Текст книги "Расколотый мир (ЛП)"

Автор книги: Эми Кауфман

Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Они не знают, что любой, кто видел настоящий огонек, никогда не сможет спутать его с одним из наших фонарей.

Я подвешиваю фонарь за ручку, и поворачиваюсь назад к trodaire в бессознательном состоянии, лежащей на дне курраха. Пути назад нет. Может ли она пролить свет на то, что происходит на участке пустынной земли к востоку от базы или нет, она знает меня в лицо. Возможно, она еще не знает моего имени, но если ей удастся связать меня с моей сестрой, она лично поведет охоту, пока у нее не будет лежать моя голова на тарелке – ей не понадобится их, так называемая «ярость» как оправдание для того, чтобы разрезать меня на кусочки.

Взятие в плен капитана Чейз, возможно, станет огромным ударом для trodairí, и триумфом для нас. Я знаю, по крайней мере, два десятка фианнцев, которые выстрелили бы в нее без колебаний и прекрасно бы после этого спали. Если бы я вернулся с ее телом, мои люди полюбили бы меня за это.

Я медленно выдыхаю, и большой палец зависает над снятием с предохранителя пистолета дедушки, засунутого в пояс. Но это путь в никуда, моя сестра не смогла избежать его, как только она на него встала.

Я слышал об этой девушке больше историй, чем о десятках других trodairí. Они утверждают, что она единственная, кого не затронула, что солдаты называют «ярость Эйвона». Наверное, потому, что ей не нужно отступать от этой слабой отговорки, чтобы совершить насилие над моим народом – согласно рассказам, она практически принимает ее. Они рассказывают о том, как она в одиночку зачистила ячейку сопротивления на южной окраине территории «ТерраДин». Как солдаты под ее командованием реагируют быстрее, появляются первыми на месте происшествия, являются самыми ожесточенными бойцами. Как она снимает скальпы с живых мятежников только ради удовольствия.

Я не был так уверен насчет последнего, пока не увидел, как она смотрит на меня после того, как я наставил на нее пистолет. Но по крайней мере одна из историй – правда. Моему двоюродному брату Шону ее взвод чуть не снес башку через неделю после того, как она приняла командование, и когда я спросил его, какова она, он сказал, что она очень горяча. Он не ошибся. Если бы она не была наемным убийцей.

Моя единственная надежда состоит в том, чтобы заставить ее рассказать мне, что она знает об объекте – может быть, даже попасть внутрь для разведки – а затем убраться. По крайней мере, у меня будет хороший старт, когда начнется охота.

Я отрываю глаза и снова концентрируюсь на шесте. Куррах скользит по воде, путь подсвечивается всего только на несколько метров вперед тусклой зеленой лампой. Я должен чувствовать себя лучше, легче, с каждой минутой я увеличиваю расстояние между нами и яркими огнями базы, но я знаю, что это не победа. Капитан Чейз на дне моей лодки не остановится ни перед чем, когда она проснется, чтобы убить меня и сбежать, и, если остальная фианна обнаружит, что она у меня, они не остановятся ни перед чем, чтобы убить ее. Наше прекращение огня закончится, мой народ снова будет вынужден вступить в войну, которую они не могут надеяться выиграть.

Мне придется действовать быстрее.

На этот раз сон состоит из фрагментов, появляющихся острыми осколками, что разрезают ее память, которые невозможно собрать вместе. Девушка на Парадизе, и она пытается взобраться на стену. Время вышло, сержант кричит, заставляя ее руки дрожать от напряжения, в то время как ее пальцы возятся с захватом крюка.

Она хочет спуститься и упасть на землю. Но когда она смотрит вниз, ее мать там, с этим всегда усталым вздохом, мягким звуком намекая на разочарование. Там ее отец, руки грязные в маслянистой смазке двигателя, с дырой от пули в голове.

Сержант снова кричит на нее, сдавайся, но на этот раз она кричит в ответ, используя слово, за которое её позже заставят неделю копать окопы.

