Текст книги "Расколотый мир (ЛП)"

Автор книги: Эми Кауфман

Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Я устремляюсь к ним и опускаюсь на колени, боль как от удара простреливает через бедра в спину.

– Фергал, пожалуйста, – молю я хриплым и дрожащим голосом, когда я тянусь к маленькой ручке. – Поговори со мной. Пожалуйста.

Но я понимаю, прикоснувшись к его лицу, окрашивая его бледную кожу кровавыми кончиками пальцев, что Майк, скрутившийся над ним, не смог его спасти. Глаза Фергала пустые, немигающие.

– Нет. – Стон рвется из горла, ужас пронзает меня, когда желудок бьется в конвульсиях. Я отстраняюсь от Майка и Фергала, прежде чем меня стошнит, упираясь побелевшими костяшками пальцев в каменный пол. Впитывая воздух, я поднимаю голову.

И вот тогда я вижу Джубили.

Она сидит на коленях в задней части комнаты, такая же тихая, как и мертвые тела вокруг нее. Она смотрит прямо перед собой, одной рукой упираясь о пол, другой держа на пистолет, болтающийся на боку. Хватка липкая от крови, ее или их. Ее взгляд пуст. Если бы она не сидела, я бы подумал, что она одна из мертвых.

Пожалуйста. Пожалуйста. Слово бьется в моем сознании все время в унисон с сердцем, но я даже не знаю, чего прошу. Чтобы проснуться от этого кошмара. Посмотреть снова и знать, что это не она. Развернуться и увидеть, как Фергал встает и бежит в мои объятия.

Я делаю шаг в сторону от Фергала, глаза размываются, когда я фиксирую их на trodaire, на ее кровавой одежде, пистолете в ее хватке. Мне хочется отвести глаза, отказываясь видеть что-либо из этого, и я падаю на руки и колени перед ней.

– Что ты натворила? – Горе гортанно и оборванно выпихивает слова откуда-то из моих глубин. – Я доверял тебе. Я доверял тебе.

В ее глазах пустота, зрачки расширились до такой степени, что они выглядят черными. Это их безумие, их ярость. Она смотрит на меня, застывшая, как охотник, душа ушла из ее глаз, и я не думаю, что она видит меня.

– Скажи что-нибудь! – Окровавленной рукой я хватаю ее за плечо, встряхивая, пока она не стонет, но ее расширенные зрачки остаются невидящими и неосмысленными. Я снова пробегаю глазами по пещере, все еще моля, чтобы все было по-другому, ища выход… и они падают на пистолет. В этот момент все, чего я хочу – это месть. Горе и ярость воюют внутри меня, и я выхватываю его из ее не реагирующей руки, моя кожа отшатывается от липкости хватки и я направляю его на невосприимчивого солдата.

Затем ее глаза встречаются со мной, и, наконец, через шок, через ярость, она узнает меня. Ее глаза осматривают пещеру, замедляясь на телах и следах крови. Ужас проносится по ее лицу, такой открытый и реальный, как боль, прежде чем она падает, ставя перед собой ладони. Только тогда она смотрит вниз и видит, как кровь покрывает ее руки, приклеивая их к полу пещеры. Поднимая глаза на меня, она видит, что пистолет направлен на нее, ствол дрожит и колеблется в моей руке. Я вижу это в ее глазах, понимание приходит к ней, сокрушая нас обоих.

Trodaire тянет дрожащую руку к пистолету, разум кричит на мои не реагирующие мышцы, чтобы отойти, прежде чем она сможет разоружить меня и добавить мое тело к тем, что разбросаны по комнате. Но ее пальцы вокруг ствола не сжимаются. Она тянет оружие на себя, пока ствол не упирается ей в лоб.

Она закрывает глаза, держа для меня пистолет неподвижно, но прежде я смотрю на нее, такую сломленную и разбитую, совсем как я, умоляющую об исходе. О любом исходе.

Я не могу нажать на курок.

Затем нарушая тишину раздается стук шагов, и я поворачиваюсь лицом к туннелю. Турло Дойл первым оказывается в пещере, и сделав два шага он резко останавливается, так что следующий человек, Шон, сталкивается с ним. Макбрайд появляется последним.

