355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елизавета Назарова » Еще одна жизнь (СИ) » Текст книги (страница 1)
Еще одна жизнь (СИ)
  • Текст добавлен: 6 августа 2017, 22:30

Текст книги "Еще одна жизнь (СИ)"


Автор книги: Елизавета Назарова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Annotation

Назарова Елизавета Борисовна

Назарова Елизавета Борисовна

Еще одна жизнь








Елизавета Назарова










Еще

одна

жизнь






















Думаю, не многие могут похвастать на склоне лет, что во всем довольны прожитой ими жизнью. Возможно, общий итог и будет положительным, но я просто уверена, что у каждого есть в жизни такие моменты, когда хотелось бы что-то переделать, сказать не то и не так, сделать другой выбор. В таких случаях вспоминают пословицу: знал бы куда упадешь – соломки бы подстелил.

Но, вспомните, не встречались ли вам люди, которые удивительным образом предугадывают события, катастрофы, судьбы других людей. Как бы мы их не называли: предсказатели, провидцы, маги, гадалки, мошенники, – они есть и живут рядом с нами.

А как на счет "везунчиков"? Они все делают вовремя и удачно: вовремя и удачно покупают лотерейный билет, вовремя и удачно устраиваются на работу, вовремя и удачно женятся и выходят замуж, и разводятся тоже вовремя и чертовски удачно! Мы смотрим на них и завидуем: "Эх, нам бы капельку их везения!"

А как быть с "дежавю"? Мы встречаем человека впервые в жизни, а он кажется нам старым знакомым. Мы приезжаем в совершенно незнакомый чужой город, но узнаем улицы, дома, скверы, и вовсе не потому, что многие города похожи друг на друга, или мы видели их по телевизору, а потому, что "нутром чуем" – я здесь уже был!

Так может, и все мы знаем "куда упадем", да только не все и не в полной мере помним об этом?.. А что если наша жизнь – это замкнутый круг?! Мы ее проживаем, умираем и начинаем с начала, а может и не с начала, а с какого-либо определенного момента... Что если кто-то учит нас жить, заставляя переписывать страницы своей жизни снова и снова, пока не исчезнут ошибки, помарки, и каждый раз выставляют нам оценки?

А что произойдет, если эти "кто-то" по какой-либо причине и вовсе не сотрут память? А может и есть среди нас такие люди? Каково же им живется с памятью о прошлой, уже прожитой жизни?..












«...в Любви правил не существует. Можно попытаться штудировать учебники, обуздывать душевные порывы, выработать стратегию поведения – все это вздор. Решает сердце, и лишь им принятое решение важно и нужно».

Пауло Коэльо





Глава первая

АНДРЕЙ


«Ну вот.... Наконец-то... Все кончилось...»

Это были ее последние мысли перед тем, как провалиться то ли в вату, то ли в облака, то ли в пену, непонятно. Она падала во что-то белое, мягкое, падала не стремительно, а плавно, как бы вплывала. Вроде ничего страшного, но ее переполнял ужас. Он сковал все тело, если оно было с ней, так как она ничего не видела: ни рук, ни ног, – одно белое месиво. От ужаса у нее закружилась голова, и она потеряла сознание.

Очнулась она, как от толчка, и сразу открыла глаза. Сначала тьма казалась сплошной. Но постепенно, по мере привыкания глаз к темноте, она стала различать свет, идущий откуда-то слева, как из зашторенного окна. Перед глазами была светлая стена с неясными пятнами. Она не могла повернуть голову, чтобы рассмотреть все получше, ее тело все еще было в оцепенении, но ушел ужас, на смену ему пришло любопытство:

"Где же я?.. Это рай или ад?.. Или тот промежуточный карантин, где души ждут суда и отправки к уже конечной станции назначения? Странно... если здесь только моя душа, то почему я чувствую, как покалывают иголочки в кончиках пальцев ног и рук? Разве у души есть руки и ноги? Забавно..."

Но тут она почувствовала не только покалывания, по всему телу пробежала теплая волна, как будто кровь пробежала по венам. Вот дрогнули руки, голова обрела способность двигаться, ей захотелось потянуться, и она сделала это легко и свободно со сладким вздохом. И... не почувствовала боли, ни где, ни в одной клеточке своего организма.

