Текст книги "Расколотый мир (ЛП)"
Автор книги: Эми Кауфман
Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
У меня перед глазами по-прежнему все плывет, голова до сих пор гудит, и во рту на вкус, как болотная грязь.
– Это зависит от кое-чего, – говорю я сквозь зубы. – Ты собираешься снова накачать меня наркотиками?
– Я не накачивал тебя наркотиками тогда, и теперь не собираюсь. – Ромео делает еще один шаг вперед, и я ничего не могу поделать – я отодвигаюсь назад, веревка трется по камню, как змеиная кожа. – И я мог бы почистить эту царапину у тебя, если ты позволишь мне. Я не понимал, насколько это плохо, пока мы были на воде.
Я смотрю вниз, чтобы увидеть, что выглядит, как чернила в свете фонаря, окрасившие бок моей футболки. Наша борьба в грязи снаружи «Молли» возвращается ко мне, и с памятью приходит осознание боли, проходящей через меня, как крошечный огонь.
Он снова начинает двигаться вперед, и на этот раз я рву назад, прежде чем я успею подумать.
– Ты можешь остаться там, где находишься.
Пальцы сжимаются вокруг веревок, связывающих мои руки. Я не смогу с ним справиться, если он подойдет. Может быть, я могла бы сбить его с ног, но этого было бы недостаточно, чтобы убить его, и даже если бы было достаточно… то, что после?
Но он все равно останавливается, молча наблюдая за мной. Через некоторое время он накидывает ремень фляжки через плечо и скрещивает руки.
– Как ты себя чувствуешь? – Его улыбка оскорбительна.
Ты вытащил меня из бара, выстрелил в меня, заставил дышать химическими испарениями, отвез меня в никуда, накачал наркотиками, а затем привязал к столбу в подземной пещере. Как ты думаешь, что я чувствую?
Но я оторву руки, пытаясь освободиться, чем дам ему удовлетворение честным ответом. Я улыбаюсь, выдавая ему каждую унцию злобы, которую я могу вызвать.
– Просто превосходно, Ромео. Как твоя нога?
Его улыбка исчезает, и я вижу еле уловимое смещение его веса с одной ноги на другую. Интересно, кто вытащил из ноги ярко-розовый пластик, и были ли у него проблемы из-за этого.
– Это наименьшая из моих проблем.
– Твоих проблем? Ромео, ты не должен был притаскивать меня домой, если не считал, что я понравлюсь твоим маме и папе.
– В следующий раз я буду знать лучше. – Он наклоняет голову на бок. – Уверена, что ты не хочешь воды? – Он трясет фляжку так, что слышно как плещется вода. Во рту стало так сухо, будто он наполнен песком.
Я хочу сказать ему, чтобы отправлялся в ад. Я хочу сказать ему, чтобы он обледенел. Я хочу ударить по этой идеальной челюсти, пока не спадет самодовольство.
Но воды я хочу больше.
Я сглатываю, пытаясь игнорировать, насколько сухо у меня в горле.
– Выпей первым. – Не то, чтобы это помогло мне раньше.
Он закатывает глаза, как будто как я могу не доверять ему. Он откручивает фляжку и подносит ее ко рту.
Я ожидаю, что он сделает один глоток. Вместо этого он, прихлебывая начинает глотать воду. Когда он, наконец, опускает фляжку, он демонстративно всматривается в ее горлышко.
– Ой, блин, большая часть пропала. Хочешь, что осталось?
Только боль в плечах удерживает меня от попыток снова вырваться из пут.
– Ты редкостная сволочь, не так ли? Красивые все такие.
Он делает вид, что удивляется.
– Ты считаешь меня красивым? Почему Джубили… ты заставляешь меня краснеть. Слушай, ты хочешь ее или нет?
Он выяснил, что его наплевательское отношение бесит меня. Мои челюсти сжаты так крепко, что я боюсь, что они вот-вот сломаются.
– Что, ты хочешь, чтобы я умоляла? Ты пришел позлорадствовать?
Он выгибает бровь, и самодовольная улыбка становится ироничной.
– Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что ты не попытаешься ударить меня по красивому лицу, если я подойду ближе.
