Текст книги "Месть фортуны. Фартовая любовь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7. Месть «малины»

Пожив три месяца у Сивуча и Лангуста, Задрыга поняла, что теперь ее присутствие в Брянске не имеет смысла. Надо вернуться в Черную сову. И фартовать, чтобы было, на что учить «зелень», пополнять малину кентами.

Тревожило Капку и то, что от пахана давно никто не появлялся. И она не знала о Черной сове ровно ничего.

Насторожило ее и внезапное исчезновение из предела Олега. Он, словно привидение, растворился, не прощаясь. И Капка догадывалась, что этот человек станет искать Тоську. Возможно, он уже нашел ее. И тогда… Ох, и не пофартит Шакалу! Да и не только ему, а всей малине, самой Задрыге…

С такими невеселыми мыслями уезжала она в предел пахана. И, сев в купе вагона, вспоминала свой разговор со стариком-ученым, согнувшимся и стареющим над своими опытами на лесной поляне.

Он жаловался Капке, что тяжело ему работать одному, без помощника. А молодые люди неусидчивы. Им подай открытия сразу. Кропотливый труд не любят. Непоседливы и горячи. Живут эмоциями. О долге забыли. Ответственность им незнакома. Не могут довольствоваться малой зарплатой. Все ищут большие заработки. Вот и Олег ушел от него. Уволился. Куда подался – неизвестно. Даже не предупредил. Обидно, конечно. Но он уже не первый, кто бросил его вместе с работой. Конечно, трудно сводить концы с концами на мизерную зарплату. Но вот он сумел выжить и даже вырастил дочь. Только и она вышла замуж, обзавелась детьми, забыла о науке, – сетовал ученый.

Капка решила, приехав в Калининград, навестить Тоську ночью, расспросить о жизни, об Олеге. Нашел ли он ее?

– А может, они уже спутались? Может, высветила всех? Ведь неспроста от пахана никого не было! Если так – замокрю суку! И его! – выступили на лице красные пятна ярости.

Задрыга прямо с перрона поехала на хазу, помня адрес, названный стремачом. Увидела знакомого кента, сидевшего на пороге уединенного особняка, вздохнула. Зря переживала. Малина на воле, дышит.

Стремач, завидев Капку, нырнул в двери и тут же выскочил обратно вместе с Глыбой. Тот накинуть рубашку не успел. Забыл. Пошел навстречу, раскинув руки.

– Че так долго у плесени канала? Мы уж сколько дел провернули! – похвалился сразу. И, отворив двери, пропустил Задрыгу вперед.

Капка огляделась. В комнатах пусто.

– А где кенты, пахан?

– В деле! Фомку из лягашки достают! Попух, как падла! Вчера замели его на шмаре. Бухой возник к ней. Она с хахалем! Ну, нет бы смыться! Махаться стали. Соседи в лягашку брякнули. Замели обоих. Вместе с мамзелью. Сколько кокоток в пределе! Чего козел к одной приклеился – не врублюсь! Теперь Шакалу морока! Нам бы не высовываться! На дно залечь! Так эти паскуды один за другим лажаются!

– А кто еще фаршманулся? – насторожилась Задрыга.

– Король, падла! Его три дня тому от мусоров отбили.

– Тоже на шмаре влип?

– Этот возле подземки! Возник туда по делу. Хотел в кенты уломать пацанов. Для тебя! Короля они знают. Ну и похилял. Мы с ним стрему послали. Пахан настоял, как чувствовал. И все тут… Кайфово, что не один был. Размазали б, как маму родную. Не слинял бы сам.

– Откуда он пошел в подземку? С какой стороны?

– Все ходы менты стремачат. Мы уже смотрели. Ни одного без присмотра не оставили. Шныряют всюду. Самих пацанов трясут. И все про нас!

– Тоська вякнула! Она засветила!

– Нет ее в пределе! Нигде! К нам она не возникала. В хазе никто не дышит. Все на месте там. А «зелень» слиняла. Может, й не возникала вовсе. К ней форточники рисовались, и домушники. Мимо! – развел руками.

– А Митька возникал?

– Сестра его недавно ожмурилась. Схоронил. Видели на погосте. Один канал. Крыша у него поехала. Никто его не трясет. Не возникают менты. Шестерки наши наведывали. Он никого не узнает. Несет дурь какую-то! Кончился пацан. Заклинило тыкву. Как теперь дышать станет – кто знает? Дали ему комнатуху в центре. Выплакал, пока сеструха дышала. Теперь и это ему не по кайфу. У нас ему тоже канать ни к чему. В фарте – лишний. В дело не возьмешь. Сдвинутый – всем без понту.

