Текст книги "Тайна французского порошка"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– А как насчет универсального ключа, хранящегося в офисе сторожа? – спросил Эллери. – Что говорит по этому поводу дневной сторож?

– Ничего, – угрюмо ответил инспектор. – Его зовут О'Шейн, и он клянется и божится, что во время его дежурства ключ не покидал запертого ящика.

Дверь открылась, и в комнату вошел Хессе, а вместе с ним и очень высокий человек с пронзительным взглядом и растрепанной седой бородой. Он был по-своему красив. Эллери с интересом обратил внимание на его волевой треугольный подбородок. Одет вошедший был несколько неряшливо, однако костюм был дорогим. Он отвесил чопорный поклон инспектору и замер в ожидании, обводя ясным взглядом комнату и находящихся в ней людей.

– У меня не было никакой возможности побеседовать с вами внизу, мистер Кармоди, – учтиво заговорил инспектор. – Я хотел бы кое о чем вас расспросить. Присаживайтесь, пожалуйста.

Ни слова не говоря, Кармоди опустился в предложенное кресло. Встретившись взглядом с Уивером, он кивнул, но так и не проронил ни слова.

– Итак, мистер Кармоди, – продолжал инспектор, расхаживая перед письменным столом, за которым сидел Эллери, – я задам вам несколько простых, но важных вопросов. Хэгстром, ты готов? – бросил он стремительный взгляд на детектива, державшего наготове записную книжку. Тот кивнул в ответ, и инспектор продолжил размеренно расхаживать по ковру. Внезапно он поднял глаза. Взгляд Кармоди был устремлен куда-то в пустоту. – Мистер Кармоди, – снова заговорил Квин, – насколько мне известно, вы являетесь единственным владельцем галереи Хольбейна и занимаетесь торговлей антиквариатом?

– Именно так, – подтвердил Кармоди. У него был необычный голос – низкий, хорошо поставленный, он четко выговаривал каждое слово.

– Вы были женаты на миссис Френч и развелись с ней примерно семь лет назад?

– Да, верно. – Его резкий тон производил неприятное впечатление. По всему было видно, что самообладание ему не изменило.

– Вы виделись с миссис Френч после развода?

– Да. Много раз.

– Вы общались? В ваших отношениях не было враждебности?

– Абсолютно никакой. Да, можно сказать, мы поддерживали дружеские отношения.

Инспектора охватило легкое раздражение. Свидетель отвечал уверенно и четко исключительно на поставленный вопрос, но не более.

– И насколько часто вы встречались, мистер Кармоди?

– Иногда дважды в неделю.

– И в последний раз вы виделись…

– На прошлой неделе, вечером в понедельник, на обеде в доме у миссис Стэндиш Принс.

– Вы беседовали с ней?

– Да. Миссис Френч проявляла очень большой интерес к антиквариату – возможно, он появился у нее во время нашего брака. – У этого человека были железные нервы. Кармоди не обнаруживал никаких эмоций. – Мы разговаривали о кресле в стиле чиппендейл, которое она собиралась приобрести.

– А вы говорили еще о чем-нибудь, мистер Кармоди?

– Да. О нашей дочери.

– Ага! – Инспектор сжал губы, подергивая себя за ус. – Значит, мисс Бернис Кармоди после вашего развода была передана под опеку вашей жены?

– Да.

– А вы, наверное, периодически виделись с дочерью?

– Да. И хотя опека над Бернис была передана миссис Френч, но по неофициальному соглашению, достигнутому нами во время развода, я мог видеться с девочкой в любое время. – Его голос слегка потеплел.

Инспектор бросил на него беглый взгляд, после чего переменил тактику ведения допроса.

– Мистер Кармоди, можете ли вы предположить какое-либо объяснение случившемуся?

– Нет, не могу. – Тон Кармоди снова стал холодным. Взгляд его по какой-то непонятной причине скользнул в сторону и задержался на Эллери.

– А вы, случайно, не знаете, у миссис Френч были враги?

– Нет. В ее характере не было ничего такого, что могло бы возбуждать враждебность у окружающих. – Тон Кармоди был совершенно бесстрастным, словно он говорил о постороннем человеке.