Там слишком много призраков, чтобы спуститься.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ДЖУБИЛИ

У МЕНЯ АДСКОЕ ПОХМЕЛЬЕ. Голова раскалывается, сколько же я выпила в «Молли» прошлым вечером? Только это невозможно. У меня не было утреннего похмелья с тех пор, как я была окончательно принята на основное обучение. Это технически произошло за три недели до моего шестнадцатилетия, и мне по закону запрещалось пить. Но после того как я три года пыталась попасть в армию, обманывая о своем возрасте, они наконец-то уступили и изменили правила. Что было три недели? Скорее всего, я должна была погибнуть в течение года. Так что можно было позволить пушечному мясу для начала выпить пива.

Одного раза хватило. Это не был алкоголь или на самом деле даже не похмелье, что достало меня – а то, что я показала худшие навыки в мой первый день обучения. Ну, все это означало, что я не создала лучшее первое впечатление у инструкторов, и позволила моему спарринг партнеру прижать меня менее чем за минуту. Ничего вроде бы страшного.

Здесь же быть собранной менее чем на сто процентов, может означать смерть. И с тех пор я не позволяю себе более чем пару бокалов.

Так почему я чувствую, что желудок готов вывернуться наизнанку?

Земля раскачивается подо мной, и я открываю глаза, игнорируя, что моим векам кажется, что они обложены наждачной бумагой. Первое, что я вижу, это пустое, сланцево-серое пространство неизменного ночного неба Эйвона. Я стараюсь сесть и заваливаюсь на бок, заставляя пол дрожать и качаться; мои руки связаны и привязаны к чему-то. Вспышка агонии разрывает бок, принося с собой память о пуле, расщепившей мою кожу.

– Плохая идея, капитан, – говорит раздражающе веселый голос где-то выше и позади меня. – Если ты опрокинешь нас, то я не вижу у тебя шансов доплыть до твердого грунтеа будучи привязанной к тонущей лодке.

Я поднимаю голову и щурюсь на стоящего надо парня, чем-то освещенного сзади.

Ромео.

– По крайней мере, если я утону, – хриплю я, и голос звучит как гравий, – твои друзья не будут иметь удовольствие повесить меня на стропила в своем маленьком убежище.

Ромео сужает глаза, глядя на меня, и выгибает бровь, пока он отталкивает от нас комки растительности одним из длинных шестов, которые используют местные.

– Мы не вешаем солдат, – говорит он с преувеличенным возмущением. – Мы сжигаем их на костре. Потребуются века, чтобы собрать топливо, учитывая ландшафт. Это особый случай.

Я фыркаю, используя звук, чтобы замаскировать скрип, когда испытываю крепость поперечного ребра лодки, к которой я привязана. Несмотря на то, как дряхло выглядит лодка, ребро не поддается. Но быть связанной – это наименьшая из моих проблем.

Постоянная облачная атмосфера Эйвона означает, что по звездам не сориентируешься, как мы были обучены делать в ситуациях выживания. Болото тянется так далеко, насколько видят глаза, не давая мне никаких ориентиров. Поэтому никак не определить, в каком направлении мы движемся. Даже случайные шпили скал, тянущиеся вверх, выглядят одинаково. Они острые, как лезвия бритвы; у Эйвона были только ветер и вода, чтобы разрушать их в течение нескольких поколений, едва ли один удар сердца в геологическом времени. Водные пути между островами и плавучими массами растительности смещаются настолько стремительно, что изо дня в день одна и та же полоса болота может выглядеть совершенно иначе. Я понятия не имею, где мы находимся. И быть потерянным на Эйвоне, означает быть мертвее солдата, оказавшегося посреди стаи кровожадных мятежников.

В носовой части висит тусклый фонарь, бросая такой же тусклый свет над водой. Мы должно быть достаточно далеко от базы, раз Ромео чувствует себя в безопасности, чтобы использовать освещение. Я напрягаю глаза, пытаясь сориентироваться, но все, что я получаю, это пятна, плавающие у меня перед глазами. Мои солдаты утверждают, что они иногда видят здесь огни, которые, как им кажется, ведут в болото. Мятежники называют их «блуждающие огоньки», как в какой-то сказке с древней Земли. За все время, проведенное здесь, я никогда не видела ничего, кроме моего собственного разума, играющего со мной в трюки – и как полагаю – повстанческого фонаря, кочующего по болоту. Но когда вы окружены пустотой, ваши глаза создают что-либо, чтобы удержать вас от чувства одиночества. Я моргаю, чтобы прочистить зрение от пятен.

