Текст книги "Минутку, пожалуйста (ЛП)"
Автор книги: Эми Доуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Джош
– Доктор Ричардсон, привезли пациента! – кричит медсестра, пробегая мимо.
– Минутку, пожалуйста, – рявкаю я на Шейлу, которая всю гребаную ночь ездила мне по мозгам. Закрываю глаза и поджимаю губы, прежде чем повернуться к ней. – Прости, Шейла. Мой тон не относился к тебе.
– Не волнуйтесь, док, – говорит она с улыбкой. – В приемном покое сегодня дела обстоят хреново, так что, я понимаю.
Не самый профессиональный способ выразить это, но, тем не менее, так и есть.
Я заканчиваю вносить информацию о выписке недавнего пациента – футболиста, которому пришлось наложить на голову два шва. Он, не переставая орал, и нам пришлось накачать его успокоительным. Ко мне в отделение неотложной помощи поступали дети со сломанными конечностями с более высоким болевым порогом, чем у этого парня. Но пора переходить к следующему пациенту.
Закрываю карту и встаю, поправляя на шее стетоскоп и осматривая халат на предмет следов крови. В обычную смену в неотложке мне приходится переодеваться, по меньшей мере, раза три. Но мысль о необходимости делать это из-за парня, которому нужно было наложить всего два шва, раздражала до чертиков. В прошлый раз, когда мне пришлось переодеваться по глупой причине, крови не было.
Был пирог.
Я качаю головой, от нахлынувших воспоминаний о Линси. Боже, эта цыпочка просто сумасшедшая. Пробирается тайком в кафетерий больницы. Говорит всякие нелепости, не имеющие никакого смысла. Умоляет меня отшлепать ее. Необычный день, однозначно.
И все же, скажу, что последние несколько месяцев, без ее ненормальных пряток в кафетерии, были довольно скучными. Я не осознавал, как много ее присутствие занимало мои мысли каждый день, пока она не ушла. И ушла она окончательно.
На следующее утро после того, как мы переспали, меня ждала шестичасовая смена в неотложке. Перед уходом я планировал отвезти ее домой, может быть, даже взять ее номер, потому что – сумасшедшая или нет – секс с ней был лучшим, что у меня когда-либо был. Мне хотелось посмотреть, не заинтересует ли ее что-нибудь обычное, но она убежала прежде, чем я успел поговорить с ней об этом.
Однако у моей матери много чего было мне сказать, когда она позвонила в то утро и потребовала объяснить присутствие странной женщины, ответившей по моему телефону. У меня не нашлось для нее хорошего ответа, потому что, честно говоря, спать с незнакомыми женщинами, особенно после возвращения в Боулдер, – не похоже на меня.
Но что-то в наблюдении за Линси все эти недели в кафетерии влекло меня к ней. Будто я знал ее, даже не разговаривая с ней. А с момента, как узнал ближе, не могу перестать думать о ней.
Однако левое полушарие мозга понимает, что преследовать ее не следует. Мы с Линси – противоположности. Она хочет построить карьеру, работая с детьми, в то время как я делаю все возможное, чтобы держаться от них подальше.
В груди бьется боль, потому что, встреть я Линси четыре года назад, все между нами могло бы обернуться совершенно иначе. Тогда я был лучше. Светлее. Менее беспокойным. Когда-то я очень любил детей. На самом деле я их просто обожал. Потому что посвятил им свою карьеру.
Но все меняется.
Дерьмо случается.
Вот почему Линси оказала мне огромную услугу, бросив в то утро. Если я все еще думаю о ней после одной ночи, представьте, как плохо мне будет после нескольких. Лучше держаться от нее подальше. Меня не интересуют долгосрочные привязанности любого рода. По моему опыту, вы привязываетесь к кому-то, а потом вам больно.
Шейла сует мне в руку карту нового пациента, и я замираю, когда мой взгляд натыкается на имя: Линси Джонс.
Я хмурю брови.
Это не может быть она. Я, черт возьми, не волшебник, поэтому не мог призвать ее сюда проклятой силой мысли.