– А сами вы, случайно, тоже не питали к ней чувства враждебности? – учтиво уточнил инспектор.

– И я тоже, инспектор, – подтвердил Кармоди все тем же безразличным тоном. – Если уж вам это так интересно, то за время нашего брака любовь моя к жене постепенно шла на убыль, и когда от нее не осталось и следа, то я добился развода. Я не испытывал к ней вражды тогда, не испытываю ее и теперь. Разумеется, – с прежней невозмутимостью добавил он, – вам придется поверить мне на слово.

– А во время ваших последних встреч миссис Френч не казалась вам встревоженной? Вам не показалось, что ее что-то могло беспокоить? Она, случайно, не объясняла вам причин своего беспокойства?

– Наши с ней беседы, инспектор, отнюдь не носили доверительного характера. Лично я не заметил в поведении миссис Френч ничего необычного. Являясь в высшей степени прозаической натурой, она была не из тех, кто склонен к беспокойству, уж можете мне поверить.

В комнате наступило молчание, и поэтому, когда Кармоди вдруг заговорил – безо всякого предупреждения и все так же безучастно, – инспектор даже вздрогнул от неожиданности и тут же поспешил взять понюшку табаку, чтобы скрыть удивление.

– Очевидно, инспектор, вы расспрашиваете меня с тайной надеждой, что я могу иметь какое-то отношение к данному преступлению или, по крайней мере, обладать жизненно необходимой вам информацией. Так вот, смею вас заверить, что вы напрасно тратите время. – Кармоди подался вперед, и в его глазах появился странный блеск. – Уверяю вас, что я не испытываю ни малейшего интереса ни к живой, ни к мертвой миссис Френч. Равно как мне нет никакого дела до всего семейства Френч, будь они прокляты. Я беспокоюсь лишь о дочери. Насколько я понимаю, она исчезла. И это наводит на определенные подозрения. Но если вы считаете, что моя дочь убила собственную мать, то, значит, вы далеко не так умны, как кажетесь на первый взгляд… Вы совершите преступление против ни в чем не повинной девочки, если немедленно не займетесь поисками Бернис и не установите причину ее исчезновения. И в этом вы можете рассчитывать на всемерное содействие с моей стороны. Если же вы не начнете поисков сейчас же, то я найму частных детективов. Полагаю, на этом наш разговор окончен. – Кармоди встал, распрямляясь во весь свой великолепный рост и замер в ожидании.

– На будущее посоветовал бы вам несколько сбавить тон, мистер Кармоди, – сухо проговорил инспектор. – А сейчас можете идти.

Ни проронив ни слова, торговец антиквариатом развернулся и вышел из комнаты.

– Ну и что ты думаешь о мистере Кармоди? – поинтересовался Квин у сына.

– Еще ни разу в жизни мне не попадался антиквар, начисто лишенный каких-либо странностей, – заметил Эллери. – Конечно, тип он на редкость хладнокровный… Пап, мне бы хотелось повидать месье Лавери.

Когда француз вошел в библиотеку, он был бледен и заметно нервничал. Устало опустившись в кресло, он с облегчением вздохнул и вытянул длинные ноги.

– Вообще-то могли бы и стулья в коридоре поставить, – с упреком произнес он, обращаясь к инспектору. – Мне не повезло, меня вызвали последним. Но ведь такова жизнь, да. – Француз беззлобно пожал плечами. – Инспектор, вы разрешите закурить? – И тут же, не дожидаясь ответа, закурил сигарету.

Эллери встал из-за стола и потянулся. Потом глянул на Лавери, Лавери – на него, и оба улыбнулись без всякой причины.

– Что ж, мистер Лавери, я буду безжалостно откровенным, – заявил Эллери. – Вы человек светский, и потому вас не должно сдерживать чувство ложной скромности… Мистер Лавери, за время вашего знакомства с семейством Френч вы когда-нибудь догадывались, что Бернис Кармоди – наркоманка?

Лавери вздрогнул:

– Значит, вы уже знаете? Даже ни разу ее не увидев? Что ж, мистер Квин, примите мои поздравления… Вы попали в самую точку. На ваш вопрос без колебаний отвечаю – да.

