Текст книги "Месть фортуны. Фартовая любовь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– А где тетка? – не выдержал Данил.

– Ни одного навара не приволок, а уже тетку дыбает, шелупень! Иль яйцы раньше мозгов созрели? – спросил Глыба тем же голосом. И пацаны расхохотались.

– Всем – мыть клешни, хари и прочие муди! Хавать! Потом потрехаем и смекнем, куда вас всунуть! – распорядился пахан.

Пока «зелень» отмывалась от штолен, Глыба пошел за барахлом для свежаков. А Капка с Шакалом говорили о своем.

Было решено сегодня же ночью увезти всех пацанов к Сивучу и Лангусту. Пусть попытаются что-то слепить из этой разношерстной своры.

Король, следивший за тем, как моется ребятня, проверил каждого – нет ли вшей и прочей заразы. Кроме Данила, у всех в волосах кишели вши.

– Живо сюда! – Принес пачку дуста. Посыпал им головы не скупясь. Велел обвязать волосы полотенцами. И собрав в кучу белье, отдал сявкам, чтоб выкинули немедля.

Вскоре вернулся Глыба с «шестеркой». Загруженные сумки тут же распаковал. Одел «зелень» во все новое, чистое.

Пока ребята ели, Шакал исподволь внимательно наблюдал за каждым.

Потом, велев им отдыхать, позвал к себе Капку и Короля, поплотнее закрыл двери, чтоб никто не мог подслушать.

– Хреновый у тебя улов! Много сил и башлей спустишь на эту кодлу. А понт будет ли? Ты только глянь, шары протри. Одна перхоть! Твой этот Петька – черт глистатый! В нем злобы и жадности полно. С таким кентоваться даже пидер не сфалуется. Или этот – Колун! Ни ума, ни сообразительности! Кобель редкий! А тупой до удивления! Глянь в его шары! Ни искры ума. Одна безмятежная дурь и похоть! Какой из него фартовый! Или эта – хромая транда!

– Она шестерить станет у Сивуча! Не для фарта взяла ее! – вступилась за Тоську неожиданно для самой себя.

– Ну, дело твое! Только помяни! Из этих хмырей ни хрена не слепишь! Не возись с ними, не трафь! Пустое все! Надыбаем тебе из беглецов, либо из освободившихся. Больше понту! Эти через месяц навары приволокут. А на твоих уйдут годы! Нынче в дело никого не бери. Засыпешься с гавном! – говорил Шакал.

Но Капка слушала вполуха. Она помнила, из какой «зелени» лепил малины Сивуч. Те были куда слабее и никчемнее. Не знали тех условий, не перенесли столько бед и побоев. А стали законниками. Все, кроме Паленого, фартуют кучеряво. Ни одна малина из-за них не осталась в накладе.

– Нет, пахан! Я взяла! Мои они! Гони башли для Сивуча!

Уж если прокол, то и он – мой! Ни одного не отпущу! – не согласилась Капка.

Она вошла в комнату, где спала ее «зелень», будущие кенты.

Петька во сне сжимал кулаки, скрипел зубами, метался. Митька – свернулся в клубок, сопит тихонько. Подозрительный пацан, немногословный. Оба близнеца спят обнявшись. У этих – все на двоих – и хлеб, и соль. Будут ли радости?

Тоська всхлипывает, видно, даже теперь на памяти синяки болят. Лишь Данил развалился богатырски. Глупость никогда ничто не мучает и не терзает… Таким везде прижиться можно. Ни память, ни совесть не болит. Таких нередко обходит Фортуна сердцем…

Шакал до глубокой ночи уговаривал Задрыгу отказаться от пацанов. Находил убедительные доводы, но девчонка заупрямилась и не согласилась с паханом.

Едва стемнело, Капка стала собираться. Сложила в сумку все необходимое. Пересчитав деньги, потребовала еще. Шакал недовольно поморщился, но отстегнул. Задрыга подошла к Королю.

– Не дергай его! Отпусти с нами в дело. Ты без него сама справишься. Этот кент пусть пока с нами пофартует, – попросил пахан. И добавил:

– Не на день линяешь. Сама зырь, кто на что врубится? А может, всех отсеет Сивуч. Тут же надо на общак пахать, чтоб не худел. Дошло?

