Текст книги "Минутку, пожалуйста (ЛП)"

Автор книги: Эми Доуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Поднимаюсь, чтобы вылезти из ванны. Линси пристально смотрит на меня, когда я достаю полотенце из шкафа и обматываю его вокруг бедер. Потом поворачиваюсь к ней, она сидит на коленях в ванне, все еще сжимая живот, на ее лице написаны боль, смущение и разочарование.

Я жестом указываю на дверь.

– Пойду, проверю, как там духовка. Не нужно, чтобы снова сработала пожарная сигнализация.

Не говоря больше ни слова, поворачиваюсь и ухожу, намеренно игнорируя боль в груди, потому что это не единственное, что мне не хочется чувствовать.

Глава 19

Линси

– Как поживает моя обрюхаченная сестренка, которая позорит семью Джонсов? – громко и отчетливо доносится из трубки осуждающий голос сестры.

– И тебе привет, Кристина, – бормочу я, прислоняя мобильник к плечу и заваривая кофе без кофеина, одетая только в белую рубашку Джоша.

– Боже правый, прошел уже месяц, а мама все еще жалуется мне на твое положение.

– Ага, – решительно отвечаю я и вздыхаю. – Наши разговоры по телефону проходят не очень хорошо.

– Она действительно не хочет, чтобы ты жила с этим доктором, – говорит она, явно забавляясь. – На самом деле, это смешно, потому что в любой другой ситуации твои отношения с доктором были бы главной новостью в ее ежегодном рождественском письме. Но быть беременной вне брака и жить с мужчиной во грехе означает, что она каждую ночь бормочет молитвы и сжигает кучу свечей в церкви Святого Бонифация.

– Ты позвонила по какой-то причине или просто, чтобы напомнить мне, какая я полная и абсолютная неудачница? – спрашиваю сквозь зубы, потому что, серьезно, я устала от издевок старшей сестры, которые не прекращаются в последнее время.

– Я хотела спросить, не могла бы ты взять девочек на ночь в субботу? Ты готова к этому?

– Да, конечно. Я скучаю по ним! – восклицаю я, чувствуя укол вины за то, что так долго их не видела. С беременностью и работой я не уделяла им много времени, и это должно измениться. – Чем займешься?

– Лэнс сделал мне сюрприз на день рождения, подарив билеты на концерт в Денвере, и мы устроим загул.

– Звучит весело, – отвечаю я с улыбкой.

– Так и есть. Уверена, мама рассердится, что я не отдаю девочек на ночь ей, но они постоянно спрашивают, когда смогут прийти посмотреть твой новый дом и ребенка у тебя в животике.

Я плотно сжимаю губы.

– Восхитительно, но они ведь знают, что мой живот непрозрачный?

– Понятия не имеют, в этом плане они полные дурочки, – невозмутимо отвечает Кристина. – А как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – честно отвечаю я. – Находясь в блаженном неведении относительного своего состояния, первый триместр пролетел незаметно. У меня уже двадцать шесть недель.

– Как же тебе повезло, что ты пропустила первый триместр, – стонет она. – С Леннон меня безостановочно рвало.

– Я помню. А с Клэр ты была одержима ананасом.

– Ужасно одержима! – Она смеется в трубку. – У тебя есть какие-нибудь странные желания?

Кроме тяги к Джошу?

– Не совсем. Хотя на днях я слопала целую доску мясной нарезки, которой, наверное, можно было накормить шесть человек.

– Наслаждайся, пока можешь.

– Я и собираюсь.

Она понимающе цокает.

– Беременность делает с твоим телом странные вещи, это уж точно. Эй, если я приду в субботу около четырех, доктор Мудак будет дома, чтобы, наконец, познакомиться со мной?

От ее комментария я так сильно дергаюсь, что промахиваюсь мимо рта, пытаясь сделать глоток, и капаю кофе на белую рубашку Джоша.