Он действительно боится, что я как-то наврежу ему. Неудивительно, что они связали меня так крепко, что я даже не могу сидеть прямо.
– Что скажут твои приятели? Испугался девушки на полу, привязанной к столбу.
– Они сказали бы: «Не подходи к ней, это Ли Чейз, она ест младенцев мятежников на завтрак».
У меня перехватывает горло. Гордись, напоминаю я себе. Тебе надо, чтобы они боялись. Может это заставит их подумать дважды, прежде чем они начнут стрелять по твоему взводу. Я резко выдыхаю через нос. Соберись. Абстрагируйся. Ты хочешь, чтобы они боялись тебя.
– В любом случае не хватает рычага, чтобы ударить тебя, – произношу я в конечном итоге.
Он верит мне на слово, сокращая расстояние между нами. Хотя двигается он осторожно, внимательно следит за мной, за намеками на то, не собираюсь ли я напасть. Может быть, мне стоит воспользоваться каким-то преимуществом, но я говорила правду, когда он сказал, что у меня нет нужного рычага. Я не могу достать его, пока я привязана.
– Я подержу ее для тебя, – тихо говорит он, опустившись сбоку от меня.
– Мой герой. – Слова, наполненные злобой, выскакивают из меня, прежде чем я успеваю остановить их. Глумись над парнем после того, как ты получишь свою воду, напоминаю я себе.
Он впрочем, все равно держит фляжку, позволяя мне глотнуть последние отбросы слегка мутной воды. Их фильтры работают не лучше наших. Она по-прежнему на вкус как болото. Когда я заканчиваю, он опускает фляжку и ставит локти на колени, наблюдая за мной. С подсветкой, как она есть, я не могу очень хорошо разобрать черты его лица. Я вижу только сверкающие во мраке и слегка суженные его глаза.
Он действительно не знает, что со мной делать. И честно говоря, я не знаю, что делать с ним. Если бы он был таким парнем, каким я его считала, я была бы уже мертва. И он точно не принес бы мне воды.
– Так у Ромео есть имя?
Он фыркает.
– У меня и так будет достаточно проблем, если ты вернешься на базу со знанием моего лица. Не думаю, что скажу тебе еще и имя, которое к нему прилагается.
– Я не вернусь, – отвечаю я тихо. Это первый раз, когда я говорю это вслух. От чего не становится легче. – И если ты еще этого не понимаешь, ты больший идиот, чем я думала.
– Ну, ты считаешь, что я довольно классный дебил. – Его голос наполнен весельем, которое теперь, когда он говорит без самодовольства, на самом деле ласковее, чем я думала. – Ты их золотой ребенок, их вундеркинд. Они будут торговаться за тебя, я уверен.
– За что торговаться то? – Я сдвигаюсь, пытаясь приподнять свой вес, пытаясь почувствовать себя менее уязвимой. – Скажешь, чтобы мы все сделали то, что ты хочешь, что Орла Кормак требовала во время последнего восстания на Эйвоне. Скажешь, чтобы завтра все военные ушли, а «ТерраДин» оставила вас в покое. А что потом?
– Мы больше не просим военных уйти. Мы просто хотим жить нашей жизнью, свободной от правил «ТерраДин». Мы хотим быть независимыми гражданами.
– Чем вы будете питаться, без импорта «ТерраДин»? Где возьмете строительные материалы для ваших домов? Эйвон не может поддерживать жизнь самостоятельно, пока нет. Он слишком молод, экосистемы слишком хрупки. Еще ничего не доделано, видоизменение не закончено. Если бы Орла Кормак победила десять лет назад, вы бы все умирали от голода прямо сейчас.
– Орла ошибалась. – Я вижу, как тяжело ему говорить это. – И ее казнили за это. Мы не просим полной автономии. Все, что мы хотим, это лекарств для наших детей, еды для наших стариков, школ. Это не жизнь, ты должна это понимать.
– Я знаю вот что: что если бы военные не были здесь, чтобы поддерживать порядок, «ТерраДин» давно бы съехала, оставив поселение, а затем прошло бы немного времени, и мы бы увидели, что вы едите водоросли. Можешь, сколько хочешь ненавидеть нас, но военные поддерживают в тебе жизнь.