– Зачем ты все это делаешь, почему просто не убил меня на базе? – наконец спрашиваю я, выкручивая запястья, пытаясь определить, насколько позволит мне это сделать веревка. Не много. Она плотная от многократных выдержек, и жесткая от возраста. – Ты планируешь какую-то публичную казнь?

Губы Ромео плотнее сжимаются, но на этот раз он смотрит в сторону болота впереди нас, пробираясь через комки плавающих водорослей.

– Ты действительно сумасшедшая.

Мозг лихорадочно все обдумывает, принимая во внимание мои травмы. Голова болит от газовых испарений, призывая спазмы тошноты, дрожь по всему телу, да и бок ранен. Но, похоже, крови не так много, так что он не мог сильно ранить меня.

– Я не понимаю, почему сумасшествие хотеть знать, как именно ты планируешь убить меня. – Я еще не закончила. Все дело в том, что я в приличной форме. Я все еще могу выбраться из этого.

– Я не собираюсь убивать тебя. – Ромео до сих пор не встретился со мной взглядом. – Это может быть твой первый инстинкт, но не мой. Ты доставишь меня на объект, который скрывают от нас, и покажешь мне, чем вы там занимаетесь.

– Мой первый инстинкт заключался в том, чтобы арестовать тебя, – огрызаюсь я. – Это ты притащил пистолет в бар. – Я постоянно оглядываюсь назад, но никаких следов огней военной базы. – Что за объект?

– Секретная база на востоке. Ее не было там на прошлой неделе, а теперь целая система. Здания, ограждение, рабочие. Я видел ее, тебе не нужно притворяться. Я хочу знать, как вы ее так быстро построили, что никто ничего не узнал. Я хочу знать, для чего она.

Руки продолжают оставаться связанными, попытка сбежать на мгновение забыта.

– Секретная база, – вторю я, пытаясь подавить страх, поднимающийся в животе. Одно дело быть захваченной мятежником. Другое дело быть утащенной в болото бредовым безумцем.

– Можешь изображать удивление сколько хочешь, – отвечает он, пожимая плечами. – Но ты доставишь меня внутрь объекта.

На его лице ничего не отражается, но он не так хорошо скрывает свои чувства, как он думает. В чертах его лица проглядываются следы раскаленного добела отчаяния, а напряженность, сковывающая его губы и глаза, я видела бесчисленное множество раз. Впервые становится интересно, действительно ли он говорил правду раньше: что он был в баре, ища информацию, а не мишень для этого антикварного пистолета.

Мысли скачут. К востоку от нас нет базы – даже если бы у военных было финансирование для расширения до второй базы в этой части территории «ТерраДин», которой мы не занимаемся, не было бы причин держать ее в секрете. Но он верит в это. Я вижу это настолько ясно, насколько я вижу его отчаяние.

Это хорошо, говорю я себе. Даже если он сумасшедший, он всего лишь один. Если бы я оказалась в их повстанческом лагере, я была бы уже точно мертва. Но здесь… остается шанс, что я смогу сбежать. Пока моя единственная надежда – подыграть.

– Так что же ты собираешься найти на этой секретной базе?

Ромео отвечает не сразу, оставляя меня смотреть, как он управляется шестом, ведя лодку через болото. Хотя двигатель висит на корме, он не трогает его с тех пор, как я очнулась. Такой техникой управления обучались штабом лишь немногие из нас, да и то безрезультатно. Мы вынуждены перемещаться по болотам с шумными двигателями, которые забиваются каждые пять минут болотным мусором, в то время как местные скользят по узким протокам без звука. Военный патруль мог пройти в пятидесяти метрах от нас и никогда не узнал бы, что мы были здесь.

Он останавливается, вынимает шест и кладет его вдоль лодки; мы просто дрейфуем по вялому течению. Он бережет свою ногу, в которую я всадила пластиковый коктейльный меч, вокруг которой завязана импровизированная повязка. Мне доставляет удовольствие думать, что у него, похоже, нет здесь инструментов, чтобы вытащить обломанный кусок. Он опускается на скамейку и дает мне рассмотреть свое лицо. Он все еще выглядит странно знакомым, хотя я уверена, что вспомнила бы его, если бы мы встречались до сегодняшнего вечера.