"Значит, это рай. Или, во всяком случае, "тот свет".

Потому что боль не отпускала ее все последнее время: болело сердце, все внутренности, глаза и даже кожа. А сейчас по телу разливалась только теплая сладкая истома.

"Теперь можно и оглядеться".

Она не только смогла повернуть голову, но и легко поднялась и села. Под ней скрипнули пружины старенькой кровати с панцирной сеткой.

"Ха! Что в раю такая старая мебель? Или я все-таки в больнице?"

Она огляделась. Комната, в которой она находилась, показалась ей знакомой: слева действительно было зашторенное окно, рядом с ее кроватью еще одна, застеленная чем-то темным, дальше шифоньер, в изголовье кроватей на стене ковер с очень знакомым рисунком, а стены... ("Боже мой!")... на них явно вырисовывались кленовые листья...

"Это же спальня нашей самаркандской квартиры, в которой я не была почти тридцать лет!!! Как я здесь оказалась? Может, я сплю?"

Она очень больно ущипнула себя за руку и даже вскрикнула:

"А-а!.. Ненормальная! Зачем же со всей дури?! Теперь синяк будет..."

Комната не исчезла.

"Так... соображай... Что бы это значило?.. Нет, не понимаю... Прежде всего, надо выяснить: вся ли это квартира, насколько она реальна, что там за окном?"

Свои исследования она начала с окна. Раздвинув шторы, она убедилась, что вид действительно тот же: внизу с высоты пятого этажа была видна пустынная улица с неоновыми фонарями, по ней даже проехала одинокая легковушка (и она ее услышала!), за дорогой одноэтажное здание хлебокомбината, дальше саманные домики частного сектора, а за ними железная дорога. На небе были яркие южные звезды и молодой месяц, почти скрывшийся за горами. Пол, на который она встала босыми ногами, приятно холодил ступни, а батарея под окном, к которой она прижалась коленками, наоборот, была теплой.

"Значит, уже наступил отопительный сезон, то есть, возможно, что уже зима. Зачем на том свете тонкости этого мира?"

Она отошла от окна и направилась к двери. Где выключатель она, конечно, уже не помнила, но рука автоматически поднялась и сразу нашла его. Включив свет, она убедилась, что это действительно спальня ее самаркандской квартиры тридцатилетней давности. Вот только кровать матери пустовала.

"Оно и понятно – это же мои видения, а не ее".

Но никаких догадок пока в голове не возникало, и она открыла дверь в гостиную. Здесь тоже было темно, но даже в полутьме она поняла, что расположение комнат в квартире, мебель, дорожки, шторы

– все то же самое. Она направилась в кухню, даже не включив в гостиной свет.

В простенке между прихожей и кухней висело все то же зеркало. Она мельком взглянула в него и оторопела. Только сейчас она разглядела, что бродит по квартире в своей старой фланелевой спальной рубашке, которую даже в те годы одевала с большой неохотою, и потому из темноты на нее смотрело привидение в белом балахоне, бледное и слегка размытое.

"Ах, вот оно что! Я стала привидением. Получается, что привидения могут перемещаться во времени. Вот только, почему так болит рука, которую я ущипнула? А что, если включить свет. Я исчезну?"

И опять же, она совершенно не помнила, где находится выключатель, но повернулась, сделала два шага в сторону, подняла руку и включила свет...

"Господи! Да что же это?!"

Привидение не исчезло, а даже, наоборот: в зеркале была реальная, осязаемая молоденькая девочка, лет восемнадцати-двадцати, со стрижкой "сэссон", модной в семидесятых, в нелепой розовой рубахе, с выражением ужаса в глазах. Но не какая-то девочка, а она сама тридцатилетней давности... И тут она заплакала навзрыд, оседая на голый холодный пол.

"Не хочу! Не хочу! Не хочу!" – билась в ее голове единственная мысль. Она схватилась руками за голову, раскачиваясь и причитая уже вслух:

– Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Сколько она так просидела, не помнит, но то ли пол был уж очень холодный, то ли слезы все выплакались, а сидеть ей стало неудобно. Она встала, забралась на диван с ногами, поджав их под себя, и задалась другим вопросом:

"Почему?"