На мгновение мы застываем на месте. Турло разрушает неподвижность криком, и спотыкаясь, направляется вперед и падает на колени рядом с телом Майка, хватая за плечо и переворачивая своего мужа. Он сокрушенно стонет, склоняясь над Майком, чтобы положить его голову к себе на колени.

Затем Шон видит Фергала. Двоюродный брат внезапно становится совершенно неподвижным, словно вырезан из камня. Даже в тусклом свете пещеры я вижу, как кровь сходит с его лица.

Когда Макбрайд видит Джубили, он напрягается. Рыдания Турло почти покрывают звук вытаскивания Макбрайдом пистолета из кобуры.

– Отойди, Кормак, – говорит он, его голос низкий и ровный, абсолютно спокойный. Его лицо пустое и холодное, как будто эмоции, которые должны быть там, убежали от цели перед ним.

Если я не могу нажать спусковой крючок, Макбрайд же, безусловно, может. Я хочу бросить пистолет Джубили и пропустить Макбрайда, чтобы добраться до Шона, но мое тело дрожит, и не собирается слушать мои приказы.

Макбрайд идет вперед и отталкивает меня, будто я вообще ничего не вешу. Я сильно ударяюсь об пол, толчок боли, проходящий через тот же путь, что и горе, затмевает его на долю секунды. Макбрайд останавливается перед Джубили и поднимает пистолет, медленно растягивая губы до слабой улыбки, которая видна только мне.

– Капитан Чейз, – очень мягко бормочет он, специально для нас. Она не шевелится, когда он наставляет на нее пушку, готовясь выстрелить ей прямо между глаз. – Покойся с миром на Эйвоне.

Его палец сдвигается на спусковой крючок, и я вскакиваю на ноги, бросаясь на Макбрайда, чтобы оттолкнуть его. Выстрел уходит мимо, свист выстрела сокрушает мои уши.

– Опусти пистолет, – с отдышкой говорю я, прежде чем он попытается снова. Голос звучит по-другому, горло горит из-за каждого слова. – Здесь что-то происходит больше, чем это… мы нуждаемся в ней.

Восстановив равновесие, Макбрайд начинает терять внешний налет спокойствия.

– Отойди от нее прежде, чем я выстрелю в тебя. – Он направляет ствол пистолета на мою грудь, крепко держа его обеими руками.

Позади меня шевелится Джубили, царапая свою кожу о камень.

– Просто позволь ему убить меня, – шепчет она, что режет меня, как разбитый стакан.

– Нет. – Как будто говорит кто-то другой. Кто-то выше этой ненависти, этого горя, кто-то, кому все равно, что звук голоса Джубили делает меня больным, что ее предательство сломало что-то не поддающееся восстановлению. Кого-то, кого волнует только то, что она нужна мне, чтобы спасти мою планету.

Шон нащупывает свой пистолет, его руки яростно трясутся, когда он хватается за него на боку.

– Флинн, – зовет он хрипло. Прямо с его губ к моему сердцу. – Не делай этого.

– Что она тебе предложила? – хрипло спрашивает Макбрайд с презрением в голосе. – Ты всегда был слабаком, Кормак, но даже я думал, что ты выше этого. Отказаться от семьи ради пристрастия к trodaire.

Я все еще не могу оторвать глаз от Шона. Его грудь вздымается, пистолет дико дрожит.

Трясущимися руками я поднимаю пушку Джубили и снимаю с предохранителя. Мягкий писк батареи питания заполняет пещеру. На мгновение все замирает. Турло, сгорбившийся над телом Майка. Шон, стоящий на месте и смотрящий прямо мне в глаза. Джубили с закрытыми глазами, ожидающая свой конец. В это бесконечное мгновение я делаю свой выбор.

И теперь все кончено.

– Предатель, – шепчет Макбрайд, когда я нацеливаю пистолет на него, и это слово проходит сквозь меня, как нож.

Я смотрю мимо Макбрайда на Шона, все еще стоящего с пистолетом на боку.

– Это не вернет Фергала. Это была не она, это была ярость. Она реальна. Ты доверял мне всю нашу жизнь. Поверь мне сейчас.

