Текст книги "Еще одна жизнь (СИ)"
Автор книги: Елизавета Назарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– Я помогу.
Маленькая «рыбка» с удовольствием барахталась в теплой воде, поддерживаемая большими сильными руками Вильдама, округляя, и без того огромные синие глаза, когда капельки воды попадали ей на лицо. Вильдам не удержался:
– А глазищи Андреевы. Вот только в кого она рыженькая? Андрей – черный, ты – светлая.
– Как в кого? В тебя. Вон у тебя усы, какие рыжие, – серьезно сказала Елена, сдерживая внутренний смех.
Вильдам удивленно на нее посмотрел.
– А что? Так бывает?
– А как же. Слышал такое, когда у белых родителей рождается черный ребенок? Это значит, что мамаша до замужества путалась с негром.
Он уставился на нее с недоверием, но она уже не могла сохранять внешнюю серьезность, в глазах у нее уже запрыгали веселые огоньки. Он заметил их, прищурился и расхохотался.
– Ну, молодец! Поймала меня!
От его низкого раскатистого смеха, глаза Машеньки еще больше раскрылись, и начали кривиться губки, готовые заплакать.
– Ну, чего ты грохочешь, папаша. Дочку перепугал.
– Хорошая шутка! Надо будет кого-нибудь так же наколоть, – сказал, успокоившись, Вильдам.
Через полчаса чистенькая, румяная Машенька уже жадно сосала мамину грудь, сонно прикрывая глазки. Вильдам сидел рядом и с восторгом наблюдал за этим процессом.
– Когда Катюха малая была, я как-то ни разу не видел, как она грудь сосет, то ли Вероника пряталась от меня, то ли вообще, при мне не кормила... Как трудится, бедненькая, даже пот на лобике выступил. Вот так вот, с молоком матери приучается маленький человечек тяжким трудом добывать себе пропитание.
Елена беззвучно засмеялась и сказала шепотом:
– Не смеши, а то я ее напугаю, и у нее будет несварение желудка.
– ...и будет плохо пахнуть...
– Вильдам, прекрати, – стараясь быть серьезной, чуть громче сказала Елена. – Чем больше ты будешь меня смешить, тем дольше я буду кормить, и тем беспокойнее она будет спать.
– Все. Молчу, – и он вышел из спальни.
Когда Елена перекладывала уснувшую дочку в кроватку, зазвонил телефон. Вильдам поднял трубку. Звонила Катя.
– Папа? Это ты? А мы с бабушкой тебя потеряли. Что ты там делаешь так поздно?
– А мы Машеньку купали. Все помощники разбежались, теперь моя очередь пришла помогать.
Катя секунду молчала.
– Пап, ты скоро приедешь?
– А что? У вас случилось что-то?
– Нет. Просто. Мы тебя к ужину ждали, но он давно остыл.
– Не ждите. Ложитесь спать, я поздно приеду.
– Ладно.
– Ну-ка, дай мне трубку, – услышал он голос матери. – Виля, ты что удумал? Ты смотри там, – и понизив голос до шепота, – ей еще нельзя. Терпения что ли нет?
– Мама, успокойся, мы не маленькие дети.
– В том-то и дело, что не дети...
– Так. Я здесь буду столько, сколько нужно. А если ты будешь меня контролировать, то и вовсе домой не приеду.
В трубке раздалось недовольное сопение, а потом снова голос Кати.
– Папа, не переживай за нас. Если ты там нужен, оставайся. Только в следующий раз предупреждай, чтоб мы не волновались.
– Хорошо, котенок. Виноват. Время быстро пролетело.
– А Машенька еще не спит?
– Кушает.
– А-а. Передай ей "спокойной ночи" от нас с бабушкой, и Лене тоже.
– Передам. Пока.
– Пока.
Подошла Елена.
– Что? Раскрыли нашу конспирацию?
– Неужели и я в старости стану таким? Ведь мама у меня всегда была тактичная, понимающая, никогда не вмешивалась в мою жизнь. А сейчас... Катя, и та взрослее ее.
– Не дай бог, когда престарелые родители начинают запоздало воспитывать своих давно взрослых детей, – вздохнула Елена.
– А это-то ты откуда знаешь? – спросил Вильдам, обнимая и прижимая ее к себе.
– На собственном опыте убедилась.
– Постой, – он взял ее за плечи и заглянул в глаза. – Откуда у тебя может быть такой опыт, ты же мать свою давно похоронила.