– Уломал! Пусть кемарит медвежатник. Уступаю кента вместо себя! Но тогда еще башлей подбрось. Не на холяву Короля отдаю! – усмехнулась Капка. И забрав деньги, велела пацанам линять из хазы тихо.

Король не слышал, как закрылась дверь за «зеленью». Капка выскочила из дома первой. И, не оглядываясь, повела, свою ораву к вокзалу.

По дороге загрузились продуктами. Втиснулись в купе. Набрали чаю у проводницы. И, разговорившись, забыли о времени. Спать никто не ложился. Все думали о предстоящем. Мечтали вслух, строили планы.

– Я, когда первые бабки сорву, похиляю к шмарам! – заговорил по фене Данилка.

– Вот дурак! И не жаль тебе на гавно деньги тратить? Зачем бабье? Лучше жратвы купить много-много! И на зиму – теплое белье! Новое, свое. А не снятое с пугала в огороде! – отговаривал Митька.

– Я себе часы куплю! Самые лучшие. Настоящие! Командирские! – мечтал Колька.

– Ерунда! Без часов обойтись можно плево! Зачем нам время знать? Ночь – всегда ночь! Вот я себе куплю магнитолу!

Портативную! Она мне и песни споет и что-нибудь сбрешет! – горели радостью глаза Шурика.

– Во! Когда я по блядям пойду, у тебя часы, а у тебя – магнитолу возьму. Чтоб закадрить! – сообразил Данила.

– Вот тебе! – отмерил Калька по локоть и тут же получил легкую затрещину.

– Эй, кент! Клешни в сраку сунь! Не то я их тебе укорочу! – предупредила Капка Данилу. Тот удивленно глянул на Задрыгу. Не понял, за что грозит?

– Тебе ботаю! Махаться завязывай! Иначе самого отмантулю! Врублю так, что мало не покажется! Секи! Ты нынче для них – никто и ничто! Они уже не в подземке! Там ты паханил. Здесь – я! Заруби себе на шнобель!..

Пацанам пришлась по душе защита Капки, и они осмелели.

– А я себе бусы куплю. Красные! Большие. И серьги. А еще – настоящее платье, – мечтала Тоська, одетая, как и мальчишки – в спортивный костюм.

Капка, чтобы не выделяться, оделась одинаково со всеми. И, оглядывая свою будущую малину, посмеивалась втихомолку.

– Все на одно мурло! Как пули в нагане. Одна обойма…

Утром в купе постучала милиция:

– Ваши документы? – оглядели притихших ребят.

– У тренера! Он, наверно, в туалете! – нашлась Капка мигом.

– Спортсмены?

– Конечно! Разве не видите? – удивилась Задрыга.

– И куда едем?

– У нас турне по городам! Куда пригласят. Так тренер говорит. А сейчас – в Москву! На соревнование!

– Ну, счастливого вам! Успехов! Будем смотреть по телевидению! – улыбнулся лейтенант, поверивший Капке.

Да и что можно было заподозрить в ней? Вся голова в бигуди, яйцо в креме, сама – в спортивке, на ногах кеды.

На столике в купе стаканы с чаем, пачки галет и печенья. Ни дать, ни взять – спортсмены. Скучились на нижних полках все разом. Чуть ли не на ушах друг у друга примостились.

– Чего таких проверять, зря время тратить? – закрыли дверь, извинившись за беспокойство и пошли в другое купе проверять взрослых пассажиров.

Капка сама себя похвалила за находчивость и выдержку. Она знала, нельзя законникам трехать с милицией. Западло это. Но Тут случай особый. Она не просто законница, она – почти паханка. А значит, должна думать о кентах, их безопасности. Кто должен привезти «зелень» в полной сохранности и без приключений? Конечно, она! Выходит, все средства хороши, главное – результат…

Сделав пересадку в Москве, поздним вечером приехали в Брянск, Тут Задрыге знаком каждый проулок.

Она вела ребят неприметными улочками засыпающего города.

Когда вышли на пустынную дорогу, ведущую к дому Сивуча, велела всем присесть, прислушаться хорошенько. Сама ухом к земле припала, не послышатся ли ненароком чужие шаги? Но нет, все вокруг было спокойно и тихо.

– Всем заткнуться. Хиляем тихо. Не ботать, не спотыкаться. Заметано? – велела Капка и пошла впереди неслышно, словно тень.

