идиот. Это какое-то устройство слежения, да? Я нажимаю кнопку, они знают, где он. Они находят его и убивают. Как только мы добрались до «Палестины», а потом до «Санни Сайд Ап», мне пришлось позвонить ему и нажать кнопку. Вот и всё, что я знаю, чувак, вот и всё. Клянусь».

Он сидел в свете фар, промокая лицо тряпкой, как будто это могло помочь.

«Что ты рассказал Джорджу о Робе и Бензиле в Аль-Хамре?»

«Он хотел быть в курсе событий. Мне приходилось рассказывать ему обо всём, что происходит, каждый день. Поэтому, когда я позвонил ему и рассказал о том, как военные хватают нас за задницы, а потом о Робе и Бензиле, он потребовал фотографии. Поверь мне, Ник, я взял «БМВ» только потому, что вы там были. Он не мог иметь никакого отношения к нападению…»

Он отпустил тряпку и его опухшие, налитые кровью глаза искали в моих глазах помощи, прощения, чего угодно.

«Зачем ты это сделал, Джерри?»

Я залез в кабину и поднял синий диск.

Кровь капала с его подбородка, образуя небольшую лужицу в грязи. «Он сказал, что это будет всего лишь одно дело, и все мои проблемы останутся позади…» Он откашлялся и выплюнул что-то из горла.

«Какие проблемы? Что у него на тебя есть?»

Джерри немного успокоился. «Я облажался». Он снова начал дэббировать. «Я поехал в один из тренировочных лагерей в Афганистане с ребятами из Лакаванны. Меня арестовали, когда я вернулся в Детройт». В его голосе слышалась почти злость. «Я никакой не террорист. Я просто гонялся за историей. Они, блядь, это знали, но всё равно отправили меня в залив».

«Вы были в Гуантанамо?»

«Два гребаных месяца, чувак, в одиночке. Ни с кем не разговаривал, никто со мной не разговаривал. В темноте. Рене совсем с ума сошла – она не знала, где я. И тут однажды появляется этот парень Джордж и играет в хорошего копа, говорит, что может вытащить меня оттуда в мгновение ока – но мне нужно кое-что для него сделать. Например, оказать услугу в банке. Ну, он наконец-то позвонил. Я сказал ему, что не хочу идти, но мне пришлось. Он сказал, что если я не пойду найду Нухановича, он убьёт Хлою».

Он съежился, закрыл лицо руками, рыдая в тряпку, плечи его тяжело вздрагивали.

Я вытащил синий диск и прикрепил его к бамперу фургона. Со времён Paveway технологии стремительно развивались. Это было не просто устройство слежения. Это было нечто гораздо большее: устройство определения местоположения критически важных целей. Как только они отмечены, они поражаются. Не было необходимости в технологии управления с помощью человека в контуре управления. Теперь у них был БПЛА Predator [беспилотный летательный аппарат] – дистанционно управляемый летательный аппарат размером с одномоторную «Сессну». Они уже существовали, когда я был здесь в последний раз, летая на высоте до 7500 метров, но использовались только по прямому назначению – для наблюдения за полем боя. В носовой части самолёта располагалась инфракрасная, тепловизионная и обычная камеры, поступавшие в режиме реального времени; командиры могли наблюдать за полем боя так же легко, как если бы включили телевизор, чтобы посмотреть прямую трансляцию дорожной обстановки на кольцевой автомагистрали.

Затем, примерно в 2000 году, какому-то учёному пришла в голову блестящая идея прикрепить к носу БПЛА LTD вместе с системой наблюдения и снабдить его парой стофунтовых ракет «Хеллфайр» для экспериментов. Поэтому теперь оператор просто сидел и смотрел на экран в комфорте оперативной комнаты, пока один из датчиков в носовой части не обнаруживал цель – например, танк или машину с террористами. Всё, что оставалось сделать оператору, – это поразить цель LTD, а затем выпустить «Хеллфайры», которые поражали цель с точностью плюс-минус два метра. Единственной сложностью было идентифицировать цель, особенно если это был один человек. Должно быть, именно поэтому мы были нужны Джорджу. Снова возвращались к старой технологии «человек в контуре управления». Джерри включал индикатор цели, который начинал передачу. «Хищник» принимал сигнал; оператор наводил БПЛА на цель и запускал «Хеллфайры».

