Текст книги "Месть фортуны. Фартовая любовь"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– У тебя была любовь?! – рассмеялась Задрыга.

– Была ли? Она и теперь со мной! В сердце песней жила. Звенела, звонче любых монет. Светила ярче всяких огней! Она заставила научиться многому! С нею я был счастлив! Целиком! А вот теперь… Моя любовь стоит надо мной в саване. То ли смеется, то ли плачет? Седая и старая, так похожая на смерть, – вздохнул Сивуч. Умолк. И вдруг спросил:

– Кто этот человек, какого ты привела?

– Король! Кент из нашей малины!

– Вы давно фартуете вместе?

– Недавно.

– Ты кто есть – Король? – спросил Сивуч.

– Медвежатник.

– Кто тебе – Задрыга?

Король стушевался, покраснел. Не знал, что ответить.

– Только не темни! Без булды трехни! Не как фартовый! Как мужик! – настаивал Сивуч.

– Я люблю ее, – сказал негромко Король.

– Я это понял еще когда вы вошли. По голосу твоему, – хохотнул старик и продолжил тут же.

– Не удивляйтесь. У влюбленных голоса особые. Их враз, издалека слышна. А стариков – видавших все – не нашлешь на махорке. Я – враз допер. У всех в судьбе – своя любовь. Одинаковой – не случается. Чужую, как рубаху, никто не прикинет на свои плечи. Любовь – смолоду до стари – крыльями за спиной дышит. Пусть они у вас будут сильными! – удивил Задрыгу Сивуч, учивший ее все годы остерегаться любви.

– Никого она не минет! Это верняк! Я-то думал, с Гильзой у тебя флирт завяжется!

– Нету Мишки, Сивуч! Ожмурила я его! Западло он стал! – рассказала Капка о Паленом.

Сивуч слушал, широко открыв слепые глаза. Из них горохом катались слезы.

– Эх, Задрыга! Всякий кентеныш для меня, ровно, моим кровным тут дышал. В каждого – себя вложил по капле. И душу, и сердце. Будто самою себя заново та свет пускал. Готовил в» всему. И помнил… А ты… Эх, стерва! Что отмочила! Зараза. Оттыздить бы тебя, да сил нет. Как же клешня поганая твоя на Мишку легла?!

– Ссучился! Предал! На разборке ему еще хреновей бы досталось!

– Тут не он, Лангуст – паскуда! Пидер – не пахан! – возмутился Сивуч. И внезапно все трое услышали стук в окно.

– Кого это принесло на ночь глядя? – удивился хозяин. И велев Капке с Королем смыться наверх, сам пошел к двери, разузнать, кто заявился?

– Лангуст? А что тебе из-под меня надо? – услышали Задрыга и Король удивленный вопрос Сивуча.

– По слову маэстро возник! Пусти! – донеслось снаружи. Старик открыл.

Король и Капка переглянулись.

Старик впустил Лангуста. В гостиную не приглашал. Загородил собою вход в комнаты. Ждал слова маэстро.

– Не мори на пороге. Я к тебе до самого погоста своего прихилял. «Зелень» велено готовить. И тебя держать кайфово! Допер, плесень?

– Не сдышимся с тобой! – не согласился Сивуч.

– С хрена ли эдак?

– За Гильзу! Падла ты – не законник!

– Вывели меня из закона! Из паханов – тоже! Дважды за одно – не трамбуют, Сивуч! Накладно мне еще и от тебя слышать звон! Не сам возник. Велели!

Сивуч молча отошел от двери, давая возможность Лангусту войти. Тот не спешил:

– Я свои майданы приволоку со двора! – вышел за дверь. И притащив кучу чемоданов, разделся, прошел в гостиную. Увидел накрытый стол:

– Кучеряво дышишь! А мне вякали, что вовсе схирел, без грева канаешь! А тут, гляжу, фартовые не бортанули. Дают кислород! Где ж твои гости? – спросил Сивуча.

– Здесь! – успели спуститься вниз Задрыга и Король.

– Я слышал ваше бренчанье со двора. Видел вас обоих! Ну, что ж! Фортуне было угодно свести нас здесь! – встал Лангуст. И добавил:

– Разрешат ли мне фартовые трехнуть?

