Текст книги "Трафарет вечности (СИ)"

Автор книги: Элла Аникина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

    – Приехав в город, что я охраняю от Сил, он проник в место Сердца. И не коснулся его, благоговея.

    Демоны напряглись, услышав это.

    – И Вы, Повелитель, не гневаетесь?

    – Я решил, что он навечно будет связан с ним, что бы остудить пыл наиболее неразумных. Порядок превращается в Хаос, если теряет контроль.

    Федор имел в виду, что истинное Сердце города, было одинаково желанно всем – демонам, оборотням, Первым, всем остальным. Хаос и Порядок одинаково жарко жаждали Сердца, пытаясь завладеть им и установить в городе свою власть. Но для этого и был в городе Хранитель, чтобы одинаково беспристрастно обрывать жадные руки, тянущиеся к самому сокровенному.

    – Он пришел украсть Сердце дорогого мне города, но не совершил преступления. Теперь он связан с городом. Я не могу разорвать эту связь. Никто не может. Даже если бы я мог сделать это, я бы не стал. И знаете, это даже хорошо. Поменьше будет алчных, тянущихся к Сердцу.

    Осознавая сказанное, все помолчали. Затем Федор достал Талисман. Демоны переглянулись.

    – Я не смог ничем помочь вам, лишь наполнил вас горечью расставания. Я недостоин столь щедрого дара.

    С полупоклоном Федор протянул Талисман Имен демонице. Та отстранилась и отрицательно покачала головой.

    – Старейший, – почетный титул в устах существа прожившего несколько тысяч лет, звучал бы странной насмешкой, если бы не торжественный тон речи, – Этот Талисман принадлежит Вам по праву. Это – подарок. Ваш ответный дар – Ваша милость, оказанная нашему сыну – более ценен для нас, чем даже все имена наших врагов. Воистину, мы не ошиблись, обратившись к Вам за милостью и правосудием.

    И только тут Федор понял, кто стоял перед ним, и чуть не присвистнул от удивления. Только Отец и Мать Великих Огненных Столпов, самого могущественного Дома как Хаоса, так и самого Первого мира, могли так свободно распорядиться и сыном, и Талисманом. Но, инкогнито – воистину священная традиция среди сильных мира сего и Федор порадовался про себя, что не понял этого раньше. Он не смог бы так мастерски изобразить и спокойное превосходство и, одновременно, радушие хозяина, если бы знал, кто перед ним. Поэтому он сдержал свой порыв, и ограничился лишь полупоклоном со словами:

    – Ваши слова, Бесконечно Сияющая, – выбрал Федор достаточно нейтральное, но почетное обращение, применявшееся как для глав Домов, так и для просто уважаемых демонов, – наполняют мой слабый разум истинным смыслом. Ваш дар наполняет меня радостью, не от власти, которой он обладает, а от доверия, что Вы испытываете ко мне.

    Демоница, поняв и истинную природу слов Федора, и проявленный им такт, улыбнулась ослепительной улыбкой со множеством острых зубов. После взаимных безмолвных поклонов, Федор вышел из номера и выйдя из отеля, подошел к машине и, постояв некоторое время, хотел уже сесть в «Хаммер», как понял, что Мать, скорее всего знала обо всем с самого начала. Кто еще мог провести церемонию разделения времени?! Не сам же молодой демон... Федор закрыл глаза и глубоко вздохнул. Теперь он знал, где ему спрятать Талисман Имен.

    Следующим вечером Кузя и Федор шли по Набережной канала Грибоедова. Ночи были уже темные, но друзья прекрасно все видели даже без фонарей. Наконец они дошли до Банковского моста. Над головами грифонов теплым светом горели фонари. Кузя облокотился на перила и закурил «Беломорканал». Федор подошел и встал рядом.

    – Дай папиросу.

    – Курить вредно.

    Федор вздохнул, обдумывая достойный ответ, не придумал, ткнул Кузю в бок.

    Кузя протянул ему папиросу. Федор взял ее. Некоторое время подождал. Ткнул Кузю еще раз.

    – Чего тебе?

    – Зажигалку дай!

    – И речи быть не может.

    Федор вздохнул, понимая всю тяжесть обвинения – все зажигалки, которыми он пользовался хотя бы раз, начинали жить своей собственной жизнью, иногда весьма опасной для окружающих.