И тут же получила ответ.

"Потому что это твоя последняя возможность", – прозвучал мягкий женский, но совсем незнакомый, голос, причем, она услышала его не ушами, а прямо в голове. Удивляться ей порядком надоело, да и чему тут удивляться – обычная телепатия. Потому она просто спросила, вслух, ей так было привычнее:

– Возможность чего?

"Выполнить свою миссию".

– А в чем ее суть?

"Этого мы не можем сказать".

– Так, как же я ее выполню, не зная чего выполнять?

"Очень просто: надо жить сообразно своим способностям, данным тебе свыше при рождении".

– Значит, я не так жила?

"А как ты думаешь?"

– М-да... Не так, совсем не так... Но как же мои дети, моя внучка? Они что – тоже ошибки? – И такая волна тоски накрыла ее, что она задохнулась, и выступили слезы на глазах. Но что-то мягкое коснулось ее лба, и волна откатилась куда-то внутрь.

"А что ты им оставила?"

Тоска в груди свернулась в комок и отозвалась болью в сердце.

– Значит, изменив свою жизнь, я смогу изменить и их жизни?

"Ты сможешь им помочь".

"Да-да, ведь самой страшной болью последних лет было бессилие: бессилие что-либо изменить в их судьбе".

– Но, я же помню их, я же буду по ним тосковать?

"Ты будешь их помнить, но тоски не будет".

– Ну, хорошо. Сколько мне лет?

"Восемнадцать".

– А какой сегодня день?

"Седьмое ноября".

– Почему именно сегодня?

"А ты не догадываешься?"

– Сегодня я совершу свою первую большую ошибку. Так?

"Да".

– Я не совершу.

И вдруг ей стало страшно: ей дают возможность прожить жизнь заново, но как же она ее исправит, если не будет помнить свои ошибки?

"Мы оставим в твоей памяти горький опыт твоей жизни".

– А как же мои способности? Я же растеряла их за тридцать лет, я ничего не помню даже того, что учила в школе.

"У тебя тело восемнадцатилетней девушки, в том числе мозг. Знания, накопленные за восемнадцать лет жизни, еще свежи, просто память будет хранить и сведения о твоей прошлой жизни".

– Вот как. И часто вы так делаете?

"Нет".

– А почему я?

"Потому что твоя жизнь на Земле закончилась в качестве этой женщины. Но душа не обрела покоя. И мы даем тебе возможность что-то исправить".

– А если у меня ничего не выйдет?

"..."

– Почему вы молчите?

"..."

– Вы уже ушли?

"Нет. Но нам пора".

– Еще один вопрос. А где моя мать?

"Мы не можем тебе всего объяснить, но в теперешней твоей жизни вчера ты ее похоронила".

– О, боже! Как она умерла? Я же об этом ничего не знаю, в той жизни было все по-другому.

"Все встанет на свои места утром".

Она ясно почувствовала, как что-то отлепилось от ее головы, и подумала:

"Когда это ко мне приклеилось?" – но ужасно захотелось спать, она в каком-то полусне добрела до кровати и моментально уснула. Ей ничего не снилось, ну, совсем ничего.


Когда она проснулась, было уже светло, под окном шумели машины, играла музыка, слышались людские голоса.

"Ну да, сегодня же праздник. А что это было со мной ночью? Ах да. Надо снова жить. Без девочек моих. Интересно, если я рожу их от другого мужчины, они будут именно моими девочками, какими я их помню: внешне, по характеру, по возрасту? Надо было спросить... Господи! Матери-то ведь нет! Что же случилось?"

В мозгу, как бегущая информационная строка, замелькали слова-воспоминания: инфаркт..., скорая..., реанимация..., ночь в ожидании, а утром сухое "скончалась"..., хлопоты..., слова сочувствия... Спасибо Людмиле Георгиевне, материной сослуживице, все организовала, что было нужно, даже деньги остались, и на работе собрали, помощь выделили, и все благодаря Ирине Васильевне...

