Текст книги "Трафарет вечности (СИ)"

Автор книги: Элла Аникина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

    Базилик стоял, задумчиво шевеля листьями, с которых стекали капли ядовитой лунной жидкости. Рядом с ним тихонько посвистывал черный бамбук, привезенный в свое время с Антильских островов и прекрасно прижившийся. Сейчас на нем висело множество разных гаек и гаечный ключ.

    – Притягательное растение.., – подтвердил старинное поверье Федор, – Все притягивает... Опять базилик убегал?

    – Опять, – кивнул Кузя, – весь в лунном свете измазался.

    Богородская трава шевелила голубенькими цветочками и на Федора с Кузьмой внимания не обратила ни малейшего.

    Объевшаяся белена сыто рыгнула в сторону мужчин.

    – Ты ее не перекармливай, – посоветовал Федор, Кузя только пожал плечами, зная, что белена все равно обожрется, а если дать мало, то стащит у кого-нибудь.

    Индийская конопля бесшумно пританцовывала, хлопая себе листьями, не обращая ни на кого внимания. Разрыв трава сидела в большой, отгороженной ото всех кадке, вся усеянная клочками газеты.

    – Приношу ей, пусть развлекается, – сказал Кузя, – а то просто вянет, если рвать нечего. Свежие больше любит. Пожелтей.

    Одолень-трава медленно, но верно одолевала большой стеклянный колпак, коим была накрыта во избежание эксцессов.

    – Может железным накрыть?

    – Железный она в два приема одолеет. Забыл, что она со свинцовым сотворила?

    Федор усмехнулся и кивнул. Удержание одолень-травы на одном месте было немалым искусством.

    Папоротник набил бутоны и, явно, собирался в этом году цвести. Петров крест светился в полутьме оранжереи, как аметист. Плакун-трава, тихо всхлипывавшая в своем уголке, при виде людей разразилась бурными рыданиями.

    Федор, не обращая внимания на все эти чудеса, прошел в дальний угол подвала. В нем было сделано несколько ниш, отгороженных крепкими стальными решетками. В одной из них сидел мальчишка, сжавшись в комок и закрыв голову руками. Вокруг него, участливо поглаживая его по плечам и голове, стояли молодые мандрагоры, периодически переговариваясь пронзительными голосками.

    При виде Федора мандрагоры быстренько разбежались по своим горшкам и закопались для надежности. Беляев шикнул на зазевавшихся так, что те бросились закапываться в один горшок все месте. Подойдя к нише, он выдернул застрявшую между прутьями особо толстую мандрагорку, что уже начала истерически повизгивать, метко бросил ее в пустующий горшок, открыл замок и вошел в загончик:

    – Пришел в себя?

    – Да.., – юноша поднял голову, заглянул Федору в глаза, но увидел в них только холодную насмешку, – Пожалуйста, заберите меня отсюда!

    – Тебя кто-то обидел здесь? – участливо спросил Федор.

    – Нет... Просто они очень...

    – Кто? Здесь, кроме тебя никого не было, – доброжелательно сказал врач.

    – Эти кусты... Они хотели меня съесть!

    – Эти кусты? Они же растения, растут в горшках, – Федор улыбнулся.

    – Они вылезают из горшков. Они все время орали, я чуть с ума не сошел...

    – Такое бывает... при таких наркотиках, какие ты употребляешь.

    – И еще... Еще этот кот... Что сидит на дубу! Он все время рассказывал какие-то сказки, про крыс, про мумии, про каких-то ужасных богов...

    – Успокойся, здесь нет никакого дуба. И кота никакого нет!

    За спиной Федора неслышно возник дуб, окованный золотой цепью и погрозил юноше ветвями. Кот, спящий на цепи, обмотанной вокруг ствола дуба, зевнул, открыв черно-розовую пасть, обнажив здоровенные клыки.

    – Ненавижу Пушкина! – застонал мальчишка, – Помогите мне, – он просительно заглянул в глаза врачу, – Пожалуйста! Они приходят! Кот хотел меня съесть! Он пролезает сквозь прутья...

    – Сейчас я отвезу тебя к отцу. Он очень волнуется за тебя. Он поможет тебе вылечиться.

    Федор сделал паузу, давая мальчишке насладиться ощущением покоя и обещанием безопасности, а затем, как ни в чем не бывало, продолжил:

    – Но если ты еще раз притронешься к игле, эти маленькие кустики вместе с котом придут и сожрут тебя живьем... Ты меня понял?