На стук в окно в доме тут же зажегся свет. Задрыга увидела выглянувшего Лангуста. Тот торопливо открыл, впустил пацанов, спешно закрыв за ними двери.

– Вы никого не встретили по дороге?

– Нет! А кто возникал? – насторожилась Капка.

– Да хмырь какой-то объявился не так давно. Принюхивается к нашему пределу! Ботает, что понадобилось ему место под заповедник.

– А ты знаешь, Задрыга, что тому хорьку Лангуст вякнул? – вышел из гостиной Сивуч и сказал хохоча громко:

– Насчет заповедника, то хрен его батьку знал! А вот зверинец можешь открывать. Только для полной обоймы пару молодых мартышек привези! Тогда мы потрехаем с тобой! На холяву– не возникай! Кентель с резьбы сверну!

– Ну и как он? Сфаловался?

– Кой там? Ученым ломался! А от него за версту стукачом несет! Нас «на понял» не возьмешь! – сознался хозяин.

– А почему сейчас о нем спросили?

– Не случайно колол!. Этот козел здесь дотемна морился. Будь на стреме! – предупредил Лангуст.

– Ты что ж, уже «зелень» подкинула нам? – заметил ребят, подойдя почти вплотную, Сивуч.

– Да, в работу тебе! Слепи мне малину, – попросила Капка.

Сивуч оглядел каждого:

– А девка тебе зачем? – удивился сразу.

– Ее в шестерки привезла. Пусть хозяйничает. Постирать, помыть, жратву сварить. Пусть управляется. У «зелени» и без того мороки хватит.

– Вот этого обалдуя я не беру! – отказался Сивуч от Данилы и добавил, сплюнув:

– Он не тем кентелем дышит!

Парень густо покраснел. Хотел выйти из дома. Но Лангуст остановил, сказав:

– Я его беру! Фаиный кент будет!

Сивуч хрипло рассмеялся:

– Бери! Не жаль! – и велел пацанам располагаться на верхнем этаже.

До вечера с каждым поговорил, всех посмотрел, проверил. Предупредил о законах и правилах.

Ребята уже на следующий день сами подготовили свои комнаты, натопили баню, вымылись в ней, напарились, впервые в жизни.

Сивуч и Капка даже не заметили, когда исчезли Лангуст с Данилом. Хватились их в обед, когда Тоська впервые накрыла на стол самостоятельно. Капка лишь иногда подсказывала ей.

Тоська очень переживала. Понравится ли обед? Все ли правильно она сделала?

Капка понимала ее переживания. Сама когда-то через это прошла. В другой раз бы, может, и высмеяла пустые страхи, но помнила недавний разговор с Шакалом:

– Пока ты не выросла, не хотел с тобой о серьезном трехать. А уж коль вздумала своей малиной обзавестись, давай, как паханы…, – усадил Капку напротив и заговорил:

– Кентами моей малины я позволял тебе забавляться. Ребенком ты была. Моею дочерью до конца будешь. Никому другому не позволил бы хамства и неуважения. Я о Боцмане, Таранке, Паленом… Нет их с нами теперь. Но ты помни, став паханкой – всякого кента держи. Не обжимай на доле, не унижай, не трамбуй без дела. Не давай в обиду никому и друг другу. Не позволяй разборок меж собой по мелочам. Стой за каждого, как за кровного, даже если лажанутся где, помни, виноваты и правы они бывают лишь перед тобой. Перед остальными ответ не держат. Иначе, ты не паханка им! – глянул на дочь строго и продолжил:

– Любой ценой держи их в жизни! И хотя это бывает нелегко, иди на все ради их воли, жизни. Башли не считай. Живой кент долги отпашет в деле. Придется рисковать и кентелем. Не без того. Покуда я дышу – рассчитывай. А дальше – самой придется. Не трясись, когда за честь фартовую, иль за свою малину, поставишь на коя – тыкву! Фортуна таких щадит и помогает им. Не базлай на своих кентов. Сдержись! Не трамбуй! Хоть имеешь право по закону. Секи, все кенты легко переносят голод и холод, тюрьмы и ходки в дальняки. Но не прощают унижений. Никому! И пахану! Стерегись ненависти! Будь ты хоть маэстро, коль возненавидят фартовые – не дышать тебе. А потому забудь все, что утворяла в «зелени». То были игры. Теперь – жизнь и фарт. Не срывайся, не кати бочку за малую провинность. И не верь вслепую никому. Всех проверь, прежде чем в дело взять. Помни, кентов нельзя обжимать ни в чем. Ты за них перед собой ответишь. За все! Если не хочешь, чтоб линяли от тебя – держи путем. И еще… Случается, ради кентов с лягавыми вякать доводится. В поездах или на улице прицепятся. Не дергайся, не хватайся сразу за «перо», если без него можно обойтись. Лягавого файно мокрить без свидетеля. Потому что за этого жмура «вышку» клеют. А жизнь – одна! Любого мента можно прижать в потемках. Без спешки.

