Текст книги "Глубокий чёрный (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Энди Макнаб

Глубокий чёрный

1

Босния, октябрь 1994 г.

Оттуда, где я прятался, дно долины напоминало ничейную землю на Сомме: акры грязи, взрытой гусеницами танков и тяжёлой техники, воронки от миномётов, заполненные грязной водой. Кое-где мёртвая рука царапала небо, моля о помощи, которая так и не пришла.

День выдался серый и унылый, ещё не морозный, но достаточно холодный, чтобы за последние три дня лишить меня тепла. И всё же мне повезло больше, чем разбросанным трупам, наполовину зарытым в грязь. Судя по степени разложения, некоторые лежали там с лета.

Я находился примерно в ста километрах к северу от Сараева, зарывшись в лес у подножия горы. Из моего укрытия открывался вид на долину, где раньше находился цементный завод, ровно в 217 метрах. Проблема для владельцев заключалась в том, что это был мусульманский цементный завод. Забор по периметру давно сравняли с землей сербские танки, и ни одна часть комплекса не осталась незатронутой ожесточенными боями. Большая его часть превратилась в руины. Трёхэтажное здание, которое, как я предположил, когда-то было офисным блоком, кое-как стояло, изрешечённое артиллерийскими снарядами и выстрелами из стрелкового оружия. Чёрные подпалины обрамляли дыры там, где когда-то были окна.

В свой миниатюрный бинокль я насчитал, наверное, тридцать или сорок сербских солдат и видел, что они так же холодны и злы, как и я. Из пристройки валил дым, смешиваясь с редкими хлопками дизельных выхлопов; один или два парня Младича заводили машины, чтобы согреться в кабине.

Я мог лишь догадываться, что они, как и я, ждали прибытия генерала. Ратко Младич, главнокомандующий Армией боснийских сербов, должен был появиться накануне, но этого не произошло. Чёрт его знает почему. Сараево просто приказало мне ждать на месте, и я так и поступал, пока не прикажут поднять ракету в воздух.

Я был по уши в снайперском костюме Gore-Tex – большом, громоздком комбинезоне с камуфляжной расцветкой и подкладкой, похожей на одеяло. Первые несколько часов он согревал меня, но длительный контакт с землёй постепенно истощал. У меня оставалось еды примерно на два дня, но, находясь так близко к цели, я был занят тяжёлой работой. Я не мог ни разогреть еду, ни сварить себе напиток. Зато я был сухой.

Я поднял бинокль и снова осмотрел землю, контролируя дыхание. Даже по инверсионному следу можно было подумать, что я устраиваю пикник.

Яма в форме гроба, которую я выкопал, скрытно пробравшись в этот район, была глубиной около двух футов и покрыта камуфляжной сеткой. Я снова отрегулировал её, чтобы объектив на передней части ЛЦУ (лазерного целеуказателя) имел чёткое поле зрения на завод. Когда Младич прибывал, чтобы сделать то, что он собирался сделать в глуши, я вызывал его. Фирма, которую сербы обстреливали в Сараево, давала зелёный свет быстрому самолёту, вооружённому 2000-фунтовой бомбой Paveway с лазерным наведением. Минут через пятнадцать-двадцать, в зависимости от того, сколько времени, как мы говорили в торговле, требовалось платформе, чтобы доставить её, в сербском высшем командовании открывалась вакансия.

После удара я бы смылся как можно быстрее. Сербы не дураки; они знали, что эти точечные бомбовые удары – это технология, контролируемая человеком, и будут меня искать.

Кроме LTD и моего рюкзака, всё, от снайперского костюма до пластиковых пакетов с дерьмом и канистры с мочой, останется в укрытии. Неважно, откопают ли сербы: это был не первый раз, когда их пометили, и не последний. Они знали, кто это делает, но всё равно свалили бы вину на мусульман. Я бы тоже предпочёл уйти из LTD, но сербы знали, что их помечают, и могли это доказать.