    – Что, мне огонь трением добывать?

    – Без трения добудешь.

    Федор беззлобно, но витиевато выругался. Тряхнул папиросой. Та покорно зажглась. Федор закурил, грустно вздохнул.

    – Мне тебя все равно не жалко, – ответил Кузьма и глубоко затянулся.

    – Да не в этом дело. Я тут подумал, как все сложно устроено...

    – Ох, ну тебя. У тебя все сложно устроено... ты, это... Всеславу видел еще раз?

    – Да ее с кафедры не выгонишь, как на работу ходит. Как большой перерыв, так она тут как тут: «А когда Кузьма Петрович будет?»

    Кузя произнес замысловатое ругательство, ничуть не хуже Фединого.

    – И не разу мне не сказал?

    – Я тебе сказал еще на прошлой неделе.

    – Ты сказал – принеси отчет.

    – Принес – увидел бы...

    Некоторое время оба молча курили. Кузьма обдумывал страшную месть для Федора, Федор обдумывал, настолько ли он провинился, что бы стать объектом для страшной мести Кузьмы. Кузьма докурил и бросил папиросу в реку. Он придумал хорошую страшную месть и был доволен собой. Федор докурил папиросу и бросил ее вслед за окурком Кузьмы. Вывод был неутешительный – мести не избежать.

    Молчание прервал Федор.

    – Покажешь, красотку-то?

    – Сейчас!

    Кузя снял со спины чехол, достал из него купленную только вчера саблю. Сделал несколько выпадов. В свете фонарей сталь и серебро ожили, и в руках Кузи переливалось живое неосязаемое существо – то ли отблеск далекого огня, то ли пленная частица молнии.

    Федор смотрел как зачарованный. На самом деле он не видел превосходного мастерства Кузи, не видел красоты и жизни клинка... Ему сдавило сердце, и он поднес руку к груди. Память на мгновение перенесла его на тридцать пять лет назад...

    – Да! Это он...

    Кузя остановился. Клинок в его руке стал золотистым от света фонарей, но Федор все равно помнил, видел его окровавленным.

    – Хочешь попробовать?

    – Что? – очнулся Беляев от ужасных мыслей.

    – Ну, потанцевать? Со мной?

    – Чем? Клинок-то один? – с облегчением отказался Федор.

    Но судьба не была к нему благосклонна.

    – Ну, прям, один! – Кузя достал из-за спины прямой короткий меч и протянул его Федору. Федор отступил на шаг. Он ненавидел в этот момент свою беспомощность, свою неловкость, но сделать с собой ничего не мог.

    – Бери, – Кузя был возбужден, как ребенок, в предвкушении новой интересной игры. За все время, какое Кузя знал Федора, а именно – всю свою жизнь, Федор никогда не был спарринг-партнером Кузьмы.

    – Ты уверен? – нашел в себе силы улыбнуться Федор. Он лихорадочно думал, как избежать боя с этим клинком, чудовищем, подлым и вероломным убийцей своих собственных хозяев.

    – Уверен. Федь, ну давай... – странно, по-детски протянул Кузя. Сабля странно оттягивала ему руки, ему хотелось сойтись с Федором в противоборстве. Из глубины мозга, оттуда, где живут все странные мысли, пришло: «А действительно ли он так хорош, как мне говорили? Или это просто разговоры?»

    – Хорошо! – решился Федор. Если сегодня час его смерти – он готов. Жаль умирать от руки друга, но это лучше, чем безымянная смерть от яда или горькая от предательства.

    Федор твердо взял протянутый ему клинок и осторожно повел им в воздухе, примериваясь к его весу. Затем легко перебросил его из правой руки в левую.

    – Ну-ка дай мне ножны?

    – Зачем? – удивился Кузя.

    Федор махнул рукой – «Давай, не болтай». Кузя отстегнул от портупеи ножны и бросил их Федору.

    Федор легко поймал их свободной рукой и вложил в ножны свой клинок. Затем взял его, как дубинку и начал крутить «мулине».

    – Забыл, что я не фехтую? Ни с кем? А?

    Кузя засмеялся, понимая, что забава будет еще интереснее – так он еще не работал ни с кем.

    – Забыл!

