Текст книги "Расколотый мир (ЛП)"
Автор книги: Эми Кауфман
Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Эми Кауфман, Меган Спунер
Расколотый мир
Переведено специально для группы
"*°†Мир фэнтез膕°*"
http://vk.com/club43447162
Оригинальное название: This Shattered World
Авторы: Эми Кауфман и Меган Спунер / Amie Kaufman and Meagan Spooner
Серия: «Звездная пыль» 2/ Starbound #2
Перевод: Светлана Дианова
Редакторы: Александр Иванович Иркин, Светлана Дианова
Предисловие от Переводчика:
Спасибо, что взялись прочтение любительского перевода данной книги, которая вернет вас в мир Лили Лару и Тарвера Мерендсена из «Разбитых звезд», новую встречу с которыми я вам гарантирую, даю слово))).
Но перед прочтением я рекомендовала бы вам остановить ненадолго свой взор на новелле «Ночь так темна» , которая является промежуточной книгой между первой и второй частью. В ней вы узнаете, что произошло с Тарвером Мерендсеном до падения «Икара», она явит новых интересных персонажей и приподнимет завесу на события первой, второй, а также третьей книги. Читайте – не пожалеете.
Посвящается Мэрилин Кауфман и Сандре Спунер,
которые всегда были нашими непоколебимыми союзниками,
и всегда будут иметь нашу поддержку в каждой битве, с которой мы столкнемся.
Девочка стоит на поле боя, и это улица, на которой она выросла. Люди здесь не знают, что приближается война, и каждый раз, когда она открывает рот, чтобы предупредить их, город, зовущийся Новэмбэ, заглушает ее слова. Тарахтят проносящиеся мимо машины, завывают сирены, дети смеются, а на голографическом щите над головой непрерывно повторяются объявления. Девочка кричит, но только голуби у ее ног замечают это. Вздрогнув, они взлетают ввысь и исчезают в ярком лабиринте лоскутного белья, висящего на бельевой веревке, в свете перекрестных фонарей над головой.
Никто ее не слышит.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДЖУБИЛИ
КАКОЙ-ТО ПАРЕНЬ ТАРАЩИТСЯ НА меня с другого конца бара. Я вижу только его, потому что по привычке наклонилась вперед, поставив локти на пластиковую поверхность бара, и таким образом мне видно только ряд голов. Отсюда я могу смотреть в зеркало, висящее над головой бармена. А парень, я смотрю, использует тот же трюк.
Он новенький. Для начала, я не узнаю его, да и к тому же у него такой взгляд. Безусловно, он вербованный, пытающийся что-то доказать, подобное этому они все делают в первую очередь. Но он все еще смотрит по сторонам, стараясь не натыкаться на других парней, не слишком хорошо знакомый с кем-то еще. Он одет в армейскую футболку, куртку и камуфляж, но одежда сидит на нем неуклюже и слишком мала. Может быть из-за того, что он только прибыл, и они еще не заказали ему его размер. Также может быть из-за того, что эта униформа не его.
Тем не менее, новобранцы знают к концу первой недели, что не надо соваться к капитану Чейз, даже когда она в «Молли Мэлоун». Я не заинтересована. Восемнадцать – довольно ранний возраст, чтобы убить на себя спрос, но безопаснее отправить им такой посыл с первого же дня.
Но этот парень… этот парень заставляет меня притормозить. Заставляет меня забыть обо всем. Темные густые волосы и брови, опасно сладкие глаза. Чувственный рот с крошечной, едва заметной ухмылкой, скрывающейся в уголке. У него поэтический рот. Художественный, выразительный.
Он выглядит странно знакомым. Пока я держу напиток, капли конденсата образуются вокруг пальцев. Поправочка – я вспомню этого парня, если я видела его раньше.
– Все хорошо? – Бармен встает между нами, опираясь на барную стойку, склонив голову ко мне. Этот дерьмовый бар на дерьмовой импровизированной улице с тоской именует себя «Молли Мэлоун». На такие истории о призраках с ирландскими корнями заявляют свои права разные местные сборища с видоизмененных планет. «Молли» – это триста фунтовый лысый китаец с татуировкой хризантемы на шее. Я хожу у него в любимицах с тех пор, как я оказалась здесь, потому что я одна из немногих, кто может сказать больше, чем пару слов на мандаринском языке, благодаря маме.