– Гм… возможно? – отвечаю я, съеживаясь и оттирая пятно. Оглядываюсь через плечо, чтобы проверить, нет ли Джоша поблизости. – А если будет, пожалуйста, не называй его доктором Мудаком. Он безумно ненавидит это прозвище.

– Поняла, – твердо отвечает она. – Значит, ты по-прежнему с ним спишь и притворяешься, что не собираешься в него влюбляться?

– Да, – быстро отвечаю я и провожу рукой по волосам. – И, пожалуйста, не говори ничего об этом, ладно? Кейт уже пытается превратить эту ситуацию в один из своих любовных романов, и я не хочу, чтобы на меня давили. Пусть все идет так, как идет.

– Не вопрос. Что я могу знать об этом? Я всего лишь твоя старшая сестра с огромным жизненным опытом и, возможно, могла бы оказаться тебе полезна при случае.

– Кстати, о жизненном опыте, – вмешиваюсь я, изо всех сил стараясь сменить тему. – Лэнс когда-нибудь… относился странно к твоему телу, когда ты была беременна?

– Как странно?

– Например… не хотел трогать твой живот и все такое? – Я просовываю руку под рубашку, чтобы потереть выступающий живот. Мне нравится ощущение. Шевелится ребенок или нет, не могу понять, почему Джош не потрясен всем этим.

– Хм… да. – Она заливается смехом. – Он таращился на мой живот так, словно в любую секунду оттуда выскочит инопланетянин. Вел себя как полный псих. Не говоря уже о том, что наотрез отказывался заниматься со мной сексом. Думал, ребенок увидит, как кончает его пенис… хорошо, что у тебя есть парень, который хочет тебя беременную.

Я заставляю себя рассмеяться, думая о том, каким Джош был со мной в последнее время. Да, мы занимаемся сексом, так что это явно не проблема. Но он даже не смотрит на мой живот. На самом деле, он ведет себя так, будто его вообще нет. И после того, как несколько недель назад, когда мы принимали ванну, он отказался почувствовать, как шевелится ребенок, я бы предпочла, чтобы он был похож на Лэнса и таращился на мой живот, вместо отсутствия какой-либо реакции.

Напряженным голосом я отвечаю:

– Так, для парней нормально быть немного… отстраненными. В итоге, они все еще могут стать великолепными отцами?

– Да, это нормально. В смысле… многие говорят, что женщины становятся матерями в тот момент, когда узнают, что беременны, но парням нужно увидеть и потрогать живого ребенка, прежде чем они действительно смогут принять то, что происходит.

Я вздыхаю.

– В этом есть смысл.

На заднем фоне раздается громкий треск.

– Вот, зараза, Клэр только что опрокинула пластиковый контейнер с пуговицами для рукоделия. Проклятье. Мне пора. – Связь прерывается прежде, чем я успеваю попрощаться.

– Кто звонил? – спрашивает Джош, подходя ко мне сзади, когда я добавляю еще сливок в кофе.

– Моя сестра, – весело отвечаю я, поворачиваясь с кружкой к нему. Мой взгляд скользит по его телу, он стоит передо мной в одних серых боксерах. Я прочищаю горло и сосредотачиваюсь на своих мыслях. – Она хочет, чтобы я посидела с племянницами в субботу вечером. Я думала привести их сюда. Ты не против?

– Конечно, нет, – отвечает Джош, приближаясь ко мне и наливая себе кофе. Он пронзает меня серьезным взглядом и добавляет: – Это твой дом в такой же степени, как и мой.

Я прищуриваюсь.

– За исключением того, что ты до сих пор не обналичил ни одного чека, что я тебе постоянно даю.

– Разве друзья не могут заплатить за друзей? – Он поворачивается, чтобы сделать глоток кофе, и я смотрю на его квадратную челюсть. – И, кроме того, ты много чего здесь делаешь, чем, безусловно, отрабатываешь себе проживание.

– Что, например?