С кайфом. Для этого не надо рисковать собой…

Задрыга старалась следовать советам пахана во всем.

Она внимательно следила за ребятами. Те прилично убрали каждый в своей комнате. Теперь приводили в порядок двор. Выметали каждую соринку. Здесь им заниматься. Тут они научатся ходить и бегать, драться, прыгать. Задрыга вспомнила свое недавнее, грустно усмехнулась. Почему-то вспомнился Остап.

– Как-то он там теперь? Наверное, не сидит без дел? Пахан его живо сфалует! Не даст кемарить Королю, – думает Задрыга и замечает человека, скользнувшего в чащу легкой незаметной тенью. Так скрываться в лесу мог только очень опытный, тертый фартовый. Даже ветки деревьев не дрогнули. Не пошевелились кроны. Не слышно шагов и дыхания. Словно призрак появился. Был и нет его.

Капка насторожилась. Нехорошее предчувствие засело. Она понимала, что за домом следят. Но кто и зачем?

Задрыга обошла пацанов, перебросившись парой безобидных шуток и тут же стрелой метнулась в чащу, откуда вскоре донесся пронзительный крик.

Пацаны выронили лопаты и грабли, веники. Оглядевшись, кинулись гурьбой, следом за Капкой.

Увиденное ошеломило их.

Задрыга сидела верхом на мужике и, заломив ему руку до самой макушки, спрашивала:

– Колись, падла! Зачем возник?

Мужик извивался под Капкой, пытаясь сбросить с себя цепкую девчонку. Но не удавалось. Она выламывала руки, пытая больно, жестоко:

– Обмишурился я. Хотел к Сивучу подколоться ненадолго. Из тюряги слинял неделю назад. Думал, приморюсь на месяц. А тут занято! – стонал мужик.

– Не темни, козел! – сдавила коленями ребра:

– Зачем было тыриться, если с таким делом возник? От кого в чащу шмыгал? Если примориться возник, с чего хазу обогнул? – ударила кулаком по голове. И, увидев пацанов, попросила:

– Позовите Сивуча!

Мужик под Капкой задергался изо всех сил. Попытался схватить за ногу, но получил носком в лицо.

– Не трепыхайся! Песня спета! – увидела спешившего Сивуча, его вела «зелень».

Капка повернула мужика лицом к старику, спросила:

– Знаешь ли его?

Сивуч нагнулся совсем близко. И вдруг отпрянул:

– Знаю ли? Да я из-за этой падлы чуть «под вышку» не загремел. На Колыме… Столько лет его дыбал по всему свету! Он же, паскуда, сам нарисовался! А я его давно жмуром считал.

Задрыга прихватила мужика за шею. И только хотела ударить по ней ребром ладони, увидела, скорее почувствовала на себе осуждающий взгляд.

– Не жмури его здесь! – услышала голос Лангуста.

– Хиляй. Сейчас я его в сарай приволоку! – ухватил мужика как пушинку. Бросил в сарай на мерзлые доски. И придавил ногой:

– Канай, пидер! – вдавил в пол. И приказал Даниле, стоявшему за спиной:

– Вытряхни его из барахла!

Голого, дрожащего мужика привязали к лавке. Облили холодной водой.

– Зачем возник? – спросил его Лангуст.

– Ожмурите, сами не станете дышать. Найдется, кому достать и за мою душу! – сипел мужик.

– Вякай, кто прислал? – сдавливала Задрыга суставы ног бечевкой.

– Не расколюсь! Жмурите! А завтра вас достанут! – стонал мужик.

– Вломи ему, Данила!

Парень лишь вполсилы двинул в ухо. Тот затих. Пришел в себя не скоро. За это время пацаны обыскали всю его одежду. Но ничего не нашли. Тогда за дело взялась Задрыга.