– Послушайте! – вдруг запротестовал из своего угла Уивер. – Откуда вам это знать, Лавери? Вы были едва знакомы…

– Я знаю симптомы, Уивер, – мягко пояснил Лавери. – Желтоватый, почти шафранового оттенка цвет лица, глаза слегка навыкате, плохие зубы, странная нервозность и возбужденность, внезапные приступы истерии, проходящие еще более внезапно, крайняя худоба, усугубляющаяся день ото дня, – все это является более чем верным указанием на проблему молодой леди. – Повернувшись к Эллери, он сделал неопределенный жест длинными пальцами. – Конечно, все это – мое сугубо личное мнение. Конкретных доказательств у меня конечно же нет. Однако, даже будучи дилетантом в медицине, я готов держать пари, что эта девушка – наркоманка в прогрессирующей стадии.

– Бедный старик! – простонал Уивер.

– Разумеется, все это очень прискорбно, – поспешно проговорил инспектор. – Мистер Лавери, а когда у вас возникло подозрение, что Бернис принимает наркотики?

– Сразу же, как я только ее увидел, – просто ответил француз. – И меня всегда удивляло, что другие не замечали того, что лично для меня было совершенно ясно.

– Возможно, они замечали, вполне возможно, что замечали, – пробормотал Эллери, сосредоточенно наморщив лоб. Отогнав праздные мысли, он снова обратился к французу: – Мистер Лавери, а вы когда-нибудь раньше бывали в этой комнате?

– В квартире мистера Френча? – воскликнул француз. – Да каждый день, сэр! Мистер Френч был сама любезность, и после моего прибытия в Нью-Йорк я пользовался этой комнатой постоянно.

– Тогда мне больше нечего сказать, – улыбнулся Эллери. – Можете отправляться к себе в лекционный зал, если еще не слишком поздно, и продолжать ваш титанический труд по модернизации Америки. Всего хорошего, сэр!

Лавери чинно поклонился, продемонстрировав в улыбке ровные белые зубы, и вышел из комнаты.

Эллери вернулся за письменный стол и начал что-то энергично записывать на форзаце своей маленькой многострадальной книжечки.

Глава 19
МНЕНИЯ И ДОНЕСЕНИЯ

Подобно Наполеону, инспектор Квин стоял посреди библиотеки, язвительно глядя на дверь в прихожую. Он что-то бубнил себе под нос, озираясь по сторонам, словно терьер.

Инспектор подозвал к себе Краутера, старшего детектива универмага, который был занят тем, что помогал одному из фотографов, хлопотавшему у двери в комнату для игры в карты.

– Слушайте, Краутер, уж кому, как не вам, это не знать. – Квин сунул в ноздри по новой порции табака. Широкоплечий детектив замер в ожидании, почесывая подбородок. – Просто подумал, глядя на эту дверь. Интересно, зачем Френч велел вставить специальный замок в дверь, ведущую в коридор? Какая в том необходимость для квартиры, в которой практически никто не живет?

Краутер снисходительно усмехнулся:

– Не ломайте над этим голову, инспектор. Просто старик слишком трепетно относится к собственному уединению. Не любит, когда к нему вторгаются.

– И все же… зачем нужен замок, призванный ограждать жилище от грабителей? И это в здании, оборудованном сигнализацией?..

– Готовьтесь к тому, – резонно заметил Краутер, – что вам придется принимать старика таким, каков он есть. – Детектив сильно понизил голос: – Вообще-то старик не без странностей. Помню как сейчас, однажды я получил от шефа приказ с подписями по всей форме заказать специальный замок. Это было года два назад, когда в квартире делали ремонт. Я лично разыскивал хорошего мастера, который изготовил замок для двери. Представляете, старик радовался, как ребенок.

– Зачем же тогда он велел выставить человека в коридоре во время проведения сегодняшнего совещания? – поинтересовался инспектор. – Ведь дверь была заперта, преграждая путь незваным посетителям.