– Гм… готовишь. – Он показывает на свой живот. – Я набрал пять фунтов с тех пор, как ты переехала.

– Может, я просто пытаюсь помочь тебе нагулять жирок. – Я застенчиво прикусываю губу, и внутри меня разливается тепло. Его пресс все еще прекрасно виден над низко сидящим поясом боксеров.

Он хмыкает, а потом его лицо становится немного серьезнее.

– Итак, хочешь, чтобы я исчез в субботу? В эти выходные у меня нет смены, но если хочешь, чтобы дом принадлежал тебе, я могу пойти потусоваться с Максом.

Я хмурюсь и качаю головой.

– Нет, ты мог бы остаться со мной. Мне может понадобиться твоя помощь, и сестра хочет с тобой познакомиться.

Его брови приподнимаются.

– Звучит зловеще.

– Она классная. В основном. – Я прикусываю губу, надеясь, что он не распознает моего блефа.

Джош медленно кивает.

– Тогда, конечно, я останусь.

Он наклоняется и целует меня в лоб, обдавая восхитительным ароматом лосьона после бритья, а потом идет с кофе в свою спальню, где я теперь сплю каждую ночь.

Когда он уходит, у меня нет ни тени сомнения, что Джош все еще был бы чертовски сексуален, даже нагуляв жирок. Не могу дождаться, когда увижу его с моими племянницами.

Глава 20

Джош

По всему обеденному столу разбросана всякая всячина для рукоделия, в течение последнего часа Линси бегала вокруг, пытаясь создать идеальные условия для своих двух племянниц. Судя по тому, как много она о них говорила, я понял, насколько сильно она любит этих маленьких девочек. Но я и подумать не мог, что, готовясь к их визиту, она опустошит всю секцию товаров для хобби. Это кажется немного чересчур.

Линси в ванной, когда раздается звонок в дверь, поэтому я направляюсь туда, чтобы впустить гостей. Меня встречает высокая брюнетка примерно моего возраста. По обе стороны от нее стоят две маленькие блондинки младшего школьного возраста.

– Срань господня, – выпаливает сестра Линси, снимая темные очки и оглядывая меня с ног до головы. – Ты доктор Мудак?

Я напрягаюсь, но тут за моей спиной раздается голос Линси:

– Кристина, это Джош! Джош Ричардсон. – Она встает передо мной, бросая мне через плечо извиняющуюся улыбку, затем наклоняется, чтобы обнять племянниц. – Джош, это Кристина, моя сестра, у которой длинный язык.

– Очень длинный, – с улыбкой добавляет Кристина, протягивая руку. – И я слышала, что у тебя очень длинный…

– Экран телевизора! – заканчивает Линси, обнимая племянниц за плечи и прижимая их к себе по бокам, ее лицо искажает чувство вины. – У нас куча фильмов, игр и попкорна, и мы устроим отличную пижамную вечеринку, верно, девочки?

– Там ребенок? – спрашивает младшая, тыча Линси в живот.

– Да, Клэр, там ребенок. – Линси похлопывает себя по животу и нервно смотрит на меня.

– Как странно, – говорит старшая и тянется, чтобы погладить живот Линси.

Вся эта сцена заставляет меня чувствовать себя неловко. Детишки не успели переступить порог дома, а уже натирают живот Линси, как статую Будды.

Линси откашливается и жестом указывает на девочку повыше.

– Джош, это Леннон. А это малышка Клэр.

Клэр берет Линси за руку и прячется за спину тети.

– Я не малышка.

Линси поджимает губы.

– Ты права, Клэр. Тебе уже восемь. Не возраст для малышки! А Леннон одиннадцать, – сообщает она мне. – Боже, как бежит время! Давайте, девочки, заходите.

Я отступаю назад, чтобы дать им пройти. Сестра Линси смотрит на меня, когда проходит мимо. С точки зрения внешности, она в основном более высокая версия Линси, но ее каштановые волосы коротко подстрижены в объемную прическу. Девочки направляются к столу с рукоделием и тащат за собой Линси, а Кристина бочком подходит ко мне.