– Ботай! – опередил Капку медвежатник.

– Не пахан я нынче! Выбили меня из пределов на разборке у Медведя. Сюда – до гроба! А предел – Шакалу отдали под условие. Чтоб ни один из фартовых не загнулся. Если хоть кто-нибудь ожмурится, маэстро вякал, Шакалу сам открутит кентель! Так-то.

Задрыга стояла закусив губы. Едва сдерживалась.

– Тебе, кентуха, маэстро малину даст через год. Свою, чтоб паханила и фартовала «на большой». Сама! Чтоб кучерявые навары давала маэстро. А кентов – я тебе лепить буду. Из тех – что нынче канают в штольнях в моем бывшем пределе. Так давай занычь «перо», какое в руке тыришь и на меня дрочишь. Я покуда нужен. Секи!

Капка сунула нож за пояс. Вздохнула тихо. Села к столу.

Король, подвинув ногой стул, предложил Лангусту коротко:

– Хавай!

Тот не заставил себя уговаривать. И тут же принялся есть, заодно рассказывая, как прошла разборка, во всех подробностях.

– Выходит, «зелень» мы сами отбирать будем. Каждый для себя? – обрадовалась Капка, оценившая способности многих из подземки. Ей за время пребывания в штольнях приглянулись несколько особо дерзких мальчишек и девчонок. Но говорить о них с Шакалом не решилась. Нужна была подготовка, кропотливая и тщательная. Пахан на нее вряд ли согласился бы. Теперь разборка развязывала руки. И Задрыга радовалась, что в свою малину она отберет лишь тех, какие ей придутся по кайфу. А не таких, кого возьмет пахан. Капка давно мечтала о своей малине. Медведь угадал ее затаенное желание и потрафил словом Маэстро. Теперь нужно лишь подобрать кентов.

– Медвежатник уже есть! Король, конечно, станет фартовать в моей малине и не приморится у пахана! Да и Фомка есть в Черной сове! А мне – не фартовать без медвежатника? – думала Капка, радуясь скорой удаче.

– В «паханки» принимать будут! Верняк, на сходе! – радуется Задрыга. И поневоле прислушалась к словам Сивуча.

– Тебе, Задрыжка, врубиться стоит, кого из пацанов чему готовить? Сама секешь нынче, не все законнику дано. А «зелени», и подавно! Кош – на стрему, других в стопорилы, опять же й налетчики понадобятся. Будет и гавно. Вовремя отсей! Такое всегда случается, – вздыхал старик.

– Ей будет из кого выбрать! Там, в штольнях – не одна готовая малина! И не скудеет! – смеялся Лангуст.

– Что ж, коль по слову маэстро возник, приморись! Пригляди, где канать станешь, куда «зелень» определишь? Не трогай лишь мою! Я в ней морюсь много Лет! – указал Сивуч на свою комнату.

Лангуст отмахнулся, мол, поладим. И, глянув на Короля вприщур, спросил:

– С Задрыгой иль с Шакалом фартовать станешь?

– Фартовому трехнул бы! С тобой о таком ботать – западло теперь!

Лангуст сконфуженно умолк. Затаил обиду на медвежатника А тот, сев к камину, отвернулся от него.

– Тебе нынче много знать Надо. О пределе моем. Хиляй сюда, Задрыга! Покуда я сам зову! Хочу помочь тебе на будущее! – достал записи бывший пахан и объяснял Капке, к какому адвокату стоит клеиться в случае беды с фартовыми, как подъехать к судье?

– Впрямую, сама, не возникай! Не станет слушать и двери не откроет. Фраера нас ссут. А вот адвокату к любому судье и следователю – ход вольный. Через них мылься. На защиту башли не жалей. Особо, когда кайфовые кенты попухнут. Но не давай крапленые! Защита тебе такой подлянки не спустит! И подсунет лажу. Вместо защиты – засыплет фартовых. Но секи и про то, что если начнут кенты трехать об амнистии, чтоб сбить долю адвоката – не слушай никого!

– А почему? При амнистии защита на хрена? – удивилась Капка.