– Ну… – неопределенно протянул Краутер. – Старик не хотел, чтобы его уединение нарушалось даже банальным стуком в дверь. А потому и велел мне поставить кого-нибудь у дверей. Моим людям часто приходится стоять на этом посту в коридоре, и, честно говоря, они этого просто терпеть не могут. Ведь им не дозволяется даже в прихожую войти, чтобы присесть хотя бы ненадолго.

Инспектор мрачно разглядывал собственные ботинки, а затем поманил к себе Уивера:

– Подойдите-ка сюда, молодой человек.

Уивер устало засеменил в его сторону.

– Что кроется за стремлением Френча к уединению? Судя по тому, что сейчас поведал Краутер, эта квартира временами превращается в хорошо укрепленную крепость. Кто еще, помимо членов семьи, вхож сюда?

– Это не более чем одна из причуд старика, инспектор, – объяснил Уивер. – Не стоит серьезно к этому относиться. Старик и в самом деле не без странностей. В квартиру действительно немногие имеют доступ. Кроме членов семьи, директоров, а в последнее время и мистера Лавери, сюда не допускается больше никто из служащих универмага. Хотя… Иногда еще управляющий Маккензи приходит в квартиру, чтобы получить какое-нибудь распоряжение непосредственно от самого старика. Как, например, на прошлой неделе. Для остальных же сотрудников это место – табу. Даже Краутер, скорее всего, не бывал здесь вот уже несколько лет.

– Я заходил сюда лишь пару лет тому назад, когда тут шел ремонт, – поправил Краутер, досадливо краснея. – Ну что за обхождение со старшим детективом универмага?

– Вообще-то вам следовало бы служить в полиции, Краутер, – сухо заметил инспектор. – А уж коль скоро вы предпочли службе работу в этом универмаге, то будьте добры заткнуться и не жаловаться на судьбу.

– Табу относится по большей части к служащим универмага, – объяснил Уивер. – А так в этой квартире много кто бывает, но все они приходят по личному приглашению старика. Как правило, почти все эти визиты наносятся по линии Лиги борьбы с пороками. Большинство из таких посетителей священники, но изредка встречаются и политики…

– Да-да, совершенно верно, – поддакнул Краутер.

Инспектор смерил обоих пронзительным взглядом.

– Я бы сказал, что для этой девицы Кармоди дело складывается не лучшим образом, – заметил он. – А вы что скажете?

Уивер страдальчески отвернулся.

– Ну что тут скажешь, инспектор, – с важным видом проговорил Краутер. – Мои соображения по поводу этого дела…

– Что-что? Ваши соображения? – с трудом сдерживая улыбку, переспросил инспектор. – Интересно, Краутер! Очень интересно! Хотя кто знает, возможно, в них что-то и есть…

Сидящий за письменным столом и вполуха прислушивавшийся к беседе Эллери убрал в карман свою книжечку, встал и неспешно подошел к остальным.

– Да я смотрю, у вас тут происходит самое настоящее обсуждение, – улыбаясь, констатировал он. – Ну что ж, Краутер, выкладывайте, что у вас там за соображения такие?

Краутер смущенно переминался с ноги на ногу. А затем распрямил широкие плечи и заговорил, наслаждаясь ролью оратора:

– Я так думаю…

– В самом деле? – перебил инспектор.

– Я так думаю, – повторил Краутер, – что мисс Кармоди – жертва. Да, сэр, она жертва клеветы!

– Очень интересно! – пробормотал Эллери.

– Что ж, продолжайте, – потребовал инспектор.

– Это же ясно как божий день. Да где это слыхано, чтобы юная девушка лишила жизни родную мать? Это же противоестественно!

– А как же тогда карты, туфли, шляпа? – спросил инспектор.

– Все это ерунда, инспектор! – уверенно заявил Краутер. – Пару туфель и шляпу могли запросто подбросить. Нет, сэр, вы меня никогда не убедите в том, что мисс Кармоди застрелила собственную мать.

– Возможно, в вашей точке зрения и есть некое рациональное зерно, – согласился инспектор. – Но раз уж вы взялись за анализ преступления, то что вы думаете о шарфе Мэрион Френч, а, Краутер? Думаете, она каким-то образом замешана в этом?