    – Вспомнишь! Мигом отучу тебя задаваться!

    Кузя сделал выпад. Федор легко поймал его на свою «палку», отбросил, сделал изящный разворот, уведя за собой Кузин клинок налево, и справа ударил Кузьму по запястью так, что тот взвыл.

    – Собственно, бой окончен, – сказал Федор, отпрыгивая.

    – Нет! – ответил Кузя и перебросил саблю в другую руку. Именно этого Федор боялся больше всего – что клинок, жаждущий крови, не позволит Кузьме прекратить дружеский бой, превратит его в бой смертельный. Федор твердо решил не причинять вред другу.

    Но до настоящего поединка дело не дошло. К мосту подкатила милицейская машина, и оттуда выскочили несколько вооруженных милиционеров.

    – Бросить оружие!

    Федор с облегчением подчинился. Он положил клинок на доски моста и неторопливо опустился рядом с ним на колени. Кузьма еще одно мгновение помедлил, возвращаясь из мира, куда увел его бой, в простой, реальный. Затем в точности повторил движения Федора, опускаясь на мост рядом с ним.

    К ним тут же подбежали два милиционера и направили на них оружие. Федор по-самурайски подобрался и элегантно поклонился. Милиционеры неосознанно ответили таким же полупоклоном.

    – Что здесь происходит?!

    – Ничего.., – Федор был спокоен и приветлив.

    – А это что? – милиционер показал на лежащие рядом с мужчинами мечи, – Тоже ничего?

    – Холодное оружие, носимое согласно разрешению на ношение холодного оружия.

    – Какое оружие, какое разрешение?! Саммит в понедельник!

    – Кузьма Петрович, предъявите Ваши документы офицерам.

    Голос Федора был приветлив, но холоден и тверд.

    Кузьма тут же достал свои многочисленные разрешения и протянул этот средних размеров телефонный справочник милиционеру, что стоял ближе к нему. Тот начал их читать. Его глаза стали расширяться.

    – И это все у вас... с собой?!

    – Нет, не все. Со мной... только необходимое.

    – Так, поднимайтесь! Едем в отделение!

    Федор и Кузя сидели в отделении уже полчаса. Милиционер честно пытался писать протокол, но постоянно сбивался, выслушивая версии происшествия сразу с трех сторон.

    Федор и Кузьма утверждали, что их было только двое, наряд милиции во мнениях разошелся. Часть милиционеров утверждала, что видела две изготовившихся к бою криминальных группировки, причем, в весьма странных одеяниях, наподобие маскарадных, а другая – стояла на том, что видела группу антиглобалистов, переодетых эльфами.

    На этом месте, писавший протокол сержант заметил:

    – Теперь понятно куда у Иваныча вещдоки с последнего рейда по наркопритонам пропали!

    Подобное наглое заявление не могло остаться безнаказанным и сержанту тут же припомнили все его многочисленные прегрешения, что были у него в этой, прошлой и, возможно, даже, в будущей жизни. Тот в долгу не остался и обнародовал некоторые детали биографии многочисленных присутствующих, из тех, что скрывались наиболее тщательно. Откуда они стали известны сержанту, было совершенно не понятно. Страсти накалились.

    Позабытые всеми приятели сидели на лавочке. Кузьма клевал носом, Федор искренне наслаждался открывшимся зрелищем.

    Кузьма, в очередной раз проснувшийся, ткнул Федора, что-то вертящего в пальцах, в бок и прошептал:

    – Федь, прекрати! Они же передерутся все! Ты чего сделал!

    Федор сдавленно «хрюкнул» и положил что-то в карман. Все озадаченно замолчали. В тишине скрипнула дверь, и в помещение дежурной части ввалились два милиционера, один из них со знаком «кирпич», и два очень интеллигентных старика. Один из старичков держался за голову.

    Увидев их Федор и Кузьма встали, чтобы поприветствовать их должным образом.

    – Петр Афанасьевич?! Александр Вячеславович?! Что случилось?!

    Первый милиционер, пришедший со стариками, тяжело вздохнув, спросил:

    – Вы их знаете?

    Федор удивленно ответил:

    – Конечно! Это академик Петр Афанасьевич Михайленко. Философ. Этнограф.  А это – Александр Вячеславович Вяземский. Академик. Филолог. Это же светочи мировой науки и, простите за банальность, гордость нашего города!