– Это в этой жизни. А в той... – она помрачнела. – Давай, не будем о прошлом.
– Хорошо. Давай, о настоящем. Она сказала, что тебе еще нельзя. Это правда?
– Да. Считается, что женщину нельзя трогать сорок дней после родов.
– А сейчас...
– ...месяц. Сегодня Машеньке исполнился месяц.
– Это так считается. А на самом деле?
– А на самом деле, зависит от ее физиологии: когда раньше, когда позже.
– А что говорит твоя физиология?
– А моя физиология говорит, что лучше ее пока не трогать.
– Почему? Не хочет?
– Она очень хочет, она страшно соскучилась по тебе, но еще не готова тебя принять.
– Что ж, столько ждал, подожду еще. Мне уйти или можно остаться? Я не раздразню твою физиологию?
– Господи, откуда в тебе столько терпения? – и ее прорвало. – Виленька, милый, родной мой, любимый! Останься, конечно, останься! Я так по тебе соскучилась! Я так хочу тебя!
Она принялась осыпать его лицо поцелуями, а он подхватил ее на руки и понес в спальню. И только положив на постель, спросил:
– А как же твоя физиология?
– К черту физиологию! К черту правила! К черту приличия! Я больше тебя не отпущу!..
Но она его не только отпустила, а даже настояла на том, что пока они поживут врозь.
– Не стоит, Виля, шокировать окружающих, даже если мы собираемся уезжать, ведь Андрея только полтора месяца, как похоронили. Всем же не объяснишь, что он нас сам благословил.
Первой об их решении пожениться узнала, конечно, Катя. Точнее догадалась и спросила Елену:
– Леночка, ты не обидишься, если я тебя о чем-то спрошу?
– Смотря, о чем спросишь.
Катя растерялась, но Елена улыбнулась и сказала:
– Шучу я, Катенька. Конечно, спрашивай.
Катя вздохнула, еще немного помедлила.
– У вас с папой роман?
– Нет. У нас с папой любовь, – спокойным, обыденным тоном ответила Елена, и этот тон снял с Кати неловкость, вызванную темой ее вопроса.
– А я знала, Лен. От так давно тебя любит, еще с тех пор, как мы познакомились. А ты знала?
– Знала.
– Но ты же за Андреем замужем была? – и осеклась, прикрыла рот ладошкой, бабушка строго-настрого запретила ей говорить с Еленой об Андрее, чтоб не бередить ее рану.
– Ничего, Катюша. Я уже успокоилась, уже могу говорить о нем без слез. Да, я была замужем за Андреем, а твой папа был нашим лучшим другом и любил меня. Я знала об этом, и если бы не его любовь, не знаю, выжила бы я или нет. Он такой замечательный, твой папа!
– Да. У меня самый лучший папа на свете! А когда вы поженитесь?
– Не знаю. Еще рано об этом говорить. Люди не поймут.
– А ты его любишь?
– Очень.
– Значит, теперь, Машенька мне сестренка будет? Недаром, я ее так люблю, как родную.
Второй эту новость узнала Татьяна. После того случая, произошедшего в день, когда Елена приехала из роддома, Татьяна часто забегала к ней, но об услышанном не заговаривала. Елена сама решила ей все рассказать.
Разговор с Катериной произошел на следующий же день, после ее объяснения с Вильдамом, а вечером, еще до его прихода, зашла Таня.
– Лена, я вижу, ты повеселела, наконец, – обратила она внимание на настроение подруги.
– Да, Танечка. Садись, поболтаем.
– Может, тебе нужно что-то помочь? Ты говори, не стесняйся.
– Нет, Тань. Сегодняшние дела я переделала, а завтрашние будут завтра.
– А Маша где? Вы же в это время гуляете.
– Она на лоджии в коляске гуляет и спит. Сегодня дождь, сыро. Мы вниз не ходили. Я и Катю домой отправила. Молодец, девчонка, каждый день приходит, не ленится, любит с Машей возиться.
– Что-то я и бабулек не вижу...
– А я их вчера по домам отправила.
– Как? И Надежду Вячеславовну?
– И ее.
– Поругались, да?
– Устала я от нее, она в последнее время меня достала: командует, суется везде, Евгению Семеновну и Катю к Маше ревнует. Пришлось не тактично объяснить, кто здесь хозяйка.