– Сюда лопухи подвинь! Если защита не встрянет и не докажет, что кент подлежит амнистии, судья ввек о том не вспомнит. На сухую глотку добро не делают! Доперла? – усмехался Лангуст. И продолжил:

– Амнистию тоже можно применить по-разному. По одной статье – враз на волю, с учетом возраста и первой судимости.

С другой стороны – из-за сверхсуммы и дерзости преступления, могут на первые факторы – попросту – забить… Еще могут подчистую выпустить, а могут с привлечением к труду. Условное оставить, либо с выплатой по месту работы, либо в фуфло отправить кентов, откуда не свалить. Все это ты сегодня сечь должна. Чтобы потом, когда паханкой станешь, легче было бы справляться тебе.

Задрыга подсела к Лангусту вплотную, откинув в сторону прежние счеты, поняла, расправиться с ним она всегда успеет, а вот этих знаний – не получит нигде и ни у кого.

– Зырь сюда! Вот этого адвоката береги от шпаны. Чтоб ее не трясли! Не тронули бы случайно бабу! Она фартовых из-под вышки вытаскивала не раз. И тебе пригодится.

– Как я шпану удержу? Только велю оттыздить? – спросила Капка.

– Зачем так накладно? Уменьши, урежь долю, какой для себя обложишь!

– Налог сбавить?

– Ну да! Это кайфовый ход! И тебя зауважают! Зачем законникам об блатарей клешни марать? Пусть корефанят меж собой! – учил Лангуст.

– Это верняк! – невольно поддержал Сивуч.

– Твоя малина, как я понимаю, станет самой молодой. Опыта мало. Не пускай в дело самих сразу. Натаскай. Чтоб не растерять скоро. В большие дела не бери враз. Дай обтереться им. закон не спеши их принимать. Проверь. Секи – у тебя один кентель! А за всякого лажанутого своей тыквой отвечать! Врубилась? – спроси Капку. Та головой кивнула согласно.

– Прежде чем брать в малину, тряхни, что за «зелень», имеет ли родню в пределе? И ни за что не клей тех, какие во сне ботают. Сама каждого проверь! Упаси тебя Бог от таких кентов! Засыпят разом всех. У меня один был – Дылда! Кент, как кент! Но угодило его ненароком пикирнуть с третьего этажа вниз кентелем. И что-то заклинило в тыкве. По ночам трехал во сне. Сам того не ведал. Лягавые усекли, когда попутали. Дылду раскололи, подсадив к нему «утку» к спящему. Потом мы полмалины посеяли. Дылду замокрили. А мне адвокат ботнула, как мусора на нас вышли.

– Это – гавно. Вот у меня кент был! Тот, падла, в мусориловку влип! Лягавые ему «конвейер» устроили, опетушили хором. У кента в тыкве что-то поехало. Но никто враз не допер. А он, хорек, сам не раскололся про свою беду. И куда б ни пер – сам с собой ботал. Да еще на разные голоса и вслух! – закашлялся Сивуч. И, промочив горло, продолжил смеясь:

– Шуруем мы на дело! Меховой тряхнуть вздумали. Туда товар подкинули. И слышу:

– Блядь буду, принычу себе шкурье! Не то, падла пахан облапошит на доле!

И тут же бабьим голосом загундел:

– А Марусенька тоже мех уважает! Всю ночь за него греть будет! За кучерявый навар своего голубка файно согреет!

– Я шары чуть не посеял. Остановил кентов. Велел при-, смотреться. Вовремя вернули кента «на хазу». Потом, когда с дела возникли, и вовсе от него избавились.

– Замокрили? – спросила Задрыга.

– Зачем? За плесенью ходить отправили его. Он и теперь там канает! Отошло у него все. Успокоился. Но фаршманутого никто не пригрел в малине. Не поверили, – умолк Сивуч.

– Проверяй кентов своих после каждого дела и ходки. Не пускай в купе к фраерам на ночь, если без надюги! – подытожил Лангуст.

