Текст книги "Еще одна жизнь (СИ)"
Автор книги: Елизавета Назарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
В квартиру зашел осторожно: может, она еще спит? Она действительно спала. И он, поставив букет в вазу на столе в гостиной, занялся завтраком, попутно, с чистой совестью, подъедая приготовленные утром бутерброды.
Елена проснулась поздно, аж в десять часов, чего не позволяла себе с тех пор, как вернулась в эту жизнь. Сразу унюхала запахи из кухни, накинула халатик и открыла дверь спальни. Андрей курил на лоджии и ее не услышал. Она тихонько проскользнула в ванную. И хотя ее тело еще хранило его запах, она с удовольствием встала под душ.
Когда Андрей приготовил завтрак, Елена еще спала, он не хотел ее будить и ждал, чтоб она проснулась сама. Стрелки часов приближались к десяти, но у него еще было время. В училище ему нужно было быть к четырнадцати, а в двадцать-ноль-ноль заступать на дежурство.
"А "женатиков" отпускают в пятницу вечером и до утра понедельника. И в наряд не ставят по выходным", – думал он, сидя на лоджии и раскуривая сигарету. – "Может и стоит жениться сейчас, я больше времени буду проводить дома, с ней. Ага, и сяду ей на шею. Накопленные деньги быстро закончатся", – он просто не мог представить, что, женившись, будет брать деньги у матери: что это тогда за семья? – "А может забрать ее к нам? Должна же жена жить у мужа. Нет. Она не пойдет, она слишком самостоятельная и независимая. Да и как же мы будет там заниматься любовью? Она такая шумная!.. Как она хороша в постели! Ни за что бы не подумал, что у нее нет сексуального опыта. Она была так свободна, раскована, так чувствительна! Вот, что делает с девушкой любовь!"
А в том, что она любит его, он не сомневался, как не сомневался и в своей любви к ней.
Вспоминая "ночную сказку", он захотел сейчас же увидеть ее, прикоснуться к ней, но, выйдя из лоджии, он заметил приоткрытую дверь спальни и услышал шум воды в ванной. Он подошел к двери в ванную, она была не заперта (привычка жить одной). Осторожно приоткрыв дверь, он увидел ее за прозрачной клеенчатой занавеской, стоявшей под душем. Она стояла и просто наслаждалась текущими по ее телу теплыми струйками. Как же ему захотелось оказаться там вместе с ней! Он поразился сам себе: всегда такой сдержанный, умеющий усмирять свои чувства, он не мог справиться с желанием снова и снова обладать ею.
"Ну, прямо сексуальный маньяк какой-то! Надо держать себя в руках".
Но вместо того, чтоб тихо уйти, он взял полотенце, висевшее на стене, подошел, выключил воду (она сразу обернулась), отгородил занавеску, накинул полотенце на Елену и властно взял на руки. Она и не думала сопротивляться. На руках он отнес ее в спальню и положил на кровать, а сам неторопливо стал раздеваться. Он думал: что, если он сейчас этого не сделает, он не дотянет до следующего увольнения, сбежит в самоволку, а, если попадется, то не видать ему дня рождения в следующую субботу.
А Елена лежала неподвижно, удивленно улыбаясь, и наблюдала за ним. Но с каждой снятой им с себя вещью, в ней все выше и выше поднималась волна возбуждения, все яростнее и яростнее трепетали ноздри, и, когда он предстал перед ней во всем своем обнаженном великолепии, она молча поднялась, встала, прижалась к нему всем телом, обхватила его за шею, впилась своими губами в его губы и потянула его на себя, падая навзничь на кровать. Они уже не только удовлетворяли свои желания, они играли, получая от этого дополнительное удовольствие.
Когда все закончилось, когда они уже просто лежали, отдыхали, успокаивая биение сердец, в прихожей раздался звонок. Они оба вздрогнули и посмотрели друг на друга с немым вопросом: что делать? кто бы это мог быть? Звонок задребезжал еще раз, они не шевелились, даже старались тише дышать, только крепко сжали друг другу руки. Звонок прозвенел снова.
– Никого нет дома. Уходи, – прошептала она, присела на кровати и прислушалась.
В прихожей стояла тишина, видимо этот кто-то послушался и ушел. Они тихонько встали, оделись и на цыпочках, держась за руки, прошли в прихожую. Елена заглянула в глазок, на площадке никого не было. Слава богу!