Выбравшись из непосредственной близости, я просто отправился в путь и снова стал Ником Коллинзом, внештатным репортёром. В моём походном рюкзаке лежали видеокамера Sony Hi-8 и зеркальный фотоаппарат Nikon 35 мм. По пути на работу я общался с местными жителями, чтобы сделать как можно больше кадров. Если меня поймают, я хотел выглядеть соответствующе.

У Ника Коллинза был ирландский паспорт для этой работы. Ирландский или швейцарский – самые надёжные документы в мире. Кого когда-либо бесили Дублин или Берн? С такой фамилией, как Коллинз, но с лондонским акцентом, я бы сказал, что родом из Килберна. Отец просто не удосужился принять британское гражданство, когда закончил работать в Макэлпайне в начале семидесятых.

Фрилансеров вроде меня здесь было двое на пенни. Молодые парни, а иногда и девушки, пытались сколотить состояние на эффектных фотографиях и видеоматериалах, которые могли бы быть достаточно хороши для распространения по всему миру. Я присоединился к сотням людей, которые забронировали билет на самолёт и отправились в Диксонс в поисках приличной зеркальной камеры и нескольких сотен рулонов плёнки. Оказавшись в стране, они спросили, где весь этот хаос, и слетелись туда, словно пчёлы на мёд.

С завода доносились крики. Я медленно поднял голову и прищурился, вглядываясь в тусклый серый свет. Группа сербов снова играла в футбол, чтобы согреться. Они были одеты в разношёрстную форму. На некоторых был камуфляж, на других – что-то похожее на немецкие армейские парки. На некоторых были резиновые сапоги с толстыми носками до колена, загнутыми сверху; на некоторых были приличные сапоги до икр. Я видел сербских солдат, одетых лучше и организованнее; возможно, это были повара и мойщики бутылок. Как бы то ни было, сегодня у них был новый футбол.

Накануне утром я наблюдал, как эти ребята убили двух боснийских «солдат» – старика и юношу лет пятнадцати. Их отвели на фабрику. Судя по крикам, их, вероятно, допросили, затем вывели на улицу и выстрелили в грудь. Тогда мне это показалось странным: почему не в голову? Обычно так и делали. Я узнал причину во время начала матча днём.

Всё здесь было полным провалом от начала до конца – если вообще был финал. Я вспомнил молодую девушку, которую встретил несколько дней назад, дрожащую на обочине дороги с женщиной гораздо старше меня. Она немного говорила по-английски, поэтому я попросил разрешения сделать несколько фотографий, чтобы заполнить ещё одну катушку из тридцати шести снимков для моей статьи. Она застенчиво улыбнулась и назвала своё имя.

«Куда ты идешь, Зина?»

Она снова вздрогнула и махнула рукой в сторону дороги. «Сараево».

Что я мог сказать? Она бросалась из огня да в полымя. Сербы осаждали город больше двух лет. Помимо постоянного снайперского огня, они ежедневно обстреливали город примерно четырьмя тысячами миномётных и артиллерийских снарядов. У войск СООНО, контролировавших аэропорт, были связаны руки. Единственное, что они могли сделать, – это доставить помощь примерно полумиллиону сараевцев, оказавшихся в ловушке. Тысячи погибших, но, возможно, эти окажутся среди тех немногих, кто прорвётся через сербскую линию фронта и окажется в чьём-нибудь подвале. Я на это надеялся. Если мы оба доберёмся до города, я, возможно, получу обратно свою куртку.

Даже в этом чёртовом месте некоторые ситуации были хреновее других. Старушка носила когда-то розовую анорак, которая была ей на много размеров меньше. Её лицо едва проглядывало под белой нейлоновой меховой бахромой капюшона, но я видел по её глазам, что она умирает.

«Вот». Мне всё ещё не хватало нескольких километров до тайника – там, где полк закопал LTD и всё остальное снаряжение, которое мне понадобится, как только цементный завод стал потенциальной целью, – но я не мог просто так оставить молодую девушку. Я снял красную лыжную куртку и перчатки и отдал их.

Она поблагодарила меня. Затем, словно на несколько секунд забыв о своём положении, она встала в позу, повернувшись ко мне правым плечом и склонив голову набок, и застёгнула новую куртку. «Кейт Мосс, не так ли?»