Мир сужается, и все, что я вижу – это лицо моего кузена, и все годы, проведенные вместе: дерзкие улыбки, общее горе, тихие моменты без лишних слов. Он увидит. Он признает истину, что ярость реальна, что наша планета больна и безумие сейчас может прийти за любым из нас, что Джубили – наша единственная надежда найти ответы. Он знает меня. Он знает меня.

Затем Шон поднимает пистолет и нацеливает его на меня. Его раскрасневшиеся глаза на полсекунды встречают мои, прежде чем кузен нажимает на курок.

Выстрел идет мимо цели, визжа на всю пещеру и нарушая чары.

Макбрайд рычит и делает шаг вперед, пистолет снова направлен на Джубили. Я ныряю к ней, хватаю ее за руку и тяну вверх, мое тело находится между ней и Макбрайдом. Лазер визжит. Я железной хваткой держу Джубили за руку и устремляюсь в проход позади нас.

Ноги знают дорогу, пока перед моими глазами возникают картинки. Фергал позади меня, такой незнакомый в своей неподвижности, и Турло все еще там с Майком, и Шон, мой Шон, направляющий пистолет мне в лицо. Если я отпущу Джубили, то она упадет. Я обнимаю ее, игнорирую крик боли, когда моя рука сжимает рану, где моя пуля задела ее бок, и тяну ее в темноту.

Сплошные фрагменты. Крик матери. Запах чего-то горелого. Прилавок трясется, когда что-то тяжелое падает на пол. Острая, сокрушительная череда выстрелов. Чей-то голос, произносит: «Надо разобраться с этой сукой». Крик маленькой девочки. Вкус металла.

Она должна была быть храброй. Но девочке было всего восемь, и она не была храброй, и никто из сотрудников приюта, что пришли за ней, до сих пор не потрудился смыть кровь с ее рук.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ДЖУБИЛИ

ХВАТКА ФЛИННА НА ЗАПЯСТЬЕ ледяная и жесткая. Я стараюсь сосредоточиться и понять, где мы находимся, и что происходит – мозг автоматически пробегается по контрольному списку, который был просверлен в нем с момента базовой подготовки. Пытается принять во внимание ситуацию, местоположение, противников, травмы, препятствия… но все это смешивается, глаза текут, и я едва могу дышать. Он выскакивает из коридора и тянет меня через узкую расщелину в скале, камень царапает подбородок и руки.

Мысли тянутся к картинкам-воспоминаниям, но их нет. Я вижу больничную койку, где я оставила Флинна, я вижу, как я решила взять патрульный катер для его поисков. Но за этим стоит только кровь, кровь, бурлящая во мне, с металлическим вкусом на языке, поющая в венах. Когда я закрываю глаза, передо мной встает пещера, настолько сильно окрашенная кровью, насколько я никогда не видела за всю свою жизнь в сражениях. Кровь как искусство, объявляющая победу над фианной, над закаленными, чудовищными мятежниками слишком молодыми или слишком искалеченными, чтобы дать отпор. Кровь склеивает наши руки, Флинна и мои.

Все, что я вижу, это ребенок, наполовину свернувшийся под мятежником, который, похоже, пытался защитить его. Не знаю, мальчик это или девочка. Я не знаю… я не знаю.

Тело проседает от веса пустой кобуры на бедре, веса того, что я сделала. Колени подгибаются, и я опускаюсь на пол, таща Флинна за руку за собой. Он вынужден остановиться, чуть не выдернув руку из хватки, пытаясь поставить меня на ноги.

– Остановись, – задыхаюсь я, задыхаюсь от запаха крови на моей коже. Теперь я понимаю, что значит этот металлический привкус и дрожь в моих конечностях, теперь я знаю, что такое ярость. Кровь. – Остановись… Флинн, пожалуйста. Пусть они заберут меня.

– Черта с два! – отвечает он через стиснутые зубы. Его лицо нечитаемое.

Он не хочет меня слушать. Сейчас у меня нет сил спорить с ним. Он сделал свой выбор, и если я продолжу замедлять его, он умрет за это.

Я поднимаюсь на ноги, сильно опираясь на него. Он ворчит от напряжения или боли, или признательности, и мы снова бежим по коридору.