– Никого, – все еще шепотом сказала она и оглянулась на Андрея, он смотрел на нее и улыбался.
Выйдя из прихожей и закрыв дверь, они рассмеялись.
– А, собственно, чего мы прячемся? – разглаживая и поправляя ей волосы, произнес Андрей. – Почему мы должны стыдиться наших отношений?
– А мы и не стыдимся. Просто, для окружающих наши отношения слишком скоропалительны.
– И для тебя тоже?
– Нет. Мы знакомы с тобой вечность, и, наконец, приняли решение, что должны быть вместе. А ты, как думаешь?
– А чье это больше решение? – и он посмотрел на нее сверху взглядом учителя.
"Артист, ну, артист!.. Ты хочешь, чтоб это было твое решение? Я же вижу. Ну, как же, ты мужчина: главный, первый!.. А я согласна. Если бы ты знал, как я согласна!" – думала она, глядя ему в глаза снизу вверх преданными любящими глазами, а вслух сказала:
– Твое, мой господин. И я в полной твоей власти.
Он засмеялся, прижал ее к себе, прекрасно понимая, что она опять ему подыграла, а вот в жизни она привыкла решения принимать сама.
"Ну, что ж, поживем – увидим", – решил он.
Затем он кормил ее завтраком. Кормил, в полном смысле этого слова, накалывал кусочки мяса, спагетти или салата на вилку и отправлял ей в рот. Получалось не очень аккуратно: ее губы, подбородок и даже щеки оказались вымазаны соусом, – и он с удовольствием их облизывал. Она смеялась, сопротивлялась, говорила, что сейчас лопнет. Тогда он умоляюще на нее посмотрел и сказал:
– Позволь, мне кормить тебя хоть изредка, когда я с тобой, ведь мне пора уходить, и мы не увидимся целую неделю.
Она совершенно забыла о реалиях жизни, посерьезнела, посмотрела на него долгим жадным взглядом, будто старалась запомнить, как можно больше его черточек, а затем сказала:
– Да, Андрюшенька, я все понимаю. Ты только там не переживай за меня, а я буду тебя ждать. А может так быть, что через неделю тебя не отпустят?
– Может. Но я очень постараюсь, чтоб этого не случилось.
– Постарайся, пожалуйста. И не бегай в самоволки, – с мольбой в голосе попросила она. – Не потому, что я не хочу тебя видеть чаще или буду тебе изменять, – при этих словах его глаза удивленно раскрылись, а она продолжала: – Просто, тогда тебя вовсе ко мне не пустят, если поймают.
– Я обещаю, что в самоволки бегать не буду. Но что это за слова об измене? Что это вообще за слово? – спросил он с напускным удивлением и подозрением.
– Что за слово? Впервые слышу, – смотрела она на него "глазами невинной овечки".
– Ну, то-то же...
И они снова рассмеялись. Через минуту он снова посерьезнел, она загрустила – подходила минута расставания.
В прихожей, когда он был уже одет, они еще долго обнимались и нежно целовались.
– Ну, я пошел?
– Иди...
И снова долгий поцелуй.
– Пошел...
– Ага...
И снова поцелуй. Он понял, что это может продолжаться до бесконечности, встряхнул головой, крепко поцеловал ее в губы и вышел, закрыв дверь своим ключом.
Елена еще некоторое время постояла в прихожей, словно ждала, что он вернется. Потом кинулась стремглав на лоджию и высунулась в окно. Он шел легкой походкой в направлении своего дома, но, почувствовав ее взгляд, оглянулся, увидел ее в окне и помахал рукой. Она помахала ему в ответ. И от этого простого жеста ей стало легче, она глубоко вздохнула и решила заняться своими обыденными делами, стараясь думать об Андрее без тоски, не думать о нем вообще она не могла. Войдя в гостиную, Елена только сейчас обнаружила на столе большой букет красных роз. Она улыбнулась, с удовольствием прижалась лицом к тугим крупным бутонам, втянула в себя их пьянящий аромат.
"Ну, как его не любить?! У кого еще есть такой мужчина?!" – с гордостью подумала она, вытащила одну розу и закружилась по комнате, прижимая бутон к губам и напевая мелодию той же песенки, которую утром пел Андрей.