– А сама она откинулась? – засомневалась Задрыга, задумавшись.

– Без булды! Да и кто бы ее мокрил? Зачем и за что?

– Чтоб пацана оторвать от подземной «зелени» и от нас…

– Он и так от всех откололся. А у его сеструхи чахотка была. Да и что он знал?

– Тоська совсем не возникала в пределе? – спросила Капка кента.

– Нет! Нигде не засветилась.

– Но кто подземку застучал?

– Любой мог лажануться! Прижали менты – и раскололись!

– Но почему теперь?

– И раньше трясли! Но не стремачили! Не хватали пацанов.

– Куда же смылась Тоська? – задумалась Задрыга и решила этой же ночью проверить квартиру девчонки.

– Смылась подальше от памяти. В какую-нибудь дыру забилась. Чтоб никто не надыбал.

– А вклады? Наследовала их?

– Вот этого не знаю! – развел руками Глыба.

– Пахану подкинуть надо. У Лангуста свои наколки везде были. В сберкассах – прежде всего. Без того не возникали к пархатым фраерам, не трясли вслепую! Да и в жэке пронюхать стоит – оформлена хаза на Тоську или нет? Коли полгода не возникнет – права теряет. Так Сивуч говорил, – вспомнила Задрыга.

– Ну и кенты у тебя! До нас такое не доперло! – сознался фартовый.

– Там пронюхаем ее нынешний адрес! Ведь за хазу платить надо! На холяву держать не станут. Откуда она высылает башли – они вякнут, – умолкла Капка. Увидела кентов, входивших в хазу.

Сконфуженный Фомка сразу в угол забился. Капка приметила громадный фингал под глазом. Хмыкнула в кулак, поняв, что вломили кенту уже фартовые, своя малина – за прокол.

– Как сняли медвежатника? – спросила пахана, улыбаясь.

– Опер не допер, кого сгреб. Послал кента двор мусориловки мести, вместе с тем хахалем. Сам – по нужде отлучился. Мы и выдернули Фомку. Через забор. Хахаль тоже смылся. В общем, проссал мент «декабристов». Теперь его с лягашки попрут.

Король молча подсел к Задрыге. Вглядывался в посвежевшее, округлившееся лицо. Капка заметно изменилась, израсталась в девушку. Ее уже невозможно было спутать с подростком. Она стала сдержаннее, все реже срывалась на крик. Научилась выслушивать даже брань, не перебивая.

– Не было у меня времени возиться с твоей «зеленью»! Не стоило с нею связываться! Башлей ушла тьма, а понту – ни хрена! Готовых кентов брать надо. С ними сразу в дело можно хилять! А пацаны? Вон, двое твоих уже накрылись! Свалили! А бабки потрачены и на них! Хрен воротишь! Да еще дергайся, чтоб не засветили! Все твоя дурь! Сама – малахольная и набрала сдвинутых! Зачем мозги с ними сушить? Вон, амнистия будет! Сколько кентов на волю выскочит! На десяток малин наскрести можно! И не канать в Брянске, а делами ворочать!

– Для того и возникла!

– Совсем меня вытрясла! Весь навар сгребла «зелени» под зад!

– Да уж не прибедняйся! – рассмеялась Капка. И Шакал умолк. Дочь впервые не хотела спорить.

Расспросив Задрыгу о Сивуче и Лангусте, пахан отмахнулся от Капкиной подозрительности в отношении Олега. Сказав, что будь тот чекистом, никогда, ни под каким предлогом не засветился бы и не показался Капке на глаза.

– Выбрось пустое из кентеля. И не теряй время на холяву. Посей про откольников. Не дыбай их. Вот мы в Черняховск линяем. Наколка указала! Сорвем навар! А потом махнем в Питер!.Там кентов заклеим. Вместе фартовать будем! Как раньше! Пока твоя «зелень» дозреет! – предложил пахан. Он рассказал дочери, в каких делах была малина.

– Ты была в центральном универмаге и секешь, что подобраться к нему без понту. Подземку тогда еще не секли повсюду. Но не хотелось взять пацанов. Дело это им не по зубам. Да и проколоться на них могли. Решили сами сорвать куш, – вспоминал пахан.