Дрожь ударяет меня, как поезд на магнитной подушке, в десять раз хуже, чем на острове Флинна на востоке. Хуже, чем после моей первой боевой операции. Потому что это не так. Ни одна часть моего обучения не подсказала мне, как понять кровавую расправу над безоружными и невинными людьми. Детьми. Мозг напряжен и холоден, как рука Флинна держащая меня за запястье, хотя в то же время я не могу прорваться через узкие полосы паники и ужаса. Повсюду, куда не посмотрю, я вижу кровь и слышу ее запах. На моей коже, одежде и в моих волосах. Я борюсь с тошнотой просто потому, что не могу остановиться, убегая от жизни Флинна, от людей, которые думают, что он предал их.

Внезапно я вижу надвигающийся конец, точку, в которой я не могу функционировать – истощение, шок, вина и горе переплетаются вместе. Он похож на быстро приближающийся обрыв, и я знаю, что если Флинн оттащит меня от края, я никогда больше не встану на ноги.

Мне жаль, что он просто не позволил им убить меня. Все было бы проще, чем это.

А потом он тянет меня вперед, обхватывает мою талию, и мы вместе прыгаем. В безумный, запутанный момент мы падаем, а затем попадаем в холодную воду. Она смыкается над головой, и разум немеет.

Во сне она захлебывается, ловя воздух там, где его нет, и вакуум пространства смыкается вокруг нее. Здесь нет звезд, потому что здесь их никогда не было, только густая тьма, которая затекает в горло и сердце. Она мечтает утонуть.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ФЛИНН

Я ДЕРЖУ ЕЕ ЗА РУКУ, пробираясь через грязь и воду, таща ее за собой. Смутно, на некотором отдалении я слышу крик Макбрайда, пытающего найти кого-то, кто сможет пролезть в щель, в которую я втянул Джубили. Мы же, безмолвно, с тихим плеском, исчезаем в темноте.

Я могу практически почувствовать Орлу рядом с собой, когда я нахожу путь к нашей скале. Когда я был ребенком, она заставляла меня отрабатывать этот маршрут много раз, чтобы я мог попасть сюда с закрытыми глазами, если бы вдруг нагрянул рейд. К скале около шести футов в длину и всего на пару футов над водой. Даже Шон не посвящен в эту тайну.

Я тяну Джубили ближе в воде, осматривая ее лицо. Там все еще больше шока, чем чувства. Держась, стараясь не отшатнуться, я беру ее за подбородок и поворачиваю ее лицо к себе. Другой рукой я крепко обнимаю ее, переживая, что она уйдет под воду, если я ее отпущу. Ее глаза открываются, когда я сжимаю ее.

– Джубили, ты слышишь меня?

Она не отвечает, ее глаза мечутся в темноте, паника заставляет ее дрожать в моих руках.

– Солдат! – прикрикиваю я, сохраняя, насколько могу, свой голос тихим, но напряженным.

Ее глаза расширяются, и я наблюдаю, как солдат берет верх, подбородок слегка поднимается.

– Эта скала полая внутри. Я могу дотащить тебя, но когда мы спустимся, тебе придется задержать дыхание. Поняла?

Она кивает, поднимая руку, чтобы опереться об скалу для равновесия и оставляет на ней красный мазок. Воды было недостаточно, чтобы смыть кровь.

Я делаю вдох и наполняю легкие воздухом, горло угрожает стянуться и закашляться снова. Вода смыкается над головой, и я держу руку Джубили, подтаскивая ее к себе. Вода приносит отдаленные выкрики моего народа прямо в уши, пока мы, задыхаясь, не всплываем внутри моего крошечного пристанища. Здесь небольшое пространство заполнено водой, остальная же часть – естественный камень, а устроитель все этого – Орла, устроившая его для меня, когда я был в возрасте Фергала.

Я прижимаю руки Джубили к камню, пока она инстинктивно не хватает его, освобождая меня, чтобы я мог подтянуться и пошарить в темноте. Сетка с припасами на месте, и сердце немного успокаивается. Я хватаю крошечный цилиндр фонарика, свисающего с нее, и включаю его; луч прорезает пространство, когда я помогаю Джубили вскарабкаться на маленький выступ, а затем заползти следом. Мы ютимся в пространстве, предназначенном для ребенка, и ее дыхание переходит в рыдание.