Его челюсти напрягаются, когда он смотрит на меня, и я знаю, что я заработала очко. Но он не сдается и тихо произносит:
– Орла Кормак больше не ведет нас. Не все из нас хотят твоей смерти. Я хочу общения, а не бойни. Я хочу, чтобы кто-то выяснил, почему Эйвон не продвигается по стадиям видоизменения. Это мой дом, и он разрушен. Должен быть лучший выход.
Я отклоняюсь назад, веревки врезаются в кожу. У меня нет быстрого ответа на это – я ожидала, что он зацепится что-нибудь глупое и благородное, как большинство идеалистических молодых мятежников. Логику сложнее отклонить. В другом месте, будучи непривязанной к полу, я могла бы часами спорить с этим парнем. Я поднимаю подбородок, сжав челюсти.
– Если ты хочешь поговорить, то похищение офицера с военной базы, вероятно, было не лучшим вариантом.
– Трудно придумать, чтобы все закончилось хорошо, – признается он. – Ты должна была позволить мне уйти оттуда.
– Я позволила потенциальной угрозе уйти, и это моя вина, когда мои солдаты возвращаются домой к своим семьям в гробах. – У меня снова пересыхает в горле. Я могу сказать, что обезвожена. – Если ты был там не для того, чтобы причинить кому-либо боль, тебе следовало позволить мне отвести тебя в штаб. Если ты не делал ничего плохого, тебе нечего бояться.
– Чушь. – Доброта исчезла из его голоса, когда он вскакивает на ноги. Почему он выглядит так знакомо? Где я видела его раньше? – Я просто общался.
– У тебя был пистолет!
– О котором ты не знала до попытки арестовать меня.
– Ты стрелял в меня, Ромео. – Я делаю дикий рывок веревки, но все, что происходит, это импульс боли, проносящийся по моим плечам.
– Ты поспешно пришла к заключению, что я что-то задумал. – Ромео смотрит на меня, сжав челюсти. – Точно так же, как все думают, что мы что-то задумали. Именно поэтому мы должны прятаться здесь. Я лучше умру, чем доверюсь законам «ТерраДин» или военной идее их применения.
– Возможно, я предполагала, но я не ошибалась. И я лучше умру, чем позволю тебе или твоим друзьям-террористам причинить вред кому-либо на моих глазах. – Мой рот сворачивается в холодную улыбку без капли юмора. – Похоже, у одного из нас, по крайней мере, исполнится желание.
– Я не террорист. – Ромео отступает назад и становится еще лучше освещен, когда он опускается, чтобы достать фонарь. Его красивое лицо посуровело, его голос близок к враждебности. Юмор, сарказм – совсем пропали. – Все, что мы хотим, это то, что принадлежит нам. Я оказался там как раз после информации о скрытом объекте. Если бы я хотел взорвать твой дурацкий бар, я бы не потратил время на флирт с тобой.
– Я считала, что ты флиртуешь со мной, потому что тебя послали убить меня.
Он молчит, тяжело дышит через нос. У меня не так уж много сил – у меня нет никаких сил, будучи связанной вот так – но по крайней мере я могу заставить его сердиться.
– Это не дает нам ничего, – произносит он низким голосом.
Я пытаюсь наклониться вперед, ограниченная своими путами.
– Все, что я сделала – это моя работа. Ты тот, кто втянул нас в это. И если ты остановишься и подумаешь об этом, я не думаю, что я та, на кого ты злишься.
Он делает вид, что размышляет об этом, а затем отрезает:
– Нет, я почти уверен, что это ты.
А потом он уходит, направляясь в туннель и забирая с собой свет. Я была права – у него кишка тонка убить меня. Он заставит кого-то другого сделать это. Так много за то, чтобы у меня была компания перед смертью.
Я должна продолжать пытаться освободиться от столба, но я знаю, что не собираюсь никуда, пока они не решат мою судьбу. Я понимаю, что знаю правду: они убьют меня. Ромео, возможно, еще не понимает этого – он может думать, что военные дадут этим людям что-то в обмен на мое безопасное возвращение. Но командир базы Тауэрс следует указу, включающему в себя распоряжение про пленных солдат. Мы так не работаем. Мы не заключаем сделок.