– Кто? Эта кроха? – насмешливо фыркнул Краутер. – Подумаешь – шарфик… Его, кстати, тоже можно было подбросить. Или она могла его просто забыть. Хотя лично мне больше по сердцу вариант с фальсифицированной уликой.

– Если вы считаете себя последователем Шерлока Холмса, – не унимался Эллери, – то тогда ответьте вот на какой вопрос: это дело о… о чем именно?

– Я вас не совсем понял, сэр, – отозвался Краутер, – но, по-моему, это очень смахивает на дело об убийстве и похищении. Иного объяснения у меня попросту нет.

– Убийство с похищением? – Эллери улыбнулся. – Что ж, Краутер… Идея неплохая.

Детектив приободрился. Уивер, до сих пор старательно воздерживавшийся от комментариев, облегченно вздохнул, но раздавшийся стук в дверь прервал разговор.

Полицейский впустил в квартиру маленького, сухощавого и совершенно лысого человека с пухлым портфелем.

– Привет, Джимми! – весело приветствовал его инспектор. – Ну как? Для нас в этом портфеле что-нибудь найдется?

– Разумеется, инспектор, – проскрипел старичок. – Я примчался сюда так быстро, как только это было возможно. Привет, мистер Квин.

– Рад видеть вас снова, Джимми, – ответил Эллери, томясь в напряженном ожидании.

В этот самый момент в библиотеку в пальто и шляпах вошли фотографы и дактилоскописты. Их оборудование было собрано и упаковано. Джимми приветствовал их как старых знакомых.

– Инспектор, мы закончили, – объявил один из фотографов. – У вас будут еще какие-нибудь указания?

– Пока никаких. – Квин повернулся к дактилоскопистам: – Ну что, удалось что-нибудь найти?

– Отпечатков пальцев уйма, – ответил один из них, – но почти все они лишь в одной комнате. И ни одного ни в комнате для игры в карты, ни в спальне, не считая нескольких случайных отпечатков мистера Квина.

– А что с отпечатками в этой комнате?

– Трудно сказать. Ведь здесь все утро заседал совет директоров, так что, вполне возможно, в них тоже нет ничего подозрительного. Нам придется взять у них отпечатки, инспектор.

– Ладно, только будьте уж с ними пообходительнее. – Он махнул рукой в сторону двери: – Краутер, можете идти. Мы увидимся с вами позже.

Краутер весело усмехнулся и вышел вслед за сотрудниками полиции.

Инспектор, Уивер, Джимми и Эллери остались стоять посреди комнаты. Работавшие с Квином детективы устроились в прихожей и завели между собой негромкую беседу. Старик закрыл дверь в прихожую и вернулся к остальным.

– Ну вот, мистер Уивер… – начал он.

– Не волнуйся, папа, – остановил его Эллери. – От Уэса у нас секретов нет. Джимми, если вам есть что сказать, то мы все вас внимательно слушаем.

– Ну что ж, ладно, – откликнулся Джимми, с сомнением почесывая лысину. – И что вы хотите узнать?

Сунув руку в портфель, он осторожно извлек из него какой-то предмет, тщательно завернутый в бумагу. Он осторожно развернул пакет, представив взглядам окружающих одну из ониксовых подставок для книг. Вторая подставка тоже была освобождена от упаковки и через минуту заняла место на письменном столе рядом с первой.

Квин с любопытством склонился над подставками, рассматривая едва заметную полоску клея на стыке между фетром и камнем.

– Джимми, – спросил Эллери, – ну и чем же в конечном итоге оказались белые крупинки, которые я передал вам в прозрачном конверте?

– Самый обыкновенный порошок для снятия отпечатков пальцев, – без промедления ответил Джимми. – Белого цвета. Что касается того, как он туда попал, то, возможно, мистер Квин, вам удастся найти этому разумное объяснение, ибо я не имею ни малейшего представления на сей счет.

– Пока у меня тоже нет ответа на этот вопрос, – улыбнулся Эллери. – Значит, порошок для отпечатков? А вы нашли еще крупицы в клее?