– Что я собираюсь найти? – спрашивает он, доставая флягу, уложенную под сиденье, и пьет из нее. – Ты мне скажи.

– Я не могу сказать тебе, – говорю я, пытаясь скрыть раздражение. И жажду, наблюдая, как он глотает. Подыгрывай, напоминаю я себе настойчиво. Заслужи его полное доверие. Используйте его, чтобы выбраться из этого бардака. – Если бы могла, сказала бы, но я никогда не слышала об объекте на востоке.

Ромео закатывает глаза.

– Право. Ну, там может быть что угодно. Возможно, оружие. Насколько я понимаю, какое-то новое орудие, чтобы вытащить нас из пещер. Довольно необычно для вас соорудить его так быстро и с такой секретностью.

Я смотрю сквозь туман. Он становится слабее, а это значит, что я, должно быть, была без сознания по крайней мере несколько часов. Приближается рассвет.

– За этим ты рисковал пленением, бродя по базе? У нас уже есть оружие, которое превосходит твое десять к одному. Мы уже пробовали каждую ультрасовременную технологию, чтобы найти ваше убежище. Это болотистая планета делает это невозможным.

Ромео усмехается и улыбается такой улыбкой, что была бы очаровательной, если бы в ней не таилось что-то темное.

– Все эти усилия, чтобы найти меня, и ты говоришь, что я тебе не нравлюсь? – Он подмигивает, поднося флягу к моим губам, как бы предлагая мир. Я могла бы ударить его по коленям – он не связал мои ноги, и теперь он в пределах досягаемости. Я могла бы сбить его с места, отправить в болото, прежде чем он поймет, что происходит.

Но что потом?

Я поддаюсь жажде и склоняюсь вперед, чтобы отхлебнуть из фляжки. Я наблюдала, как он пьет из фляжки, так что она не отравлена и без наркотиков. Мутная вода Эйвона никогда не была так хороша на вкус.

Ромео вздыхает и убирает фляжку, когда я заканчиваю.

– Смотри, капитан. – Он с уважением смотрит на меня острыми, вдумчивыми зелеными глазами, так обыденно, как если бы он общался с другом, а не допрашивал врага. – Я хочу найти выход в этой войне для всех нас. Но сначала я хочу знать, почему на Эйвоне поколение назад должно было быть по расписанию видоизменение. Ты говоришь, что там нет военного объекта, если это правда, то он принадлежит «Терра Динамике». Я устал от их секретов. Маячит планетарная проверка, и если кто-то намеренно замедляет прогресс на Эйвоне, мы бы хотели знать почему.

Удивление лишает меня любого остроумного ответа.

– Ты считаешь, что в середине болота есть секретный объект, где мы контролируем климат.

Глаза его затуманиваются, и без предупреждения он встает на ноги, поставив их на ребра лодки, потянувшись к шесту.

– Я не ожидал, что одному из их наемных убийц, не все равно.

Наемный убийца? Я проглотила импульс наброситься на него. Если все, что мне нужно, были бы деньги, то есть около тысяч вариантов, которые я бы выбрала, вместо того, чтобы добровольно оказаться на этом коме грязи. И ничего бы не отдала бы, чтобы сохранить мир. Я стискиваю зубы.

– Зачем нам желать остановить развитие Эйвоне, даже если бы мы это могли? Зачем это надо военным или «ТерраДин», что они выиграют от этого?

– Если Эйвон останется таким, слишком нестабильным, чтобы поддержать рост численности населения, у нас никогда не будет достаточных рычагов воздействия, чтобы пройти планетарную проверку и быть объявленными независимыми. Мы уже должны быть фермерами, а не бойцами. Мы должны вести свою жизнь, получать зарплату, заниматься торговлей, быть в состоянии приехать и уехать с Эйвона, как нам угодно. Вместо этого мы застряли здесь. Ни голоса в Галактическом совете, ни рычагов воздействия, ни прав.

У него удивительное представление о политической ситуации, для того, кто, вероятно, перестал ходить в школу до того, как ему стукнуло десять лет.