– И еще! Вот тебе хазы, все адреса тех, кто давал наколки малинам. Здесь много почтовиков. Эти проныры все кругом пронюхают. Носят письма, пенсии и телеграммы. Все видят. Дадут адрес. Коль обломилось дело – не посей того, кто наколку дал, В другой раз сгодится. Отломи и его долю. Чтоб не на холяву было. Я так делал. И все как по маслу – шло! – сознался Лангуст, добавив:

– Ну и бухари помогали! Они в коммунхозе пашут. Сантехники, электрики, газовщик, плотники – кешуйся с ними помаленьку. Они глазастые! Вон, канала бабка всю жизнь, как таракан на печке. Мы даже не воняли в ее дверь. А тут ей на копейки с пенсии всучили внаглую лотерейку. Бабка, пока с печи слезла, чтоб билетом почтальонку в нюх натыкать, та смылась. А через неделю сунулась шнобелем в газету, оказалось, «Волга» обломилась! На холяву! Тут-то наводка и сработала! Да и к чему плесени такой жирный навар?

– Так старуха свой билет помнит! Заявит! На хрен с ней связываться! – запротестовала Капка. И бросила хрипло:

– С властями фартовые в лотереи не балуют! Не знаю, как ты, но Шакал о таком даже не слушал.

– А кто заявит? – удивился Лангуст.

– Замокрил, что ли?

– Ну, не своими клешнями! Зачем в малине мокрушники? Нельзя их без дела оставлять. А выигрыш тот – немало затянул. Мы его в кассу не понесли. Толкнули кенты на бирже за тройную цену. И ваших нет! Дальше пусть фраер кувыркается. Но, по– моему, у него все обошлось.

Задрыга внимательно слушала Лангуста.

– Какие проколы чаще всего бывали в твоем пределе? – спросила недавнего пахана.

– Чаще сыпались на мелочах. Сеяли кенты кентели, бывало, оставляли «автографы» следствию. Те работу каждого назубок знали. И считывали, накрывали. В ходку выкидывали, чтоб в другой раз чище работали! – смеялся Лангуст и, указав на Короля, предложил:

– Пусть трехнет, медвежатник, как на ломбарде накрылся! Небось, враз поумнел после ходки в Воркуте! Хорошо, что мы его там надолго не приморили. Сделали ксиву подходящую. Сыскали болезнь, какой отродясь в малинах не страдают. Его и списали по ней.

– А чего не слинял?

– Оттуда только на погост сваливают кенты! – сознался Король.

– Как лажанулся? – напомнила Задрыга.

Медвежатник густо покраснел. Отвел глаза и заговорил, опустив голову:

– Да ничего особого! Выронил из кармана клифта «луковицу». Из червонной рыжухи. А на задней крышке часов – моя кликуха выгравирована была. Шмонали долго. Не могли попутать. А взяли – на «живца». Объявили по радио, что в бюро находок города имеется «луковица». И приметы моей – описали. Вякнули, что вернут хозяину. Я и поперся на почту. Там схомутали. Молодой я был тогда. Дурак. Развесил лопухи. Луковку жаль стало. Она была памятью…

– От кого? – похолодела Капка.

– С первого дела! Я ее сгреб в ювелирке. И не отдал пахану. Недолго кайфовал.

– А наш кент тоже на «луковице» попух. Но не так. Не взял ее. Козел открыл крышку, хотел время глянуть. Прямо на складе! И, на тебе! Как кайфово кемарил сторож с псиной – в будке. Ни хрена не допер, как мы возникли. А тут… Завыла эта луковка, вроде, тихо. Но, падла, псина хай подняла, дергаться стала. Сторож кипеж поднял. Едва смылись живыми. Старый хрен до утра из своего обреза палил со страху. Ну, мы и вломили кенту, когда в хазу возникли. На доле в том деле обошли. Так пахан велел, чтоб «варежку» знал где раззевать и без времени не отворял бы ее! – вспомнил Сивуч.

– Это что? Вот у меня был случай! – совсем освоился Лангуст и, подвинувшись ближе к камину, заговорил негромко:

– Был у меня в пределе магазин неприметный. На окраине. И туда рыжуху завозили. Трижды мы его тряхнули. Навар брали неплохой. А тут, когда меня над всеми малинами поставили, к тому магазину вздумал присосаться со своей кодлой Дешевка. Уж не знаю точно, за что такую кликуху впаяли, но, гад, целым бабьим базаром один умел ботать. Ну и пахан, ботну я вам! На сходах всех до уссачки доводил. Начнут кенты махаться, Дешевка– в крик, кенты, съехав с панталыку, через окна линяют. А Дешевка, паскуда, лыбится, как Параша на углу.