Смотрю на дату рождения, надеясь, что это пожилая леди или маленький ребенок, но пациентке двадцать семь. Желудок сжимается.
– Блядь, – ворчу себе под нос, и Шейла хмурится. Качаю головой, отказываясь верить. Это ничего не значит, пока я сам не придам этому важности. Я – врач скорой помощи. Она – пациентка. Ничего больше.
Время выбросить и сжечь. Мой девиз врача в наши дни, и девушка в неотложке, с которой у меня был незабываемый секс на одну ночь, не изменит этого.
Судя по записям медсестры, она была в ресторане, где у нее случилась аллергическая реакция, она порезалась ножом, а затем подвернула лодыжку, попытавшись добежать до туалета, чтобы ввести себе инъекцию ЭпиПена. Аллергическая реакция сейчас под контролем, но ей, вероятно, нужно наложить швы на палец, и, возможно, сделать рентген лодыжки. Какого черта с ней стряслось, чтобы вызвать эффект домино таких эпических масштабов?
Тяжело выдохнув, открываю раздвижную стеклянную дверь в ее палату. Она лежит на кровати, рука подключена к капельнице и закрывает лицо. Рядом с ней сидит жизнерадостная рыжеволосая девушка, с которой я разговаривал после того, как закончил с плаксой-футболистом. Она смотрит на меня с большим восхищением, и ее широченная улыбка говорит, что она вот-вот лопнет от счастья или же ей нужно пописать.
– Здравствуйте, я доктор Ричардсон. – Придаю голосу официальный тон, потому что понятия не имею, кто эта рыжеволосая для Линси, и не хочу, чтобы наша связь вышла наружу.
Линси не двигается. На самом деле, ее тело так неподвижно, что я бы решил, она потеряла сознание, если бы не зашкаливающие показания пульсометра, не имеющие никакого отношения к ее травмам, а напрямую связанные со мной.
Она медленно опускает руку и моргает.
– Гм… привет.
Изо всех сил стараюсь, чтобы веселье не отразилось на моем лице. Она в ужасном состоянии. Макияж размазан, под глазами темные круги, кожа вся в пятнах, и она прижимает к груди окровавленный, замотанный бинтом палец. Взглянув на ее дико опухшую лодыжку, испытываю некоторое сочувствие. Хуже с ней ничего не могло приключиться.
Точнее, пока я не вошел в палату.
Ее подруга тайком толкает Линси локтем, но случайно попадает ей по забинтованной руке, отчего Линси ударяет ею себя по подбородку. Она вздрагивает и, стрельнув убийственным взглядом в подругу, шипит:
– Полегче, идиотка!
Рыжая нервно улыбается.
Я сосредотачиваюсь на карте и, включая самый профессиональный голос врача, говорю:
– У вас была тяжелая ночь.
– Гм… да, – ровным голосом отвечает Линси.
– Вы ввели себе ЭпиПен? – Я просматриваю карту, видя, что у нее аллергия на моллюсков.
– Да.
– Отек в горле есть? Проблемы с дыханием?
После каждого вопроса она мотает головой.
– Как сильно болит? – Я сажусь на стул по соседству с ее подругой и поворачиваюсь к койке.
– Я в порядке, – отвечает она сквозь стиснутые зубы.
– В порядке? – щебечет ее подружка рядом со мной. – Доктор, она в агонии. Ей нужны болеутоляющие. Срочно. Это хороший медицинский термин, верно? А если серьезно, то она нуждается в них не только из-за физической, но и из-за эмоциональной боли. Кавалер из Тиндера бросил ее в час нужды, как только носилки выкатили из переполненного ресторана. Это самое ужасное свидание в ее жизни…
– Кейт! – огрызается Линси, обрывая подругу и закрывая лицо в явном смущении. – Может, заткнешься к чертовой матери?
Ее подруга поджимает губы и с трудом сдерживает улыбку.
– Прости.
Я поворачиваюсь к подруге Линси.
– Кейт?
Кейт хлопает большими глазами.