Я поднёс камеру к глазу, но не смог заставить себя нажать на кнопку спуска затвора. Внезапно из очень ясных карих глаз по её лицу хлынули слёзы. Она уже вернулась в реальный мир.

2

Футбольный матч сейчас действительно разогрелся. Сегодняшний мяч был весь в грязи на спутанных седых волосах и бороде. Я опустил бинокль. Не хотел видеть эту дрянь. Если меня найдут, следующая голова может быть моей.

Земля подо мной была мягкой, но ужасно холодной. Жаль, что ребята из Полка не оставили мне коврик. Напрягая тело, я снова и снова шевелил пальцами ног, пытаясь согреться, но безуспешно. Младичу лучше бы появиться поскорее. Из-за режима секретности у меня с собой не было его фотографии, но я выжег одну в памяти перед тем, как выйти. Я бы узнал его уродливое жирное лицо, как только увидел бы его.

LTD размещался в зелёном металлическом ящике размером примерно с шлакоблок. Штатив, на котором он был установлен, выдвигался примерно на шесть метров, хотя я установил его всего в нескольких дюймах от земли. Сзади располагался видоискатель, а спереди – объектив, пока защищённый пластиковой крышкой. Дальность лазерного луча составляла около десяти миль. Также имелся лазерный дальномер, благодаря которому я определил, что до нужного здания было ровно 217 метров.

Теория такой атаки была очень проста. Самолёт появлялся сзади, примерно на одной линии с лучом LTD, но низко, с другой стороны горы, вне поля зрения и слышимости завода. Когда он оставался примерно в девяти или десяти милях, бортовой компьютер давал пилоту команду резко набирать высоту. В нужный момент он отпускал пейвэй, словно бросая мяч под мышкой. К тому времени, как самолёт пролетал над горой, он уже разворачивался и направлялся домой.

Paveway был не столько ракетой, сколько стандартным 900-килограммовым комом металла и взрывчатки с плавниками на хвосте. После запуска, установленный в носовой части детектор отслеживал попадание лазерного луча на цель, захватывал цель и свободно падал к ней. Эта технология управления с помощью человека в петле управления была очень хороша, но, наблюдая за футбольным матчем, надеясь, что я не облажаюсь и не стану их следующим мячом, я мечтал, чтобы кто-нибудь поторопился и изобрел технологию без участия человека в петле управления.

Мне пришлось быть так близко из-за гор позади меня. Когда LTD выстреливал лазером, луч преломлялся в точке попадания в цель, давая тот самый всплеск, который искала Paveway. Если бы он был направлен под углом с высоты, всплесков было бы меньше, и Paveway мог бы столкнуться с трудностями при наведении на цель, когда перевалит через гору. У меня был только один шанс попасть по Младичу. Чтобы добиться максимального всплеска, мне нужно было направить лазер как можно ближе к прямому углу цели, что означало находиться практически на крыше завода – фактически, с тактической точки зрения, достаточно близко, чтобы плюнуть на него.

Я ещё раз проверил, что штатив из сплава в порядке и надёжен. Я наполнил три пластиковых пакета грязью и набросил их на ножки, чтобы луч оставался стабильным и устойчивым. Если Младича поразят в здании, взрыватель «Пейвэя» будет установлен на задержку, чтобы он пробил кирпичную кладку до детонации. У «Пейвэя» было так называемое «круговое вероятное отклонение» – другими словами, окружность взрыва – около девяти метров. Если я ошибся на три, бомба могла ошибиться на двенадцать, но сегодня высокая точность не имела особого значения. Мощный взрыв 945 фунтов тритонала обрушит на него стальной корпус, и даже мне придётся пригнуться.

Я снял с трупа на обочине дороги пару неуклюжих и неудобных чёрных нейлоновых перчаток. Сдёрнул одну зубами и полез в верхний карман комбинезона из гортекса за двумя таблетками имодиума. Я попытался рассчитать время, когда будет опорожняться кишечник ночью.