Настроение у нее было совсем не рабочее, но она понимала, что петь и танцевать весь день у нее не получится, и, в конце концов, до нее доберется тоска, если она чем-нибудь не займется. А занятие ее уже давно скромно ждало на верхней полке книжного шкафа. И она засела за чертежи. Работалось легко, и она без особого напряжения сделала все, что приготовила себе на выходной. А так как она намеревалась все же и отдохнуть, то взяла на этот раз всего два чертежа, на которые ушло шесть часов. Когда она поднялась из-за стола, уже стемнело, но было еще не поздно. Надо было еще чем-то заняться, иначе тоска, которая караулила ее, завладеет ею и сведет на нет весь праздник в ее душе, а с ним она расставаться не хотела. И тут она вспомнила, что приглашена в следующую субботу на день рождения, и ни к кому-нибудь, а к нему, ее долгожданному любимому Андрюшеньке.
"В чем же я пойду? У меня же ничего приличного нет. Конечно, я могу за неделю сшить себе любое платье, любой костюм, но из чего?.. Боже мой! Я совсем забыла. Я же нашла в вещах матери два отреза!.."
Вот это было занятие, так занятие, теперь она точно не затоскует! Елена быстренько нашла этот сверток. Когда она его обнаружила в самом углу верхней полки шифоньера, она очень удивилась: откуда у матери эти ткани, она никогда их раньше не видела. Это были два довольно больших отреза: один – шикарный темно-зеленый бархат с золотистым отливом, другой – натуральный шелк глубокого синего цвета. Ткани дорогие, дефицитные. А сейчас она разложила их на кровати, любуясь, и мучительно размышляла: какой же выбрать.
"Там будет его мать. Наверняка, женщина с тонким вкусом. Бархат, конечно, выглядит богаче. Но не буду ли я выглядеть в нем старше? Да и не слишком ли он шикарен для такой вечеринки? Лучше я сошью из него платье на Новый год. А вот шелк очень подходит к Андрюшиным глазам. Выберу его".
За этими размышлениями ее застал звонок.
"Нет, определенно, меня никак не хотят оставить в покое. Хорошо, хоть на неделе никто не ходит, иначе я бы сошла с ума".
Подойдя к двери, Елена с опаской взглянула в глазок, ей не хотелось больше неприятных сюрпризов. На площадке было темно, опять выкрутили или разбили лампочку. В глазок были видны лишь два силуэта. Но тут она услышала из-за двери голос Татьяны:
– Лена! Это мы.
"Кто мы? Опять мы. Сколько же вас?" – подумала она недовольно, но дверь открыла.
В квартиру вошла Таня, а за ней Александр.
"Ирки нет. Слава богу! И то радует", – с облегчением подумала Елена.
– Леночка, мы, наверное, помешали? Ты работаешь?– как всегда, с извинений начала Таня.
– Нет. Уже закончила. Ну, что вы топчитесь в прихожей, как неродные? Раздевайтесь, проходите. Я сейчас чайник поставлю, будем чай пить.
Пока они раздевались, она выключила свет в спальне и закрыла дверь, ей не хотелось до поры до времени показывать кому-либо ткани, которые так и лежали на кровати. В гостиной она тоже выключила свет. Все прошли на кухню. Пока Елена накрывала на стол, Таня заговорила о деле, которое привело их к ней:
– Мы к тебе посоветоваться. Ты извини, что так поздно, я бы могла с тобой и на работе поговорить, но это идея Санька. Он предлагает Андрею на день рождения скинуться и купить подарок от всех друзей, что-нибудь существенное, все-таки двадцать лет.
– Я почему сегодня хотел поговорить обо всем? – вступил в разговор Саша. – Вы же все на неделе заняты: работаете, потом учитесь, – не собраться, не обсудить, не за подарком ходить у вас времени нет, в субботу же уже поздно, а я после техникума свободен.
– Отличная идея. И что же вы хотите купить?
– Мы еще не решили... – начал Саша, но Елена его перебила.
– Кстати, кто мы? Кто еще, кроме нас троих?
– Еще Леша с Олей и Зоя с Жориком, – ответила Таня.
– А Ира? – посмотрела Елена на Сашу. Тот покраснел, опустил глаза.
– Мы поругались. Да она и не хотела идти.
– Вот как? Ну, что ж, баба с возу – кобыле легче. Ты согласен со мной, Саша? – она заглянула ему в глаза.