– Ой, Лен! А она что?
– Обиделась.
– И больше не придет?
– Куда она от единственной внучки денется?! Придет. Перебесится и придет.
– А Евгения Семеновна?
– А она решила не дожидаться, когда я и ей на дверь укажу, – хохотнула Елена.
– Как же ты теперь одна?
– Как все. У меня ребенок, тьфу-тьфу-тьфу, – сплюнула Елена через левое плечо и постучала по ручке кресла, – вроде спокойный, даже не ожидала. Столько было волнений, слез за время беременности, а она – молодец, папин характер.
– Нам с тобой даже и поговорить, как следует, в последнее время не удавалось.
– Теперь наговоримся.
– Да... – Татьяна задумалась на минуту. – Вот ведь как все повернулось. Все считали тебя самой счастливой, завидовали. Я тоже, грешным делом, завидовала.
– Вот именно, слишком все хорошо шло, так в жизни не бывает, – вздохнула Елена.
– Ну, почему? – у Тани на глаза навернулись слезы. – Всякая шваль живет, землю топчет, а такие парни, как Андрей...
– Не надо, Таня, а то я тоже заплачу. А мне плакать нельзя, молоко свернется – простокваша будет.
Таня засмеялась сквозь слезы.
– Ты еще шутишь. Откуда у тебя силы?
– А вон, моя силушка, в коляске сопит. Теперь, хочешь-не хочешь, а надо быть сильной, – Елена со светлой грустью посмотрела через балконную дверь на спящую дочку. – Но не только она меня спасла... – добавила она тихо.
Таня затаила дыхание, ожидая, что она дальше скажет. Елена повернулась к подруге, посмотрела ей в глаза.
– Ты уж, наверно, догадываешься?
– Догадываюсь.
Елена отвела глаза, улыбнулась.
– Это же надо, я поражаюсь ему. Он столько меня ждал! Любил и ждал. Любил и спасал. Не такая уж я сильная, как кажусь. Давно бы могла сломаться, но он не позволял мне сдаваться. Удивительный человек!
– Так ты, что? С ним теперь?
– Буду с ним. Мне и Андрей добро дал...
– Как? – изумилась Таня.
– А он приходил ко мне, вернее сказать, показался. Что он был здесь все это время, я чувствовала, но не видела. А вчера он мне показался и благословил на брак с Вильдамом.
У Татьяны мурашки побежали по телу и волосы на голове поднялись. Она смотрела на Елену полными ужаса глазами.
– Ты его видела?
– Да, как тебя. Он сначала с дочкой поиграл, а потом подошел ко мне, погладил по голове и сказал, чтоб выходила замуж за Вильдама. Он, оказывается, знал, что Вильдам меня любит. А молчал... Это с его-то ревностью...
Татьяна беспокойно посмотрела по сторонам и поежилась. Лена заметила это и усмехнулась.
– Не бойся. Его уже нет. Он ушел.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал, что уходит и больше не придет.
Таня помолчала, а затем спросила с сомнением.
– Разве такое может быть?
– Может. На свете всякое бывает, – вздохнула Елена.
– Значит после смерти – смерти нет?..
– Нет.
– А что есть?
– Не знаю. Но то, что душа бессмертна, это я знаю точно.
– И мы потом встретимся с ними со всеми...там?..
– Думаю, встретимся.
Они сидели молча, задумавшись каждая о своем.
Из задумчивости их вывела Машенька. Она заерзала, раскачивая коляску, закряхтела, а потом залилась плачем. Обе подруги бросились к ней.
Когда девочка, переодетая в ползунки, уже лежала на диване в подушках и старательно ловила взглядом погремушку в руках Елены, Таня, наконец, решилась на то, ради чего пришла:
– Лена, а я тоже хочу тебе кое-что сказать. Мы с Сашей позавчера подали заявление.
– Да вы что? Решились, наконец. Ну, и когда свадьба?
– Тридцатого апреля. Еле уговорили, чтоб нам на май не назначили. В мае замуж выходить – всю жизнь маяться.
– Это точно. Молодцы! Теперь погуляем...
– И еще, Лен... – Таня замялась, отвела глаза в сторону.
– Что? – с лукавой улыбкой посмотрела на нее Елена.
– Я, кажется... беременна...
– Сколько?
– Две недели задержки.
– А чувствуешь себя как?
– Нормально.