Я повернулся к Джерри и прислонился к передней части фургона. «Ты облажался по-крупному. Это не просто устройство слежения. Теперь ты в самом конце банды, которая «обнаруживает, решает, уничтожает». Я поднял синий диск на свет. «Эта штука запускает ракеты. Джордж хочет смерти Нухановича… мы с тобой – лишь сопутствующий ущерб».

«Мы в дерьме, Джерри. Его не волнует, что камера испорчена. Для него миссия – это всё. Поверь мне, я знаю этого человека».

Я крепко сжал устройство в кулаке. Белый дом мог желать смерти Нухановича по любой из десятка причин, которые я мог придумать, от падения продаж кока-колы до того, что ислам стал немного дружелюбнее к себе. Но сейчас это не имело значения. Важно было лишь то, что речь шла о сопутствующем ущербе.

Джерри оторвал тряпку ото рта. «Что нам делать, Ник? Позвонить Джорджу? Может, рассказать ему, что происходит?»

Джерри всё ещё не совсем в этом разобрался. Я замолчал. «О чём говорил Салкич там, у пещеры? Он что-нибудь говорил о Нухановиче?»

Он поднял взгляд, его лицо всё ещё было искажено болью. «Нет, просто странные вещи, правда. Он хотел поблагодарить меня за убийство сына шлюхи-агрессора. Он сказал, что Нуханович будет рад – они же животные, и в бизнесе им не место, они всё портят… что-то в этом роде…»

«Что, черт возьми, он имел в виду?»

«Не знаю... он был какой-то невменяемый...»

Я посмотрел на Джерри, который пытался очистить нос от крови, чтобы хоть как-то дышать. Почему Салкич просто не сказал, что Эспаньолка – сын агрессивной шлюхи, и не оставил всё как есть? «Ты уверен, что он сказал «дело»?»

Он не стал поднимать взгляд. «Да, конечно».

«Чёрт». Я сделал пару очень глубоких вдохов и бросил локатор на землю. «Ты тут не единственный, кто облажался…»

Я поднял его на ноги. «Пошли в фургон. Мы едем».

90

Иней покрывал поля и дороги и сверкал под ясным небом.

Печка работала на полную мощность, но не соответствовала заявленным характеристикам. Она не могла даже отогреть лобовое стекло, не говоря уже о том, чтобы согреть. Задние же стёкла были в порядке. Мешки и канистры с дизелем, наверное, были плотно прижаты.

Дыхание Джерри клубилось у него в голове, когда он наклонился вперед, стуча зубами, чтобы вытереть стекло рукавом.

Я последовал его примеру, устроившись по другую сторону экрана. «Это фото Кевина Картера? Почему никто не обратил внимания на настоящую историю, помимо стервятника и девушки? Кажется, я облажался и не увидел настоящую фотографию Нухановича».

«Настоящий Нуханович?»

«А что, если Насир не был в Багдаде, присматривая за Нухановичем, а занимался там его бизнесом? А что, если он делал то же самое, что и этот придурок с Козлиной Эспаньолкой? Конкурент».

«Нуханович? Да ладно…»

'Почему нет?'

«Даже если вы правы насчет Насира, это не значит, что Нуханович в этом замешан».

«Разве нет? Помните, что сказал Салкич? Они не работают на него, они ему служат. Они сами дрочат, выполняя его приказы. Так какого хрена он вообще делал в «Маме четника»?»

«Блядь». Он откинулся на спинку сиденья.

«Ты понял. Так что же я на самом деле видел на цементном заводе? Он спасал девочек или торговал ими?»

«Итак… Зина…»

Я кивнул. «Опять понял. Знаешь что, если я прав, я убью этого ублюдка ради тебя».

Фургон накренился и попал в выбоину; Джерри застонал и схватился за живот. Я не слишком переживал. Боль скоро пройдет. А вот травма лица заживала гораздо дольше.

Джерри оторвал тряпку от носа. «Не вижу всей картины…» Он глубоко вздохнул. «Ты встретил в Вашингтоне не мою семью. Я понятия не имею, кто, чёрт возьми, была эта женщина».

«То есть это тоже была чушь?»

Он кивнул. «Я женат на Рене. У меня есть дочь. Просто это были не те, с кем ты встречался».

Он откинулся назад, пытаясь снять напряжение в шее.