– Ты, правда, думаешь, что цель «ТерраДин» – сидеть здесь и угнетать кучу отстойного дерьма? Они заплатили хорошие деньги, чтобы создать эту часть мира. Я не представляю, как они отобьют эти деньги, если Эйвон не начнет производить достаточно товаров для экспорта.

Челюсти Ромео сжимаются.

– Они должны. В противном случае скажи мне, почему никто не пытается выяснить, почему мы все еще выращиваем водоросли и тестируем воду.

– Не все из вас, – сухо замечаю я. – Некоторые из вас – воры и убийцы, и анархисты, живущие под землей.

– От чего ж, Джубили, – говорит он и ухмыляется, когда использование моего полного имени заставляет щеку дернуться от раздражения. – Я и понятия не имел, что ты так восхищаешься мной.

Я отказываюсь отвечать на это, и замолкаю. У меня нет ответа на его вопрос. Эксперты по видоизменению приходят и уходят, но Эйвон не меняется. И это правда, что в то время как отсутствие развития на Эйвоне каждые несколько лет подталкивает к новому расследованию, результаты всегда одинаковы: причина не выявлена. Если Ромео перестанет задавать столько вопросов, ему и его так называемой фианне будет намного лучше.

Сейчас рассвет целиком и полностью явился во всей красе настолько, насколько он когда-нибудь наступает на Эйвоне. В густом, холодном тумане края мира ускользают, оставляя только нашу маленькую лодку и плеск воды, когда шест погружается в воду и поднимается. Вдох Ромео подстроен под каждое усилие: замах и толчок – когда он орудует шестом, затем оставшуюся часть пути происходит выдох – когда он расслабляется и поднимает его для другого толчка.

Он не пользуется компасом. Компасы в любом случае бесполезны на Эйвоне, у которого нет надлежащего магнитного поля, а характер погоды на Эйвоне делает принятие спутниковых сигналов столь же ненадежными, как наши радиопередачи на базе. Даже когда они работают, каналы меняются и исчезают, как плавающие островки растительности, а спутниковая навигация может вызвать у нас столько же проблем, как и компас.

Но у Ромео, кажется, врожденное понимание мира, в котором он живет. Как будто у него в мозгу закреплен приемник, получающий сигналы непосредственно от Эйвона. Мы никогда не садимся на мель, мы не застреваем на плавучих островках. Насколько я могу судить, нам не придется возвращаться назад, чтобы изменить курс.

Я продолжаю наблюдать за ним, пытаясь понять, как он это делает. Если я смогу понять, возможно, я смогу найти дорогу назад, если высвобожусь. Он поворачивает, чтобы обойти более плотную кучу растительности, и я опускаю глаза, изучая, как он переносит свой вес. Я поднимаю глаза только, чтобы понять, что он повернулся и наблюдает за мной, как я наблюдаю за ним, подняв одну бровь.

Я не уверена, что было бы хуже, чтобы он думал, что я смотрю на пистолет на бедре, или как он предполагает, что я пялюсь на его задницу. Я резко отвожу взгляд и отказываюсь от попыток изучить своего похитителя. Мы молча двигаемся по водным путям в течение следующего полчаса или даже больше, моя голова стучит, а его выражение лица становится мрачным.

Вдруг дно лодки царапает по грязи, камышу и гравию, издавая тихий скрип.

– Оу, – произносит Ромео, прижимая одну ногу к скамейке и наклоняясь вниз, чтобы прижать шест к краю лодки. – Мы на месте.

Все, что я вижу это туман. Парень обходит меня, нахмурив брови, выгибая их в молчаливом предупреждении о ненападении, когда он склоняется ко мне, чтобы развязать меня. Я сжимаю челюсти так сильно, что за ухом стреляет боль, которая легко соединяется с пульсацией в затылке. Возможно, я могла бы вырубить его, но мы оба знаем, что без какого-либо представления о том, где мы, его люди, скорее всего, найдут меня раньше, чем мои. Мне нужно дождаться лучшего шанса. Если он прав, и здесь есть база, то у меня появилось бы преимущество. Но база означает люди – а где тогда воздушное движение, патрули, статическая оборона? Здесь только тишина.