Я сильно стискиваю зубы. Я должен придумать план, но горе продолжает тянуть меня обратно к Шону. Я должен быть рядом с ним, когда он скорбит. Я хочу сказать ему, что сожалею, что не успел вовремя, что не смог спасти Фергала. Вместо этого я теснюсь здесь, и когда напряженность Джубили начинает спадать, я поворачиваю фонарик, чтобы осветить часть ее лица. Ее губы раскрыты, глаза пялятся в пустоту, не обращая внимания на воду, текущую по ее носу и подбородку. Я должен заставить ее двигаться. Я должен вернуть ей достаточно жизни, чтобы вытащить нас обоих отсюда. Проглотив горе и отвращение, я поднимаю руку, чтобы откинуть ее мокрые волосы назад от лица.

Она дергается от моего прикосновения.

– Пожалуйста, Флинн, не надо. – Она выглядит такой юной и беззащитной, но пятна крови на лице говорят, что это совсем не так. Если бы мое сердце осталось нетронутым, оно бы разбилось прямо сейчас – только сейчас она, наконец-то, решила назвать меня по имени. Когда я едва могу смотреть на нее.

Солдат, которого я узнал, никогда бы не сделал этого, и все же ее руки мажут кровью камень моей семьи.

– Не отстраняйся, – говорю я ей. – Ты должна остаться со мной. Нас обоих убьют, если я не смогу перетащить тебя в безопасное место.

– Ты должен был отдать меня им, – отвечает она пустым и бесцветным голосом.

– Это была не ты. – Я должен был сказать эти слова. – Это была ярость. – Это была не она. Мои собственные мысли повторяют это снова и снова, не желая смотреть в лицо тому, что я видел. Хочу, чтобы это как-то уменьшило мою боль.

– Я ничего не помню. – Ее голос ломается, и когда ее передергивает, она все еще дрожит, но это другое. Это не дрожь, которая пришла с расширенными глазами или вялыми движениями. Это шок, и руки дергаются, чтобы обнять ее и не дать ей соскользнуть обратно в воду. Внезапно я держу не капитана Ли Чейз, а испуганную девушку, которая хочет вжаться в камень, окружающий нас и остаться здесь навсегда. – Я убила твоих людей. Ты должен… ты должен убить меня сам, разве нет?

– Потому что это была не ты, – повторяю я ей на ухо, отчаянно пытаясь сделать это правдой для нас обоих.

– Ты не можешь этого знать! – ее шепот свиреп. – Прекрати, Флинн, ты не можешь… просто прекрати. – Сначала ее пальцы сжимаются вокруг моей рубашки, чтобы оттолкнуть меня, но ее сопротивление рушится, и она позволяет мне притянуть себя ближе, пока она не вцепляется в меня. Ее плечи трясутся, когда она плачет, уткнувшись мне в грудь.

Горячие слезы также стекают по моим щекам, и горло стягивается, когда я с трудом сглатываю, борясь за хладнокровие. Я хочу, чтобы на мгновение я мог забыть, что случилось и удержать ее, позволить контакту между нами исцелить нас обоих. Но я не могу. Даже ее запах изменился, ее волосы пахнут пушечным металлом.

Сердце хочет, чтобы я обнял ее. Сердце хочет, чтобы она страдала за то, что она сделала.

Ее дрожь становится сильнее, и, как будто в ответ, мое тело тоже начинает дрожать. Я тянусь вверх и ощупываю сетку до тех пор, пока пальцы не натыкаются на согревающий мешок. Я активирую уплотнение, потом помещаю его между нашими телами, ожидая его медленное нагревание.

Время от времени ропот далеких голосов переносится через воду и камень и доходит до наших ушей. Это происходит до тех пор, пока на какое-то время не наступает тишина, которую нарушает голос Джубили.

– Что нам теперь делать? – Это едва шепот.

Мне хочется иметь ответ. Сердце бьется о ребра, затягивая меня в панику, поддаваясь горю, страху и истощению. Теперь я тих, и у меня горят легкие.

– Не знаю.

– Чип «Компании Лару», – говорит она, уставившись в темноту. – Когда я подобрала его на том острове, было то же самое чувство… тот же вкус во рту…

Те же невидящие, расширенные зрачки я видел в пещере. Я сжимаю ее, прежде чем она снова начнет трястись, пытаясь помешать страху присоединиться к подавляющему меня горю. Я не могу сейчас думать о возможности, что корпорация несет ответственность за безумие, преследующее мой дом.