    Милиционер, принесший знак, обреченно вздохнул:

    – А! Это, значит, наша гордость... А кто-то молодежь нашу в чем-то упрекает...

    Милиционер, писавший протокол с интересом воззрился на пришедших:

    – А че случилось?!

    Милиционер со знаком в руках со знанием дела стал отвечать:

    – Иду по проспекту. Вижу – один из этих светочей бьет по голове другого знаком, – и гордо продемонстрировал тяжелый знак «Проезд запрещен».

    Федор удивленно посмотрел на знак, затем перевел взгляд на академиков:

    – Петр Афанасьевич? Что же случилось?

    Петр Афанасьевич нервно прокашлялся:

    – Понимаете, дражайший Федор Михайлович, у нас с Александром Вячеславовичем произошел диспут о том, реальна ли принадлежность принца Датского Гамлета к нетрадиционно ориентированным в сексуальном плане личностям или же это измышления позднейших комментаторов, так как текст самой пьесы Шекспира и авторов до него не позволяет нам дать полное заключение...

    Александр Вячеславович гневно перебил своего оппонента:

    – Вы, со своей стороны, Петр Афанасьевич, не правы. Это полный популизм. Ревность Гамлета к Полонию вовсе не так очевидна, как вы пытаетесь...

    Озверевшие от обилия непонятных слов и вежливых манер менты, хором заорали на все отделение:

    – Тихо! – все посмотрели на Федора, – Это они о чем?

    – Спорят. Был ли Гамлет голубым...

    Милиционер, писавший протокол, покачал головой. Весь его вид говорил: «нашли, о чем спорить, грибы трухлявые»!

    – С ума сойти. Кирпич-то тут причем?

    Милиционер, замыкавший шествие вздохнул:

    – Так вот о том и говорим. Двое этих... светил, стоят под светофором и мало друг друга не убивают!

    Федор кивнул и спросил у Михайленко:

    – Так причем же здесь «кирпич», Петр Афанасьевич?

    Петр Афанасьевич мученически вздохнул:

    – Так я и рассказываю, а молодые люди перебивают.., – он неодобрительно покачал головой, – Мы поспорили, и в пылу дискуссии Александр Вячеславович несколько перегнул палку с... эпитетами. Знаете, я человек широких взглядов, но называть меня «апулеевским животным» это уже лишнее. Я не стерпел, подобная полемика просто не уместна, взял этот знак и ошеломил своего оппонента.

    Милиционер писавший протокол помотал головой:

    – Каким животным?

    – Говорит, что Александр Вячеславович назвал его ослом, а тот и стукни его по голове знаком «кирпич», – легко перевел Федор.

    Милиционер с кирпичом облегченно, но с некоторым разочарованием вздохнул:

    – А...а...а! Ослом!

    Милиционер писавший протокол заинтересовался:

    – Протокол писать или нет?!

    Федор спокойным покровительственным тоном сказал:

    – Нечего тут писать. Потерявшие сознание, травмированные есть? Нет. Вы что, хотите, чтобы накануне саммита про ваше отделение написали, что вы арестовали двух светил мировой науки? Вы представляете, что начальство скажет?

    Милиционеры, на миг представив, что скажет их начальство, переглянулись.

    – Нет, никакого протокола не надо, – четко сказал дежурный.

    Федор спокойно продолжил:

    – Так что вызывайте такси, и мы с Кузьмой Петровичем развезем их по домам, во избежание дальнейшего конфликта. А так как оба живут на Ваське, это уже вне границ вашего участка. Пусть там хоть передерутся. На почве эпитетов.

    Милиционер, принесший знак, согласно покивал головой:

    – Правильно он говорит. Надо их домой.

    Милиционер, писавший протокол, поднял голову от бумаг:

    – А маклаудов этих?

    Дежрный мотнул головой:

    – И их тоже. От греха, – нагнувшись к сержанту, он тихо сказал, – Видишь, они все друг друга по именам знают. А этого, переводчика, третьего дня в судебке видел, так Иваныч ему только что не  кланялся, – выпрямился и уже нормальным тоном сказал, – Не покойники же бродячие, и то ладно.