– Да еще пронюхали, что башли целы! За два дня! В сейфе готовые лежат! Грузчики наколку дали! А знаешь, как обломилось? Через подвальный люк, что во дворе. Всего-то и делов – псину убрали! Громадный кобель был, как наш Король. Глыба даже мокрить его не стал. Суку раздобыл. Шмару для стремы!

Кенты хохотали на всю хазу.

– Та сука свое дело туго знала! Она не захотела флиртовать без навара. Недаром в притоне канала – в стремачах. И была подружкой бандерши. Та и дала ее Глыбе напрокат – за четвертной. Но взяла слово с кента, что вернет живую…

– И не испорченную всякой падлой! – подал голос Тундра.

– Короче, тот кобель не устоял. Даже не оглянулся на плесень, что дремал в будке. Задрал хвост и ходу за сучкой! Та его, не будь дурой, в притон приволокла. А там – кайф! Хамовки – прорва! Кобель нюх посеял. Как приклеился, линять ни в какую не хотел. Мы тем временем – в подвал! Оттуда – на склад! Все

тряхнули – и ходу! Старик кемарил на свое счастье. Мы его не тронули. Все без шухеру! А навар – файный!

– Почту выскребли! Сберкассу при ней – тоже! Аэропорт! Но тут кенты! Я с ними не возникал. Сами управились кайфово! – рассказывал пахан, добавив, что вместо него в этих делах был Король. Потому его доля самая наваристая.

Пахан смотрел на Капку, ждал, что потребует положняк Короля, но та не попросила.

– Мне стремач вякнул, что ты сфаловал новых кентов для моей малины. Где они?

– В другой хазе канают. Всем вместе не стоит дышать. Так неприметней и спокойнее.

– И все же узнай о Тоське! Прошу тебя! – подошла к пахану Капка.

– Завязывай на дуре! Отвалила – посей ее! – потребовал Шакал жестко. Задрыга вздумала узнать сама. И вечером, сказав, что хочет прошвырнуться по пределу, вышла из хазы. Следом за нею в темноту сумерек нырнул Король.

Подхватив Капку под руку, спросил не очень уверенно:

– Не помешаю?

Задрыга хотела вырвать свою руку, прогнать медвежатника, но внезапно приметила двоих милиционеров, идущих навстречу. И пошла спокойно рядом с Остапом.

Милиционеры, даже не оглянувшись, прошли мимо. А Капка с Королем спокойно дошли до центра города, к дому, где жила Тоська. В ее окнах увидели свет и решили заглянуть.

Дверь им открыла пожилая женщина. Седые волосы, собранные в пучок, приколоты к голове. Линялый халат – широк не по размеру. Глаза больные, усталые.

– Вы Тосю ищете? Друзья? А как же ничего не знаете? Приезжие?

– Нет! Мы местные! Дружили когда-то! А где она? – спросила Капка.

– Да вы проходите! Чего на пороге топтаться? Тем более – друзьям! У нас их так мало осталось! – провела в квартиру Капку с Остапом. Предложила присесть. Загремела чайником, чашками.

– Вы ей кем приходитесь? – полюбопытствовала Капка.

– Опекунша ее! Меня горсовет назначил.

– А Тося где?

– Родители сыскались. У них гостит. Уже второй месяц. Поехала на неделю. Да, вишь, понравилось! Может, совсем у них останется.

– Откуда они взялись? – изумилась Капка.

– Уж и не спрашивайте! – смахнула слезу.

– Столько лет моя дочка растила Тоську! С грудной вынянчила до барышни! Ее подкинули к нам. А когда выросла – нашлись родные! Где раньше они были?

– Выходит, вы бабка?

– Ну, в каком-то роде! Я ведь тоже иногда оставалась с девочкой. Она и болела. И одна боялась оставаться. Как родную растили, – вытирала слезы женщина.

– А как ее родня нашла?

– Приехал какой-то парень. Она его знала. Он ей сыскал ту родню. Уж и не знаю, кто он и где работает? Тоська дала телеграмму. Ей пришло письмо, позвали к себе. Она и поехала. Известное дело – чужая кровь! Сколько ни расти, своею не станет…

– А как того парня звали? – перебила Задрыга.

– Олегом, кажется, назвался.

– Значит, вам самим приходится теперь за квартиру платить?

– За все, детка. А велика ли моя пенсия? Еле на хлеб хватает.

– Обидно вам, конечно! Сами даже не приехали! Стыдно, наверное, на глаза вам показываться? Письмом отделались! Ох, и зря Тоська к ним поехала! Я бы не простила их! Выбросили? Все! Какие могут быть отношения? Интересно, а где они живут? Наверное, избавились от Тоськи и уехали подальше отсюда?