– Я должна вернуться на базу, – говорит Джубили с внезапной, безотлагательной срочностью, будто повторяя шаги в руководстве. – Я должна сообщить… я должна сказать им.

Я резко дергаю головой.

– Джубили, ты не можешь. Они ссылают солдат с Эйвона, когда… – Когда они превращаются в убийц. Губы отказываются сделать эти слова реальными.

Она затравленно моргает.

– Таков протокол. Это все, что я знаю.

– Слушай меня. – Я хватаю ее за плечо, крепко сжимая его, пока ее глаза не фокусируются на мне. – Ты – это все, что у меня есть. Ты единственная, кто может помочь мне остановить все то, что происходит с моим домом. Я не могу находиться на базе и искать ответы, но ты можешь.

– Я не могу… о, Боже. – Ее глаза стекленеют, и я знаю, что она больше не видит меня. Она видит кровь и тела, и ствол пистолета направленный ей между глаз. – Я не могу.

– Можешь, – отрезаю я, тихо и свирепо.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что, ты Джубили Чейз, – бормочу я. – А не то, что сотворила из тебя тьма.

Мягкое покачивание маленького фонарика заставляет впадины черт ее лица сдвигаться и меняться, что делает невозможным прочесть ее лицо, пока она не смотрит на меня снова. Она вздрагивает, а потом кивает. Дыхание немного успокаивается, видя, наконец, просвет той девушки, которую я знаю, просвет солдата, на которого я возлагал надежды.

– Отведи меня обратно, – шепчет она.

Мы выключаем фонарик и снова скользим в ледяную воду, оставляя тайное убежище сестры холодным и пустым позади нас.

Парень, который не должен быть в ее снах, лежит рядом с ней на капоте ховера на окраине города под одним с ней одеялом. У юноши на этот раз розовые волосы, хотя когда она пробегается по ним пальцами, они меняются в ответ на ее прикосновение, вырастая и ниспадая нежными локонами над висками.

Они смотрят в небо.

– Вон то мы будем называть охотницей, – говорит парень, со смехом в голосе. – Видишь, вон ее пистолет, а эта туманность – ее волосы, и это скопление – морщинка, которая появляется у нее между глаз, когда она кричит на меня.

– Заткнись, я этого не делаю.

– Твой ход.

Девушка смотрит на небо, но оно пустое. Единственные созвездия на Эйвоне – это те, которые они сами себе представляют.

– Я не могу, – шепчет она, закрывая глаза. – Я плохо играю в эту игру. – Она знает, что будет дальше в этом сне. Он поцелует ее, и они будут лежать там вместе, и когда они проберутся обратно на базу, она вернется к работе и останется прежней, за исключением, возможно, того, что ей будет немного зябко без одеяла.

Но на этот раз зеленоглазый парень берет ее за руку, и когда она открывает глаза – небо полно звезд.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ДЖУБИЛИ

ПОДЗЕМНАЯ ГАВАНЬ КИШИТ мятежниками. Они похожи на муравьев снующих по муравейнику, а также напоминают ремонтных дронов, группирующихся на базе вокруг поврежденной управляемой торпеды. Те из них, что отмечены красным и ржаво-коричневым цветом не двигаются, будто ранены. Слишком много людей в крови своих близких.

– Макбрайд еще не сорганизовал их, – говорит мне Флинн на ухо, прижимая меня к себе, прежде чем всплывающие воспоминания о виде резни перед глазами могут снова сделать меня недееспособной. – Мы могли бы обратить эту неразбериху в нашу пользу.

Даже в шепоте я слышу его разбитое сердце. Он должен быть со своим народом. Он должен помочь им понять, что делать дальше. И он не может, потому что он тот, за кем они охотятся. Благодаря мне.

Я осматриваю темные воды гавани, пока не вижу то, что ищу – дрейфующее в нескольких ярдах от ближайшего берега.

– Катер, на котором я приплыла, – шепчу я, указывая на него, находящегося вне досягаемости огней в гавани.

У него заходили желваки. Он не смотрит ни на меня, ни на катер. Его глаза устремлены на его народ, он переживает за них. Но потом он кивает, оглядываясь назад на скопление маленьких лодочек, пришвартованных вдоль причалов.

