Текст книги "Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]"
Автор книги: Эмиль Офин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
ОШИБКА ДАНИЛОВА
Возвращаясь к себе из кабинета Василия Ивановича, Петя увидел в коридоре кудрявого парня в короткой кожанке. Он стоял, привалившись спиной к стене, хотя рядом была пустая скамейка; в одной руке держал кепку, а другой озабоченно растирал щеку. «Должно быть, это и есть Сенцов. Нервничает», – подумал Петя. Он задержался возле скамейки, достал сигареты и, делая вид, что ищет спички, принялся рассматривать кудрявого. Так… По методу Конан-Дойля следует начинать с лица. Ну, глаза у здешних посетителей в большинстве бывают испуганными или наглыми, а у этого ни то, ни другое—грустные какие-то. Лицо узкое, подбородок угловатый; видно, парень волевой. Тогда чего же он нервничает, трет щеку?.. Обувь – обыкновенные рабочие сапоги. Присохшая грязь. Похоже, что явился из пригорода. Наверное, это Сенцов, он живет в пригороде, ведь Петя направлял повестку в Курортный поселок.
– Вам спички нужны, товарищ младший лейтенант? Вот, возьмите.
– А вы кого ждете?
– Товарища Воробьева.
Петя старался держаться сурово, но это плохо получалось – вот и спички зачем-то взял чужие, хотя свои в кармане. (Сам Петя не курил; и сигареты и спички он держал специально для допрашиваемых: так делают все опытные следователи.) Недовольный собой, он отпер комнату, усадил посетителя, как положено, лицом к свету, достал из ящика тоненькую папку – «дело».
– Что вы все за щеку держитесь, Сенцов?
– Зуб донимает. Вот уже целую неделю.
«Значит, просто зуб, а никакие не нервы. Опять поспешный вывод. Василий Иванович обязательно высмеял бы», – с досадой подумал Петя. А вслух сказал строго:
– Зуб надо удалить.
– Докторша не хочет. Говорит, вылечить можно.
– А вы его лечите водкой?
– Я не пил, товарищ младший лейтенант. Поверьте мне…
Грустные глаза Сенцова открыто смотрели на Петю, и у того вдруг пропала охота действовать по методу Конан-Дойля, тем более, что дело-то ерундовое, никакой загадки, полная ясность.
– Послушайте, товарищ Сенцов… Конечно, мы обязаны рассмотреть ваше заявление, но в деле$7
– Да не пил я, товарищ младший лейтенант! Поверьте мне…
Петя нахмурился:
– Вот и в вашем заявлении написано: «Не пил… Прошу разобраться, помочь мне». А в чем мы должны разбираться, когда уже все ясно? Ну, в чем? Читайте сами.
Сенцов мял кепку и молчал, глядя в раскрытое «дело» своими грустными глазами. Петя немного подумал и сказал:
– Знаете что, не расстраивайтесь. Это к лучшему, что вас вовремя сняли с машины: могли бы сделать аварию – уголовное дело. А так… Ну, поработаете пока что в гараже слесарем. Неприятно, конечно…
– Вот то-то и оно! – Глаза у Сенцова оживились, в них вспыхнул упрямый огонек. – Ведь я комсомолец, перед людьми некрасиво – с машины долой, права отобрали за пьянку. А я не пил.
Петя встал, закрыл папку.
– Так мы ни до чего не договоримся, Сенцов. Нельзя же черное называть белым. Если вы настаиваете, я доложу начальнику, только он наверняка скажет то же самое.
Пока Петя докладывал, стоя навытяжку и прижимая к груди папку (точно так же держал папку с успешно законченным делом следователь Ларцеа в кинофильме «Очная ставка»), Василий Иванович молчал, и по его лицу, даже применяя метод Конан-Дойля, нельзя было ни о чем догадаться: глаза смотрели без всякого выражения, только рот слегка кривился, казалось, начальник вот-вот зевнет.