    – Да, да! Я больше никогда не стану колоть эту дрянь!

    – Вот и отлично, – Федор протянул руку и, взяв за плечо, поднял съежившегося подростка с пола, – Поехали!

    Приехав в Петербург и возвратив юную неприятность в лоно семьи, Федор смог вернуться к более серьезной проблеме – Леониду.

     Леонид лежал в одиночестве в частной палате и, задумчиво смотрел в потолок, когда к нему вошел Федор.

    – И что? – безжизненным тоном спросил Леонид, вместо приветствия, – привез ты меня сюда...

    – Не хочешь лечиться – выпущу, – ответил Федор.

    – А смысл? Лечиться? Для чего?

    – Жизнь не закончилась, Леня.

    – Закончилась.

    – Для тебя еще не закончилась. Для Марины... Ты думаешь, ей приятно было бы знать, как ты тратишь свою жизнь?

    Леня, как змея, развернувшая свои кольца и метнувшаяся на врага, вскочил с кровати и бросился на Федора. Врач легко отразил атаку бывшего спецназовца и ловко швырнул его на кровать.

    – Не дорос ты еще, драться со мной, – без малейших признаков превосходства, а просто констатируя факт, сообщил Федор.

    – Это точно, – согласился Леонид, – В морду тебе дать не выйдет.

    Федор отстраненно согласился:

    – Не выйдет.

    – Ты понимаешь, что я люблю ее?

    – Понимаю, – кивнул Федор.

    – Что ты понимаешь! Вот ты... Ты ведь колдун?

    – Можно сказать и так, – ответил Федор, не желая вдаваться в тонкости.

    – Можешь сделать так, что бы я ее разлюбил? Что бы каждую секунду ее не вспоминал?

    – Хитрое дело.., – задумался Федор, затем принял решение, – Я могу лишить тебя способности любить вообще. Любить всем сердцем. Привязываться.

    – Вообще никого не смогу полюбить?

    – Вообще. А в замен, могу дать тебе какую-нибудь другую способность. Талант актера. Или сногсшибательную привлекательность для женщин. Или сразу обе этих способности.

    – Врешь, – протяжно, как как-то по-детски, сказал Леонид, – Не бывает такого.

    – Бывает еще и не такое.

    Леонид поерзал, встал на ноги и подошел к окну, на Федора он не смотрел.

    – Хм... А зачем мне привлекать женщин, если я их любить не смогу?

    – Ты их душой любить не сможешь. А так... пожалуйста. Увлекаться, увлекать за собой...

    – Нет, это я понял... А смысл?

    – Закрыть пустоту в душе.

    – О! Это ты прав... Только она уже есть... Пустота...

    – Та пустота – другая. Так что – решай.

    – Прямо сейчас?

    – Да, – кивнул Федор, – прямо сейчас.

    – Знаешь, что... Наверное, ты прав. Любовь – это такая мука... Давай, забирай!

    – Дай мне руку.

    Леонид протянул Федору руку, тот крепко взялся за нее и, используя прикосновение, как проводник, мощным мнемоническим толчком лишил мужчину сознания. Остальное было делом довольно обычным – Федор закрыл участки подсознания Леонида, отвечающие за глубокие эмоциональные привязанности, оставив только его родителей и самых близких друзей. Актерский талант разбудить было довольно просто – Леонид и так был талантливым художником, немного простимулировать этот участок мозга не представляло никаких трудностей. Ну, а насчет привлекательности к женскому полу – здесь и стимулировать ничего не требовалось, великолепная мужская красота Леонида вовсе никуда не делась, а шрамы лишь добавили ему загадочной притягательности.

    Когда Леонид очнулся, он ощутил странную пустоту и легкость. Образ жены потускнел и был просто воспоминанием, а не открытой, ноющей раной. На тумбочке Леонид увидел визитную карточку небольшого театра. Через месяц он уже вышел на сцену в первом спектакле в своей жизни.

    Единственное, чего не стал делать Федор – это блокировать воспоминания о счастье с Мариной. По этой ли, по какой-либо другой причине, но Леонид не мог жить в одиночестве в своей квартире. Помучившись в разных местах, он  как-то заехал к Кузе, где по обыкновению, пребывал Федор. Разговор сошел на невозможность найти нормальную комнату и, в конце концов, Леонид поселился на кухне Фединой коммуналки.