Мы пробираемся по воде с кропотливой медлительностью, избегая частую рябь, двигаясь медленнее по мере того, как уровень воды вначале поднимается до колен, наших бедер и наших талий. Натренированность берет свое, заставляя истощенные мышцы функционировать достаточно долго, чтобы двигаться осторожно и контролируемо. Скрытно, насколько возможно. Задача состоит в том, чтобы сосредоточиться на чем-то, и держать разум подальше от всего остального.

Нас бы заметили, если бы мы забрались в него сейчас, поэтому, когда мы добираемся до катера, мы хватаемся по разные борта и направляемся к зияющему рту гавани. Я собираюсь уже вздохнуть с облегчением, когда свет, бегающий по поверхности воды, ослепляет меня.

Флинн издает предупреждение на ирландском языке, в это же время мои мышцы напрягаются, реагируя на угрозу, прежде чем ум успевает ее обработать. Крик эхом раздается по пещере, и толпы людей направляются в нашу сторону.

На мгновение мы действуем как единое целое. Я хватаюсь за планшир, стабилизируя катер, когда Флинн влезает в него, затем, отклонившись в сторону, он тянется за моей рукой и затаскивает меня к себе. Он возится с мотором. С прожектором, ослепляющим меня, наши преследователи немногим больше, чем размытые фигуры в моих заплаканных глазах. Флинн дергает стартовый шнур один, второй раз. Мотор взрывается к жизни, и он орудует им слишком быстро, ненадолго посылая нос катера в небо. Пуля пробивает планшир, и эхо выстрела разносится по пещере. Мы оба бросаемся вниз на дно катера. Инстинкт берет вверх, и я кидаюсь к нему… за пистолетом, который он забрал у меня.

Я поднимаю взгляд и вижу мимолетную искру страха, пересекающую черты лица Флинна. Страха передо мной. Он ничего не говорит, даже тихо, даже немым жестом. Но из-за той самой вспышки связи, которая заставила нас работать вместе, чтобы взобраться на катер, я знаю, что он видит, когда смотрит на меня: все ту же окровавленную девушку, держащую в руках пистолет, которым она застрелила полдюжины его людей. Я чувствую себя больной, ущемленной до костей тем, что я сделала; я отдам все, что угодно, чтобы он не смотрел на меня так.

Мы мчимся к выходу, но мятежники уже попрыгали в лодки и преследуют нас. Они слишком близко, чтобы мы могли оторваться от них на болоте за гаванью. Достаточно близко, чтобы застрелить нас… и достаточно близко, чтобы стать застреленными.

Флинн отрывает от меня взгляд, когда я поднимаю голову, в поисках четкого выстрела. Я не убью больше людей сегодня, не когда я в себе. Даже если они выстрелят в меня первыми. Но из-за направленных на нас прожекторов мне ничего не видно.

Я смотрю вверх, стремясь отдохнуть от ослепительного белого света, и вижу потолочный свод гавани. Грубый камень, выщербленный водой с которого капает конденсат. Лазерный пистолет не пробьет камень, но он испарит воду, просачивающуюся через трещины. Я поднимаю пистолет и упираюсь в скамейку, чтобы я могла сделать выстрел над головой Флинна, располагая себя в прямой видимости для тех, кто стреляет в нас. Флинн кричит на меня, но я не слышу его, когда мой мир сужается, фокусируясь на цели.

Пистолет прыгает в руках, и я бросаюсь вниз, прежде чем мятежники успеют снять меня. Звук выстрела эхом отскакивает от пещеры в меня, а затем раздается треск камня, разделенного паром, и рев валунов, поражающих воду. Слышится безумное вращение оборотов двигателей, брошенных в обратном направлении, когда мятежники делают дикие зигзаги в стремлении избежать камней, торчавших из мелководья в устье гавани.

Я снова приподнимаюсь, чтобы увидеть устье гавани, отступающее от нас, наполовину потерянное в брызгах нашего следа, и скопление лодок, пытающихся перемещаться по новому лабиринту задерживающих их валунов.

Я смотрю вниз, и на секунду глаза Флинна мельком встречаются со мной, отрываясь от отображения нашего маршрута. Мы вырвались.