Она скрещивает руки на груди.

– Готов ко всему этому?

Я пожимаю плечами.

– Боюсь, я не очень-то разбираюсь в рукоделии.

Кристина, прищурившись, смотрит на меня.

– Я имею в виду, готов ли ты стать отцом?

– А кто-нибудь к этому готов? – В ответ я снова пожимаю плечами. – Мы что-нибудь придумаем.

Наклонив голову, она окидывает меня пристальным взглядом.

– Сколько тебе лет, Джош?

– Тридцать четыре. – Я расправляю плечи, чтобы не выглядеть слабаком перед этой странно пугающей женщиной.

– Был женат?

– Нет.

– Серьезные отношения?

– Нет. – Я поворачиваюсь к ней. – Работа отнимает у меня большую часть времени.

Сжимаю рукой шею, мои мышцы напрягаются от ее скорострельного допроса.

Она кивает, оглядывая меня с головы до ног, как животное в зоопарке.

– А теперь часть твоего времени отнимает моя сестра.

При этом замечании я хмурюсь.

Она наклоняется ближе.

– А ребенок отнимет еще больше.

Я киваю, и меня охватывает беспокойство.

– Хочешь дать мне какой-то совет?

– Да. – Она отстраняется и хлопает меня по плечу. – Не облажайся.

Дети изматывают. Не поймите меня неправильно, я всегда знал, что с ними много возни, и, наблюдая их в Балтиморе, видел, как родители разрывались между присмотром за здоровыми детьми и теми, кто был болен. Но тот факт, что все это время Леннон и Клэр не переставали говорить или двигаться, или ронять, или просить о чем-то, или проявлять эмоции, – это психически истощающая реальность.

И судя по тому, что мне рассказывали, с младенцами дела обстоят еще сложнее. Как мы с Линси справимся? Слава богу, она переехала ко мне, так мы сможем помогать друг другу, потому что мысль о том, чтобы пройти через все это в одиночку, кажется совершенно нереальной. И представить себе людей, с радостью желающих иметь более одного ребенка, кажется сбивающим с толку жизненным выбором.

Время близится к десяти, когда племянницы Линси, наконец, засыпают на диване за просмотром мультфильма. Я сижу на одном конце дивана, Линси – на другом. Обе девчушки растянулись на нас, и их тихое посапывание эхом разносится по комнате.

Странное ощущение – снова находиться так близко к детям.

Если быть честным с самим собой, никакой ненависти я не испытываю.

Леннон перекатывается на спину, во сне ее голова соскальзывает с моего плеча мне на колени, и она издает странный звук. Она так похожа на Линси. Легкая боль распространяется в груди, когда я впервые задаюсь вопросом, будет ли наш ребенок похож на нее. Может, у нас будут такие же вечера, как этот, когда мы втроем будем сидеть на диване.

Как я раньше не задумывался о таком?

Леннон что-то бормочет во сне, и Линси хихикает. Я поворачиваюсь и встречаюсь с карими глазами, искрящимися весельем в темноте гостиной, освещенной лишь экраном телевизора.

– Она что-то сказала о братьях Джонас?

Линси кивает, прикрывая рот ладонью, чтобы не засмеяться.

– Когда ты ходил за пиццей, девочки спорили о том, на кого из братьев Джонас ты больше всего похож.

– Почему?

Линси пожимает плечами.

– Наверное, потому, что ты им нравишься.

– Мне они тоже нравятся, – отвечаю я и убираю прядь светлых волос с лица Леннон. – Мне приходилось общаться с очень капризными детьми, эти определенно на них не похожи.

– Тогда будь осторожен, потому что, думаю, ты очень нравишься Леннон, – вставляет Линси, поджимая губы. – Она учится в средней школе и совершенно помешана на мальчиках. Она сказала, что ты, вне всякого сомнения, похож на самого горячего из братьев Джонас.