    Федор сразу же заинтересовался:

    – Что за покойники?

    Милиционер неприязненно махнул рукой:

    – А... Баба одна звонила – вроде как мужик ее мертвый к ней в квартиру ломился...

    Кузя, собирая со стола бумаги, невзначай спросил:

    – А адрес?

    Милиционер скосил на него глаз:

    – А тебе то он на фиг нужен? Тоже хочешь поломиться?

    Кузьма пожал плечами:

    – У нас здесь случай был похожий...  По моему, это массовый психоз какой-то.

    Милиционер остро посмотрел на Кузьму:

    – У нас?

    Федор пожал плечами, словно раздумывая, говорить или нет.  Затем нехотя вымолвил:

    – Судебно медицинская экспертиза.

    Милиционер за его спиной показал знаками: «Точно, точно!», поэтому сидящий за столом милиционер, отдавая паспорт Федора, нехотя промолвил:

    – Казанская, 16.

    Федор легко сказал, совершенно не выдав своего страха:

    – А... эта... Да, мы про это знаем...

    Но это было ложью. Он ничего не знал про дом 16 по Казанской улице, кроме того, что два месяца назад там умер его старинный знакомый.

     Отправив академиков по домам, Федор и Кузя шли по ночным улицам. Наконец, Федор решился.

    – Кузя. Ты не продашь мне свою новую саблю?

    – Что?! Ты с ума сошел? – засмеялся Кузьма, но осекся под тяжелым взглядом Федора.

    – Нет, я в своем уме. Продай ее мне.

    – Федь, ты что? – удивился Кузя, – Зачем она тебе?

    – Я ее сломаю.

    Привычный к неожиданным сообщениям старшего товарища, Кузя некоторое время молчал, переваривая новости.

    – И за что ей такая участь? Это превосходный клинок.

    – О... Ты уже полюбил ее!

    – Я ее давно полюбил. Как только увидел. Полгода назад.

    – Ты мне ничего не сказал.

    – Я был должен?

    – Нет. Ведьмак сам выбирает оружие.

    Кузьма остановился под фонарем и закурил. Федор стоял за кругом света. Воздух вокруг него задрожал и начал плавиться. Перед Кузьмой возникла матовая поверхность, постепенно обретающая глубину и пространство. В глубине возник большой зал, обставленный грубой резной мебелью. В центре зала стоял круглый стол, заставленный золотой и серебряной посудой,  вокруг него стояли несколько существ в богатых шелковых и бархатных одеждах до пола.

    Кузьма узнал молодых Мать и Отца Котов, но тут его взгляд переместился на возникшие в его поле зрения фигуры: высокую и стройную златокудрую женщину в алых одеждах и широкоплечего черноволосого мужчину в одеяниях цвета тьмы. Казалось, что все лучи света теряются в его одеждах.

    Они сражались. Даже нет – они бились на смерть. Оба были опытными бойцами. Мужчина рубил короткими сильными ударами, женщина легко парировала их, нападая в свою очередь, казалось, ее клинок был повсюду, как пламя, как молния.

    Кузя, как зачарованный смотрел на схватку – в руках женщины он увидел свою саблю. Женщина уверенно наступала на своего противника, ловко выбила клинок из его рук, уверенно поставила ему подножку, он рухнул на пол, и она уже замахнулась для решающего удара...

    Когти на рукоятке сабли, державшие гарду клинка, молниеносно разжались и вцепились в руку женщины. Она дернулась и отпрянула, пытаясь освободиться. Ее противник воспользовался этим и схватил ее за руку с клинком, резко дернул от себя – клинок вошел точно в горло золотисто-красной красавицы. Она закричала и... вспыхнув, обратилась в пепел.

    И тут из рядов зрителей, выскочил... Федор. В золотых и красных одеждах, с каштановыми волосами до пояса, молодой, но, несомненно, Федор. Он подскочил к все еще стоящему на коленях черному воину и, одним ударом, снес ему голову с плеч коротким метательным топором.

    Видение несколько раз вздрогнуло, по нему пошла рябь и оно исчезло.

    – Вот так все и было..,– голос Федора прозвучал из темноты и Кузя вздрогнул.

    – Так вот как все было... Но Федя! Это ужасно!

    – Что именно?

    – Федя... Так вот, что означали твои слова...