– Совершенно, – с некоторым недоумением ответил он.
– А что? С остальными уже говорили?
– Да. Я сегодня всех обошел, и к тебе заходил, только тебя дома не было.
"Ах, вот это кто был!.. Похоже, ко мне ты к первой приходил, уж больно раненько", – подумала Елена.
– Да, я уходила, – сказала она вслух. – Извини, я тебя перебила, так что вы решили?
– Прямо даже не знаю. У него все есть: магнитофон есть, фотоаппарат есть, часы у него хорошие, командирские, ему мать на восемнадцатилетие подарила, – перечислял Саша.
– Увеличитель есть? – спросила Елена.
– Есть. Он сам классные фотки делает, только сейчас ему некогда, а фотоаппарат ему мать из-за границы привезла "Кодак" – крутой! И "маг" тоже импортный.
– О-о-о! Мама из-за границы, небось, ему всего навезла!
– Это точно, просто теряюсь в догадках, чтоб ему купить.
– А чем он увлекается?
– Он фехтованием занимается, – сказала Таня, необычно молчавшая все это время.
– Ну, не шпагу же ему дарить. Да и, чтоб выбрать не фуфло какое-нибудь, надо быть спецом в этом деле, – сказала Елена и замерла:
"Сорвалось! Они хоть меня поняли? Не помню, говорили ли так в это время? – Говорили, не бойся, поняли они тебя. Только я так никогда не говорила", – с обидой отозвалась восемнадцатилетняя ее половина. – "Ты меня в последнее время совсем со счетов списала. Будто меня и нет вовсе. Не слушаешь, не считаешься со мной. Вот, девственности лишила... – Так это я тебя девственности лишила? Оригинально...", – и она рассмеялась, и в ней смеялись обе ее Я.
– Ты чего, Лен? Смешное что-то придумала? – с недоумением глядя на нее, спросила Таня.
– Нет. Это я так, "тихо сам с собою...", – и, чтоб снять лишний интерес и вернуться к прежней теме, спросила:
– А есть у него светомузыка?
– Это что? – спросила Таня.
– Знаю, знаю, – заторопился высказаться Саша, – видел у одного. Классная вещь! У Андрюхи такой нет.
– Вот и погляди, поищи, узнай цену. Потянем ли. По сколько вы собираете?
– Вы можете ответить мне на вопрос? – с обидой сказала Таня.
– Какой?
– Я его уже задала: что это такое – светомузыка?
– Это когда играет музыка, а к ней подключена такая бандура, которая мигает разными лампочками: низкие ноты – синий цвет, высокие – зеленый, средние – красный, или наоборот, я не помню. Ну, может, в кино, каком видела? – объяснила Елена.
– Это как гирлянда новогодняя?
– Гирлянда просто мигает, а эта под музыку.
– А-а. Понятно. Ничего. Наверно, здорово.
– Ну, так по сколько собираете?
– По пятнадцать рублей. Дорого для тебя?
– Нормально. У кого уже собрали?
– У Леши, и он за Олю дал, и мы с Сашей. Зойка с Жориком обещали завтра отдать.
– Хорошо. Я сейчас, – она быстренько сбегала, принесла деньги.
– А если не найдем? – спросила Таня.
– У моей матери в торге на складе есть знакомая. Я и бегать никуда не буду, сразу у нее узнаю. Если у них нет, значит, нигде нет, – сказал Саша. – А что тогда?
– Ребята, ну тогда, придумайте сами, вы же его лучше знаете, – уже взмолилась Елена, а про себя подумала: "У меня от вас уже голова болит". – Пошли, покурим, мозги проветрим.
На лоджии света не было, пришлось включить свет в гостиной. И, конечно же, розы сразу бросились им в глаза.
– Откуда это, – изумленно спросила Татьяна и посмотрела на Елену.
"Откуда? Откуда?.." – лихорадочно соображала Елена.
– От поклонника, – ничего не придумала лучше она.
– А-а, – протянула Таня, не решаясь при Саше, расспрашивать ее дальше, но в душу уже закралось подозрение.
Курили молча. Каждый думал о своем, но мысли их почти совпадали.
"Уж не Андрюха ли тот поклонник?" – думал Саша. – "Вполне в его стиле. Когда же он успел? Наверно, она утром с ним гуляла. Опередил, увел ее у меня из-под самого носа! Надо было Ирку раньше бросать. Конечно, он один, а я с девчонкой приперся. Вот она и обратила на него внимание, а не на меня..."