"Итак. Мне восемнадцать. Я свободна. Пора начинать жить по-новому. С чего? Работа у меня есть. Не бог весть что, но деньги на ней заработать можно... Институт. Неужели, я должна в нем учиться?.. Реализовать способности, данные мне свыше... Я не знаю, какие именно способности мне даны, но то, что строительство – это не мое призвание, я знала еще и в той жизни. Математика – вот это мое: есть знания, есть интерес. Театр – огромный интерес, невероятное стремление, но картавость. Как от нее избавиться?! Моделирование одежды – нет, это только для себя, так сказать, "хобби". Значит, математика. Сейчас ноябрь, до поступления в новый институт более полугода. Какой институт? Здесь – только в САМГУ. Куда-то уезжать – это бросать квартиру – ни за что. Уезжать, конечно, нужно, и чем скорее, тем лучше, но только обмен, приватизацию еще не придумали. Кстати, надо еще квартиру перевести на себя. Вот и первая задача. Вторая задача: выяснить факультеты, специальности в университете и возможность перевода. Задача номер три: работать, как вол, чтоб привести в порядок квартиру. Эти стены, эта мебель, это же черт знает что такое! И... попробовать исправить свой дефект речи, поговорить с каким-нибудь логопедом. А вдруг получится? О-о-о. Скоро мозги расплавятся, а сколько еще надо обдумать, решить и предпринять. Надо встать, выпить кофе, покурить, выяснить ближайшие задачи и выполнить. Все просто..."

Оказалось, что не все так просто. Растворимого кофе не было, был молотый, но не было турки. Сигарет не было вообще, зато было много продуктов в холодильнике (остались после поминок). Значит, бежать с утра за продуктами не нужно, вот за сигаретами придется. Турку купить в ближайшие дни не получится потому, что, во-первых: два выходных, потом рабочие дни, а, во-вторых: ее еще найти нужно, это тебе не двадцать первый век, а конец семидесятых двадцатого. Но, в конце концов, кофе было сварено в кастрюльке, сигареты были куплены на вокзале (благо он рядом), заодно купила свежие лепешки, самсу (сто лет не ела!) и три георгина.

"Зачем? А вот захотелось!"

Дома она испекла классную пиццу, с удовольствием съела большой кусок и занялась ревизией своего гардероба.

"О, боже! Что я носила?!"

Но восемнадцатилетняя девчонка в ней воспротивилась, она-то лучше знала современную ей моду. Пришлось уступить. Слава богу, никто не мешал, не лез со своим лицемерным сочувствием, не капал на мозги, и она быстро справилась со своей задачей. Она заметила, что две Я в ней отлично ладят, прислушиваются друг к другу и порой уступают: молодость – опыту, а возрастной консерватизм – юной интуиции и вкусу. Когда она взглянула на часы, было почти четыре. Скоро придет "ее первая большая ошибка". Ей очень не хотелось с ним встречаться, а не открывать дверь, прятаться, будто ее нет дома, не хотелось еще больше.

"Значит, надо уйти из дома. Куда? Поехать к Маринке – он вполне может быть там. К Петровым – Генка, небось, уже напился, а Лариса его пилит, нет, к ним в праздники нельзя. Может к Ирине Васильевне с Татьяной? Они приглашали, но неудобно как-то, у них, наверно, гости. А куда?.. Пойду к ним: в холодильнике есть бутылка белого сухого вина и шоколадка для младшей дочки Ирины Васильевны Светланки. Посижу часика полтора и уйду. Мне бы только смыться из дома на это время", – и она быстренько начала собираться, но уйти не успела, в прихожей раздался звонок.

– М-м-м, – простонала она. – Не успела. Ну... – вздохнула поглубже, – главное – в квартиру его не пускать, – но, взглянув в глазок, она увидела, что это Таня.

"Слава богу, теперь в любом случае отвяжусь, даже, если при ней придет".

Едва она открыла дверь, как Татьяна затараторила:

– Лен, что же ты? Мы ждем, ждем. Мама уже забеспокоилась, послала за тобой. Мы, конечно, все понимаем, но ты же еще молодая, чего тебе все дома сидеть. Конечно, тебе не до праздников, но ведь у нас никого чужих, все свои, ты просто отвлечешься, посидишь у нас, а, если захочешь, можем погулять пойти, ко мне ребята придут. Смотри, погода какая – ну, прямо весна!