Глава 2.

    Известный актер с интересом смотрел на Федора, ожидая традиционной шпильки.

    – Впечатлил? – с ехидцей спросил Федор, зная многочисленных возможностях приятеля.

    – О-ой! Такой, говорит, камасутры и в кино не видывала. Как твой шеф на этой табуретке спит, непонятно! – лениво потянувшись и встряхнув головой, ответил Леня.

    Федора он традиционно представлял своим дамам как художественного руководителя театра.

    – Самому непонятно, – меланхолически согласился Федя и вошел внутрь.

    В единственном свободном углу, под окном комнаты, стояло антикварное угловое канапе. Другой мебели, хотя бы минимально пригодной для сна, в комнате не было. Как бы подтверждая эту мысль, на канапе была постелена свежая простыня. Бросив на пол сумку, врач повернулся к висевшим в углу иконам и перекрестился.

    Комната Федора была большой, как банкетный зал, угловой с тремя окнами, светлой и, даже, когда-то, просторной. Но теперь... Простенки между окнами и стены у двери были заняты двумя высокими платяными шкафами в стиле ампир, и огромным французским буфетом, заставленным статуэтками расписного фарфора и безе, расписной фарфоровой и нежнейшей хрустальной посудой, немецкими пивными кружками, эмалевыми и золотыми кубками и графинами. Оставшиеся стены были заняты тремя старинными книжными шкафами, в свою очередь заставленными книгами, забитыми под завязку офортами, гравюрами, художественными альбомами. На середине комнаты стоял бескрайний, как пшеничное поле, письменный стол, инкрустированный дорогим деревом, на ножках в виде драконьих позолоченных лап. Вокруг стола стояло три итальянских кресла XVII века. Но все это было еще пол беды.

    Все свободное пространство комнаты занимали стопки книг, не поместившихся в шкафах, они стояли под столом, у шкафов, у буфета, под креслами. Книги  были самые разнообразные – художественные альбомы, средневековые фолианты, здоровенные тома по медицине, старинные трактаты по алхимии, гримуары с тайными формулами и антикварные травники и бестиарии. Отдельными стопками стояли энциклопедии, словари, справочники,  иллюстрированные гербовники, атласы и поваренные книги.

    Также на полу стояли картины, которым просто не было места, где висеть – изящные пейзажи, богатые натюрморты, мощные батальные сцены и, два портрета. Первый был старинным парадным портретом кавалера в роскошных доспехах и мантии, отороченной соболем. Кавалер носил ордена Святой Анны и Святого Владимира, но был до мельчайших деталей похож на Федора, хотя портрету было не мене двухсот лет. Другой – фантазийный портрет молодой красавицы в образе Минервы. Художник замечательно передал свежесть и красоту ее лица, золото рыжих волос, ослепительную зелень глаз. Красавица Минерва была изрядно похожа на того Федора, что смотрел с живописного полотна.

    Все остальное пространство пола занимали стойки для оружия, набитые дорогими и редкостно красивыми мечами, метательными топорами, саблями, шашками, шпагами, дагами и еще десятками разновидностей колюще-режущих орудий смерти. Было несколько антикварных кремниевых ружей, все в прекрасном состоянии, пистолеты с инкрустациями и драгоценными камнями, несколько дротиков и две алебарды с украшениями чеканного серебра.

    Письменный стол, как зерцало, вмещал в себя отражение своей вселенной – сиречь комнаты Федора. Узор на столешнице изображал сцепившихся в смертельной схватке драконов. На этой битве, в боевых порядках, стояли три письменных прибора различных эпох. В центре стола покоился большой справочник по органической химии, открытый на интригующей статье «Интерференция нуклеотидных цепочек». Что бы сей том не закрылся, и не скрыл от мира мудрость, хранящуюся в его недрах, на нем, поперек страниц, лежал дуэльный пистолет с перламутровыми накладками на рукояти.

    На стратегических точках стола лежали и стояли разные предметы – камеи из аметиста, резная слоновая кость, каменные ножи, реторты, которые вполне годились для выведения гомункулусов, статуэтки из дерева и кости, дарохранительница в виде кисти руки святой Анхен и прочие, совершенно необходимые в хозяйстве врача, вещи. Вокруг ценных вещей грудами лежали бумаги Федора.