– Не знаю, детка! Мне она ничего не сказала! Да только, чую я, долго с ними она не заживется! Характер – не сахар! Намучаются, как и мы! Она им все со временем припомнит. Это точно! Неблагодарный человек.

– Когда вы ее ждете? – перебил Король.

– Ее определил горсовет на курсы швей-мотористок, чтоб без дела не моталась. Занятия вот-вот начнутся. Жду со дня на день. Ну, а надумает там остаться, опять же приедет. Деньги туда переведет, квартиру обменяет. Мне она ничего не оставит. Я и не жду. Мои дети наживали, а достанется чужому человеку. Потому что ее они удочерили и записали на свою фамилию. Меня лишь опекуншей признали. До совершеннолетия. Тогда она может и деньги с вклада снять. Сама. Без меня. Все сразу. И только видели Тоську…

– Вы даже не слышали, откуда ей письмо пришло? – деланно удивилась Задрыга.

– Где уж там? Как кошка сало прятала от меня письмо.

– Олег к ней часто приходил?

– Всего один раз! А вы его знаете?

– Видела случайно. С Тоськой говорил. На улице. Она и познакомила с ним.

– А курсы эти где будут? В порту заниматься станут или в Доме офицеров?

– Нет, на швейной фабрике! Там – сразу к делу приучат.

Два месяца – практика, потом – работа. А вы с чего так интересуетесь Тоськой?

– Может, тоже в швеи пойду? Вот и спрашиваю заранее!

– А где вы с Тоськой познакомились?

– В подземке!

– Ах! Вот оно что?

– Да я ее не оправдывала. Уговаривала домой вернуться. Она у вас ни голода, ни холода не знала, хоть и чужая. Иная родня того не даст, – подыгрывала Капка бабе. Та подобрела, поставила чай, положила пачку печенья.

– Угощайтесь! – села напротив Капки. И посмотрела на нее глазами той, какую убила Задрыга здесь, в этой комнате.

Капка, сделав глоток чая, поперхнулась. Долго не могла откашляться. Женщина подала воды. Глотнув, Задрыга боялась глянуть в лицо. Заторопилась уйти.

– Что мне Тосе сказать, кто ее спрашивал?

– Валя искала, передайте ей! – бросила на ходу. Король поспешил следом.

Едва свернули на центральную улицу – навстречу целый наряд милиции.

– Ваши документы! – подступил пожилой майор к Королю.

– Какие документы? Вытащил жену прогуляться! Месяц женаты, а наедине не удается остаться. Родни полон дом. Все время на глазах… Дай хоть уединиться. Ведь сам мужик! Ну, кто выводя бабу, паспорт с собой берет? Не думал, что вас встречу. Тут до сквера рукой подать. Хоть посидим на лавочке вдвоем.

– Ладно! Идите, молодожены! Пропустите их, ребята! – скомандовал патрулю.

– Смотри, спину жене не заморозь! – отпустил кто-то вслед казарменную шутку, и наряд, громко рассмеявшись, пошел по улице, топоча кирзовыми сапогами.

Остап обнял Капку, та выдохнула комок страха, подкативший к горлу.

Они шли по улице, оглядываясь по сторонам. Надо было успеть вернуться вовремя. Малина решила сегодня уехать в Черняховск.

– Предъявите документы! Почему нарушаете режим и выходите так поздно на улицу? – подошел морской патруль.

– В гостях задержались! На дне рождения! Больше не будем! – проворковала Капка голубиным голоском.

– Где живете? – спросил уже более мягким тоном капитан, осветивший лицо Задрыги ярким лучом фонаря.

– На Герцена!

– Может, вас подвезти? – глянул на пустынную улицу.

– Не стоит! Мы сами дойдем!

Их снова пропустили. Но Король уже начал нервничать;

– Давай в проулок смоемся. Надоело нарываться.

Едва свернули в тихую улочку, их обступила свора шпаны

– Стоп, бабочка, мотылек наш залетный! – схватили Задрыгу чьи-то сальные руки. Потное лицо, приблизившись к уху, шепнуло тихо:

– Пошли со мной ненадолго!

– Отваливай, кенты! На законников наезжаете! – сказал Король.

– Какие законники? Эта – фря – фартовая? Ха-ха-ха! Тогда я – кровник царю! – рванули с Капки жакет.

– Она – дочь Шакала!