– Да, доктор?
Я хмурюсь, потому что она произносит «доктор» с чрезмерным воодушевлением.
– Не могли бы вы оставить меня на минутку наедине с пациенткой?
– Как скажете, доктор. – Она улыбается и встает, пятясь назад, при этом не отрывая от нас взгляда, будто покидает королеву. – Линс, если понадоблюсь, я в приемной.
Она уходит, а я поворачиваюсь и серьезно смотрю на Линси.
– Как сильно болит?
Ее подбородок дрожит.
– Довольно дерьмово.
– Знаешь, если так хотела снова меня увидеть, могла бы просто зайти в кафетерий. – Я прищуриваюсь, осматривая ее повреждения. – Это довольно драматично, даже для тебя.
– Рада видеть, что твой нарциссизм все также в полном порядке, Доктор Мудак, – ворчит она себе под нос. – Будет очень жаль, если ты опровергнешь мою теорию о том, что тебя нашли в капусте.
Я сжимаю губы вместе, стараясь не улыбаться, поворачиваюсь к ее лодыжке и кладу карту рядом с ее голой ногой. Как ее ноги умудряются выглядеть сексуально в больничном халате – выше моего понимания. Собравшись с духом, отталкиваю от себя образы ее ног, обвивающих мои бедра, чтобы я мог провести осмотр.
Осматриваю лодыжку, поглядывая на Линси всякий раз, когда она вздрагивает.
– Не думаю, что она сломана, просто растяжение. В течение нескольких дней отдыхай как можно больше и прикладывай холод по три-четыре раза в день. Перед выпиской я попрошу медсестру показать тебе, как ее бинтовать для фиксации.
Когда я опускаю руку ей на ногу, она вздрагивает.
– Я назначу тебе ибупрофен от опухоли и легкое обезболивающее. Оно поможет, если понадобится наложить швы на палец.
Она слабо кивает, и у меня возникает странное желание утешить ее, чего я никогда не делаю с пациентами. На самом деле, в отношениях с пациентами и персоналом у меня здесь репутация человека с ледяным сердцем, к чему медсестрам пришлось некоторое время привыкать. Невозможно жить моей жизнью и лечить пациентов, которых я наблюдал, не научившись строить гребаную оборонительную крепость.
– Как только придет анализ крови, я назначу обезболивающие. – Я подхожу, чтобы осмотреть ее палец, и, взглянув ей в лицо, добавляю: – Да, здесь, определенно, потребуются швы.
Она едва может смотреть мне в глаза, поэтому я решаю надавить на нее.
– Ну, как дела?
Она издает смешок.
– Бывало и лучше.
– А если не считать сегодняшнего несчастного случая? – Я снова заматываю ее палец, и меня пронзает острый приступ раздражения. – Ты ходила на свидание?
Она пожимает плечами.
– И твой кавалер оставил тебя в таком состоянии?
Она сверлит меня взглядом.
– Он оказался не очень хорошим кавалером.
– Надо думать, – ворчу раздраженно.
– Перестань осуждать меня, ладно? – Она высвобождает руку из моей ладони и снова прижимает ее к груди. – У меня и так была тяжелая ночь, и я не хочу, чтобы ты наваливал на меня еще больше.
– Прости. – Я отодвигаюсь от койки. – Видимо, я не знаю, как разговаривать с женщиной, которая трахнула меня и ускользнула, как вор в ночи.
У нее отвисает челюсть.
– Я ушла утром… ясно?
Я отрицательно мотаю головой.
– Солнце еще даже не взошло.
– Не думала, что тебя это так заденет!
– Меня и не задело. – Ложь. Ясно, что мне не все равно. Иначе не думал бы о ней три месяца спустя. Но я не должен был.
– Ведешь ты себя как человек, которому не все равно, – возражает она почти застенчиво. – Кстати, я хочу вернуть свою одежду. Мне нравится та блузка.
Я издаю невеселый смешок.
– Здорово.
– Что ты вообще с ними делал? Ты ведь не какой-нибудь жуткий извращенец, нет?