Я поднимаю бровь.
– Пытаешься меня напоить?
– Живу надеждой, детка.
– Когда-нибудь, Молли. – Я замолкаю, мое внимание возвращается к зеркалу. На этот раз, парень видит, что я смотрю, и бесцеремонно встречается со мной взглядом. Я борюсь с желанием отвести глаза и склониться ближе к бармену. – Эй, Мол… что это за новый парень на том конце?
Молли лучше знает, как не оборачиваться и вместо этого начинает протирать новый стакан.
– Тот красавчик?
– Ммм.
– Сказал, что его только что отправили сюда, пытается прощупать это место. Он задает много вопросов.
Странно. Свежее мясо, как правило, поступает в виде стада, целые взводы нервных мальчиков и девочек с распахнутыми глазами, топающих туда, куда им скажут. Тихий голосок в голове указывает мне на то, что это не совсем справедливо, что я тоже была мясом всего лишь два года назад. Но они так удручающе не готовы к жизни на Эйвоне, что я ничего не могу с этим поделать.
Впрочем, этот иной, и он совсем один. Настороженность покалывает меня у основания шеи, взгляд обостряется. Здесь, на Эйвоне, «иной» обычно означает опасность.
– Спасибо, Молли. – Я щелкаю пальцами, указывая на него, и он вздрагивает и усмехается, прежде чем возвращается к своим более требовательным клиентам.
Парень все еще смотрит на меня. Ухмылка теперь не так уж и скрыта. Я понимаю, что смотрю назад, но мне все равно. Если он на самом деле солдат, могу сказать, что я проверяла его официально, ища предупредительные знаки. Только потому, что я не на службе, не значит, что я могу отложить свои обязанности. Мы не получаем много предупреждений, когда мы теряем кого-нибудь из-за ярости.
Он выглядит ненамного старше меня, так что даже если ему исполнилось шестнадцать, у него вряд ли более двух лет службы за плечами. Достаточно, чтобы стать дерзким – недостаточно, чтобы знать, что он должен стереть эту ухмылку с лица. Несколько недель на Эйвоне сделает это за него. Его мужественный, точеный, с ямочкой подбородок настолько совершенен, что я хочу ударить его. Тень щетины на щеках лишь подчеркивает красивый овал его лица. Эти парни неизменно оказываются придурками, но на таком расстоянии он просто прекрасен. Как будто его создал талантливый скульптор.
Такие парни заставляют меня верить в Бога.
Миссионеры должны начать вербовку таких парней, как он, прежде чем военные смогут добраться до них. В конце концов, ведь вам не надо красиво стрелять в людей. Но я думаю, внешность, вероятно, станет подспорьем, если вы пытаетесь распространить свою веру.
Взглянув на него в зеркало над головой, я преднамеренно дергаю подбородком, подзывая его. Он получает сообщение, но не торопится ответить. В обычном баре, на обычной планете это означало бы, что он не заинтересован или строит из себя недотрогу. Но поскольку мне не нужно продолжение, которое нужно обыкновенным людям в барах, его колебание заставляет меня засомневаться. Либо он не знает, кто я, либо ему все равно. Это не может быть первое – все на этой горе знают капитана Ли Чейз, независимо от того, как недавно они приехали. Но если это было недавно, то он не обычный рекрут.
Какой-то придурок из Центра Управления пытается не выделяться, одеваясь, как мы? Полевой агент из «Терра Динамики» прибыл, чтобы посмотреть, как военные делают свое дело по предотвращению мятежа? Неслыханно для корпорации, отправлять шпионов, чтобы убедиться, что правительство поддерживает часть своего соглашения по видоизменению. Что только усложняет нашу работу. Корпорации постоянно лоббируют право иметь возможность брать на работу частных наемников, но так как Галактический совет совсем не радует мысль о частных финансируемых армиях, находящихся повсюду, они придерживают эту петицию правительственными силами. Может, он из Галактического Совета, и находится здесь, чтобы шпионить на Эйвоне за пару месяцев перед их планетарным обзором.