– Да хоть самого льва! Баба она и есть баба! – хихикнул кто-то рядом.

Капка вышла из себя:

– Ну! Держись, падлы! – рявкнула так, что мужик протянувший руки к ее груди, отпрянул и присел.

Задрыга набросилась на длинного, худого мужика, ударила дуплетом в пах и в челюсть. Потного, рыхлого – сшибла с ног ударом в солнышко и по горлу – ребром ладони добавила.

Король, сорвав с земли двоих за шиворот, стучал их лбами друг в друга. Ему в спину попытался воткнуть нож совсем молодой парень. Капка заметила, налетела молнией. Выбила нож, поддела в подбородок, упавшему наступила ногой на горло. Слегка подпрыгнула. Почувствовала хруст. Соскочила и догнала убегающего в подворотню пожилого стопорилу. Тот резко повернулся, метнул нож. Капка пригнулась. Головой ударила в дых. Мужик рухнул на землю, раскинув руки.

Трое наседали на Короля. Тот отбивался ногами и кулаками.

Задрыга вытащила нож. Метнула.

– А-а-а, сука! – заорал мужик, падая.

Двое оставшихся оглянулись. Бросились к Капке. Король успел прихватить здоровенного детину. Подцепил на кулак, но не свалил. Задрыга тем временем все пыталась достать тщедушного, верткого парня. Едва она теснила его к стене, тот изворачивался, ускользал. И доставал Задрыгу сбоку хлестким кулаком. Он внимательно следил за каждым ее движением и умело увертывался от расправы.

– Замокрю, паскуда! – загоняла его в угол. Но тот снова ускользал, выматывал Капку. Та наскакивала на него со всех сторон. Но парень умело уходил, словно дразнил фартовую.

– Пидер облезлый!

– Шмара гнилая! – услышала в ответ.

– Распишу пропадлину!

– Сначала я тебя натяну! Вот на это! – похлопал себя ниже

живота. У Задрыги в глазах потемнело. Так нагло с нею никто не решался разговаривать. Она вырвала из-за пояса нож, но парень заметил и тут же нырнул в темноту угла, заманивая туда Капку.

– Блядский выкидыш! – едва угадывала фигуру парня.

– Сейчас тебя уделаю! – услышала в ответ и тут же почувствовала больной удар в плечо тяжеленным булыжником. Капка упала, ударившись затылком о булыжник, выронила нож. И почувствовала на себе цепкие руки.

Она слышала, что и Короля загнали в тесный угол. Он никак не может вырваться и помочь ей.

Капка хотела вскочить, но оказалась накрепко придавленной к земле. Кто-то держал ее, словно в клещах. Она не могла пошевелиться.

– Попухла? – почувствовала, как чужие пальцы сдавили грудь. Мнут их сопя. Вот рука полезла вниз, рванула юбку. Капка задергалась из последних сил.

– Куда? Не трепыхайся, сучка! – услышала треск разорванной юбки.

Попыталась ударить в лицо головой, но из глаз будто искры посыпались.

– Не мешай, зараза! – услышала в самое ухо. И почувствовала, как сдирают с нее белье.

– Да держи ты ей ходули! Лягается, падла! После меня на ней поездишь!

Капка поняла, в чьи клешни попала. И уловив последний миг, поддела коленом в пах, сильно, резко. Стоявшего рядом на корточках долбанула ногами в лицо. И тут же налетела на того, какой собирался обесчестить. Он катался по земле, еле сдерживая вопль. Задрыга нагнулась, выбила пальцами глаза. Наступила ногой на пах. Подняв нож, воткнула его в живот воющему комку.

– Канай, падла!

– Задрыга! Это я – Генька! – услышала стихающий голос. И только тут вспомнила парня, с каким вместе училась у Сивуча.

– Прости, – то ли послышалось, а может, и впрямь сказал умирающий.

– Прикончи шустрей…

Но Капка не оглянулась. Вырвав нож из живота Генки, тут же метнула в спину здоровяка, загнавшего в угол Короля.

– Хиляем! – схватила Остапа за руку. Тот еле держался на ногах.

– Сваливаем, Задрыга! – поплелся рядом, опустив голову. Вся его рубаха была в крови. Лицо в синяках. Капкина одежда изорвана в клочья.

Когда они пришли на хазу, малина уже уехала в Черняховск. Их не стали ждать.

Стремами сказали, что пахан обещал вернуться через день, если все будет «на мази».