Я морщу нос.

– А кто из них самый горячий?

Она пожимает плечами.

– Понятия не имею… я слушаю кантри.

– Я в курсе, – отвечаю я с нежной улыбкой.

Линси наклоняет голову и смотрит на меня.

– Сегодня ты хорошо себя вел с девочками. Немного резковат, но без дерьмового ворчания, и, думаю, они хорошо тебя восприняли.

Я поджимаю губы и кривлюсь.

– Это, вроде как, мое обычное поведение.

– Я поняла это по нашей первой встрече в кафетерии. – Живот Линси сотрясается от тихого смеха, отчего Клэр прижимается к нему теснее. Линси устраивается поудобнее и вопросительно смотрит на меня. – Так вот каким ты был, когда работал с детьми в Балтиморе? – В ее глазах видна тревога, и она задерживает дыхание, ожидая моей реакции.

Я глубоко вздыхаю, жалея, что не могу избежать этого разговора. Учитывая, что сейчас на мне спит ребенок, вскакивать и убегать было бы очень драматично. И, возможно, если я немного поделюсь с Линси, она перестанет быть такой любопытной.

– Я был довольно резок со своими маленькими пациентами. Но только потому, что не считал, что с ними надо обращаться как с детьми. Они имели дело с тяжелыми, взрослыми проблемами и заслуживали, чтобы к ним относились как к взрослым. Мне это казалось правильным.

Поджав губы, Линси кивает и тихо слушает.

– И я никогда не покровительствовал им, – заявляю я, в мельчайших подробностях вспоминая стольких пациентов, и как часть персонала больницы сюсюкалась с ними. Это сводило меня с ума. – К тому времени, как эти дети попадали ко мне, они уже достаточно натерпелись, чтобы не нуждаться в телячьих нежностях и прочей чепухе.

Уголок губ Линси приподнимается в полуулыбке.

– Уверена, они любили тебя за это.

Леннон шевелится у меня на коленях, ее рука выскальзывает из-под пледа. Утром я заметил на ее предплечье шрам, но ничего не сказал.

– Почему у Леннон шрам от венозного катетера на плече? – спрашиваю я напряженным голосом.

Линси застывает на своей стороне дивана, ее глаза опускаются на племянницу и в них сверкают слезы.

– Надо было догадаться, что ты заметишь.

Я хмурюсь, ожидая ответа.

Линси тяжело вздыхает.

– В семь лет Леннон диагностировали тяжелую форму апластической анемии (прим.: апластическая анемия – патологическое поражение клеток костного мозга, на фоне которого нарушается процесс кроветворения).

Я напрягаюсь всем телом, мгновенно понимая, что означает этот диагноз.

– Черт, – бормочу я.

Она жует губу и смотрит на экран телевизора, на ее лице пляшут отблески кадров мультфильма.

– После колледжа я работала в реабилитационной клинике, сестра позвонила мне, рыдая. Сказала, что Леннон увезли на «скорой», потому что в школе у нее без всякой причины пошла изо рта кровь, и что «скорая» направляет ее в Денвер для дальнейшего обследования. На тот момент мы знали лишь то, что анализы выявили у нее раковые клетки, и если не начать лечение как можно быстрее, то мы можем потерять Леннон.

Знакомое чувство давит на меня от нахлынувших воспоминаний о работе в больнице Джона Хопкинса.

– После биопсии костного мозга нам сказали, что это апластическая анемия и совместимых доноров костного мозга нет. Так что вся наша семья прошла тесты. К счастью, я оказалась полностью совместимой.

Я смотрю на Линси, от нее волнами исходит волнение, когда она рассказывает о болезненных воспоминаниях. Медленно вытаскиваю руку из-под Леннон и глажу Линси по плечу. Не уверен, так я утешаю ее или себя, но когда наши взгляды встречаются, чувствую между нами большую связь, чем когда-либо.