Независимо от того, кто он, это не может быть хорошей новостью для меня. Почему эти люди не могут оставить меня в покое и позволить мне делать свою работу?
Темноволосый парень берет пиво и пробирается через бар в мою сторону. Он хорошо притворяется, что страшно застенчив, как будто удивлен, что его выделили, но я знаю лучше.
– Эй, – говорит он вместо приветствия. – Я не хочу пугать тебя, но твой напиток становится синим.
Это одна из придумок Молли, которую он иногда дает мне бесплатно в качестве оправдания того, чтобы на самом деле смешивает напитки, а не наполняет кувшины настоящим пивом.
Я принимаю внезапное решение. Если он хочет поиграть в недотрогу, я могу стать застенчивой в ответ. Он старается не смотреть в глаза, и любопытство пронизывает меня – я хочу посмотреть, что произойдет, если я поведусь на это. Я знаю, что он не заинтересован во мне. По крайней мере, не так, как притворяется.
Я вылавливаю пластиковую шпажку – ярко-розовую – из бокала мартини и накалываю на нее вишенки, которые сосу одну за другой. Глаза парня фокусируются на моих губах, посылая мне короткий всплеск удовлетворения. У Молли нет больших возможностей смешивать напитки – а у меня не так уж много возможностей для флирта.
Я позволяю губам свернуться в улыбку и томно приоткрыться.
– Мне нравится синий.
Его рот открывается для ответа, но вместо этого он вынужден прочистить горло.
– Тебя укусил болотный жук? – с притворным беспокойством спрашиваю я. – Молли позаботится об этом. Его напитки вылечат что угодно, от ран до аппендицита.
– Так ли это? – Он снова обретает голос и улыбается. За мишурой, которую напялил на себя этот новенький парнишка, проявился проблеск удовольствия. Он наслаждается собой.
Ах, вот ты какой – отмечает тоненький глумливый голосок в моей голове. Я отодвигаю его в сторону.
– Если ты чуть подождешь, мы вдобавок выясним, станет ли мой язык синим.
– Это приглашение провести личную инспекцию?
За столом на заднем плане я вижу часть своего взвода, наблюдающих за мной и новым парнем, несомненно, ожидающих увидеть, отколю ли я что-то интересненькое.
– Играй по правилам.
Он смеется, прислонившись боком к бару. Это небольшая капитуляция, пауза в игре. Он не так сильно рвется в бой, скорее прощупывает меня.
Я ставлю напиток на барную стойку рядом с нацарапанными инициалами на разноцветной поверхности. Они были здесь еще до того, как я появилась в этих краях, их владелец скорей всего давно помер.
– Это та часть, где ты обычно представляешься, Ромео.
– И разрушаю таинственность? – Широкие брови парня поднимаются. – Сомневаюсь, что Ромео снимал маску, когда встретился с Джубили.
– С Джульеттой, – поправляю я его, стараясь не вздрогнуть от использования им моего имени. Он должно быть совсем новичок, раз не знает, как сильно я ненавижу это. Тем не менее, он дал мне ценный намек. Если этот парень знает Шекспира, он получил образование где-то за пределами этого мира. Болотные жители едва могут прочитать инструкцию, у уж тем более древнюю классику.
– О, эрудированная? – отвечает он, сверкая глазами. – Странно обнаружить в таком месте такую девушку, как ты. Итак, кого ты обидела, чтобы застрять на Эйвоне?
Я прислоняюсь к бару, опираясь на локти. Одна рука забавляется с пластиковым мечом, тыкая им туда-сюда между пальцами.
– Я заноза в заднице.
– Любимый тип девушки. – Ромео, улыбаясь, встречается с моими глазами, а затем отводит взгляд. Но не раньше, чем я понимаю: он напряжен. Это тонко, но я была обучена замечать невидимые течения, угасание и приток энергии человека. Сведенные мышцы здесь, линии напряженности там. Иногда такие предупреждения можно получить, прежде чем кто-то попытается взорвать себя, и прихватить вас с собой.