Его пальцы тянут веревку, они теплые, когда касаются моей кожи, и с внезапным освобождением от давления, я становлюсь свободна. Я крепко сжимаю губы, сдерживаю агонию, которая приходит по мере возвращения циркуляции крови. Он морщится в ответ, как будто он на самом деле извиняется за боль, и нежно прижимает ладони к моим обнаженным запястьям, массируя их пальцами, призывая приток крови. Я стряхиваю руки, слишком раздраженная, чтобы принять любой жест помощи. Он закатывает глаза, вылезает из лодки, с хлюпаньем вступая на болотистую землю.

Пальцы покалывают булавками и иголками, когда я хватаюсь за ребро борта и вылезаю за ним. Туман слишком густой, чтобы что-либо видеть, но он все еще ведет себя так, будто знает, куда направляется.

– Итак? Что это за место? – спрашиваю я.

– Это прямо здесь. Я был здесь пару часов назад. – Он абсолютно уверен – это видно как он двигается, как спокойно говорит. Пистолет на его левом бедре, но он держит меня справа, вцепившись в мою руку. Я нахожу, что ступаю тихо, как будто действительно могу оказаться не на том конце караульного поста, что просто смешно – за исключением того, что, выжив так долго на Эйвоне, я не хотела бы попасть под дружественный огонь.

Он на несколько шагов ведет меня вперед, но мы не уходим далеко, когда даже я понимаю, что что-то не так. Его хватка на мне напряженна, его лицо лишено всякого самодовольства.

Затем лишь на мгновение туман рассеивается. Достаточно надолго для нас, чтобы увидеть, что участок твердой земли впереди нас пуст и бесплоден от всего, кроме сорняков, скал и нетронутой грязи. Дальняя сторона острова уходит обратно под воду, которая тянется непрерывно, до случающегося время от времени обнажения изгиба голой скалы.

Мы оба пялимся, хотя я не знаю почему. Я ему не верила – никогда не верила. И все же, стоя на этом пустынном участке острова, желудок ухает и звенит в ушах, я удивлена. Я отдергиваю руку и спотыкаюсь от усилия.

– Зачем ты привел меня сюда? – выплевываю я слова и против желания сжимаю кулаки, чтобы ударить его. – В чем смысл? Почему бы тебе просто не бросить меня где-нибудь на болоте?

Но он не смотрит на меня. Он все еще пялится в пустоту, хотя снова опустился занавес тумана, и стало вообще ничего не видно.

– Он был здесь, – произносит он. – Это именно то место. Не понимаю… он был прямо…

– Прекрати! – Крик приводит его в чувства, и он поворачивается на пятках, моргая на меня. – Мне нужен ответ. Зачем ты привел меня сюда?

– Джубили, – бормочет он, разжимая один кулак и направляя руку ко мне, ладонью вверх. Так мило, так открыто, как будто мы друзья. Из этого парня льется харизма – если бы он родился на правовой планете, ему бы следовало стать политиком. – Клянусь, это было здесь. Я не вру тебе.

– Твои обещания не особо что-то для меня значат, Ромео, – отрезаю я.

– Они не могли не оставить следов, – произносит он, прочищая горло и шагая мимо меня. – Здесь был целый объект – заборы, здания, ящики, самолеты. Помоги мне осмотреться, должны остаться признаки. Отпечатки подошв, фундаменты, что угодно.

Пока его глаза рассматривают землю, разыскивая его так называемые «признаки», это дает мне возможность рассмотреть черты его лица. Он расстроен. Больше, чем расстроен – он напуган. Смущен. Он действительно верит, что здесь что-то было.

Мне следует потакать ему, если у меня есть надежда вернуться на базу живой.

Это большой остров, и Ромео тащит меня сквозь туман, вдоль края растительности. Он слишком осторожен, чтобы выпустить меня из поля зрения, но я не настолько глупа, чтобы здесь сделать ставку на свободу. Один неверный шаг, и это будет долгий, томительный процесс затягивания в клоаку, с большим количеством времени, чтобы подумать о том, каким бессмысленным путем все это происходит.

Потакай ему. Играй правдиво. Уговори его отправить тебя назад.