С точки зрения временного отрезка, трагедия Линси, вероятно, довольно близко совпадает с моей. При мысли об этом у меня сжимается сердце. Моя боль – ее боль. Боль сестры и родителей. И особенно Леннон, которая в тот момент была ровесницей Джулиана.

Когда лечишь больных детей, учишься эмоционально абстрагироваться ради собственного выживания. Это называется «профессиональная отстраненность», когда ты полностью подавляешь свою естественную реакцию испытывать боль за страдающего пациента, и, по сути, винишь саму болезнь или лечение. Легче винить что-то, чем кого-то.

Проблема в том, что иногда ты оступаешься. Иногда чувствуешь слишком много или опускаешь защиту. Иногда твой пациент – сын твоего лучшего друга, который обратился к тебе, потому что верил, что в твоих силах спасти его. И ты уверен, что у тебя есть ответы, но из-за личного характера этих отношений теряешь бдительность и подвергаешь себя риску упустить что-то.

Линси слабо улыбается мне.

– Леннон сейчас чувствует себя прекрасно, но, как ты знаешь, с этой болезнью она будет иметь дело всю жизнь. И она не сдается. После того, как ей стало лучше, прошло немало времени, прежде чем она вышла из полной изоляции, она отказывалась участвовать в школьных мероприятиях и не хотела разговаривать с родителями. Я была единственной, кому она доверяла, и боль, которую она испытывала из-за того, что не могла чувствовать себя нормальным ребенком, стала для нее суровым испытанием.

Я киваю, глядя на Линси, тем временем так много вещей встает на свои места.

– Это из-за Леннон ты вернулась в колледж, чтобы получить степень по детской психологии?

Линси кивает и смотрит на племянницу, по ее щеке скатывается слезинка.

– Мой опыт общения с ней и ее болезнью лег в основу моей диссертации. Я мало что могла для нее сделать, когда она переживала все эмоции больного ребенка. Ей нужно было нечто большее, чем просто еще один взрослый, который разговаривал бы с ней. Ей нужно было быть рядом с другими детьми, которые имели дело с проблемами, взрослыми проблемами, как ты сказал, происходящими в теле ребенка, чтобы она чувствовала себя менее одинокой, понимаешь?

Боль в груди распространяется, когда я смотрю на женщину, которая продолжает удивлять меня своей непоколебимой готовностью просто… жить. Она такая храбрая, сильная и уязвимая, что не знаю, смог бы я стать когда-нибудь таким. От этого трудно отвести взгляд.

Я касаюсь щеки Линси, проводя подушечкой большого пальца по влажному следу, оставленному слезами.

– Ты ведь из-за Леннон хочешь открыть собственную клинику?

Она кивает и неуверенно улыбается.

– Те времена были такими страшными для нее и всех нас. Я считаю, что открытие такой клиники, какую хочу открыть я, поможет стольким детям и семьям.

Я долго смотрю в ее карие глаза, поражаясь тому, что из всех женщин, с кем у меня мог быть ребенок, этой женщиной стала именно она.

– Джонс, ты единственная в своем роде, ты в курсе?

Она выдыхает через нос и пытается отшутиться от моих слов:

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо. – Я пригвождаю ее серьезным взглядом. – Потому что ты не закрываешься от своих страхов. Они толкают тебя вперед.

Все веселье с ее лица исчезает, когда наши взгляды встречаются. Я наклоняюсь над двумя спящими девочками и притягиваю Линси ближе, чтобы прижаться губами к ее губам. Мне нужно это прикосновение. Нужен этот момент. Нужно почувствовать все, чем сейчас обладает Линси, – доброту, оптимизм, свет. Она – олицетворение надежды. Знак того, что в этом мире есть люди с открытыми душами и открытыми умами, каждый день рискующие своим сердцем и живущие, чтобы рассказать людям свою историю. Линси Джонс – это все, кем я хотел бы стать.