Адреналин обостряет чувства, когда я наклоняюсь вперед. Воздух здесь пахнет разлитым пивом, сигаретным дымом и освежителем воздуха – и ничто из этого не может заглушить инвазивный запах болота снаружи. Я стараюсь абстрагироваться от гомона моего взвода, раздающегося на заднем плане, и более внимательно смотрю на Ромео. Не могу сказать при приглушенном свете, расширяются ли его зрачки. Если он только что прибыл на планету, у него не должно было быть времени поддаться ярости, если только его не перевели сюда из другого места на Эйвоне.
Он переносит свой вес под моим изучающим взглядом, а затем выпрямляется.
– Послушай, – говорит он, его голос становится более оживленным, – позволь мне заплатить за твой напиток и я оставлю тебя на вечер.
Как-то он меня прощупал. Он знает, что я подозрительная.
– Подожди, – я хватаю его за руку. Это нежное прикосновение, но твердое. Если он захочет уйти, прежде чем я его отпущу, ему придется вырываться. – Ты не солдат, – говорю я, наконец. – И не местный. Прямо головоломка. Ты ведь не собираешься оставить меня такой неудовлетворенной, не так ли?
– Неудовлетворенной? – Улыбка парня не мелькает даже мимолетно. Он хорош. Он, скорее всего шпион одного из конкурентов «ТерраДин» – «НоваТеха» или «Космической корпорации», или любой ближайшей корпорации с пространством, ведущим наблюдение на Эйвоне. – Это нечестно, капитан Чейз.
Я отказываюсь от притворства.
– Я не говорила тебе, кто я.
– Как будто «Крепкий орешек» Чейз требует представления.
Хотя вы никогда не застанете, когда мой взвод, называет меня так, по крайней мере, в лицо, прозвище разнеслось, как лесной пожар, после моих первых дней нахождения здесь. Я не отвечаю, рассматривая его внимательно, и пытаюсь понять, почему он выглядит так знакомо. Если он преступник, возможно, я видела его фотографию в базе данных.
Он делает небольшую попытку высвободить руку, чтобы проверить, насколько сильно я хочу удержать его.
– Послушай, я просто парень, пытающийся угостить девушку выпивкой. Так почему бы тебе не позволить мне сделать это, и после мы можем пойти разными дорогами и помечтать о том, что могло бы быть?
Я сжимаю челюсти.
– Послушай, Ромео. – Пальцы усиливают хватку – я чувствую, как напрягаются мышцы под моей рукой. Он не слабак, но я лучше подготовлена. – Как насчет того, чтобы пойти в штаб и поболтать там?
Мышца в его предплечье под моей ладонью дергается, и я смотрю на его руку. В ней ничего нет – но потом он смещает вес, и вдруг что-то, удерживаемое им в другой руке, впивается в мои ребра. У него под рубашку был заправлен пистолет. Твою мать. Это устаревшее, замызганное баллистическое оружие, а не один из лазерных пистолетов, к которым я привыкла. Неудивительно, что на нем куртка, несмотря на жару в баре. Её длинные рукава скрывают татуировку генотипа: спиральный рисунок на предплечье, что все местные получают при рождении.
– Извини. – Он склоняется ко мне, чтобы скрыть пистолет между нами. – Я действительно просто хотел заплатить за твой напиток и убраться отсюда.
За ним я вижу своих ребят, склонивших головы вместе, смеющихся и время от времени поглядывающих в нашу сторону. Хотя половина из них хороша в свои двадцать, они по-прежнему ведут себя как кучка сплетников. Мори, одна из моих бывалых солдат, на мгновение встречается с моими глазами – но она отводит взгляд, прежде чем я могу передать что-нибудь вербально. Алекси тоже там, его розовые волосы подняты вверх с помощью геля, он не смотрит в мою сторону, как будто слишком заинтересован в стене. С их точки зрения, я позволяю этому парню вешаться на себя. «Крепкий орешек» Чейз, на этот раз немного увлеклась. Войска так часто курсируют в и из Эйвона, что только те, кто здесь знают о перемирии последние несколько месяцев – их чувства не обострены сражением. Они недостаточно подозрительны.