– А я как раз к вам собиралась, – вклинилась в ее словесный поток Елена.

– Вот и замечательно. Одевайся и выходи, а то мне надо в магазин забежать, мама просила масла купить и кефир Светланке. Ой, она у нас уже большая, а как привыкла с детства кефир на ночь пить, так ни за что не уснет, пока стакан не выпьет, будет все ворочаться и ворочаться. А мама весь кефир в тесто использовала. Ой, Лен, она такой торт испекла, пальчики оближешь! А чем это у тебя пахнет? Ты тоже что-то пекла?

И хотя Таня спешила в магазин, она разулась и, потягивая носом, прошла в кухню.

– Лен, это что за пирог? А-а, такие пироги пекут крымские татары. Я пробовала. Они там много всякой начинки кладут, слоями, и пирог такой высокий получается. А этот, как ватрушка. Можно попробовать?

– Конечно, Тань, бери. Это пицца. Понравится, дам рецепт.

Пока Татьяна "пробовала", Елена быстро оделась, взяла приготовленную сумку и уже ждала, с улыбкой посматривая на торопливо жующую Танюшку.

– Ну что, понравилось?

– М-м-м, здорово, вкуснотища. Обязательно запиши рецепт. У меня мама любит всякие новинки. А что там?

– Много чего. А вообще, пиццу можно готовить с любыми начинками, все, что есть в холодильнике.

– Это как? – оторопела Таня.

– Не буквально, конечно. Ладно, я все запишу. Пойдем, а то Ирина Васильевна скажет: "Ушла и пропала".

– Ага, точно, обязательно скажет. И еще добавит: "Тебя только за смертью посылать".

Вот так, весело щебеча, они вышли из дома и направились к магазину. Нежелательного гостя они не встретили, но произошла другая встреча.

Когда девушки возвращались из магазина и уже направились к дому Татьяны, их догнал мужчина, которого Елена ни с кем никогда бы не спутала.

– Ах, какие прелестные девушки! Как бы кто не обидел. Разрешите вас проводить, тем более, что нам по пути.

"О, кого я вижу! Борода! Молоденький какой! К Аньке приехал. Что же без жены гуляешь?"

Молодой человек был ее очень хорошим знакомым по прошлой (или будущей) жизни. Она вспомнила, как он рассказывал ей о своей поездке в Самарканд к сестре своей жены. Тогда им не пришлось встретиться, а вот сейчас, это было даже забавно. И хотя Елена ответила ему по инерции дежурной фразой: "Спасибо, мы сами дойдем", – он, конечно, не отстал:

– Что вы, что вы, мне не трудно. А как же зовут очаровательных незнакомок?

Татьяна, такая общительная со своими, сейчас оробела и только улыбалась, крепче ухватившись за локоть подруги, а Елене вдруг стало весело, захотелось "приколоться", как сказали бы в ее, будем говорить, "другое" время:

– Возможно, что мы и скажем, как нас зовут, но позвольте сначала отгадать Ваше имя. Вас зовут Николай.

На лице попутчика мелькнула тень смущения.

– Да-а...

А Елена продолжала:

– Вы приехали из Ростовской области с женой. Ее имя Ирина. И приехали вы к ее родственнице.

– Мы с Вами знакомы? – с сомнением в голосе протянул Николай.

– Нет, – с трудом сдерживая смех, сказала Елена. – Но я хочу сказать Вам еще кое-что. Несмотря на Ваши похождения, Вы с женой проживете долго. Вы переживете свою жену, но чувство вины будет преследовать Вас до конца.

Николай уже открыл рот, то ли хотел что-то сказать, то ли от изумления, но Елена не хотела никакого диалога, она же не могла ничего объяснить ни ему, ни кому-либо другому, откуда она это знает.