– Вам удалось собрать почти все, – ответил лысый старичок. – Конечно, я тоже нашел кое-что еще, но в основном это была самая обычная пыль. Отпечатки пальцев на подставках только ваши, мистер Квин.

Инспектор переводил взгляд с Джимми на Уивера и Эллери; рука его нервно шарила в поисках табакерки.

– Итак, порошок для снятия отпечатков! – озадаченно повторил он. – Может быть…

– Нет, папа, – перебил Эллери. – Я знаю, о чем ты сейчас подумал. До того как я обнаружил крупицы в клее, полицейских здесь не было. Разумеется, я сразу же догадался, что это за вещество, но все-таки решил на всякий случай убедиться… Так что если ты полагаешь, что кто-то из твоих людей просыпал порошок на эти подставки, то ты сильно ошибаешься.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это может означать? – Голос инспектора взволнованно дрожал. – Я много раз сталкивался с преступниками, которые используют перчатки. Это стереотип, привычка, получившая широкое распространение, возможно, благодаря детективной литературе и газетным статьям. Перчатки, брезент, марля, фетр – все это применяется, чтобы не оставлять или уничтожить отпечатки пальцев. Но порошок – это уже работа…

– Суперпреступника? – робко предположил Уивер.

– Вот именно – суперпреступника! – подхватил старик. – Словечко достойное как раз бульварного романа, верно, Эллери? Но слышать такое от меня, человека, которому довелось иметь дело с самыми настоящими головорезами типа Тони Итальянца и Рыжего Макклоски… Большинство копов только рассмеются, если им сказать о суперпреступнике! Однако мне доводилось знавать и таких – правда, эти птички редко когда выпархивают из своего укрытия… – Он посмотрел на сына: – Эллери, кто бы ни совершил это преступление – будь то мужчина или женщина, – помяни мое слово, это не обычный преступник. Он – или она – настолько осторожен, что не стал наспех стирать следы своих рук, а методично обсыпал комнату порошком и, выявив все отпечатки, потом просто их уничтожил! У меня нет ни малейшего сомнения, что мы имеем дело с преступником, обладающим куда более острым умом, нежели его ничем не примечательные коллеги по ремеслу.

– Суперпреступник… – Эллери пожал плечами. – Вроде похоже на то. Совершает убийство в этой комнате и затем проделывает всю эту ювелирную работу с порошком. Значит, он не мог не оставить своих отпечатков? Может быть, перед ним стояла задача настолько деликатная, что использование перчаток было просто невозможно… Как ты думаешь, пап, – неплохая идея? – Он улыбнулся.

– Бессмыслица какая-то, – пробормотал Квин. – Просто представить себе не могу, что такого ему нужно было сделать, чего никак нельзя было осуществить в перчатках!

– У меня есть кое-какие соображения на сей счет, – заметил Эллери. – Но продолжим. Преступник не воспользовался перчатками, скажем, во время только одной, но очень важной манипуляции, и он уверен, что отпечатки его пальцев остались на подставках книг, которые, следовательно, тоже каким-то образом связаны с тем, что ему пришлось совершить. Великолепно! Ограничивается ли убийца тем, что тщательно вытирает поверхность оникса? Нет! Он посыпает поверхность порошком и уничтожает отпечатки там, где они проявляются. Конечно, это чересчур хлопотно, но ведь все-таки ставкой в игре служит его собственная жизнь, и он не решается рисковать…

Последовала пауза, и в наступившей тишине было слышно, как Джимми поглаживает ладонью свою блестящую лысину.

– По крайней мере, – заговорил наконец инспектор, – нам незачем тратить время на поиски отпечатков. Преступник, проявивший подобную предусмотрительность, безусловно, их не оставил… Джимми, как следует упакуй эти подставки и захвати их с собой в управление. Лучше пусть с тобой пойдет кто-нибудь из наших, чтобы ты их, чего доброго, не потерял по дороге.

– Хорошо, инспектор.

Полицейский лаборант завернул подставки в бумагу, уложил их в портфель и, весело пожелав всем: «Счастливо оставаться», вышел из комнаты.

– Ну, мистер Уивер, – произнес инспектор, усаживаясь на стул, – присаживайтесь и расскажите нам о людях, с которыми мы столкнулись в процессе расследования. Эллери, перестань маячить перед глазами, ты действуешь мне на нервы!