"Какой еще у нее поклонник?" – думала Таня. – "Если тот? Так она его прогнала. Может, мириться приходил? Что-то не похоже, чтоб она его простила и цветы приняла. Тем более ей Андрей понравился. Андрей... точно... это он. Так чего она прямо не сказала? Сашу стесняется? Или скрывает? Недаром, я видела его днем, как он домой бежал с этой стороны, чуть ли не вприпрыжку. От нее, не иначе. Надо с ней наедине остаться, интересно, скажет или нет..."
"Вот блин, не хотела же, чтоб они цветы увидели. Сама, дура, предложила: пойдем – покурим. Теперь, что Татьяне говорить? Боже мой! Как же трудно! Как не хочется терять такую хорошую подругу! Вот бы они с Сашкой сошлись, как было бы здорово! Только вряд ли, уж очень хорошо они друг друга знают. Хотя, Таня очень даже не плохо о нем отзывается. А ему, по-моему, просто девушка нужна. Водолей и Дева... не знаю, не знаю, вроде ничего, что-то может быть..."
– Саша, ты не обидишься, если мы с Таней чуть-чуть посекретничаем? – спросила Елена.
– Секретничайте сколько угодно. Мне уйти?
– Нет. Совсем не надо. Ты или здесь посиди, или хочешь, на кухню пойди, чайку попей с тортиком, а хочешь, телевизор включи.
– Я лучше на кухню.
– Вот и ладненько.
Едва за ним закрылась дверь лоджии, Татьяна начала атаку:
– Так, что это за таинственный поклонник?
– Андрей, – решилась Елена. ("Эх, была – не была!")
Таня даже не ожидала такого прямого ответа:
– Когда же он успел?
"Но всего-то я тебе все равно не скажу. Не потому, что стыжусь, а не имею права".
– В обед, где-то.
– И как это все произошло, – не унималась Таня. – Ну, что я из тебя все вытягиваю? Мы же договорились, что ничего не будем скрывать друг от друга.
– Да я не знаю, что и говорить. Позвонил, я открыла, а он букет вперед. Я сначала не поняла – кто это. А потом увидела, и как-то неловко стало.
– А что он говорил, говорил что? – нетерпеливо пытала ее Татьяна.
"Как я не люблю врать, но и правды я тебе сказать не могу. Что я тебе скажу? Как любила его еще в прошлой жизни, как хотела, как ждала?.. Постой, но я же его встретила уже в это время раньше, чем ты меня с ним познакомила. Это же выход! Это и есть правда! Правда – моей теперешней жизни. Только пойми меня, Танюша, и не осуди".
– Выслушай меня, Таня. Только не перебивай, я скажу тебе все. ("Что можно").
Татьяна напряглась, но ничего не ответила.
– Так вот. Я с самого начала. Помнишь, ты пришла ко мне три недели назад, когда я накануне кровать купила?
– Да.
– В тот день, когда я купила кровать, у меня в гостях были девочки, одноклассницы. Я их потом провожала. А на остановке столкнулась с двумя парнями. Я обернулась и налетела на одного из них. Они вызвались меня проводить, а я не отказалась, потому что один из них, на которого я налетела, мне сразу понравился. Но как-то так получилось, что мы не познакомились. А вчера, когда ты мне представила Андрея, я его узнала.
"Так вот, почему ты покраснела?" – подумала Таня.
– Оказалось, что он меня тоже узнал, и что я ему тогда с первого взгляда понравилась. А на кухне он хотел меня поцеловать, но кофе чуть не убежал, и мы действительно лбами столкнулись и засмеялись.
– А какую историю сочинили! – не выдержала Таня.
– А если б ты оказалась на нашем месте, ты правду сказала бы?
– Я не была на твоем месте, – зло огрызнулась она, отведя взгляд.
– Не надо так, Таня, выслушай меня до конца, пожалуйста.
– Ладно.