– Так что он отмочил?

– Малину послал магазин тряхнуть. А сам сторожа отвлек. Прикинулся шмарой. Упоил старика до визгу. Приласкал. Тот и распустил слюни…

– Как приласкал? – икнул Король.

– Гладил его, целовал, на большее та плесень была негожей.

– Тьфу! – сплюнул медвежатник брезгливо и отвернулся от стариков.

Лангуст рассмеялся цокающим смехом. Вытирал выступившие на глазах слезы. И сказал, обращаясь к Капке:

– Тебе придется и Короля в шоры брать. А то ишь, гадится! Ради дела фартовые ничем не брезгуют. Вот, слушай, что я ботну. Глядишь, сгодится, – допил коньяк залпом. И, прожевав дольку лимона, заговорил смеясь:

– Захотели как-то прокураторы моего предела бортануть из суда нашего адвоката. Зависть их сжигала вконец. У нее известность и уважение, гонорары и фартовая охрана. У них – ни хрена. Это, секи, нынче случается всегда. Когда защита сильная – обвинитель гавно. И наоборот. Хороший адвокат любого обвинителя за пояс заткнет. Помни, хорош лишь тот адвокат, какой не умоляет со слезами судейских сжалиться над подзащитным, а раскладывает следствие на лопатки. Находит неправильное применение статей, предвзятость, неполноту следственных действий – пробелы, доказывает, что показания на допросах получены под воздействием давления, а значит, им нельзя доверять. Короче, сводит на нет всю работу прокуратуры, добиваясь дополнительного или повторного расследования. А не на публику работает.

– Ну и что? Суду мозги не накрутит. Только время затягивает! – не согласилась Задрыга.

– Прокол, Капка! Суд знает, адвокат, добившийся возврата дела на доследование, может обжаловать и решение суда! Добиться его отмены, пересмотра. А это – не только минус, а и потеря доверия к составу суда. Не приведись случиться такому подряд два – три раза!

– И что будет?

– О соответствии судьи задумаются! И прокуратуре на холяву не сходит. Так вот и у нас было. Выигрывал дела наш адвокат. Ну и вздумали ее из предела в другой город задвинуть. Суду и прокуратуре это по кайфу, а нам каково? И мы, все малины предела, вздумали устроить наоборот. И утопили в жалобах. Надыбали недовольных. Их всегда хватало. Был у нас свой борзописец. Выслушает вора, как его допрашивали в прокуратуре, как относились в процессе судейские, такую жалобу настрочит, сатана и тот от жалости уссытся. К этим жалобам – пару анонимок, что прокурор и судья вымогали взятки! Вот и все!

– Так вам и поверили!

– Начинают возникать из Москвы всякие комиссии. Вызывают для бесед множество подследственных. А в итоге – если совсем не уберут, то обязательно сунут в другое место. Надо же оправдать приезд и проверку. В работе любого проколы надыбают, было бы желание. А нам – того и надо! Суд и прокуратуру заменили. Наш адвокат – дышит в пределе. И ничего не знает! – потирал руки Лангуст.

– А лягавых так же выкидывал?

– С этими по-разному было! – усмехнулся Лангуст, вспомнив совсем недавнее:

– Когда лягавые оборзели и вздумали тряхнуть подземку, мы про то не враз доперли. Не кентовались с пацанами. Они же сделали налет на базар и кой у кого хамовку сперли. Менты в засаде приморились, похватали «зелень». И, что б ты думала? Оттыздили пацанов. Мы их не трамбовали! А тут – мусора! Я, когда услышал, продохнуть не мог! Упоили шпану, блатарей. Те городских фраеров сфаловали. И пошли на лягашню! Кто с чем! А мы жалоб в Москву набросали. И тоже на ментов возникли! Через неделю, кого мы не успели замокрить – власти сами из ментовки выбросили. Разжаловали, уволили, осудили! Так-то вот! В своем пределе, когда он у тебя будет, не давай никому наказывать своих суровее, чем сама решишь. Чтоб к твоим никто не смел прикапываться! Тут все средства хороши.