Эллери улыбнулся и сел за письменный стол, к которому он словно испытывал странную привязанность. Уивер послушно опустился на один из обитых кожей стульев и бросил взгляд на Эллери, который не сводил глаз с разложенных на письменном столе книг.

– Для начала, – заговорил инспектор, – расскажите нам о вашем боссе. Довольно странный тип… Вы так не находите? Может быть, он слегка того… свихнулся на почве борьбы с пороками?

– Думаю, вы не совсем верно судите о старике, – устало отозвался Уивер. – Он один из самых великодушных людей, кого я когда-либо знал. Если бы вы только могли представить себе сочетание благородства, достойного рыцарей Круглого стола, с определенной узостью взглядов, то были бы близки к тому, чтобы понять его. Его не назовешь широко мыслящим человеком в общепринятом смысле слова. У старика железная воля, позволяющая ему идти в крестовый поход против пороков, которые он искренне ненавидит, очевидно, потому, что в его собственной семье чужды такие явления, как даже один намек на громкий скандал, не говоря уже о каких-то там преступлениях. Это и заставляет его так тяжело переживать случившееся. Старик, возможно, прекрасно понимает, как сейчас газетчики сбегутся на запах жареного, – еще бы! Жена главы Лиги борьбы с пороками убита при невыясненных обстоятельствах и все такое. К тому же он, насколько я могу об этом судить, очень любил миссис Френч, хотя она, на мой взгляд, не испытывала к нему ответных чувств… – После небольшой паузы Уивер продолжал, пытаясь оставаться лояльным по отношению к своему работодателю: – Впрочем, миссис Френч всегда хорошо к нему относилась, насколько это было возможно при ее холодном и сдержанном характере. Она ведь была гораздо моложе его.

Инспектор кашлянул. Эллери мрачно смотрел на Уивера, но мысли его где-то витали. Вероятно, его сознание было всецело занято раздумьями о книгах, ибо его длинные пальцы рассеянно перебирали переплеты.

– Скажите, мистер Уивер, – спросил Квин, – за последнее время вы не замечали ничего… ну, ненормального в поведении мистера Френча? Вам не известно что-нибудь, что могло причинять ему тайное беспокойство?

Последовала длительная пауза.

– Инспектор, – наконец заговорил Уивер, глядя Квину в глаза, – я знаю очень много о мистере Френче, его семье и друзьях. Но мне не хотелось бы сплетничать. Вы должны понять, что я оказался в чрезвычайно неловком положении. Было бы непорядочно обманывать доверие…

Инспектор казался довольным.

– Вы говорите как настоящий мужчина, мистер Уивер. Эллери, ответь своему другу.

Эллери с сочувствием посмотрел на Уивера.

– Уэс, старина, – проговорил он, – совсем недавно здесь было совершено преступление – хладнокровно убит человек. Наша задача – покарать убийцу. Я понимаю, что тебе нелегко разглашать семейные тайны, но на твоем месте я бы все рассказал. Пойми же, Уэс… – Эллери слегка помедлил, – ты сейчас говоришь с нами не как с полицейскими, а как с друзьями.

– Ну что ж, ладно, расскажу, что знаю, – с отчаянием произнес Уивер. – Вы спросили, не было ли в последнее время чего-нибудь ненормального в поведении старика? Инспектор, вы попали в самую точку! Он действительно испытывал тайное беспокойство, потому что…

– Ну?

– Потому что, – продолжил Уивер упавшим голосом, – несколько месяцев назад возникла слишком близкая дружба между миссис Френч и… Корнелиусом Зорном.

– Любовная связь? – спокойно уточнил Квин.

– Боюсь, что да, – нехотя подтвердил Уивер. – Хотя что она в нем нашла?.. Но нет, не буду опускаться до пошлых сплетен. Короче, они стали видеться настолько часто, что даже старик, несмотря на свою доверчивость, заподозрил что-то неладное.

– И у него были на то основания?