Старый шестерка, какого Шакал взял из местных бичей, живо согрел воду. С сочувствием смотрел на Капку и Короля, вздыхая спросил:

– Где же это вас так отделали?

– Шпана! На кодлу нарвались! Оборзели, падлы! – ответила Задрыга.

– Ну, эти – перхоть! Вернутся кенты, устроят «баньку». Лишь бы не менты!

Король никак не мог содрать с себя рубашку. Задрыга помогла и содрогнулась. Как избит и исполосован ножом Остап…

Стало неловко, что покрикивала, торопила его дорогой, высмеивала и подтрунивала над ним. Он молчал. Ни слова в ответ.

Капка промыла ножевые раны. Смазала их бальзамом, сделанным по рецепту Сивуча. Сделала примочки на лицо, снимающие любые синяки за три часа. Уложила его в постель.

– Не уходи. Побудь рядом. Ругай, кляни, я заслужил того, только не уходи! – попросил Капку тихо.

Задрыга умылась. Переодевшись в спортивку, сидела перед зеркалом. Подкрашивала ресницы, брови, губы.

– Надо проучить шпану. Навек отбить охоту на законников наезжать! – повернул голову Остап.

– Теперь уж завяжут! Ты знаешь, кто с ними был? Зелень Сивуча. Мы вместе учились. Почему он у шпаны оказался? Из малины, верно, выперли? То-то я с ним не могла сладить. Будто сама с собой махалась.

– Тебе его не жаль?

– Кого? Геньку? Ничуть! Мы учились вместе. Но никто ни с кем не кентовался! Не заведено было, не принято. Да и с чего мне жалеть его, если полез? Вот и нарвался! Припутала козла! – ответила не сморгнув тазом.

– А меня вспоминала в Брянске?

– Некогда было пылью кентель забивать. Не до того…

– Зато я всегда тебя помнил!

– Даже у шмар – в притоне?

– И там!

– Ну и хмырь! – усмехнулась Задрыга.

– Капля, я люблю тебя!

– Дрыхни. Не вякай пустое! – осекла, нахмурившись, и отвернулась.

– Пора нам с-тобой из фарта линять. Вон как шпана отделала обоих! Как барбосов выдрала, – грустно вздохнул Король.

– Линять из малины? Куда?

– Земля большая, место сыщем всегда! Было бы желание! – смотрели на Капку глаза через щели в тряпках.

– Земля большая! А места мало! Как дышать без закона, без малины? – удивилась Задрыга.

– На земле не одни законники! Есть обычные люди.

– Фраера? Да разве они живут? Ты что?

– Они бывают счастливы, Капля! По-настоящему счастливы! Хотя у них нет столько денег и барахла, нет рыжухи. Зато им никто не мешает любить, иметь детей, свои семьи, свои дома, а не хазы. Они не боятся ни воров, ни милиции. Первым – отнять нечего. А ментам – придраться не к чему.

– Ну и что это за житуха, что за дом, в каком вору глянуть не на что? Это ж нищая хаза!

– Но она счастливее и светлей тех, в каких мы канаем. Там тихо и спокойно. Никто не обидит, не обзовет, не унизит Там – все верят и любят друг друга. Помогают и живут вместе. Делят поровну хлеб и тепло. А что человеку нужно больше?

Капка поневоле заслушалась. Повернулась лицом к Королю.

– Откуда ты знаешь, как живут фраера? Я в подземке слышала совсем другое!

– Капелька, я сам так жил. О себе рассказывал. О своей семье! Те, кто в подземке – не всего света дети! Им – не повезло! Но есть и другие. Ты видела их повсюду. Да не хочешь замечать! Несчастные не поют и не смеются. Оглянись, увидишь улыбки вокруг. Плачущих – меньше. Поверь мне!

– Ну чего жужжишь, как муха на стекле? Не смогу я дышать без фарта! Без малины. Я же кто? Дочь пахана!

– Капля! У фарта есть другое мурло! Оно очень страшное! Не по плечу тебе! Не приведись увидеть его!

– Чем пугаешь?

– Есть зоны на дальняках! Холодные снега! Есть сырость – мокрее дождя! Есть горе – хуже смерти! И это все, чем кончается даже самый удачливый фарт. Когда ты там – на Колыме – останешься совсем одна, среди зэчек. Когда каждая из них будет помыкать тобою, как последней дешевкой или шестеркой, ты вспомнишь меня и этот день. Но будет поздно. С таким уже сама не раз столкнулась. Всему свое время, Капля! Линяем!