– Ты верно шутишь? – Мое личное оружие висит на бедре, но мы достаточно близко, чтобы он мог с легкостью выстрелить в меня, прежде чем я доберусь до него. – На самом деле ты не можешь считать, что это сработает.
– Ты же не оставила мне выбора, не так ли? – Он смотрит на кобуру на моем бедре. – Ты, кажется, немного перегружена, капитан. Оставь пистолет на табуретке. Медленно.
Я округляю глаза, смотря на Молли, но он отклоняется назад, вытирая стаканы, наблюдая за головизором в конце бара. Я пытаюсь выловить чей-нибудь взгляд – любого – но все они тщательно игнорируют меня, уж очень хотят потом рассказать истории о том, что они видели, как капитана Чейз закадрили в «Молли». Похититель закрывает меня своим телом, когда я тянусь к пистолету и кладу его там, куда он указывает. Он обнимает меня за талию и разворачивает к двери.
– Пошли?
– Ты идиот. – Я сжимаю руки, розовая коктейльная шпажка впивается в мои ладони. Потом я немного поворачиваюсь, чуть вырываясь, желая проверить его хватку и распределение веса. Надо же – он наклоняется слишком далеко вперед. Я напрягаю мышцы и дергаюсь, отклоняясь назад, выкручивая свою руку. Это больно, как ад, но…
Он ворчит, и ствол пистолета еще острее вонзается в мои ребра. Но он меня не отпускает. Он хорош. Черт, черт, ЧЕРТ.
– Ты не первая, кто так говорит, – говорит он, дыша немного чаще.
– Хорошо… оу, я пойду, ладно? – Я позволяю ему направить меня к двери. Я могла бы сказать, что он блефует, но если он достаточно глуп, чтобы принести пистолет на военную базу, он может быть достаточно глуп, чтобы выстрелить из него. И если это выльется в перестрелку, мои люди могут пострадать.
Кроме того, кто-нибудь остановит нас. Конечно, Алекси – он знает меня слишком хорошо, чтобы позволить этому случиться. Кто-то увидит пистолет – кто-то вспомнит, что капитан Чейз не покидает бар с незнакомыми парнями. Она ни с кем не покидает бар. Кто-то поймет, что что-то не так.
Но никто ничего не делает. Когда за нами закрывается дверь, я слышу, как из бара раздается низкий звук свистов и улюлюканий, когда весь мой взвод начинает ржать и сплетничать, как куча старых кур. Ублюдки, думаю я яростно. Я заставлю вас сделать так много кругов утром, что вы пожалеете, что ВЫ не были похищены мятежниками.
Потому что он и есть они. Я не знаю, откуда он знает Шекспира, или где он получил подготовку, но он должен быть одним из болотных крыс. Они называют себя воинами фианной – воинами – но все они просто кровожадные преступники. Кто еще посмеет проникнуть на базу, не имея ничего, кроме пистолета, который выглядит, как будто он с начала времен? По крайней мере, это означает, что нет никакой опасности, что он поддастся влиянию бессмысленного насилия, так как смертельная ярость Эйвона влияет только на людей не с этой планеты. Мне нужно беспокоиться только об обычном, повседневном насилии, которое так легко распространено у этих болотных жителей.
Он оттаскивает меня от главной дороги в тень между баром и сараем с припасами по соседству. Тут меня осеняет: я не никого не заставлю бегать утром. Я военный офицер, захваченный мятежниками. Наверное, я больше никогда не увижу свои войска, потому что к утру я умру.
С рычанием, я замахиваюсь рукой и отправляю лезвие розовой, пластиковой коктейльной шпажки в бедро парня. До того, как он успевает отреагировать, я в бешенстве прокручиваю ее и ломаю кончик, оставляя ярко-розовый пластик в его мышце.
По крайней мере, без боя я не сдамся.
Мальчишки играют в переулке с петардами, украденными из храма. Девочка смотрит сквозь дыру в стене, лицом прижавшись к разваливающемуся кирпичу. Вчера в храме проходил обряд лютеранского священника, а завтра будет свадьба, и настало время ее матери переоборудовать крошечное здание в конце улицы, чтобы соответствовать слишком отдаленным воспоминаниям о традиционных церемониях на Земле.