Я моргаю в ответ, ошеломленный, злой и, что удивительно, черт возьми, немного обиженный.
– Если извращенцы стирают и сушат одежду – тогда, конечно, Линси, я извращенец.
Она хмурится.
– Когда это ты успел кинуть мою одежду в стирку?
Я наклоняюсь и бросаю на нее сердитый взгляд.
– Я положил ее в стиральную машину, когда отправился на утреннюю пробежку. А перед тем как принять душ и пойти на работу, закинул ее в сушилку – все это ты могла бы узнать, не окажись такой трусихой.
Она молчит, нервно наблюдая за мной, будто не верит моим словам. Момент прерван, когда медсестра отодвигает дверь в палату.
– Доктор Ричардсон, пришел анализ крови.
Она протягивает мне листок и удаляется из палаты.
Я бегло пробегаюсь по результатам.
– Выглядит нормально. Я принесу тебе болеуто.…
Мой голос стихает, когда взгляд фокусируется на результате теста, который мы стандартно проводим многим пациенткам, поступающим в отделение неотложной помощи. Результат… удивляет. Нет. Прямо, мать вашу, сводит с ума.
Я весь напрягаюсь, давление подскакивает до небес. Моя реакция на тест, более удивляет, чем сам результат.
Мне требуется вся сила воли, чтобы направить чрезмерно эмоциональный всплеск в другое полушарие мозга. В место, которое стало мне очень хорошо знакомым за время работы на предыдущей должности в другой больнице.
– Прости, но я только что обнаружил, что ты беременна – нечто, что тебе стоило бы мне сообщить, когда мы обсуждали обезболивающие.
– Какой же ты мудак, – фыркает она, будто я только что отпустил какую-то ужасную шутку.
Я поднимаю взгляд от карты и хмуро смотрю на нее, пытаясь понять ее странную реакцию.
– Линси, скрывать что-то от врача – неразумно, – цежу сквозь стиснутые зубы.
– Что, черт возьми, ты несешь? – шипит она, прищурившись.
Я морщусь.
– Ты действительно пытаешься сделать вид, что ничего не знаешь?
Ее лицо искажается от отвращения.
– Да в чем, черт побери, твоя проблема? Слушай, мне жаль, что я бросила тебя, не попрощавшись, или что ты там себе напридумывал, но это подлая месть, даже для тебя. Неужели твое эго настолько драгоценно?
– Я не пытаюсь мстить тебе, – рычу я, подходя ближе, с отвисшей челюстью наблюдая, как ее лицо меняется с обиженного на абсолютно испуганное.
Неужели она, правда, не знает?
Она неловко ерзает на койке, нервно оглядывая палату.
– Слушай, я понимаю, вся эта история с образом Доктора Мудака – твоя фишка, и, вероятно, помогает тебе трахнуть кого-то, потому что… ну, это сработало. Но серьезно, можешь хотя бы сейчас попытаться вести себя, как профессионал?
– Линси, я не шучу. Ты беременна. – Я просматриваю результаты теста, и пульс ускоряется, когда я добавляю: – И учитывая уровень ХГЧ, ты на довольно приличном сроке.
– Что еще за гребаный ХГЧ? – рявкает она, садясь и с ужасом глядя на меня. – Джош, скажи мне на нормальном языке… я беременна?
– Да. – И от пронизывающего изнутри холода меня бросает в дрожь.
– Как? – восклицает она, качая головой.
Я провожу рукой по волосам, пытаясь унять дрожь, бегущую до кончиков пальцев.
– Как правило, причина – секс, если только ты не ходила к репродуктивному эндокринологу и не делала ЭКО или ВМИ, в этом случае половой акт не требуется.
– Хватит! – Она падает на спину, уставившись в потолок. – Поверить не могу…
– Ты знаешь, кто отец? – Надеюсь на ответ, который имел бы смысл и позволил бы мне вернуться в режим профессионала, отстранившись от всей этой ебанутой ситуации.
Слезящиеся карие глаза Линси устремляются на меня.