– Не знаю, как далеко зашли их отношения… Конечно, мистер Френч ничего жене не говорил, боялся напрасно обидеть, наверное. Но не сомневаюсь, что это его сильно угнетало. Однажды он при мне случайно обронил несколько фраз, выдавших его мысли. Уверен, старик надеялся, что в конце концов все как-нибудь само собой образуется.

– В витрине я заметил, что Зорн сторонится Френча, – заметил инспектор.

– Еще бы! Зорн не делал секрета из своих чувств к миссис Френч. Она была привлекательной женщиной, а Зорн – довольно мелочный тип. Предал дружбу со старым другом, начав флиртовать с его женой. Думаю, именно это больше всего обижало старика.

– А Зорн женат? – осведомился Эллери.

– Да, Эл, – ответил Уивер. – София Зорн женщина весьма странная. Я думаю, она всей душой ненавидела миссис Френч. Сочувствие ей вообще как-то несвойственно, к тому же у нее довольно тяжелый характер.

– Она любит Зорна?

– Трудно сказать. По натуре это женщина-собственница, и, может быть, поэтому она так ревновала мужа к сопернице. Миссис Зорн открыто демонстрировала это при каждом удобном случае и иногда ставила всех нас в весьма неловкое положение.

– Очевидно, все об этом знали, как всегда в подобных случаях, – вставил инспектор.

– Еще бы! – грустно вздохнул Уивер. – Вся эта история выглядела безобразным фарсом. Господи, временами меня одолевало огромное желание задушить миссис Френч собственными руками за то, что она сделала со стариком!

– Только не делайте подобных заявлений в присутствии комиссара, Уивер, – улыбнулся инспектор. – А какие отношения у Френча с собственной семьей?

– Старик очень любил миссис Френч – для человека его возраста он проявлял удивительную заботу о ней. Что касается Мэрион, – взгляд Уивера просветлел, – она была его любимицей. Их отношения – это образец любви друг к другу отца и дочери. Мне даже иногда это было немного неприятно, – признался Уивер.

– Судя по тому, как вы друг друга приветствовали, об этом нетрудно догадаться, – сухо заметил инспектор. – А что насчет Бернис?

– Что можно ожидать в такой ситуации? – вздохнул Уивер. – Старик прежде всего старался быть справедливым. Конечно, Бернис не его дочь, и, разумеется, он не мог любить ее так же, как Мэрион. Но тем не менее, он обращается с ними абсолютно одинаково. Старается уделять им обеим побольше внимания, выдает одинаковые суммы денег на новые наряды и карманные расходы. И все-таки одна из них его дочь, а другая – всего лишь падчерица.

Эллери усмехнулся.

– А что ты можешь сказать о миссис Френч и Кармоди? – поинтересовался он. – Ты слышал, Уэс, что он говорил… Это правда?

– Чистейшая правда, – с готовностью закивал Уивер. – Кармоди сам по себе странный человек; он холоден как рыба ко всему, кроме того, что касается Бернис. Думаю, ради нее он готов пожертвовать всем. Впрочем, с миссис Френч после развода он был предельно обходителен и тактичен, как того и требуют хорошие манеры.

– Кстати, а почему они развелись? – спросил инспектор.

– Из-за супружеской измены со стороны Кармоди, – объяснил Уивер. – Господи, я чувствую себя какой-то досужей кумушкой!.. В общем, мистер Кармоди был настолько неосмотрителен, что позволил застигнуть себя в номере отеля в обществе смазливой хористочки. Скандал, ясное дело, замяли, но факт получил огласку. Миссис Френч в то время была убежденной моралисткой, а потому немедленно подала на развод и добилась того, что их брак был расторгнут, а опека над Бернис передана ей.

– Судя по истории с Зорном, тут дело не в морали, – заметил Эллери. – Просто она хорошо понимала, чего хочет от жизни, и решила, что может составить себе партию получше, чем ее первый муж.

– Ты изъясняешься довольно высокопарно, – улыбнулся Уивер, – но я понимаю, что ты хотел сказать.

– Да уж, продолжаю открывать для себя все новые подробности, характеризующие личность миссис Френч, – пробормотал Эллери. – Насколько я понял, этот Марчбенкс ее брат?