– А разве подземка была твоей?

– Все, что в пределе – мое! Пусть не кентовались, но и не махались. Были свои неписанные правила. Их держали все!

– Законники тоннельных брали в малины! Я о том знал! – подал голос Сивуч.

– Як чему тебе все ботаю? Чтобы ты, став паханкой, никого из своих в обиду не давала и не позволяла прикипаться к кентам, никакому засранцу! – повернулся Лангуст лицом к Задрыге.

– Всех в клешнях держи! Как в браслетах! И не снимай до стари! – согласился Сивуч.

– Вот я к примеру, в любой точке своего предела мог отовариться на холяву. Потому что и там мозги не сеяли, знали, иначе возникну с малиной! – начал Лангуст.

– Ты трехни как главного лягаша из своего предела под вышку чуть не засобачил! – напомнил Сивуч.

– Это не так давно было. Прислали к нам нового мусора, начальника всех лягавых. Прежний уже с нами не дергался. Вот и вздумали его заменить, списать в плесень! Новый мент давай на нас облавы устраивать, бухарей заметал в лягашку. Порядок наводил. Нам такое не по кайфу пришлось. И вздумали проучить падлу! Тут нашу Катьку замели в «декабристки», на пятнадцать суток. Бывшую шмару. Ну, у нее хайло – всю Одессу перебрешет запросто. И начала она в ханыжнике вопить по фене. Ее под душ сунули, а потом в дежурке оприходовали. Она и сама не помнила – кто трахал? Ну мы ей шепнули, что от нее надо. Она, когда вышла, нашмаляла заяву в суд, что ее оттянул в милиции начальник. И не просто силовал, но издевался. Показала синяки, какие ей менты наставили во всех местах. Щипали, чтоб шевелилась. А Катька вякнула, что новый мусор грозился ей «розочку» в это место вбить, если добром не согласится отдаться ему. Она вырывалась, он бил. Потом, когда свое с нею справил, отдал дежурным лягашам, и те все пятнадцать суток ею пользовались.

– Так это треп! – не поверила Задрыга.

– Лягавые ее и впрямь в синяки уделали. Всю, как есть. За феню вламывали тоже. Ну и по мужичьей части, чтоб растормошить. Экспертиза подтвердила, что телесные повреждения получены во время отсидки в лягашке. И завели дело на ментов. Ведь Катька послала жалобу в Москву. И в ней покатила бочку на главного лягаша. Тот, понятно, от всего отказывался. Но жалоба на контроле в Москве. И судили мусоров. Если б не адвокат… Все бы «под исключиловку» влипли! А так, влупили по пятнадцать зим на шнобель и в Йошкар-Олу, в зону для бывших сотрудников милиции. Начальник – в третью зиму там откинулся. А менты и сейчас в зоне канают.

– А Катька?

– Бухает, как и прежде. Что ей сделается, шельме? Зато ни один лягавый к ней не лезет. Обходят за версту; Хоть голяком будет валяться, не возникнут близко! Мы ей за хлопоты, конечно, подкинули.

– Чего?

– Чего попросила! Вина и башлей! – хохотнул Лангуст И шепнул:

– Мотай на ус, Задрыга! Мне ни к чему! Я отфартовал! Но сумел в своем пределе трижды лягашку поменять. Соорудив из них анонимками и кляузами то взяточников, то насильников, то садистов! Не столько я с малинами и кентами, сколько мусора от нас терпели! Было ж, наткнулись они на старуху, та самогон гнала и загоняла на базаре. Менты ее припутали, замели, хотели под суд загнать. Не дали мы бабку в обиду. Выволокли. Она нашим кентам хазу давала иногда. Настрочили, что вымогали у старой икону. Старинную. У нее и впрямь такая была. Ну и приклеились к старой, мол, не отдашь, посадим. Такое и верно – было! Взяли их за жопу. И на каждого по червонцу. Мало не показалось.

– Что верняк, то секи, Задрыга! Возникнешь в моем пределе, враз рисуйся к адвокату. И с ней держись, как с мамой родной! Не гони туфту! Не хами ей! Вспомни все, чему учил Сивуч! Не лажай фартовую честь и имя! Не дери шкуру с плесени, у какой ни хрена нет!