Справа от меня из долины доносился грохот моторов. Я снова поднял бинокль, когда колонна заляпанных грязью фургонов с брезентовыми кузовами тяжело двинулась к заводу. Их было шесть, гражданских машин. Все выглядели так, будто пережили несколько зим. Когда они подъехали ближе, я увидел, что водители были в сербской форме.

Они въехали на территорию и развернулись. Я видел, как головы, многие в платках, мотались из стороны в сторону, зажатые между сербскими охранниками. Среди заключённых были не только мужчины и женщины. Были и дети.

3

Сербы, сидевшие сзади с автоматами Калашникова на коленях, спрыгнули вниз, куря и перешучиваясь. Мусульмане, мирные жители, выбрались следом за ними, испуганные и растерянные, закутанные в одеяла и всевозможные утеплители от холода. Дыхание клубилось вокруг них, пока они жались друг к другу.

Мойщики бутылок перестали играть в футбол. В городе появилась новая игра. Они оставили голову на месте и побрели к своему оружию.

Ещё больше откинулись борта, и криков стало ещё больше. Дети плакали, когда их отрывали от матерей и загоняли за офисное здание. Оставшиеся мужчины, женщины и подростки разделились на группы. Ситуация выглядела не очень хорошо.

Это было моё третье задание для Paveways с конца августа. Идея заключалась в том, что если уничтожить сербское командование, войска рассыплются в пух и прах, и у мусульман появится шанс противостоять четвёртой по численности армии в Европе.

Первые два главных героя, которых я застрелил, были полковниками, командовавшими бригадами этнических чисток. Я слышал эти ужасные истории. Сербы вошли после обстрела и всех окружили. Мужчин разделили, а потом высадили. Затем женщин и детей вывели вперёд и отправили вместе с мужьями и отцами. Всех, кому не повезло оказаться женщиной в возрасте от четырнадцати до тридцати лет, насиловали, часто неоднократно. Некоторых убивали во время нападений. Многих держали под стражей до седьмого месяца беременности, прежде чем отпускать.

Других продавали в секс-индустрию, обменивая на деньги и наркотики у торговцев, которые следят за всеми войнами и ведут дела с обеими сторонами. В наши дни белая девушка может стоить до пятнадцати тысяч долларов.

4

Я посмотрел на часы. Сербам понадобится добрых полчаса, чтобы разобраться с пленными. Если я вызову авиаудар прямо сейчас, у некоторых из этих людей, возможно, появится шанс, если они переживут взрыв. Стоило попробовать; при нынешнем положении дел большинство из них всё равно погибнет.

Глядя, как внедорожник подпрыгивает на трассе, направляясь к заводу, мне хотелось изо всех сил дотянуться до маяка. Но рука не двигалась. Задача была не в этом. Я был здесь, чтобы отнять жизнь, а не спасти её. Это был не лучший выбор, и я знал, что следующие несколько недель буду просыпаться в поту в три ночи, чувствуя себя ничтожеством из-за того, что ничего не сделал, но, чёрт возьми, всем нам когда-нибудь придётся умереть. Я просто хотел, чтобы не я был тем, кто держит палец на кнопке.

Сегрегация была почти полной, если не считать того, что мать одного мальчика спорила с солдатом. Мойщики бутылок пинали её, пытаясь оторвать сына и отдать его мужчинам. Она умоляла и умоляла, цепляясь за мальчика изо всех сил. На вид ему было не больше тринадцати.

На секунду мой обзор загородил прибывший внедорожник, необычайно блестящий «Ленд-Крузер». Дверь открылась, и из неё вышла стройная фигурка невысокого роста с развевающейся бородой, которая спокойно направилась к матери и сыну.

Мужчина словно плыл по грязи. Сербы не могли отвести от него глаз. Никто не умолял, не размахивал руками, новичок просто держал руки перед собой и говорил. Я изучал его в бинокль. Ему было чуть больше двадцати пяти, на нём была меховая шапка в русском стиле и тяжёлое зеленоватое пальто. Его движения были уверенными. Мойщики бутылок казались почти послушными ему. Они перестали пинать женщину. Она осталась стоять на коленях в грязи, прижимая к груди ребёнка.