    – Какие?

    – Помнишь, перед похоронами родителей... Я накричал на тебя.... Спросил, что бы ты сделал, если бы твоих родителей убили...

    – Теперь ты видел, что я сделал. Ударил в спину.

    – Послушай, Федя... – Кузьма помолчал, обдумывая слова, наконец, нашел подходящие, – Ведь сабель было сделано три! Ведь это мог быть один из тех клинков!

    – Как ты полюбил ее! Кузя, расстанься с ней. Она не потерпит другой любви, она предаст тебя.

    – Федя... Мне надо подумать. Хорошо?

    – Конечно. Заставлять тебя я не могу и не стану. Подумай. Хорошенько подумай.

    Федор сделал несколько шагов в тень и пропал совсем, будто его и не было. Кузя еще долго стоял и смотрел в темноту.

Глава 13.

    Придя в себя после тяжелого разговора, Кузя медленно шел по пустынной улице. Ночную тишину нарушили крики.

    – Отпусти! Отпусти, скотина! Никуда я не пойду! – услышал Кузя женский крик.

    Привычным движением вырвав клинок из ножен, он бросился вперед. Страшный грех не помочь женщине, попавшей в беду, но нечисть знает это и пользуется силой-слабостью ведьмаков. Вдруг там не женщина, а засада нежити? Третий час ночи, не важно, что – белой. Неважно, нежить ли там или просто мерзавцы, гнев ведьмака – страшное дело. Завернув за угол, Кузя застал такую картину – двое крепких парней тащили в подворотню молоденькую девчонку. Она отчаянно сопротивлялась, у поребрика на тротуаре лежал ее мотоцикл.

    – А ну, пошли! – резкий крик ведьмака подействовал как электрический разряд – они подскочили и, бросив девушку, посмотрели в его сторону.

    Самого беглого взгляда на одетого в черное мужчину, с клинком в руках, в ореоле живого огня, хватило им, что бы пуститься в бегство. Девушка, стоя на четвереньках, тоже попятилась от страшного существа. Тут он ее узнал. Точно, не морок.

    – Всеслава!

    Услышав собственное имя из уст полуночного пришельца, девушка вскочила на ноги и чуть не бросилась вслед за парнями, но силы ее оставили и она беспомощно прислонилась к стене.

    – Чур, меня, чур!

    – Всеслава! Это я, Кузьма Кравченко. Помните?

    – Что... А... Кузьма Петрович! – от облегчения Всеслава чуть не упала в обморок.

    Кузя перебросил клинок в левую руку, подошел к девушке и протянул ей правую, помогая подняться, невзначай дотронувшись тайком до нее лезвием заговоренного клинка. Проверить не помешает. Нет. Живая женщина. Не морок.

    – Пошли. Пошли отсюда.

    Девчонка согласно кивнула, взглянула на железную, окованную серебром, полосу в руках Кузьмы и вновь попятилась от него. Кузя высокомерно усмехнулся и вложил клинок в ножны.

    – А теперь поехали.

    – Куда?

    – Ко мне домой, в Петергоф.

    – Ого! Далеко-то как! – сказала, оживая, Всеслава.

    – Не так уж и далеко.

    Кузя и Всеслава сидели на кухне и уже третий час пили чай с коньяком. Правда, стараниями Кузьмы, у Всеславы в чашке был скорее коньяк с чаем.

    – Почему мне так в жизни не везет? – вздохнула Всеслава.

    – Не везет? – поддержал разговор Кузя.

    – А что, везет? – махнула рукой Всеслава, – Ребят у меня было... А всем и нужна была только для того, что бы мною перед другими хвастаться. Как узнают, что я в институте учусь, языки знаю, про байк, сразу собирают свое барахло и пропадают, будто их и не было. А еще был у меня один друг, женатый правда, но говорил, что любит, обещал развестись, говорил, что жена у него отвратительная – страшная, злобная... А я ее увидела один раз... Ровесница моя. Милая, красивая. Дочка у них... Его я прогнала, решила, что все мужчины – просто негодяи. А чего добилась? Со всеми знакомыми порвала, добилась только, что стали ко мне всякие придурки цепляться...

    – Почему придурки? – не согласился Кузя, – Я, к примеру?

    – Ты такой же как все. Скажешь, нет?