Мы не разговариваем. Больше нечего сказать, даже если бы у нас были бы силы перекричать рев мотора. Я один раз оглядываюсь на него и вижу сумятицу на белом лице, красные глаза, слезы, смешивающиеся с брызгами от нашей носовой волны, и резко отвожу взгляд. Я больше не пытаюсь на него смотреть.

Небо только начинает переходить от чернил к древесному углю к тому времени, когда на горизонте показываются отдаленные огни базы, похожие на мираж. Флинн сдвигает двигатель вниз, приглушая рев, который становится похож на мурлыканье. Мы пробираемся по коридорам воды, пока нос катера не утыкается в грязь с тошнотворным креном. Двигатель отключается.

Тишина звенит в ушах, как появляющиеся образы перед глазами после того, как оказываешься во внезапной тьме. На Эйвоне нет ни лягушек, ни насекомых, ничего, чтобы скрасить тишину. Я смотрю на огни далекой базы, пока зрение не размывается.

– Куда ты отправишься? – спрашиваю я шепотом, который разрежает тишину.

– Я не знаю, – отвечает он хриплым голосом. От долгого молчания. От холода. От горя. Я не могу сказать от чего. – Я где-нибудь перекантуюсь.

Я тянусь к куртке, брошенной на дно лодки, и прижимаю ее к его рукам. Она понадобится ему больше, чем мне, там, без укрытия и тепла.

– Молли, бармен. Он может передать мне сообщение, если ты… – голос застревает в горле. Если ты будешь нуждаться во мне.

Он кивает, но я не уверена, что он действительно слышал меня. Я испытываю шок, пытающийся снова овладеть мной, словно холодные пальцы скользят по позвоночнику и сковывают мои мышцы. Тренировки не подготовили меня к этому. Ничто не подготовило меня к этому.

Если бы это была только я, я могла бы просто лежать здесь, пока лодка не прогнила и не затонула бы, а жижа не поглотила бы мои кости. Но я не могу. Я с трудом сглатываю, отталкивая это каждой унцией силы, которая у меня осталась. Флинн был прав – я единственная, кто может попасть на базу и попытаться узнать больше о том, что происходит на Эйвоне.

Я заставляю свои одеревенелые мышцы работать и перевалить меня через борт катера, чтобы приземлиться в глубокую по бедро воду. Я хватаюсь за пистолет, чтобы уравновеситься, так как колени угрожают подогнуться на холоде.

– Флинн. – Достаточно странно произносить его имя. Я избегала этого так долго, стремясь держать дистанцию между нами. Но вместо этого я нахожу, что поглощена тем, как оно влияет на него. Он менее осторожен, хотя печаль в глазах не отступает, он снова смотрит на меня, сжав челюсти.

– Флинн… я хочу, чтобы ты знал, что я никогда бы этого не сделала бы. По отношению к твоему народу. – Я стараюсь говорить тихо, слишком страшно говорить такое громко. Это выходит свирепо, жестоко. – Я бы никогда. Сначала умерла бы сама.

Он молча смотрит на меня, пока сердце болезненно и тяжело колотится у меня в груди. Когда он открывает рот, его голос тих, полностью соответствует моему.

– Я знаю, Джубили. – Он встает с колен, и мы оказываемся на одном уровне. – Я знаю, кто ты.

Он знает. Он знает, я в это верю. Но даже он не может заставить себя смотреть на меня дольше нескольких секунд.

И я не могу отвести взгляд.

– Не сдавайся. – Слова для меня не меньше, чем для него. – Все, что тебе нужно, чтобы держаться, это – правда. Что-то реальное во всем этом.

Он смотрит на мои руки на планшире – руки все еще липкие от крови, слишком запекшейся, чтобы хорошо смыть ее водой. Я начинаю отступать и прятать их в тени, но прежде он протягивает руку, нежно беря мою. Он брызгает воду на мою кожу и начинает стирать покрытые коркой мерзкие брызги.

Руки безвольны и тяжелы, как кукольные, как будто они больше не принадлежат мне. Глаза горят, зрение затуманивается и размывается. Все, что я чувствую, это прикосновение Флинна, потирание сначала одной руки, затем другой, медленно возвращая в них жизнь. Смывание всех следов крови, затребованной от меня яростью.