В подкладе шапки нашла документы и деньги. Под стелькой ботинка – листок бумаги с цифрами. Подала Сивучу.

– Так это номера телефонов! Первый – угрозыска Брянска. Второй – телефон дежурного. Только последний – не знаю.

– Значит, он стукач?!

– Он всегда таким был. Засветил меня операм на Колыме, когда я с фартовыми в бега намылился! Застучал всех! Мы и дернуться не успели, как попутали. А кроме него никто не допер! Мы уже часового сняли. И, на тебе – со всех вышек пулеметы запели. Уложили харями в снег. И под штыками – в шизо. Там два месяца охрана нас сапогами пересчитывала. А этот – лыбился падла! – вспоминал Сивуч.

– Замокрить суку! – рванулась Капка, но Лангуст придержал:

– С этим не опоздаем. Пусть вякнет, с чем возник?

– Не расколюсь, одно вякну, ожмурите меня – от вас ни хрена не останется» Это – заметано! – сказал стукач.

– Лады! Одевайся, падла! – велела ему Задрыга, развязав все узлы, сняв все веревки.

– Оно и так доперло, зачем сюда возник. А чтобы знал, как нас «на понял» брать, хиляй вперед! – указала ему на полотно железной дороги, где обычно подкладывали под колеса поездов убитых стукачей, имитируя смерть по пьянке.

Мужику такой прием был хорошо известен. Он оглянулся на Задрыгу, бросив несколько слов, озадачивших ее:

– Меня вы знали. Вам подкинут нового. Узнаете ли его?..

Через час разнесли мужика в клочья колеса поезда дальнего

следования. А в душе Капки осталась тревога. Она понимала, охотится милиция не на стариков. На других капкан ставила. Да и сама ли?..

Ее озадачил и натуралист-ученый, появившийся здесь на следующий день. Этот не прятался по кустам. Приехал на велосипеде, открыто. Поздоровался с Лангустом и Сивучем. Разрешил пацанам покататься на велосипеде. А сам пошел в лес. Как сказал, старикам:

– Посмотреть, как оживает лес. Кто в нем проснулся, а кто спит?

Капка не поверила ему. Едва человек свернул за деревья, Задрыга пошла за ним следом, наблюдая за каждым движением и шагом.

Вот он поднял сучок, поковырялся в земле, потом подошел к дереву, нагнулся к самым корням.

– Уж не того ли стукача шмонает? – подозрительно вглядывалась Капка. Но ничего опасного за ним не приметила. Вернулась к Сивучу. А там – милиция.

Капка издали увидела машину, остановившуюся у дома. Решила не входить. Выждала здесь, в лесу. Ждала с полчаса. Двое оперативников вернулись в машину, переговаривались меж собой:

– Сам не пойму, какого черта нас сюда гоняют? Ну живут у него дети! Родные иль на квартиру взял, жить-то на что-то надо?

Конечно! А ребятня хорошая! Да и какие из них преступники? Нет! Не там чекисты ищут! Измельчали они нынче…

Задрыге сразу стало холодно…

Она вошла в дом, когда машина уехала. А пацаны и старики смеялись громко, весело.

– Ну, умора! Слышь, Задрыга! Лягавые к нам возникали! – заметил Капку Сивуч.

– И что им надо было из-под нас?

– Про «зелень» интересовались! Мол, где я их набрал и зачем? Во, пидеры! Зачем людям дети? Вякнул бы им! Да такие, как они – наделают пацанов, а растить их не хотят! – пробурчал Сивуч.

– Что трехнули лягавым? – спросила Капка.

– Назвал их родственниками своими! И прибавил, что сыскал я нынче всю свою родню, попросил не оставлять в старости одного. Вот и привезли детей. Сестра и брат. Еще ожидаю. У меня родни оказалось полсвета! Не отвернулись. И прошлого не испугались, потому что оно прошло. А детей мне дали своих – без страха. Чтоб они помогали. Иль вы запретите? Спросил я ментов. Они не знали, что трехнуть. Извинились за беспокойство и слиняли.

Задрыга смолчала тогда о подслушанном. Оглядевшись, она не увидела Данила и спросила о нем у пацанов:

– Где наш ублюдок? Куда его черти унесли?

– Не знаем! – пожимали плечами ребята.