– А как ты «Волгу» у бабки сорвал? – напомнила Капка.

– Я ей башли давал. Полную цену. Не уломалась. За неуваженье наказал. Но адвокат – особо! Их у меня в пределе– трое. Самые клевые! Не лажанись! Когда в хазу возникнешь, не сопри чего-нибудь по привычке. Иначе, больше тебя никогда не впустят.

– Как башлял им? – спросила Капка Лангуста.

– За всякий сохраненный год свободы по куску отодвигал. Ну и хлопоты, свиданки, тоже не дарма.

– А если защита ничего не добилась в процессе? Как тогда?

– Не случалось такого! Если на первом этапе – ни хрена, писалась кассационная жалоба. Она ставила все на места. Но это было давно – в самом начале. Теперь с этими адвокатами считаются все. И суд, и прокуратура, и менты!

Допоздна, до самой зари засиделись в ту ночь у камина фартовые. Вспоминали прошлое, делились пережитым, учили, наставляли, подсказывали.

Капка запоминала накрепко. Она знала, что эти знания самим законникам даются годами долгих мучений в зонах. А ей попадать туда совсем не хотелось.

– Ты уж не «зелень», сама фартуешь, потому врубайся! Вот что утворишь с «гастролерами», какие в пределе возникнут? – спросил Лангуст.

– Выдавлю! Вломлю им! – не сморгнула Задрыга.

– А если они, как Черная сова – сильнее окажутся? Тогда что отмочишь?

– Самых кайфовых из них к себе сфалую, – : ответила подумав.

– А если не уломаешь? – прищурился Лангуст

– Замокрю! – загорелись глаза Задрыги.

– Положим, и это же обломилось? Как тогда?

– Придется откупаться наваром! – опустила голову Задрыга.

– Верняк, кентуха! Самый цимес! – обрадовался сообразительности Капки Сивуч.

– Есть и другой ход! – не согласился Лангуст и заговорил тихо:

– На этот поганый случай, надо держать в отдельном притоне самых клевых шмар. Не пускать их по фартовому кругу. Только для гостей. Не стоять за угощением. И тут… Все от твоего настроения… Хочешь – отрави всех. Но за это свой кентель посеять можно. Или добавить в водяру, как наш Мотыль, касторку. Или в коньяк жженую пробку.

– Зачем пробку? – не поняла Задрыга.

– Неделю пердеть будут без отдыха. Ни в одно дело не смогут возникнуть. В жопы, будто гудки вставили.

– Так лучше сонного. И вывезти из предела подальше! – не согласилась Капка.

– Если тихо выбросишь, вскоре снова возникнут! Надо, чтоб помнили, чтоб западло было возвращаться, где лажанулись! Вон, малина Сапера ко мне прихиляла. Я их не в кабак – в притон повел. Упоили всех до визга. Пургену не поскупились. Законники когда очухались, понять не могли, то ли сами обосрались, то ли их осмеяли. Вскоре доперло, когда из них поперло. Неделю из хазы высунуться не могли. Какие шмары? Какие дела? Мои законники животами со смеху маялись. А гастролеры, чуть полегчало, смылись из предела тихо, взяв с меня слово, не трехать нигде о проколе!

– Но ведь могут отказаться от притона? – не унималась Задрыга.

– Такого не было! Ну, хрен с ним! От притона, но не от шмар! А они тоже в твоих клешнях дышат! Каждая! И что ты вякнешь, то отмочит…

– А если от шмары откажется?

– Не слыхал про такое!

Капка с подозрением глянула на Короля. Тот отвернулся, сделав вид, что его эта тема не интересует.

На следующий день Задрыга объяснила Лангусту, как надо управляться по дому до приезда «зелени». Пообещала, что своих пацанов на выучку привезет сама, отобрав каждого на свое усмотрение. И понаблюдав, как завертелся по дому Лангуст, любивший тепло, уют и сытость, успокоилась. Дала Сивучу деньги на грев и хамовку. Пообещав навещать почаще, этой же ночью, вместе с Королем, укатила из Брянска в Минск.