Мойщики бутылок выглядели так, будто их отчитали в школе. Я не мог отделаться от ощущения, что передышка для мальчика будет недолгой.

Бородач помог им подняться и отвёл обратно к группе женщин. Сербские охранники даже расступились, чтобы пропустить его.

Затем раздался выстрел, наступила гробовая тишина, и ещё один выстрел. Двое заключённых мужчин рухнули на землю.

Когда правда открылась, женщины и дети начали плакать и кричать.

Раздалось ещё два-три выстрела. Медленно. Ритмично. Методично.

Снова крики. Всего в десятках метров от них мужья, сыновья, дяди, братья получали удар в голову.

Я снова спрятался в укрытии, оцепенев и физически, и мысленно. Нужно было уметь переключать, иначе пришлось бы лаять на луну.

5

Следующие десять минут я слышал только крики и ритмичный стук одиночных выстрелов. Затем послышался шум машин, который постепенно становился громче. Я медленно поднял голову и направил бинокль вниз по дороге.

На этот раз колонна из семи машин, все гражданские Toyota 4x4, две из которых были с безбортовыми кузовами и 50-калиберными пулемётами над кабинами, быстро продвигалась по долине. Машины были новыми, слишком хорошими для того, чтобы в них возились бойцы, и ощетинились штыревыми антеннами. Похоже, это была группа управления.

Когда они въехали на территорию, я осмотрел каждый из них, но окна и лобовые стёкла были слишком забрызганы грязью, чтобы кого-то разглядеть. Единственными, кого я мог разглядеть, были плотно закутанные стрелки с пятидесятыми калибрами, которых швыряло из стороны в сторону, но они пытались выглядеть круто.

Колонна остановилась у офисного здания. Солдаты и мойщики бутылок подбежали к ним и выстроились по стойке смирно. Всё выглядело многообещающе. Мне уже стало теплее.

Младич вышел из второй машины, одетый в американский камуфляж BDU (полевая парадная форма) и сербскую шапку-дот. Он был точь-в-точь как на фотографиях; пятьдесят лет назад он вполне мог бы быть двойником Германа Геринга.

После быстрого прощания он крепко сблизился с местным командиром. Пока он стоял над телами, болтая с младшими офицерами, я включил маяк, чтобы привести платформу в порядок. Радиомаяк работал только на одной частоте, которую постоянно отслеживал американский самолёт ДРЛО, круживший над страной на высоте около сорока тысяч футов надо мной.

Я нажал кнопку «Отправить». Находясь так близко к цели, я не мог позволить себе говорить.

Я продолжал стучать, наверное, шесть или семь раз, прежде чем в наушнике раздался мягкий женский голос, американка. Приятное изменение: в прошлый раз это был суровый парень с акцентом восточного побережья, который не терпит пленных.

«Blue Shark Echo? Проверка радиосвязи».

Я дважды нажал на кнопку. У неё в наушниках появился шум.

Она вернулась, очень тихо, очень медленно. «Всё в порядке, сила пять, Синяя Акула Эхо. У вас есть цель?»

Я дважды ударил по прессу.

«Принял, Blue Shark Echo. Приготовьтесь».

Система АВАКС сообщила бы Сараеву, что я захватил главный объект. Вся система обнаружения, принятия решения и уничтожения была проигнорирована, поскольку решение об уничтожении уже было принято. Сараеву оставалось лишь разрешить самолёту остановиться.

Поскольку об этой работе знали всего около дюжины человек, командование никак не могло действовать из безопасной зоны ООН в аэропорту Сараево. Вместо этого они находились в офисе над кафе в городе и, вероятно, прятались под столом, пока очередной сербский артиллерийский обстрел сотрясал их окна.

Возможно, американский пилот на одном из авианосцев направлялся к самолёту. Очень скоро он или она будет кружить над Адриатикой, ожидая сигнала, чтобы подойти к цели. Возможно, это был британский «Торнадо», базирующийся в Италии, на расстоянии меньшем, чем расстояние от Лондона до Шотландии, но в совершенно другом мире. Экипаж даже не успеет устроиться поудобнее, как отправится домой пить горячий кофе и смотреть видео. Я понятия не имел, но это и не имело значения. Я не собирался слышать самолёт, не говоря уже о том, чтобы его видеть.