    – Я? Я не все! Я – ведьмак! И, поверь, женщин у меня было и может быть великое множество! Стоит только пальцами щелкнуть. Вот так, – Кузя демонстративно щелкнул пальцами.

    Перед Всеславой  появилось большое зеленое яблоко. Девушка засмеялась, ослабив напряжение момента. Засмеялся и Кузьма.

    – И что? – спросила Всеслава, взяв яблоко со стола и с хрустом откусив от него кусок, – Не нашел себе любимую? Или просто не нагулялся?

    – В другом дело, – ответил Кузя, отобрал у Всеславы яблоко и, с не меньшим хрустом, укусил его, – Я ведьмак. Я опасен, профессия у меня опасная. И жена моя должна быть... – Кузя замялся, Всеслава отобрала у него наполовину съеденное яблоко, – Ну, в общем, принимать меня, таким как есть. А я всем нужен только, что бы время провести. А другим – ради денег. Я это чувствую. Неискренность. И поэтому я просто встречался с девчонками, а через какое-то время у них стиралась даже память обо мне...

    Кузьма вздохнул и отвернулся от Всеславы.

    – И мне тоже сотрешь? – жалостливо сказала девушка, положив свою руку на руку ведьмака, – может быть, у нас что-нибудь получится?

    – Я боюсь.., – пробормотал Кузя, – Не могу. Я... полюбил тебя... С первой же нашей встречи... Не хочу чтобы ты оказалась обманом, дымом... либо... просто стервой... Я не чувствую тебя, ты закрыта. Не понимаю, почему... И обижать тебя не хочу, не могу... Не имею права.

    Славка встала, обошла стол, обняла Кузьму сзади, со спины, просто обвила своими бесконечными руками. Кузьма дернулся, как от раскаленного добела железа:

    – Нет! – пробормотал он, – Не сегодня.... Пусть это будет только сон... Я не хочу, не могу... верить тебе...

    – Не надо! Просто все... Вот, как у нас в деревне... Отпусти у коня поводья... он сам приведет тебя к дому. Отпусти поводья, доверься мне...

    – Хорошо же! Ты не знаешь, о чем просишь... Не боишься меня?

    – Тебя? А ты злой?

    – Если разозлить! – фыркнул Кузьма.

    – Пусть сбудется то, что сбудется. Я ведь не знала ни по дом, ни про то, что ты ведьмак. Просто ты... мне очень понравился. Пусть будет хотя бы одна ночь...

    – Ты должна знать... если наши чувства... если они ложны... ты забудешь обо мне. И не я буду тому виной. На мне защита...

    – Да будет так, – согласилась Всеслава.

    Они прошли по прозрачному от вечерне-утренней зари саду и очутились у омшаника. Кузя толкнул почерневшую дверь вниз, в темноту, пахнувшую теплом и запахом трав.

    Ведьмак, из мальчишеского хвастовства, вызвал магический огонек.

    – Не бойся. Здесь добро, – сказал Кузьма, Всеслава кивнула, соглашаясь.

    Медленно они спустились по девяти ступенькам вниз и оказались в просторном подземелье с каменным полом. Магический огонек поплыл в центр зала и завис в нескольких сантиметрах от пола, освещая нанесенный на камень круг-оберег и тщательно выбитые на камне магические знаки. Мягкий свет колдовского огонька не достигал стен. Ведьмак подвел Всеславу к большому низкому сундуку:

    – Садись пока здесь. Я все приготовлю.

    – Что? – встрепенулась девушка.

    – Просто зажгу несколько свечей.

    – Я не боюсь, – Всеслава подняла на него глаза, в которых был страх и любопытство, – Федор Михайлович очень добрый, он не стал бы дружить с плохим человеком.

    Ободренный этой странной рекомендацией, Кузя понимающе кивнул и улыбнулся. Он прошел вглубь омшаника и в другом сундуке нашел связку белых свечей. Аккуратно расставил свечи правильным полукругом, и одним движением руки зажег их все. Всеслава ахнула от восторга. Из третьего сундука он достал скатанную медвежью шкуру и расстелил ее в центре.

    Затем положил рядом со шкурой клинок. Нерешительно посмотрел на Славку.

    – Раздевайся, – велела Всеслава.