– Я чувствовала, что он очень даже ко мне не равнодушен. А встретились и влюбились с первого взгляда мы с ним еще до того, как я узнала, что он тот самый парень. Короче говоря, после того, как он проводил тебя, он пришел ко мне...– у Татьяны расширились глаза, но она промолчала. – Мы любили друг друга, Таня. Это... словами не передать! Но я спросила его о тебе. – Таня подобралась. – Он сказал, что любит тебя, как сестренку, – и Татьяна слегка кивнула сама себе. – А утром он принес цветы. Я так счастлива, Таня, мне так хотелось поделиться с тобой, но я боялась причинить тебе боль. И все-таки я решила рассказать тебе все.
Елена замолчала. Молчала и Таня. А затем спросила:
– У тебя были раньше мужчины?
– Нет. Он первый.
– Да ты что?.. Как же ты решилась в первый же день?
– Не первый, второй, а еще три недели ожидания.
– Почему же ты мне о нем раньше не рассказала?
– А о чем было рассказывать? Мы даже не познакомились. А симпатия – она как-то сразу и не сформировалась. Это потом, когда снова увидела его, поняла, что он был не случайным прохожим. Не иначе, судьба постаралась.
– А как же твоя теория о любви и влюбленности? – с последней ехидцей спросила Таня.
– Таня... – умоляюще посмотрела Елена на нее.
– Ладно, – уже мягче произнесла Таня, и уже совсем другим тоном, с интересом и сочувствием в голосе: – Тебе больно было?
– Чуть-чуть, вначале, но он такой ласковый, нежный, – от воспоминания по ее телу пробежала дрожь. Даже Таня это заметила.
– Значит, когда Саня приходил, он у тебя был, и вы не открыли?
Елена улыбнулась.
"А вот это, дудки, не скажу..."
– Андрей как раз ушел, как оказалось за цветами, а я была в туалете. Когда вышла, за дверью уже никого не было. Но не скажу же я Саше, что сидела на унитазе.
Таня хихикнула. Помолчала еще немного, обдумывая ее слова, а потом примирительно сказала:
– Я знала, что у нас ничего не будет. Пусть хоть у тебя все будет хорошо, – и добавила: – Но все равно, ты зря так сразу.
– Осуждаешь?
– Нет, – поспешила с ответом Таня. – Просто, лучше, если никто не будет знать.
– А кто узнает. Я больше никому не скажу. Зачем? Он тоже. Ты, я думаю, тоже не проболтаешься.
– Да ты что!.. Конечно!
– Ты, Тань, и ему не проговорись. Ему не понравится, что я с кем-то уже обсуждала наши с ним близкие отношения. Он же не знает, что мы поклялись ничего друг от друга не скрывать.
– Да-да. Не проговорюсь, нет.
– Спасибо.
Они обнялись. Дверь приоткрылась, показалась Сашина голова:
– Ну что, посекретничали? А то, домой пора идти, поздно уже.
– Пойдем, пойдем, – заторопилась Таня.
И они ушли. По дороге любопытство Александра прорвалось:
– А она тебе не говорила, что у нее за поклонник?
– А что? Сам хотел приударить?
– Да нет. Просто показалось вчера, что она Андрюхе понравилась, за друга переживаю, – схитрил он.
– А это он и есть.
– Да ты что? Шустрый... – протянул он, и подумал: "Все-таки опередил".
А Елена после их ухода почувствовала огромное облегчение, но не оттого, что они ушли, а оттого, что она объяснилась с Татьяной, что теперь ничего не надо скрывать, умалчивать, что, наконец-то, она сможет с ней поделиться, пусть не всем до конца, но все же, многим.
Всю неделю, в обеденный перерыв, Таня не отходила от Елены, наскоро покушав с матерью, бежала к ней. Они выходили во двор института, садились в беседку подальше от чужих глаз, курили и задушевно беседовали: об Андрее, о Саше (!), о любви и сложностях жизни. Однажды их застал там главный технолог. Он хоть и занимал столь высокую должность, но дядька был веселый и простой в общении.
– Кто это здесь прячется? – напугал он их своим низким раскатистым басом. – Татьяна? Ты куришь? А мать знает?
– Нет, Вильдам Хабибович, вы меня не выдавайте! – просительно улыбнулась Таня.
– А-а, а! Да чего тебя выдавать, от тебя и так табаком нести будет.
– А мы леденец пососем.
– Лучше б леденец вместо сигареты пососала. И ты туда же, Елена.