Я ждал, когда она вернётся и скажет мне время для прицеливания. Я просто надеялся, что Младич продержится достаточно долго. На последнем задании время для прицеливания составляло пятнадцать минут.

Мойщики бутылок снова принялись за дело. Двое из них заклеивали одеялами дверной проём и окна на первом этаже. Затем из внедорожников вытащили складные стулья и столы на козлах и отнесли в офисное здание, а за ними – корзины с едой и охапки винных бутылок.

Я не мог поверить тому, что получилось потом: пара канделябров со свечами. Это напомнило мне кавалерийских офицеров, которых я знал до того, как вступил в полк. Они возили полковое серебро с собой в танках на крупных учениях и накрывали на стол, словно отдыхали от атаки лёгкой бригады. Будучи пехотинцем, я частенько хохотал над их дурацкими шляпами и их вычурными манерами, зеленея от зависти, открывая консервную банку с потным плавленым сырком.

Младич просто стоял, уперев руки в бока, по-видимому, не обращая внимания на бойню.

Мой новый лучший друг снова был в сети. «Blue Shark Echo, приём».

Я дважды ударил по прессу.

«Слышу, пять, Синяя Акула Эхо. У тебя пятнадцать – то есть, одна пятёрка – минут на прицеливание. Понял?»

Так и было. Я дважды ударил по прессу, наблюдая, как в офис заносят вязанки дров. Вскоре из трещин в стене повалил дым. Если повезёт, он как раз сядет за стол, когда я начну потихоньку запихивать ему в задницу «Пейввей».

Я стянул перчатку зубами, затем медленно потянулся к передней части LTD и приподнял маленькую пластиковую крышку с объектива. Затем я порылся в нагрудном кармане своего снайперского костюма в поисках рулона туалетной бумаги и протер стекло от центра к краям, чтобы удалить конденсат. Затем я немного приподнялся, чтобы посмотреть на картинку прицела в видоискателе. Я навел перекрестие на первый этаж, на участок стены между двумя закрытыми оконными рамами. Я переместил его вертикально вверх, целясь в точку, где первый этаж упирался в фасад. С погрешностью в девять метров я хотел убедиться, что нет никаких шансов, что он просто пропахает землю. Теперь не имело значения, было ли это на высоте девяти метров, слева или справа, он все равно попадет.

Казалось, вот-вот подадут напитки перед ужином. Младич направился к офисному зданию, а его сообщники бросились за ним в погоню. Стрельба продолжалась, пока он не скрылся внутри.

Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Я пока не мог позволить себе вызвать платформу. Он мог вздумать снова выйти на улицу со своим джином и тоником и пойти гулять. При таком количестве алкоголя, еды и канделябров спешить было некуда. Вернее, спешить было, но я не мог съехать с дороги.

Я дала ему десять минут. Скорее всего, он уже сидел дома. Я надеялась, что он насмотрелся на трупы за сегодня.

Я вышел в сеть и ударил по прессе пять или шесть раз.

«Это ты, Синяя Акула Эхо? Отправь ещё раз».

Я ударил молотком по прессу еще пару раз.

Она вернулась. «У тебя есть звание?»

Нажмите, нажмите.

«Принял, подтверждаю, что у вас есть назначение».

Нажмите, нажмите.

«Запал замедленного действия?»

Нажмите, нажмите.

«Подтверждаю, что профиль атаки не изменился».

Я нажал ещё раз. Платформа двигалась по тому же курсу.

Она передаст хорошие новости в Сараево, а они передадут их на самолет, летающий над Адриатикой.

Прошло около тридцати секунд, прежде чем она вернулась. «Blue Shark Echo, у вас есть платформа. Время до цели плюс одна пять минут. Пять, четыре, три, два, один, проверка».