И действительно, едва Петя успел добросовестно выложить все свои наблюдения и неоспоримые факты, Василий Иванович прикрыл рот ладонью и зевнул:
– Товарищ младший лейтенант, прежде чем поручить вам проверку дела Сенцова, как вы полагаете, прочел я это дело сам?
– Полагаю, что прочли, товарищ подполковник.
– Так. Выходит, что разобраться в «неоспоримых фактах» у меня не хватило собственной смекалки.
Петя молчал. А что говорить?., Сейчас будет выволочка. Он обдернул гимнастерку и опустил руки по швам.
Но выволочки не последовало. Подполковник расстегнул воротник кителя и откинулся на спинку кресла.
– Садись, Петя. Поговорим.
Петя шумно вздохнул, присел на краешек стула, мучительно напряг память, соображая.
– Василий Иваныч… Я чего-то недоучел в деле Сенцова, прохлопал, да?
Подполковник ответил не сразу. Он взял у Пети папку, пошелестел в ней немногими страничками, поглядел в потолок. Петя тоже поглядел, но не увидел там ничего, кроме запыленной люстры.
– Понимаешь ли… Если, как говорится, посмотреть с точки зрения формальной, ты прав. Да и нам проще: дело ясное, никакой возни, все законно. Но вот заявление этого Сенцова: «Не пил… Поверьте мне, помогите…»– тут что-то есть. Не станет же, в самом деле, хороший парень бросаться комсомольским словом, врать, морочить нам голову. Как ты думаешь?
– Извините, Василий Иванович. А откуда вы знаете, что он хороший парень?
– Очень просто. Я снял трубку и позвонил в Курортный поселок, в гараж, где работает Сенцов. Между прочим, у тебя в комнате тоже есть телефон.
Петя смутился. Теперь-то Василий Иваныч улыбается – но как? Эта улыбка хуже всякой выволочки.
– Эх, дорогой товарищ! Все ты разглядел в Сенцове – и плохое настроение, и больной зуб, даже присохшую к сапогам грязь. Только не потрудился разузнать, что он за человек, чем живет, чем дышит. Ну, ничего ведь не знаешь!
Петя густо покраснел. Внезапно он вскочил с места, не спросясь, взял папку со стола:
– Разрешите идти, товарищ подполковник?..
* * *
Василий Иванович Данилов хорошо знал Петю и многое прощал ему, потому что ценил в нем главное – преданность делу, честность и наблюдательность. Петя мог многое увидеть, но не всегда умел сделать правильные выводы. Ну что ж, это придет. Надо только подтолкнуть его, пустить, как говорится, по следу. И тут уж Петя Воробьев не подведет, в этом Данилов был твердо уверен.
Не ошибся он и на этот раз. Сутки спустя, когда младший лейтенант вновь явился для доклада, по его взволнованному курносому лицу не трудно было догадаться, что есть интересные новости.
– Неоспоримые факты, товарищ подполковник! Все бы хорошо, да вот одного звена не хватает…
– Какого же, Петя? Да ты садись, садись. Мне сегодня твой портрет нравится – посвежел, загорел. Будто с курорта.
– А я и был в Курортном поселке. На велосипеде. Снял форму, оделся полегче и махнул. Ох, и весна же там, Василий Иваныч, красота! Озера, песок, дачи в ельнике. Индивидуальные владельцы вовсю отстраиваются, долбят, как дятлы, заколачивают гвозди в новые доски; а доски эти снежной горой лежат, и запах от них, как от соснового экстракта, не надышишься! А еще с симпатичной девушкой познакомился. Лидой зозут. Комсомольская секретарша. Жаль вот только, сердце у нее разбитое…
– Ты что же, определил это по методу Конан-Дойля или как?