– Потому и подали заявление?
– Нет. Саша еще не знает.
– Как? – удивилась Елена. – Обычно, будущему отцу первому сообщают.
– Да я все не уверена была, все сомневалась. Решила сначала с тобой поговорить, а у нас все не получалось, бабушки мешали.
– А мама знает?
– О свадьбе знает. Саша накануне официально руки моей просил.
– А мама что?
– Сказала: "Слава богу! А я думала, что никогда не соберетесь", – и она вспомнила смущенное выражение Сашиного лица после этих слов.
– А о беременности ты ей сказала?
– Нет. Я же говорю, я все сомневалась: со мной ничего не происходит, просто месячных нет.
– Так еще рано. Что ты хочешь, чтоб с тобой происходило?
– Ну, как же: тебя и тошнило, и рвало, и голова кружилась, и спала ты все время...
– Это я. А у тебя всего этого может и не быть, тем более – срок еще маленький.
– Да? А мне так хочется что-нибудь почувствовать...
– Ой, лучше не надо. Ничего приятного в токсикозе нет. Приятное будет, когда зашевелится.
– А когда зашевелится?
– Еще не скоро. Месяца через четыре.
– А как это?
– Сама узнаешь.
Их доверительную беседу прервал звонок в дверь. Пришел Саша, а за ним по лестнице поднимался Вильдам.
– Виля, у ребят новость! – сказала Елена, когда все прошли в гостиную, где с Машенькой на руках их встречала Татьяна.
– Давно пора, – неожиданно ответил Вильдам.
– А Вы откуда знаете? Мама сказала? – удивленно спросила Таня.
– Нет. Ира ничего не говорила. Это по вашим лицам видно, – сказал он с улыбкой и, глядя на Татьяну, добавил: – А тебе идет: ты – как мадонна с младенцем.
Татьяна зарделась, прижала девочку к груди, поцеловала в лобик и сказала:
– Материнство любой женщине идет.
– А отцовство? – протянул руки к Машеньке Александр, но взял ее так неумело, что девочка в его руках сморщилась и заплакала.
– А вот отцовству учиться надо, – сказал Вильдам, отбирая у него ребенка. В его руках Машенька сразу успокоилась и заулыбалась.
– Смотрите, улыбается! – восторженно воскликнула Таня.
– Видишь, Вильдам, она в тебе отца признала. Придется тебе жениться на Елене и удочерять ее, – неожиданно для всех сказал Саша.
Все трое изумленно посмотрели на него.
– А что я такого сказал? – зарделся, как девица, Саша, у него была нежная кожа на лице с близко расположенными капиллярами, и он всегда очень быстро краснел.
– Все правильно сказал, Саша, – пришел ему на помощь Вильдам. – Слышишь, Елена, что люди говорят?– придерживая девочку одной рукой, другой он обнял Елену и с нежностью на нее посмотрел. – Я готов жениться, хоть сейчас.
Елена посмотрела на Сашу и Татьяну с ожиданием.
– Ну, что, ребята, не осудите, благословите, как лучшие друзья Андрея?
Александр с Татьяной переглянулись, обнялись, и Саша сказал:
– Жизнь идет вперед, на месте не стоит. Думаю, Андрей был бы только рад, что ты счастлива и что его дочь не будет расти безотцовщиной.
– Да. Андрей будет рад видеть вас счастливыми, – добавила Таня и подмигнула Елене.
Вильдам заметил это, наклонился к Елене и прошептал в самое ее ухо:
– Ты ей говорила?
Елена кивнула, а потом подняла губы к его уху:
– Она же моя лучшая подруга...
– Вы что, уже целуетесь? – притворно строгим голосом спросил Саша. – Мы команду "горько" не давали.
– Будем мы вашу команду ждать, – усмехнулся Вильдам, а Елена сказала:
– До "горько" еще далеко. Вот сыграем вашу свадьбу, потом еще полгодика подождем...
– Сколько-о?! – очень натурально ужаснулся Вильдам, а Маша на его руках вздрогнула и заплакала. – Вот видишь, даже дочка возмущена.
– Я говорю об официальной стороне, – успокоила его Елена.
– Кхм, кхм, – кашлянул Александр, привлекая к себе внимание. – Я тут в связи с нашим предстоящим торжеством, а теперь и вашим, бутылочку принес. Тебе лимонад, – опередил он Елену, уже раскрывшую рот, чтоб что-то сказать.