Я дважды нажал кнопку подтверждения. Вот и всё. Ровно через пятнадцать минут «Пейввей» должен был выйти на связь. Мне оставалось только включить LTD через восемь минут, убедиться, что я слышу, как заводится моторчик, проверить, не сдвинулась ли картинка с прицела со здания, а затем выплеснуть эту хреновину, прежде чем заткнуть уши указательными пальцами и пригнуться.

Я услышал крики и поднял бинокль. Бородач снова принялся за дело. Должно быть, он оторвался от остальных заключённых, потому что теперь стоял у входа в здание, возмущаясь с охранником. Спустя несколько секунд одеяло, закрывавшее дверь, было отдернуто в сторону. Появился Младич, его лицо было искажено яростью.

6

Генерал был без куртки, открывая оливковую рубашку с закатанными рукавами. В руке он держал полотенце. Он откинул назад остатки седых волос и сердито ткнул Бородавку в грудь. Парень стоял на месте, спокойный и собранный. Это Младич сходил с ума. Я всё ждал, когда он вытащит пистолет из-за пояса и выстрелит ему в голову.

Шляпа Бородатого упала в грязь, когда Младич ударил его, но тот даже не моргнул. Под ней была чёрная тюбетейка. Он был либо очень безумным муллой, либо очень храбрым.

Он воспринял это совершенно спокойно, лишь время от времени стирая грязь с бороды правой рукой, поднимаясь с земли. Младич был расстроен, он продолжал кричать и орать, размахивая руками. Его волосы потеряли свой ухоженный вид.

Младич в последний раз сбил бородатого мужчину с ног, затем встал, уперев руки в бока, и посмотрел на него сверху вниз. Наконец он крикнул что-то одному из офицеров и, указав на рельсы, скрылся в здании.

Офицер подошёл к группе солдат и отдал ряд приказов. Они начали сгонять заключённых на футбольное поле. Пожилая женщина наклонилась и подняла мяч, держа его в руках. Мойщики бутылок лишь смотрели, куря, с оружием, небрежно висящим на плечах.

Я приготовился услышать выстрел калибра .50, чтобы быстро завершить работу.

Вместо этого произошло нечто странное. По приказу сербов выжившие начали отступать к грузовикам. Бородач стоял у двери и махал им рукой, призывая пошевелиться. Некоторые останавливались, чтобы поцеловать его грязные руки.

Я посмотрел на часы. Время было. Тому, кто вёл эти грузовики, лучше бы надавить на газ. Я проверил, удерживает ли пружина зелёную крышку объектива в нужном положении. Сегодня можно было не беспокоиться о том, что солнце выдаст меня. Я схватил лист туалетной бумаги и снова протёр объектив. Я не мог наклониться достаточно близко, чтобы увидеть стекло; оставалось только надеяться, что оно чистое.

Я в последний раз взглянул в видоискатель, затем затянул регулировочный винт на штативе. В этом не было необходимости: просто стало легче. Всё готово. Я нажал кнопку питания и прислушался к тихому повизгиванию электроники. Маленький красный светодиод сообщил мне, что цель попала под брызги.

Осталось всего шесть минут. Платформа уже с грохотом мчится к горному хребту, держась ниже линии горизонта, готовая взлететь и сбросить груз.

Я оглянулся на здание. Последний грузовик покидал территорию завода. Остались два. Они были не нужны: все пассажиры валялись в грязи. Бородач всё ещё стоял у двери, устремив взгляд вглубь заводского комплекса. Я проследил за его взглядом.

Одну небольшую группу заключённых оставили позади: около двадцати молодых девушек, вытянув руки и цепляясь друг за друга. Их тела содрогались от рыданий, когда к их числу присоединилась ещё одна жертва.

На этот раз я почувствовал прилив адреналина, и сердце болезненно забилось в груди. Возможно, я и не узнал Зину в лицо, но мою красную лыжную куртку я не мог не узнать.

7

Бородач обожрался одеялом, которым была прикрыта дверь, забрался в свой «Лендкрузер» и поехал вслед за остальными машинами по дороге. Похоже, он добился своего. Группу девушек подвели к двум грузовикам. Я лежал и молил сербов побыстрее отправить Зину к этим чёртовым тварям.