– Ну да, Василий Иваныч. Захожу, смотрю, сидит молодая, красивая, а в глазах грусть-тоска. «С чего бы это?» – думаю. Ну, поздоровался я и выложил ей свое дело. Она поначалу обрадовалась, даже глаза повеселели, а потом вдруг говорит: «Знаете, мне про Сенцова рассказывать вам неудобно». – «Почему же? – спрашиваю. – Разве он такой плохой комсомолец?» А она: «Это Костя-то Сенцов плохой? Да если хотите знать, благородней и честней его на всем свете не найти!»– и отвернулась. Тут кое-что я смекнул. А вы смекаете, Василий Иванович? Или сказать?
– Не надо. Как поется в известном романсе: «О любви не говори, о ней все сказано». Ты лучше скажи, Петя, не показалось ли тебе странным, что комсомольская секретарша, которая в общем-то должна разбираться в людях и, кстати, беречь свой авторитет, находится в нежных отношениях с пьяницей и нарушителем?
– Да какой же он пьяница, Василий Иваныч? – Петя привстал со стула и принялся загибать пальцы. – Во-первых, Костя Сенцов, как демобилизовался, уже три года работает в этом гараже, восстановил списанную, можно сказать утильную, машину и сам же на ней ездил, да не только по Курортному поселку, а на Алтае побывал в командировке. Дальше, этот Костя однажды заступился за девушку, ее хулиганы обидеть хотели. Ножевую рану получил…
– Все это тебе Лида рассказала?
– Да нет, Василий Иваныч, разные люди, товарищи по работе. А больше всех рассказал диспетчер гаража, он тоже переживает за Костю. «Теперь, – говорит, – его машину отдали Каблукову, самый никудышный шофер. Свой грузовик довел прежде срока до капиталки». Сенцов – тот за смену по шесть рейсов досок успевал отвезти на строительство санатория, а Каблуков едва четыре раза оборачивается – халтурит. А насчет Костиной честности мне привели такой пример: однажды к нему подкатился один хлыщ. «Ты, – говорит, – заезжай к нам на дачу, скинь по пути доску, другую. Отцу в хозяйстве пригодится, и ты в обиде не останешься…»
– Вот как? Интересно… – Данилов достал портсигар. – Что же ответил Сенцов тому хлыщу?
– А ничего не ответил, Василий Иваныч. Дал ему пинка ногой под зад – и все.
Данилов покусывал мундштук папиросы и рассеянно барабанил пальцами по лежащей на столе книжке.
Петя скосил глаза и прочел: «Судебно-медицинские экспертизы».
– Послушай, Петя, вот ты давеча в своих лирических описаниях природы упомянул про дачных владельцев, даже сравнил их с дятлами во множественном числе. Неужели они так-таки все как один имеют «снежные горы» новых досок, от которых пахнет «сосновым экстрактом», и все, как по команде, заколачивают в них гвозди?
Петя шмыгнул носом.
– Ну, Василий Иваныч… Это я для общего фона. Не все, конечно…
– А точнее?
– Точнее: только одна такая дача мне на глаза попалась. Запомнил я ее – уж больно красивая, под бледную сирень выкрашена, А на шпиле, между прочим, петух для чего-то,
– Ишь ты, какие пейзажи выдаешь: бледная сирень, сосновый экстракт, снежные горы – совсем как в стишках$7
Тут Петя покраснел и надулся: «Чертова редколлегия! Тайку хранить не умеют…»
Данилов зевнул, машинально застегнул и опять расстегнул воротник кителя.
– Ладно, оставим дятлов, пусть долбят себе. Как насчет автоинспектора? Ты догадался поговорить с ним?
– Само собой, Василий Иваныч. Ведь в деле есть одно обстоятельство. Сенцов не сделал аварии, не сбил никого, даже правила движения не нарушил, и вдруг инспектор его останавливает. Бывают, конечно, и такие случаи, но не так уж часто.
– Пожалуй… – Данилов одобрительно взглянул на Петю. – Итак, что же тебе рассказал автоинспектор?