    – А ты?

    – И я.

    Она скинула жакет, бросила его на землю. Расшнуровала и сбросила ботинки. Сняла через голову рубашку, распустила завязки на кожаных брюках и выскользнула из них, как змея, наружу.

    Кузя в три приема полностью обнажился. Всеслава одобрительно улыбнулась, глядя на мужчину, тряхнула головой:

    – Иди ко мне. На шкуру, – Всеслава осторожно пересекла границу колдовского полукруга, пошла по меху.

    Кузя улыбнулся и, протянув к ней руки, решил, – «будь что будет».

    – Закрой глаза, – пропела Всеслава.

    Обвив руками его шею, она начала целовать его. Кузя сразу ощутил жар, который разливался по всему телу. Чувствительные губы девушки как бы нехотя прогулялись по левой груди, совсем не больно и игриво ущипнув ее. Ведьмак застонал. Нетерпеливые, манящие, ласковые уста завораживали парня. Ему захотелось немедленно заключить Славку в объятия, все его естество желало этого, но он не мог этого сделать.

    Магическая власть девчонки оказалась сильнее. Он был чем-то скован по рукам и ногам, Кузьке оставалось только терпеть эту сладостную муку. Славка продолжала изучать его красивое и, на удивление, податливое на ласки тело, покрытое еле заметными шрамами, свидетелями былых сражений. Губы ее спускались все ниже и ниже.

    Ведьмак запрокинув голову, зарылся руками в струящийся водопад ее рыжих волос, перед его глазами заплясали золотые искры. Вихрь невыразимых чувств охватил его и закружил. Он изумился, как вдруг ему стало легко. Внезапно перед его глазами появились сияющие фиалковые глаза девушки и он позволил себе поцеловать ее. Славка обмякла в его руках.

    Кузьма вдруг почувствовал свободу и силу, которых у него никогда не было с другими. Легко подняв девчонку на руки, он закружил ее в воздухе, а затем бережно положил на шкуру.

    – Любимая моя, – прохрипел Кузьма.

    Кузя легко коснулся пальцем клинка и, каплями выступившей на пальцах крови, стал чертить знаки:

    – Знаком вечности заклинаю и воду, и небо, и землю, и огонь.– Кузя нарисовал на животе Всеславы знак молнии, – на огонь, – под левой грудью он начертал свастику, – на солнце, – под правой грудью появилась волнистая линия, – на кровь. – Он провел длинную линию от ее горла до пупка.

    Он провел ладонями по ее бокам снизу вверх, закинув руки девушки за голову, коснулся губами одного соска, другого, скользнул щекой вниз от груди по животу. Ладонь тем временем пробежала по бедрам. Кузя не спешил, желая как можно дольше продлить наслаждение.

    – Хорошая моя, прекрасная, желанная...

    Время шло. Губы ведьмака продолжали путешествовать по ее телу, выискивая самые чувствительные места. Руки то сжимали грудь, то оглаживали мягкие бедра, все чаще и чаще касаясь врат наслаждений. Девушка застонала, ее колени согнулись, руки опустились к телу, голова заметалась из стороны в сторону.

    Ведьмак потерял ощущение времени, верха и низа, кувыркаясь где-то между сном и явью, в мире видений и желаний, в вихре чужой и своей страсти – пока все это не закончилось сладким взрывом, заставившим его рухнуть с высот небытия в ароматные травы, под теплую шкуру, в горячие объятия.

    Первые несколько минут он не мог даже шелохнуться, совершенно лишившись чувств – как и распластавшаяся рядом Всеслава.

    Потом реальность постепенно вступила в свои права. Ведьмак дернулся, попытавшись встать, но Всеслава, чуть поднявшись, придвинулась, положила голову ему на грудь:

    – Любимый мой... Как же я ждала тебя... Нашла...

    Они долго еще кружились в любовном танце, по очереди доминируя в нем. Парень и девушка вдруг поняли, что ни один из  них ничего не забыл и не забудет об этой ночи. Кузя бережно, как самую великую драгоценность в мире, прижал к себе Славку. В ее глазах были слезы, но Кузя знал, что они – от счастья. И он поблагодарил Судьбу за этот дар. Славка тоже что-то шептала, верно, тоже благодарила кого-то за Кузьму.