И они не придут за мной.
Мне удалось немного подремать, подбородок упал на грудь, когда звук шагов и свет, осветивший мои веки, будит меня. Я отодвигаюсь от света и тепла, который он несет, чувствуя внезапную волну облегчения, что он не оставил меня здесь гнить в одиночестве после того, как он так разозлился.
Ромео, разве ты не видишь, что мне нужен дневной сон?
Я приоткрываю один глаз, и мое сердце проваливается.
Это не Ромео. Это кто-то, кого я никогда раньше не видела: высокий, дородный мужчина, вдвое больше Ромео. Большая часть его лица скрыта платком, который является единственным хорошим знаком, с тех пор как я проснулась. Скрывание лица означает, что он здесь не для того, чтобы убить меня, или он еще этого не решил.
– Так это правда. – Мужчина смотрит на меня с горящей интенсивностью во взгляде, которая в знак предупреждения приподнимает волосы у меня на затылке. Он медленно вступает в пещеру из туннеля, не спешит. – Капитан Джубили Чейз.
Его голос тихий, почти добрый – но в его устах мое имя звучит как проклятие.
Я медленно приподнимаюсь и ничего не отвечаю. Я знаю, как это происходит, и ничего не могу сказать, чтобы изменить то, что должно произойти.
Ромео, где же ты?
– Трудно поверить, что наш пацифист-резидент считал, что он может захватить вражеского офицера и спрятать ее на нашей базе. – Мужчина шагает в сторону и ставит фонарь на выступ скалы. Он останавливается там, глаза медленно осматривают меня, пробегая по моему телу, приостанавливаясь на синяках, отчетливо появляющихся под связывающими меня веревками. – И я подумал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Несмотря на его спокойный голос, его глаза несут в себе лихорадочную ненависть, от которой стынет кровь. Кем бы ни был этот человек, он не совсем вменяемый. Я видела такой взгляд на других планетах, у других мятежников. Это тот человек, который пойдет в школу и взорвет ее, чтобы доказать свою правоту. Это то, что заставляет меня просыпаться ночью – то, что заставляет меня допрашивать каждое странное лицо, применяя все новые меры безопасности. Люди, подобные ему – вот почему я здесь.
Живот скручивает от страха, и я оглядываюсь, задерживая взгляд на потолке, пробегая в уме по своим тренировкам, как по нудному списку. Не обращай внимания. Не дай ему того, чего он хочет.
– Возможно, ты сможешь разрешить для меня спор, – бормочет мужчина, направляясь в мою сторону и опускаясь на корточки неподалеку. – Моя жена говорила, что военные не открывают свои больницы мирным жителям, потому что это снизит мотивацию развивать наши собственные. Я всегда говорил ей, что это потому, что вы кучка садистских ублюдков, которые хотят смотреть, как мы умираем.
– Мы не пускаем гражданских лиц в наши больницы, потому что эти «мирные жители» так же склонны ходить с оружием, как и с ранами. – Но этот довод не лучшее для него объяснение. Я не уверена, что он слышит меня.
– Слишком хороша, чтобы говорить со мной, trodaire? Посмотри на меня. – Мужчина протягивает руку, чтобы схватить мой подбородок, обращая мое лицо к свету. Я сжимаю челюсти, и его собственное лицо вытягивается. – Вы люди, – шепчет он, его голос немного дрожит. – Если бы у тебя была хоть самый маленькая частичка человеческой порядочности, ты бы никогда не отказала шестилетнему мальчику в лечении, которое спасло бы его жизнь.
Мои глаза дрогнули, встретив его взгляд, прежде чем я успела остановить этот импульс.
– Ах, – тихо говорит он. – Вот оно. Думаешь, мой сын поставил бы под угрозу безопасность базы? Все еще думаешь, что ты, обрекая детей на смерть, лучше нас?
Дерьмо. Он потерял семью. Это объясняет его взгляд. Я не отвечаю, глядя сквозь мрак. Так легко увидеть злую восьмилетнюю девочку, оглядывающуюся на меня, словно пространство между нами это зеркало, как будто последних десяти лет моей жизни никогда не было.