– А вот что: «Стою я, – говорит, – на перекрестке со своим мотоциклом. Ну, видел, как из ворот лесного склада выехал грузовик. Я, – говорит, – и не стал бы его останавливать, но какой-то сознательный гражданин подошел ко мне и предупредил: «По-моему, товарищ старшина, тот шофер выпивши».
Данилов всем корпусом повернулся к Пете:
– Ты расспросил про этого сознательного гражданина? Приметы?
– Особых примет нет. Старшина, конечно, поторопился за Сенцовым. Не разглядел, говорит, сознательного гражданина. Помнит только, что парень молодой и мал ростом.
– А не был ли тот гражданин шофером Каблуко-вым, который в то время болтался без машины? Свою-то он, говоришь, в капитальный ремонт загнал.
– Нет, Василий Иваныч. Я ведь вернулся в гараж, там мне Каблукова обрисовали: ему под сорок и длинный, как жердь. Не он. Скорее всего это тот хлыщ, которому Сенцов однажды пинка дал.
Данилов больше не задавал вопросов. Задумался надолго, закурил еще одну папиросу.
– Ладно, Петя. За добытые сведения ставлю тебе четыре с плюсом. Иди отдыхай.
– А как же Сенцов? Такой славный парень! Очень хочется отдать ему права, Василий Иваныч! Но ведь он…
Данилов потянулся к лежащей на столе книжке, полистал ее.
– Вот тут отчеркнуто, читай.
Петя прочел: «…Лабораторный анализ уличит нарушителя. Но если человек перед анализом употреблял какое-либо лекарство с примесью ацетона, эфира, альдегидов, то будет та же реакция, что от спирта или вина…»
Дальше Петя не стал читать. Он оторопело посмотрел на Данилова и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Зуб!.. Ну да, зуб! Сенцов же мне сказал, что целую неделю у него болит зуб. Ах, балда… – Петя горестно вздохнул и без разрешения сел в кресло. – Ну все, Василий Иваныч, дело закончено. И как всегда, не я, а вы нашли недостающее звено.
– Нет, Петя, именно ты нашел его, но не сумел зацепить куда следует. Это звено в той же цепочке, только на другом конце. Если, конечно, подтвердятся мои предположения… В общем, надо провести небольшое мероприятие. И откладывать его нет никакого резона.
Петя мигом вскочил с места:
– Какие будут приказания, товарищ подполковник?
– Я же сказал тебе, отправляйся отдыхать. – Данилов застегнул воротник кителя, снял телефонную трубку и вызвал легковую машину. – Впрочем, зайди сначала на минутку к капитану Гребневу.
– Как, Василий Иваныч! Вы меня не берете с собой?
– Нет, Петя. Как говорит товарищ Шиллер, мавр сделал свое дело. Теперь моя очередь.
* * *
Недостающее звено!.. Остаток дня и часть ночи Петя ломал голову. Дело фактически закончено, недоразумение разъяснилось, справедливость восстановлена – чего же еще недостает? Он надеялся узнать что-либо у капитана Гребнева, но тот ничего не объяснил, просто вынул из сейфа водительские права Сенцова и отдал их Пете под расписку: подполковник, мол, приказал. Это было приятно. Вот какой Василий Иваныч: хочет, чтобы возвратил права Сенцову именно он, Петя, который собрал сведения на четверку с плюсом… Но почему же не на пятерку? Почему Василий Иваныч удержал эти полбалла? Значит, Петя все-таки что-то прохлопал?.. Эх, как бы там ни было, а все равно будет лестно собственноручно отдать права этому славному парню. Петя мысленно уже представлял себе, как это произойдет: Сенцов сидит грустный, нервничает, мнет кепку; зато Петя держится уверенно, солидно: «Мы детально разобрались. Вот, получайте ваши права и работайте так же честно, как до сих пор». И тут глаза у Сенцова станут веселыми. Петя предложит ему закурить и на этот раз без всякой задней мысли воспользуется его, Сенцова, спичками.