Мальчишки поджигают петарды и смотрят, кто сможет дольше всех держать красные палочки в руке прежде, чем отбросить, до того, как они щелкнут как выстрел. Девочка пробирается через дыру в стене и бежит, чтобы вырвать зажженную петарду из руки самого большого мальчика. Ее кожа покрывается мурашками от шипения и жара фитиля, но она отказывается отпустить ее.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ФЛИНН
БОЛЬ ПРОНЗАЕТ НОГУ, и на мгновение моя хватка слабеет. Она моментально вырывается.
У меня остается секунда, чтобы что-то предпринять, и если я зазеваюсь, она убьет меня. Я отпрыгиваю назад, когда она размахивается, чтобы ударить меня, и ночь оглашается звуком выстрела. Из моего пистолета. Она падает на землю со стоном от боли, но у меня нет времени обдумать, насколько сильно я ее ранил. Каждый на базе, с тем эхом, отраженным от зданий, услышал выстрел, и они обнаружат меня достаточно скоро.
Я тянусь к ней, но она опять в движении: либо не сильно ранена, либо на адреналине. Она ударяет меня ногой по руке, и та онемевает от локтя до кисти. Пистолет вылетает из моей руки и скользит по мокрой траве.
Мы оба устремляемся за ним. Ее локоть попадает мне в солнечное сплетение, промазав всего на дюйм – из-за чего я хриплю, а не становлюсь полумертвым, пытаюсь отдышаться, и заставляю себя двигаться дальше. Она вскакивает раньше меня, и я хватаюсь ее за лодыжку, скребя по грязи, чтобы снова стащить ее назад, прежде чем она сможет схватить пистолет или позвать на помощь.
Она, может быть, и натренирована, но я борюсь за свою семью, за свой дом, за свою свободу. Она же сражается за чертову зарплату.
В течение долгого времени слышно лишь суровое стаккато нашего дыхания, когда мы боремся, чтобы опередить друг друга. Затем моя рука находит знакомую рукоять пистолета моего дедушки. Я ударяю локтем ей в лицо, но она легко уклоняется от него, и это отбрасывает ее достаточно, чтобы дать мне возможность перевернуться и в конечном итоге направить пистолет ей между глаз.
Она не двигается.
Я вижу только темный, яростный блеск ее глаз, когда они встречаются с моими. Я не могу говорить, слишком измотан, слишком шокирован. Медленно, она поднимает руки вверх. Капитуляция.
Мне ничего так не хочется, как рухнуть на землю. Но слышны крики солдат, ищущих злоумышленников, охотящихся за источником выстрела. У меня нет времени. Мне нужно отнести ее на свой куррах1 – если я оставлю ее здесь, ее слишком быстро найдут и у меня не будет достаточно времени, чтобы исчезнуть на болотах.
Подталкивая пистолетом, я молча приказываю ей встать на ноги. Сам я, шатаясь, хватаю ее за руку, чтобы выкрутить ее и завернуть за спину. Я утыкаюсь стволом пистолета ей в поясницу, и она это чувствует.
Пальцы мокрые и липкие от ее крови, но слишком темно, чтобы сказать, много ли ее. Я знаю, что попал в нее, я видел ее падение. Но она на ногах, так что рана не так уж сильно замедляет ее. Должно быть, я только оцарапал ее пулей.
Я пытаюсь успокоить дыхание, прислушиваясь к крикам солдат. Покинуть базу сейчас будет намного сложнее, не так, как я рассчитывал: иметь время, чтобы замаскироваться грязью из-под наших ног. Ее кожа коричневая и ее сложнее увидеть в плохом освещении, но моя кожа бледно-белая, указывающая о жизни на планете с постоянным облачным покровом. Я практически свечусь в темноте.
– Ну? – пытается отдышаться она. – Что дальше? Ты можешь хотя бы иметь приличие выстрелить мне в сердце, а не в голову. Я буду выглядеть красивее на своих похоронах.
– С тобой что-то очень не так, капитан, – говорю я ей, держа ее близко к себе. Ее черные волосы выбились из хвоста и щекочут мое лицо, попадая в глаза. – Ты не приглашала сюда ни для чего подобного.