– Я задал тебе вопрос. – Мужчина с рывком отпускает меня, что отправляет меня на землю, мои руки дергаются от веревки и это посылает мучение моему раненому боку. Я выпускаю непроизвольный крик боли, лицо мятежника размывается у меня перед глазами от головокружения. – Ты думаешь, ты лучше нас?
Я стараюсь не задыхаться, пытаюсь успокоить дыхание, но лихорадка прямо горит в глазах человека. Его кровожадность в действии, обжигает в ответ на мою боль.
– Ты думаешь, что игнорирование меня заставит меня уйти. Но я терпеливый человек, капитан Чейз. Твои люди научили меня этому. Быть терпеливым. Просить каждый кусок еды, каждую дозу лекарства. – Он наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своем лице, когда он снова говорит. – Я научу тебя, как просить, trodaire.
Его рука дергается и ударяет мою голову об камень, ладонь бьет меня по глазам. Он встает на ноги, а затем его ботинок ударяет меня по ребрам – мой взор затуманивается, воздух, со стоном выходит из меня, прежде чем мозг реагирует на боль.
– В этом разница между тобой и мной, – в конце концов, выдыхаю я, борясь за сознание. – Я не прошу.
На этот раз его гнев невнятен, бессловесен, когда он сдается тому, зачем пришел сюда, нападая на меня со всем гневом, болью и горем. Даже через боль, через треск моих собственных костей, синяков и трещин, я вижу его мысли. Потому что нет разницы между этим мужчиной и печальной восьмилетней девочкой, которой я была раньше. Он будет продолжать бить меня ногами и кулаками, кричать на меня, пока больше не сможет видеть лицо своего сына.
Это значит, что он не остановится, пока я не умру.
– Тебе было тринадцать лет в прошлом году, ты думаешь, я тебя не помню? Иди домой, ребенок.
Девочка сейчас на улице, наблюдает снаружи, как они выключают свет и запирают двери на ночь. Она бросает фальшивую идентификационную карту в желоб, ругая под нос тех, кто ей ее продал.
– Они не верят, что тебе шестнадцать? – Это один из рекрутов, которого она видела, пока ждала, и двое его друзей. Он приближается, глаза рассматривают ее лицо. – Я могу помочь им доказать это. – Он протягивает руку, но девочка отдергивает ее.
– Отвали от меня, – отрезает она, игнорируя горячий привкус страха во рту. – Думаешь, я не смогу справиться с тобой?
Один из его друзей смеется и идет к ней, но прежде чем она успевает отреагировать, другой друг хватает его за руку.
– Давайте оставим ее в покое. Она еще ребенок.
Они недовольно уходят. Третий смотрит на нее, его лицо знакомо: красивый, с зелеными глазами и очаровательной улыбкой, и подмигивает ей.
Но это абсолютно неправильно. Она еще не встретила его.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ФЛИНН
– НУ ЧТО ТАМ? – Я захожу в радиорубку после того, как убедился, что Марта до сих пор там одна. Я могу сказать, что она была сильно расстроена по поводу отправки моего сообщения на военную базу, и огорчена, что это делается втайне. Но она лучший оператор, который у нас есть, и никто другой не способен найти и так точно настроиться на частоту базы.
Она подпрыгивает от звука моего голоса и начинает поворачиваться, но потом останавливает себя. Она колеблется на полпути, одна рука на циферблате, другая прикрывает ее бок.
– Флинн, – выпаливает она, сверкая кратким, мучительным взглядом в мою сторону. Кратко, но выразительно.
Я хватаюсь за дверную раму.
– В чем дело? Они ответили?
– Нет. – Она слишком быстро качает головой. – Нет, ответа нет. Я даже не знаю, прошла ли передача.
– Что происходит? – Она не должна быть такой нервной. – Марта… посмотри на меня.
Она сопротивляется, уставившись в пол, даже когда я за плечи поворачиваю ее к себе лицом. Лед ползет вниз по моему позвоночнику.
– Марта, кому ты рассказала?
Она тяжело сглатывает, неровно дышит, а потом, словно каждый дюйм это пытка, поднимает взгляд на меня. Вина говорит мне все, что мне нужно знать.
Я выскакиваю из радиорубки и держу путь в главную пещеру, больше не заботясь о том, кто видит. Я слышу голос Марты, зовущий меня.