Так, засыпая, представлял себе Петя эту сцену. А в действительности все произошло иначе. Только на второй день к вечеру Данилов вызвал к себе Петю. В просторном кабинете собралось порядочно людей, и все незнакомые, кроме Сенцова. Тот одиноко сидел поодаль у окна. Ближе к столу в креслах и на стульях расположились: толстяк с одутловатым сердитым лицом, молодой франтоватый парень со стиляжьими усиками-полос-кой, очкастый дядька в брезентовом плаще и какая-то пожилая женщина. Сам Данилов в наглухо застегнутом кителе стоял у стола и постукивал пальцами по знакомой папке, которая за два дня успела распухнуть.
– Проходите, младший лейтенант, садитесь. – Он указал Пете на свободное место в углу рядом с каким-то мужчиной, который что-то записывал а блокнот, а сам обратился к толстяку:
– Итак, продолжайте, гражданин Евсеев. Стало быть, вы решили сделать к вашей даче пристройку – еще две комнаты…
Толстяк вдруг взорвался:
– Позвольте, что за допрос? Что все это значит? Вы обращаетесь со мной, как с преступником! Повторяю, никаких ворованных досок я не покупал. Я же предъявил накладную, вон она у вас в папке.
– Накладная настоящая. Но это старый фокус: вы действительно однажды честно купили доски, израсходовали их, а теперь прикрываете законным документом доски, похищенные у государства. Здесь присутствует товаровед лесного склада. Интересно, что он скажет о досках, которые мы обнаружили на вашей даче.
Дядька в брезентовом плаще поспешно встал:
– Это наши доски, товарищ подполковник. Обрезные клейменые. Специальный фонд для строительства санатория. Их слепой отличит.
– А ваша накладная, гражданин Евсеев, выдана лесоторговой базой номер семь, – вежливо уточнил Данилов.
Ко Евсеев не сдавался:
– Ничего не знаю. Никаких похищенных досок не покупал.
Данилов улыбнулся – но как! Такая улыбка, уж Петя-то хорошо знал, хуже всякой выволочки.
В кабинет неожиданно для всех (только не для Пети: он видел, как Василий Иваныч нажал кнопку под столом) вошел капитан Гребнев, а с ним рыжий детина в комбинезоне, длинный, как жердь,
Евсеев вздрогнул, а Данилов продолжал улыбаться. Но Петя отлично видел, что Василий Иваныч начинает терять терпение.
– Ну, Каблуков, рассказывайте, откуда вы привозили доски Евсееву?
– Никаких досок я ему не привозил…
Пожилая женщина встала с места и грозно подступила к Каблукову.
– Ах ты, бездельник! Совесть поимей! – воскликнула она, тряся руками под самым носом Каблукова.
Данилов жестом утихомирил ее:
– Да вы садитесь, Полина Андреевна. Садитесь и спокойно расскажите, кем вы работаете.
– А чего рассказывать, товарищ начальник? Я же вчера все рассказала… Ну, сторожихой работаю, в пионерском лагере.
– Где этот лагерь расположен?
– Да напротив же той дачи с петухом на макушке.
– Так. Что же вы видели?
– А все видела. Вот как этот рыжий подъезжал на машине с прицепом. Подкатит, сколько-то досок сбросит и поехал дальше… – Сторожиха опять вскочила с места и шагнула к Каблукову: – Что же ты врешь?
Каблуков ничего не ответил. Евсеев тоже молчал.
А что им говорить, когда такие неоспоримые факты! Вон уж и Василий Иваныч встал, закрыл папку и держит ее точь-в-точь как следователь Ларцев в «Очной ставке». Петя даже зажмурился от удовольствия.
– Товарищ капитан, возьмите эту папку, оформите все и перешлите куда следует.
Данилов вышел из-за стола, попрощался за руку со сторожихой и с товароведом, поблагодарил их за помощь.