У него была забавная привычка: всех молодых девочек, работавших в институте, он называл полными именами, порой даже, по имени-отчеству, а женщин в возрасте, наоборот. Танину мать он называл просто Ира, главного бухгалтера – Валя, и даже Марию Григорьевну, женщину предпенсионного возраста, имевшую звание "Заслуженного строителя Узбекской ССР" за восстановление Ташкента после землетрясения 1966 года и дорабатывающую здесь по здоровью в отделе ПГС (промышленно-гражданское строительство), звал просто Маша. А к этой тоненькой девочке он всегда испытывал чувство уважения за ее ум, чувство юмора, доброжелательность. Он любил в шутливой форме побеседовать с ней о "глобальных проблемах человечества", а она всегда подыгрывала ему, нисколько не уступая в интеллекте. Особенно теперь, когда она осталась одна и работала, как вол, он проникся к ней чувством отеческой любви и заботы.
– Я понимаю, что свобода пьянит, хочется делать все то, что раньше было запрещено, но курение для девушки не лучший способ доказать свою самостоятельность. Я не читаю тебе нотаций, а говорю просто, как человек, которому небезразлично твое будущее.
– Спасибо, Вильдам Хабибович. Но я считаю, что курение вовсе не означает свободу от нравственных устоев. Курили многие известные женщины: ученые, государственные деятели, великие актрисы, поэтессы, – но им никто не ставил в упрек эту, да, я согласна, дурную привычку.
– Значит, ты согласна, что привычка – дурная, – ухватился за ее слова Вильдам Хабибович, – что пагубно влияет на здоровье молодых девушек, будущих матерей?
– Согласна. Но, скажем, работа маляра, особенно промышленного, гораздо вреднее своими токсичными ингредиентами для здоровья не только девушек, но и парней тоже. А все же берут на работу молодых и даже призывают гробить свое здоровье "по комсомольским путевкам".
– У-тю-тю... Куда тебя занесло?! Ты только не скажи подобного кому-либо другому.
– Ну, что уж я, совсем "обкурилась"? Я знаю с кем можно говорить, а с кем нельзя.
– Интересный ты, человечек, Елена. Даже я, тертый калач, порой поражаюсь твоей осведомленности в некоторых вопросах. Откуда это?
– Читаю много и не только детективы и любовные романы, но и публицистику, и научно-популярные журналы...
– Когда же ты успеваешь, девочка? – с теплотой в голосе спросил он.
– Стараюсь. Я же не читаю того, что мне скучно и неинтересно, а для того, что интересно, всегда минутку найти можно.
Но тут зазвенел звонок, означавший окончание обеденного перерыва, и они разошлись по своим отделам.
Однажды, еще две недели назад, Вильдам Хабибович подошел к ней в рабочее время и вызвал ее в коридор.
– Елена, ты что, институт бросила? Конечно, я понимаю, что работать и учиться тяжело, но надо думать о будущем.
– А я в другой буду поступать.
– А этот тебя чем не устраивает? Строительство не нравится?
– Нет. Я к строительству хорошо отношусь, но в рамках собственного дома. Вот квартиру отремонтировать – это я с удовольствием, а всю жизнь этим заниматься не хочу. Жизнь идет вперед, мир завоевывают компьютеры, а это математика, моя любимая наука. Хотелось бы свои способности в этой области реализовать.
– Так куда же ты собралась поступать?
– Наверно, в САМГУ, на мехмат, но я еще не узнавала, какие там факультеты и специальности есть в этом направлении.
– Понятно. А зачем поступать. Может, переводом?
– Вряд ли. У нас в институте математика была в сокращенном варианте, а там, небось, все углубленнее и более развернуто. Не совпадает.
– Ну, – задумался Вильдам Хабибович, – думаю, я смогу тебе помочь. Есть у меня один старый друг в университете, поинтересуюсь, что можно сделать. А что ты там о ремонте говорила? Может, что подсказать?
– Подскажите. Я бы хотела в спальне одну стену звукоизолировать. У меня с той стороны соседи очень "веселые": пьянки, гулянки, порой до утра, а стены у нас, сами знаете, какие. И еще посоветоваться, что делать с клеевой побелкой, она у меня ядовито желтого цвета, смывать ее – можно соседей до первого этажа затопить. Может, ее можно чем-то закрасить, а потом обои поклеить?
– Можно подумать, что ты профессионально занималась маляркой, только маляры говорят поклеить, а не наклеить.
– Нет, я не занималась, но в некотором роде, в курсе.