– Она – trodaire, Флинн! Она заслуживает смерти!
Я прошмыгиваю мимо Шона – он не знает, что происходит, но он видит мою панику и после очередного удара сердца начинает звать подкрепление. Я слышу, как он бежит за мной, вместе с Майком и Турло Дойлом позади. Турло ругается, Майк спотыкается позади своего супруга, испытывая затруднения из-за своей вечной хромоты. Я отскакиваю от каменной стены тоннеля, бросаясь за угол в сторону неиспользуемых пещер. Воздух становится плотным и сырым, когда я спотыкаясь, несусь по коридорам в самую старую часть пещерной системы, но я знаю, где скользкие ступени, и я не могу позволить себе потратить ни секунды.
Если Джубили мертва, это будет мой провал.
Когда я уже оказываюсь за углом, я слышу не прекращаемые звуки ударов кулаков и ног об плоть, ни звука от Джубили, только невнятные звуки усилий и ярости Макбрайда. Сердце останавливается, но ноги несут меня – я врываюсь в пещеру, чтобы увидеть, как Макбрайд бьет ее сапогом по ребрам снова и снова. Используя набранный темп, я ударяю его о стену в нескольких метрах позади нее. Воздух выходит из него с ворчанием, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джубили – это моя ошибка. С помощью одной руки Макбрайд посылает меня в полет. Я падаю рядом с Джубили, мир вращается, когда голова ударяется со всего размаху о пол. Она не двигается.
Затем появляются остальные, и когда Шон, Майк и Турло встают между мной и Макбрайдом, Джубили с трудом открывает один глаз, чтобы взглянуть на меня. Ее горло двигается, будто она пытается сглотнуть, а ее потрескавшиеся губы пытаются принять форму слова.
– Ромео.
Я пытаюсь отдышаться от спешки, и по венам прокатывается горячее облегчение. Она жива.
Макбрайд хватает воздух ртом, Шон держит его за одну руку, Майк за другую, а Турло толкает его в грудь, когда он пытается податься вперед. Его взгляд непоколебим – я даже думаю, что он не понял, что мы здесь, за исключением лишь того, что являемся препятствием к тому, чего он хочет. Я слышу, как Майк кричит от боли, когда его больное колено дает о себе знать, и я вскакиваю на ноги, спина жжет и в один опасный момент перед глазами начинает плыть. Прежде чем я добираюсь до Макбрайда, он хватается за носимый им украденный пистолет военных, вытягивает его из кобуры и поворачивается к Джубили. Я снова прыгаю на него, отталкивая его назад к стене, поэтому, когда его палец нажимается на курок, пуля безобидно попадает в камень.
Шон упорно борется за пистолет в его руке, Джубили, валяющаяся у наших ног, не так сильно вздрагивает в ответ на раздавшийся звук выстрела. Макбрайд, делая глубоки вдохи, отталкивает меня, хотя и остается стоять оперевшись на стену. Горе запечатлелось по всему его лицу.
– Ты думал, что сможешь привезти эту… эту штуку сюда… в наш дом, и никто не узнает? – Макбрайд вытирает рукой покрасневшие глаза, все признаки оратора пропали. Если бы только другие могли увидеть его таким. Увидели бы, что маразм и насилие скрывается за его призывами к действиям. – Хорошо, что Марта более лояльна, чем ты, ты же – чертов трус.
– Убирайся. – произношу я низким от злости голосом, который очень на меня не похож.
Он стряхивает хватку Шона со своей руки, а затем позволяет Майку и Турло направить его в сторону тоннеля.
– Убедитесь, что Макбрайд останется там, – говорю я им, голос дрожит от адреналина. Шон остается, чтобы помочь мне с Джубили. Мы не можем оставить ее здесь, теперь, когда Макбрайд знает, где ее найти. Даже Шон не приговорил бы trodaire к такой участи.