– Мне и лимонад нельзя. Я буду сок пить. Вот только, Машу покормлю и приду, а вы пока на стол накрывайте, – она взяла дочку из рук Вильдама, та сразу расплакалась. – Ах ты, любительница мужских объятий! Будешь плакать, будешь папину грудь сосать, – приговаривала она, унося девочку в спальню.
За столом, когда Александр разливал вино, Татьяна прикрыла свой бокал рукой.
– Я буду лимонад.
– Почему? – удивленно поднял брови Саша и оглянулся на других, сидящих за столом.
Елена с улыбкой опустила взгляд в свой бокал с соком, Вильдам понимающе кивал головой и ухмылялся в усы, а потом развел руки в стороны.
– Все парень, ты попал...
– Что? Что это значит? – удивился и опять покраснел Саша.
– А это значит, что пора проходить курс "молодого отца". Ничего, парень, не переживай, – Вильдам похлопал Александра по плечу, – теорию прочитаю я, а практику пройдешь с Марией.
– Да нет. Не может быть. Таня? – обернулся он к ней. Татьяна тоже сидела красная, как рак. – Это что же? Все знают, один я не в курсе, как дурак.
– Откуда вы все знаете? – обратилась Таня к Вильдаму. – Я только с Леной поделилась...
– О-о-о... Это и кошке ясно: если девушка, собирающаяся замуж, вместо вина за свое будущее семейное счастье пьет лимонад, значит, она уже ждет прибавления этого самого будущего семейства.
Александр сидел молча, ошеломленный новостью. Таня сжала его руку своей.
– Саша, ты не рад? Ты обиделся?
– Я рад. Но почему не я первый это узнаю?
– Я хотела с Леной посоветоваться, чтоб не быть голословной, и сегодня обязательно сказала бы.
– Это точно?
– Точно.
Александр засиял, наконец, до конца осознав услышанную новость.
– Ну, что же вы сидите? Поздравляйте меня! Я тоже отцом буду!..
А через три дня Олег Моисеевич уже принес ей задания для контрольных и необходимые пособия.
– Если будут вопросы, обращайся.
И опять каждый час, каждая минутка ее жизни оказалась заполненной работой: дочка забирала основную часть времени, учебе Елена могла уделять внимание только, когда та спала или гуляла с Катей или Татьяной.
Вильдам приезжал каждый день, с удовольствием возился с малышкой, купал ее, если не было других помощников. Кормил Елену. Как-то он спросил ее, ужинала ли она:
– Нет, – ответила та. – Я целый день что-нибудь жую и пью, пью и жую, чтоб молоко прибывало, а аппетита нет совсем, и готовить себе не хочется.
С тех пор он сам по вечерам готовил ей ужин и кормил. И с огромным сожалением каждый раз уезжал от нее, не зависимо проводили они какое-то время в постели или нет.
За это время Елена успокоилась, обрела трезвость мысли и решила, что пока уезжать не стоит, надо сначала закончить институт. Вильдам согласился с ее решением, тем более, что пока ни тот, ни другая никому об этом не говорили.
Надежда два-три раза в неделю заходила навестить внучку и старалась ни во что не вмешиваться. Но, когда она узнала, что Елена собирается на свадьбу к Татьяне, она возмутилась:
– Еще и трех месяцев не прошло, а ты уже собираешься идти веселиться. Как тебе не стыдно? Ты же вдова!
– Мне не стыдно, Надежда. Татьяна – моя лучшая подруга, Александр – лучший друг Андрея. Не думаю, что Андрей был бы против того, что я от нас обоих поздравлю наших друзей.
– Они и меня пригласили, но я отказалась. Я сказала им, что и они могли бы повременить.
– А вот это уже верх бестактности! Они не виноваты, что это случилось с Андреем. А помнить и любить его – это не обязательно носить черную одежду и маску скорби на лице. Андрей ушел от нас молодым, жизнелюбивым. И он не был бы в восторге, если бы мы все замкнулись в своем горе и похоронили себя вместе с ним. Жизнь продолжается, и мы должны прожить ее в полной мере достойно. Поверь, Надежда, я знаю: наши слезы по умершим близким их не радуют, они радуются нашему счастью, нашим успехам.
– Откуда ты, девчонка, можешь это знать?