Капитан Гребнев узел Каблукова и Евсеева. Франтоватый парень направился было за ними, но Данилов остановил его:
– Вы подождите. С вами будет особый разговор.
– Какой еще разговор? Я к этому делу отношения не имею и не понимаю, зачем меня сюда вызвали.
Данилов брезгливо поморщился.
– К сожалению, нет статьи, по которой вас можно судить… Впрочем, товарищ Сенцов, вы можете привлечь его к ответу за клевету.
Сенцов нехотя отвернулся от окна, куда смотрел все это время.
– А ну его к черту! Связываться с мразью… Дам ему еще при случае пинка под зад.
Франт вспыхнул. Сквозь зубы сказал Данилову:
– Это довольно странно, довольно… подло позволить оскорблять человека в вашем служебном кабинете.
Но Данилов был непробиваемо терпелив. Он обратился к мужчине, который сидел рядом с Петей:
– Послушайте только! Этот… этот достойный сынок своего отца еще смеет говорить о подлости. А вы знаете, что он сделал? Расскажите-ка, Евсеев-младший.
– Мне нечего рассказывать.
– Ну, так я за вас расскажу. Вы работаете техником-протезистом в Курортной поликлинике. Утром одиннадцатого мая вы увидели, что из кабинета зубного врача Михайловой вышел шофер Сенцов, с которым у вас старые счеты. Вы спросили у Михайловой, что у Сенцоаа с зубом. После этого, хорошо зная, где работает Сенцов, вы отправились к лесному складу, дождались, когда Сенцов выехал из ворот, и сказали автоинспектору, что Сенцов пьян. А уж потом, когда его сняли с машины, вы быстро нашли общий язык с прохвостом Каблуковым по поводу досок. Ну, что вы на это можете возразить? Разве не так все было?
Евсеев-младший сразу сник. Он пожимал плечами, усмехался, кусал губу, словно хотел начисто сгрызть свои тонко подбритые усики. Петя перевел взгляд на Сенцова. Тот по-прежнему смотрел в окно.
И тут наконец терпение изменило Василию Ивановичу. Однако он не повысил голоса и не грохнул кулаком по столу, как бывало на совещаниях, когда кто-нибудь проштрафится. Он подошел к двери, раскрыл ее и приказал: «Вон!..»
Евсеев-младший бочком выскользнул из кабинета.
Сенцов поднялся с места, но Данилов остановил его:
– Нет, вы постойте, пусть он уйдет подальше. А пока получите у младшего лейтенанта ваши права.
Да, совсем не так представлял себе Петя сцену, как он будет отдавать шоферское удостоверение Сенцову. Когда комната опустела, Петя смущенно сказал:
– Выходит, Василий Иваныч, что тут вся загвоздка была в самом Сенцове.
Данилов одобрительно кивнул:
– Конечно, Петя. Тебя сразу должно было насторожить главное: как мог такой парень, как Сенцов, напиться за рулем? Вот недостающее звено. От него вся цепочка и потянулась… Эге, гляди, кто это там?
Петя посмотрел в окно. Внизу на панели стояли, держась за руки, Сенцов и миловидная девушка.
– Лида! – воскликнул Петя. – Переживает, пришла встречать.
– Не встречать, а вместе с Сенцовым пришла. И битый час ждала его на улице. Разве ты не обратил внимания, Конан-Дойль, что Сенцов все время смотрел 8 окно?
Петю кто-то сзади потеснил. Это оказался мужчина с блокнотом в руках. Он тоже захотел посмотреть в окно.
– Да, совсем забыл про вас, – сказал Данилов. – Познакомься, Петя. Это товарищ из редакции газеты, журналист. Я пригласил его на всякий случай. Может, заинтересуется, напишет о том, какие у нас еще попадаются бессовестные люди…
* * *
Данилов редко ошибается, но тут ошибся: журналиста не заинтересовали бессовестные люди. Об иных людях написан этот рассказ.