    Венчала композицию на столе огромная щетка кристаллов аквамарина,  конкурируя только с огромным бронзовым канделябром в виде древа мира о двадцати четырех свечах. Изысканный канделябр со множеством подвесок в виде райских птиц, раззолоченных яблок, кистей винограда, гроздей инжира, весь в резных виноградных и хмелевых листьях мог украсить любой дворец или музей. Но аквамарин тоже был не плох – почти два фута высотой с идеально столбчатыми кристаллами, нежнейших оттенков синего, голубого и сине-зеленого, он приковывал глаз и очаровывал, как пение сирен, играя теми отблесками света, что проникали сквозь окна.

    Света, впрочем, было не много, потому что пространства окон также были использованы должным образом – на одном грудами лежали коллекционные коробки, доверху набитые насекомыми, минералами, гербариями, а к другому было и вовсе не подойти – перед ним стоял огромный дубовый резной каминный портал, привезенный в Россию в начале XVIII века, но сделанный в Нюрнберге в конце XV. Федор свободно проходил сквозь него, всего лишь пригнувшись. Как деревянный портал пережил блокаду, знал только Федор.

    Знакомые Федора, впервые попав в этот сад неземных наслаждений, всегда советовали ему что-то продать и купить себе нормальную квартиру, где-нибудь в новом районе. Федор неизменно отвечал, что эти вещи ничего не стоят, а расставаться с памятью за копейки – не имеет смысла.

    На самом деле, всего этого антикварного добра, сваленного как попало, хватило бы на покупку не менее трех квартир в самом центре, но Федор, по разным причинам, вещи эти хранил, особо стараясь не разбазаривать. Причем было здесь далеко не все – самое ценное и дорогое сердцу Федора было аккуратно сложено в коробки и составлено на чердаке дома Кравченко.

    Постояв в раздумьях перед иконами, Федор прошел к одному из огромных шифоньеров, достал оттуда великолепный шелковый халат, весь в разноцветных павлинах, переоделся, и, усевшись в одно из кресел у стола, мгновенно заснул. Его поза чем-то напоминала позу спящей птицы.

    Федору снился сон. Снился в который раз.

    Лес резных мраморных и ониксовых колонн, уходящих в поднебесье... Но небес не было там, только каменные арки, все выше, выше, выше... Насколько хватало взгляда, только тяжелые монолитные своды, в отблесках алого и багрового пламени. Реки раскаленной лавы, снопы искр и фейерверки огненных брызг. И среди потоков расплавленных металлов, водопадов, текущих раскаленным добела вольфрамом, гейзеров платины и оливина, не спеша и как бы нехотя, проплывали огромные острова, кружа вокруг собственной оси и собратьев, лавируя между скальных выступов и исчезая во тьме неверных отблесков огня.

    Один из островов гордо парил в самом центре необъятной пещеры. Его вершину, будто срезанную невероятных размеров ножом, венчал ажурный обсидиановый замок.

    В галереях, переходах, коридорах, покоях замка звучала музыка, раздавались веселые голоса, звуки песен, смех. В бальной зале, где из кварцевых окон в кованных переплетах рениевых рам, виднелись бескрайние просторы подземного мира, развлекалась огромная роскошно наряженная толпа в костюмах драконов, птиц, фениксов, саламандр, грифонов, вампиров и демонических сущностей.

    Прогремел гонг и все собрание, как одно существо, повернулось к массивным двойным дверям, на одной створке которых был изображен дракон, а на другой – феникс.

    Громовой голос пророкотал на весь замок:

    – Леди Айланда, Госпожа Дома Огня! Лорд Фьод, Господин Дома Огня!

    Двери медленно открылись, и в зал вступила монаршая пара.

    В полном, если бы не музыка, безмолвии все смотрели на входящих в зал.  Федор, в черных, украшенных золотом, одеяниях, шел, держа под руку молодую женщину редкостной красоты. Ее рыжие волосы, уложенные в сложную прическу, идеально гармонировали с алым платьем, отделанным розовым жемчугом и кораллами. Как только они вошли, все кавалеры склонились в низком поклоне, а дамы присели в реверансе.

    Федор, рука об руку со спутницей прошли вдоль замершей при их приближении толпы и подошли к паре, неприметно стоящей у окна. Они стратегически  расположились между колонной и окном, в безнадежной попытке скрыться от пристальных взглядов многочисленных присутствующих. Эта пара действительно приковывала взгляды. Мужчина и женщина, стоявшие за колонной так, что бы привлекать как можно меньше внимания, явно смутились от столь высокой чести, так неожиданно им оказанной и склонились в изящных, каждый на свой лад, строго предписываемыми этикетом, поклонах.