– Не всегда возраст определяет количество ума и жизненного опыта. Но я отвечу на твой вопрос: ко мне иногда приходит моя умершая бабушка, ко мне приходил Андрей.
Надежда недоверчиво на нее посмотрела.
– Этого не может быть. Ты врешь, ты все придумала.
– А я много тебе когда-либо врала?
Свекровь замолчала, ей нечего было возразить. Она слышала от других, что к ним во сне или наяву приходили умершие близкие. Она считала, что о таких вещах или не говорят ничего, или говорят правду. Она опустила глаза, помолчала и спросила:
– И что он сказал?
Елене стало жалко ее: все же она была замечательной матерью для Андрея, а он был единственным смыслом ее жизни, и, если бы не Олег Моисеевич, неизвестно, выжила бы она после такого удара? Ей захотелось успокоить Надежду и взбодрить, и она сказала ей то, что той хотелось услышать:
– Восхищался Машенькой, говорил, чтоб не плакали по нему, просил тебе передать, что очень тебя любит и просит у тебя прощения, что не сберег себя, – у Нади по щекам покатились слезы. – А еще сказал, что не будет ему там покоя, пока мы здесь его не обретем, чем счастливее мы здесь, тем светлее и покойнее ему там.
Надежда совсем расплакалась, но сквозь слезы светилась счастливая улыбка. Она поверила каждому слову Елены. Ей хотелось поверить, и она поверила.
– Почему же он ко мне не пришел?
– Не знаю, Надя. Наверно, потому, что он жил здесь со мной все это время, я чувствовала это, но увидела только тогда, когда он собрался уходить. Видно он сам решил показаться, чтоб поговорить со мной.
Надежда смотрела на нее широко открытыми глазами и кивала, а потом утерла слезы и с сомнением спросила:
– А ты не испугалась?
Елена улыбнулась, вспомнив свой ужас при появлении Андрея, но этого ужаса в душе уже не было, осталось умиротворение от его слов, и еще, последний взгляд его пронзительных синих глаз, ласковое прикосновение руки к волосам и нежный поцелуй.
– Кого, Андрея? Почему я должна его пугаться? Я знаю, что он никогда не причинял и не причинит мне зла.
– Какой он был?
– Красивый... поиграл с Машенькой, она его за палец держала, а потом меня по волосам погладил, я почувствовала, рука его, я узнала, мягкая, нежная, теплая, а совсем не холодная.
Надежда порывисто вздохнула.
– Он не говорил, не придет больше?
– Не говорил, не знаю. Может когда-нибудь и придет. Бабуся моя, скоро уже пять лет, как умерла, а редко, но приходит.
Надежда уже совсем успокоилась.
– Ну, а тебе что сказал? – голос ее окреп и приобрел обычные металлические нотки.
"Так я тебе и сказала... Что б ты снова заорала..."
– Что просил тебе передать, я передала, а то, что лично мне сказал, со мной и останется, – в тон ей ответила Елена.
Надежда промолчала, сдерживая уже рвавшееся из нее возмущение, затем со скорбной миной сказала:
– Что ж, если решила идти – иди, но я не пойду, посижу с Машенькой. Когда у них свадьба?
– В субботу, тридцатого.
– Ну вот, а я думала после праздников, – с каким-то сожалением сказала Надежда и задумалась.
– А что такое? – спросила Елена.
– Да Олегу двойную путевку выделили на десять дней в дом отдыха на Иссык-Куль. Он хотел, чтоб мы вместе поехали, а путевка до третьего мая. Значит, один поедет, я останусь.
– Зачем, Надя? Конечно, поезжай. А с Машей Евгения Семеновна посидит, я не долго, часа на три-четыре, мне же ее кормить. А тебе из-за трех часов десять дней такого чудесного отдыха терять...
– Да что – отдых! Я не ради отдыха, его одного нельзя отпускать, он же, как ребенок. Это в науке он "дока", а в быту сущее дитя, – "пожаловалась" Надежда.
– Тем более, поезжай. А за Машеньку не переживай, ты же Евгению Семеновну знаешь, она с ней справится.
Надежда еще помолчала. Подумала, повздыхала и согласилась. А у Елены, как камень с души свалился.
Перед свадьбой Татьяны с Александром, Вильдам спросил у Ирины Васильевны:
– И где ж твои молодые жить будут?
– У меня, где же еще? У Саши негде, у них квартира двухкомнатная, а их четверо: мать с сожителем, он и младшая сестренка-школьница. А у нас все же трехкомнатная, у Тани своя комната. А мала станет, гостиную им отдам.