– Как будто тебе нужно приглашение, – рычит она, и хотя она совершенно неподвижна, я практически чувствую, как она наливается гневом. Я не могу ее отпустить. Она никогда бы меня не отпустила. Она резко отклоняется назад, посылая боль, пронзающую мою ногу.
Я меняю хватку на пистолете, позволив ему давить на нее немного сильнее.
Было бы легко заставить говорить новобранцев, но их уровень допуска слишком низок, чтобы у них имелась какая-нибудь полезная информация. Но попытка приблизиться к капитану Чейз для получения информации – это совсем другое дело. О чем я думал? Шон смеялся бы, если бы увидел меня сейчас: самый большой пацифист фианны держит самого известного солдата Эйвона под дулом пистолета.
– Я везде узнаю твое красивое лицо, ты это знаешь. – В ее тоне, под гневом, слышится самодовольное удовлетворение. Как одержать победу в чем-то важном, даже если это означает, что она в конченом итоге будет мертва. – Ты должен избавиться от этой проблемы.
– Póg mo thóin, trodaire2, – бормочу я, усиливая хватку. Поцелуй меня в задницу, вояка.
Капитан Чейз выдает тираду, что звучит как ответные оскорбления, хоть я и не понимаю языка. Она не похожа на ирландку и, наверное, понятия не имеет, что я сказал. Но она поняла мой тон, поэтому я с легкостью могу сказать, что проклятия в мою сторону разносятся, возможно… на китайском? Похоже, в ней присутствует какая-то часть этой крови, но с внеземными людьми это сложно сказать. Она делает яростный разворот, а затем задыхается, потому что движение отзывается болью в ее ране. Повезло, что мне удалось задеть ее, потому что иначе я бы не смог удержать ее. Она сильнее, чем выглядит.
Мысли несутся вскачь. Это еще не конец, и я все еще могу перевернуть все в свою пользу, если думать быстро. Новобранцы в баре, возможно, не в курсе скрытого объекта на востоке, но теперь у меня есть капитан, и это та, кто пробыла на Эйвоне дольше, чем любой другой солдат. Кто даст мне больше информации, чем не золотой ребенок военных?
Этот объект пугает меня слишком сильно, чтобы игнорировать его. Пока я не увидел его несколько часов назад, я никогда не узнал бы о нем. Я не знаю, как они скрыли строительство. Он появился из ниоткуда, в окружении заборов и прожекторов. Со стороны нет никакой возможности сказать, что там: оружие, новые технологии для поисковых беспилотников, способы уничтожить фианну, о которых мы еще не думали. Пока мы не узнаем, почему объект находится там, каждая минута представляет опасность.
Я пихаю ее и начинаю двигаться по периметру базы, держась в тени и вдали от камер наблюдения.
– Видела когда-нибудь красоту дальних болот?
– Полагаю, там они вообще не найдут мое тело. Умно.
– Психиатр вашего взвода знает о твоей одержимости собственной смертью?
– Просто стараюсь быть полезной, – бормочет она сквозь зубы. Мы недалеко от того места, где я пробрался через ограждение. Я уверен, что в более высокотехнологичном мире периметр засветился бы лазерами и шестью видами сигнализации, но здесь, за пределами цивилизации, солдаты застряли с проволочными заборами и пешими патрулями. Центральное командование тратит как можно меньше средств на их доставку, и это видно. Кроме того, последние несколько месяцев с момента прекращения огня сделали их ленивыми. Их патрули не такие, какими они должны быть.
Я слышу, как идут поиски на другой стороне базы, но здесь, задницей к городу, практически тишина. Они всегда считают, что мятежники придут с болота. Как будто мы недостаточно умны, чтобы обойти и появиться из города, где меньше защиты.
Я могу сказать, что она начинает думать о группах поиска примерно в то же время, как и я – она втягивает воздух, чтобы закричать, и я упираю ствол пистолета в ее кожу в знак предупреждения. Мы оба замираем в течение напряженного момента, пока она решает, вывести ли меня на чистую воду. Я молюсь, чтобы она этого не сделала. Она выпускает воздух из легких в ярости капитуляции.