– Сдвинулся! С чего бы это? Хочешь, сам сваливай! Меня не фалуй. Я фартовая – до гроба!

Король вздохнул тяжело.

– Куда я без тебя? Подожду еще! Может, одумаешься? А нет, накроемся вместе иль в разных зонах откинемся, как повезет…

– Ты вякаешь, счастливо канают фраера! А возникаем мы! Тряхнем! И все счастье накрылось. Где радость и улыбки со смехом? Сплошной вой стоит!

– Случается, Капля, такое! Но там, где люди любят друг друга, дорожат жизнями. Остальное – нажить можно!

Они еще долго спорили бы, если б не вошел в это время шестерка, неся в руках завтрак для законников.

– Поешьте, родимые! – пригласил к столу, не зная ни правил, ни закона, как Бог на душу положил. И присел к печке, погреть старые кости, не подозревая, что в присутствии этих – ему даже стоять надо было не дыша.

Капка нахмурилась. Но Король, обняв ее, шепнул на ухо:

– Стерпись, уважь старость. Так среди людей положено. Смирись, Капелька! – и та согласилась не заметить неуважение к своему званию.

– Холодно на дворе? – спросил Король старика, тот вытер слезящиеся глаза:

– Да, зябко! Плечи пробирает. Видать, к ночи будет дождь.

– А семья у вас есть? Старуха, дети, дом – имеются? – тормошил шестерку.

– То как же? Как у всех! В Озерске они живут. При своем доме, при скотине и огороде! С земли харчатся! Бабка моя нынче внуков растит. Их аж пять душ! Трое – в школу ходят. Старший – Славик – в седьмой класс пойдет нынче. А младшая – Ксюха – ей четыре сравнялось. Дети работают. Им недосуг с детьми возиться. Так вот бабка – при деле. Зато со скотиной и огородом – невестки управляются. Две их у нас. Одна – Настенька! Другая – Маринка! Вот с этой я не поладил сразу. Змея – не баба! Сколько ни дай – все мало. И сама лишнего куска не сожрет. Все тютелька в тютельку готовит. Приди вечером – подавиться нечем будет! Чтобы ничего не пропало. Все под обрез. Мне другой раз закусить было нечем. Ну и сбесился я! Учинил им погром! Той змеюке нашей! Она ревизором работает в мелиоводстрое. Уж я ей все вылепил в бельмы бессовестные! Она– с воем к матери своей сбежала! Ну, сын мой – Васька, с неделю покряхтел один и не выдержал, стал на меня выступать, недовольствие высказывать. Я его кулаком по горбу! Он на меня «полкана» спустил. Мол, я ему семью разбил! Вишь, чего придумал? А старуха – в слезы! Мол, родные, опомнитесь! И за сына вступилась. Ей внуков жаль. Маринка не захотела вертаться, покуда я в доме. Ну, вижу, лишним стал. Собрал свою котомку, с какой с войны пришел, и вышел с избы. Никто меня не вертал, не отговаривал, ни о чем не попросил. Обидно стало. Решил уйти, куда ноги приведут. Так-то и приехал в Калининград. Там познакомился с алкашами, сам таким чуть не стал. Все пропил, что было. А чего жалеть? Сегодня усну, а утром где проснусь? На том или на этом свете? Никто не знает. Ну, а тут добрый человек сыскался. Ваш главный. Приглядел меня. Я тверезей всех был.

Знамо дело! Свое пропил, на чужое рот не разеваю. Не свыкся пока. Он меня подозвал. Поговорил уважительно, не матерно. Предложил у него пожить при деле. Я решил попробовать. И вот уж третий месяц с ним. Целых тыщу рублев дал. Я их бабке послал. Себе стольник оставил. На одежу. Отписал старой, чтоб отдельный дом приглядела к моему возвращению. Сказал, что грузчиком работаю в порту. Только они такие деньжищи получают. Вот мои с ума сойдут! Пожалеют, что с дому выжили. Думали, я только самогонку жрать могу? Ан вишь, покуда еще в кормильцах состою! Не пропащий навовсе! Рано меня на мыло списывать! Накось, выкуси, Марина! – свернул сухую маленькую фигу и покрутил ею, как шилом.

– Ваш главный обещал мне и на похороны дать. Чтоб не попрекала меня мертвого – ревизорша наша! Не хочу с ее рук есть и видеть стерву не желаю! Вот заработаю – отделюсь от сынов! Сам себе хозяином заживу! С бабкой своей! Акулинушкой! Как стосковался я по ней – по своей оглобле! Я ж с нею уже больше полвека прожил. Не думал, что так приключится. Ну, да ништяк! Ненадолго расстались! С войны вернулся живым. Бог даст, и тут ворочусь.