«Она ничего об этом не знает. Она думает, что я в Бразилии, освещаю выборы... А вдруг я облажаюсь, чувак?»

«Слушай, единственный шанс на выживание Хлои – это делать всё, что я скажу, и Джордж никогда не узнает, что я знаю. Как только мы вернёмся в Вашингтон, ты будешь придерживаться истории, какой бы она ни была».

Я не добавил, что до конца жизни он никому не должен об этом рассказывать, даже своей жене. Кем бы она ни была.

Что касается меня, то я чувствовал себя странно и спокойно, когда Джордж меня подлатал. Я всегда знал, что он не из тех, кто оставляет всё как есть. Я сам стал таким в тот момент, когда захотел велосипед вместо него. По крайней мере, я знал, где моё место.

Вот это подстава! Держу пари, Джорджу работа над выставкой и созданием фальшивой семьи доставляла не меньше удовольствия, чем любая операция, которую он когда-либо готовил.

Мы продолжили путь, и я не мог сдержать улыбки, когда он рассказывал мне о своей выдуманной семье. «Эта женщина не знала, как менять подгузник. Мне пришлось ей показать. Но даже тогда она не стала этого делать».

Если бы они не знали прошлое Джорджа, большинству было бы трудно представить, что человек, представляющий западное демократическое правительство, может так себя вести. Но Джерри в своё время повидал немало выстрелов и снарядов, а также всего того дерьма, что их окружало. Он знал, что это не так. Но это ему не помогало. Он просто смотрел на сверкающий на нас иней, засунув руки под мышки, возможно, пытаясь вызвать в памяти утешительные образы своей маленькой девочки. Я посмотрел на него. «Слушай, просто делай то, что я говорю, хорошо? Ничего никому не будет».

Он задумчиво кивнул. «Он что, правда убил бы ребёнка, Ник? Как он это делает? У него там какой-то больной ублюдок на дежурстве, что ли?»

Он никак не мог получить от меня подобную информацию. «Вам не нужно знать, потому что этого не произойдёт».

«Зачем? Зачем ты это делаешь, если я тебя уже надул, мужик?»

Я не отрывал глаз от дороги. «Я работал на Джорджа. Вот почему Келли умер».

Я чувствовал, как его взгляд сверлит мою голову. «Джордж убил Келли? Черт».

Я обернулся. Его взгляд был остекленевшим, словно он был где-то далеко. Я хорошо знал этот взгляд: я часто видел его в зеркале.

«Её похитили какие-то ублюдки. Джордж удерживал меня, не говорил, где она, потому что не хотел, чтобы я вошёл в дом и всё ему испортил. Он знал, что они, скорее всего, её убьют, но работа, эта чёртова работа, была для меня на первом месте. К тому времени, как я добрался и нашёл её, ну…»

Я почувствовал толчок в центре груди. Образ её мёртвого тела, который я описал Джерри, был таким же ярким, как фотография.

Джерри выглядел неважно. «Ох, чёрт…»

Я потёрла волосы и прижала руку к носу. «Я отвезла её тело обратно в Штаты, и мы с Джошем похоронили её рядом с остальными членами семьи. В церкви было достаточно места, чтобы стоять». Я вытерла руки о промокшие джинсы, пытаясь избавиться от запаха. Мне нужно было вернуться в реальный мир. «Не знаю, гордилась бы она или смущалась».

Мне бы хотелось вытащить из кошелька фотографию, как любой другой гордый родитель, но дело в том, что у меня её не было. Во всяком случае, она бы ею гордилась. Только та, что из её паспорта: в тот день её лицо было покрыто прыщами, и мне пришлось тащить её в фотобудку. Конечно, были и другие фотографии из её дома, но они лежали на складе. Когда-нибудь я соберусь и разберусь со всем этим.

«К чёрту, всё это уже в прошлом». Я переключил передачу на третью, когда мы тронулись в гору. «Не хочу, чтобы ещё кому-то снились такие кошмары. Никто их не заслуживает. Кроме Джорджа, но этого никогда не произойдёт».

Мы оба просто смотрели на дорогу, освещенную фарами.

«Слушай, извини, что изуродовал тебе лицо. Я увидел устройство определения местоположения, номер телефона, камеру в Аль-Хамре, и у меня просто голова взорвалась».