Последствия газа все еще ощущаются, долго после того, как они должны были рассеяться. Во рту у меня странный металлический привкус, похожий на кровь, и пульс несравненно громко стучит в ушах. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться. Я понимаю, что тоскую по звездам, открытости неба, которого вы никогда не увидите на Эйвоне. Туман снова все скрыл, и невозможно увидеть дальше, чем на несколько ярдов вперед, оставив меня подвешенной в мире серого и белого. Я опускаю взгляд на землю, чтобы сохранить равновесие, потому что после долгого вглядывания в туман, глазам чудится, что я плыву.

К счастью, Ромео, похоже, ничего не замечает. Может быть, он списывает мои спотыкания на то, что он продолжает дергать меня за запястье. Мы преодолели половину береговой линии, когда Ромео останавливается и отпускает меня, глядя вокруг с замешательством.

Внезапно перед глазами расцветает огонек. Бледно-зеленый, нежно покачивающийся из стороны в сторону, не более чем на несколько дюймов наискосок. Он на мгновение танцует там, и я замираю, и когда Ромео разворачивается, чтобы начать двигаться снова, и я понимаю, что он не видит его.

И тогда мир скользит в сторону.

Перед глазами мельтешит, привкус металла во рту растет. Внезапно я не вижу тумана, грязи и пустоты; я даже не вижу огонька. Промелькивает существование целого здания, и между нами оказывается высокий сетчатый забор. И прямо за ним стоит фигура в черной одежде в какой-то маске, беспрерывно глядящая сквозь прорези на меня.

Я падаю на колени, ослепленная, задыхающаяся от металлического привкуса, и вздрагиваю, когда это сказывается болью в ране на боку. Когда я снова поднимаю голову, видение исчезает, но моя рука натыкается на острый предмет, впившийся в мою ладонь. Пальцы оборачиваются вокруг него. В этот момент меня окутывает резко поднимающийся шепот, словно ветер бежит по траве, или как осиновые листья дрожат в буре. Но у Эйвона нет травы, на Эйвоне не растут осины.

Все становится черным, а затем шепот исчезает так же резко, как и начался. Внезапно я слышу, как Ромео кричит на меня, его голос настойчив. Я открываю глаза, чтобы обнаружить его лицо перед собой, а его самого вцепившегося в мое плечо.

– Что происходит? Вставай! – Он вытаскивает пистолет, он считает, что я притворяюсь.

– Не знаю. – Я опускаю трясущейся рукой то, что нашла в свой ботинок. Я не могу сейчас остановиться, чтобы посмотреть что это, и что бы это ни было, это обычное, из пластика, созданное руками человека. Нет никаких причин, чтобы это оказалось здесь само по себе.

– Оставайся здесь, я принесу тебе воды. – Он начинает отпускать меня, но я хватаю его за грудки, цепляясь за рубашку. Фляжка.

– Ты накачал меня наркотиками. – Я вздыхаю, перед глазами все кружится, как туман вокруг нас. Мое тело дрожит, дрожит в его руках, как будто я на грани переохлаждения.

– Я… что? – Ромео подвинулся ближе. – Зачем мне… прекрати, успокойся. – Он снова хватает меня за плечи и чуть встряхивает, моя голова откидывается назад, как будто я слишком устала, чтобы поднять ее.

Что-то у меня в голове кричит, хочет быть услышанным, что-то… что-то о его руках, сжимающих мои плечи, поддерживающих меня. Обеих руках.

Если обе руки на моих плечах, то где тогда пистолет?

Там, на земле у его ног. Я выкручиваюсь вниз за старомодным пистолетом, находящимся всего в нескольких дюймах от моих пальцев. Мои трясущиеся пальцы нащупывают рукоятку, неуклюжие от наркотика, курсирующего в моем теле.

Ромео замечает движение. Как-то, несмотря на то, что он пил из фляжки сам, он не пострадал, он издает невнятный крик и кидается за оружием.

– Святое дерьмо, Джубили… дай ему отдохнуть в течение пяти секунд!

– Ни за что, – вздыхаю я, опускаясь на топкую, мокрую землю, слишком слабая, чтобы стоять без его поддержки. Что бы он со мной не сделал, все становится хуже.