Я ошибся: не все отправились к грузовикам. Пятерых оставили.

Сербы окружили их. Двух девушек, не старше шестнадцати, оторвали от остальных и повели к офисному зданию. Их ноги скользили в грязи, когда они пытались сопротивляться.

Я навёл бинокль на Зину. Её держали снаружи здания вместе с двумя другими девочками. Она не плакала, глядя, как грузовики исчезают на путях; она даже не выглядела испуганной. Она стояла там с достоинством, которого у меня никогда не было, или которое я потерял много лет назад, занимаясь подобными делами.

Сверху доносились крики. Обеих девушек тащили на третий этаж. Одна из них висела на оконной раме, с неё слетела блузка, руки её размахивали. Она повернула голову, крича и умоляя, её тело дёргалось, когда первый серб в неё вонзался. Вторую девушку били кулаками и ногами за сопротивление.

Я засек время: осталось три минуты.

С третьего этажа раздался ещё один громкий крик. Я поднял бинокль как раз вовремя, чтобы увидеть, как тело первой девушки приземлилось на один из внедорожников Младича, изрешечённое пулей 50-го калибра. Она больше не двигалась.

Младич протиснулся сквозь одеяло, закрывавшее дверь, и направился к новой машине, оживленно указывая на кровь, стекающую по боковым панелям.

Возвращайся в это гребаное здание!

Мойщики бутылок засуетились; двое запрыгнули на платформу и оттащили тело. Через несколько секунд появился ещё один с ведром воды и тряпкой.

Двое сербов просунули головы в окно на втором этаже, и Младич, указывая на состояние фургона, скрылся внутри. Слава богу, за это.

За последние несколько месяцев я видел, как на деревьях висели тела женщин по мере продвижения сербов. Самоубийство часто было гораздо лучше выживания.

Осталось тридцать секунд. Я опустил голову к краю рва, заткнул уши пальцами и начал считать.

Пять, четыре, три. Я приготовился.

Два, один. Ничего. Я отсчитал ещё пять секунд. Может, я ошибся со временем. Я посмотрел на часы. Точно. Может, это был LTD. Я поднял голову и проверил. Он тихонько заскулил. Красная лампочка всё ещё горела. Я проверил, закрыта ли крышка – всё в порядке.

Цель была обозначена. Где, чёрт возьми, был Paveway?

8

Прошло две минуты, но по-прежнему ничего.

Я нажал на кнопку, и ее голос поджидал меня: «Blue Shark Echo, проверка радиосвязи».

Я говорил тихо, не шептал. Шёпот в сети всегда звучит как каша, и в любом случае ты говоришь громче, чем думаешь; лучше просто говорить очень тихо и ровно. «Blue Shark Echo. Окей, я в порядке. Что происходит? Нет забастовки. Нет забастовки, приём».

«Никакой забастовки, никакой забастовки». Она словно принимала заказ в «Макдоналдсе». «Подождите. Подождите».

Она, очевидно, тоже не знала, что происходит, но я не мог долго ждать ответа. Мне нужно было экономить заряд батареи LTD на случай, если придётся остаться здесь и переназначить.

Пауза затянулась слишком долго. Прошло уже шесть минут с момента нападения. Из офисного здания снова донеслись крики и мольбы о помощи. Голос звучал иначе. Девочку, должно быть, подменили.

Я как раз собирался снова нажать на кнопку, когда она вернулась. «Эхо синей акулы, Эхо синей акулы? Подожди, подожди».

Этого было недостаточно. «Должен ли я всё ещё назначать? У меня есть платформа?»

Она лишь повторяла: «Подожди».

Что мне было делать? Я же поддерживал работу LTD. Какого хрена Сараево не может взять себя в руки?

Боковым зрением я уловил красное пятно и взмахнул биноклем.

9

Почти одновременно справа от моего поля зрения раздался крик. Зина бросилась бежать. Оставшаяся снаружи девушка стояла на коленях, вытянув руки, и кричала ей. Сербы лишь рассмеялись и беззаботно сняли с плеч оружие. Их веселье только начиналось.