– И еще, передайте своей свояченице Анне, чтоб не выпендривалась перед своим мужем. Не то, что лучше, а вообще другого, она больше не найдет, его же быстро подберет женщина более практичная и уже ни за что не выпустит. И пусть не позволяет своей "маман" соваться в ее семейные дела, потому что та, разведя ее с мужем, от нее отвернется. А когда придет беда, просто не пустит ее на порог, в самом прямом смысле. Эта "маман" и вас захочет развести, но Ваша Ирина поумнее, не поддастся. Так что, будьте со своей тещей поосторожнее – очень коварная особа, – а так как они уже подошли к Таниному дому, и попутчики молчали, ошеломленные ее словами, Елена закончила, как заправская колдунья: – Запомните мои слова и подумайте над ними, и обязательно передайте Ане. До свидания.

– Нет. Постойте! – очнулся Николай. – Вы кто? Ясновидящая? Гадалка?

– Внучка Ванги.

– Кого?

– Не важно, – и она, подхватив Татьяну, юркнула в арку между домами, оставив обалдевшего "провожатого" на улице.

Когда Николай пришел в себя и побежал за девушками, они уже зашли в подъезд, и он их просто потерял, как будто они растворились в воздухе. Ходить по подъездам, искать их, он не решился, да и Ирина, наверно, уже психует: ушел за сигаретами и пропал, а они собирались пойти погулять все вместе. Послезавтра им уже улетать, а Анна не показала им еще и половины того, что хотела. По дороге назад ("по пути" оказалось совсем в другой стороне) он все перебирал в голове услышанные слова. Верить им или не верить?

"Многое в словах этой девчонки, правда. Да что многое – все! А насчет будущего, черт его знает, может и верно. Вот только стоит ли говорить об этом другим? Ирина засмеет, Аня разозлиться, она и так меня недолюбливает, а если я скажу ей – не выкобенивайся перед мужем – она меня вообще "в порошок сотрет". Но если это все, правда? Я зла Анне не желаю, пусть живет со своим майором. А вот насчет тещи, эта "ясновидящая" права – настоящая кобра... А девочка хорошенькая, можно было бы заняться. Эх, жаль, скоро уезжать..."

Елене же пришлось объясняться с Татьяной:

– Я немножко знаю его свояченицу и семью ее, случайно, через Петровых. Остальное сочинила. Как? Классно я его "развела"?

– Чего? – не поняла еще обескураженная Таня.

– "Приколола". Ну, пошутила, то есть. Нечего на улице к чужим девушкам клеиться. Так?

– Ага. Точно. Нечего приставать к нам всяким старикам, у нас свои парни есть.

"Старикам... Это Колька-то старик? Двадцать восемь лет всего, правда, борода его немного старит. Эх, Танюша, видела бы ты, каким он станет в пятьдесят: лысый, как колено, пузатый, с утиной походкой, а туда же – ни одной юбки не пропустит, так еще норовит своими пальцами-сардельками полапать. Что бы ты тогда сказала?"

Дверь им открыла Танина мама – Ирина Васильевна, еще молодая женщина, лет сорока, небольшого роста, чуть полноватая, но очень красивая: большие голубые глаза, точеный носик и чуть пухловатые губы, светлые волосы уложены в модную высокую прическу. Елене она всегда нравилась: спокойная, рассудительная на работе, все-таки главный инженер проекта, но в нерабочее время – веселая, задорная, замечательная мама-подруга. Лена даже завидовала порой Танюшке белой завистью. Если бы ее мать относилась к ней с большим пониманием и доброжелательностью, может, она и не наделала бы столько ошибок, и не пришлось бы ей переживать свою жизнь заново.

Ее сразу посадили за стол, окружили вниманием. Семилетняя Светланка принесла свои тетрадки и стала хвастать своими первыми пятерками. Татьяна, взахлеб рассказывала, как они "прикололи" приставшего к ним по дороге мужика, конечно, приукрасила, присочинила, но все очень интересно и правдоподобно. А Ирина Васильевна подкладывала ей на тарелку кусочки повкуснее:

– Кушай, кушай, ты такая худенькая, ну, прямо, как моя Таня. Ты хоть готовить умеешь?

– Ой, мама! Ты, знаешь, какую пиццу она испекла, пальчики оближешь! Лен, ты обещала рецепт записать.

– Конечно, можно прямо сейчас.

– А где же ты научилась пиццу печь? – спросила Ирина Васильевна.

– Да я, вообще-то, умею готовить, но практики было маловато, мама не любила никого на кухню пускать – это была ее вотчина. Теперь, думаю, я наверстаю.