Я пинаю по проволоке до тех пор, пока место, где я соединил отрезанные концы вместе, не расходится, а затем мы выходим за пределы ее территории в болото. Болото уходит перед нами во мрак, илистые поймы и голые скалы чередуются с тысячью извилистых рек и ручьев. Вода такая же грязная, как и земля, наполовину скрыта камышами и гниющими водорослями, так что никто, кроме местных жителей, не может сказать, где твердая почва, пока не опустит ноги. Плавающие сгустки растительности означают, что водные пути постоянно меняются – глубже, мельче, соединяясь по-разному каждую неделю, поскольку грязь и водоросли текут медленно.
Большая часть болот прямо сейчас представляет собой мутную черную массу, а постоянные тучи над нами блокируют какой-либо намек на свет звезд. Нас учили, что там тоже есть пара спутников, где-то там, уговаривающие воды течь таким или иным образом. Но я ни разу их не видел – только облака, всегда облака. Небо Эйвона серое.
Куррах подтянут и стоит на мели в грязи за забором, его плоский донный корпус из прочной пластины – это избитый контраст с военными патрульными катерами. Я не возражаю против него, он может зайти куда угодно без звука, они даже не заметят. Я толкаю Джубили впереди себя к краю воды, и она, безмолвно протестуя, рычит.
– Знаешь, большинство людей считают меня очаровательным. – Я продолжаю говорить ей на ухо, надеясь держать ее подальше от мыслей, как выбраться из этого. – Даже ты, Джубили, хоть на секунду увлеклась мной. – Я слышу, как она пыхтит. Почему-то, когда я зову ее по имени это раздражает ее – хорошо. Еще один способ вывести ее из себя. – Может, тебе просто нужно дать мне второй шанс.
Я толкаю ее вперед в куррах и сбиваю крышку топливного бака ногой. Сырой бензин, который мы вынуждены использовать, настолько токсичен, что я чувствую запах паров отсюда, но я хватаю ее за воротник, чтобы уткнуть ее лицом к баку. С возмущенным протестом она набирает полные легкие пара. Ей требуется несколько секунд, чтобы пережить боль и понять, что я делаю, но она вдохнула достаточно, чтобы ее конечности перестали двигаться. Когда она пытается оттолкнуть меня, ее ноги отказывают, и она выскальзывает из моих рук, чтобы удариться об дно лодки.
На мгновение наши глаза встречаются в тусклом свете. Ее взгляд полон ярости, пока она борется, чтобы оставаться в сознании, пытаясь приподняться на одном локте. Затем она теряет сознание, ее голова откидывается назад, ударяясь об корпус лодки. Я наклоняюсь, чтобы аккуратно приподнять ей веки, но она уже без сознания. Она будет кричать от головной боли, когда очнется, но это лучше, чем бить ее по голове. Слишком легко недооценить удар и в конечном итоге просто убить ее.
Не теряя ни секунды, я ставлю пистолет на предохранитель и засовываю его за пояс, а потом отталкиваюсь от земли ногой. Куррах быстро и бесшумно скользит по воде. Я не могу рисковать и зажечь фонарь, не тогда, когда вижу огни охраны базы, танцующих по мою душу, все еще ищущих нарушителя. Я плыву по ощущениям, отсоединив шест от планширя3, и делаю мягкие, быстрые взмахи перед собой и вокруг себя, чтобы убедиться, что держу путь на канал, который уведет меня от опасности.
К тому времени, когда они размашисто направляют прожекторы на участок болота за заборами, я уже слишком далеко, чтобы свет добрался до меня. Я все ожидаю, что почувствую руку на лодыжке, или что кулак капитана встретится с моими кишками, но она не шевелится.
Как только звуки криков, разносящихся по воде, начинают затухать, и мне больше не видно огней базы, я останавливаюсь достаточно надолго, чтобы найти свой фонарь и зажечь его. Мы используем водоросли для покрытия стекол, делая свет размытым, жутковатого зеленовато-коричневого цвета. Иногда солдаты замечают наши лодки или наши сигнальные огни, и камуфляж может заставить их отбросить то, что они увидели, потому что блуждающий огоньки внушают страх на этом болоте.