– Я трехну, где Данилка! – отозвался Лангуст и подозвал Капку поближе. Предложив ей присесть к камину, сам не решился в ее присутствии присесть на стул. И заговорил стоя, понизив голос:

– С Данилой – ажур! Я его к шмарам определил. Пусть дурную кровь сгонит! – Пора его пришла!

– Как? Без моего ведома кентом распоряжаться?! Зачем из пацана кобеля делаешь? Только этого не хватало! Он и так дурак! Тут – последнее растрясет! – возмутилась Задрыга.

– Не горячись, успокойся! Время его пришло бабу познать! Природа свое взяла. Оттого он дурным был, что ни о чем другом не мог думать! Я это допер враз. Помочь решил, как мужик. Ты про это пока не врубилась, не секешь, что плоть мужиков допекает не спрашивая, кто он – фартовый иль фраер? Пусть опорожнится. А потом из него такого законника слеплю – удивишься!

– Почему мне не вякнул? Кто из нас пахан Данилы? Сколько он по шмарам таскаться будет? Не многовато ли для начала? По себе судишь?

– Стоп, Задрыга! Не перегибай! Я не в твоей малине, чтоб на меня наезжать. И на Даниле срываться не дам! Пусть оскомину собьет. Всяк мужик не бесконечен. Да и зачем он тебе теперь? Пусть натешится! Долго спокойным будет. Шелковым и послушным. Готовым к занятиям. А теперь, что толку его учить? Когда в яйцах свербит, в кентель ничего не лезет! Заклинивается на учебе. Я – старый, знаю, что ботаю! – усмехался Лангуст.

– Присядь! – заметила Капка, как переминается человек с ноги на ногу.

– Заплатил я за него шмаре. За неделю вперед! Нельзя, чтоб башли пропали!

– Абонемент у бляди выкупил! – подал голос Сивуч из-за Капкиной спины и, присев рядом с Задрыгой, встрял в разговор.

– Ты на Лангуста хвост не поднимай, Капля! Он меня за грудки с того света не раз выдернул. Я ж ни хрена не видел. Помнишь? А Лангуст меня выхаживает. И я хоть немного, а прозрел. Ноги уже сам таскаю. И по нужде теперь без нянек обхожусь. А все он! Не гляди, что его Медведь с паханов и закона выбросил. Лангуст – файный кент. И тебе еще, ох, как сгодится! Не отрывайся на нем! Не гонорись! И Данилке кипеж не закатывай! Ты еще не паханка! А Лангуст главней был. Смотри, чтоб за твой норов и тебя Фортуна не сунула шнобелем в сраный зад! Учись, покуда мы дышим! Я тоже гоношился поначалу. Потом доперло, что без Лангуста – не дышать. Он много знает. Прислушайся, зауважай, как кента! В накладе не останешься! Ты их оставишь и слиняешь в предел к Шакалу, а малину тебе – нам с Лангустом лепить вместе. Одному мне не потянуть такую свору. А ты еще подкинешь. Я тебя знаю. Они – тоже на его горб свалятся. Так что не сри в клешни, из каких малина всю жизнь хавать станет!

Капка после этой отповеди замолчала. Не бранилась на Лангуста, лишь спросила, сбавив тон:

– Он теперь все время будет по шмарам шляться?

– Все фартовые баб имеют. И эти пацаны, когда в свою пору войдут, не смогут без шмар обойтись. Не все счастье в леденцах. Детство проходит. И тебя когда-нибудь возьмет природа за горлянку. Кайф, если на ту минуту рядом окажется кент, а не гавно.

– Меня?! Я никогда не буду думать о мужиках! И они – тоже! – указала на пацанов.

– Погоди. Пока не созрела! Что тогда вякнешь? Тебе уже недолго ждать осталось. Тогда поймешь Данилку. Он вовсе не дурак! Просто в хреновое время вы его подловили! Он многих кентов за пояс заткнет, когда придет его час! – говорил Лангуст.

– Но ведь шмары и заразные бывают! Я слышала от кентов малины!

– Те заразы лечатся. Но Данила не заразится. Это верняк! Я его научил, как уберечься.

– Да вон он – заявился! Смотри, как мурло сверкает! Как у кота в марте! И смирный стал, к пацанам не прикипается больше. Нас слушается, особо его! – указал Сивуч на Лангуста, поспешившего к Даниле.