– Очень смешно.
Мое сердце проваливается в желудок.
Боже! Меня сейчас стошнит.
Беру себя в руки, насколько это возможно.
– Я не шучу.
Она смотрит на меня, медленно моргая, пытаясь осмыслить новость.
– После тебя я ни с кем не спала.
Я начинаю мотать головой из стороны в сторону, когда отрицание пронзает мой мозг.
– С кем ты спала до меня?
– Считаешь, я, будучи беременной, занималась с тобой сексом? – кричит она, и от серьезного выражения ее лица я впадаю в панику. – До тебя у меня не было секса несколько месяцев. Почти год. Если бы я залетела от Барри-аптекаря, то была бы уже с ребенком на руках.
– Я закажу УЗИ. – Я встаю и расхаживаю по палате. – Нет необходимости что-либо обсуждать, пока мы не увидим, что покажет ультразвук.
Проглотив комок в горле, разворачиваюсь и, не сказав ни слова, выхожу из палаты. Закрыв за собой дверь, я, блядь, почти мчусь к компьютеру и заказываю УЗИ, добавляя большими жирными буквами – СРОЧНО. Отвернувшись от монитора, тяжело выдыхаю, разум и тело в полнейшем диссонансе.
Этот ребенок не может быть моим. Не может. Срок, должно быть, уже больше двенадцати недель, и, конечно же, она знала бы, если бы была на двенадцатой гребаной неделе беременности.
Нахмурившись, я снова открываю ее карту, изучая записи медсестры.
Нахожу отметку, что последний менструальный цикл пациентки неизвестен.
Неизвестен? Не-блядь-известен? Как она могла не знать, когда у нее были последние месячные?
Без раздумий бросаюсь обратно в ее палату и практически рычу как зверь:
– Как ты можешь не знать, когда у тебя были последние месячные? – Для доказательства тычу в анкету. – В записях медсестры сказано, что ты не знаешь.
Глаза Линси полны слез.
– У меня всегда были нерегулярные месячные… в последнее время я испытываю сильный стресс. Я думала, что задержка из-за стресса – нормально!
– Блядь, – ворчу себе под нос и поворачиваюсь, чтобы снова, не оглядываясь, выйти из палаты.
Падаю на ближайшую скамейку и заставляю себя дышать. Этого не может быть. Не может быть. Этого не случится.
Выпрямляюсь и запрокидываю голову. Я не могу сейчас паниковать. Я должен вести себя как гребаный доктор. Мне нужно лечить пациентов. От меня зависят жизни и здоровье людей. С этим я разберусь позже. К тому же, Линси никак не может быть беременна от меня. Мы пользовались презервативом. Это абсолютно невозможно.
«Ну, есть вероятность», – ехидно отвечает мой внутренний голос. И это правда, потому что я знаю статистику. Презервативы эффективны не на сто процентов. И что там за презерватив был в ту ночь? Я так отчаянно хотел ее трахнуть, что, не колеблясь, напялил какую-то странную гребаную резинку, которую она вытащила из своей дурацкой блестящей сумочки. Как называется эта дурацкая штука? Конверт или как-то еще? Блядь, я идиот.
Гони эти мысли, Джош. Гони прочь. Сейчас тебе не о том нужно думать. Ты на работе.
И, черт, возможно, Линси лжет. Может, это не мой ребенок, и она пытается заманить меня в ловушку, потому что я врач и буду идеальным кандидатом в отцы. Прошло три месяца с той ночи, как мы переспали. Наверняка с тех пор у нее был секс.
Хотя у меня не было.
Неважно.
Сейчас – работа, Линси – потом.
Я выхожу от пациента и вижу, как узист вкатывает мобильный аппарат в палату Линси. Подождав около трех минут, ныряю к ним.
Узист смотрит на меня со странным выражением.
– Доктор?
Я прочищаю горло, нервно поглядывая на Линси, и встаю с противоположной стороны от нее, где мог бы стоять будущий отец.
– Продолжайте, я здесь только для наблюдения.