– Да-да, конечно, – тихо произнесла Ирина Васильевна и мягко погладила Елену по плечу.

А так как люди они были тактичные, то больше в разговорах не касались этой щекотливой темы.

В приятной компании за разговорами время пролетело незаметно. И, когда Елена уже собралась домой, к Тане пришли ее друзья: две девушки и три парня. Они зашли за ней, чтобы пойти прогуляться "перед сном", как пошутил один из парней. Елена их всех знала – это были две пары и Танин сосед, которого она звала "братик", а он ее "сестренка", потому что они с детства выросли вместе и иначе относиться друг к другу просто не могли. Конечно, Таня стала звать Елену с собой, но среди них не было того, ради кого она непременно бы пошла. И она предложила всей компании проводить ее до дома. Никто не возражал. По дороге Татьяна и им рассказала историю с провожатым, которая все больше и больше обрастала новыми подробностями.

"До чего же она забавная – Танюшка. Ей надо было не в строительный институт поступать, а в литературный, как складно и правдоподобно она рассказывает. А кто знает, может со временем она и найдет себя на литературном поприще. Надо ей намекнуть, может, задумается. Как жаль, что, уехав из Самарканда, я совершенно потеряла с ней связь и ничего не знаю, что с ней стало в дальнейшем".

Когда они подходили к дому, Елена издалека заметила на скамейке возле своего подъезда знакомый силуэт.

"Сидит. Ждет, зараза".

– Ребята, у меня к вам просьба. Там у подъезда сидит один человек, с которым мне не хотелось бы оставаться наедине. Пока я с ним не поговорю, и он не уйдет, не уходите, пожалуйста.

– Может, мы сами с ним поговорим, объясним доходчиво, чтоб сюда больше не совался? – с готовностью отозвался "братик" Леша, театрально засучивая рукава.

– Нет-нет. Я поговорю сама. Вы просто не уходите, будто я тоже пойду с вами гулять.

– Ну и пойдем, пока он не увидел, – предложила Таня.

– Спасибо, ребята, но мне просто необходимо, наконец, поговорить с ним, и я пойду домой.

– Ну, ладно, мы здесь подождем. Если что, кричи. Ну, ты, Ленка, решительная! Давай, иди.

Елена направилась к скамейке, прислушиваясь к себе.

"Интересно, какая из двоих Я победит. Восемнадцатилетняя в это время еще любила его, и ее просто трясло при одном его приближении. Вроде ничего. Держусь. Напряжена, но не до дрожи".

– Тимур? Здравствуй. Ты чего здесь?

– Тебя жду.

– Меня? И давно?

– Давно.

– У тебя какое-то дело ко мне?

– Да нет. Просто хотел увидеть.

– И ради этого столько ждал? С чего бы это?

Он почувствовал в ее тоне иронию, которой раньше не было, удивился и насторожился.

– Да, ты права, не только ради этого. Хотел тебя в гости пригласить, завтра, ко мне в Ургут. Предки уехали, так у меня небольшая компания собирается. Если ты едешь...

– Нет.

Еще одна неожиданность для Тимура. Эта девчонка была влюблена в него с девятого класса. И хотя она ему даром была не нужна, но ему льстило ее чувство, и он был уверен, что она побежит за ним, стоит ему поманить пальцем. Он даже сразу и не понял, что она просто сказала "нет", не объясняя, не извиняясь.

– Что "нет"?

– Просто "нет". Я не поеду к тебе в гости.

– Почему? – искренне удивился Тимур.

– Потому что не хочу, мне это не нужно. Все прошло, Тимур, "поезд ушел". И у меня к тебе просьба: больше не приходи ко мне, не нужно.

Его захлестнуло негодование: как это так, он был уверен, что этот "поезд" у него есть всегда "в запасе", а она заявляет, что он "ушел". Да она его просто "послала"!..

– Что, женишка себе нашла? – с вызовом процедил он сквозь зубы, косясь на стоящих в сторонке ребят.

– А вот это уже не твоего ума дело. Очень жаль, Тимур, что мы расстаемся на такой ноте, ты же – не глупый парень...