– Ты, Капка, смотри, не проиграй Лангусту на кентах! Он для этого Данилки нынче, как отец родной. Главное угадал. И не высмеял, не обозвал, не отказался от него. А понял и помог. Хоть и не пахан. Это ты должна была сделать…

– Что сделать? – побелела Капка.

– К шмаре его подкинуть. За это доброе Данила верой и правдой до гроба уважал бы тебя, как маму родную! Я – старый хрен, забыл. Давно уж не фартую. И по шмарам не возникаю. Разве памятью…

– И ты по шмарам лазил? – удивилась Задрыга.

– Вот чудачка! А то как же! Да я по шмарам с тринадцати лет обкатался! Первая, была не намного старше! Семнадцати не исполнилось. Бухого обучила! За уши затащила к себе! Я тогда стыдился всего. Оно и понятно! Ни пуха ни пера еще не завелось! Ну, а девка – все огни и воды познала. К утру и я научился всему. Пахан меня заранее к шмарам таскал. Чтобы потом – не влюбился ни в какую. Чем раньше – тем надежнее, если хочешь из «зелени» кентов получить. Познают быстро, что все бабы одинаковы. Отличаются лишь нижним бельем.

– Но ты любил!

– И теперь ее помню! Потому, что она не стала моей. А если бы взял, как бабу, может, на другой день забыл! Это как недопитая бутылка, всегда она во всем виновата! Иль не стоило начинать, либо надо было допить до дна! – смеялся Сивуч.

– А у Лангуста тоже были шмары?

– Да ты посмотри, какой он лысый? Все волосы на чужих подушках оставил. У него столько баб было, что всей Черной сове во сне не снилось! И он не только со шмарами кадрил! Этот хмырь, чтоб меня из болячки вырвать, такое вякал, я детство вспоминал – вставал мокрым. И животом маялся со смеху. У него хватало романов и романсов. Кобель теперь на заслуженный отдых вышел. Но вынужденно. Если в город возникнет – не оплошает. Думаю, что он Данилку учит собственным опытом, на наглядном примере.

– Тьфу! – фыркнула Задрыга.

– Не фукай, кикимора облезлая! Понавезла пацанов, а у самой, вместо мозгов – гнилая махорка. Малину ей слепи. Да ты вначале глянь, как с них кентов лепить? Они ж на большое дело не годны! Дура! Леденцы да мороженое начнут тыздить! Тебе такие нужны? Нет! Чтоб к башлям и золоту страсть имели! А как это заронить? Только шмары! К ним с голым хреном не подвалишь! Бабки нужны! Рыжуха! Тогда кайф! Всего обласкают! Вот и секи! Не будет понта, не получишь навар!

Задрыга онемела. Выходит, все фартовые ходят в дела со своей целью? Не ради малины и общака? Значит, Король, если сфалуется в дело с Шакалом, тоже пойдет в притон к шмарам?

– Все в притоны возникают. И тебе нельзя забывать о том и отпускай кентов! Иначе не удержишь никого! Разбегутся! – словно прочел мысли Сивуч.

Подоспевший к этому времени Лангуст, смеясь сказал:

– Доволен кент! Еще неделю покайфует и можно с ним работать.

– Ты их всех к цыганам поведешь? – спросила Капка дрогнувшим голосом.

– Ну не всех разом! А что тебя колышет, Задрыга? Как из них фартовых лепить? – удивился Лангуст и продолжил:

– У них своя жизнь была. Никто не появился на свет в малине. К ней надо приручить. А за пайку кентель никто не подставит. Кент должен знать, за что рискует. Не просто за башли, а куда он их может пустить. Вот это покажи! Своди в кабак, к бабам, барахло дай клевое, кучерявую житуху!

– Да я сама того не видела! – призналась Задрыга тихо.

– Не поведу в кабак! Вначале в хазе надо проверить, какие они будут бухими.

– Тоже верно! Вот и прощупаем заодно. Кто чем дышит? – подозвал Лангуст Данила. Дал ему денег, велев взять с собой Кольку с Шуриком, отправил в магазин со списком.

Данил, прежде чем пойти, отпросился у Капки. Сам додумался или Лангуст надоумил, но Задрыге пришлось по душе, что ее слово он счел главным, и отпустила с ним обоих близнецов.