Женщина хмурится, прикрывая колени Линси простыней. Она задирает халат чуть ниже груди, распределяет по животу гель, а затем подносит зонд к области чуть ниже пупка. Потом прижимает аппарат к плоскому животу Линси, и мое сердце замирает, когда на экране появляется плод.
Линси ахает.
Я задерживаю дыхание.
– О, ребеночек сейчас бодрствует, – радостно щебечет узист, двигая зонд и снимая показания. – Малыш помешает расслышать сердцебиение, но вы можете увидеть, трепещет ли его или ее грудь. Выглядит хорошеньким и здоровеньким.
Я падаю на стул и упираюсь руками в кровать, потрясенно глядя на экран.
– Это… ребенок? – хрипит Линси.
Женщина смеется.
– Понимаю, на этой стадии они выглядят как крошечные инопланетяне, но тельце малыша догонит его голову. Не волнуйтесь.
Дыхание Линси убыстряется и становится тяжелым, от плача ее живот трясется.
– Я беременна?
Женщина смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а потом переводит взгляд на нее.
– Вы не знали?
Линси мотает головой.
– О, боже, простите. Я думала, вы знаете. – Узист обнуляет показатели и добавляет: – Судя по всему, ребенку около тринадцати недель.
– Тринадцать недель? – Линси всхлипывает и поворачивается ко мне. – Как? Я не… это случилось не тринадцать недель назад.
– Я… ты… – заикаюсь я, все годы учебы в медицинском, по-видимому, вылетели из моего затуманенного мозга.
Нас прерывает голос узиста, возвращая наше внимание к ней.
– Ну, даже тест на беременность не может дать положительный результат, пока не пройдет четыре или пять недель. Позвольте мне ввести показания в систему, и я смогу сказать вам дату зачатия и дату родов.
С открытым ртом пытаюсь переварить информацию. Меня охватывает оцепенение. Будто это происходит не со мной. Я словно наблюдаю со стороны, пока кто-то другой узнает, что скоро станет родителем. Только не я. У меня никогда не будет детей.
Медленно моргая, сосредотачиваюсь на узисте, пока она набирает цифры на экране. Рыдание Линси прорывается сквозь мой туман отрицания, и я перевожу взгляд на нее, понимая, что та впадает в истерику. Боже милостивый, она действительно ничего не знала.
Взяв ее за руку, понимаю, что перехожу границу между пациентом и врачом, но мне все равно, потому что сейчас она не моя пациентка. Она – женщина, которую я поставил в такое положение.
Линси крепче сжимает мою ладонь, в полном недоумении продолжая мотать головой. Я смотрю на наши сомкнутые руки, и по телу пробегает дрожь. Вот оно. Теперь мы вместе в одной упряжке.
– Ребенок был зачат примерно двадцать второго ноября, – говорит узист с вымученной улыбкой. – Может быть, разница в день или два, потому что сперматозоиды способны жить во влагалище до пяти дней, а в фолликуле – до трех. Так что, все зависит от того, когда эти два сумасшедших решат встретиться.
– Я поняла, – сокрушенно говорит Линси. – Я беременна. Я… беременна. Внутри меня… ребенок.
Женщина улыбается.
– Хотите послушать сердцебиение?
Мы обращаем широко распахнутые глаза на узиста, когда она поворачивает тумблер на аппарате, и быстрый трепещущий пульс эхом разносится по палате. Мы вслушиваемся в него добрых тридцать секунд. Мне приходится напоминать себе, что нужно дышать.
– Сердцебиение сильное. Совершенно нормальное.
– Значит, ребенок… в порядке? – нервно спрашивает Линси. – Пару часов назад я вколола себе ЭпиПен. Это плохо?
Узист переключает внимание на меня.
– На этот вопрос лучше ответит доктор. – Ее взгляд падает на наши сцепленные руки, и я быстро отпускаю Линси и вытираю потные ладони о штаны.
Кашлянув, отвечаю:
– ЭпиПены хороши до тех пор, пока польза перевешивает риски.