Медленно, звук шепота вторгается в мой слух еще раз. Я ищу Ромео, но я не знаю, пытаюсь ли я вернуть пистолет себе или подержать себя. Он засовывает пистолет за пояс, вне моей досягаемости, и снова мое видение затуманивается.

Не до тех пор, пока я не чувствую руки, держащие меня за талию, и стук сердца в ушах, а также понимание, что я выскользнула из сознания, и что Ромео несет меня обратно к своей лодке.

Она снова в переулке, держит горящую петарду, глаза слезятся от усилия не отпускать ее.

В кольце мальчишек, кричащих и подтрунивавших над ней, сквозь зыбучие облака порохового дыма, она видит слабый, танцующий и приплясывающий огонек. К удивлению, он подмигивает ей, паря вне досягаемости. Девочка замирает и не отводит глаз, пока петарда не взрывается в руках, опаляя ее пальцы. Пучок света исчезает во вспышке, и девочка слишком шокирована и оглушена, чтобы почувствовать боль в руке до тех пор, пока ее отец не несется с ней по улице до больницы.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ФЛИНН

ТЕПЛЫЙ СВЕТ ЛАМП в доке приветствует меня дома, когда я причаливаю к берегу гавани, и скала поглощает меня. Спрятанные за каменными стенами пещеры лампы висят на веревочках, лениво стуча, как ряд блуждающих огоньков – хотя эти огни ведут к безопасности, а не к опасности. Вес давит мне на плечи, когда я замедляю куррах. Вес – точно равный trodaire, свернувшейся на дне лодки. Джубили до сих пор без сознания, она лежит на боку со связанными руками. Что бы ни случилось с ней на болоте, кажется, прошло, и я не могу рисковать, оставляя ее без присмотра.

Ее именные жетоны вылезли из-под рубашки, мне виден их металлический блеск в свете фонаря, пока она лежит неподвижно. Без них можно почти забыть, что она одна из trodairí. Без них она выглядела бы наполовину человеком, тем, кто мог бы выслушать полсекунды, прежде чем наставить на тебя пистолет. Пока она не проснется и не попытается убить меня. Но когда неоткуда взяться надежде, стоит ухватиться даже за самый маленький шанс.

Я не могу позволить Макбрайду и его приспешникам обнаружить ее, иначе они посадят ее голову на кол, прежде чем я успею моргнуть. Но я не могу ее отпустить. Она слишком ценна. Может быть, военные будут торговаться за нее и отвалят нам необходимые ресурсы, типа продовольственного пайка или медикаментов.

И возможно, только возможно, я смогу убедить ее, что не все из нас беззаконные злодеи, как считает она и ей подобные.

Если Джубили Чейз можно убедить прекратить стрельбу, можно и еще кого-нибудь.

Лодка ловит течение, медленно кружась в нашей скрытой гавани, дрейфуя к доку. Я укладываю шест и позволяю воде нести нас весь оставшийся путь, рискуя отвести взгляд от моего узника и посмотреть вверх, на сводчатый каменный потолок со свисающими сталактитами, протянувшийся высоко над нами. Он сводит пытающихся разобраться солдат с ума, как мы прячем столько людей прямо под их носом здесь, в болотах.

С воздуха это место выглядит как пара скал, размером не больше любого здания на базе. С воды только обученный глаз может увидеть, что мы замаскировали это место тканым камуфляжем, сделав его менее заметным; перенаправили каналы, ведущие к лагерю так, чтобы не было легкого способа подойти на лодке, не зная пути. Если бы вы были бы достаточно решительны, вы могли бы добраться сюда с базы пешком, но это означало бы часы упорного пробирания через грязь и доходящую до пояса воду. Скала скрывает нас от их детекторов тепла, а атмосфера Эйвона вызывает хаос у визуализации беспилотников и поискового снаряжения. Ведущая теория среди ученых «ТерраДин» заключается в том, что уровень ионизации мешает их оборудованию, но все, что мы знаем, что все это заставляет их искать нас старомодным способом: с лодками и прожекторами. Хотя базы сопротивления есть по всей планете, именно эти пещерные гавани содержат значительную долю наиболее желаемого списка «ТерраДин».