Джубили едва ли находится в сознании, когда я развязываю ее руки, она что-то бессвязно бормочет – может быть на китайском, я не могу сказать точно. У нас есть хранилище, расположенное ближе к гавани, которое было камерой в течение долгого времени, которую использовали, если кто-то становился слишком воинственным и нуждался остыть за ночь. Оно было слишком на виду, слишком легко для кого-то, чтобы побродить мимо и обнаружить ее, но теперь я хотел бы запереть ее там и оставить несвязанной. Независимо от того, кто она или что она сделала, она не заслуживает того, чтобы быть связанной, неспособной защитить себя от человека, который с ума сошел от горя и гнева.
С помощью Шона я перевожу ее в хранилище, игнорируя лица, которые следят за нами. Они все теперь знают, кого мы захватили – больше нет смысла прятать ее. В углу лежит скрипучий матрас, и мы опускаем ее на него. Шон долго смотрит на меня и, не говоря ни слова, снова исчезает. Я знаю, что он позаботится о том, чтобы Макбрайд остался там, где он есть.
Я натягиваю одеяло на ее неподвижную фигуру, прежде чем присесть рядом с лежанкой, чтобы изучить ее лицо. Пещера окутана мягким, жутким зеленым свечением биолюминесценции – точечками света, что распространены по всему Эйвону, так любящие плодиться в этих влажных пещерах. Но, несмотря на слабый свет, я могу сказать, что ее лицо мертвенно-бледное, ее темные волосы свалялись в дикий клубок, выглядя такими неуместными на таком идеальном солдате. Пальцы дергаются, желая протянуть руку и пригладить их. Вместо этого я легкими прикосновениями пробегаюсь пальцами по ее боку. Становится ясно, что ее ребра сломаны, когда раздается всхлип от моих прикосновений. Дыхание стабильное, так что я думаю, ее легкие в порядке, и она не кашляет кровью. Избиение вскрыло рану от выстрела, и она нуждается в лечении, как только я удостоверюсь, что никто больше не озарится идеей выместить свою ярость на ней.
Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что она наблюдает за осмотром карими, серьезными глазами.
Я был не прав, хочу сказать я, но не могу разомкнуть губ. Я осматриваю синяк на лице Джубили, ее губы разомкнулись и брови сдвинулись. Все, что ее сейчас заботит, что фианна связала ее и избила. Одним ударом Макбрайд сумел уничтожить любой шанс, который я мог бы использовать, что убедить ее, убедить кого-нибудь из них, выслушать меня.
Я молча с толчком встаю на ноги, игнорируя свинец в сердце и ставлю фляжку для нее рядом с лежанкой. Я должен выбраться отсюда и попытаться ограничить вред – я знаю, что сделает Макбрайд, если меня не будет здесь, чтобы противостоять ему. Свет пламени тусклый, но, по крайней мере, она не окажется снова в ловушке в темноте. Затем я закрываю дверь за собой и дважды проверяю замок, прежде чем ухожу.
Они уже спорят в главной пещере, когда я вхожу. Шон и Макбрайд стоят на ногах, два десятка позади них.
– И если они говорят да, а у нас нет ее в живых? – спрашивает Шон с нажимом, разгоряченный, готовый начать толкаться. – Что дальше, гений?
Но Макбрайд не дурак. Это именно то, что он надеялся, не произойдет. Стоя в дверях, я испытываю боль из-за сестры. Она бы знала, что им сказать. Но она умерла, и это осталось мне.
– Мы не можем убить ее. – Я остаюсь в дверях, сжимая кулаки. – Здесь есть люди, у которых семьи в городе. Последнее, что нам нужно, это чтобы все ухудшилось, чтобы trodairí начали использовать их против нас. Мы не хотим нарушить режим прекращения огня.
Макбрайд снова взял себя под контроль, но его взгляд, когда он разворачивается ко мне, несет в себе убийство. Если он ненавидел меня раньше, потому что я не был моей сестрой, то теперь он презирает меня, стоящего между ним и trodaire.
– Какая польза от прекращения огня, когда мы умираем здесь? – Он отворачивается от Шона, и кольцо зевак отступает, давая ему сделать несколько шагов. – Как улучшилась ситуация за последние десять лет? Мы никогда не должны были уклоняться от прямых действий.
– Это не просто заключенный, – отмечаю я, заставляя свой голос оставаться низким. – Она – капитан Ли Чейз. Пока мы не узнаем, что они обменяют на нее, нам придется ждать.
– Они не будут торговаться, – серьезно говорит Макбрайд серьезным голосом с холодной уверенностью в голосе, и я вижу, что больше, чем несколько голов кивают в согласии. – Они предпочли бы видеть ее мертвой, чем мы получим то, о чем просим.
– Ты точно этого не знаешь. У нас никогда не было офицера, захваченного живым. Мы никогда не пробовали это. – Я шагаю вперед, и народ расходится в стороны от меня, позволяя мне подойти к нему. – Что, если они предложат медикаменты или отпустят заключенных? Убей её сейчас, и мы потеряем эти шансы.
– Все мечтаешь. Они не твои друзья, Кормак, и никогда не будут. Trodairí – холуи «ТерраДин», а «ТерраДин» хочет скрыть боль Эйвона, их неудачу от остальной галактики. Никто не придет нам помочь. Мы должны помочь себе сами.
– И мы, путем… – голос умирает в горле. За ним я вижу в дверях Марту, и я знаю, что она пришла из радиорубки. Тонкие линии вокруг ее рта говорят за нее. Один за другим, остальные следуют за моим взглядом, и она ждет, пока не станет тихо. В глазах ее сквозит извинение, когда она смотрит на меня, но она не может изменить свое сообщение.
– Ну? – говорит Макбрайд грубым голосом. – Что они сказали?
Живот скручивает, и вся боль, страдания и истощение последнего дня набрасываются на меня, поэтому я едва слышу ее ответ.
– Мы не заключаем сделок с мятежниками.
Ее глаза опухли, и каждый вдох и выдох болезненно затруднен из-за сломанных ребер. Она просыпается, когда я открываю дверь, но ничего не говорит. Я нажимаю на дверь, закрывая ее, и пересекаю помещение, чтобы опуститься рядом с ней на каменный пол. Ее рубашка мокрая от крови, после того как рана в боку вновь открылась.
Сердце стучит, когда мы смотрим друг на друга. Растущее по всему потолку свечение омывает ее кожу сине-зеленым светом. Ее темные глаза насторожены, но не боятся. Я начинаю думать, что в ней нет этого.
– Мы держим эту дверь запертой. – Я нарушаю тишину, мой голос скрипит. – У меня есть ключ, и я буду держать его у себя все время. Этого не должно было произойти.
Она смещается, пытаясь сесть немного прямее в том месте, где она прислонилась к стене, но ничего не говорит в ответ. Если она и успокаивается, то не показывает это, глядит в сторону от меня, остановившись на двери.
– Ты назвал его Макбрайд, – хрипло произносит она.
Я вздрагиваю.
– Да. – И я знаю, почему она спрашивает. Макбрайд был в топе списка самых разыскиваемых «ТерраДин» за последнее десятилетие. Для кого-то вроде Джубили, схватить его было бы похоже… ну, как ей попасть в наши руки.
– У него наш пистолет.
– Ему нравится некая поэтичность этого. – Убивать солдат их собственным оружием.
– Он сумасшедший, – говорит она сквозь зубы
Без шуток, хочется мне сказать. Вместо этого я молчу, потянувшись до скудных предметов первой помощи, которые я принес с собой. Она вздрагивает, когда я дотрагиваюсь до нижней части рубашки, но позволяет мне приподнять и оттянуть кровоточащую ткань от ее кожи. Рана от моей пули, задевшая ее бок, течет, а над ней можно увидеть зачатки отчетливых, ярких синяков на ребрах. Хотел бы я принести фонарь, но я не хочу, чтобы кто-нибудь поймал меня, на использовании наших драгоценных предметов первой помощи на trodaire. Безопаснее работать при тусклом, синем свете пламени. Я очищаю худшее от крови тряпкой, смоченной в кипятке, затем тянусь за маленькой баночкой в аптечке.
– Что это? – Какая-то нотка проскальзывает в ее голосе, когда я откручиваю крышку и нюхаю коричневую гадость внутри, чтобы проверить ее свежесть.
– Микро биотическая грязь из посевных резервуаров «ТерраДин». – Я пытаюсь сконцентрироваться на ране, а не на оголенном животе Джубили, когда пробегаю пальцами по коже, пытаясь понять, поднялась ли температура от инфекции.