    Высокий мужчина с яркими нефритовыми глазами и волосами цвета спелых колосьев, наряженный в серо-черный камзол без украшений, совершено в них и не нуждался. Высокий, статный, он излучал силу и величие. Молодая женщина, стоявшая рядом с ним, явно была его сестрой – такие же зеленые глаза, овал лица, чуть вздернутый нос... Волосы, впрочем, были не золотистыми, а по здешней моде, ярко рыжими, и слегка вились. На ней было изумрудного цвета платье, отделанное серебряными кружевами, а в прическе красовалась живая алая роза.

    Федор повернулся, с почтением обратившись к своей спутнице:

    – Матушка, позвольте представить Виктора, лорда дома Опалового Сияния, и его сестру Анну, драконов.

    Виктор и Анна, весьма смущенные таким пристальным вниманием к своим особам, вновь почтительно поклонились Айланде.

    – Как вы устроились, Виктор? Хорошо ли вас принимают в Хьяульсунмире?

    Виктор приложил руку к сердцу и проникновенно сказал:

    – Мы не смели и надеяться на столь теплый прием, Старейшая.

    Айланда улыбнулась и переключила свое внимание на Анну:

    – Как вы находите наши наряды, Анна?

    – Восхитительными, Старейшая, – улыбнулась Анна.

    Правительница самого богатого и одного из самых влиятельных Домов Подземного мира уж наверняка оценила «скромные» наряды Анны и Виктора, стоившие не менее боевого скакуна каждый.

    Айланда улыбнулась и кивнула:

    – Развлекайтесь, дети.

    Виктор и Анна поклонились Айланде в третий раз. Правительница повернулась к сыну и спросила:

    – Ты танцуешь с... Анной, сын? – запнувшись перед именем минуту назад представленной ей девицы.

    Федор, что в этом мире был назван Фьодом, кивнул и улыбнулся:

    – Да, мама, три танца.

    Айланда прикрыла веки в знак своего согласия с тем, что таким, якобы незначительным, гостям, оказываются такие почести.

    – Я всегда рада друзьям моего сына.

    Госпожа Дома Огня величественно кивнула и, не дожидаясь очередного поклона, повернулась, чтобы прошествовать к своему законному месту – Пасти Фафнира – трону, что подарил своей внучке сам великий Дракон.

    Трон был сделан в виде раскрытой пасти огромного дракона, с подушками для сиденья между зубов. Федор подвел Айланду к нему, она уселась на алые подушки, почти полностью слившись с ними. Федор подозревал, что такое сочетание цветов было подобранно специально, но комментировать эту мысль вслух не стал.

    Музыка зазвучала громче. Федор церемонно поклонился матери и, дождавшись ответного кивка и небрежного жеста рукой, отошел от трона, подойдя к молодой брюнетке, что стояла в нескольких шагах от него.

    Федор совершенно обыденно обнял ее за талию и поцеловал в щеку. Подобная вольность была воспринята всеми как должное, никто в зале даже не повел бровью. Федор, между тем, смеясь, что-то рассказывал изящной даме, она заинтересованно кивала, затем кивнула еще один раз, с чем-то соглашаясь. Федор взял даму под руку и подвел к Виктору и Анне.

    – Виктор, Анна, знакомьтесь. Это – моя тетушка Мирель.

    Он отвесил даме изысканный поклон:

    – Душевно рад, леди Мирель.

    Анна улыбнулась:

    – Такая честь для меня, Старейшая...

    Мирель таинственно улыбнулась:

    – Я всегда рада друзьям моего племянника.

    Федор протянул руку и вложил руку своей тетушки в ладонь Виктора:

    – Прошу Вас, Виктор, идти вперед. Начните первую фигуру танца. Мы с Анной последуем за Вами.

    Виктор галантно поклонился и взял леди Мирель под руку. Федор взял за руку Анну, и поцеловал ей пальцы.

    Шепотом, который услышала половина бального зала, он сказал:

    – Мы еще пойдем первой фигурой... В другом танце...

    Но, насладиться танцем с красавицей Анной, ему в этом сне не было дано – зазвонил будильник и Федор очнулся от грез. Вздохнув, он начал собираться на работу – сегодня у него была лекция для второго курса лечфака.