Линси изумленно смотрит на меня.
– Что, черт возьми, это значит?
– Что их применение не так много исследовали, чтобы точно сказать, каковы последствия. – Мой голос ровный, и впервые я ненавижу, что не могу отключить эту часть себя и утешить ее.
– Значит, я могла навредить своему ребенку?
– Уверен, все в порядке.
– Но наверняка не знаешь?
– Не совсем, нет.
– Почему нет больше информации? – восклицает она, и ее голос достигает таких пронзительных высот, что я срываюсь.
– Потому что, Линси, не так уж много беременных женщин готовы подвергать плод риску, тестируя ЭпиПен ради клинических исследований.
Линси мгновенно начинает плакать, закрыв лицо ладонями. Я вздрагиваю от тона, которым только что разговаривал с ней.
Узист опускает взгляд.
– Что-нибудь еще, доктор Ричардсон?
Я мотаю головой.
– Только полный отчет, пожалуйста.
Узист собирает оборудование, но прежде чем уйти, опускает руку на плечо Линси и протягивает ей снимок.
– Ребенок выглядит здоровым. Отличный пульс, отличное движение. Это все, что имеет значение. Хорошо, милая?
Линси кивает, сжимая снимок, ее подбородок дрожит.
– Спасибо, – хрипит она, глядя, как женщина выходит из палаты.
Я наклоняюсь, закрываю лицо руками и бормочу в ладони:
– Как… как это случилось? Мы пользовались презервативом.
– Знаю, – говорит Линси дрожащим голосом. – Он выглядел нормально, когда ты его снял?
– Презерватив? – спрашиваю я, и она кивает. – Он выглядел, как презерватив, полный спермы, что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– Признаки утечки? – спрашивает она, ее глаза покраснели.
– Я не рассматривал его под микроскопом. – Пристально смотрю на нее. – И вообще, что это была за марка? Где твоя подруга достает себе нелепые книжные презервативы? В каком-нибудь захолустном магазинчике в Тихуане?
– Откуда мне знать? – рявкает Линси, морщась, когда роняет снимок. – Почему бы тебе не позвать Кейт из приемной и приступить к детальному расследованию! В конце концов, это ее презерватив.
Делаю паузу, пытаясь успокоиться, потому что не имеет значения, откуда взялся презерватив. Я взрослый человек, и это был мой выбор. Линси засовывает снимок под бедро и прижимает раненую руку к груди. Дерьмо. Мне еще нужно зашить ей палец.
– Давай приступим к лечению твоей руки.
Медсестра разложила все необходимое на стерильном подносе в углу.
Судорожно вздохнув, Линси закрывает глаза, и еще больше слез бежит по щекам.
– Все, о чем я могу думать, – это как вылечить то, что происходит у меня в животе.
Я перекатываю стул на другую сторону койки, прихватив с собой поднос. Надев синие резиновые перчатки, начинаю промывать рану. Затем обкалываю лидокаином область вокруг пореза.
– Эта штука может навредить ребенку? – спрашивает Линси скрипучим голосом.
– Нет. – Я останавливаюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. Они широкие и на мокром месте, и она выглядит такой испуганной.
Боже, какая же я задница.
– И ЭпиПен тоже. Прости, что напугал тебя.
Уголки ее губ опускаются.
– Если бы я знала о беременности, я бы не…
– Нет, ты бы сделала укол. – Я пристально смотрю на нее. – Если ты умрешь, умрет и ребенок. У тебя не было выбора, Линси.
Ее подбородок дрожит, пока она переваривает мои слова. Я накладываю швы на ее нежную кожу, стараясь, чтобы они были как можно меньше и выглядели аккуратными.
– Я даже не чувствую, что ты делаешь с моей рукой, потому что у меня голова идет кругом. Как тебе удается мыслить здраво? – Ее тяжелый взгляд останавливается на мне.
– Я хорошо умею абстрагироваться. – На самом деле слишком хорошо.
Она задумчиво облизывает губы.