–: Дед! А признайся честно, часто бабке изменял? – спросил Остап улыбаясь.

– Ну, тут по молодости чего не было? А в года сурьезные вошел, перестал баловать! Мужик – не жеребец! Об имени думать должон. Своем и семьи! Так-то!

Капка слушала молча. Ей не верилось, что этот старый, тщедушный дедок, греющийся у печки, способен на любовь. Да еще на такую долгую.

– Дед! А ты счастлив был со своею старухой? Вот если б заново родился, женился на ней? – спросила Капка шестерку.

– Только на ней оженился бы! На своей голубушке – Аку– лине! Ни на какой другой. Она – самая лучшая! Второй такой – в свете нет!

– А ты ее часто бил?

– Никогда! Боже упаси от такого стыда! Что ж это за мужик, какой бабу колотит? Это ж грех! Баба рожать должна!

– И не ругались со старухой?

– Нет! Ладили без того. Умели уступать.

– А теперь бабка зовет тебя?

– Да вот, приезжают люди с Озерска. Я их спрашиваю про своих. Живут спокойно. Но бабка, так передают, скучает по мне. Ждет, когда ворочусь в дом. Даже Васька, меньшой мой сын, у какого в бабах ревизорша, тоже умнеть начал. Пристращал свою – разводом, если рога выставлять будет. Теперь хвост поприжала. Надолго ли только?

Стремач, робко заглянувший в хазу, позвал старика наружу. А Капка с Остапом снова остались наедине.

– Вякни, с чего тебя в откол тянет? – спросила Задрыга.

– Тебе шестерка трехнул про все.

– А что ботал? Из своего дома свалить пришлось на старости! Никто не остановил его. Вот тебе и любовь! Откинься дед, закопать было б некому! Столько прожить, а под старь в бичах канал. Разве это счастье? Я б такого не хотела!

– Капля! Дышат семьи по-разному! Это от самих зависит. А шестерка, что с него взять? Свой век прожил, – насторожились оба, услышав во дворе особняка громкий чужой голос. Король выскочил из хазы через окно, подумав, что во двор заявилась милиция. Он подал руку Капке и, выхватив ее из окна, помчался под склон.

– Да стой же ты! Дай пронюхать, кто возник? В хазе общак! Секешь иль нет? – остановила Капка и вернулась к дому. Осторожно обошла его сбоку. Заглянула во двор, вскоре позвала Остапа.

Зажимая ладонью рот, чтобы не расхохотаться громко, указала во двор.

Полная, высокая старуха, в длинной черной юбке и в линялой кофте, стояла посередине двора, держа под мышкой старика– шестерку. Тот дергал ногами и был похож на состарившуюся куклу, какая долго валялась в пыльном углу. Но вот о ней вспомнили…

– На стари лет блукать вздумал, срамить нас! Ишь, забот– чик! В заработки подался! Я ж думала, что ты к дочке в гости поехал. А ты – в ханыги скатился? Даже исподнее пропил? Вон как схудал! Сущий шкелет остался!

– Акулька, спусти на земь! – требовал дед.

– Лысый озорник! Все глаза выревела, когда мужики рассказали, каким тебя видели! Иль ты бездомный? Иль в доме места тебе не достает? Чего бедокуришь? Пора уж остепениться!

– Поставь на ноги! – твердил старик.

– Сбирай котомку! Поехали домой! Дети без присмотру остались нынче! Скотина неухожена! А я тебя тут разыскиваю через пропойц! Стыд и страм! Весь провонялся, будто в хлеву родился! Живей надевай свое и поехали, луковичка моя облезлая, – целовала старика в лысую макушку, впалые щеки, худые плечи.

– Маринка-то как нынче? – подобрел шестерка, устроившись на руках удобнее, обняв жену за шею.

– Кается, окаянная! Клянется никого не забижать! И за тобой ходить! Просит низко – в избу воротиться!

– Деньги получила?

– То как же! Корову на них купили! Справную! Два ведра молока дает! Молодая! Вторым телком ходила! Теперь и деньги в доме всякий день. И в молоке, хоть купайся! Низко кланяются тебе все за подмогу такую. И все ж в дом живей вертайся. Без коровы мы прожили бы, а без тебя – нет! – опустила на землю.