– Во всем ты в курсе?! – с вопросительной иронией сказал Вильдам Хабибович. – Ну, ладно. Чтоб что-то советовать, надо посмотреть. Тебе не к спеху?
– Нет. Когда Вам будет удобно, скажите.
На том и порешили.
И вот в среду, как раз в тот день, когда Вильдам Хабибович «застукал» их с Татьяной в беседке, в конце рабочего дня он нагнал ее при выходе из института.
– Ну что, Елена? Пожалуй, если ты не против, я мог бы сегодня посмотреть твою квартиру. Пригласишь старика к себе домой?
– С удовольствием, Вильдам Хабибович, только я пешком с работы хожу, это минут сорок. Как Вы?
– Да я, вроде, еще крепкий старичок. Ну, а с прелестной спутницей грех не прогуляться.
– Тогда пойдемте.
Вильдам Хабибович галантно подставил ей локоть.
Вильдам Хабибович Минигул, как он сам себя называл, "маленький шумок", был высоким крепким мужчиной, тридцати восьми лет, с круглым татарским лицом, густыми, но не длинными усами и небольшими залысинами на висках. Одевался он всегда элегантно с большим вкусом: строгие, но идеально сидящие на нем костюмы, всегда при галстуке, рубашки всегда в тон костюму, туфли всегда начищены. Вот и сейчас на нем был серый длинный плащ, из расстегнутого на одну пуговицу ворота выставлялся черный шерстяной шарф, черная шляпа, черные перчатки, брюки от темно-серого костюма и черные туфли. Идти подруку с таким мужчиной было приятно, а особенно приятно ловить взгляды не только молодых девушек, но и женщин постарше.
– Вот, Елена, посмотри, – рассуждал по дороге Вильдам Хабибович, – идут навстречу люди: молодые и не очень, мужчины и женщины. И все обращают на нас внимание. И что они думают? А думают они, вот что: какую молоденькую и хорошенькую девочку отхватил этот старый таракан.
– А мне кажется, что, наоборот, они смотрят и думают: какого шикарного мужика подцепила эта сопливая девчонка.
Вильдам Хабибович хохотнул и легонько похлопал ее по руке, которой она держала его за локоть.
– Один – один. Значит, к какому выводу мы придем? Шикарный мужик и хорошенькая девочка или старый таракан и сопливая девчонка?
– Мне больше нравится: шикарный мужчина и хорошенькая девочка. Со "старым тараканом" Вы уж перегнули. Раньше в Вашем возрасте мужчины только женились и заводили детей, а в жены брали молоденьких шестнадцатилетних девочек. И это было нормально. Ну, а называть Вас тараканом вообще никому в голову не придет.
Вильдам Хабибович скосил на нее хитрый взгляд.
– Значит, говоришь, Елена, нормально. Но это ж, когда было! Сейчас век скоростей, все спешат, торопятся. Торопятся жениться, торопятся развестись. Кстати, как ты относишься к ранним бракам?
– А, никак. Что такое ранний брак? По-моему, это незрелый брак, брак, в который вступают люди, не готовые жить вместе. А такие люди бывают, как в восемнадцать лет, так и в пятьдесят. Что такое возраст? Это количество лет, которые человек прожил на белом свете. Но физический возраст не всегда совпадает с количеством информации, которую все люди накапливают для формирования своей личности. Порой шестнадцатилетний мальчик – это уже вполне сложившаяся личность, со своими моральными устоями и принципами, короче, он знает, что ему от жизни надо. А вот какой-нибудь сорокапятилетний мужчина, уже заимевший детей, а то и внуков, до сих пор мечется, как инфантильный подросток, все ищет себя. Но он никогда себя уже не найдет. Потому что упустил тот период, когда нужно было заниматься своим самообразованием, не отвлекаясь на сиюминутные проблемы и желания. Потому я считаю, что, если молодые люди в шестнадцать, восемнадцать или двадцать лет готовы к браку, готовы нести ответственность друг за друга, за своих детей, то и "флаг им в руки", пусть женятся. А вот, когда даже умудренные горьким опытом, но не сделавшие выводы из своих ошибок, вполне взрослые люди полагаются на удачу, а точнее будет сказать, наобум, говорят "все будет хорошо", а сами не прилагают никаких усилий, чтоб добиться этого "хорошо", ничего хорошего не будет. И брак будет просто "браком".