– Я все думаю о том, чем занималась последние несколько месяцев. Несколько раз пила алкоголь… хотя не так уж много, учитывая весь этот стресс.
– Насчет алкоголя не беспокойся. – Я прерываю работу, чтобы посмотреть на нее. – Из-за чего у тебя стресс?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Ну, я закончила колледж в декабре и до сих пор не нашла работу. Срок аренды моего таунхауса истекает через несколько дней. Поскольку у меня недостаточно денег, чтобы продлить контракт, я подыскиваю соседа по комнате. Однако, это трудно, потому что на Craigslist можно наткнуться на реально жутких типов. (Прим.: Craigslist – сайт электронных объявлений, пользующийся большой популярностью у американских пользователей сети Интернет).
– Не сомневаюсь, нельзя искать соседей по комнате на Craigslist, – огрызаюсь я, мой тон резкий, но необходимый.
Она мотает головой.
– Нет, конечно, я просто посмотрела его ради шутки. И все же ищу соседа по комнате. Но так как никаких долгосрочных вариантов не подвернулось, я собираюсь присоединиться к своим коллегам-миллениалам и переехать к родителям. – Внезапно она бледнеет. – Даже думать не хочу, как они отреагируют на мою ситуацию. Они очень консервативные католики, поэтому я уверена, что моя мать сразу же позовет священника, чтобы выяснить, можно ли спасти мою душу.
– Черт, – бормочу я, переваривая ее слова и продолжая работу.
– Ага, – хмыкает она. – Я просто везунчик. Неудивительно, что парень из Тиндера бросил меня.
По ее щеке скатывается слеза.
Я хмурюсь и задаю единственный вопрос, с которым могу сейчас эмоционально справиться.
– Почему ты не можешь найти работу? Разве ты не получила степень магистра психологии?
– Получила, – хрипит она, сжимая переносицу свободной рукой. – Наверное, я была слишком разборчива. Я хочу работать с детьми, а в Боулдере сейчас для меня ничего нет, поэтому я разослала резюме до Денвера. Там есть несколько многообещающих вариантов.
Я хмурю брови.
– Ты переедешь туда?
Она пожимает плечами.
– Если смогу себе это позволить.
– Понятно. – Затягиваю узел на последнем стежке и смазываю рану антисептическим кремом, прежде чем намотать бинт и закрепить крючком. – Все готово.
Отвернувшись, сдергиваю перчатки и бросаю их на поднос, мой мозг разрывается от всей полученной информации. Это уже слишком. Слишком много для меня, чтобы переварить в данный момент. Меня ждут другие пациенты, так что эта проблема может подождать, пока у меня будет время подумать.
Я встаю и провожу рукой по волосам.
– Очевидно, нам нужно кое-что обсудить.
Она издает смешок.
– Думаешь?
Я достаю из кармана телефон, мышцы на моей челюсти тикают.
– Сейчас я на смене, почему бы тебе не дать мне свой номер, и я позвоню тебе, чтобы договориться о встрече, как только все обдумаю.
– О встрече? – спрашивает она, беря мой телефон и забивая свой номер.
– Да, встреча. Собрание. Называй, как хочешь.
Она нерешительно протягивает телефон обратно.
– Джош, ты ведь веришь, что у меня больше никого не было?
Какое-то мгновение я рассматриваю ее покрытое пятнами лицо, слезящиеся карие глаза и взъерошенные каштановые волосы. Есть много эпитетов, которые можно отнести к этой женщине, но лгунья – не одно из них.
– Я тебе верю.
Дрожащая улыбка освещает ее лицо.
– Хорошо. Но ты должен знать, я не ожидаю…
– Передам твою карту медсестре. Она даст тебе направление к акушеру и инструкции по выписке, – перебиваю я, не готовый даже начать распаковывать наш багаж. – Я… позвоню тебе.
Деревянно кивнув, разворачиваюсь и ухожу. Направляясь по коридору, с усилием выдыхаю. Вероятно, я выглядел довольно плохо. Пусть она и выскользнула от меня, как вор в ночи, но сейчас уже я веду себя, как беглец.