Вильдам ничего ей не сказал, а дома решил поговорить с матерью. Дело в том, что в последнее время Евгения Семеновна постоянно жила с ним, а ее однокомнатная квартира, обмененная из Ташкента, пустовала, Катерину ждала, как говорила мать. Но Катя еще училась в девятом классе и отдельно жить пока не собиралась.
– Мам, давай, дадим молодым пожить самостоятельно, и за квартирой присмотр будет.
– Пусть живут, я не против. Все равно, ты, поди, к Елене скоро переселишься, а мы тут с Катенькой поживем. Глядишь, всем хорошо будет.
В тот же день Вильдам рассказал Елене о своей идее.
– Виля, какой же ты у меня, молодец! Да они и мечтать не смеют о таком подарке. А мы с Катей устроим им там уютное гнездышко. Ты не против?
Зная любовь Елены к разного рода обустройству, он рассмеялся:
– Давайте, давайте, только не перестарайтесь, фантазерки.
Три дня Елена с Катей занимались подготовкой квартиры Евгении Семеновны к встрече с молодоженами. Благо ее квартира в соседнем доме с домом Вильдама. Елена с утра привозила Машеньку к Евгении Семеновне, и между кормлениями они с Катей бегали по магазинам, покупали необходимые ткани и другие вещи для осуществления задуманного Еленой интерьера, переставляли мебель, украшали квартиру. Комнату Елена разделила на две зоны: спальная зона и зона отдыха. На старой, но еще крепкой, полуторке они сменили матрац и убрали нижнюю спинку, саму кровать развернули. И хотя она стала занимать больше места, но зато никому не придется спать у стенки. Застелили новое красивое белье и сшитое Еленой по этому случаю покрывало. Над кроватью повесили бра. Старую ширмочку Евгении Семеновны Вильдам перетянул плотным холстом, на котором Катерина нарисовала восход солнца в горах. Она училась в художественной школе и очень неплохо рисовала. А с другой стороны Елена задрапировала ее тканью в тон шторам. Диван и старое кресло-качалку развернули спинкой к ширме, закрывавшей кровать, и лицом к окну. Между ними поставили купленный специально маленький столик. Возле кресла поставили старый, но с новым абажуром, торшер. Телевизор оставили в углу у окна, а вдоль другой стены – книжный шкаф и ближе к спальной зоне шифоньер. Раскладывающийся обеденный стол они вынесли в кухню. Квартира у Евгении Семеновны здесь, в Самарканде, была улучшенной планировки с большой кухней, которую Елена тоже разделила на две зоны: рабочую и обеденную. Везде повесили новые шторы и занавески. В день регистрации Катерина купила большой букет красных роз и расставила их в разных местах: в изголовье кровати, на столике в гостиной, на столе в кухне и положила по цветку на каждую подушку на кровати.
На свадьбу приехал отец Татьяны, Дмитрий Дмитриевич, он жил на севере в Норильске. Отец сделал молодым шикарный подарок – пригнал новую «Ниву». Радости Александра не было предела! У него были права, но старенький «Запорожец», оставшийся после смерти отца, забрал старший брат, живший сейчас в Душанбе. А вот теперь у него будет не старый разбитый «Запорожец», а новенький «советский джип» «Нива»! Пусть брат завидует!
На свадьбе Вильдам в качестве подарка преподнес Татьяне ключи от квартиры Евгении Семеновны.
– Подарить эту квартиру я не могу, она государственная, а не кооперативная, но жить можете сколько хотите. Мама свои вещи забрала, там осталась кое-какая мебель и посуда на первое время, – говорил он посмеиваясь. – Потом обживетесь, сами обзаведетесь.
Для молодых супругов это было полной неожиданностью: Таня прослезилась, а Александр долго тряс руку Вильдама, повторяя:
– Спасибо! Вот уж спасибо, так спасибо!..
Елена шепнула на ухо Татьяне:
– Можете сразу после свадьбы ехать туда, мы с Катей для вас сюрприз сделали.
– Какой? – тоже шепотом спросила Таня.
– Если скажу, сюрприза не будет. Не переживай, хороший. Думаю, вам понравится.
Уже в конце гулянья Саша предложил Вильдаму:
– Махнем завтра в горы на два дня двумя машинами?
– С огромным бы удовольствием, целый год в горах не был. Но у нас Машенька маленькая, Елена ее кормит, надолго оставлять не может. У нее и сейчас сердце болит, уже дважды бегала звонить. А брать ее с собой – в горах ночью холодно.
Подошли Таня с Еленой.
– Вы о горах? – услышала Таня последние слова Вильдама.
– Вот, зову Вильдама в горы с ночевкой, а он не хочет.
– Я хочу, но не могу.
– Это ты о Машеньке? – спросила Елена, прижавшись щекой к его плечу.
– Конечно. Куда ее тащить? Да и ночи в горах холодные.
– А в машине тепло, – возразила Татьяна. – Я, конечно, не знаю, это вам с Леной решать, но мне кажется, что чистый горный воздух Машеньке не повредит.
И все посмотрели на Елену, понимая, что последнее слово будет за ней.
– А кого вы берете с собой? – спросила она, после некоторого молчания.
– Отца, он давно в наших горах не был, маму и Светланку, – ответила Татьяна, с надеждой глядя на Елену.
– Мы могли бы и одни, но с вами веселее, – намекнул Саша на гитару. – Вы же наши лучшие друзья!
– Виль, может, поехать? Машенька здорова, на свежем воздухе спит замечательно, каши ей варить не надо, ее еда всегда с собой – это я, нянек навалом, погода хорошая. Вот только пеленок много понадобится.
– А зачем? Мы возьмем веревку, протянем между деревьями, они на солнышке быстро высохнут, – подсказала Таня.
– Ну что? Махнем в ущелье. А? – повернулась Елена к Вильдаму и добавила шепотом в самое ухо: – Навестим нашу котловинку, мы там три года не были...
– А после я перебираюсь к тебе, – тоже шепотом поставил условие Вильдам.
– Да. Шантажист...
– Поехали, – махнул рукой Вильдам. – Тогда, молодые, собирайтесь, прощайтесь с гостями, мы отвезем вас на квартиру, вы же адреса не знаете. Завтра долго не спите, я заеду за вами в десять. А родители тоже пусть будут готовы к этому времени. Елена, где Катюха? Поехали домой.
Дома им пришлось выдержать атаку Евгении Семеновны. Узнав о предстоящей поездке, она всполошилась.
– Вы что? Совсем с ума сошли, тащить такого маленького ребенка черте куда?!
– Евгения Семеновна, там тихо, воздух превосходный, а спать она может в машине, в ней тепло.
– Воздух превосходный... Она еще молодая, а ты-то думаешь своей головой? – обратилась Евгения Семеновна к сыну.
– Ба, а поехали и ты с нами, – вступилась за отца и Елену Катя. – Вот увидишь, тебе понравится.
– Только мне по горам с рюкзаком и лазить.
– А зачем с рюкзаком? – обнял мать Вильдам. – Машиной до самого места довезем, машиной же и назад.
– Что, и взбираться никуда не надо? – спросила с сомнением Евгения Семеновна.
– Никуда. Потому и решили Машеньку взять. Мам, может, действительно, с нами поедешь? Мы тебе такое место покажем, замечательное: птицы поют, цветы полевые, как у тебя на родине, ручей с чистейшей водой...
– Вот-вот, вода холодная, не хлорированная, – уже тише возражала Евгения Семеновна.
Вильдам рассмеялся:
– Что – правда, то – правда: без хлорки, но если нужно – вскипятим.
– А если дождь? – почти совсем сдалась мать.
– А палатка на что? А машины? Ну, что? Едем?
Евгения Семеновна вздохнула, посмотрела снизу на окруживших ее детей, улыбнулась.
– Нет. Я не поеду. Для меня уже такой отдых хуже работы. Но, если малышку простудите, – погрозила она пальцем Елене и Вильдаму, – я с вас по всей программе спрошу.
– Не простудим, – ответила с улыбкой Елена.
И все трое бросились обнимать и целовать маленькую, сухонькую старушку, напоминавшую Елене ее бабушку, которая ворчливо посмеивалась:
– Ну вот, теперь решили задушить меня. Да согласна я, согласна.
Елена предложила всем остаться ночевать у нее, но Евгения Семеновна категорически отказалась:
– Стара я, по чужим домам ночевать, не усну. Я к Вилиной-то квартире долго привыкала.
И, как не хотелось Вильдаму остаться, они уехали.