– Вот только не надо... – возмущенно бросил он, развернулся и ушел.

"Вот и все. Одна проблема решена. Жаль его, неплохой парень, способный, но...дурак... Что с ним будет?"

Увидев, что парень ушел, к Елене подбежала Таня.

– Ну, что? Все в порядке? Ушел? Чего он к тебе привязался?

– Все в порядке, Танечка. Просто наступает порой момент, когда начинаешь переосмысливать свою жизнь, свои поступки, и приходишь к выводу, что с некоторыми привычками, вещами, а также людьми, придется расстаться, им нет места в новой жизни.

– Да, Лен, я поняла, – сказала Таня тихим голосом.

"Какая же она умница!"

Тут подтянулась остальная компания, и снова все стали уговаривать Елену пойти с ними, только Таня молчала. Но, сердечно поблагодарив ребят, Елена вернулась домой.

На следующий день погода испортилась: набежали тучи, пошел мелкий дождь. С утра в душу к Елене начала закрадываться тоска и неуверенность, а сможет ли все сделать правильно, хватит ли сил, молодого задора, энергии? Но взяла себя в руки, и, так как решение глобальных задач откладывалось из-за второго праздничного дня, решила заняться мелкими домашними. Благо, погода и интуиция подсказывали ей, что сегодня ни одна душа не помешает.

Итак. В первую очередь она разобралась в кладовке, вход в которую был в спальне, переоборудовала ее в гардеробную, разобрала шифоньер и вторую кровать и вынесла их на лоджию. Попыталась прикрепить зеркало от шифоньера к двери новоявленной гардеробной, но в "железобетонную" древесно-стружечную плиту, из которой была сделана дверь, ни шурупы не вкручивались, ни гвозди не вбивались. Промучившись с ней чуть ли не столько же времени, сколько потратила на все остальное, плюнула и решила, что надо найти дрель. Затем перенесла комод из гостиной в спальню, а над ним повесила зеркало из простенка между кухней и прихожей. А вот в стену гвоздь под зеркало вошел достаточно быстро. Какие стены! И какие двери! На комод она поставила старый мельхиоровый подсвечник и вазу с купленными вчера цветами. Ковер со стены постелила перед кроватью.

"Что за убожество – эта кровать! Лучше бы мать в свое время купила одну, но порядочную, чем эту "порнографию", а я бы поспала на диване!"

Когда она начала употреблять это слово, как определение всего безвкусного, уродливого, беспорядочного? Она уже не помнила. Но теперь видно будет употреблять с восемнадцати лет. Вид этой куцей односпалки навел ее на мысль:

"А сколько же у меня денег? Когда у нас зарплата? – Десятого. – А мне ее выдали на похороны? – Нет, только выделили помощь. – Так сколько же у меня денег, и сколько я должна буду получить десятого?"

Она спрашивала себя восемнадцатилетнюю, и сама себе отвечала. Это было чудно и смешно. Но, наконец, она выяснила, что, если она купит новую кровать и даже новые шторы в спальню и покрывало, ей вполне хватит дожить до следующей зарплаты.

Это решение подвигло ее на новые подвиги: переставила мебель в зале, чтоб она стояла не "абы как", лишь бы поместилась, а, по возможности, постаралась сделать зону отдыха и зону приема гостей, совмещенную с рабочей. Ей не хотелось загромождать спальню дополнительным столом для работы, и потому она решила, что работать будет в гостиной за большим столом, а, если придут гости, которых она в ближайшее время не ждала, то доску с чертежами всегда можно быстро убрать. К великому ее сожалению, кухня и прихожая были так малы, что что-либо переставлять в них не было никакой возможности, просто кухня нуждалась в парочке настенных шкафов, а прихожая – в зеркале.

"О! Вот я куда присобачу зеркало от шифоньера – на дверь прихожей, которая всегда находится в открытом состоянии напротив входной двери. Самое – то!"

А так как дверь прихожей по счастливой случайности была из многослойной фанеры, зеркало ей удалось прикрепить довольно быстро, тем более что оно почти идеально входило в рамку от стекла, только было чуть короче. Она не стала слишком мудрствовать, а вставила его в нишу к стеклу и закрепила шифоньерными зажимами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю